The Dark Side of the Sun

***

ПОДСКАЗКА №6 — Три раза, когда люди узнавали, что Каминари может говорить на нескольких языках.

***

Английский всегда был для Каминари чем-то естественным. Он научился бегло говорить на нем, когда ему было не более четырех лет, чем он очень гордился. Блондин знал, что большинство скажет, что овладеть вторым языком в таком возрасте невозможно, и он сам с трудом мог в это поверить, оглядываясь назад, но опять же, пытки и угроза голодной смерти всегда была хорошим мотиватором. Хотя в то время он не был наемным убийцей, его родители ясно дали понять, что его готовят как лучшего из когда-либо существовавших, что поначалу казалось ему крутым, пока он не понял, что влечет за собой эта работа. Хотя родители Каминари управляли подпольным черным рынком, большинство предложений, сделок и запросов на убийства поступали от американцев, которые либо скрывались в Японии, либо жили там, чтобы воспользоваться изобилием незаконной деятельности, находящийся в не поля зрения Комиссии Героев. Каминари даже не мог вспомнить, сколько раз его просили переправлять одно незаконное вещество за другим из портов на базу. Это была одна из его наименее любимых работ, главным образом потому, что она не включала в себя практически никаких действий и была чертовски скучной, но разговоры с американскими мужчинами и женщинами, сопровождавшими его на базу (иногда и до их безвременной кончины), были одним из его любимых развлечений. Это был редкий момент покоя для маленького мальчика в его мире крови, пота и слез. В основном крови. Хотя некоторые трейдеры были ужасными людьми, не считающимися с личным пространством, иногда доходили до того, что прикасались к Каминари там, где им не следовало (на что он немедленно бил их по лицу, потому что ему было девять гребаных лет, черт возьми), большинство были относительно приятными людьми, которые продолжали свое участие в контрабандном бизнесе в секрете от семей и друзей. Дружелюбные американцы всегда могли поделиться историями, рассказами о Рождестве со своими супругами, вечеринках по случаю дня рождения с детьми, поздних вечерах с друзьями и ужинах со своими соседями. Они радостно рассказывали о своей повседневной жизни, и Каминари слушал, всегда с намеком на улыбку на лице, истории о жизни, которую, как он думал, у него никогда не будет шанса иметь. Конечно, как и всегда, Класс 1-А доказал, что он ошибался. Несмотря на этот славный факт, за который Каминари был бесконечно благодарен, английский язык по-прежнему занимал особое место в его сердце, и именно поэтому, когда он поймал Яойорозу, бормочущую какие-то очень вульгарные оскорбления о некоем фиолетовом герое-извращенце на тихом английском, он расхохотался. Была середина ночи, один из редких свободных дней, которые Каминари позволял себе без тренировок, голодания, обезвоживания, порезов или лишения сна. Конечно, это было приятно, но, учитывая тот факт, что у Каминари практически не было графика сна, немного отдохнуть было сложнее, чем он изначально думал. Вместо того, чтобы лежать без сна, уставившись в потолок еще шесть часов или разбудить одного из своих друзей, он решил совершить набег на ящик с закусками и посмотреть, что он может найти. Это была роскошь, которую он редко позволял себе, так как поддержание формы и стройности тела было важно в его предыдущей работе, но он просто решил к черту все это и на следующей неделе провести более длительные тренировки на выносливость. Он просто планировал взять пару закусок, бутылку воды и, возможно, стащить несколько Таки из тайника Бакуго, который ему специально сказали не трогать, просто для удовольствия. Ничего особенного, на самом деле. Он подсчитал, что это займет у него три минуты или около того. Он полагал, что будет