Астери

      Лёха       Договориться с местным администратором оказалось несложно. Петь я обожаю, насколько это вообще возможно, и делаю это постоянно. Перевод песни про поцелуй парней тут явно в тему и народу понравится.       Пока пою, замечаю очень знакомые зеленые глаза. Не может быть! Но это реально он. Изменился, вырос. Как-никак шесть лет прошло, но это точно он.       Пока пою, смотрю только на него. А он меня узнал?       Иоанн отворачивается от меня, отвлекаясь, а я слежу за ним. Вижу, как он крутится около богатой знати. Тут не составит труда догадаться, чем именно он зарабатывает.       Песня заканчивается и я, спрыгнув со сцены, иду к нему. Что говорить вообще непонятно. Но я что-то чувствую. Такое забытое и непонятное, но теплое. Словно световая бабочка во мне трепещет крылышками и греет, освещая душу.       Подхожу ближе и дотрагиваюсь до его руки, привлекая внимание. Иоанн оборачивается, тепло улыбнувшись.       — Доброй ночи.       Не узнал. Не вижу я в его глазах понимания. Просто вежливость.       — Хочешь чего-нибудь? — предлагаю я.       Как бы увести его отсюда и поговорить? Я никогда не снимал мальчиков и даже не представляю, как это вообще делается. «Сколько стоит твое время?» — звучит противно. «Сколько стоишь?» — еще хуже.       А я серьезно намерен потратить все скопленное, только чтобы поговорить с тобой.       — Тут важнее твои желания.       Тяжелая у тебя работа, подстраиваться подо всех.       Решаю ответить прямо.       — Хочу провести с тобой время где-нибудь наедине.       Иоанн делает шаг и, слегка прижавшись, шепчет на ухо, даже мурашки бегут, чего не бывает от экстрима.       — Прейскурант у бармена, там же касса. Оплачивай, и на любое выбранное время я твой.       — А забрать тебя отсюда можно?       Иоанн отстраняется, осматривая меня внимательно, и что-то прикидывает.       — Не видел тебя тут раньше.       — Друг привел.       Да не кусаюсь я, не бойся.       — У меня есть справка от психиатра, недавно пройденное обследование на всевозможные болячки и маленький частный дом, в котором живу один. Но заплачу тебе сколько скажешь, не переживай, могу сразу тебе отдать или на карту скинуть. Налички не особо много с собой, но могу сходить снять.       Я так нервничаю, словно умру из-за отказа. А он улыбается, искренне, не наигранно, прям как в детстве.       — Ты справку всегда с собой носишь или это запланированный акт?       — Забыл выложить, так и лежит в паспорте.       — Пять тысяч на кассу, двадцать мне, но только потому, что ты красавчик. Если интересуют практики, умножай на два.       Улыбаюсь так, что лицо грозит треснуть и отрицательно машу головой. Мне бы просто поговорить, о сексе сейчас вообще не думаю, тем более о всяких извращениях.       — Пошли, одному тебе не дадут оплатить.       Иоанн берет меня за руку и ведёт к бару. Шепчется о чем-то с барменом, тот кивает и, повернувшись ко мне, протягивает терминал для оплаты. Прикладываю карту, радуясь, что у меня есть деньги на эту ночь. Другой вопрос — Иоанн принимает переводы или к банкомату придется топать.       — А тебе когда? Сейчас или после? — спрашиваю, когда мы отходим.       — Сразу, можно переводом.       Достаю телефон и, вбив его номер, отправляю нужную сумму.       — Может, оденешься? Ночью прохладно.       Смотрит удивленно, будто спросил что-то несусветное, но не комментирует, а кивает и уходит.       Осматриваю зал, но Аида не вижу. Наверное, много работы. Ладно, не думаю, что он обидится. Я же и не должен был тусить тут до утра. Но, на всякий пожарный, отправляю другу смс, что сваливаю, и иду забирать кожанку из гардеробной и вызывать такси.       Иоанн возвращается, уже переодевшись в своё. Темно-синие джинсы, черная толстая кофта на молнии.       