Анна и другие

Вопросы застали Анну врасплох. Когда их взгляды встретились, в её глазах вспыхнуло синее пламя. Штабс-ротмистр подумал, что в этот момент она решала, стоит ли ей доверять ему. — Это я перевязала Магистра, — сказала, наконец, Анна. — Так Вы были знакомы с ним? — спросил Павел Сергеевич с удивлением. Он старался говорить мягко, тщательно подбирая слова, чтобы не испугать девушку. — Я знакома с Магистром? — переспросила она так, словно такое предположение было для неё оскорблением. — Он возглавлял сатанинское общество и похитил меня, используя гипноз. По его приказу в Затонске убивали нищих. Мне известно, что он убил ту женщину и солдат, которые охраняли здание на военном полигоне, где я очнулась после похищения. — Но ведь у магистра должна была быть какая-то определённая цель? — Одержимый убийца, он говорил что-то о сатанинских ритуалах и о власти над людьми. Анна старалась говорить спокойно, но Павел Сергеевич заметил, как ей нелегко вспоминать пережитое. Барышня так сильно сжала чашку, что побелели костяшки пальцев. — Он решил, что я… — она не успела договорить. Открылась дверь, в кондитерскую вошёл Коробейников и сразу же направился к столику, за которым они сидели. — Здравствуйте, Анна Викторовна! — он выглядел одновременно смущённым и обрадованным. — Давненько мы с Вами не виделись! Вот всё недосуг заглянуть к вам. Ульяшин сказал, что Вы заходили в управление, а Синельников видел, как вы с Павлом Сергеевичем в кондитерскую зашли. И, словно извиняясь, Антон Андреевич, обращаясь к Шилову, нерешительно добавил: — Господин штабс-ротмистр, тут такое дело… Николай Васильевич считает, что и Вас следует обязательно поставить в известность… Замолчав, он посмотрел на девушку, затем перевёл взгляд на Павла Сергеевича, вероятно, сомневаясь, стоит ли ему продолжать. — Что у вас, Антон Андреевич? — довольно резко спросил штабс-ротмистр. Коробейников, избегая смотреть на Анну Викторовну, начал рассказывать: — Право, даже не знаю с чего начать. Видите ли, в управление явился купец Зуев и сообщил, что сегодня, возвращаясь из Твери со своей сестрой, был вынужден остановиться в пути… Он замолчал и взглянул на Анну Викторовну. Штабс-ротмистр раздражённо произнёс: — Антон Андреевич, я понимаю, зачем иногда останавливаются в пути. Дальше-то что? Рассказывайте как есть! Барышня перевела взгляд с Коробейникова на жандарма. В её глазах читалось недовольство. Тон штабс-ротмистра, в котором сквозило пренебрежение, не понравился ей. — Антон Андреевич, прошу Вас, не волнуйтесь, — обратилась она к Коробейникову с улыбкой, стараясь скрыть беспокойство, которое вызвали у неё его слова. — Скажите, пожалуйста, что Вы хотели сообщить Павлу Сергеевичу? Если Вас смущает моё присутствие, то Вам ли не знать, что меня трудно удивить или напугать. — Да чего уж там, — решился, наконец, полицейский, — замёрзшее тело обнаружил Зуев у дороги за кустом. Снега-то сколько навалило за последние дни, вот и не заметили его другие проезжие. — Кто? — спросила девушка, сдерживая дыхание. Глаза ее расширились, а губы побелели. — Анна Викторовна, да не волнуйтесь Вы так! — с тревогой посмотрел на неё Антон Андреевич. — Так в том-то и дело, что не знаем мы пока, кто это! Купец споткнулся о тело, да так испугался, что не стал выкапывать его, а что есть духу погнал тройку в Затонск и прямо к нам в управление. — Я поеду с вами! — решительно сказала Анна Коробейникову, поднимаясь из-за стола, и направилась к вешалке, где висели её шубка и платок. На полпути она оглянулась и с удивлением посмотрела на Антона Андреевича и штабс-ротмистра, которые явно не собирались следовать за ней, а лишь обменялись