единственным, кто встанет в такой нечестивый час, учитывая, что завтра у них школа, а ночная сова Тодороки была насильно уложена в постель Мидорией и остальными членами его команды после трех ночей подряд. Каминари не мог не улыбнуться этому. Любители. Три ночи были ничем. Дело в том, что он не ожидал, что кто-то еще будет на ногах, и именно поэтому, когда он услышал грубое «Твою мать, он буквально выглядят как фиолетовый мешок с шариками» с другой стороны общей комнаты, он потерял самообладание. Ни одна тренировка по скрытности не могла скрыть смех, который вырывался из его горла, и фырканье, которое он издавал, пока пытался перестать смеяться. Последний раз, когда он слышал, чтобы кто-то ругался по-английски, было много лет назад. И ему тогда не могло быть больше восьми или девяти. — О ГОСПОДИ! — Упс. Он напугал этого человека. И снова это был тот же английский с сильным акцентом. Каминари снова согнулся пополам, на этот раз даже не пытаясь скрыть хихиканье. Он быстро проковылял по кухне и вошел в общую комнату, чувство ловкости и равновесия покинуло его, хотя в данный момент это его не волновало. Яойорозу сидела прямо, когда Каминари, наконец, ввалился в общую комнату, едва успев добраться до дивана, прежде чем рухнуть в кучу подушек с раскрасневшейся кожей от смеха. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и открытым ртом. Она не зря провела свое небольшое разглагольствование внизу, чтобы никто не мог услышать ее мысли о некоем фиолетовом герое, хотя она подозревала, что все согласились бы с тем, что она говорила, и даже тогда она приняла дополнительные меры предосторожности, применив свои годы частного обучения и высказав свои жалобы на английском, а не на японском, на случай, если кто-то все-таки спустится. Так почему же Каминари так сильно смеялся? — Прости. Извини. — Блондину едва удалось восстановить достаточно самообладания, чтобы поднять лицо с дивана, где оно было зарыто, и посмотреть Яойорозу в глаза. Все мысли о благоразумии были полностью выброшены в окно; что-то, что Каминари, вероятно, должен был принять во внимание, но был слишком захвачен моментом, чтобы сделать это. — Просто… фиолетовый мешок с шариками? Яойорозу застенчиво хихикнула, когда Каминари снова уткнулся лицом в диванные подушки, плечи затряслись от скрытого смеха. — Да, эм… — Она ни разу не отвела глаз от Каминари. — Я имею в виду… Каминари отмахнулась от того, что она собиралась сказать. — Даже не переживай, Момо, — сказал он между смешками. — Я вроде как дружу с Минетой, но он мудак, и ты совершенно права. — Каминари поднялся с подушек и рухнул лицом вверх на диван, стреляя дерьмовой ухмылкой прямо в лицо Яойорозу. — Что он такого сделал, что ты так разозлилась? Яойорозу только моргнула. Какого хрена. Во-первых, Каминари проснулся в час ночи, что было странно, учитывая, что обычно его было труднее всего разбудить из всех учеников 1-А класса. Во-вторых, он ввалился в гостиную, спотыкаясь, ведя себя бессвязно, как пьяный идиот. Как будто этого было недостаточно странно, он понимал английский намного выше уровня, который они изучали, не говоря уже о том, что был известный факт, что у него были худшие оценки по английскому в классе, если не на курсе героя. Яойорозу открыла рот, закрыла его, затем снова открыла. — Хей, Каминари? — Она сказала на аккуратном английском, полностью игнорируя его вопрос. — Ты можешь… понять, что я сейчас говорю? Каминари решительно кивнул, очевидно, все еще под кайфом от его почти бесконечного приступа смеха. — Да! Каждое слово. — Он смотрел на нее невинными глазами и застенчивой улыбкой, явно наслаждаясь игрой, в которую он играл. — Знаете, ребята, я учу английский вместе со всеми вами. — Он не знал, было ли это из-за его чрезмерно