Беру его за руку. Кожа приятная такая. Как это работает вообще?! Я словно магию ощущаю, которая гуляет между нашими пальцами.       Мы садимся в машину. Иоанн кладет руку на мое бедро и слегка поглаживает. Такими темпами до разговора у нас не дойдет, тело уже реагирует. Целует в шею, и я рвано выдыхаю. Как он это делает? От резко открывшихся мне чувств, кружится голова, словно вышел вдохнуть чистого горного воздуха после задымленного мегаполиса.       Ночные дороги пусты, и доезжаем мы быстро. Подаю руку и помогаю ему вылезти из машины. Хочется сказать, чтобы перестал мне подыгрывать и делал то, что хочется, но молчу. Не на улице же обсуждать такое. Завожу его в дом, а он льнет ко мне и стягивает кожанку, проводя пальцами по плечам, заставляя дыхание прерваться, а сердце — застучать быстрее.       — Подожди, пожалуйста. Может, чай?       — Первый раз кого-то снял, да? — спрашивает, прекратив меня раздевать, но не отстраняется.       Киваю и разуваюсь. Надеюсь, мне больше и не придётся, и это исключение лишь для тебя.       — Не переживай, я могу сам все сделать, — шепчет он, а руки уже опускаются ниже, к ремню. Движение, и он уже расстегнут.       Шумно сглатываю, представляя картинки чего он там сам может, а потом в голову приходит бредовая идея. Ну как тут устоять?!       — Кто сверху. Давай на пицико?       Я, кстати, не пробовал в нижней позиции ни разу. Как-то не хотелось, да и не позволять же это каким-то левым и чужим людям.       Иоанн сначала удивляется, а потом улыбается и начинает смеяться.       — Ой, прости, — извиняется, все ещё улыбаясь. — Неожиданно просто. Ты сам-то как хочешь?       — Хочу сыграть, — стою на своем. Хочу прям как в детстве. Помнишь?       — Ну давай. Готов?       Киваю и на счет три накрываю его ножницы растопыренной ладонью.       — Краб. Я победил. Ты сверху.       Он вздрагивает и прищуривается, рассматривая меня. Да, это была наша придумка.       — Лёша?..       — Ага. Давно не виделись.       Глаза Иоанна расширяются, он явно в шоке, даже рот приоткрыл.       — Но… Откуда? Как?       Этот разговор точно не для коридора. Наклонившись, целую его в щеку.       — Теперь-то чай будешь?       — Я… Ты чего сразу не сказал?       — Тогда бы я упустил твой поцелуй в шею и многое потерял. Пойдем. У меня чай вкусный и какао есть, если хочешь. Возможно, и кофе тоже, но не советую, ему лет двести.       — Слушай, извини, я так не могу. Давай, я все верну и поеду, а?       Может, нужно было сказать позже? Нет, это совсем неправильно.       Нагло пользуюсь тем, что выше и, обняв его, притягиваю к себе. Близко. Я так не хочу, чтобы ты уходил.       — Мне не нужны деньги. Побудь со мной.       Серьезно, никогда не видел финансовых проблем. Нужно — идешь и работаешь больше прежнего, не нужно — просто работаешь и откладываешь на что-нибудь. Некуда потратить? Можно прогулять.       — Лёш, пожалуйста. Я… Не хочу портить светлые воспоминания… этим. У меня их не так много.       — Я подарю тебе новые, хочешь? Не хочу тебя отпускать.       Мне даже страшно, прям практически паника, что если он уйдет, то и все чувства, и эмоции последуют за ним. Не хочу. Я не могу его отпустить.       — Я не хочу спать с тобой за деньги, — совсем тихий голос мне в грудь. — Может, я и шлюха, но и у меня есть границы.       — Так не делай этого. Я же не принуждаю.       Не могу разжать объятья и отойти, боюсь, он сразу же сбежит.       — А что ты хочешь? — он поднимает голову и смотрит на меня своим нереально зеленым взглядом. Цвет такой, как листва весной, безумно ярко.       — Хочу, чтобы ты остался. Хочешь, можем просто чаю попить или телевизор посмотреть, возможно, там даже какие-то каналы есть. Не включал его несколько лет. Или, хочешь, я что-нибудь приготовлю? Правда, у меня, наверное, ничего нормального нет.       — Чтобы позвать меня на чай, платить было не нужно.       Смотрю, как он покусывает нижнюю губу, прям как раньше. Только сейчас у меня реакция другая. Прекрати это срочно! Я же не выдержу!       — В следующий раз обязательно позову просто так. Или, хочешь, ключ дам, сам придешь, когда захочешь?       — Хорошо. Веди. Где там твой чай.       Нехотя отстраняюсь и выдираю ремень, отбрасывая на пол. Вообще похрен.       Беру Иоанна за руку, потому что не могу его не трогать, и веду на кухню. Если бы знал, что приведу кого-нибудь к себе, я бы убрался. Кухня выглядит абсолютно брошенной.       — Ты только не трогай лучше ничего. Все в пыли. Я сейчас, — с грустью отпускаю его руку и иду наливать воду в чайник, единственный чистый предмет тут. Оборачиваюсь и наблюдаю, как он, найдя тряпку у раковины, вытирает стол и стулья, и иду мыть кружки. Пока чайник греется, ищу что-нибудь вкусное, да вообще хоть что-нибудь. Нахожу банку варенья.       — Как думаешь, какой срок годности у варенья? — спрашиваю, внимательно ее оглядывая. Банка и банка, сколько ей лет, интересно?..       — Если сверху плесень — сними верхушку и есть можно. Если засахарилось — разогрей и есть можно.       — Классная вещь. Прям для таких, как я придумали.       Нахожу открывашку и, откинув жестяную крышку, смотрю на содержимое. Вроде все нормально.       Приходится мыть еще и ложки. Да, ко мне только в гости и ходить… Пожарю таракана, а на десерт — муха в пыли.       Ставлю все перед Иоанном и двигаю стул к нему поближе. Чай у меня и правда вкусный, с бергамотом, и пахнет как листья с лимонного дерева. А он даже не пробует, просто проводит пальцем по ободку и спрашивает:       — Как ты тут оказался? В смысле, в этом городе.       — Так мы тогда сюда и переехали. Тетка мамкина ей дом отписала и… ну, тут лучше, наверное, чем у нас было. Тут море. Институты всякие. Работа. А ты?       Отпиваю горячий чай, не переставая счастливо пялиться на Иоанна. Теперь он подумает, что за годы разлуки меня часто били по голове. Ну и пусть.       — Учиться поступил, в общагу переехал.       Потом явно дорога повернула не туда. Но об этом не стоит спрашивать. Я даже представить не могу, что может такого случиться, чтобы пойти на такую работу. Да и, захочет, сам ведь расскажет. Не буду же я его заставлять.       — А тетя Лена где? — вспоминает он мою маму.       — Умерла. Я пока в армии был, она полезла крышу чинить или красить, так и не понял на самом деле, и сорвалась. Неудачно упала.       — Соболезную. Хорошая она… была, — замолкая, Иоанн переводит взгляд на кружку в своих руках, о чем-то задумавшись.       — Расскажешь, о чем думаешь?       — Детство вспомнил. Хорошо тогда было. Просто. А главная проблема — как от мамки новую ссадину скрыть после очередного приключения, чтобы не наказала и с тобой гулять не запретила.       — Я скучал. Особенно сначала. А потом меня маман так заняла, что вообще все из головы вылетело. Нужно было вернуться или хотя бы узнать, что ты сюда переехал. Я могу тебе чем-то помочь?       Ага, так он и сказал. Прям уже слышу, как меня на хуй посылают.       — Что было, то прошло, чего уж теперь. Я тогда, кстати, ждал. Думал, ты, как переедешь и обустроишься, напишешь.       — Плохой из меня друг вышел… Наверное, поэтому я долго ни с кем общаться не мог. Так мне и надо в принципе.       Если бы мы не перестали общаться, сейчас все было бы по-другому.       — А сейчас как? Чем занимаешься? Устроился куда-то после армии?       — Я там друга себе нашел, он меня и потянул экзамены сдавать, а потом и учиться в колледж. Плюс работаю барменом в «Илиаде».       — И на кого поступил?       — На спасателя. Вообще не представляю, что будет дальше. Возможно, с моим образом жизни, я до конца обучения и не доживу.       