Астери

      Мирослав       Я не особо раньше задумывался о том, что же там у Аида такого произошло. Во-первых, я все равно не знал ничего, так что любые мои догадки были равносильны гаданию по ромашке, а во-вторых… Во-вторых, я запрещал себе о нем думать. По мере возможности.       История Матвея… Мне его, наверное, не понять. Как бы это жестоко ни звучало, но отец Аида отчасти прав, назвав его слабым человеком. Я бы к этому ещё и эгоистичность приплёл. Смерть — самый простой выход из задницы. Знать, что на этой земле останутся люди, которым ты дорог, и уйти, бросив их разбираться со всем самим, ещё и груз ответственности за свою смерть скинуть на любимого человека, поступок, уважать который я не смогу.       Не представляю, что чувствовал тогда Аид. Я бы себя сгрыз мыслями о том, что был рядом и ничего не заметил. Происходящее ведь не один день длилось.       Я знаю, что такое потерять мать. И знаю, как это, когда кажется, что выхода нет, что просвета нет и не будет, а жизнь раскалывается на миллиарды осколков, острыми краями режущими душу, причиняя такую боль, о существовании которой раньше и не подозревал.       Но из любой ситуации есть выход. Пусть тяжелый, болезненный, но есть.       Не знаю, что ему на это сказать, я рад, что он поделился со мной, по глазам вижу, что далось это нелегко, но не высказывать ж вслух свои мысли по этому поводу. Поэтому я, привстав на носочки, мягко целую его и говорю простое:       — Спасибо за откровенность.       Он кивает и, продолжая сверлить взглядом, говорит:       — Я не самый лучший кандидат для отношений. Но мне все равно очень хочется быть с тобой.       — Если переживаешь, что ситуация повторится, выкинь это из головы. Мне есть ради чего жить. Садись, пойду бабушку позову, пока каша не остыла.       Меня целуют в уголок губ и отпускают. Разливаю кашу по тарелкам, а сам думаю какие конкретно неприятности может мне принести Аид и его папочка. Опять-таки, гадание по ромашке. Надо будет расспросить подробнее.       Ставлю на стол джем и, пока Аид нарезает бутерброды, иду за бабулей. Та сегодня удивительно неразговорчива, глядит на меня водянистыми глазами и молча кивает на все просьбы.       Когда мы возвращаемся, на столе, помимо бутербродов, уже чай, разлитый по кружкам, стоит. Достаю ложки, раздаю всем и сажусь на свободный стул.       — Когда он узнает, чего мне ждать?       Точно знаю, что не «если», а «когда». Вряд ли Ал будет держать язык за зубами, а в «Астери» до хозяина заведения все быстро дойдет. Не удивлюсь, если среди нас работают крысы.       — Предполагаю, что сначала захочет с тобой поговорить. Со мной, знает — бесполезно. В тот раз так и началось…       — Думаешь, методы не изменятся?       — Не знаю, но вряд ли он сделает что-нибудь серьезное. Начинать нужно с чего-то более простого. Скажи мне, ладно? Если совсем жесть будет, я лучше соглашусь на его условия.       Молчу, задумавшись, на автомате поедая кашу. В предыдущий раз он ударил по родным. В моей ситуации все сложнее, у меня кроме Савы, бабули и Плюши никого нет. На убийство ж он не пойдет, да? А так, даже не знаю, чем он может им напакостить. Бабуле на все наплевать, она в своем мире, Сава несовершеннолетний, живет в интернате, куда тут копнёшь? Разве что из школы поможет турнуть, так есть другие, дальше правда и неудобно, но это не трагедия вселенского масштаба. А вот лично мне может знатно подпортить жизнь. Может, есть смысл сразу обо всем рассказать Аиду? Он отца лучше знает. Есть вариант, что догадается с какой стороны ждать проблем?       Каша заканчивается слишком быстро, я так и не успел сделать однозначные выводы. Бабуля, доев, к счастью, сама уходит, у нее там клубки любимые, должно надолго занять. Она хоть и большей частью на своей волне, иногда «просыпается». Не хотелось бы, чтобы она в такой момент услышала лишнее.       — Знаешь, твоему отцу и стараться особо не придется, чтобы насрать мне в компот. Из самого банального и простого — может тупо меня уволить, что создаст пипец много трудностей.       — Денежных? — спрашивает Аид, снимает часы и кладет на стол. — Тогда продашь.       Смотрю на них, но не беру. Гордость кричит о том, что надо послать его на хер с такими предложениями, но знаю, если припрёт, я на что угодно пойду. Нет, коснись вопрос одного меня, ещё можно было бы пойти на поводу гордыни и жизненных принципов, а так…       — Забери. Пока. Проблемы надо решать по мере их поступления. Учитывая, где ты работаешь, о таком узнаешь одним из первых. Второе слабое место — меня легко засадить. С его связями — дело одного дня. И в связи с этим у меня просьба. Даже не так. Требование.       — Какое? — Аид забирает часы и возвращает их на запястье.       — Если с подачи твоего отца меня посадят, ты оплатишь Саве содержание в интернате до двадцати трех лет и наймёшь бабуле сиделку. Если такой расклад не устраивает, нам лучше больше не общаться.       Ну а что? Если я влезу во все это, тут и его доля вины. Не собираюсь я все последствия разгребать сам. Я могу рисковать, только если буду уверен, что, в случае чего, пострадаю только я.       Меня двигают вместе со стулом и обнимают. Это, конечно, приятно, но мне нужен ответ, и я его дожидаюсь:       — Я не хочу, чтобы ты сидел, поэтому пойду к отцу на переговоры. Если не выйдет ничего, то, естественно, не брошу твоих близких, не волнуйся.       — Какие у него требования? — уточняю, так как мне надо знать все, что теперь касается и меня тоже.       — Нормальный сын, который войдёт в дело и женится.       — Ты гей? В смысле, тебе девушки совсем не нравятся?       — Совсем. Но даже будь я натуральным натуралом, Карина мне все равно не понравилась бы. Раздражающая личность.       — Хочешь сказать, что, в случае чего, готов жениться на девушке, которая тебя бесит?       — Угу. Главное, чтобы внуков не потребовали…       — Так не любишь детей? — не то чтобы это было проблемой, спрашиваю больше из любопытства.       — Не знаю. Не сталкивался с ними… На улице разве что. Интересно, Карина пойдет на зачатие не привычным способом, а через клинику?!       — Посмотрел я на твою Карину… Не знаю, с чего ей так приспичило, но, судя по всему, она пойдет на все, лишь бы с тобой породниться. Ну или с твоим отцом, потому что неземной любви к тебе я не заметил.       Карина реально вела себя, мягко говоря, странно. Вешалась на Аида в любой подходящей и не очень ситуации, но когда, как она думала, никто не видит, косилась на него с неприязнью.       — Может, уболтать ее в любовницы к отцу пойти? Она как-то на физре ворвалась в раздевалку в одних трусах и прыгнула на меня. Мышку увидела. Может, такой прием на него подействует? Я даже не знаю, изменяет он матери или нет…       Даже если и изменяет, какая разница, не Карина так Мальвина или ещё кто-нибудь.       — А толку? — озвучиваю свои мысли. — Другую тебе найдет. Эта хоть не тупая.       — Вот именно, что «не тупая». И наверняка за свои труды и неудобства намерена отжать побольше, если не все из отцовского непосильно нажитого.       Фыркаю, удивляясь его логике.       — Если это так просто, сговорился бы с ней, да и поделил царскую казну поровну. Или как там. И ноу проблем. Я, конечно, твоего отца не знаю, но ты реально считаешь его идиотом?       — Эх, если бы… — говоря это Аид прям конкретно, по-настоящему вздыхает, будто правда мечтает об отце-идиоте. — У тебя случайно нет идей, как выйти из этого всего с наименьшими потерями? Вообще, до клуба и всего этого, я не хотел быть причастным к его делам, но теперь не могу бросить «Астери»… Да и некоторые личности явно перегибают, превышая свои полномочия. Выяснить бы, как на них повлиять, но для этого, и правда, придется войти в дело. Как обойти отца только не представляю.       — Честно? Я б на твоём месте поговорил с Кариной и узнал, на кой ей сдался этот брак. Кабы мотивация устроила, сговорился о фиктивной стороне предприятия и жил себе спокойно. Но, судя по всему, мы с тобой по-разному на жизнь смотрим. А что за личности?       Аид вдруг отстраняется и разглядывает остатки чая на дне кружки.       — Поляков.       Этот-то каким боком? Чёт, куда ни плюнь, везде Аркаша. Не человек, а таракан прям.       — Тоже на твоего отца работает?       — Не уверен, но связан точно. Чем больше узнаю, тем хуже делается. Мудак первостатейный и давно попутал все границы.       — Интересный у тебя папаня, — тяну, головой качая. — Гей-бар, проституция, наркоторговля. Если б не боялся сдохнуть, даже познакомиться бы захотел. А что тебя-то с Аркашей связывает?       Я как-то вот совсем не ожидал, что и Аид подвязан. Серьезно, как он умудрился-то с таким отцом?       — Мальчиков наших жалко, а он Иоанна не отпускает, — поясняет он, и я выдыхаю облегченно. — Лёха уже на все готов пойти, чтобы это изменить.       Мальчики сами идиоты, Аркаша силой никого в это не втягивает. Собственно, я и сам дебил, что когда-то согласился. За ошибки надо платить. Но вот последнее…       — В смысле, не отпускает?       — В прямом, Лёха хотел даже дом продать, чтобы его выкупить, но Поляков считает Иоанна своей собственностью и расставаться не собирается. За одни лишь разговоры на эту тему Иоанну устраивают ад, однажды вообще чуть не умер. По крайней мере мы знаем только про один раз.       Это что-то новенькое, о таком я не слышал. Не, я знал, что парни с ним спят, но чтобы в рабстве кого держать, это прям из области фантастики. Те, о ком я знаю, сами в Аркашу втрескались в свое время. Да ему и не надо особо стараться, с его внешностью и манерами на него каждый второй гей вешается. Он мне, кстати, когда-то пытался намекнуть на секс, но после первого же четкого отказа больше попыток не предпринимал. Не думаю, что я прям страшнее всех его пацанов, так что, уверен, там все реально по обоюдному согласию.       — Уверен? — все же уточняю. — Может, Иоанн сам не хочет от него уходить? У Аркаши парней, как у меня пыли, на черта ему это?       — Я не разговаривал об этом с Иоанном, но Лёха уверен, а ему я верю. Может, влюбленные и бывают странными, но не ослеп же он вдруг ни с того ни с сего.       Пока я зависаю, обдумываю новую информацию, Аид собирает посуду и, встав, убирает со стола.       — Тебе важен Лёша?       — Конечно.       — Хочешь, узнаю подробности?       — А сможешь сделать так, чтобы он не узнал, про наш «сломанный телефон»?       — Смогу.       Напрямую к Аркаше я не пойду в любом случае. Но разговорить кого к нему близкого — да. Аид, отключив воду, повернулся ко мне, и вдруг спросил совсем неожиданное:       — Я, кажется, так и не спросил… Будем встречаться?       — Чё, вот так официально?       Кивает и смотрит выжидающе.       — Что подразумеваешь под «встречаться»?       — Быть друг с другом и не быть с другими, наверное… Что, вообще, люди подразумевают под этим словом?       — Не знаю. По классике жанра обычно имеется в виду, что два человека начинают бегать на свиданки, дарить цветочки и целоваться под луной. Я мертвые цветы не люблю, на свидания времени нет и с луной не выйдет — ночью я работаю.       — Под луной точно не получится, я работаю без выходных, только если в перерыве выйти на улицу. Представляю, как обрадуются работники клуба. Нас даже сфоткают.       Он подходит ко мне и за талию притягивает ближе.       — Но, вообще, я просто хочу свой собственный мир, я же бог как ни крути.       — Я даже не знаю, это звучит романтично или пошло, — не сдерживая улыбки, замечаю я. — Не знаю, как ты представляешь с моей загруженностью «быть друг с другом», но вот «не быть с другими» — это гарантирую.       