легкомысленного мозга с СДВГ или потому, что было так весело видеть шокированное выражение лица Яойорозу, но вся секретность была выброшена в окно. С таким же успехом можно повеселиться. — Я бы сказал, что у меня примерно средний, ну, знаешь, нормальный уровень. У Яойорозу отвисла челюсть. Денки Каминари, симпатичный идиот с худшими оценками почти во всех классах, говорил на идеальном английском с идеальным акцентом, которого даже сама Яойорозу не могла достичь, хотя она изучала язык с восьми лет. Если бы она не знала его лучше, Каминари мог бы сказать ей, что он чистокровный американец, и она бы поверила. Яойорозу покачала головой. Это было слишком, чтобы переварить за один раз, не говоря уже о том факте, что дразнящая ухмылка Каминари стреляла прямо ей в лицо. — Каминари… — Да? — Какого черта. Блондин подмигнул ей, легко переключаясь на японский. — Язык. Яойорозу не могла даже собрать достаточно энергии, чтобы ответить, просто тупо смотрела на него с открытым ртом и широко раскрытыми глазами. Она устала, она была сбита с толку, и ей нужны были ответы прямо сейчас, пока у нее не случилась аневризма, в чем она была на девяносто девять процентов уверена, что получит, если объяснение не будет предоставлено в течение тридцати секунд. — Ты знаешь, что я имею в виду. — Ее тон был резким, но без какой-либо язвительности. — Весь этот… — Она бесполезно указала на блондина. — Свободный…английский… Каминари просто ухмыльнулся, медленно, но верно понимая, в чем он только что признался, поскольку он стал лучше контролировать свои чувства и смех. Ему повезло, что он ошибся, когда рядом был только Яойорозу, а не весь класс. Он неуклонно поднялся с дивана, чувствуя на себе вопросительный взгляд своего друга. Он медленно повернулся, пока их взгляды не встретились, на его лице все еще была раздражающе озорная ухмылка. — Тебе никто никогда не поверит. И прежде чем Яойорозу смогла возразить, Каминари послал ей воздушный поцелуй и убежал. Когда на следующее утро Яойорозу заявила, что Каминари был каким-то тайным гением, все обменялись косыми взглядами, сочувственно улыбнулись и продолжили свой день. Примерно через неделю попыток Яойорозу сдалась, пытаясь убедить своих одноклассников в скрытом таланте Каминари. После двух недель она впервые обратилась к Каминари за помощью по английскому. Через три недели она оставила проблему, хотя, хоть убей, не могла понять, почему Каминари по-прежнему получал худшие оценки в классе, когда дело касалось языка. Каминари просто молча стоял рядом, наблюдая, как все происходит. Ему повезло. Действительно повезло.

***

Каминари выучил русский под… не идеальными обстоятельствами. Когда ему было всего пять лет, его родители прилетели из Японии аж в Россию и высадили его у черта на куличках, с небольшим мешком еды, стаканом полным воды, перочинным ножом и одеждой на спине, чтобы выжить в морозных условиях. У него было только одно объяснение, написанное на тонкой полоске бумаги, найденной в крошечном пакете с едой: «Возвращайся домой через шесть месяцев или страдай от последствий.» Каминари чуть не погиб всего через несколько часов после того, как его родители ушли. Снег уже доходил бедному пятилетнему малышу до пояса, и снежная буря, в которую он попал, не собиралась утихать в ближайшее время. Он думал, что его родителям было все равно, выживет он или нет, но он не собирался рисковать с этим. Зная их, они, вероятно, найдут способ вернуть его к жизни, просто чтобы снова избить его, оставив на грани смерти. Маленький мальчик тащился часами, брюки-карго и футболка абсолютно не помогали его обмороженной кожи. Вода, которую ему дали, превратилась в лед, мешок с едой был давно потерян и он чувствовал замерзший металл ножа через карман, в котором он его хранил. К