Лезу за телефоном и открываю свою страницу, показывая рандомное видео, просто тыкнув в середину. Я там гуляю по канату днем, по тому самому, по которому ходил, когда мы с Аидом гуляли. Пришлось заплатить за подобную выходку и за то, чтоб работающий там чел отвернулся.       — Можно? — указывает Иоанн на телефон, и я ему его отдаю. Он с интересом проглядывает несколько видео, пролистав вниз.       — Ты всегда любил залезть куда повыше. Помнишь, как мы однажды с водокачки в курятник рухнули и крышу пробили?       — Помню.       Я все помню. Я ведь не вспоминал детство очень долгое время, но все такое яркое, будто было на прошлой неделе.       — Меня потом маман крапивой отхлестала, когда через неделю увидела рану на ноге. Я ее не обработал толком в попытке скрыть, загноение пошло. До сих пор шрам остался. А за кур так ничего и не сказала. Хотя попугали мы их знатно.       — Покажешь?       — Шрам? Зачем?       — Хочу посмотреть.       Он явно в растерянности, но упирает ногу в соседний, свободный, стул и задирает штанину.       Поднимаюсь со стула и опускаюсь на колени, разглядывая тонкую полоску шрама, разделяющую икру сзади, на левой ноге. Провожу по нему пальцами. А я тогда только ушибся. Всегда тебе больше доставалось. Обхватываю лодыжку, чтобы не заехал мне в нос, и целую светлую полоску, мелкими, легкими касаниями, снизу вверх. Он не дергается и не пытается вырваться. Поднимаю на него глаза, а он грустный такой, что внутри все сжимается. Берет меня за руку и тянет на себя. Я не сопротивляюсь. И как только оказываюсь ближе, он наклоняется и целует. Бабочка внутри меня выросла в дракона и намеревается меня разорвать. Губы такие нежные, и я точно помню, что никогда его раньше не целовал, но это кажется таким знакомым, таким родным. И это так правильно.       Зарываюсь пальцами в волнистые волосы. Чувствую его руки на своей шее. Ему же тоже сейчас хорошо или меня одного так плющит?       — Пойдем в спальню? — спрашивает, отстранившись от меня на сантиметр. Целых десять миллиметров! Это же огромное расстояние!       — Ты же не хотел…       Как бы меня сейчас ни штырило, я не хочу делать что-то против его воли.       — Я за деньги не хотел, поэтому верну. А сейчас пошли. Ты-то хочешь? Я же вижу.       Отстраняюсь и смотрю в его глаза. Не понимаю, о чем он думает, но явно о чем-то другом. Это не то. Нельзя так.       Встаю и беру его за руку, молча уводя в спальню. Там у меня чисто, потому что там я провожу время.       Так же молча раздеваю его до боксеров, он в это время стягивает вещи с меня. Но находится явно где-то не здесь. Я вижу, что у него стоит, но не списываю это на свою неземную красоту. Ты решил мне одолжение сделать или что? Хочешь относиться ко мне так же, как к ним?       Затаскиваю его в кровать и укрываю нас одеялом.       — А теперь спи.       Самый мой неадекватный поступок. Хочу его до безумия и отказываюсь от этого.       — В смысле, спи? Лёш, ты нормальный? Ты же горишь весь.       — Я не буду с тобой заниматься тем, чем ты не хочешь.       — Что за ересь, с чего ты взял, что не хочу?       — Не знаю. Чувствую, наверное. Ты словно не со мной.       Иоанн молчит немного, опять что-то обдумывая, и, развернувшись в моих объятиях, поворачивается лицом ко мне.       — Ты спрашивал, что можешь для меня сделать?       — Да.       — Проведи со мной эту ночь так, чтобы я забыл. Хочу почувствовать каково это, когда хотят тебя, а не только тело.       Шумно выдыхаю. Ну и просьбы у него. Отказаться нереально, ведь хочется до одурения. Только это неправильно.       — Уверен, что это действительно то, чего ты хочешь?       — Да.       Да пошло оно все… сношаться. Как любят говорить греки.       