Аид наклоняется ближе и шепчет:       — Мой Мир, — и накрывает мои губы своими.       Не прерывая поцелуя, меня ведут куда-то спиной вперед. Три шага, и мы оказываемся в коридоре, а там и до спальни рукой подать. Эй, я ж как-то не то имел в виду-то… Но какое дело моим рукам до моих мыслей? Они уже сами тянутся под его кофту, забираясь выше, наслаждаясь божественным телом. Каждому Миру нужен свой Бог, да?       Мой халат летит на пол, и на этот раз не моими стараниями. Выжидать еще раз сеанс медленного стриптиза я не намерен, поэтому тут же сам стягиваю с него кофту и расцеловываю оголившуюся ключицу. Вчера я непозволительно мало его целовал, слишком зациклившись на своих заморочках, сегодня хочу исправить упущение. Незамедлительно!       Привкус его кожи даже круче вкуса его губ. Или нет? Надо сравнивать почаще.       Аид делает шаг назад и падает на кровать, утянув меня за собой. Оказавшись сверху, продолжаю прерванное занятие — хочется изучить, испробовать всего, чем исподволь и занимаюсь. Его тело фантастически чутко на все реагирует, чувствую, как от моих губ на его груди, у него учащается дыхание, а от рук, что ласкают бока, по коже проходит мелкая дрожь. Во мне просыпается неудержимое любопытство. А если так?       Слегка сжимаю сосок, проворачивая по кругу, а второго касаюсь языком. Аид шумно выдыхает и обхватывает мои бедра. Нравится? Закрепляю результат, втянув в себя чувствительную горошинку, вызывая удовлетворенный стон. Вдоволь наигравшись, спускаюсь ниже, облизываю впадинку под ребрами и, расстегнув ремень, стягиваю с парня джинсы. Он остается в одних трусах, такой восхитительно доступный и божественно прекрасный. По сути, я впервые имею возможность нормально его рассмотреть — вчера было не до того, а когда утром шкаф двигали, слишком увлекся процессом. Нет, выше пояса-то я все видел, хотя и украдкой. Сейчас же я провожу подушечками пальцев по его животу, отмечая, как потрясно смотрится моя рука на его теле — кожа у Аида смуглая, он и сам по себе темнее меня, так ещё и не сошедший загар. Я всегда был светлокожим, у меня и волосы от природы русые, и на солнце практически не бываю — с моими глазами на пляж не вариант.       Наклоняюсь поцеловать втянутый живот, спускаюсь ниже, не отрываясь от столь вкусного тела, и, закусив резинку трусов, стягиваю закрывающую самое интересное ткань вниз.       Его возбуждение вырывается на свободу. Впервые так близко вижу чей-то стоящий член. Одно дело в раздевалке или во время стриптиза, и совсем другое вот так, прямо перед лицом. Завороженно провожу по нему пальцами, слегка сжимаю головку, наблюдая, как из нее выходит капелька смазки. Отрываюсь от созерцания и встречаюсь с дико голодным черным взглядом. В полутёмной комнате кажется, что у Аида пропала радужка, слилась со зрачком, покрываясь мглой желания.       Не отводя взгляда от его глаз, слизываю выступившую каплю.       Аид приподнимается на локте и касается моего лица. Нежно проводит по щеке, останавливаясь на скулах, и слегка надавливает вниз, уговаривая открыть рот. На периферии вижу, как он поднимает бедра, намекая, что было бы неплохо объединить мои губы и его член. Умный какой. Коварно улыбаюсь и, не отрываясь от его жаждущего взгляда, ловлю губами наглые пальцы. Всасываю указательный, чуть прикусывая и играясь языком с мягкой подушечкой. Его руки пахнут табаком, но мне нравится. Надолго, интересно, его хватит? Взгляд обещает геенну огненную, Аид шумно дышит, но больше попыток указать, что мне делать, не предпринимает.       