Астери

      Юлиан       Живешь себе спокойно, живешь, думаешь, что все-то у тебя нормально, а потом — бац! — и что-нибудь случается. Переворачивает все и вся, и вдруг выясняется, что как прежде уже и не хочется, и не можется. Погостил я у Саши и, что естественно, вернулся домой. А тут — внезапно — стены тонкие, я и соседей слышу, и шум со двора, хотя на пятом этаже, да и кровать не такая удобная, как его диван. Ну и самого Саши нет, что вовсе печаль печальная. Так что я не выспался, а без шитья чуть не исстрадался весь. Пришлось занимать себя уборкой, стиркой и составлением списка. А посетив интернет и почитав, что еще мне может пригодиться, в список добавились еще пункты.       Когда Саша позвонил и сказал, что едет, я на радостях даже одеваться нормально не стал, так и поскакал в чем был. Шорты с майкой, сверху куртка, на босу ногу ботинки. Гуляй, рванина! Новый писк моды! Сведу с ума местную интеллигенцию!       Ноги начали мерзнуть уже через минуту моего стояния на улице. К прибытию черной Сашиной ауди я постукивал зубами, так что, увидев машину, подпрыгнул от радости. Он еще и остановиться толком не успел, а я уже пулей влетел на пассажирское.       — Я на минуточку, — сообщаю и, сцапав его ладонь, кладу себе на замерзшую коленку. Удивительно, что кожа не шкварчит от его почему-то огненной ладони. — Привет!       — Ты чего такой околевший?! Тебя хоть на день можно без присмотра оставить?! — Саша делает обогрев посильнее, и я блаженно улыбаюсь.       — Можно… С шитьем! Ты же взял, да?       — Взял, все взял. Давай, грейся и пойдем, помогу донести. Я больше не буду звонить заранее! — Саша растирает мне ноги руками, отчего я совсем уж как чудик улыбаюсь.       — Поможешь, а потом поцелуешь? — уточняю я.       — Нет, считай, наказан, — сказал и, наклонившись, быстренько меня целует, пока никто не увидел.       — Все, пойдем, а то мне этого мало! — я улыбаюсь и, открыв дверь, выпрыгиваю на улицу. В машине было лучше, честно. А тут мне совсем не нравится.       Саша тоже выходит из машины и, открыв багажник, сует мне пакеты с тканью и одеждой, а сам берет швейную машинку. Ну и хорошо, а то она тяжелая. И мы идем ко мне.       — А ты выспался? — спрашиваю, перешагивая сразу по две ступеньки.       — Да, почти. Ты приготовил список необходимого и пожелания по графику?       — Я же тебе уже пожелал график, Саш. Уверяю, ничего не изменилось. А список да, составил.       Мы заходим в мой маленький коридорчик, и я стягиваю ботинки, наступая на пятки, а потом несусь в комнату, приводя в движение «ветерок», что висит в прихожей, и скидываю пакеты к себе на кровать.       — А куда нести-то? — раздается громкое Сашино из коридора.       — Сюда.       Саша заходит в комнату уже разутым и оглядывается, я указываю ему на свой письменный стол, куда он и ставит машинку.       — Я тут с привидением живу, — сообщаю ему, на кровать брата косясь. — Можно находиться только на этой половине, чтобы оно не проявилось.       Наскакиваю на Сашу и наконец-то обнимаю его. Я успел соскучиться, между прочим.       — Почему не выбросите вторую кровать? — непонимающе спрашивает Саша, в его голосе сквозит удивление. Понимаю, для меня это тоже непонятная загадка.       — Мне его вещи даже трогать нельзя. Не знаю, зачем это все. Может, надеются, что оживет и вернется? Не хотелось бы делить комнату с зомби, — дергаю плечами, представив брата в новом амплуа.       — Мертвые не оживают, как бы нам того ни хотелось… только в воспоминаниях.       Я отрываю щеку от его груди и смотрю на Сашу, у него взгляд потускнел, но он тут же моргает и сбрасывает с себя это состояние, будто и не было ничего. Он кого-то потерял, да?.. Явно не такого, как мой брат, по которому я не скучаю.       Саша улыбается мне и спрашивает:       — Так что ты там говорил насчет поцелуев?       Ответа моего не ждут, а тут же утягивают в поцелуй, следом и на кровать валят, отчего все пакеты в разные стороны прыгают. Я смеюсь и целую-целую-целую, крепко к себе прижимая. Очень по тебе скучал, Саш.