счастью, хоть раз в его несчастной жизни боги удачи решили пролить на него свой свет, потому что, когда его кожа была белой, а губы синими, добрый человек с упряжкой ездовых собак нашел его стоящим на снегу, со слезами, замерзшими на его щеках, и дрожащим. Мужчина немедленно подхватил мальчика и так быстро, как только мог, отправился в ближайший город, взывая помощь на каком-то языке, которого пятилетний ребенок не понимал, паника была написана на лице таинственного человека. Остальная часть его путешествия была значительно более простой. Некоторое время горожане заботились о нем, что было чуждо Каминари, который всегда ожидал пощечины или сурового выговора вместо успокаивающей руки и нежной похвалы. Это была приятная перемена, но Каминари никогда не мог полностью расслабиться. Угроза насилия постоянно нависала над головой мальчика, и он ничего не мог с этим поделать. По пути Каминари в конечном итоге смог сам освоить язык, просто находясь рядом с людьми, которые говорили на нем двадцать четыре часа в сутки. Это было нелегко, но с помощью милой леди на стойке регистрации в гостинице и молодой школьной учительницы он выучил это всего за три месяца. Он мало что помнил о России, кроме языка, но он знал, что в конечном итоге он вернулся до истечения срока. Его приветственным подарком домой были пятьдесят ударов плетью по спине вместо ста. Каминари не особенно понравился язык. Он любил людей, которые научили его этому, да, но сам язык только напоминал ему о мимолетной доброте, которую ему оказали горожане, которую он лишился на десять лет. В некотором смысле, потерять эту надежду было хуже, чем не иметь ее с самого начала. Иногда Каминари подсознательно ловил себя на том, что читает иностранные статьи в Интернете или слушает русские новости, но в целом он старался не говорить на этом языке. Но, конечно, у вселенной были другие планы. — Бро-о-о, это чертовски невозможно. — Киришима застонал, беспомощно указывая на листы бумаги, разложенные на кофейном столике. — Как, черт возьми, мы должны читать статью, если статья написана на другом долбаном языке. Джиро просто закатила глаза и вернулась к прокрутке своего телефона. — Я не знаю, чувак. Спросите представителя класса. — Она обвиняюще подняла бровь в сторону Ииды. — Он причина всей этой боли и страданий. Иида даже не удостоил ее взглядом, вместо этого решив поправить очки с высокомерным раздражением. — Говорю тебе, это лучший способ получить хорошую оценку за этот проект! Статьи с родины профессора Блика — самый надежный источник информации! Мы не можем просто использовать обычные японские статьи о нем! Все они наполнены преувеличенными трюками и ложной информацией. Цую слабо улыбнулась, хотя было ясно, что она так же измотана, как и все остальные. — При всем моем уважении, Иида, проект был просто исследованием и отчетом о профессоре Блике, а не написанием полного глубокого анализа. Я думаю, что мистеру Айзаве будет все равно при любых обстоятельствах. — К тому же, его злодейское имя, блядь, отстой. Какие, блядь, наркотики он принимал, когда выбрал имя «Профессор Блик». — Язык, Бакуго. — Иида извиняюще улыбнулся Цую, прежде чем продолжить. — Говорю тебе, это точно даст нам хорошую оценку. — Он сморщил нос. — Некоторым из вас это нужно. — Хей! — Грубо! — Не круто, братан. — Эх. Справедливое замечание. — Каминари! Все протесты и ропот прекратились по зову Серо, девятнадцать пар глаз повернулись к блондину, застывшему на месте посреди дверного проема со стаканом воды и несколькими карамельками Урараки в руке, выглядевшему настолько невероятно виноватым, что это было почти смешно. Хотя это был проект для всего класса, никого не удивило, что Каминари немедленно ушел, заявив, что ему нужно что-то сделать, прежде чем