Анна и другие

Яков Платонович всегда одевался элегантно, с дорогой простотой, не привлекая к себе пристального внимания. Не желая выглядеть в Затонске так, словно сошёл с модной картинки, он взял с собой в уездный город только самое необходимое: несколько визиток, сюртуков, жилетов и немного одежды и обуви, в которых чувствовал себя комфортно. В тюремном лазарете, когда пришёл в себя, на нём было лишь нижнее бельё, а на спинке кровати — старый, видавший виды, серый халат. Раскладывая принесённую доктором одежду поверх серого грубого солдатского одеяла, он обратил внимание, что все вещи, включая нижнее бельё, были из тех, что остались в его квартире в доходном доме Неклюдова на Потёмкинской улице. Неизвестный или неизвестные отобрали и привезли все необходимое, не забыв даже запонки и узкий галстук из муара. Перед ним лежали новые вещи: сюртук, брюки и жилет, которые он заказал в торговом доме «И. П. Лидваль и сыновья» на Большой Морской улице незадолго до своего отъезда в Затонск. Белая рубашка из тонкого полотна была из дюжины новых, приобретённых вместе с этой сюртучной тройкой из превосходного английского сукна. Не зная с кем ему предстоит встреча, он решил переодеться, чтобы не делать это на глазах у посторонних. Шагая по открытой тюремной галерее к лестнице, он оглянулся и окинул внимательным взглядом своих сопровождающих. Двое коренастых секретных агентов — род их деятельности Штольман определил с первого взгляда — в черных пальто и котелках с самым невозмутимым видом следовали за ним. Впереди него шёл надзиратель со связкой ключей в руке. Яков Платонович догадался, что они направляются в помещение, где в любое время суток находился дежурный надзиратель. Войти в Дом предварительного задержания на Шпалерной улице или покинуть его можно было только через эту приёмную. Без лишних формальностей все беспрепятственно покинули здание тюрьмы и оказались на административном дворе. У высоких железных ворот их ожидал крытый и вместительный экипаж, а на козлах сидел жандармский вахмистр. Он немного удивился, когда свернули с Шпалерной на Потёмкинскую и, миновав здание манежа Кавалергардского полка, проехали дальше. Агенты, заметив его удивлённый взгляд, молча переглянулись. Когда экипаж остановился, сидящий рядом с ним агент буркнул: — Ну вот и приехали, выходите! Штольман взглянул на четыре тёмных окна третьего этажа дома, перед которым он оказался и в котором прожил десять лет до своего отъезда в Затонск. Осмотревшись по сторонам, заметил жандармов у соседних парадных подъездов и сверкающий лаком, добротный и дорогой экипаж, который стоял на углу Кирочной и Потёмкинской улиц. На Петербург опускались ранние зимние сумерки. Мелкий снег легкой паутиной затянул всё кругом. Свет от фонарей отражался в окнах домов. С наслаждением вдохнув полной грудью морозный воздух, Яков Платонович вопросительно посмотрел на своих попутчиков, которые тоже вышли из экипажа. Один из них подошёл к нему и негромко произнёс: — Поднимайтесь к себе. Вас ждут. Другой сопровождающий подошёл к незнакомому швейцару у парадного входа. Они о чём-то вполголоса переговорили. Швейцар утвердительно кивнул и открыл перед ними дверь. В небольшой передней с единственным окном, выходившим во двор, на вешалке Яков Платонович увидел чужое пальто с воротником из чёрного бобра, а на полке перед большим овальным зеркалом — цилиндр. Он снял пальто и с любопытством взглянул на своё отражение в зеркале. Тонкие, чётко очерченные губы тронула лёгкая усмешка. Накануне поездки его отвели в тюремную баню, где побрили. Он догадывался, что сильно похудел и осунулся после ранения, но лицо с заострёнными чертами и высоким белым лбом не выглядело старше. Лишь глаза, настороженные и казавшиеся более тёмными, выдавали его возраст. Штольман подумал, что с отросшими волосами и в одежде, которая теперь болталась на нём, он похож на разночинца-нигилиста, а не на полицейского чиновника. Расстегнув пуговицы сюртука и вздохнув, направился в гостиную. Знакомая обстановка просторной комнаты вызвала у него странные чувства. Защемило сердце от осознания, что после произошедших событий жизнь нельзя повернуть вспять. Остались навсегда в прошлом дни, когда возвращался после службы в Департаменте полиции в спокойный уют своей квартиры и коротал редкие вечерние часы досуга за книгой в уютном кресле. Арендовав на десять лет, он обставил ее мебелью из бывшей квартиры своих родителей на Кирочной улице, рядом с «Анненкирхе» — лютеранским храмом Святой Анны. Старший