The Inside Story

— Хен, есть ли вообще что-то, чего ты не умеешь? — вздыхает Чонгук, пуская слюни на барбекю, которое Юнги мастерски переворачивает на раскаленных углях по центру стола. Вечером воскресенья улицы Сеула кишат людьми, а рестораны переполнены посетителями, сидящими за столиками, распростертыми по всей улице. Шум болтовни и шипящего мяса заполняет пространство, когда Чонгук пододвигает свой пластиковый стул ближе к столу, предвкушающе потирая руки. — Да, хен, — дразнит Намджун, лукаво вскидывая бровь, — есть ли что-то, чего ты не умеешь? — Эй, — Юнги угрожающе тыкает в его сторону щипцами, — если ты продолжишь говорить подобное дерьмо, я отберу у тебя выпивку. Я знаю, как у тебя язык под соджу развязывается. — Я ничего не говорил, — Намджун притворяется, что закрывает рот на замок. — Мгм, продолжай в том же духе, — Юнги распределяет уже приготовленные куски мяса по краям гриля и кладет в центр еще несколько сырых свиных грудинок. — Ладно, угощайтесь. — Чонгук, издав звук чистого восхищения, хватает кусок приготовленного мяса. — Спасибо, хен. Ты готовишь лучшее мясо на гриле, не знаю, как у тебя так хорошо получается. — Годы практики, — ухмыляется Юнги. — Я был прирожденным поваром с самого детства, так ведь, Джун-а? Намджун кивает, заворачивая мясо в лист салата. Он, словно то совершенно в порядке вещей, подносит его ко рту Юнги, который лишь размыкает губы, чтобы принять еду, все еще сосредоточенный на готовке. Действие такое уютное и домашнее, что они напоминают Чонгуку давно женатую пару. — С тех пор, как в детстве я чуть не сжег дом своего деда, я стараюсь не готовить, — говорит Намджун, поднимая руки в поражении, — но все в порядке, потому что для этого у меня есть Юнги-хен. Юнги хмыкает и качает головой, как раз закончив жарить мясо. Он садится обратно и наливает себе стопку соджу. Чонгук подбирает очередной кусок мяса и закидывает его себе в рот, оглядывая свое окружение. Это именно то место, в котором, по словам Чимина, тот хотел поесть. Чонгук может представить, как он сидит на пустом стуле рядом с ним, смеясь над какой-нибудь глупой шуткой, без маски и шапки, низко натянутой на глаза, без нервных переглядок. Ему бы очень хотелось привести Чимина сюда. Станет ли это когда-нибудь возможным? Может быть, однажды. Он берет свою стопку соджу, улыбаясь от мыслей. — У тебя опять эта сентиментальная улыбка на лице, — говорит Намджун, набивая рот мясом, — ты всю неделю такой, весь в глупых улыбках и глаза сердечками. — М? — хмыкает Чонгук, поднося стопку к губам. Он улыбался? Но он даже не заметил. — Я так понимаю, дела с твоим Чимином налаживаются? — спрашивает Юнги с дразнящей интонацией. Чонгук закашливается, стуча себе по груди в попытке перевести дух. — В-все не так, — прохрипывает он, вытирая рот тыльной стороной ладони, — у-у меня тогда просто язык заплелся. — Уверен, ты бы хотел переплестись с ним языками, — говорит Намджун, многозначительно поиграв бровями. — И не только языками… — Хен! — вскрикивает Чонгук, пока Юнги с Намджуном заливаются смехом. Он чувствует, как яро горят его щеки, и стыдливо прикрывает их. — Ладно, ладно, надо прекращать дразнить его, — прыскает Юнги, — посмотри, какой он красный. — Чонгук-а, мы просто шутим, — усмехается Намджун, протягиваясь, чтобы потрепать волосы Чонгука. — Но ты должен признать, из вас с Чимином вышла бы горячая пара. Жаль, что он гетеро, — он вздыхает. Глаза Чонгука расширяются, и он смущенно кивает, запихивая в рот еще мяса. Он и забыл, что все до сих пор думают, что Чимин натурал. Если бы так и было, это бы намного упростило жизнь Чонгука, потому что, чем больше времени он проводит с Чимином… чем больше он узнает его настоящего… тем больше становится трудным отрицать его зарождающиеся чувства к нему… очень даже настоящие чувства, с которыми он понятия не имеет, что делать. — Но у вас все хорошо, так? — спрашивает Юнги, вырывая его из мыслей. — Он больше не сводит тебя с ума? Ох, он еще как сводит меня с ума, думает про себя Чонгук, пробегаясь рукой по волосам, просто немного в другом смысле… в смысле — я хочу быть с тобой каждую секунду каждой минуты каждого часа каждого дня. — Так вы теперь ладите? — спрашивает Намджун. — Ага, теперь ладим, хен, — Чонгук чувствует, как снова улыбается. Прошла неделя с их вечера в караоке, неделя с тех пор, как он на рассвете отвез Чимина за город в его любимое место, а это все еще похоже на какой-то лихорадочный сон. Секрет, разделенный только между ними. С того дня в их отношениях произошел определенный сдвиг. Зажглась искра. Если бы он поддался своим фантазиям, то мог бы убедить себя, что, возможно, Чимин тоже к нему что-то чувствует. — Так, как продвигается статья? — спрашивает Намджун, наливая себе еще соджу. — Я работаю над ней, — вздыхает Чонгук, положив на ладонь подбородок. Он уже пару раз, сидя на диване с открытым ноутбуком, пытался выдавить из себя пару предложений, однако его писательский блок все еще сдерживает его цепкой хваткой. Возможно, это потому, что эта статья станет самой важной из всех, что он когда-либо писал — которая раскроет миру, кем Чимин является на самом деле, — но он даже не знает, с чего начать. Ему нужно, чтобы она была идеальной, и именно это и останавливает его от того, чтобы просто начать. — Ты же знаешь, что у тебя осталось всего три недели? — спрашивает Юнги, изгибая бровь. — Не напоминай, — стонет Чонгук, тыкая мясо своими палочками. С завтрашнего дня начнется шестая неделя его работы с Чимином, и он не знает, как так быстро пролетело время. Кажется, только вчера Чимин прогнал его из своей гримерной в самый первый день. Воспоминание заставляет Чонгука прыснуть, покачав головой. С того дня они прошли очень долгий путь, но теперь у него осталось всего три недели… Три недели на написание статьи… и три недели с Чимином.