убежать и оставить остальных своих одноклассников размышлять над газетными вырезками в течение последних трех недель. Если бы это был кто-то другой, мысль о том, чтобы бросить, была бы встречена немедленными протестами. Однако это был Каминари, и независимо от того, как сильно они его любили, никто не думал, что он сильно поможет с его заведомо плохими оценками и гиперактивным отношением. Во всяком случае, он в конечном итоге будет отвлекать их больше, чем что-либо еще. Тем не менее, отчаянные времена требовали решительных мер, и Серо сказал бы, что они ничего не сделали для проекта, над которым у них было три недели на работу, который теперь должен был быть завершен через два дня. Серо поманил Каминари пальцем. — Как ты думаешь, ты мог бы прийти и помочь нам с этим на секунду? — Э-э, — Замечательно. Тринадцать лет обучения скрытности и единственный раз, когда Каминари действительно хотел избежать встречи со своими одноклассниками, его поймали. Отлично. — Зачем? — Да, какого хрена мы зовем Спарки. — Бакуго рассеянно взял еще одну фишку из миски на коленях Седзи, все время бросая на Серо неодобрительный взгляд. — Если что, тупица просто остановит наш прогресс еще больше. Ой. Каминари ничего не сказал, бесполезно стоя в дверном проеме с натянутой улыбкой. Он знал, что они на самом деле не имели этого в виду, по крайней мере, не так, как его родители, но то, что подразумевали его одноклассники, все еще задело. Он знал, что не может винить их, конечно, так как он обычно намеренно изображал себя милым идиотом, который во всем отстой. Тем не менее, эти слова были перемежены достаточным количеством пощечин и ударов в прошлом, чтобы заставить его кишки закипеть. — О, давай, Бакуго! — Мина обняла мальчика за плечи, нисколько не смутившись, когда он оттолкнул ее секундой позже. — Не будь грубым. Нам нужна вся помощь, которую мы можем получить прямо сейчас. Тодороки, который почти два часа сидел на полу, скрестив ноги, поднял руку. — Я совсем не против того, чтобы Каминари присоединился к нашему проекту, но я чувствую, что должен добавить, что мы бы даже не попали в эту переделку, если бы Иида позволил нам использовать обычные японские статьи для отчета. — Он откинулся на руки и снова уставился в пространство, пока остальной класс бормотал свое согласие, звук заглушал настойчивые протесты Ииды. — Весь этот проект просто глупый. — Киришима щелкнул пальцами в сторону Бакуго, который закатил глаза и бросил горсть чипсов в лицо рыжеволосому. — Спасибо, брат. — Он повернулся к Каминари. — Давай, чувак! Ты избегал делать что-либо почти три недели. Каминари не пошевелился, вместо этого решив положить карамель в рот и притвориться, что задумчиво жует. — Э-э, если я не ошибаюсь, все мы избегали делать что-либо до сегодняшнего вечера. — Кроме того, ему нужно было привести в порядок свою комнату. Его ножи давно пора было хорошенько почистить, не говоря уже о том, что Мидория почти нашел стопку отчетов о его родителях, спрятанных под его намеренно захламленной комнатой. Простой проект был последним, о чем он сейчас думал. Хагакурэ застонала откуда-то из массы людей и подушек. — Да, но это только потому, что кто-то … — Если бы Каминари пришлось угадывать, он бы сказал, что она многозначительно посмотрела на Ииду. — пообещал, что переведет все статьи и будет готов к прочтению неделю назад. На этот раз Иида даже не пытался защищаться. — Хорошо. Я беру на себя всю ответственность за это, но выучить разговорный русский сложнее, чем я думал! — Подожди, ты никогда не говорил нам, что планировал выучить русский за две недели. — О боже, теперь Мидория кричал. Каминари подумывал выскользнуть из комнаты и просто вернуться в свое общежитие, но что-то в сердитом Мидории было странно завораживающим, не