Мы те, кто мы есть.

Утро было чудесным: тёплые лучи восходящего солнца только начинали пробиваться сквозь густую листву деревьев, окрашивая лес в нежные золотисто-розовые тона. Халбранд сладко спал в тёплой и уютной постели, и ему снился удивительный сон. Внутри сна всё казалось размытым, будто он смотрел сквозь мутное стеклышко. Он лежал на кровати, а над ним, словно тень, нависал старик, который отпаивал его чем-то чудовищно неприятным, горьким, с ярким послевкусием полевых трав. Горечь неспеша растекалась по языку, въедалась в него, а затем распространялась по всему телу, наполняя живительным теплом и странной легкостью. Лицо старца расплывалось в туманной дымке, его черты были совершенно незнакомыми, но в его серых, безмятежных глазах, на самом их дне, промелькнул едва заметный красный огонёк. Эта деталь настолько поразила Халбранда, что он невольно ахнул: когда-то, очень-очень давно, он видел именно этот огонёк. Или, вернее сказать, ощущал. Это была фэа старика — такая чистая, такая беззащитная и открытая, что казалось, даже случайный прохожий мог бы легко заглянуть в неё и при желании найти там всё, что угодно. Нельзя было сказать, что Халбранд отчётливо запоминал каждую фэа, которую ему довелось однажды созерцать, проникнув в неё вероломно или с покорного позволения ничего не ведающего об этом владельца. Но настолько прозрачные, невинные и ничем неиспорченные фэа сами надолго застревали в его памяти, оставляя безрадостное напоминание о том, каким прекрасным могло бы быть его собственное фэа, сделай он правильный выбор. И эта мысль обжигала его изнутри хуже, чем раскалённая сталь. Особенно, когда он чувствовал подобную фэа так близко, как сейчас. Так ярко, что все прочие краски перед её ослепительным блаженным светом меркли и бесследно терялись в пространстве и времени. Фэа Галадриэль была почти такой же. Ещё одно прозрение кольнуло его сознание острой иглой: так вот в чём была истинная причина того, почему он не заглядывал в её нутро — он бы неминуемо обжёгся об эту белоснежную сияющую чистоту. Но это вовсе не значит, что ему этого не хотелось. Халбранд взволнованно распахнул глаза и огляделся: вокруг него никого не было. Он лежал в старой хижине совсем один, а её антураж сильно напоминал всё то, что привиделось ему в предутренней дрёме. Вместе с тревожными размышлениями, захватившими разум Халбранда, пришло и осознание того, что старик не хотел ему навредить. Наоборот — он стремился ему помочь. В пользу этого говорил тот факт, что самочувствие южанина заметно улучшилось. "Ку́румо! Это Курумо! Он спас мне жизнь! Всё было на яву!» — воскликнуло, почти завопило что есть мочи, ошарашенное сознание Халбранда. Столь внезапное открытие оглушило, ослепило и заставило бояться того, что Курумо узнает его и разоблачит. Утешала лишь мимолётная мысль о том, что майа был необычайно искусным в мастерстве перевоплощения. Он играючи скрывал свою фэа от посторонних умов, как тайну за семью печатями. К тому же, Курумо не посмел бы коснуться его — когда Майрон предлагал присоединиться к нему с Мелькором, тот упёрто, словно баран, следовал заповедям Эру, запрещающим подчинять себе волю живых существ и заглядывать в их души. Значит, бояться нечего. Давным-давно Курумо жил вместе с Майроном в сияющем Валиноре и обучался у великого ремесленника и кузнеца — вала Аулэ. К слову, обучался весьма успешно. В то время майа не был морщинистым стариком, каким он решил стать, снизойдя в земли Средиземья. Его облик был свежим и юным, свойственным большинству майар, и загадочно прекрасным, как ясная звёздная ночь. Аулэ видел в Курумо большой потенциал, особенно отмечая его феноменальную способность проникать глубоко в природу вещей, в саму их суть. На всём Амане, пожалуй, не было более любопытного майа, чем Курумо. Однако была в нём и черта, роднящая его с златооким Майроном настолько крепко, что казалось, будто они единоутробные братья, а не уникальные создания Эру, порождённые порознь — гордыня, время от времени