____

— Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы работать стилистом? — окликает его Хосок через плечо, пока Чонгук следует за ним в оживленной студии, помогая тащить огромную кипу одежды, с трудом умудряясь не уронить ее или не споткнуться. — Потому что я чувствую, что из тебя мог бы выйти идеальный ассистент. Только посмотри, сколько одежды ты можешь унести за раз. Жаль так растрачивать твой талант на журналистику. Чонгук усмехается, удобнее перехватывая груду одежды с своих руках. — Ну что ж, если с писательством вдруг не сложится, я могу рассчитывать, что ты меня возьмешь на работу? — Конечно, — с широкой улыбкой отвечает Хосок, толкая плечом дверь в гримерку Чимина и придерживая ее ногой, пока Чонгук пробирается внутрь. — Честно говоря, я был бы рад, если бы ты задержался у нас подольше, — они дружно вздыхают с облегчением, уронив одежду на диван, чтобы Хосок позже ее разобрал. Тот потянулся, высоко подняв руки над головой и простонав, прежде чем повернуться к Чонгуку с озорной ухмылкой. — А знаешь, кому еще бы понравилось, если бы ты остался… Как по сценарию, в этот момент дверь распахивается, и в гримерку входит Чимин с тремя стаканами холодного кофе в картонном подстаканнике. Он был в мешковатой футболке, спортивных штанах и шлепанцах, а его пушистые светлые волосы были зачесаны назад. Он остановился напротив Чонгука и Хосока, подозрительно переводя взгляд с одного на другого. — Что? — приподнимает бровь Чимин. — Почему вы оба так на меня смотрите? — О, да так, — пропевает Хосок, направляясь к зеркалу, чтобы скрыть свое довольное лицо. — Просто говорил Чонгуку, как мы рады, что он с нами. Правда, Чимин-и? Глаза Чимина комично расширились, и, когда он перевел взгляд с Хосока на Чонгука, его щеки предательски порозовели. — Эм… — Да ладно вам, я не настолько важен, — нервно усмехается Чонгук, растрепав волосы на затылке. — Ты важен, — внезапно тихо произносит Чимин, так, что Чонгук едва расслышал. Чимин смотрел на него с такой неведомой раньше искренней уверенностью, что у Чонгука скрутило живот. Он не знал, сколько они вот так смотрели друг на друга, пока Хосок громко не прокашлялся, вырывая их из этого транса. — Простите, что прерываю ваш «момент», но мне нужно начать гримировать Чимина, — произносит он с другого конца комнаты, улыбаясь от уха до уха. — М-мы не… это… — Чимин что-то лепечет себе под нос, пока Чонгук неловко прочищает горло. Хосок просто посмеивается, подзывая его к себе рукой. Чимин пронзает его своим «я убью тебя» взглядом, берет кофе из держателя и протягивает его Чонгуку, а затем проходит мимо него к Хосоку. Чимин что-то шепчет ему, шутливо шлепая его по плечу, после падая в свое кресло и поднимая еще один стакан, который Хосок с благодарностью принимает. — Спасибо, Чимин-и. — Да, спасибо, хен, — добавляет Чонгук, делая глоток своего айс-американо и усаживаясь на свое обычное место у гримерного столика. — На самом деле, думаю, мне нужно вернуть должок и купить тебе кофе. Я чувствую себя виноватым от того, что только ты всегда его покупаешь. — Покупать кофе для людей это вроде как язык любви Чимина, — говорит Хосок, ставя свой стакан на стол и проводя пальцами по волосам Чимина, вытягивая из-за пояса тонкий гребень. — Готовься к кофеиновой зависимости, это все, что я могу сказать. Чимин шикает на него, а Хосок принимается за укладку его волос, отводя мягкие пряди назад, открывая его профиль к тут же прикованным к этому зрелищу глазам Чонгука. Тот невольно замирает, не в силах отвести взгляд. Чимин выглядит так, словно его высекли из мрамора. Как равновесие вселенной еще не нарушилось при его существовании? Он — само воплощение совершенства. Глаза Чимина встречаются с его через зеркало, и у в животе Чонгука все переворачивается. В последнее время их взгляды довольно часто пересекаются, и обычно кто-то из них тут же смущенно отводит глаза, но не в этот раз. Это не мимолетная переглядка. В этот раз Чимина окружает уверенность, а тот факт, что смотрит он посредством зеркала, не напрямую, лишь облегчает этот момент. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Хосок встает перед Чимином, загораживая собой зеркало, чтобы заняться макияжем, и снова возвращает их обоих в реальность. Как только Хосок заканчивает работу над макияжем и прической, Чонгук покидает гримерку, давая Чимину возможность переодеться. Он идет к своему привычному месту на площадке и садится, делая глоток кофе и оглядывая пространство, которое стало для него почти родным. Он наблюдает, как вокруг него кипит работа — одни переставляют мебель, другие настраивают свет. Но глаза Чонгука сразу замечают Чимина, когда тот выходит на съемочную площадку и встает перед камерами. Взгляд Чимина направляется к нему, уголки его губ поднимаются в нежной улыбке, прежде чем он отводит глаза, входя в роль, когда режиссер кричит: «мотор». Чонгук не может не заметить, как их с Чимином тянет друг к другу при каждом удобном случае. Он замечает, как взгляд Чимина выискивает его после каждой команды «снято», и как в него словно встроили радар, который всегда знает, где находится актер. Что-то изменилось между ними с того небольшого утреннего приключения. Появилось что-то еще не проговоренное, но уже ощутимое, скрывающееся под поверхностью, что с каждым днем становится все сложнее игнорировать. Чимин заканчивает текущую сцену с командой режиссера и выходит из-под ярких студийных софитов, щурясь, когда оказывается слишком близко к источнику света. Чонгук поднимается с места и, перешагивая через провода, направляется к Чимину. Он с небольшим непониманием наблюдает, как один из сотрудников подбегает передать Чимину сценарий, а затем так же стремительно убегает. Чонгук почти забыл, что персонал и публика все еще видят в Чимине жесткого и агрессивного монстра. Это нелепо, потому что, глядя на Чимина сейчас, жующего губу, просматривая сценарий, он чувствует только теплоту и любовь. — Хорошая работа, хен, — говорит он, вставая перед Чимином. Тот поднимает на него взгляд, когда слышит его голос. — Спасибо, Чонгук-а, — с уставшей улыбкой произносит он. — Хотя я залажал с первым дублем. Эти чертовы медицинские термины всегда так сложно запомнить, — нахмурившись, он снова опускает взгляд на сценарий. — Могу я взглянуть? — спрашивает Чонгук, протягивая руку. — Может быть, смогу помочь, я же все-таки писатель, — он поигрывает бровями, на что Чимин фыркает, передавая листки. Чонгук смотрит на следующую сцену и пытается прочитать особенно длинные слова. — Су… субара… с-субарахноидальное… крово… кровоизлияние… — Ты так же ужасен, как и я! — смеется Чимин, собираясь забрать сценарий, но Чонгук быстро поднимает листки над собой. — Не-ет, клянусь, у меня почти получилось! — скулит Чонгук, пытаясь прочитать что-нибудь еще, держа сценарий над головой, пока Чимин пытается выхватить его из чужих рук. Ему удается схватиться за нижний край страницы, несмотря на все вертлявые маневры Чонгука. — Отдайте, Мистер Писатель, — говорит он, подергав за листки, — или я расскажу вашему боссу, что вы не умеете читать. Чонгук сощуривает глаза. — По забавному стечению обстоятельств, мой босс также является моим лучшим другом, так что если ты думаешь, что он поверит твоим словам о том, что я полностью некомпетентный, ты абсолютно прав. Чимин смеется и забирает сценарий, а глаза снова полумесяцами. Он отступает назад, когда замечает, насколько