Астери

      Юлиан       Мы размещаемся на диване, пристроив торт с ложками на столик, ссадив оттуда швейную машинку на пол. Как оказалось, плазменный телевизор у него спрятан в нише, и когда он оттуда вылез, я испытал дикий восторг. Так, конечно, круто у Саши дома, словно я в каком-то фильме нахожусь.       Саша включает что-то на телевизоре, но я не смотрю, потому что он меня обнимает, и я вспоминаю, что вообще-то соблазнением занимаюсь тут. Я прижимаюсь теснее и провожу рукой по его груди, а потом оставляю маленький поцелуй сбоку, под челюстью.       — Саша… — шепчу. Мне так нравится его имя, во всех возможных вариациях.       Он, не разжимая объятий, скользит руками вверх по моему боку, почти гладя.       — Да?..       Я глажусь щекой о красную прядь волос и спрашиваю совсем другое, нежели хотел:       — А что делает Кристиан с твоими волосами?..       Шикарный из меня соблазнитель… А давай поговорим о твоем любовнике сейчас, конечно, когда же еще?!       — Эм… — Саша явно удивляется моему вопросу. — Ничего. А должен?       — Не знаю. Я бы хотел запустить в них пальцы. А с моими, если так сделать, то рука там и останется. Они у меня, будто змеи у Медузы Горгоны, живут сами по себе, обвиваются вокруг всего. Когда подлиннее были, я решил воспользоваться резинкой на пружинке… Пришлось волосы отстригать, потому что они ее не отпускали.       — Если ты ждёшь разрешения, то, считай, оно получено.       Я скольжу рукой по его груди вверх, обрадованный, что мне дали на это добро, и, проведя ладонью по шее, зарываюсь пальцами в его волосы. Какие же они классные…       Саша чуть наклоняет голову ко мне и накрывает мои губы своими. И все… Меня куда-то понесло… Как на волнах блаженства, все дальше от берега адекватности. Как же хорошо, приятно. Интересно, какой рекорд в Книге Гиннеса по продолжительности поцелуя? Я бы хотел его побить.       Я отвечаю ему, ласкаю пальцами кожу головы и жмусь ближе. Если он сейчас снова найдет причину прервать это и куда-нибудь уйти, я не дам ему это сделать. Все, я приклеился!       Его руки поглаживают мою спину, бока, разнося по телу удовольствие, хоть это и очень невинно. Он целует то жарко, с языком, то немного лениво, чисто мои губы, давая восстановить сбитое дыхание и чуть отдохнуть. У меня таких долгих поцелуев еще никогда прежде не было, да и вообще, я и целовался-то до Саши последний раз год назад, и это было совершенно иначе, не так потрясающе.       А потом я вспоминаю, что очень близко от меня стоит торт с консервированными персиками, и мне так весело становится. Я впервые так яро их игнорирую, предпочитая другое занятие. Те, что в холодильнике не в счет, мне было не очень хорошо, но их я тоже обязательно съем. Просто потом. Ну какой может быть торт, если тут он, Саша, целует меня?..       Я уже весь растаял как мороженка, и Саша начинает медленно, дорожкой из поцелуев перебираться на мою шею, лаская губами уже ее. Я перестаю опираться на руку и перемещаю ее на спину Саши, обнимая, прижимая к себе его, а вторая рука, легко выбравшись из волос, возвращается на его грудь, чуть сдвигает халат в сторону и гладит. Я бы его всего хотел потрогать, такой он потрясающий. С губ срывается тихий стон…       Чувствую, как его губы, что ласкали мою шею, улыбаются. И я хочу попросить его… Сообщить ему, как сильно я не хочу, чтобы это заканчивалось, что хочу еще дальше, но не успеваю. Саша возвращается к моим губам, и мысли разбегаются в разные стороны, потому что он целует и целует. Хватаюсь за его плечо, словно если не буду за него держаться, то упаду куда-нибудь. От удовольствия вырываются стоны, что из-за поцелуя смазываются, превращаясь в мычание. Я и не знал, что целоваться может быть настолько приятно.       