Штольман — большой поклонник творений Генриха Гамбса, заказал мебель для семейного очага Штольманов в мастерской лучшего мебельного мастера Петербурга. Прекрасно сохранившаяся, красивая и удобная мебель из орехового дерева с обивкой из кретона прекрасно вписалась в просторные комнаты на Потемкинской. Услышав знакомый голос, Штольман обернулся. — Яков Платонович, надеюсь, Вас не слишком удивили мой визит и бесцеремонное вторжение в ваше жилище, — с самым невозмутимым видом сказал полковник Варфоломеев. Он стоял перед открытой дверцей высоких напольных часов и держал в руках часовой ключ. Ажурные стрелки, маятник и гирьки из латуни поблёскивали в полумраке комнаты, а из часов доносился мерный звук механизма. — Должен признаться, не могу спокойно смотреть на остановившиеся часы, — произнёс Пётр Алексеевич. — Тиканье часов для меня — это пульс жизни. В свою квартиру я никогда не приглашаю часовщиков и завожу часы только сам. Поверьте, Яков Платонович, это очень увлекательное занятие. С часовым механизмом, как и с людьми, необходимо чувствовать нарастающее сопротивление. Если приложить чрезмерное усилие, пружина может лопнуть. Ни в коем случае нельзя заходить за предел. У всех смертных есть свой предел. Да и у Вас, Яков Платонович, тоже. Не сможете бесконечно противостоять сложившимся обстоятельствам… — Я предполагал, что мы еще с Вами встретимся, господин полковник! — Яков Платонович осмелился прервать начальника личной охраны императора, догадываясь, что Пётр Алексеевич, вероятнее всего, ждал от него именно этих слов. Запущенные часы, остановившиеся полтора года назад после его отъезда в Затонск, станут немыми свидетелями и беспристрастными судьями их разговора. Встреча с Варфоломеевым повлияет на всю его дальнейшую жизнь. — Тогда присядем, Яков Платонович! — предложил полковник. — Зажжём настольную лампу и задернём гардины. Вы знаете, что в столице зимний день короток, через час стемнеет. Пётр Алексеевич включил настольную лампу на бюро между окнами и задёрнул плотные шторы на высоких окнах. — Кто на Вас напал в гостинице? — спросил он, подходя к столу и садясь напротив Штольмана. — Я не видел нападавшего! — Вас нашли без сознания на втором этаже гостиницы в Затонске. Но это уже в прошлом. Насколько мне известно, рана ваша зажила. Перейдём к сути нашего разговора, Яков Платонович. Мой адъютант предупредил Вас, что нам прежде всего важно прояснить? — Да! Штольман понимал, что за показным спокойствием и доброжелательством Варфоломеева скрывались недовольство и неприязнь, и готовился к худшему развитию событий после их встречи. — Очевидно, моё решение открыть перед Вами все карты окажется неожиданным для Вас, — улыбнулся господин полковник. «Излюбленный способ опытных полицейских: показной откровенностью и благодушием усыпить бдительность подозреваемого или преступника», — усмехнулся про себя Штольман. — Но, к сожалению, должен, прежде всего, заметить, что при всех блестящих качествах у Вас есть всё же огромный недостаток: Вы начисто лишены гибкости и не способны при необходимости свернуть с прямого пути на обходную тропу. И этого искусства Вы уже никогда не достигните. «А вот Вы, господин полковник, владеете им в совершенстве», — смутная догадка, возникшая у Якова Платоновича еще в тюремном лазарете, о том, что его использовали втёмную, не давала покоя, но вслух он произнёс: — Пётр Алексеевич, если Вы сомневались в моих способностях, то почему поручили мне это задание. — Напротив, я был уверен, что Вы справитесь с ним, Яков Платонович, — цепкий взгляд черных пронзительных глаз полковника остановился на лице Штольмана. — С вашей энергией, умом и с помощью двух помощников Вам не составило большого труда быть в курсе подозрительной возни вокруг секретного объекта. От Вас не требовали вмешательства, а ждали только подробных отчётов. Варфоломеев поднялся из-за стола. Заметив, что надворный советник собирается подняться вслед за ним, он коротко бросил: — Сидите, Яков Платонович! — Это не Вы убили Разумовского! Скорее всего, Вы пустили бы ему пулю в лоб, глядя прямо в глаза, а не напали бы как тать* (прим.) из-за спины. Но вот Нежинская?! Господин полковник прошёлся из угла в угол. — В ваших донесениях Вы скрыли истинную причину неожиданного появления фрейлины в Затонске. Нет сомнений, что не могли не догадываться о ней, так как ваши интимные отношения возобновились в Затонске. Ваша любовница, используя ваше увлечение ею, беспрепятственно собирала сведения о военном полигоне и передавала их князю