близко они стоят, прочищает горло и поправляет одежду. — Что ж, спасибо тебе за твою помощь, — дразнится он, показывая в воздухе кавычки, после поворачиваясь и направляясь к режиссеру, что только что позвал его. Чонгук хмыкает, с улыбкой наблюдая, как тот уходит. Он даже не заметил, как стоящий вокруг них стафф давно замолчал, глядя на них с открытыми ртами и выражением шока и недоумения в глазах. Кажется, Чимин тоже не заметил, украдкой оглядываясь на него через плечо, словно приглашая последовать за собой. Трусцой Чонгук подбегает к нему, уворачиваясь от персонала, чтобы поравняться с актером. Чимин идет с таким естественным покачиванием бедер, словно весь мир — это его подиумная дорожка. Его аура удушающая, и внезапно Чонгук чувствует себя попавшейся на удочку рыбкой из его детства, когда он почти спотыкается о свои ноги, чтобы догнать его. — Чимин-ши, — грубоватым голосом говорит режиссер, когда они оба останавливаются перед ним. — Съемки в эту субботу были отложены, чтобы вы могли посетить Национальную премию кино и телевидения. Ваш менеджмент сообщил, что вы были номинированы на лучшего актера в вашем прошлом проекте, — режиссер улыбается, но улыбка его не достигает глаз. — Мои поздравления… однако постарайтесь продвинуть вашу роль в этой дораме, когда будете давать интервью, хорошо? — он похлопывает Чимина по плечу. — Давайте постараемся и выиграем пару наград и с этим проектом, — Чимин кивает, и режиссер убирает руку, разворачиваясь к одному из продюсеров, когда Чимин уходит. — И с каких пор это твоя работа рекламировать их дораму? — с недовольством спрашивает Чонгук, идя за Чимином в его гримерную. — Разве это не работа компании? Я думал, для этого и нужны рекламы? — он открывает дверь и придерживает ее для Чимина, который благодарит, заходя внутрь. — Думаю, его просто бесит, что меня номинировали за другую дораму, пока я работаю в этой, — пожимает плечами Чимин, подходя к туалетному столику, где он оставил свою сумку, и доставая телефон. Чонгук рядом опирается на столик, скрестив руки на груди. Они одни, Хосок пока разбирается с гардеробом массовки. — А что он ожидает? Не твоя вина, что ты постоянно снимаешься в новых проектах. Эта премия ежегодная, а ты в этом году уже снялся в двух дорамах и появился в фильме. Чимин вздыхает, хмурясь в телефон. — Ну, согласно моему руководству, даже этого недостаточно. Мне нужно продолжать работать, если я хочу оставаться на слуху. Они хотят, чтобы я всегда был на вершине, и они могли продолжать зарабатывать на мне деньги. Я должен быть востребованным. — А ты хочешь этого? — Разве имеет значение, чего я хочу? — устало проговаривает он, поворачиваясь к Чонгуку. — Да, — твердо отвечает Чонгук, — конечно же да, — он приближается к Чимину, достаточно близко, чтобы увидеть темные круги у него под глазами. — Это должно иметь самое большое значение, хен. Чимин прикусывает нижнюю губу, его глаза перескакивают между Чонгуковыми, прежде чем он отводит взгляд, перебирая в руках телефон. — На самом деле, эм, я хотел у тебя кое-что спросить… м-м, я просто подумал… — Хм? — Чонгук вопросительно наклоняет голову. Чимин кажется собирается с силами, прежде чем спросить: — Ты пойдешь на премию? Со мной? — На церемонию награждения? — глаза Чонгука расширяются. На самом деле он уже знал, что Чимин пойдет, потому что его руководство еще пару дней назад сообщило ему, что в этот выходной ему не придется приходить на съемочную площадку. Он спросил, означает ли это, что он сможет посетить церемонию, но они объяснили, что, к сожалению, конкретно в этом месте он не может сопровождать Чимина. И это было логично, в каком-то смысле. Было бы странно, если бы Чимин шел по красной дорожке, пока за ним по пятам следовал Чонгук. — Я не уверен, что мне позволено, хен… — медленно проговаривает Чонгук, беспокойно зажевав нижнюю губу. — Так сказал твой менеджмент… — Оу, — Чимин сдувается, — все в порядке, я понимаю… просто, — слегка дрожащей рукой он пробегается по волосам. — Я больше всего ненавижу подобные мероприятия, понимаешь? Все эти камеры, красная дорожка и интервью. Все внимание на мне. Моя тревожность бьет через крышу. Так что я просто подумал… если бы ты был там… но все в порядке, забудь, — он отворачивается, но Чонгук останавливает его, взяв за руку. — Воу, воу, подожди-ка, — быстро говорит он. — То, что твое руководство говорит, что я не могу пойти, не значит, что я не пойду, — Чимин снова поворачивается к нему, отыскивая глазами его. — О чем ты? — Разве я когда-нибудь слушал людей, говорящих мне нет? Чимин усмехается, от чего уголки губ приподнимаются. — Нет… — Вот именно. И я ведь представитель прессы, разве нет? — Наверное… — Чимин хмурится на слово пресса. — Так что я просто попрошу своего босса дать мне пропуск прессы. Хотя, скорее всего, большую часть времени мне придется простоять в зоне для прессы, но по крайней мере я буду там, — он мягко сжимает его руку. — В качестве моральной поддержки. Лицо Чимина расплывается в широкой улыбке. — Серьезно? Ты придешь? Джин-хен и Тэхен тоже придут, и Хоби-хен, естественно, но, мне кажется, это будет первый раз, когда кто-то из прессы будет там, чтобы поддержать меня. Чонгук задумчиво хмыкает. — Ну, в таком случае, я обязательно должен принести баннер. — О боже, не надо, пожалуйста, — фыркает Чимин. — Большой такой, знаешь? «Пак Чимин, файтинг!» Или что-то в этом роде. Чимин толкает его в грудь, смеясь тепло и нежно. — Пожалуйста, не заставляй меня жалеть о том, что пригласил тебя. — Ты не имеешь права жалеть, — дуется Чонгук. — Я твой самый большой фанат. Тебе не любопытно, почему я все время преследую тебя? Смех Чимина стихает, а в его глазах загорается что-то более глубокое и искреннее. — Я бы никогда не смог пожалеть о том, что ты рядом, Чон Чонгук. В этом момент заходит Хосок, неся несколько предметов одежды. Он оглядывает Чимина и Чонгука, глупо моргая несколько раз. — Эм, привет, ребятки… я не помешал? Только сейчас Чонгук осознает, насколько близко они стоят, и что он все еще держит Чимина за руку. Он отпускает его и отходит назад, почесывая затылок, пока Чимин тянет лямку сумки через плечо и улыбается Хосоку. — Чонгук-а сказал, что придет на премию. — Правда? Это чудесно! — Хосок счастливо хлопает. — Я же тебе говорил, что он согласится. Тэхен и Джин-хен тоже будут там… хотя и по отдельности, и я буду за кулисами. Ай, вся команда будет вместе! Чонгук улыбается, радуясь, что все близкие Чимина тоже будут рядом, особенно после того, как он увидел, насколько тот нервничает из-за предстоящего события. — Вы будете готовиться все вместе? — спрашивает он. — Нет, — Чимин качает головой. — Я буду готовиться на месте, примерно с четырех часов дня. У них предусмотрены специальные гримерки для знаменитостей, которые участвуют в церемонии. А затем мы выстраиваемся в очередь, как скот, за кулисами, и по одному выходим на красную дорожку, чтобы быть заживо съеденными прессой. Чонгук прекрасно понимает, почему такие мероприятия даются Чимину сложнее всего. Для многих звезд красная дорожка — это одно удовольствие, возможность ощутить себя в центре внимания под тысячами глаз и вспышек камер. Но для человека, который страдает от тревожности, ненавидит внимание и большие скопления людей, это, без сомнения, должно быть сродни кошмару. Он смотрит на Чимина и дарит ему ободряющую улыбку. — Не волнуйся. Мы справимся с этим вместе.