А потом накал эмоций в поцелуе начинает медленно сходить на нет, и он заканчивается. Саша прижимает меня к себе посильнее и, оставив на моем лице парочку поцелуев, отстраняется:       — Так бы и целовал тебя всегда.       — Очень поддерживаю твое желание, — улыбаюсь, хотя у самого губы слегка побаливают. Но все равно же классно было. Как еще-то не хотеть? Нереально же!       — Боюсь, торт обидится, — говорит, улыбаясь.       Точно, торт! Я снова о нем забыл!       Приходится высвободиться из объятий и перетащить десерт на колени к Саше. Он-то точно его не уронит.       И ближайшие часы мы просто наслаждаемся, никуда не спеша. Едим торт одной ложкой, будто в доме она одна-единственная, обнимаемся и снова целуемся. После торта поцелуй оказывается еще слаще. А потом приходит медсестра, о которой я уже и забыл. И я горестно вздыхаю, но покорно лежу — прокапываюсь. Единственная хорошая новость, что завтра последняя капельница. Хотя какая она радостная, если мне придется уехать домой? Легкость и хорошее настроение стремительно сбегают от меня. Не хочу как раньше, но это и должно было произойти, удивляться тут нечему.       — Ты чего так потух? — спрашивает Саша, возвращаясь в зал, после того, как проводил медсестру. — Нехорошо стало?       — Нет. Все в порядке, — говорю, слегка улыбаясь, и сажусь на диване. Не говорить же правду, как-то это глупо. Мне и так позволили очень много. Я уже за все это должен быть благодарным, потому что сам даже представлять что-то такое себе не позволял, а оно случилось наяву.       — Где же в порядке, я же вижу… — Саша заправляет мне кудряшку за ухо, и я прижимаюсь к его ладони щекой, говоря тихо:       — Саш… Спасибо, за все. Ты потрясающий.       — Э нет, так дело не пойдет! — Саша берет меня за руку и, потянув на себя, поднимает с дивана, отводя подальше от столика. — Нечего тут грустить. Алиса, включи музыку!       И она включает, и песня мне знакома, это Пикник — «Игла». Я удивляюсь, а меня уже Саша за талию приобнимает и к себе прижимает, с вопросом:       — Юлиан, можно пригласить тебя на танец?       — Да…       Только я никогда не делал этого, но мы уже начинаем покачиваться, и почему-то мне это напоминает школьную дискотеку. Вроде ничего сложного, и я расслабляюсь. А под конец даже тихонько подпевать начинаю, потому что эта песня мне нравится:       Не стальная игла, а грусть       Мне пробила сегодня грудь,       Оттолкнусь от земли и в путь,       Не забудь меня, не забудь.       Голос классный, да и вообще вся группа. И Саша классный, и так близко.       Не стоит грустить сейчас, сейчас нужно наслаждаться временем рядом с ним.       А когда заканчиваются слова и остается только мелодия, мои губы накрывают поцелуем. И мы целуемся, все еще покачиваясь в такт. С ним все потрясно.       Трек подходит к концу и поцелуй тоже. Я смотрю на него абсолютно счастливо, а потом вспоминаю, чем занимался ночью и спрашиваю:       — Хочешь покажу, что сшил?       — Уже что-то готово? Конечно хочу!       Алиса все воспроизводит музыку, уже другую, незнакомую мне, а Саша меня так и не отпускает. Да я тоже несильно горю желанием от него отлипать, поэтому прижимаюсь еще сильнее.       — Саш, а ты мне нравишься, — сообщаю ему тихо. Знаю, что он уже и так все знает, но прямо вот так я ему об этом не говорил.       — Ты мне тоже, Юлиан, очень.       После такого признания, что распирает меня радостью, я просто не могу ничего не сделать, поэтому сам тянусь к его губам, цепляясь за плечи, и целую. Самые вкусные губы…       — Пойдем, покажу! — прошу я, после того как поцелуй заканчивается, и в глаза красивые, голубые, заглядываю. Ну давай же, мне не терпится узнать подойдет это или нет.       