Разумовскому. На днях в Затонске обнаружили тетрадь дочери полковника Лоуренса, Элис. Наши криптографы быстро расшифровали записи. Они подтверждают шпионскую деятельность князя. Знатный аристократ, богатый, необделенный почестями при дворе нашего государя императора, шпионил для британского правительства, когда в соперничестве между Туманным Альбионом и Российской империей только огромными усилиями наших дипломатов удаётся избежать вооружённого конфликта. Яков Платонович, Вам известно, что афганский кризис восемьдесят пятого года едва не привёл к войне? Британия защищает Индию как свою колонию, которая имеет колоссальное значение для неё. Высокомерные англичане считают, что азиаты — это вечные дети, им необходима опека и контроль со стороны цивилизованного народа, какими они себя и считают. Наш государь император не собирается уступать Британии в экспансии в Центральную Азию. России необходимы новые рынки сбыта для своих товаров. –Яков Платонович, — губы Варфоломеева исказила едва заметная насмешливая улыбка, — Вы всего лишь маленькая пешка в этой Большой игре! *(прим.). Зная о роли Нины Аркадьевны в убийстве инженера Буссе и краже секретных документов у него, тем не менее не сообщили об этом в своих донесениях. Безусловно, пытались спасти свою любовницу от ареста! — Я не мог обвинить её, только основываясь на своих логических догадках… , — попытался возразить Штольман. — Яков Платонович, — перебил его Варфоломеев, повышая голос и не скрывая своего недовольства, — хочу ещё раз напомнить Вам: от Вас никто не требовал доказательств, а ждали достоверной информации. А с дознанием сотрудники охранного отделения справились бы гораздо лучше Вас. У них для этого есть свои методы. Если бы Нежинскую арестовали сразу после убийства инженера Буссе, многих событий удалось бы избежать. — Нина Аркадьевна арестована? — спросил Штольман, стараясь не выдать охватившего его волнения. — Задержана и, понимая насколько далеко зашла в шпионской игре, охотно даёт показания, обличающие князя Разумовского и некоторых сотрудников посольства Великобритании. Уверен, какие-то сведения она всё-таки утаивает, продолжая свою игру и стремясь сохранить жизнь. Господин полковник остановился перед Штольманом, не сводя с него глаз. — Яков Платонович, хорошо всё взвесьте, прежде чем дать ответ на мой вопрос! — его предупреждение прозвучало сурово. — Где папка с разработками Гордона Брауна? Когда Вас нашли в гостинице, её не оказалось при Вас! Ваш филёр и Нежинская в один голос утверждают, что видели её в ваших руках. — Её нет! — Яков Платонович мысленно поблагодарил Франта, который сдержал слово. Он знал, что папка у Анны, но не выдал её. До этой встречи Штольман думал , что ему будет сложно солгать, даже ради безопасности любимой девушки. Но после того, как он узнал, что Варфоломеев в своей игре подставил его, Яков Платонович сделал это с лёгкостью — Я сжёг её вечером после своего задержания, когда мне удалось сбежать из управления полиции, — пояснил он. Полковник Варфоломеев молча отошёл от него к окну. Приподняв гардину, он какое-то время смотрел в окно. Затем подошёл к столу и сел напротив Якова Платоновича. — Вы знали над чем работал Гордон Браун? — В общих чертах, да! — После того, как Гордон Браун и его помощник покинули Михайловскую усадьбу перед Рождеством, их больше никто не видел, – обыденным голосом заговорил полковник после небольшой паузы. – С каждым днём вероятность того, что они всё ещё живы, становится всё меньше. Новое оружие стало бы отличным аргументом в руках наших дипломатов в противостоянии с Британией. А для Вас, Яков Платович, папка с разработками — это своего рода индульгенция* (прим.). Думаю, мне удалось бы убедить государя императора – закрыть глаза на допущенные Вами ошибки. Яков Платонович, Вам придётся заплатить высокую цену за уничтожение этой папки! — Господин полковник, вероятно Вас это удивит, но я готов к этому, — сказал Яков Платонович, вставая. — Отныне вашу судьбу будет решать начальник департамента полиции Пётр Николаевич Дурново. Я постараюсь добиться, чтобы ваш проступок не подвергли судебному разбирательству! Обвинить Вас в шпионаже в пользу Великобритании нет оснований, но заключения Вам не избежать. Государь император настроен решительно. После окончания следствия Вас отправят в Шлиссельбургскую крепость, как и всех, замешанных в шпионаже. Если Пётр Николаевич решит в будущем использовать ваши таланты и способности, советую согласиться. Служа отечеству, сможете искупить свою вину!