____

Потребовался всего один короткий звонок от Юнги, и шею Чонгука, словно медаль, украшал столь желаемый пропуск для прессы во все зоны, когда он входил в здание KBS. Чонгук оделся под стать мероприятию в свой самый дорогой черный костюм, уложив волосы назад от лица. На самом деле это костюм, который он носил, когда выиграл свою собственную награду журналиста, так что он, в какой-то степени, вызывает у него ностальгию. Он машет шнурком от пропуска перед охранниками и кланяется, когда они его пропускают. Время едва перевалило за четыре часа, а арена уже гудит, персонал и участники суетятся вокруг, готовясь к церемонии. Чонгук идет по коридорам, следуя по указателям в сторону гримерных. По пути он просматривает имена, повешенные на дверях раздевалок, и, когда находит табличку с надписью «Пак Чимин» на ней, чувствует, как в его кармане вибрирует телефон. Вынимая его, Чонгук видит имя Чимина на экране.       Чонгук-а, привет :)       … (печатает)       Когда ты будешь здесь? Чонгук улыбается на сообщения, прежде чем тихо постучать в дверь. Дверь открывает одна из ассистенток команды Хосока, вежливо кланяется, здороваясь, и отступает в сторону, пропуская его внутрь. Гримерка небольшая, немного меньше той, что была на съемочной площадке. Здесь есть стол, диванчик и присоединенная ванная комната. Чонгуку это напоминает номер отеля, но без кровати. Он видит Чимина, сидящего перед огромным зеркалом, все еще в своей одежде, пока Хосок занимается его волосами. Еще пара сотрудников снуют вокруг, словно мухи, включая менеджера Чимина. Кажется, немного тесновато. Чонгук почти чувствует витающее в комнате напряжение, когда все готовятся к предстоящему мероприятию. — Чонгук-а! — Хосок просиял, увидев его. — Ты добрался! Когда Чимин слышит его имя, его голова мгновенно оборачивается, в руке телефон, пока ногти другой нервно пропадают между его зубами. Его плечи слегка расслабляются, и рука исчезает изо рта, сменяясь облегченной улыбкой. — Ты пришел. — Я пришел, — говорит Чонгук со спокойной и уверенной улыбкой, надеясь передать это спокойствие Чимину, который, несмотря на то, что расслабляется при виде Чонгука, все еще выглядит натянутым, как струна. Чонгук приветственно кланяется присутствующему персоналу и подходит к Чимину с Хосоком, осторожно обходя человека, отпаривающего костюм Чимина. Подходя к этим двоим, он делает небольшой поворот, чтобы продемонстрировать свой наряд. — Хорошо выглядишь, Чонгук-а, — присвистывает Хосок. — Пытаешься затмить меня? — спрашивает Чимин, вздергивая бровь, когда его глаза прослеживают по телу Чонгука. — Я думал, это я должен быть сегодня звездой? — Ах, видишь ли, это все часть моего плана, — произносит Чонгук с лукавой улыбкой, — чтобы снять с тебя давление. Тебе не придется беспокоиться о чужих взглядах, если все они будут смотреть на меня. Чимин смеется, и часть его напряжения заметно спадает. — Ну, — он приподнимает бровь, высовывая язык, чтобы смочить губы, — с тем, чтобы найти тебя в толпе, проблем не будет, это уж точно. Обычно я избегаю смотреть в сторону прессы, но теперь ты поставил меня в затруднительное положение. — Чимин-ши? — прерывает менеджер Чимина. — Не желаете еще раз пробежаться по благодарственной речи? — Чимин внезапно снова с каменным лицом, кивает и забирает лист бумаги, который протягивает менеджер. Он встает и начинает расхаживать по комнате, читая речь. — Он всегда так беспокоится, что напортачит, и СМИ снова будут использовать это как оружие против него, — Хосок вздыхает. — Хотя я понимаю, не то чтобы у тебя была вторая попытка в прямом эфире. Чонгук понимающе кивает, наблюдая, как Чимин ходит взад-вперед, бормоча себе под нос. Хосок предлагает Чонгуку стул, и тот присаживается, давая Чимину немного пространства, пока тот снова и снова перечитывает речь. Стук в дверь оповещает о появлении одной из сотрудниц арены, которая после короткого поклона дает Чимину инструкции, куда ему нужно будет идти, и что нужно будет делать, пока тот внимательно слушает. — Когда вы выйдете на красную дорожку, вам нужно будет дойти до самого конца и остановиться перед прессой, — объясняет сотрудница. — На полу есть небольшая отметка, обозначающая место, где вы должны встать. Во время позирования для фотографий не торопитесь, но и не затягивайте. Ведущий попросит вас принять определенные позы, так что, пожалуйста, следуйте его указаниям. Вы будете выходить одним из последних, так как на данный момент вы один из самых популярных актеров. Ведущий проведет с вами короткое интервью, после чего вы должны будете быстро уйти, следуя маршруту, который укажет персонал. Когда вы войдете в зал для церемонии, вас проводят к вашему месту, оно будет находиться в центре, недалеко от сцены, среди других номинированных. Чимин сосредоточенно слушает, в процессе кивая, но от глаз Чонгука не ускользает, как крепко сжимаются его кулаки. Запомнить нужно очень много. Чонгук забыл уже половину из того, что она сказала. Прибавить к этому тот факт, что за ним будут наблюдать тысячи людей, неудивительно, что Чимин нервничает. Как только сотрудница уходит, менеджер Чимина дает ему строгое указание не выказывать эмоций, если он не выиграет награду, потому что камеры будут направлены на него безостановочно, и публика будет анализировать его язык тела и мимику. Даже Чонгук, тихо сидящий в сторонке, теперь чувствует себя напряженно. Когда он выиграл свою награду, то даже не готовил речь, планируя отдать контроль за речью своему мозгу — который всегда превращал ее в непонятный вихрь из слов. Все обошлось хорошо, и это стало одним из самых ярких его воспоминаний, которое он будет хранить всю свою жизнь. Но это… Чонгук словно только что наблюдал за инструктажем перед военной операцией. Посмотрев налево, он видит, как Хосок обеспокоенно хмурится. Чимин просто кивает, пока его менеджер и другой сотрудник — видимо, из его пиар-команды — дотошно контролируют каждую деталь его внешности, вплоть до выражения лица. Чонгуку это напоминает маленького трехлетнего Чимина, которого он видел на ютубе, когда впервые искал о нем. Как его нарядили и заставили улыбаться и позировать перед камерами, хотел он того или нет, как какая-то марионетка. Чонгук закрывает глаза, слегка наклоняет голову вбок и громко хрустит шеей, затем распрямляет плечи и встает, пытаясь сбросить раздражение, чтобы не нервировать Чимина еще больше. Хосок вздрагивает от громкого щелчка его костей, глядя на него с шоком и легким ужасом. Чонгук лишь бросает ему улыбку, прежде чем направиться к Чимину, как только его менеджер и сотрудник удаляются. Чимин опускается обратно в кресло в углу, опираясь локтями о колени, чтобы вновь пробежаться по заранее подготовленной речи. Он даже не слышит, как приближается Чонгук, тихо бормоча слова себе под нос. Чонгук аккуратно кладет руку ему на плечо, и Чимин в ответ вздрагивает. Он резко поднимает голову, и почти мгновенно расслабляется, как только осознает, что это Чонгук. — Хэй, — Чонгук совсем немного сжимает напряженные мышцы его плеча, — можно подумать, что они тебя на поле боя отправляют. — Возможно, так оно и есть, — усмехается Чимин. Чонгук снимает руку с его плеча и подтаскивает стул, чтобы сесть рядом, пока острые глаза Чимина следят за каждым его движением. — Не уверен, слышал ли ты, — шутливо произносит Чонгук, — но у меня внушительный список побед на крупных премиях, — Чимин смеряет его неубежденным взглядом, и Чонгук прочищает горло. — Ладно, хорошо, если быть точным… одна победа. Но это не моя вина, что существует всего