Саша отпускает меня из объятий, и я, цапнув его за руку, веду к дивану.       — Садись, — говорю и вытягиваю с полки две вещи. Волнительно как-то, поэтому я их к груди прижимаю. — Ты только, если что, давай конструктивную критику, а не просто: «Все ужасно, выбрасывай» — ладно?       Саша кивает серьезно, и я, вздохнув, раскладываю рядом с ним на диване синий корсет:       — Я первый раз делал что-то такое. Завязки делать не стал, неудобно же будет танцовщику — пока завяжешь, пока развяжешь.       Выглядит симпатично, хотя он такой, простенький. На молнии. Ничего заумного. Может, нужно было все-таки сделать эти завязки?       — Это ты молодец, что продумал, но конкретно сейчас мне нужны те, у которых корсеты без разницы как снимаются, потому что Мирослав их снимать не будет, главное, чтобы держалось крепко. А вот остальные детали костюма — да, должны легко слетать.       Саша берет корсет, смотрит на него недолго и, отложив обратно, уходит, сказав лишь: «Секунду». Ничего не понимаю и просто стою, пялюсь на предмет гардероба, пока Саша не возвращается, уже в очках. Точно, я о них успел запамятовать.       Он снова берет в руки корсет и внимательно его разглядывает, каждый шовчик проверяет, даже наизнанку выворачивает, подкладку проверяя. Я тихонько сажусь на диван, по-турецки скрестив ноги, и прижимаю к груди второй, ожидая вердикта.       — Слушай, здорово, это намного качественнее, чем то, что мы заказывали ранее. Единственное, надо ему померить будет, и я не уверен, достаточно ли он мягкий…       Киваю и говорю:       — Он пробный, так что если не подойдет оставлю себе на память, а вот этот, — я выкладываю на диван второй, черный, кожаный, с шипами, цепочками и ремешками, который мне и самому понравился. — Он по размеру регулируется. Не сильно, конечно, но, если что, можно сделать на сантиметр посвободнее или наоборот. И он приятный вроде, я мерил.       Поглаживаю его по черному боку, обегая пальцами шипастиков.       — А мне покажешь? — спрашивает, улыбаясь, и я, кивнув, стягиваю с себя верх моего типа кимоно.       — Единственное, тут застежки сзади, поэтому привыкнуть нужно, но спереди мне их пихать некуда было, — я расстёгиваю ремешки и прикладываю обновку к животу, завожу руки назад и застегиваюсь. После чего встаю, оглядываю себя и уточняю: — Ну как?       Саша разворачивает меня к себе спиной, явно разглядывает сначала, а потом проводит пальцем по моей обнаженной лопатке, наклоняется ближе, так, что я чувствую его тепло кожей, и шепчет на ухо:       — Очень красивый. И корсет тоже.       Шумно выдыхаю. Ну и голос у него… Такой возбуждающий.       — Спасибо… — щеки снова теплеют, а на губы нападает улыбка.       Саша приобнимает меня рукой сразу под нижним краем корсета и притягивает к себе. От соприкосновения голой кожи, голова кругом, так это приятно. Он целует меня в шею, под ухом, и я глаза прикрываю. Ох, как же это все хорошо.       — Если ты будешь так поощрять меня поцелуями, я буду мерить все, что сошью, — говорю, тихо хохотнув.       — Это не все? — удивился Саша и выпустил меня из объятий, отходя на полшага, под мой огорченный вздох.       — Пока все. Я же не такой быстрый, как станок. Портупею доделать нужно и один из костюмов, точнее, половина уже подготовлена для шитья. Я займусь, когда ты спать пойдешь. Тебе не будет мешать машинка?       Я завожу руки назад и расстегиваю ремешки, избавляя себя от корсета, и возвращаю на себя свои вещи.       — Между прочим, ты сюда восстанавливаться приехал, а не надрываться, не досыпая. Может, Мира попросить на работу приехать, померить?       — Когда шью, я отдыхаю, — не соглашаюсь я. — Рано его дергать еще. Вот сошью что-нибудь еще и тогда да, надо. Изменю, если что, это вообще не проблема.       Я складываю корсеты и возвращаю их на полочку. А потом беру Сашу за руку и утаскиваю на диван, сразу же его целуя. В выходной нужно много-много отдыхать, к тому же ему, он и так очень много работает и устает. А потом я долго-долго рассказываю обо всем, что уже успел сшить и как поругался с родителями из-за ниток, и про вышивку, которая мне сопротивлялась, но я все равно не сдавался и смог ее осилить. Не знаю, интересно ли ему, но он меня не затыкает и тему не переводит. И я, наверное, впервые так много говорю. А потом я вспоминаю девочку, с которой начал дружить, мы это скрывали, но брат узнал в итоге и, не знаю, что он ей наговорил, но она после того со мной даже не здоровалась. Подошла уже спустя годы, после похорон брата, но теперь я с ней разговаривать не стал. Мой бывший и единственный друг.       А уже после приема пищи, когда Саша отправляется спать, я все же не выдерживаю и сажусь шить. Надеюсь, стены тут хорошие.

***

      Ксандер       Давно у меня не было столько свободного времени, я даже растерялся немного, привык к постоянному бешеному ритму. Ночью мы, считай, так и не отползли от дивана, прообнимавшись до четырех утра, и это абсолютно новый для меня опыт, точнее, давным-давно позабытый. Я по крупице собираю эти ощущения, вспоминая, каково это — чувствовать. Худенький паренек с чистейшими голубыми глазами, что будто светятся какой-то невообразимой нежностью и наивностью, рождает во мне такой огромный поток эмоций, что не успеваю его переваривать, просто наслаждаюсь. Я и подумать не мог, что такое хоть когда-нибудь ко мне вернётся, даже наполовину, а тут на тебе…       Проснувшись около полудня в прекрасном настроении, я уже планировал не менее чудесный день, но по дороге в душ наткнулся на зависшего над золотистой тканью Юля. И я бы, может, и мог бы предположить, что он просто встал пораньше, но зеленоватый цвет лица и темные круги под глазами дали четко понять, что парень выполнил угрозу и даже не подумал поспать.       — О ужас! В моем зале зомби! — воскликнул я и отправился вырывать из цепких лапок трудоголика кусок ткани, что оказался недошитой кофтой, и чуть ли не силком пихаю Юля к дивану, на который и заваливаю.       — Ну, Саш… — хнычет он в попытке отобрать у меня ткань, но не на того напал, и не таких укладывали. После недолгого спора, в ходе которого мне даже прикрикнуть пришлось, Юль все-таки улёгся и, проконтролировав, чтобы он действительно уснул, я остался предоставлен сам себе.       И вот тут-то возникла проблема. Я так долго не находился дома столько часов подряд… Наверное, все-таки стоило хоть немного отпустить бразды правления и давать себе иногда расслабиться. Да, в «Астери» вечный дурдом, но я сам прекрасно понимаю, что делаю намного больше, чем обязан. Но мне так проще было поначалу, это помогало не думать, не пугаться так сильно тишины дома, не шарахаться от теней… а потом как-то привычно стало, будто зашёл в поток и поплыл, полностью погружаясь. Ведь о чужих проблемах думать гораздо проще, чем о своих.       Побродив по квартире, я пришел к выводу, что не могу спокойно валяться, и решил, что это отличное время для дел, которые давно надо было сделать, но постоянно не хватало времени. Например, перебрать шкафы, выкинув все ненужное, да и так хоть понять, чем умудрился за пять лет захламиться.       