***

      Юлиан       Я зомби… только вместо «мозгов» требовательно хриплю: «Шить… шить!..» Мне нужно ехать в «Астери», Саша позвонил, попросил, только я не помню к какому времени. Говорил ли он вообще? Если бы я знал, что мы встретимся так скоро, я бы поспал, честно. А то меня пугает его угроза про аннексию швейной машинки. Вчера он очень серьезно грозился так и сделать, когда приезжал забрать готовые костюмы.       Я оглядываю себя, вроде нормально оделся, адекватно, и иду на выход — на ручке двери пакет, который сам сюда и повесил. Открываю, там халат черный с золотым дракончиком на груди и орнаментом на рукавах. Я его точно доделал? Достаю, проверяю, да готов. Складываю аккуратненько и убираю обратно, цапая пакет с собой. Умыться надо бы холодненькой водичкой.       Я каким-то макаром завершаю мыльно-рыльные и даже справляюсь с верхним слоем одежек, вызываю такси, но лишь оказавшись на улице понимаю, что забыл про носки.       Просыпаюсь от окрика водителя и понимаю, что всю дорогу продрых в обнимку с драконом, вернее, с халатом. Как я в машину-то сел?       Сую хмурому дядьке денежку и, выскользнув наружу, прямым ходом в кабинет к Саше. Скребусь в дверь из последних сил. Надо бы кофе, говорят, помогает или энергетик… Я такое не пью, но некоторые чуть не литрами потребляют. Слышу дозволение войти и вваливаюсь неуклюжим бегемотиком, осоловело смотрю на Сашу — моего дорогого полурабовладельца.       — Боже, Юль, что с тобой? Чего зеленый такой?       — Сергей Ксандрович, — киваю одному, потом второму. — Андрей Игоревич.       И все, миссия выполнена, делаю пару шагов и заваливаюсь на диван.       Я успел уснуть, а меня уже по щекам лупят.       — Ну-у не надо. Спать, минуточку, пожалуйста. Я дома забыл, — плаксиво бурчу, пристраивая ухо на шуршащий пакет, и отодвигаюсь от прохладных пальцев, а то вдруг опять бить будет.       — Он че, подсел? — слышу голос. Куда подсел, я же лег?

***

      Ксандер       — Переутомление, — констатирует Вектор, отходя от вновь отключившегося Юля. — Не спал несколько суток, вот и эффект.       Вектор машет на Юля рукой, мол, что с дураками сделаешь, а я, вздохнув, иду за пледом и подушкой, чтобы уложить идиота поудобнее. Шизанутое создание! Это ж надо так! Он когда ввалился, я решил его опять чем-то напичкали, настолько дико он выглядел.       Вектор, собрав свои микстурки-пилюльки, уходит, оставив рекомендации по восстановлению безмозглых сумасшедших кутюрье, а я, накрыв Юля, поворачиваюсь к Гарику, который абсолютно закономерно выдает:       — Ты что, в рабство его сослал?       — Нет! Домой! Мы поговорили, и я его отправил на выходные, пока не переоформим, четыре дня назад…       Я видел его вчера, заезжал, забирал готовое перед встречей с Христосом Тритоновичем. К начальству если и ехать чего просить, то должно быть готово абсолютно все, чтобы коли даст добро, сразу и автограф, в ином случае, выловить его ещё раз для подписания договора целая миссия. Юлиан выглядел, конечно, уставшим, и я заметил, что он недосыпает, но и подумать не мог, что все настолько плохо!       — Завалил работой, чтоб мальчик не скучал? — выдаёт новую, без сомнения логичную версию. Я бы на его месте так и подумал, и никто бы меня в этом переубедить не смог. Смотрю на него с полным отчаянием, понимая, что шансы сорвать сделку стремятся к максимуму.       — Да нет же! Наоборот, сказал, что если не будет отдыхать, машинку конфискую, чтобы спал… Он и так сделал больше, чем требовалось! Я знал, что он любит шить, но не предполагал, что прям до мании…       Гарик смотрит вот вообще без всякого доверия, оно и понятно, кто ж в здравом уме без роздыху и продыху станет строчить костюмы, если не заставляют. Я только и могу, что руками развести, потому что доказательств ноль целых ноль десятых. Я считал Юля на должности «бабочки» ходячей катастрофой? О нет, то цветочки! Так и не дождавшись от меня никаких оправданий, Гарик поднимается и подходит к дивану, внимательно спящего оглядывая. Потом резко наклоняется, хватает за плечо и дико трясет. Я не ожидал от обычно спокойного Гарика ничего подобного, потому и запоздал — пока Юль сомнамбулически качается, этот уже дознание ведет:       — Кас тебя обижает?       — Саша хороший! — выдает Юль любимую мантру и отпихивает от себя чужие руки, но Гарик не унимается и спрашивает ещё:       — Почему не спал?       — Под… рок, — невнятно бормочет Юль, ёрзает и пытается вжаться в спинку дивана, я этого измывательства не выдерживаю и перехватываю руку Гарика, отталкивая.       — Не трогай его, он пугается. Мы можем перенести все на другой день.       — Перенести? Да нет, не стоит, — я отпускаю руку Гарика, поняв, что он больше не собирается трогать Юля, и он возвращается на стул, говоря:       — Все в силе, Саша-хороший.       Последнее он произносит, явно веселясь, с улыбкой, на что хмурюсь наигранно и требую, тоже невольно улыбаясь:       — Это слишком секретная информация. Теперь мне придется взять с тебя клятву о неразглашении.       — О, так значит Юлиан тоже — хороший? Я не буду ходить о вас болтать, не волнуйся.       — Вообще-то я имел в виду информацию о том, что я хороший, в прямом смысле этого слова, но да, часть правды в твоих догадках есть. Я же сразу сказал, что дело не только в работе, но и в личном.       — Как мило. У меня под боком сказка про Золушка развернулась, а я и не знал.       Усмехаюсь этому сравнению, и хоть в роли принца себя не вижу от слова совсем, все равно забавно.       — Скорее триллер. Золушок оказался ходячей бедой… Как до восемнадцати дожил, ума не приложу.       — Не думаю, что хорошо. Я у отца спросил про его брата, так себе человечек был. Так что укладывай его иногда спать, чтобы до следующего дня рождения дотянул.       — О, не переживай, я за этим теперь буду следить. Ну что, закончим?       Гарик кивает, передавая мне долговую расписку, и я, ни секунды не сожалея, подписываю чек.

***

      Лёха       25 декабря, пятница       На прошлой работе я частенько кого-то подменял, и это не вызывает абсолютно никаких сложностей, но шестая смена подряд дается тяжело. На прошлых выходных мы с Ио вышли на отработку, а на вторую свободную ночь Кас попросил нас впрячься из-за нехватки народа. Зато в канун Нового года нам пообещали отдых. Нда, время летит быстрее быстрого, главный праздник меньше, чем через неделю, а подарок мало того, что не куплен, даже идей нет. Если не придумаю чего интересного, презентую коробку киндеров. Но хочется-то что-нибудь особенное, приятное, чтобы улыбнулся.       Зеленоглазка опять тут, один, сидит за столиком и смотрит. На меня. Это уже сродни привычке, искать его глазами по всему клубу и чуть улыбнуться, найдя. После того, первого переглядывания, он больше не приходит сюда в компании. Но и предположить как надолго он тут, не могу. Непредсказуемый зритель — то остается на одну песню, то сидит до утра. Вид уставший, наверное, спит мало. С чего приходит слушать песенки в моем исполнении, а не ложится спать — вещь непонятная. Попросил бы — записал ему диск, пусть слушает перед сном, если ему так нравится.       Тебя в зале нет, что слегка печалит, но я отодвигаю эти мысли, уже скоро мы сможем провести вместе полчаса перед тем, как отправиться по домам. Уже суббота и к тебе нельзя. Я так привык спать с тобой, что дома ужасно мерзну и кутаюсь в два одеяла.       Закончив петь, спускаюсь со сцены, и мне машет бармен, привлекая внимание. Как уже повелось, Кирилл просит подменить его на полчасика. У него там какие-то проблемы с женой, и он трещит с ней по телефону, как телефонистка. Странные отношения. Почему нельзя поговорить дома?!       Работать за баром для меня привычно, так что ловлю волну и одариваю народ винами заморскими, как из рога изобилия. Платите ток и че хотите забубеню. Кас, кстати, заметил мои частые прогулки за стойку и стал вычитать из зарплаты Кирилла, прибавляя в мою. А че? Я за. Мне деньги нужны. Очень-очень много денег.       Приходит Зеленоглазка, занимая барный стул, и продолжает пялиться. Хей, чувак, я не пою, отомри!       Когда уже сам хочу обратиться, он наконец берет себя в руки и говорит:       — Привет, Лекс. Мне «Врата Альянса», пожалуйста.       Какой миленький. Хотя: «Бармен, рому мне!» — было бы привычнее, но так тоже можно. Улыбаюсь и двигаю к себе нужные бутылки. А этот типчик не любит простоту, как погляжу. Коктейль нужно заливать в шот в определенных пропорциях, да и делается не быстро, и спешить нельзя, зато выглядит бомбезно — словно в рюмке цветные облака.       Отмеряю светлый какао ликер.       — Мне нравится твой голос. Может, споешь для меня?       — Прямо за баром? — я не отрываюсь от дела и добавляю текилу.       — Нет. Вообще не в клубе.       Ты слепой? Что за стремный подкат? Да и чокера на мне нет, не мог же ты, приходя сюда, не знать об этих правилах?!       