одна крупная премия за достижения в журналистике и писательстве. В любом случае, с моим выдающимся опытом, я мог бы помочь. Могу я посмотреть твою речь? Чимин вздыхает, протягивая ему речь. — В основном просто нужно запомнить много имен, — устало говорит он, — я должен поблагодарить всех руководителей агенства, и нужно выучить их все, потому что, взяв листок с собой, я буду выглядеть непрофессионально. Еще они сказали, что будет хорошим пиаром поблагодарить мою маму… — он морщится, поднося большой палец ко рту и нервно прикусывая ноготь. — Какой бред, — фыркает Чонгук. — Когда в последний раз эта женщина сделала что-нибудь, чтобы помочь тебе? — Не знаю, — пожимает плечами Чимин, — наверное, никогда. Она тоже сегодня будет здесь. — Серьезно? — Да. Она всегда находит способ пригласить себя. — Что насчет твоей бабушки? — Бабушка? — глаза Чимина смягчаются при ее упоминании. — Насколько я знаю, ее не будет. Хотя мне бы хотелось этого, — вздыхает он, ковыряя кожу вокруг ногтей. Чонгук сочувственно улыбается, а затем опускает взгляд на листок в своей руке. — Ого… какая длинная речь. — Потому что это одна из основных категорий, они ожидают, что ты будешь говорить дольше… а еще мне нужно упомянуть спонсоров. — Я вижу, как это забивает тебе голову, — Чонгук указывает на речь и их окружение, — у меня тоже уже голова кругом идет, а я просто буду сидеть в зале. Чимин усмехается, но звучит изможденно. Он откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, тело наклонено к Чонгуку. — Так что вы предлагаете, Мистер писатель? Собираетесь переписать мою речь? — Тогда это будет просто еще одна речь, которую тебе нужно выучить, — качает головой Чонгук. — Мой совет — если ты выиграешь, забудь о зрителях, забудь о камерах и гребаных спонсорах. Просто говори то, что у тебя на уме. Расскажи всем о том, за что ты действительно благодарен. Говори от сердца, или просто говори все, что придет тебе в голову, так, будто ты сидишь у себя дома и разговариваешь с друзьями. Не давай компании заставлять тебя, как робота, заучивать список имен. Просто, я не знаю… говори от себя. — Говорить от себя… — хмыкает Чимин, прикусив нижнюю губу. — Я никогда не был в этом хорош. Что если я все испорчу? — Тогда я устрою такую сцену в зале, что все про тебя забудут. — И что ты сделаешь? — прыскает Чимин, прижимая руку ко рту, чтобы скрыть хихиканье. — Либо начну драку, либо разденусь… решу на месте, — озорно ухмыляется Чонгук. Чимин не может сдержать смеха, едва не падая со стула, его глаза превращаются в крохотные полумесяцы. Чонгук чувствует, как его окутывает облегчение, видя, как Чимин, наконец, снова улыбается. — Ну, — произносит Чимин, принимая речь, которую Чонгук протягивает обратно, — я подумаю над этим… но, я просто… я не уверен, что смогу. — Почему? — Все должно быть идеально, понимаешь? А это, — он указывает на свой лоб. — Этот хаос в моей голове. Это далеко от того, каким должен быть топовый актер. Мне нужно быть идеальным. — Ты идеален таким, какой ты есть, хен, — тихо говорит Чонгук, чтобы только Чимин мог услышать. Глаза Чимина скользят по лицу Чонгука, в них мелькает какая-то неуловимая эмоция. Он открывает рот, собираясь что-то сказать, когда подходит Хосок с его костюмом. — Готов устроить шоу? — спрашивает Хосок. Чимин делает глубокий вдох, его взгляд пересекаются с глазами Чонгука. — Готов.

____

Показав свой пропуск, Чонгук проходит в зону перед красной дорожкой, предназначенную исключительно для журналистов, пробираясь как можно ближе к передней линии, надеясь, что Чимин сможет его увидеть. Церемония награждения уже в разгаре — один за другим актеры и другие знаменитости выходят на красную дорожку, улыбаясь и позируя для камер, пока журналисты выкрикивают их имена, соревнуясь за лучший кадр. Некоторые актеры получают больше восторженных криков, чем другие, но ничто не могло подготовить Чонгука к воплям, которые ударяют ему по ушам, когда Чимин, наконец, выходит на дорожку, или к тому, как она до слепоты освещается вспышками камер. С появлением Чимина в воздухе что-то меняется. По толпе проходит волнение, и все взгляды устремляются на него. Его светлые волосы уложены на одну сторону, легкий дымчатый макияж подчеркивает глаза, а дизайнерский костюм идеально облегает его фигуру. Низкий поклон Хосоку, потому что Чонгук чувствует, что его челюсть только что рухнула на пол. Он чувствует, как журналисты слегка подаются вперед, поднимая камеры в воздух, чтобы запечатлеть самого Пак Чимина. Крики фанатов почти оглушают. Здесь, кажется, тысячи людей, и все они пришли ради Чимина. Чимин в одиночестве проходит по красной дорожке, с высоко поднятым подбородком, излучая ту самую силу и устрашающую элегантность, которые есть только у него. Он выглядит безупречно, его фениксовые глаза сверкают пронзительным взглядом. Смотря на него сейчас, Чонгук видит того самого Пак Чимина, который впервые вошел в офис Пак Ёнхи в день их знакомства. Он излучает силу и мощь. Этот Чимин совсем отличается от того Чимина, которого Чонгук узнал за последние несколько недель. И тут он понимает… Чимин вовсе не изменился. Все это время он оставался тем же добрым, застенчивым, нежным и заботливым человеком. Устрашающий актер, который сейчас идет по красной дорожке, — это лишь образ, который Чимин надевает, чтобы защитить себя. Чимин останавливается на маленьком крестике, отмеченном на ковре, и позирует для камер. Чонгук видит, как его грудь медленно поднимается и опускается, пока он контролирует дыхание, и замечает, как подрагивают его руки, когда он старается не сжимать их в кулаки. Его улыбка кажется натянутой, и, возможно, кому-то со стороны она покажется высокомерной. Но Чонгук понимает — это всего лишь результат титанических усилий, которые Чимин прилагает, чтобы сохранить спокойствие. Взгляд Чимина блуждает по зоне для прессы, щурится от ослепительных вспышек, пока не находит Чонгука среди толпы, и его глаза загораются. Чонгук широко улыбается и машет рукой чуть более возбужденно, чем стоило. Серьезная маска Чимина трещит по швам, и на губах появляется настоящая, искренняя улыбка, обращенная прямо на него. На мгновение все вокруг словно исчезает и остаются только они вдвоем. — Ах, Чимин-ши, вы выглядите, как всегда, потрясающе! — голос ведущего разрывает их момент, и выражение на лице Чимина мгновенно меняется. Он поворачивается и направляется к месту, где ведущий его уже ждет. Интервью оказывается простым и ничем не примечательным, они обсуждают, кто дизайнер его костюма, и волнуется ли он из-за номинации на лучшего актера. Ответы Чимина вежливы, а его фирменная учтивая улыбка, всегда появляющаяся на интервью, вновь оказывается на месте. После окончания интервью Чимин следует указаниям персонала, исчезая из поля зрения в зале. Чонгук разворачивается и выходит из зоны для прессы, направляясь к главному входу. Все равно он здесь только ради Чимина. Пробираясь сквозь толпу, он слышит, как ведущий объявляет о прибытии Пак Сонхи — матери Чимина. Чонгук невольно останавливается. У нее даже нет ни одной номинации, но каким-то образом она все же оказалась на красной дорожке, причем в качестве одной из последних — а значит, самых важных гостей. Он закатывает глаза, радуясь тому, что Чимин уже ушел внутрь и не видит ее тошнотворно-приторной фальшивой улыбки, пока она купается во внимании публики, которого так жаждет. Забавно, что она мать Чимина, и в то же время они абсолютные противоположности. Чонгук надеется, что Чимин не столкнется с ней этим вечером, и все пройдет гладко.