взглядами. — Вы не посмеете меня остановить! — в её голосе звучала такая уверенность и решимость, что для штабс-ротмистра и Коробейникова стало ясно: она не отступится и ничто не удержит её от поездки за город, к месту, где находилась страшная находка купца Зуева. — Я должна увидеть его, — заявила Анна. Когда Синельников подъехал к управлению полиции на нанятом у гостиницы возке, Коробейников и городовые на санях уже исчезли из виду. Штабс-ротмистр молча помог барышне устроиться и сел рядом. Укрыв её и свои ноги меховой полостью, он наклонился к ней, собираясь что-то сказать. Она повернула голову в сторону, уклоняясь от его взгляда со словами: — Павел Сергеевич, прошу Вас, я обязательно отвечу на все ваши вопросы, но только после поездки. — Анна Викторовна, я всего лишь хотел Вам сказать, — донеслось до неё. — Вы напрасно тратите время. Я уверен, что купец обнаружил кого угодно, только не Якова Платоновича. Анна Викторовна резко повернулась к нему и произнесла уверенно: — Вы не можете этого знать! Даже если это не он, я должна сама убедиться в этом! Штабс-ротмистр молча покачал головой. Возок, выехав из Затонска, поехал по накатанной дороге мимо елей, сосен, берез и осин. Снег на поверхности больших сугробов, припорошенный блестящей снежной пудрой, выглядел как мягкий белый бархат. Ритмично, в такт движению возка, раздавался мелодичный звон колокольчика. Анна сидела рядом с Павлом Сергеевичем, укутанная меховой полостью, которая защищала её от ледяных укусов. Усилившийся ветер бросал в лицо ледяную пыль. Когда возок резко кренился то влево, то вправо, она невольно переводила взгляд на невозмутимого кучера в дублёном полушубке и меховой шапке. Неожиданно штабс-ротмистр повернулся к ней. Его чёрные брови, кончики ресниц и усы припорошила снежная пыль. Анна невольно улыбнулась, глядя на него. — Мне вот интересно знать, Анна Викторовна, есть ли на этом свете человек, который сможет совладать с вашим упрямством? — с явным недовольством спросил он. Она возмущённо тряхнула головой и отодвинулась от него. — Этого не стоило делать! — повысил голос Павел Сергеевич. — Ветер ледяной, а ехать нам, по словам кучера, не меньше часа. Вы в своей шубке через несколько минут замёрзнете и заболеете. Он решительно притянул её к себе, укутывая полостью. — Не отстраняйтесь, сейчас не время для соблюдения приличий! — скомандовал он. А затем уже более дружелюбно договорил: — Я несу за Вас ответственность и не позволю Вам замёрзнуть. Считайте меня неизбежным злом, с которым Вам необходимо смириться и сидеть рядом только для того, чтобы не заболеть после этой поездки. Анна хотела было возмутиться его бесцеремонностью, но, как только она открыла рот, холодный воздух проник в её горло, и она не смогла произнести ни слова. — Эй, любезный! — крикнул штабс-ротмистр вознице. Он крепко держал девушку и, казалось, совсем забыл о ней. — У тебя ведь резвый рысак. Погоняй, догони полицейскую лошадь. Не поскуплюсь, вознагражу за усердие! И, взглянув с усмешкой на притихшую девушку, которая с недовольным видом отвернулась от него, добавил: — Не приведи Господь, ещё чего доброго, заморозим барышню! — Эх, была не была, Ваше благородие! — не оглядываясь, кучер взмахнул кнутом. — Не подведи, родимый! Как только они увидела впереди, на обочине, городовых и Коробейникова, Анна вырвалась из рук штабс-ротмистра и, выскочив из возка, бросилась к ним. — Где он? — смогла только выдохнуть, оглядываясь вокруг. Антон Андреевич молча указал на заросли кустов у дороги. С колотящимся сердцем она побежала к кусту — Постойте, Анна Викторовна! — донеслись до неё слова Коробейникова, брошенные с досадой вдогонку