говоря уже о том, что Иида наконец потерял самообладание. — Меньшее, что кто-либо из вас мог сделать, это помочь мне! — Ты никогда не спрашивал! — Ты никогда не предлагал! — Ребята, успокойтесь. На самом деле все не так серьезно. — Киришима, всегда миротворец, беспомощно посмотрел на Каминари. — Пожалуйста, брат. Мы знаем, что тебе нужна хорошая оценка за это так же, как и всем нам. — Да. — Серо скатился с дивана и драматично накинулся на Тодороки, который, в свою очередь, продолжал смотреть в стену, практически не интересуясь разговором вокруг него. — Давай, Ками. Это пытка. Каминари почувствовал, как его сердце инстинктивно подпрыгнуло при этом слове, хотя он сохранил нейтральное выражение лица. Он на мгновение оглядел своих одноклассников, растянувшихся на коленях друг у друга и по всей общей комнате. На первый взгляд все выглядело мирно, но огромная стопка бумаг и антикварных предметов, разложенных на кофейном столике, а также раздраженные взгляды, которыми все обменивались, говорили об обратном. Каминари застонал. К черту это. Он становился слишком мягким. — Неужели все так плохо? — ДА! Каминари не мог сказать, кто это сказал, но, тем не менее, он сунул конфету в карман, поставил бутылку с водой у двери и неохотно протиснулся между Токоями и Ураракой на диване. — Что вы, ребята, сделали до сих пор? Пустые, слегка смущенные взгляды его одноклассников были единственным ответом, в котором он нуждался. Каминари резко выдохнул, сопротивляясь желанию бросить на кого-нибудь неприязненный взгляд, и схватил пять газет, над которыми его друзья напрягались большую часть пяти часов. — У кого-нибудь есть с собой телефон? Все, что ему было нужно, — красноречивый кивок от Коды. — Хорошо. Тебе лучше записать это, потому что я сделаю это только один раз. Бакуго фыркнул, наблюдая за блондином краем глаза. — Что ты собираешься делать, Тупая морда? Читать нам? Каминари натянуто улыбнулся, слова на странице уже заставили его желудок неприятно сжаться. — Да.

***

Излишне говорить, что в ту секунду, когда он закончил пятую статью, в общежитии воцарился хаос. — КАМИНАРИ, КАКОГО ХРЕНА. — С КАКИХ ПОР ТЫ МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ НА ГРЕБАНОМ РУССКОМ? — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СДЕЛАЛ ЭТОГО РАНЬШЕ? — ТЫ НАБЛЮДАЛ, КАК МЫ СТРАДАЛИ ЦЕЛЫХ ПЯТЬ ЧАСОВ, КОГДА МЫ МОГЛИ ЗАКОНЧИТЬ ПРОЕКТ ЗА ТРИДЦАТЬ МИНУТ? — Нет, серьезно. Что за хрень на самом деле. — ТЕБЕ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ ПРОПУСКАТЬ ГРУППОВЫЕ ПРОЕКТЫ. Каминари застонал. Да, он, вероятно, должен был это предвидеть.

***

Испанский был интересным языком. Ему было поручено совершить несколько убийств в Испании и Мексике, но то, что он день и ночь убивал людей, не означало, что у Каминари не было возможности для непринужденной беседы с местными жителями. Он полагал, что выучил испанский больше для себя. Насколько он знал, испанский был одним из немногих основных языков, на которых не говорили его родители, что было удивительно, учитывая, что им владело значительное количество населения мира. Каминари не был точно уверен, как он выучил испанский, но он часто ловил себя на том, что бессознательно бормочет его себе под нос, когда он был расстроен или зол на что-то. Это начиналось как способ говорить, не получая порки за каждое оскорбление или просьбу, которые исходили из его рта, но постепенно это стало чем-то вроде языка утешения. Каминари всегда нравилось, как это звучит, не говоря уже о том, что это бесконечно злило его родителей, когда он проклинал их на языке, которого никто из них не понимал. Кроме того, постоянное наблюдение и контроль заставляли Каминари нервничать, что отчасти объясняло, почему ему подсознательно нравился этот язык. Ему