Отпускаю его руку и возвращаюсь к прерванному занятию. Целую выступающую тазобедренную косточку, провожу по внутренней стороне бедра, и лишь после этого перехожу на перевозбужденный член. Вновь пробую на вкус головку, убедившись в том, что Аид абсолютно везде вкусный. Где-то я слышал, что у курящих должно горчить, но либо меня ввели в заблуждение, либо мое персональное Проклятие — исключение из всех правил.       Обхватив губами головку, медленно втягиваю в себя член, придерживая его рукой. Взяв наполовину, очерчиваю языком уздечку и возвращаюсь к головке. Повторяю движение, но не успеваю разойтись от души, как Аид, рыкнув, подхватывает меня под мышки и тянет вверх. Мгновение — и переворачивает, накрывая собой.       — Не понравилось? — максимально невинно хлопаю ресницами.       — Бес маленький! — Аид впивается в мои губы с такой жаждой, будто съесть пытается. Выгибаюсь навстречу, отмечая промелькнувшую рядом руку — Аид стащил что-то с тумбочки, но мне не до того, я увлечен поцелуем и потрясно мягкими волосами, в которых гуляют мои пальцы.       Приподнимаю бедра, помогая одним резким движением стянуть с меня трусы, и недовольно мычу, когда он отстраняется, прервав поцелуй.       В руках у Аида смазка, которую он быстро наносит на пальцы. Когда он раздвигает мои бедра, явно собираясь начать растягивать, приподнимаю бровь, и, больше из вредности, чем от желания, говорю:       — Что за барские замашки? Я разве говорил, что собираюсь всегда быть снизу?       — Хочешь сверху? Окей.       И, подняв мою руку, стирает об неё смазку, как бы передавая эстафету.       Дожидаюсь, когда закончит, и, борясь с желанием показать язык, выдаю:       — Вообще, не, сегодня хочу снизу. Просто, хоть бы спрашивал для приличия.       — Если я когда-нибудь тебя придушу, любой суд меня оправдает. С ума меня решил свести, — Аид снова наносит смазку на пальцы и приставляет один ко входу. — Я и так контроль теряю, зачем дальше издеваться? — толкается внутрь и, нагнувшись, ловит мои губы.       Во второй раз все немного иначе. Простанываю в предвкушении удовольствия, обхватив его плечи, наслаждаясь его близостью. К уже привычному запаху его духов примешивается мозговыносящий аромат возбуждения, ощущение, что вся комната пропахла моим личным сортом афродизиака.       Зачем я отказывался от этого целый месяц? Мог бы стать счастливее чуточку раньше.       Возможно, я и вправду смог его довести, потому что сегодня на растяжку времени уходит гораздо меньше, пальцев быстро становится больше, и к третьему начинает приносить дискомфорт. Я уж было собрался возмутиться такому наглому поведению, но не успел и рта раскрыть, как Аид согнул их внутри, вызывая оглушительный раскат удовольствия, сопровождаемый моим шокированным вскриком. Оно и вчера было приятно, но сегодня аж в глазах полыхнуло, ослепляя.       Выскользнув из меня и напоследок слегка прикусив губу, Аид быстро натянул презерватив, смазывая его из того же тюбика. Подхватив мои бёдра, он со стоном входит в меня, на мгновение прикрыв глаза.       Сильнее обхватываю его, притягивая обратно. Губы уже саднит от поцелуев, но мне все равно дьявольски мало. Хочу тебя всего, больше, чаще, хочу раствориться в тебе, с ума от тебя хочу сойти. Уже сошел, но хочу ещё!       У Аида, видать, тоже крышечка-то слетает. Взрыкнув, он начинает двигаться быстро и резко. Тут не до нежности, страсть заволокла нас, бурля по венам и сшибая остатки самоконтроля. Кричу, выгибаясь навстречу, впиваюсь пальцами в его кожу, прикусываю солоноватое плечо, теряя контроль.       Ещё, божество моё, еще, пожалуйста, только не смей останавливаться!       Сейчас мне до боли нужно принадлежать тебе, меня изнутри разрывает от этого безумного желания. Все то, что я так долго прятал в себе, вырывается, требуя возместить утерянное, захватывая, притягивая тебя.       Аид, Проклятье мое, пожалуйста, дай мне это. Дай прочувствовать сильнее, больше, дольше, немедленно! Дай ощутить себя Твоим. Сейчас. Всегда. Во мне. С тобой. Ещё!