____

Чонгук сидит сбоку от сцены среди других представителей прессы и нескольких фотографов с тяжелыми камерами на штативах. Он относительно недалеко от сцены, слева от номинантов, так что он четко может видеть Чимина. Одна его нога аккуратно закинута на другую, а руки сложены на коленях. Он пристально наблюдает за сценой, хлопая после каждого награждения. Чонгуку удалось привлечь его внимание, когда он только сел, помахав рукой, когда Чимин бросил короткий взгляд в его сторону. С того момента Чимин периодически посматривает на него. Тэхен и Сокджин тоже сидят в зале, просто немного дальше от Чимина. Сокджин уже выиграл награду за «лучшую роль второго плана», которую по случайности объявлял Тэхен. Они оба оставались профессионалами, но Чонгук видел, как Тэхен сдерживался, чтобы не дурить, и его лукавое выражение лица, когда он вручал награду. Вечер проходит гладко, актеры и режиссеры сменяют друг друга на сцене, чтобы забрать свои награды и дать благодарственные речи, а после вернуться на свои места с гордыми улыбками. Категория Чимина последняя за эту ночь, и когда время доходит до нее, у Чонгука крутит живот. Он подается вперед на стуле, нервно тряся ногой, когда ведущие затягивают с паузой, чтобы создать напряжение. Когда имя Чимина наконец объявляют в качестве победителя, Чонгук подскакивает со своего места, радостно аплодируя. Он свистит так громко, как только может, чем зарабатывает недовольные взгляды от некоторых членов прессы, но это только мотивирует его поддерживать громче. Чимин появляется на большом экране, его лицо освещает милая и искренне удивленная улыбка, когда он встает и поправляет костюм, кланяясь всем окружающим, что аплодируют. Он осторожно поднимается по ступенькам на сцену. Чонгук видит, как он делает глубокий вдох и подходит к подиуму, когда актриса, объявлявшая номинацию, отступает в сторону и предлагает ему награду. Чимин, кажется, настолько сосредоточен на том, чтобы добраться до микрофона, что забывает взять награду. Только когда актриса протягивает ее перед ним, он понимает это, принимая его с вежливым поклоном, прежде чем нерешительно встать перед микрофоном, лицом к зрителям. Чимин привык находиться перед камерами и небольшой аудиторией во время выступлений на телевизионных шоу, но сейчас на арене тысячи людей, и Чонгук сам видел, каким Чимин может быть с толпой, особенно когда ему кажется, что все только и ждут, когда он оступится. Чонгук даже со своего места чувствует нервы Чимина. Затаив дыхание, он наблюдает, как Чимин смотрит вниз на микрофон, затем на аудиторию и открывает рот, чтобы заговорить. — Ам, я… — говорит он, прежде чем его голос обрывается. Внезапно он смотрит на секцию, где сидит Чонгук, ища его глазами. Свет яркий, и Чимин щурится, видимо не в силах разобрать, где находится Чонгук. Проходит всего несколько секунд, но этот момент тянется вечность для Чонгука, его горло сжимается, а сердце болит, когда он видит, как Чимин тянется к нему за утешением и поддержкой. Толпа молчит, в ожидании. Чимин все дольше молчит, голос застревает у него в горле. Внезапно Чонгук встает на ноги. — Чимин-хен! Широко распахнутые глаза Чимина устремляются в его направлении. Чонгук не уверен, что именно Чимину нужно услышать в этот момент. Возможно, ему хочется знать, что Чонгук здесь, что он на его стороне, даже когда все ждут его краха. Поэтому он выкрикивает именно то, о чем шутил ранее, говоря про баннер. — Пак Чимин! Файтинг! Публика оживает, кто-то начинает болтать, кто-то смеяться, кто-то недовольно стонать. Чонгуку все равно, все, что его волнует сейчас — это улыбка, которая озаряет лицо Чимина. Внезапно из толпы раздается голос Тэхена. — Чимин-а! Я люблю тебя! Чонгук оглядывается, видя, как менеджер Тэхена пытается усадить его обратно, а на его лице лишь шкодливость, пока он хихикает. Улыбка Чимина становится еще шире, и плечи расслабляются. — Пак Чимин, ты лучший! — Чонгук удивляется, услышав, как Сокджин тоже присоединяется, рупором подставив руки ко рту, чтобы усилить голос для стоящего на сцене Чимина. Чимин смеется и ярко улыбается. Он прочищает горло и снова наклоняется к микрофону. Зрители ждут. Камеры фокусируются на нем. — Эм… — его голос эхом разносится по залу. — У меня была подготовлена длинная речь. Там было много имен, но… похоже, я ее потерял, — он похлопывает себя по карманам, притворяясь, будто ищет лист, и улыбается. — Но сегодня один человек кое-что мне сказал, и с тех пор я не могу выбросить это из головы. Он сказал, что вместо того, чтобы читать речь, написанную кем-то другим, может быть, хотя бы раз я должен попробовать просто сказать что-то от себя. — Если честно, я понятия не имею, как это делать, — Чимин тихо усмехается. — С самого рождения я говорил только то, что от меня хотели услышать — зачитывал данные мне сценарии, и снова и снова повторял заготовленные ответы, написанные моим менеджментом. Так что прошу прощения у своего друга… — он смотрит в сторону Чонгука и улыбается, — но прямо сейчас я, возможно, не смогу должным образом «говорить от себя». Думаю, мне потребуется немало времени, чтобы научиться этому, — он делает глубокий вдох, крепче сжимая в руках золотую статуэтку. — Но что я могу сделать, так это сказать вам, за что я действительно благодарен в связи с этой наградой, — он поднимает ее чуть выше. — Во-первых, я благодарен режиссеру Хван Гонвону, который был так терпелив ко мне, даже когда я, словно одержимый, просил переснимать одни и те же сцены снова и снова. Я благодарен каждому члену команды и персоналу, которые работают немыслимое количество часов, чтобы снять эти дорамы. Они были на площадке еще до того, как я приезжал утром, и еще долго оставались там после того, как я уезжал. Вы — настоящее сердце этой индустрии, никогда не забывайте об этом. Он обводит взглядом полный зал. — Я благодарен всем своим фанатам, которые всегда рядом со мной и поддерживают меня в хорошие и плохие времена. Без вас меня бы здесь не было, спасибо вам, — он складывает пальцы в жест сердечка, и толпа фанатов отвечает громкими криками. — Я благодарен своей бабушке за ее безусловную любовь и поддержку. Хальмони, спасибо за все, я тебя люблю. — И, наконец, я хочу поблагодарить своих друзей, — он делает вдох. — Иногда мне бывает очень тяжело. Иногда я чувствую себя подавленным, потерянным и опустошенным. Но мои друзья всегда рядом, когда я нуждаюсь в них. Когда я падаю, они всегда помогают мне встать. Они словно семья, которой мне всегда не хватало, поэтому, возможно, я и не говорю этого так часто, как должен, но я действительно очень благодарен каждому из вас. И я чувствую, что мне невероятно повезло, что вы есть в моей жизни, — Чимин смотрит в сторону Тэхена и Сокджина, а затем снова находит взглядом Чонгука. Тепло