нравилось говорить о своих надеждах и мечтах вслух и при этом держать их при себе, оставляя своих родителей и их приспешников в блаженном неведении о том, что он говорит. Несмотря на то, что его надежды и мечты более чем оправдались, снова благодаря классу 1-А, Каминари так и не избавился от привычки бормотать себе под нос по-испански. Он должен был подозревать, что рано или поздно это приведет его к каким-то неприятностям. В конце концов, его одноклассники были наивными, а не глухими. Кроме того, многие из них происходили из богатых семей, у которых, вероятно, были частные репетиторы, и они часто ездили за границу. На самом деле, Каминари был поражен, что никто еще не понял его, хотя, с другой стороны, они могли просто подумать, что он бормочет чушь, поскольку он никогда не воспринимался как умный тип. Честно говоря, его мастерство было обнаружено самым обычным способом. Не было никакого большого разоблачения, шокирующего откровения или даже необычного обстоятельства. Только он и Тодороки, богатый экстраординарный красавчик, сидели бок о бок на одном из многочисленных диванов, рассеянно прокручивая свои телефоны, а Бакуго кричал где-то в качестве фонового шума. Они просто бездельничали в общей комнате больше двадцати минут. Было редкостью чтоб такое малое количество людей занимало эти места, но всех девочек подняли в комнату Мины, а остальные мальчики либо помогали Бакуго готовить ужин, пытаясь успокоить пепельного блондина, либо бездельничали в своих комнатах, занимаясь своими делами. Два мальчика не сказали друг другу ни слова, только обменялись улыбками и кивками, когда Каминари плюхнулся рядом с Тодороки и достал свой телефон из кармана, вот почему Каминари чуть не выпрыгнул из своей кожи, когда Тодороки внезапно спросил: -Ты говоришь по-испански? Каминари несколько секунд смотрел на него, медленно выключая телефон и плавно убирая его в карман. Какого хрена? Тодороки гребаный телепат? — Эм. — Впервые в своей несчастной жизни Каминари не мог придумать, что сказать в ответ. — Почему…почему ты спрашиваешь? Тодороки последовал его примеру, выключив телефон и положив его на кофейный столик. — Ты что-то бормотал себе под нос. — О. — Каминари мысленно дал себе пощечину. Черт возьми. Ему действительно нужно было избавиться от этой привычки. Хотя, честно говоря, Тодороки был не худшим человеком, который мог узнать его секрет. Он был уверен, что если Яойорозу обнаружит, что он может говорить еще на одном языке, у нее будет полномасштабная аневризма. — Э, да. Я изучал это в средней школе. — Каминари чуть не дал себе пять за то, что сразу подумал об этом. Правда, в большинстве школ английский преподавался как второй язык, но испанский никогда не исключался. — Извини за это, братан. Тодороки на мгновение замолчал; его холодный взгляд скользил вверх и вниз по телу Каминари. — Средней школе? — Да. — Каминари мысленно нахмурился, в остальном сохраняя яркую улыбку на лице. Из всех людей он всегда думал, что Тодороки был одним из наименее склонных подвергать сомнению его объяснение, но, видимо, постоянная дружба с Мидорией вывела его из своей скорлупы достаточно, чтобы действительно вступить в разговор, а не принять ответ и двигаться дальше без второго уведомления. Черт. Глупый Мидори и его дурацкие веснушки. — Я полагаю, ты тоже знаешь испанский? Тодороки просто кивнул, совершенно не замечая попытки Каминари отвлечь внимание от себя. — Да. По какой-то причине мой отец очень настаивал на том, чтобы я выучил его. Каминари моргнул. — Настаивал? Этот уродливый мудак хотел, чтобы ты выучил испанский? Тодороки выдавил редкую улыбку. — Да. Всю свою жизнь до UA я учился на дому, поэтому у меня было много частных репетиторов. — Его улыбка исчезла, и его взгляд снова сфокусировался