Переодевшись в более подходящие для таких дел футболку и шорты, я заплел волосы в косу и приступил. Сначала к гардеробу в спальне, потом к антресолям, а потом меня чёт как-то понесло… Звон будильника застал, когда я, забравшись на табуретку, перебирал верхние шкафчики на кухне, выбрасывая в мусорку давно пропавшие специи. Почему мне никто не говорил, что специи вообще могут пропасть? Вот, к примеру, кардамон, он же сушёный! Так чего он слипся-то весь?..       Из зала послышались шаги, и я, протерев тряпкой опустевшую полку, закрываю дверку и спрыгиваю, как раз в тот момент, когда Юль скользит в ванную комнату. Глянув на время, понимаю, что уже шесть вечера, и до выезда в «Астери» осталось каких-то два часа.       Пока Юль умывается, я успеваю избавить столешницу от просыпавшихся специй и даже чай заварить.       — Ведь не выспался же сто процентов, — комментирую я, когда Юль, позевывая, на кухню заходит. На нем все то же кимоно с рыбками, и кудряшки чуток пушатся, делая его ещё более милым.       — Я с тобой побыть хочу. И так проспал много.       Он вздыхает и плюхается на стул, а я сразу ставлю рядом с ним на стол кружку чая.       — Надо было со мной ложиться, а не шить до состояния зомби.       Отвернувшись, наливаю и себе кофе, после чего иду к холодильнику, откуда достаю лоток с салатом и вчерашними панкейками. На самом деле в обед происходил нормальный завтрак, но так как Юль спал, его почти весь пришлось выкинуть — есть остывшую глазунью такое себе удовольствие.       — Спасибо. Так ты же меня не звал… — бурчит, хмуро на чай пялясь. У него, походу, состояние «поднять подняли, а разбудить забыли». — А потом я хотел чуточку всего, а время само куда-то улетело, я и не заметил.       — Почему ты себе будильник тогда не ставишь, если знаешь, что так затянуть может? — спрашиваю, ставя на стол лоток вместе с вилкой и достав уже нам на двоих сандвичи, после чего сажусь рядом с Юлем.       — У меня стоит, за два часа до работы.       — Рад, что у тебя стоит не только на работе, — хмыкаю я и отпиваю кофе. Юль на меня пялится, явно не понимая, о чем я, но потом до него доходит, и лицо озаряет улыбка. Ну вот, а то сидел, хмурился тут.       Я прошу Алису тихонько включить фоном музыку, и мы спокойно перекусываем. За завтраком Юль потихоньку просыпается, и к тому времени, как мы убираем со стола, он уже вновь активен и бодр. А стоит мне сделать шаг с кухни, как он, вдруг резко ко мне подойдя, притягивает меня к себе и целует так отчаянно, будто мы, вот прям сейчас, собрались прощаться на веки вечные.       — Эй, ты чего? — спрашиваю, оторвавшись от его губ, когда поцелуй немного сбавляет обороты, и, смотря в его глаза, убираю выбившийся из прически завиток. Вечно он у него сбегает, один-единственный хулиган. А озёрах глаз грусть плещется, отчего мне его ещё больше к себе прижать хочется. Почему ты грустишь так часто?..       — Сегодня же капельница последняя, — поясняет Юлиан. — Значит, все вернется и… Так, как сейчас, уже навряд ли будет. Я просто хочу запастись.       — Не вижу связи между капельницами и поцелуями. Ты считаешь, что это они толкают тебя в мои объятия? Может, тогда мне попросить тебе сделать витаминный курс, недельки на две? Есть у меня шансы на то, что после этого все войдёт в привычку, и тебе больше не нужны будут стимуляторы?       — Да ты что?! — Юль так возмущен, что даже вскрикивает, по-моему, неосознанно. — Я не из-за капельниц хочу тебя целовать. Но… Работа ведь уже сегодня, да и домой, наверное, нужно…       — Слушай, по поводу работы. Пойдем-ка поговорим.       Я беру его за руку и веду в зал, где усаживаю на диван и, присев рядом, пытаюсь собрать мысли в кучу. Я уже думал об этом, но до сих пор не уверен, что смогу правильно подобрать слова.       — Ты мне говорил, что планируешь уйти, как только долг выплатишь… Это связано только с твоей сферой деятельности или есть ещё причины?       — Не очень понимаю вопрос… Я хочу уйти, потому что мне не особо подходит такая деятельность, но зачем еще я могу там оставаться? Я же точно не смахиваю на пресс-папье и не смогу им подрабатывать на твоем столе.       — Заманчивая идея, — хмыкаю я, представив Юля, обитающего на моем столе, но быстро отгоняю видение, не до него сейчас немного. — Но нет. Я хочу предложить тебе шить для «Астери». Нам это действительно очень нужно, ты сам видел какое количество костюмов используется ежедневно, а, скажем так, не все гости аккуратно относятся к реквизиту, и не все официанты обладают достаточной сноровкой. Ребятам для шоу и подавно постоянно требуется что-то новое. На данный момент мы заказываем вещи оптом у одной швейной фабрики, но этого явно недостаточно для наших нужд. В розницу они не шьют и уж тем более не перешивают, поэтому этим занимается каждый работник самостоятельно, и далеко не у всех руки из нужного места растут. Сразу говорю, работа сложная, ответственная, и зарплата там будет меньше, чем у любой более-менее популярной «бабочки».       Да уж, рекламщик из меня сегодня огонь, но не могу же я его обманывать, обещая золотые горы?..       — А я один успею? Людей же много, я даже не представляю сколько, — он смотрит на меня широко открытыми глазами, не ожидая ничего подобного, и я спешу его успокоить:       — Естественно, нет. Мы не будем отказываться от оптовых заказов. В твою задачу, если согласишься, будет входить подгон одежды некоторым нестандартным работникам, пошив индивидуальных костюмов для шоу-программ и индивидуальные вещи, такие как вот сейчас для Мирослава. Ну и помощь в ремонте особо криворуким.       Как таковой на данный момент такой должности в «Астери» не существует и, по факту, я не могу досконально точно сказать полностью все обязанности, но знаю, что в общем требуется, и уверен, Христос Тритонович, если ему правильно все преподнести, оспаривать не будет.       — Я… я… Саш, я могу подумать чуточку? Я немного сбит с толку, не думал, что у меня будет подобный выбор.       — Два дня, не больше, и мне надо будет знать точно.       Мы договорились с Гариком встретиться через неделю, а до этого мне надо ещё все подготовить и вписаться в плотный график начальства, что тоже не так легко. И так придется все делать в ускоренном темпе, изображая, что решение обдуманное, но я не хочу тянуть с его переводом. Я же вижу, как каждый рабочий день в сфере интим-услуг меняет, ломая, Юлиана.       — Хорошо, спасибо, — говорит неуверенно. — А теперь мне можно уже тебя поцеловать? Время-то идет.       — Не имею ни малейшего представления, почему ты тянул до этого.       Юль наклоняется и похищает мои губы для поцелуя, и это уже настолько по-хорошему привычно стало за какие-то сутки… мне определенно нравятся такие привычки!       Я обнимаю его, притягивая к себе, собираясь провести вот так вот все время до прихода медсестры, но Юль вдруг сам прерывает поцелуй и говорит:       — Сегодня последняя капельница. Мне на работу сегодня же, правильно?       — Капельница сегодня, а не вчера, так что нет, неправильно. Я предупредил Аида, что тебя не будет. Последи, пожалуйста, за своим самочувствием и если поймешь, что оно не очень хорошее, дай мне знать.       — Да вроде нормальное пока… Ладно, хорошо. Время!       И все, на меня накинулись с поцелуями, и это действительно лучший способ скоротать последние часы до работы!