улыбнувшись, он снова поворачивается к зрителям. — Спасибо всем за эту награду. Я всегда поражаюсь, что люди ценят то, что я делаю, и я всегда буду оглядываться на этот этап своей жизни как на огромный опыт. Спасибо каждому, кто следил за мной по хорошим причинам, а не по плохим, — он поднимает статуэтку. — Спасибо! Зал взрывается аплодисментами, а Чимин кланяется и улыбается. Тэхен почти залезает на свой стол, борясь с менеджером. Сокджин хлопает стоя. Чонгук кричит и выдает неприлично оглушительный свист, из-за чего получает больше злобных взглядов от тихо снимающих журналистов. Когда Чимин уходит со сцены, церемония подходит к концу. Люди начинают покидать арену, а Чонгук медленно пробирается через толпу, вновь направляясь в сторону закулисья. Охрана пропускает его, и он снова прокладывает путь к гримерке Чимина. Когда он добирается, дверь оказывается открытой, а из комнаты доносится взволнованный гул упаковывающих вещи сотрудников. Чимин уже переоделся из костюма в удобную одежду, натянув фиолетовую оверсайз толстовку и подхватив свою сумку. Через зеркало он замечает Чонгука и с улыбкой поворачивается к нему. — Пак Чимин, файтинг? — говорит он и вскидывает бровь, подходя к Чонгуку. — Не могу поверить, что ты сделал это на глазах у нескольких тысяч человек. — Но это же помогло тебе немного расслабиться, да? — ухмыляется Чонгук. — Да, — соглашается Чимин с лучезарной улыбкой. — Также прошу заметить, что я не единственный кричал. Насколько я помню, еще два твоих друга присоединились. — О, я слышал их, — смеется Чимин, — вы, ребята… поверить не могу, что вы сделали это. Чонгук усмехается, отступая, чтобы пропустить члена стаффа, и тянет Чимина за собой. — Хен, твоя речь была потрясающей. Чимин улыбается и прячет глаза, когда на щеках появляется румянец. — Спасибо. Я не верю, что действительно сделал это, — он смотрит на Чонгука с искренностью в глазах. — Не думаю, что без тебя у меня хватило бы смелости решиться на это… поэтому спасибо. — Это все ты, хен, — качает головой Чонгук, добро улыбаясь. — Ты сделал это. Как себя чувствуешь? — Хорошо, — вздыхает он. — На самом деле хорошо. Было так приятно хоть раз сказать о том, что я чувствую на самом деле. Хотя, если честно, я просто рад, что не запорол все слишком сильно. Ты видел, как я сначала забыл взять награду? Ужас. — Хен, честно, никто не заметил. — О, люди заметили. Но в этот раз мне все равно. — Уверен, они были слишком отвлечены на то, как Тэхена схватил его менеджер, когда тот почти залез на стол. — Не может быть! — глаза Чимина расширились. — Еще как может. — О боже, — Чимин закрывает лицо рукавами толстовки. — Тэ всегда будет занозой в заднице. Они смеются, когда рядом появляется Хосок. — Чонгук-а! Я слышал тебя из-за кулис! Хорошая работа! Ты сделал эту премию намного интереснее. Отныне мы все должны терроризировать премии. — Боже, — смеется Чимин, — да, пожалуйста. — О, так тебе бы это понравилось? — изгибает бровь Чонгук. — Понравилось бы, — кивает ему Чимин, все еще хихикая. Но тут его глаза прыгают за плечо Чонгука, и он весь напрягается. Весь смех будто испаряется из его тела, выражение лица меняется, и он быстро отступает от Чонгука. — Мама… Чонгук поворачивается и видит Пак Сонхи, стоящую в дверном проеме с натянутой улыбкой, приклеенной к ее лицу. — Чимин, — она приветствует его безразличным тоном, словно разговаривая с незнакомцем. Она идет в их сторону, неодобрительно оглядывая гримерную комнату, и останавливается перед Чимином. — Поздравляю тебя, я полагаю. Очередная блестящая статуэтка в твою коллекцию. Хотя я думала, что к настоящему времени ты уже научился быть хотя бы немного благодарным людям, ответственным за всю твою карьеру, — она скрещивает руки на груди и поднимает бровь, ожидая ответа. — Что это должно значить? — огрызается Чимин, все его тело напрягается, руки сжимаются в кулаки по бокам. — Твоя речь, если это вообще можно так назвать, — фыркает Сонхи. — О чем, черт возьми, ты думал, Чимин? Ты решил, что можешь просто выйти на сцену и вылить любую чушь, что придет тебе в голову? Я думала, что воспитала тебя лучше. Чимин сжимается, его взгляд отрывается от матери, чтобы сфокусироваться где-нибудь на полу. Чонгук внезапно чувствует сильный прилив желания защитить его. — Его речь была отличной, — слышит себя Чонгук. Он не отступает от ее подавляющей ауры, и эта женщина не пугает его так, как пугает Чимина. — Я не вижу в ней ничего такого. Зрители аплодировали в конце, не так ли? — Это одна из самых крупных церемоний награждения в Корее, Чонгук-ши, — выплевывает она, устремляя на него свой пронзающий взгляд. — Это не то место, где можно нести любую дрянь, что взбредет в голову, словно ты на базаре стоишь. И уж точно не музыкальный концерт, чтобы вы свистели и кричали, как какой-то обезумевший фанат. Я была о вас лучшего мнения, но, по-видимому, вы не настолько профессиональны, как можно было бы предположить по вашей репутации. Чонгук вздергивает брови, уже готовый возразить, но Сонхи его прерывает, повернувшись к менеджеру Чимина. — Ты, — рычит она, тыча в мужчину пальцем, — я приставила тебя к нему не просто так. Что это за бардак? Как ты мог позволить ему снова меня опозорить? — Я… — заикается тот, — Сонхи-ши, мы дали ему заготовленную речь, как и всегда, но он не использовал ее… Сонхи снова устремляет свой жесткий взгляд на Чимина, и Чонгук видит, как тот съеживается. — Значит, ты просто решил быть совершенно неуважительным? Ты посчитал ниже своего достоинства поблагодарить директоров компании, своих спонсоров, свое руководство… А что насчет твоего отца и меня? Ни одного слова благодарности нам? Мне? — За что мне благодарить тебя? — голос Чимина дрожит от гнева. — Ч-что ты вообще сделала для меня? — Что я сделала для тебя? — потрясенно спрашивает Сонхи. — Я сделала все! Единственная причина, по которой у тебя вообще есть карьера, — я! Ты тот, кто ты есть, благодаря мне, Пак Чимин! Чимин наконец срывается. — Я никогда этого не хотел! — кричит он, его тело дрожит. Комната погружается в тишину, и Сонхи делает шаг назад, не привыкшая, чтобы Чимин говорил с ней таким тоном. — Т-ты, — его голос слегка дрожит, когда угрожающим взглядом он приковывает мать к месту, — ты сделала меня тем, кто я есть, но я никогда этого не просил! Я никогда не хотел этой жизни! Ты заставила меня! Все, чего я хотел, это заставить тебя и отца гордиться мной, но в скольких бы дорамах я ни снимался, сколько бы наград ни выигрывал, тебе всегда будет мало, и я… — он делает дрожащий вдох, его глаза начинают блестеть, — я так чертовски устал, мама. Я просто… так устал, все время. Чонгук хочет дотронуться до Чимина, но никто не двигается. Так тихо. Если бы он прислушался, возможно, услышал бы, как рушится последняя надежда Чимина на