Нахожу его губы и целую, пытаясь передать то, что сейчас чувствую. А он жмется ко мне, словно, и правда, могу его этим спасти, одну руку запускает мне в волосы, а второй тянет к себе. Всего одна ночь, которую я не смогу забыть из-за тебя, из-за эмоций, что ты принес, и я постараюсь сделать так, чтобы и ты тоже помнил.       Отстраняюсь от губ и покрываю все лицо мимолетными поцелуями, спускаясь на шею, которой уделяю больше внимания. Гуляю руками по его телу, поглаживая, лаская. Он тоже путешествует по мне руками, подставляя шею.       Перебираюсь ниже, зацеловываю все, пытаясь не оставить ничего без внимания. Нахожу губами сосок и засасываю, провожу сверху языком.       Это будет самая длинная прелюдия в моей жизни, но я уже не могу остановиться. Хочется показать максимум того, на что способен. Хочется сделать ему невыносимо хорошо.       Проделываю то же самое со второй горошиной и отправляюсь дальше. Облизываю ребра, целую живот.       Стягиваю с него боксеры и заодно откидываю одеяло. Уже становится жарко, и оно мешает.       Провожу по стволу языком и, обхватив рукой, направляю себе в рот. Стоит головке погрузиться, как в мои волосы забираются его руки и сильно сжимают. Я не понимаю. Тебе больно или хорошо? Останавливаюсь, но он не отстраняет меня, а ослабляет хватку и шумно выдыхает что-то очень похожее на «ах».       Наверное, все же это больше хорошо, чем плохо. Продолжаю медленно вбирать его в рот, пока не приближаюсь к руке, которую сразу же убираю, укладывая на его бедро и поглаживая. Спускаюсь еще ниже, стараясь дышать носом и расслабить горло. Не факт, что делаю это хорошо, но пытаюсь.       Кто бы послушал сегодня мои мысли, обалдел бы. Никто и не знает, что я могу сомневаться в себе. Да я и сам был не в курсе.       Опускаюсь до конца, плотно обхватывая губами основание. И медленно поднимаюсь вверх. Проделываю подобное еще пару раз и перехожу на что-то более простое, но быстрое, умудряясь при этом поглаживать ствол языком.       Так увлекаюсь, что удивляюсь, когда меня отстраняют и тянут вверх, чтобы поцеловать. Отдаюсь губам, которые стали более напористыми.       — Кто там, говоришь, сегодня сверху?       Он этого, конечно же, не видит, но я улыбаюсь. Не могу этого не делать.       — Ты. Только у меня так еще не было, не слишком отрывайся.       А то буду я на учебе стоять у стеночки.       — О, не бойся, я буду нежен, — тихо отвечает Иоанн, очерчивая кончиками пальцев мое лицо.       Берет меня за плечи и подталкивает, показывая, что хочет уложить на спину. Кто я такой, чтобы спорить в эту ночь?! Да и не хочу спорить, его хочу.       Ложусь, как велено, а он садится сверху и начинает изучать меня губами. С шеи спускаясь к ключице, по груди к животу, стягивает с меня трусы и поднимается к соскам. По очереди играет с ними языком, заводя еще больше. А потом отстраняется и шуршит вещами, свесившись с кровати. Не нужно быть умником, чтобы знать, чем конкретно. Достав нужное, возвращается в прежнее положение, один пакетик отправляя на подушку, а второй открывает. Смазка на раз? Очень удобно. Не видел таких. И целый тюбик с собой таскать не надо.       Иоанн опять льнет ко мне и целует, просовывая руку, между нашими телами, вниз. Чувствую его пальцы, проскользнувшие меж бедер, и развожу ноги шире, сгибая их. Хочу до ненормальности почувствовать его в себе. Я не считал анальную девственность чем-то мегазначимым. И не ношусь с ней как с писаной торбой, но и не планировал когда-либо практиковать пассивный секс. Все бывает впервые, как оказалось. Стоило появиться ему и все.       В меня погружается один палец и… ну, не знаю. Непривычно, наверное. Ио быстро находит точку чудес и массирует, вырывая из меня стон и… усиливая мою хватку на его бедрах. Я знал, что это приятно, но знать и ощущать — глобально разные вещи. Круто прям.       Двигается недолго и добавляет второй. Это уже ощутимее, но мне так безумно хочется, что уже готов его просить.       