на Каминари. — Тем не менее, я не думаю, что могу говорить так же хорошо, как ты. Насколько я могу судить, твой акцент идеален, не говоря уже о том, что ты бормотал слова, которые даже я не знаю после семи лет обучения. Каминари просто рассмеялся, сохраняя лицо светлым и искренним, пока он ломал голову над правдоподобным объяснением. На самом деле хорошо что Тодороки не мог понять некоторые слова, которые он бормотал, потому что это привело бы к катастрофе. Согласно ежедневному новостному отчету Комиссии Героев, его родители снова были на свободе, их подозревали в убийстве пяти конкурирующих банд менее чем за неделю. Конечно, их не поймали, поскольку никто не знал их личности, но прошло много времени с тех пор, как Каминари видел их на поле боя, не привлекая его или какого-нибудь другого злодея, чтобы тот выполнял их приказы для них. Излишне говорить, что он произнес больше, чем пару гневных фраз и ругательств на испанском. Его родители, блядь, отстой, чувак. — Ну, Тодороки, я польщен. — Каминари насмешливо захлопал ресницами, пытаясь придумать объяснение, прежде чем остановиться на наиболее близком к истине. Ему никогда не нравилось лгать своим одноклассникам. Он мог сделать это с легкостью, да, но это всегда заставляло его внутренности сжиматься. Он не был уверен, было ли это из-за того, что он боялся, что однажды его раскроют (хотя ложь Каминари было практически невозможно распознать внешне), и это заставило бы их ненавидеть его еще больше, если бы его личность была раскрыта. — Я вроде как хорош, я думаю. Я часто оставался после школы, чтобы попрактиковаться, потому что, ты знаешь. — Он указал на свою грудь. — Вся эта ситуация с жестокими родителями. Чем меньше я был дома, тем меньше они могли бить меня, верно? — О. — Стоические черты лица Тодороки сменились чем-то гораздо более мягким. — Да. Каминари знал, что это объяснение абсолютно никак не повлияло на нервы его друга, но оно, скорее всего, заставило его прекратить разговор, не говоря уже о том, что в нем была доля правды. Он использовал испанский, чтобы сбежать от своих родителей, но не в буквальном смысле, который он только что предоставил. — Эй, не волнуйся об этом, Тодороки. — Каминари снова улыбнулся. Это выглядело искренним. Но это было не так. — Теперь я цел и невредим, видишь? Это все в прошлом. — Да, это была откровенная ложь, но, похоже, это помогло успокоить неуверенность Тодороки. Мальчик с двухцветными волосами просто кивнул, хотя в его глазах все еще было немного беспокойства, которое не могли победить даже опытные заверения Каминари. — Ты знаешь, что можешь поговорить с любым из нас о том, что произошло тогда, Каминари. Блондин моргнул, потому что вау, каким же он должен был быть запутанным, чтобы самый эмоционально страдающий запором студент на курсе героев предложил плечо, на которое можно опереться. — Спасибо, Роки. Это много значит. — Это действительно так, на самом деле. Тодороки резко кивнул, бросив последний взгляд на пользователя электричества, прежде чем забрать свой телефон и возобновить прокрутку. Каминари искренне уважал парня за то, что он не сорвался на тот факт, что ребенок с худшими оценками в классе мог свободно говорить по-испански. Уравновешенность Тодороки была тем, за что он уважал и завидовал ему. — Я действительно думаю, что это забавно, что ты лучше говоришь по-испански, чем по-английски. Каминари рассмеялся, на этот раз по-настоящему, и последовал примеру Тодороки, откинувшись на теплые подушки. Он собирался сказать что-то еще, когда- — ЭЙ, СТАТИСТЫ! ИДИТЕ УЖИНАТЬ, ПОКА СКОТЧ-ФЕЙС, БЛЯДЬ, НЕ ЗАДОХНУЛСЯ. Да. Жизнь была прекрасна. Кроме того, если он и Тодороки иногда смотрели испанские драмы и плакали вместе поздно ночью, это никого не касалось, кроме них.

***