ей. Антон Андреевич бросился следом за ней. Не обращая на него внимания, Анна резко, как вкопанная, остановилась перед распростёртой человеческой фигурой, укрытой слоем снега. Под толстым снежным покрывалом отчётливо проступали очертания головы и тела. — Почему вы не выкапываете его? — с удивлением обратилась она к Коробейникову. — Анна Викторовна, голубушка, нельзя же так! — укоризненно заговорил он. — С минуту на минуту должны подъехать городовые с лопатами. Ну не руками же это делать. — Вам нужна лопата?! Анна упала на колени и стала разгребать снег. Вскоре она почувствовала под пальцами что-то мягкое и принялась разгребать снег быстрее. Сбросив перчатки, она попыталась понять, что же это такое. Оказалось, что это ткань пальто. Коробе́йников, стоя рядом с ней, некоторое время с удивлением наблюдал за её действиями, а затем обхватив за плечи, решился, наконец, остановить её. — Не прикасайтесь ко мне! — насколько хватило сил, она оттолкнула его. К ним подбежал штабс-ротмистр. — Антон Андреевич, оставьте! Девушка подняла на мгновение голову и бросила на подбежавших полицейских, Коробейникова и штабс-ротмистра красноречивый и осуждающий взгляд, и, уже больше не обращая на них внимания, продолжила руками отбрасывать снег от тела, распростёртого перед ней. Довольно быстро Анне удалось освободить одно плечо, затем второе. Она принялась откапывать голову. Когда удалось убрать снег с волос и лица мёртвого человека, застывшего под ледяной маской, она резко отпрянула назад. — Это не он! Не он! Подняв залитое слезами лицо, она растерянно посмотрела на стоящего рядом штабс-ротмистра. Решительно схватив за плечи, он поднял её и крепко обнял. Рыдая, со всхлипываниями, Анна повторяла: — Он жив… я знаю, что он жив… — Я же говорил Вам, что это не Штольман, — сказал Павел Сергеевич, стараясь заглянуть ей в лицо. Позволив ему увести себя к возку, Анна покорно села в него. Заботливо укрыв её полостью, штабс-ротмистр наклонился к ней, с тревогой всматриваясь в заплаканное лицо. Когда её губ коснулось узкое металлическое горлышко, она резко отпрянула. — Выпейте! — приказал он. — Вам станет легче! Ощутив обжигающую жидкость в горле, она оттолкнула фляжку и открыла рот, пытаясь вдохнуть воздух. Удерживая одной рукой её голову, Павел Сергеевич заставил её сделать ещё несколько глотков. — А теперь постарайтесь ни о чём не думать! Я дождусь местного егеря. Он живёт в деревне, которая находится в двух верстах от этого места. Мне необходимо задать ему несколько вопросов. Как только я переговорю с ним, мы сразу же отправимся в обратный путь. Рассеянно слушая его, она чувствовала себя совершенно опустошённой и свободной от каких-либо мыслей и желаний, голова налилась свинцовой тяжестью. Натянув на себя полость, Анна закрыла глаза и не заметила, как заснула. Она проснулась от хруста снега и медленно, нехотя открыла глаза. Вздохнув, огляделась и поёжилась от холода. Солнце садилось. Её обдало снежной пылью. Порывы ветра заметно усилились К возку подошёл кучер и привычным движением уселся на облучок. — А где все городовые, сани? — спросила Анна, приподнимаясь в санях. — Так давно разъехались, барышня, — повернулся к ней возница. — И мертвяка увезли в Затонск. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь пофыркиванием коня. В стороне, на небольшом расстоянии стояли штабс-ротмистр и мужчина в надвинутой на лоб мохнатой шапке. Рядом с ними смирно сидела собака, а из сугроба торчали широкие снегоступы с загнутыми концами. Чувство неловкости охватило её сразу же, как только вспомнила, как выкапывала из снега мёртвое тело под удивлёнными взглядами полицейских. Её разозлило желание Коробейникова помешать ей. А потом она разрыдалась в объятиях штабс-ротмистра от охватившего и переполнившего чувства облегчения, которое смыло остатки тревоги. Анна ещё раз взглянула на штабс-ротмистра и его собеседника. Когда они медленно, продолжая вполголоса переговариваться, направились к возку, она узнала в спутнике штабс-ротмистра егеря Елагиной, которого несколько раз видела вместе с Яковом Платоновичем. Вскоре егерь надел снегоступы и зашагал вдоль дороги, а штабс-ротмистр быстрым шагом направился к возку. — Ваше благородие, время ненадёжно, вон как ветер поднялся, ехать надо, — обратился кучер к подошедшему штабс-ротмистру. — Это почему же? — с недоумением спросил Павел Сергеевич. — Порошу-то как сметает. А что если метель в дороге прихватит нас? — Трогай тогда, — бросил штабс-ротмистр, усаживаясь в возок. — Анна Викторовна, как Вы себя чувствуете? — он наклонился к ней, пристально рассматривая её. — Со мной всё хорошо, — ответила она, не глядя на него. Ей было неловко перед ним из-за своих недавних рыданий. После некоторого молчания всё же спросила: — Павел Сергеевич, скажите, опознали того… на дороге? После длительной паузы штабс-ротмистр нехотя ответил: — Егерь его узнал. Он, оказывается, несколько раз видел этого человека рядом с Гордоном Брауном — учёным, который работал на военном полигоне. Скорее всего, это его помощник. Потому, как он не торопился с ответом, Анна догадалась, что своим вопросом она прервала его размышления. Неожиданно он повернулся к ней и, накрыв её руку своей тёплой ладонью, сказал: — Но кто его убил, и как он оказался на дороге — это ещё предстоит выяснить. Постарайтесь не думать о нём, Анна Викторовна. На сегодня Вам достаточно волнений. Возок развернулся и направился в сторону Затонска. Через некоторое время кучер с обеспокоенным видом повернулся к Анне и Павлу Сергеевичу. — Ваше благородие, гляньте туда! — обратился он к штабс-ротмистру, указывая кнутом. — Ничего не вижу, кроме белого облачка, — пожал плечами Павел Сергеевич, взглянув в сторону севера, куда указывал возница. — Быть метели! — уверенно произнёс кучер и взмахнул кнутом. . Ветер с каждой минутой усиливался, бросая в лицо снег. Анна заметила, что небольшое облачко за короткий период превратилось в серое облако и стремительно приближалось к ним, захватывая всё небо. Кучер торопил коня, постоянно понукая его и подбадривая взмахами кнута. Как-то сразу и неожиданно повалил хлопьями снег, засыпая хорошо накатанную дорогу, возок, коня, оседая на плечах. Ветер завыл с такой силой, что казался живым и разгневанным существом, которое наслаждалось своей властью над людьми. В одно мгновение потемневшее небо смешалось со снежным вихрем, раскачивающим возок. Метель разыгралась не на шутку, заметая дорогу огромными сугробами. Конь замедлил шаг, а через некоторое время и вовсе остановился. — Вот, Ваше благородие, — повернулся к ним кучер. –Дождались таки! — Что же ты не едешь? —стараясь перекричать вой ветра, спросил его штабс-ротмистр. — Так дорогу засыпало! Кучер слез с облучка, прошёл немного вперёд и быстро вернулся. Поправив упряжь, он приблизился вплотную к ним. — Переждать надо, Ваше благородие, –обратился он к штабс-ротмистру. — Конь дальше сам не пойдет, вести за уздцы его надо. Недалече ермолаевская заимка стоит. В ней и переждём метель. Будь она не ладна! Вы берите коня за уздцы и следуйте за мной, а я вперёд пойду с шестом. У поворота к заимке лежит поваленная ель, немного до неё осталось. А домик Ермолая рядом с дорогой, за деревьями. Штабс-ротмистр выскочил из возка и резко остановился, словно вспомнив о чём-то. Он обернулся и наклонился к Анне. –Анна