Иоанн смещается, отрываясь от моих губ и берет в плен сосок. Решил добить еще до акта? Ну ты и изверг! Я тут уже плавлюсь, между прочим!       Ио продолжает издеваться какое-то время. Я уже реально рассматриваю идею его попросить.       Но он добавляет третий и продолжает растягивать. Да хватит уже, давай. Хочу, не могу!       — Перевернись, пожалуйста, — просит он, отстраняясь.       Да я уже на все готов: и повернуться, и развернуться, и сам себя трахнуть твоими пальцами!       Переворачиваюсь и слышу, как разрывается упаковка. Он гладит меня по спине. Я не боюсь, можешь не успокаивать. Войди уже в меня!       Берет с подушки вторую упаковку и опять шебуршит. Да сколько можно-то? Очень долго все!       Целует позвонки и, приподняв меня за бедро, наконец-то входит. Ох, ты ж, блядь.       Медленно продвигается до конца, и это непередаваемое ощущение заполненности просто невероятно! Ио замирает на пару секунд, чтобы поцеловать меня в лопатку и начинает двигаться. От быстрых толчков я кричу на всю округу. Обалденно приятно! Хочу еще! Хочу больше! Мне мало!       Он не соблюдает ритм. То двигаясь запредельно быстро, то чересчур медленно, а то так резко, что в глазах рябит. Убейте меня сразу поутру, пока буду спать абсолютно счастливый и оттраханный, чтобы это было последнее, что чувствовал.       Я хочу, чтобы это не заканчивалось никогда. Но организм со мной не согласен, я уже чувствую, что осталось чуть-чуть, и пытаюсь подаваться бедрами. Но Иоанн обхватывает меня поперек груди и вынуждает встать на колени. Спиной чувствую тепло его кожи, а член внутри меня дарит фееричные ощущения. Завожу руку за спину и обхватываю его бедро. Пожалуйста, сильнее. Насаживаюсь на него как могу и, не стерпев, кончаю. Бурно. С криком. Даже тело потряхивает. Оно в шоке от ощущений.       Иоанн двигается во мне ещё и ещё и… прикусив основание шеи, следует за мной.       Я тяжело дышу и соскальзываю с него, когда меня отпускают, чтобы тут же рухнуть на кровать. Он стягивает презик и укладывается ко мне на чистую половину кровати. В свете луны, пробивающемся через тонкие занавески, вижу, что на нем много синяков, но не комментирую. Не стоит лезть, куда не просят.       Обнимаю его, притягивая ближе, и целую в волосы. Просто как самое близкое до чего могу добраться.       Мы лежим так какое-то время, а потом он спрашивает:       — Где у тебя санузел?       Объясняю местоположение и, когда он уходит, встаю, чтобы заменить постельное.       Я успеваю и снять, и постелить новое, и лечь, и снова встать, чтобы собрать в кучу разбросанные вещи. Потом передумать и сложить их аккуратно на стул.       Не нравится мне, что он так надолго пропал. Но и ломиться к нему еще рано, наверное.       Ложусь обратно и слышу шаги. Вернувшись, он ложится ко мне под одеяло и жмется ближе. Обнимаю его.       Понимаю, что хочу курить, но, когда была возможность я этого не сделал, а теперь меня отсюда и силой не вытащить. Хочу провести каждую отведенную нам секунду как можно ближе.       — Ты восхитительный, — тихо шепчу, надеясь, что он уже уснул. Не знаю почему. Просто сколько бы ни трещал всякие глупости на все стороны и кому ни попадя, реально заслуженных комплиментов, от души, я не делаю. И это кажется безумно личным, но то, что невозможно удержать в себе.       Он услышал и обнял крепче. Такой котенок. Хочется дать ему что-то большее. Хочется отдать ему всего себя. Но жизнь не особо похожа на фильм про Золушку и не все бывает так, как нам хочется, есть только здесь и сейчас и нужно уметь наслаждаться моментом. А про «потом», я подумаю потом.       Его дыхание выравнивается, и я засыпаю следом. Чтобы через несколько часов проснуться от будильника. В одиночестве. Иоанна нет, как и его вещей, а на телефоне уведомление, что мне зачислено двадцать тысяч.