Хмурюсь и беру барную ложку для добавления ликера «Куантро».       — Это плохо прозвучало? Я заплачу за то, что ты споешь лично для меня. На моей территории.       Пара капель яичного ликера.       — Я не работаю вне клуба.       Пара капель апельсинового.       — Двести тысяч за два часа, можешь брать любые паузы, между песнями.       Хорошо, что я в этот момент ничего не наливал в его коктейль, рука аж дрогнула от озвученного гонорара. Эта сумма была бы очень кстати и сильно сократила время на сбор средств для твоего лечения.       — Ты ведь видишь, что на мне нет чокера, да?       Ну не платят столько за овечье блеяние. Я же не певец в нормальном смысле. А оказание иных услуг, даже за столько бабла, не для меня.       С помощью соломинки добавляю «Гренадин» в завершении.       — Четыре часа твоего пения и общения со мной, — вдруг увеличив время, говорит Зеленоглазка. — Без секса. Четыреста тысяч.       Да, парень, деньги ты считать не умеешь. Или… масштабы иные? Типа как для простых смертных четыре сотки?!       Ставлю коктейль перед ним и… Ну, не могу я отказаться.       — Когда?       — Завтра. Скажи номер, я позвоню и заеду. Ориентировочно часов в восемь вечера.       Диктую цифры. Я же не пожалею об этом, да?       Он крутит коктейль в пальцах, не смотря на него, а потом махом опрокидывает в себя и уходит. Но не за столик, а вообще — вижу, как он идет к выходу.       Обдумать нормально ситуацию мне не дают, моментом завалив заказами.       Только после следующей песни я заглядываю в телефон, увидев пропущенный с неизвестного, но почему-то знакомого номера. Проверяю журнал звонков, но такой номер мне ранее не звонил. Тут еще и эсэмэска. Открываю и понимаю, что Зеленоглазка — тот самый «Гарик», с которым Ио купался в море и с чьего номера писал. Из лаконичного сообщения я узнаю, что заказчика зовут Игорем, а номер желательно сохранить. Да без проблем.       Мне нужно поделиться этим с тобой, но тебя опять нет в зале. Я помню, ты что-то говорил про него, но это смутно отложилось в памяти…       За полчаса до конца смены я наконец вижу тебя. Ты медленно идешь через зал в до ненормальности обтягивающем чем-то, которое безумно хочется сорвать с тебя. Не люблю такое на тебе.       Стоит тебе приблизиться, беру за руку и тащу по коридорам и лестницам вниз. Мало времени. Мне нужно успеть зацеловать тебя на весь день вперед и поговорить.       — Лё, ты чего такой взбудораженный?.. — спрашиваешь ты, когда мы уже спустились вниз и скрылись в темном помещении, отгородившись от чужих глаз.       — Скучал, — отвечаю и сразу же целую, прижимаю к себе, проводя пальцами по полоске голой кожи над штанами. Хочу стереть с тебя чужие прикосновения, оставив только свои. Ты с удовольствием целуешь меня в ответ, прижимаясь, затуманивая мой рассудок. Я утягиваю тебя вглубь помещения, к дивану. И хоть я и знал расположение, все равно врезаюсь в подлокотник и валюсь на него спиной, естественно, прихватив и тебя. Он жестковат, но мне не до таких мелочей. Гуляю руками по твоему телу, поглаживаю спину, сжимаю ягодицы и целую, совсем не могу оторваться.       Раздражает твоя одежда, под которую невозможно просунуть руку, рычу от этого в губы, пытаясь хоть немного задрать эту дурацкую… будем называть это майкой.       — Тшш, порвешь же. Подожди секунду, я разденусь. Только для этого отпустить меня придется.       Я слышу по мягкости голоса, что ты улыбаешься и от этого сам улыбаюсь, но показательно вздыхаю, отдирая от тебя руки.       — Полностью разденешься? — с восторгом спрашиваю. Совсем я помешался на тебе и твоем теле.       — Ну… если ты против, могу на три четверти…       Ты встаешь и шуршишь одеждой.       — Я не против!       Тоже подрываюсь следом, начиная стягивать шмотки, путаюсь в джинсах и чуть не падаю носом вперед.       Ты льнешь ко мне, полностью голый, и только от этого можно сойти с ума и кончить. Наконец-то глажу твое тело и целую более напористо. Подхватываю тебя под попу, поднимая, и рухаю на диван. Бедная моя задница, всю отбил уже с этим по-идиотски твердым предметом мебели.       Ты покрываешь меня поцелуями, если бы умел, я бы сейчас замурлыкал. А я, просунув между нами руку, обхватываю твой член. Он мне нравится, прям вызывает желание его заласкать.       — Очень тебя хочу, — шепчу, но в пустом и тихом помещении, это все равно выходит очень громко.       — Так бери скорее, — ответный шепот около уха, вызывающий мурашки. Шарю руками по спинке дивана в поисках своих джинсов. Найдя, радуюсь, что смог найти их в такой темноте.       Быстро выдавливаю гель, чуть грею и ввожу в тебя палец. Мне безумно нравится проникать в тебя и хоть тебе это сейчас особо не надо, я все равно хочу. Это дурманит, гладить тебя внутри и снаружи, целовать и оттягивать момент соития. А он неизбежен, потому что ты хочешь меня так же, как и я тебя, и реагируешь завораживающе, прижимаясь ближе и опаляя дыханием.       Я больше не могу!       Вытаскиваю из тебя пальцы, нашаривая презик на диване и надев его на себя, съезжаю задницей ниже, приподнимаю тебя за бедра и насаживаю, не сдержав стона. Ох, блядь, кайф какой.       Не даю тебе двигаться, продолжая удерживать руками, и так как зад мой висит в пространстве, это дает возможность двигаться, а именно входить в тебя. Я делаю это медленно, наслаждаясь, хоть и знаю, что ты любишь быстрее. Сейчас, еще минутку подожди, позволь поверить в то, что мы никуда не спешим, и нам не придется расстаться на целую субботу, а может, и не только, не хочу об этом думать. Хочу проникать в тебя невыносимо медленно, под твое нетерпеливое дыхание и мои тихие стоны.       А потом, резко, делаю совершенно противоположное, одновременно приподнимая свои бедра и опуская твои. Шлепок кожи о кожу смешивается с моим громким «ах», и уверен, кабы не кромешная темень вокруг, у меня бы потемнело в глазах.       Дальше меня совсем несет, и я начинаю входить только по головку, периодически, но совершенно рандомно, насаживая тебя до конца. Темп ускоряется, меня совсем ведет. Слыша твои тихие выдыхаемые стоны удовольствия, когда я резко погружаюсь в тебя полностью, я уже не могу остановиться и повторяю это снова и снова, доводя себя до головокружения от ощущений. Я словно в пьяном бреду, но мне так хорошо, что не хочу это заканчивать.       — Ио, — выдыхаю твое имя. Я знаю, что поза для этого дико неудобная, но так хочется. И ты слышишь мои мысли, изгибаясь на мне, чтобы прижаться губами к моим, всего лишь на несколько чудесных мгновений.       Я не выдерживаю и отпускаю твои бедра, чтобы гладить тебя всего, мне так нравится тебя ощущать. Ты начинаешь двигаться сам, и я стараюсь тебе помогать, что в таком состоянии прям подвиг.       Провожу руками по низу твоего живота, задеваю член и переключаюсь на него.       — Лё, — выдыхаешь ты и изливаешься на меня, попадая мне и на живот, и на лицо. А я дурею от этого еще больше и, толкнувшись еще раз, следую за тобой, тоже простонав, только громче, твое имя.       Ты рухнул на меня, и теперь мы все угваздались, но так похуй на эти мелочи, а с тобой хорошо и тепло, и внутри все солнечно-светло и ярко до невозможности. Мой внутренний дракон мурлыкнул и, свернувшись клубочком, залег на солнышке, греться.       Ты отстраняешься, чтобы согнуться и начать суматошно покрывать меня поцелуями и говорить между ними, быстро, будто боишься, что не успеешь сказать:       — Боже, Лё, я всю жизнь о тебе мечтал. Мне иногда кажется, что это сон или очередной бред моего больного мозга, будто я выдумал тебя от одиночества. Боюсь открыть глаза, очнуться, а тебя не существует. Лё, жизнь моя, не исчезай! Только не исчезай никуда, я ж с ума сойду…       Ловлю твое лицо, чтобы прижаться к губам и прошептать потом в них же:       — Чувствуй меня. Я здесь. Я с тобой. Даже когда мы в разных частях города, я все равно рядом. Я не исчезну, не пропаду и пока жив, люблю. Но даже после смерти, я все равно тебя найду и буду рядом.       Ты плачешь, абсолютно беззвучно; по щекам скатываются слезы и падают мне на руки.       Ты жмешься ко мне, и мне приходится подтянуться на диване повыше, чтобы тебе было удобнее. Обнимаю тебя, поглаживая спину. Хочется сказать так много, а открываю рот и понимаю, что все важное я тебе уже и так сказал, а остальное какие-то мелочи, которые и не нужны вовсе. Мы вместе, и пускай ты сейчас плачешь, тебе все равно со мной так же хорошо, как и мне. Поэтому я просто говорю твое имя и целую в солоноватую щеку.       Когда ты успокаиваешься и отстраняешься, притягиваю тебя и целую. А когда поцелуй заканчивается, снова ищу свои джинсы, чтобы достать из кармана маленькую пачку влажных салфеток. Достаю себе парочку и отдаю упаковку тебе.       — Я бы сам хотел помочь, но не вижу ни хрена.       Мы приводим себя в порядок с помощью салфеток, но потом тебе всё-таки приходится с меня встать, что, естественно, мне не особо нравится, и мы начинаем одеваться.       — Ко мне подходил Игорь, — сообщаю я, уже когда мы, полностью одетые, сидим в обнимку на диване.       Ты замираешь, прям как мраморное изваяние в музее. Что случилось?       — Странно, что раньше не подошёл.       — Почему? Я вообще о таком не думал, хотя, конечно, тоже не удивился. К барменам вообще люди часто подходят.       — Ваш флирт не заметил бы только слепой. Логично, что он решился.       В смысле? Разве так флиртуют?       — Не понимаю тебя. Я просто смотрел на человека с зелеными глазами, потому что на тебя нельзя. Это не флирт. А он помешанный меломан.       — Со стороны это тянет на флирт. Ты смотришь, не отрываясь, всю песню ему в глаза и улыбаешься. Я не возмущаюсь, просто говорю, что помимо меня видел и весь клуб.       — Я улыбаюсь, потому что пою тебе. Хочешь, буду смотреть на тебя?       — Я не хочу, чтобы тебе было некомфортно. Смотри на кого нравится, я не против. Но уверен, он воспринимал это именно так, как я сказал. Так к чему вы пришли? Ты же не просто так мне это рассказываешь?       — Он меня нанял, и теперь я понимаю, что у меня будут очень странные четыре часа.       Теперь становится понятно, почему он столько денег предложил.       — Нанял… Кем?..       — Хочет слушать мое пение и болтать со мной.       — Ты согласился?       — Да. Ты не подумай, это без интима.       — Он тебе нравится?       — Да нет. Обычный. Не противный вроде. Пытается или реально милый. Не особо понятно пока.       — Лё, осторожнее, ладно? Он не обычный милый парень. Помнишь, я рассказывал, что Аркаша подарил меня на день рождения своему компаньону? Игорь и есть тот самый Гарик, с которым мы штору резали. Он занимается тем же самым, чем и Аркаша. Легко входить в доверие — это их основная работа. Они привыкли, что все покупается и продается, что подарить или купить человека как вещь — это норма. Ты ему явно понравился, и ему даже в голову не пришло как обычному парню, подойти познакомиться. Зачем, если проще купить то, что тебе захотелось? Аркаша тоже умеет быть милым, беседуя с ним, в жизни не поверишь, какой он жестокий на самом деле.       — Я буду осторожен и не собираюсь продолжать с ним общаться после. Если зайдет разговор на какие-то такие темы, я ему сообщу свою точку зрения. Не переживай за меня, ладно?       — Не могу не переживать, зная, чем занимается тот, к кому ты пойдешь. И запретить не могу. Но предупредить обязан. Старайся держать этот наш разговор в голове при общении с ним.       Ты можешь запретить, но я бы очень не хотел отказываться от такой суммы.       — Хорошо. Я все понял. Написать тебе потом?       — Обязательно. Зачем ты вообще согласился?       — Платит много. Есть же разница между четырьмя часами и десятью месяцами.       — Настолько много?!       — Ага.       — Лёш, ты уверен, что это только за песни?       — Уже не очень. Но он сам сказал, что без секса. Вечером узнаю. В крайнем случае выйду в окно, пускай тоже попробует.       — Не ешь там ничего. И не пей. И кури только свое.       — Ладно. Все, хватит о грустном. Целуй меня и пойдем, тебе еще переодеваться.       — Лёш, я серьезно, я знаю его отца, — ты содрогаешься от, как понимаю, отвращения, — От осинки не родятся апельсинки. Скажи, что ты меня услышал и понял!       — Я тебя услышал и понял. А вот ты меня не слышишь. Целуй, говорю!       — Потому что знаю чуть больше! Его отец любит накачивать молодых мальчиков до невменяемости, потом связывать, закрывать глаза и, обдолбавшись, истязать их часов по десять! Даже не нюхай там ничего!       Теперь я вздрагиваю от понимания, откуда ты можешь знать такие подробности. Но ты вздыхаешь и наконец-то меня целуешь, отвлекая от картинок, которые уже хотели показаться мне.       Время поджимает, в чем убеждаюсь, глянув в телефон, поэтому, собрав наш мусор, уходим наверх. Ты переодеваться, я на улицу курить.       Ты выходишь как раз вовремя, когда Аид курит у своей тачки, в которую я сразу же тебя запихиваю и быстро целую. Друг смотрит удивленно, но молчит.       — Вам в одну сторону, а ты, жопа греческая, даже ни разу не подвез. Не отлынивай от дружеских обязательств!       Аид устало улыбается и машет рукой, типа «хрен с вами». А я, еще раз взглянув на тебя, иду к ожидающему меня такси, чтобы домчать до дома и, приняв душ, завалиться спать, укрывшись как медведь в берлоге и обняв подушку.