проскакивающая в мыслях и сердцах обоих. И если Курумо пока блестяще справлялся со своим недостатком, благодаря имеющейся мудрости, то Майрон уже давно должен был ползать в ногах у Валар, вымаливая прощение за всё содеянное. Но Майрон, он же Халбранд, бежал сверкая пятками от подобной перспективы, ибо не пережил бы такого позора. Халбранд, к собственному удивлению, на несколько секунд возненавидел Курумо, будто бы он был виноват во всех его бедах. Возненавидел настолько сильно, что его золотые глаза с зелёным отливом стали огненными, пылающими. И если бы бывший соратник увидел его прямо сейчас таким, то он непременно бы понял, что перед ним кто угодно, но явно не человек. «Почему он здесь? В облике дряхлого старика? Верный пёс Эру выполняет очередное задание своего любимого папочки?» — пронеслось в голове Халбранда. Привычная маска нормальности оказалась на лице Халбранда как по щёлчку, как само собой разумеющееся, стоило Галадриэль потревожить его своим внезапным появлением. — Как ты себя чувствуешь? — радостно сказала эльфийка и подбежала к южанину, который выдавил из себя очаровательную улыбку. — Сегодня уж точно не умру. А где же мой спаситель? — Халбранд нежно погладил девушку по лицу и её щёки тут же окрасились в пудровые оттенки — Пока я вижу только спасительницу. — Он снаружи, копается со своими цветочками с утра пораньше. Такой странный, даже не хочет называть собственное имя. Утверждает, что у него его нет. — Нет имени? Интересно... — задумчиво протянул Халбранд, приподнимаясь с постели — Что ж, мне намного лучше. Нам пора выдвигаться в Эрегион. Сейчас. — Откуда такое рвение? — удивлённо спросила Галадриэль. — Я вообще-то, если ты не забыла, вчера чуть кони не двинул, — съязвил Халбранд, с шипением осматривая запёкшуюся рану на животе — Если бы не нужда, я бы ни за что не отправился в королевство самодовольных гордецов, чтобы ежесекундно терпеть все эти эльфийские заскоки. Мне и тебя одной хватает. — Подожди, дай помогу. Я сама обработаю рану, — Галадриэль не намеревалась с ним спорить, чему он был удивлён — Не знаю, что с твоим настроением, но я рада, что тебе уже лучше. Я не отходила от тебя всю ночь. Халбранд тяжело вздохнул. Его ледяной панцирь, который он нацепил на себя в попытках защититься от мыслей о Курумо, казалось, трещал по швам от нежности, с которой Галадриэль смотрела на него. Такой искренней заботе не мог противиться никто, будь он хоть трижды майа. — Не стоило так волноваться, Галадриэль, — тихо произнес он, когда эльфийка приблизилась, держа в руках самодельные бинты и отвар, по видимому, из ацэласа. — Я не заслуживаю этого. — Не говори глупостей, — ответила она, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть его рану — Конечно заслуживаешь. Халбранд кивнул, но его внутренние демоны продолжали терзать его. Ещё никто и никогда не беспокоился о нём так сильно, как этот милый белокурый эльф. И он не мог врать самому себе, что ему это ни капельки не нравилось. Конечно нравилось. Безумно нравилось! — Знаешь, — продолжила Галадриэль, осторожно обрабатывая его рану, — Зря ты думаешь, что в Эрегионе все — высокомерные идиоты. Тебе там понравится. В Ост-Ин-Эдиле живёт величайший мастер кузнечных дел — лорд Келебримбор. Это большая удача, что тебе выпала честь с ним познакомиться. — Неужели? — мило улыбнулся Халбранд — Тогда у меня действительно есть веская причина для визита. Галадриэль закончила с бинтами и бережно прижала к ране компресс, стараясь не причинить парню боли. Каждый миг, проведённый с Халбрандом, казался Галадриэль ценным даром свыше, который она не могла и не хотела упускать. Она только сейчас поняла, что очень скучала по его улыбке — такой тёплой и такой родной. И как только ей удавалось жить до встречи с ним. Хотя, разве это была жизнь? Всего лишь жалкое существование, состоящее целиком и полностью из серых, одинаковых дней, наполненных бесконечной скорбью по Финроду и жаждой безрассудной мести. Но появление Халбранда изменило всё... и навсегда.