Викторовна, прошу, Вы только волнуйтесь! Оставайтесь в возке и укройтесь как можно плотнее полостью. Всё будет хорошо! — Павел Сергеевич, пытаясь меня успокоить, Вы теряете драгоценное время, — прокричала она в ответ. Он улыбнулся ей, кивнул в знак ободрения и скрылся за снежной пеленой. Возок медленно тронулся, постоянно заваливаясь с одного бока на другой. Анна устроилась посередине. Ей показалось, что прошло довольно много времени до того, как возок круто свернул в сторону и, проехав на близком расстоянии от высоких елей, неожиданно остановился. К возку подошёл штабс-ротмистр. — Приехали, Анна Викторовна, вылезайте, — прокричал он осевшим голосом, подавая ей руку. Когда она вылезла из возка, он взял её крепко за ладонь и, с трудом пробираясь по глубокому снегу, повёл к тёмному и размытому, среди высоких елей, силуэту, который оказался бревенчатой постройкой с двумя большими навесами по бокам. Они чуть не столкнулись с кучером, который подошёл к двери одновременно с ними. Он потянул за ручку, но дверь, заметённая снегом, не поддалась. Чтобы открыть её, пришлось отбросить снег ногами. В небольшом помещении стояли две широкие, грубо сколоченные лавки у стен, а между ними — железная печка. Сквозь единственное окошко свет едва проникал, освещая пространство избушки. Оглядевшись, все вздохнули с облегчением. Даже в этом маленьком строении с потемневшими бревенчатыми стенами было куда приятнее, чем в объятиях зимы с разгулявшейся метелью и сильным снегопадом. Бросив большую охапку дров перед печкой, кучер протянул небольшой топорик штабс-ротмистру со словами: — Вы лучины побольше настрогайте, Ваше благородие, да под поленья подложите, а дров много сразу в печку не закладывайте. Поучительным тоном он пояснил: — Пусть огонь как следует займется. А дров я ещё принесу. Спасибо надо сказать Ермолаю, вон какая поленница под навесом. Обращаясь к Анне, он попросил: –А Вы, барышня, чайник поплотнее забейте снегом, да на печку поставьте! Через некоторое время он принёс холщовый мешкок и ветку рябины с замёрзшими ягодами. — В мешке — баранки, так что можно будет попить чайку. А рябину бросьте в чайник, когда закипит вода. — Ты, брат, не пропадёшь! — усмехнулся Павел Сергеевич и подмигнул девушке, которая вошла в домик с чайником, заполненным снегом. — У тебя и баранки нашлись! — Ну а как же, Ваше благородие! Всякое случалось! Не впервой ночевать здесь. Ничего! Черт не выдаст, свинья не съест! Метель к утру уляжется. Тройки обязательно пройдут из Твери и в Тверь. А по их следам и мы тронемся. Сейчас я коня пойду кормить. Овес для него у меня под сиденьем для таких случаев хранится. Потом, когда чаю напьюсь, ночевать я под навес уйду. Коню, кормильцу моему, снег надо подносить время от времени. Сена под навесом много лежит, вот и зароюсь в него, да ещё и полостью накроюсь. Подремать немного надо. А вы огонь поддерживайте до рассвета, подбрасывайте поленья. Авось и не замёрзнете! — Отправляясь в Затонск, я и представить не мог, что проведу ночь в избушке вместе с… — штабс-ротмистр, не договорив, рассмеялся. — Вы хотели сказать: с затонской ведьмой? — с усмешкой спросила Анна, заканчивая предложение за него. После небольшой паузы она добавила: — Так меня называют в Затонске! Она поставила на печку чайник, наполнив его еще раз снегом, и, вздохнув, присела на скамейку. Они остались вдвоём в домике. Кучер, напившись чая из единственной железной кружки, которую нашёл на угловой полке, отправился под навес. Павел Сергеевич, не отвечая, какое-то время смотрел на горящие с треском дрова в открытой печке, затем, подбросив в неё несколько поленьев, заглянул в чёрный, закопчённый от дыма, чайник, в