***

      Юлиан       Я просыпаюсь от бабаха дверью о стену и, ещё не придя в себя, понимаю, что это кричит Кристиан:       — Кас! Кас это кошмар! Ужас! Меня так ещё никогда не оскорбляли!       Я разлепляю глаза и сажусь резко, хмуро смотря на расстроенного парня. Дверь снова грохает, закрываясь по велению руки Кристиана, и тот кидается к вставшему Саше, хватает за рубашку и воет:       — Кас, скажи честно, я красивый?! Не ври мне! Я уже не такой, да?! Я старый?!       — Кристиан! Ты очень красивый, даже не переживай об этом, — хриплю и выпутываю голые пятки из пледа. Ну и будильничек…       — Да и какой ты старый? — успокаивает его Саша. — Двадцать четыре, не восемьдесят же. Что случилось?       — Врёте! Иначе бы он… он… — Кристиан всхлипывает и плотнее к Саше прижимается. Не уверен, что хочу это видеть. — Не пускай его больше в «Астери», ладно? У нас же запрещено оскорблять сотрудников?! Точно запрещено!       — Крис, черт тебя подери, кого?!       — Чернявого пафосного придурка! Как его там? Гар-рик! — Кристиан выплевывает чужое имя, словно это жаба мерзкая.       — Что тебе сделал Игорь Андреевич? — удивляюсь я. Он вроде нормальный.       А Кристиан взял и разревелся, вот так резко — имя услышал и слезы ручьем. Саша утаскивает его в кресло и вместе с ним туда брякается, и по спине гладит. Хмуро смотрю на него и получаю извиняющийся взгляд. Да понимаю я, что ты по-другому не можешь.       Даже и не думая обуваться, иду к ним и залезаю на стол.       — Он меня не хочет! Этого… этого певца вашего хочет, а меня нет! — всхлипывает Кристиан. Он даже плачет красиво, у меня бы уже и лицо красное, пятнами, и сопли, и слюни, а этого хоть в кино снимай.       — Крис, ты же знаешь, он никогда никого не снимает, он, может, вообще не гей…       — Гей! Я тоже так думал! А он, он… — Кристиан снова заходится в рыданиях, а я решаю совместить два в одном. И Саше показать, чтобы он всех к себе на руки не тащил, и Кристиана пожалеть. И заваливаюсь прямо на них, обнимая обоих. Надеюсь, кресло выдержит.       — Кристиан, ну ты чего? Ты очень красивый, тебя все-все хотят, а он еще пожалеет и локти кусать будет.       — Он даже говорить со мной не захотел! А он мне нра-а-авился… — всхлипывая. — А к этому белобрысому пошел! Он даже не хотел, я слышал, он его ещё и уговаривал! У меня тоже волосы светлые! Чем я хуже?! Я больше умею! Лекс этот влюблен, ему никто не нужен, а я опять один! Даже Иоанна любят, а меня никто-о-о…       Кристиан завывает, я его глажу, ну или не его… Кого-то я точно глажу.       — Как же никто? А Степан Игнатич? — предполагает Саша. — Он вон каждую неделю таскает розы, и меня уже задолбал, уговаривая тебя отпустить.       — Он мне не нрави-и-ится! — протяжно завывает Кристиан.       — А Сергей? Как придёт, только тебя и ждёт. Собачку подарил, о которой ты мечтал.       Кристиан шмыгает носом и соглашается:       — Сережа да, Сережа хороший…       — А Артем Аристархович? — Саша снова напоминает об очередном ухажере. — Помнишь, как подрался из-за тебя с управляющим из департамента культуры? Яхту за тебя предлагал! Забыл?       — Да… Артем тоже хороший, он мне вишню посадил…       — Ну вот, а говоришь никто. А этого, рыжего, Васю, как ты мог забыть?       Кристиан хихикает Саше в плечо и заметно веселеет.       — Васю да, Васю даже я люблю…       — А Гарик этот, ну и пошел он, у тебя, знаешь, сколько ещё таких будет?       — Но он мне так нравился всегда…       — Да зачем тебе такой козел? Мы тебе получше кого найдем, да, Юлиан? — Саша переводит взгляд на меня, чтобы поддержал, что я и делаю, как могу:       — Конечно найдем, ты же потрясающий. А хочешь подарочек?..       Хотя после всяких там яхт и вишен, мой так — как песчинка. Но я его шил, потому что уже увидел на нем, должно подойти, если примет, конечно же.       — Хочу! — восклицает уже успокоившийся Кристиан, и я сползаю с них обоих, чтобы дойти за пакетом и вернуться. После вздыхаю, как-то сложно у меня каждый раз это выходит, и передаю пакет Кристиану, со словами:       — Надеюсь, подойдет…       Кристиан цапает пакет и сует свой носик внутрь, пытаясь на глаз определить что же там такое, потом вытаскивает халат, разглядывает и вскрикивает:       — Какая прелесть! — спрыгивает с колен Саши, чмокает меня в губы и тут же примеряет обновку, накидывая прямо поверх одежды. А, крутанувшись, спрашивает счастливо: — Мне идёт?       — Очень, — подтверждает Саша. — Тебе вообще все идёт, но это — особенно.       Кристиан хлопает в ладоши, обнимает меня и говорит:       — Спасибо! Я вас люблю! Пойду, покажу им всем, кто тут звезда!       — Все и так в курсе, что это ты!       Не парень, а феерия. И так у него все быстро, то страдал сидел, слезы лил, то счастливый в халате крутится, то в нем же, с улыбкой, из кабинета уносится. Очень активный. А для меня спросонья даже слегка чересчур.       — Все, — поворачиваюсь к Саше. — Теперь моя очередь!       — Вот именно! Ты чего творишь?! — спрашивает возмущенно и хмурится.       Ничего не знаю! Мне нужно на колени. Это же почти как у собачек, кто последний тот и главный.       — Ты почему в таком состоянии явился?! Я решил, тебя наркотой обкололи! А Гарик подумал, что ты у меня в рабстве!       Я молча подхожу к ругающему меня Саше и забираюсь к нему на колени.       — Ты же позвал, я и поехал. Заработался, забыл поспать. Прости. Я что-то испортил?       — При чем тут «я позвал»? Ты до этого почему не спал? Я же просил вчера лечь спать!       Ну не ругайся, я же хороший…       — Так халат для Кристиана доделывал, а потом я не помню.       — Я у тебя реально машинку конфискую! И приду проверю, чтобы другую не купил! И ткань всю! Будешь только в «Астери» шить!       — Не надо, пожалуйста… — прошу и шею его обнимаю. Не хочу я в «Астери» жить.       — Чего пожалуйста?! Я тебя тоже просил! Но ты игнорируешь!       — Я напугал тебя, да? Прости, — целую его шею, и еще раз, и еще. — Прости, я постараюсь так больше не делать.       — Нет, не постараюсь, а: «Кас, я обещаю, что буду спать»! Будильник себе, в конце концов, заводи! Хочешь, часы подарю, чтоб вибрировали, когда тебе пора спать, есть, ссать, гулять?       — Не хочу, — вздыхаю и прячу нос в его шее. Бу-бу-бу да бу-бу-бу. И не целует совсем. А я, между прочим, скучаю по нему!       — А все, я уже решил. Так, давай вставай, поехали!       — Нет, — я для верности в спинку кресла руками вцепляюсь даже.       — Что нет? Никак решил в «Астери» остаться, в мой кабинет переехав? Вставай говорю, домой поехали, спать!       — Не хочу я домой! Я с тобой побыть хочу!       — Дурак, нет? Со мной поехали! Думаешь, я тебе после этого доверяю и отпущу к этой твоей машинке ужасной?       — А поцелуешь?       — Спать тогда поедешь? — с прищуром подозрительным на меня смотрит, а я улыбаюсь.       — С тобой можно и поспать, — сообщаю и сам к его губам прижимаюсь.