какие-либо отношения с родителями. — Я больше не могу это терпеть. С меня хватит, — из него выходит только слабый шепот. — Я ухожу. — Уходишь? — Сонхи смеется, не веря своим ушам, глядя на менеджера Чимина, а затем снова на сына. — Что ты имеешь в виду, говоря, что уходишь? От чего именно ты уходишь? — От всего. Я ухожу из этого цирка, что ты мне устроила, — Чимин смотрит на мать, а затем поворачивается к Чонгуку, его глаза мокрые от непролитых слез. — Я больше не хочу этим заниматься. Чонгук кивает, давая понять, что понял. — Пойдем, хорошо? — тихо говорит он, пока мать Чимина взрывается яростным визгом. Чимин только кивает, выглядя измученным. — Ты не можешь просто бросить эту жизнь, Чимин! Это так не работает! У тебя есть контракт! Спонсоры! Обязательства! Ты не можешь просто уйти от всего этого! — Посмотрим, — бросает Чимин, разворачиваясь и направляясь к двери, а Чонгук и Хосок следуют за ним. Небольшая группа сотрудников, собравшаяся у дверей, расступается, чтобы дать им пройти. — Сюда, — говорит Чонгук, когда они покидают гримерку, ведя Чимина в сторону частной подземной парковки. Трое быстро идут по коридорам и спускаются по лестнице в парковку, которая, к облегчению Чонгука, пуста. Никто, кажется, не последовал за ними. — Ох, Чимин-и, — утешающим голосом произносит Хосок, затягивая его в свои объятия. — Мне так жаль. — Хен, не слушай ни слова из того, что сказала эта женщина, хорошо? — говорит Чонгук, когда Чимин смотрит на него сквозь влажные ресницы. — Это все чушь собачья, твоя речь была потрясающей… ты был потрясающим. — Я не чувствую себя потрясающим сейчас, — опустошенно говорит Чимин. — Чимин-и, это был, черт возьми, один из самых смелых поступков, которые я когда-либо видел, — говорит Хосок, поглаживая Чимина по волосам. — Ты должен гордиться собой. — Я горжусь, я просто… — он пожимает плечами, — не хочу думать об этом сейчас. Я просто хочу уйти отсюда. — Хочешь, я отвезу тебя? — мягко спрашивает Чонгук, и Чимин кивает. — Выше нос, ладно? — говорит Хосок, обнимая Чимина в последний раз. — Все будет хорошо, — Чимин кивает, и Хосок улыбается, после поворачиваясь к Чонгуку. — Мне нужно вернуться и собрать вещи, позаботься о нем, пожалуйста? — Чонгук кивает, и Хосок прощается с ними, возвращаясь на арену. Чонгук не теряет времени, ведя Чимина к его черному мерседесу, припаркованному в дальнем углу. Он отпирает машину, открывая дверь пассажирского сидения для Чимина, который кротко благодарит его и забирается внутрь. Чонгук мягко закрывает за ним дверь и обходит со стороны водителя, проскальзывая за руль. Он поворачивается к Чимину, но прежде чем успевает сказать хоть слово, Чимин свернулся на кресле, пряча лицо в руках, и разрыдался. На мгновение Чонгук замирает, не зная, что делать, но после осторожно протягивает руку и гладит его по спине, шепча слова утешения, чтобы попытаться успокоить его. — Эй, все в порядке, ш-ш, ты в порядке… Чимин, кажется, обмякает от прикосновения, его всхлипы постепенно затихают, но он все еще остается свернутым калачиком, пока Чонгук продолжает нежно гладить его по спине. Ему больно видеть, как Чимину плохо. Он не заслуживает всего того дерьма, через которое проходит. Не по своей воле втянут в карьеру, которая не приносит ему ничего, кроме беспокойства и стресса. Новые лживые слухи о нем каждую неделю просто потому, что людям скучно и хочется драмы. Постоянные попытки оправдать недостижимые ожидания своей матери и ощущение собственной неполноценности из-за невозможности это сделать. Сердце Чонгука болит за него. Это еще одно отрезвляющее напоминание, что знаменитости не сверхлюди. Они просто обычные люди, которые страдают так же, как и все остальные. Через минуту или две Чимин садится и вытирает лицо рукавами толстовки. — Боже, мне так жаль, — шмыгает он, — что я продолжаю поступать так с тобой. — Эй, — мягко говорит Чонгук, успокаивающе поглаживая Чимина по руке. — Тебе не за что извиняться, понял? Со мной ты можешь ни о чем не переживать. Чимин выдавливает из себя слабую, чуть дрожащую улыбку. — Спасибо, — тихо отвечает он, снова вытирая лицо рукавом. — Ты… ты хочешь поговорить об этом? — неуверенно спрашивает Чонгук, но Чимин качает головой. — Не сейчас. — Хорошо, — Чонгук кивает. — Хочешь, я отвезу тебя домой? Чимин снова качает головой.        — Я не… я не хочу домой. Я просто… — он тяжело вздыхает, опуская взгляд на свои колени. — Я просто хочу исчезнуть. Они сидят в тишине, пока в голове Чонгука крутятся шестеренки. У него есть идея… слегка безумная, но сейчас она просто кажется правильной. — Что ты, эм… что ты думаешь насчет небольшого путешествия? — осторожно спрашивает он. Чимин поворачивает голову к нему, его лицо все еще слегка красное и заплаканное, и в Чонгуке просыпается непреодолимое желание обнять его и никогда больше не отпускать. — Что? — переспрашивает Чимин, немного озадаченно. — Путешествие, — повторяет Чонгук, кусая губу. — Я знаю, звучит странно и немного спонтанно, но… есть одно место, куда я всегда еду, когда мне нужно отвлечься. Чимин, откинув голову на подголовник, наклоняет ее в его сторону. — Ты имеешь в виду свое счастливое место? То, куда мы ездили в прошлый раз? Чонгук качает головой. — Это немного дальше. Ну, на самом деле намного дальше, — бормочет он, когда Чимин сконфуженно склоняет голову. — Но это идеальное место, чтобы исчезнуть. Думаю, оно тебе понравится. — Где оно? — любопытно спрашивает Чимин. — Ну… это сюрприз, — игриво отвечает Чонгук, вдруг занервничав, когда глаза Чимина слегка расширяются. — Ну, то есть, э... я-я хочу, чтобы это был сюрприз для тебя, хороший сюрприз, тебе просто нужно довериться мне… — Я тебе доверяю, — без тени сомнений отвечает Чимин, и сердце Чонгука переполняется. — Так что скажешь? — спрашивает Чонгук, его сердце быстро колотится, пока он ждет ответа. — Как насчет спонтанного, таинственного ночного дорожного путешествия с твоим любимым журналистом? Я даже позволю тебе быть диджеем. Чимин впервые смеется с момента, как они вышли из гримерки. — Хорошо, — просто отвечает он. — Что? — глаза Чонгука расширяются. — Хорошо? — Хорошо, — Чимин кивает. Чонгук сидит какое-то время, словно немного контуженный. Да, это он был тем, кто предложил это, но он не думал, что Чимин на самом деле скажет да. — Х-хорошо. Хорошо. Да, эм, поехали! — говорит он, стараясь не показывать, насколько он внезапно взволнован. Он пристегивает ремень безопасности и заводит машину, задним ходом выруливая с парковочного места, пока Чимин пристегивается сам. Чимин инстинктивно опускается ниже на своем кресле, когда они выезжают с парковки, и натягивает капюшон, когда они проезжают мимо огромной толпы перед площадкой. Он расслабляется, только когда они выезжают на главную дорогу, оставляя арену позади.