котором зашумела вода. Бросив в него несколько замёрзших гроздьев рябины, он присел на скамейку рядом с Анной. — Вы совсем не похожи на ведьму, — сказал он, загадочно улыбаясь, и после небольшой паузы неожиданно заговорил: — В столице мне несколько раз довелось побывать в мастерской художника Константина Егоровича Маковского, друга моего отца. Мой отец — очень замкнутый и суровый человек, лишённый начисто каких-либо сентиментальных чувств, тем не менее, всегда интересовался живописью, знаком с многими художниками и оказывает посильную материальную помощь одарённым, но неимущим среди них. Благодаря ему я познакомился с многими талантливыми людьми. Когда Константин Егорович Маковский работал над портретом мой сестры, я иногда сопровождал её в мастерскую. Мне очень нравилось рассматривать незаконченные работы. Как первооткрыватель, я открывал для себя шедевры, которых еще никто не видел. Осенью Константин Егорович показал мне свои наброски и эскизы, вернее, портреты русских боярышень в кокошниках, в ярких сарафанах, с пышными кисейными рукавами и душегреях, украшенных золотым шитьём. О таких красавицах в старину говорили: «лицо бело, румяно, русая коса до пояса, глаза — как звёзды, брови — чёрна соболя, выступает, как лебёдушка». — Вы и сами в душе художник, Павел Сергеевич! — с живостью сказала Анна, с любопытством взглянув на него. — Не буду отрицать, Вам виднее! — штабс-ротмистр приглушённо рассмеялся. — Но я хотел сказать, Анна Викторовна, что Вы, в вашем белом пуховом платке, с румяными от мороза щёчками и яркими губками, такая же красавица. Могли бы позировать художнику. Она бросила на него взгляд искоса и, покраснев от откровенного мужского взгляда, опустила голову. — Нет, я не поэт и не художник, я жандармский офицер, — вздохнув, штабс-ротмистр улыбнулся. — А вот Маковский сумел разглядеть красоту в древнерусской старине. Такие портреты может создавать только такой художник, которому удалось разглядеть в женщинах очарование женственности. В его глазах мелькнула озорная искорка. — Мне никогда не нравилось все эти модные бантики, перья, искусственные цветы на шляпках и шапочках модниц. — Вы не любите цветы? — спросила Анна с улыбкой. — Почему Вы так решили? — удивился он — Я люблю цветы, которые растут в поле, в цветнике или в лесу, а не те, что украшают шляпки. Нравятся ландыши — нежные белые колокольчики. Они растут в лесу, в тени деревьев, не стремясь привлечь к себе внимание. И аромат у них тонкий, лесной. — А сальвия Вам нравится? — неожиданно спросила Анна, вспомнив сразу о засушенном цветке между страницами книги о медиумах. — Сальвия? — с недоумением переспросил Павел Сергеевич. — Та, что в цветниках растет? — Да. — Да нет! Невзрачный цветок и запах резкий. — Резкий, — задумчиво повторила она. — Ну вот, за окном зима, ветер со снегом и холодом проникает в щели, а мы разговорились о цветах. — Вы, кажется, замёрзли! — сказал Павел Анне, заметив, что она обхватила плечи и вся сжалась от холода. Он поднялся, подложил в печь дров, а затем снял шинель, накинул её на свои плечи и сел рядом с Анной. Не успела она опомниться, как штабс-ротмистр укрыл и её другой половиной шинели. — Даже не думайте отбросить её, — предупредил он с шутливой угрозой. — Я не серый волк, не съем Вас! Всего лишь хочу, чтобы Вы согрелись! Они долго сидели рядом, глядя на огонь в печке и не решались заговорить. Наконец Павел Сергеевич нарушил молчание: — Анна Викторовна, жизнь порой подкидывает нам неожиданные испытания, но она не стоит на месте. Даже если мои слова прозвучали для Вас банально, поверьте, со временем всё изменится, и обязательно наступят перемены к лучшему!