The Inside Story

Утром понедельника Чонгук заходит в студию, чувствуя себя намного легче. Это начало четвертой недели его работы с Чимином, почти конец первого месяца, и впервые с того момента, как он начал, ему кажется, что он, наконец, на одной с ним волне. Неделя ощущается как новое начало — словно он наконец может делать то, зачем сюда пришел. Хотя, если быть честным, статья в каком-то смысле ушла на второй план. Он бы солгал, если бы сказал, что его потребность лучше узнать Чимина не вышла за рамки простого журнализма. Теперь это было что-то на более глубоком уровне. Большую часть воскресенья он провел в мыслях о Чимине. Хотя вообще-то это ложь, он провел все воскресенье, думая о Чимине. Он снова и снова проигрывал в голове их субботние разговоры, складывая вместе те кусочки информации, что выдал ему Чимин, те частички себя, что он позволил ему увидеть. Он думал, что это удовлетворит его любопытство, но то наоборот только усугубило его. Чонгук направляется на площадку, вежливо кивая по пути нескольким знакомым лицам. Находясь здесь каждый день на протяжении последних трех недель, он чувствует себя почти как дома. Он хорошо ладит с большинством сотрудников, и все они привыкли к его присутствию. Его воспринимают как часть интерьера и часто просят помочь что-то перенести или передвинуть. Но он не возражает. Они дают ему хоть какое-то занятие. Когда он идет по коридору в сторону съемочной площадки, дверь гримерной Чимина распахивается, и из нее вылетает Хосок, подбегая к нему с целой охапкой одежды. — О, Чонгук-а, привет! — Хосок проносится мимо, явно спеша. — Можешь подождать пока в гримерной, я на секунду! — голос затихает, когда тот исчезает за углом. Чонгук недоуменно глядит ему вслед еще пару секунд, после, пожав плечами, разворачивается и продолжает путь. Подойдя к двери, он тихо стучит, прислушиваясь к происходящему за ней. После нескольких секунд тишины открывает ее и заходит в комнату, что оказывается пустой. Он старается проигнорировать подкравшееся чувство разочарования. Чонгук приземляется на уже привычный ему стул и достает телефон, чтобы проверить почту и полистать Naver. Через какое-то время дверь открывается и залетает обратно Хосок уже с пустыми руками. Он закрывает дверь и плетется к стулу, падая на него со стоном. — Тяжелое утро? — спрашивает Чонгук, замечая покрасневшие щеки Хосока, свидетельствующие о том, что тот торопился. — Еще как, — отвечает Хосок, снова поднимаясь и беря свою косметичку, чтобы открыть ее и перебрать содержимое. — Мне пришлось бежать на другую площадку, потому что одному из стилистов там нужно было срочно уйти, а мне теперь нужно его прикрыть. Сегодня будет суматошный день, так что, возможно, мы с тобой не особо увидимся, — он недовольно надувает губы. — Да, это отстой. Но, с другой стороны, хотя бы день пройдет быстрее, — Чонгук пожимает плечами, стараясь приободрить его. — Ты прав, — кивает Хосок, мельком взглянув на свои часы, — Чимин должен прийти с минуты на минуту. Я быстренько сделаю ему макияж, а потом мне нужно будет бежать. Чонгук кивает в ответ, наблюдая, как Хосок заканчивает раскладывать косметику на туалетном столике. — Кстати о Чимине, — нараспев произносит Хосок, разворачивая стул перед зеркалом и садясь на него верхом, скрещивая руки на спинке, — Я слышал, у вас был занятный выходной? — он с озорной улыбкой смотрит на Чонгука, опираясь подбородком на руки. — Т-ты слышал об этом? — Чонгук давится воздухом, а Хосок усмехается. — Если под «слышал» ты про то, позвонил ли Чимин мне в два часа ночи, болтая о том, как ты застал его с парнем в клубе, а потом вы устроили душевный разговор в туалете, после чего ты купил ему ттокпокки и проводил до дома, то да, я об этом слышал. Чонгук сидит, только хлопая отвисшей челюстью, словно рыба. И почему он думал, что Чимин никому не расскажет? Может быть потому, что все произошло в гей-клубе, но Хосок, конечно же, знает, что Чимин гей — они же дружат с самого детства. Чон рад, что у Чимина есть хотя бы один человек, которому он может довериться, особенно в вопросе своей ориентации. — Так во-от, — протягивает с ухмылкой Хосок, вырывая Чонгука из мыслей, — вам было весело узнавать друг друга? Чонгук выдыхает, проводя рукой по волосам. — Не знаю, подходит ли здесь слово «весело»… я же испортил ему момент и чуть не довел до сердечного приступа, — он нервно смеется. — Но да, было приятно… провести с ним время. Было неплохо наконец пообщаться адекватно. Он… эм, он… Приятный. Милый. Забавный. Добрый. Интересный. И чертовски красивый. — Он… хороший, — наконец произносит Чонгук, прочищая горло. — Мы, э-э… мы много разговаривали. — О, я знаю, — Хосок поднимает бровь. — Ты мне не рассказывал, что был рыбаком. — Черт, он и это тебе рассказал, — Чонгук стонет, прикрывая лицо рукой. Хосок закатывает глаза. — Я его лучший друг, естественно, он мне все рассказал, — лицо Хосока смягчается, и он продолжает: — Ему тоже понравилось. Болтать с тобой. Никогда бы не подумал, что Чимин захочет проводить время с кем-то, кроме меня, Тэхена или Сокджина-хена. Ты ему явно приглянулся. — Правда? — спрашивает Чонгук, стараясь скрыть нотку надежды в голосе. — Судя по тому, как он о тебе говорил — да, — кивает Хосок. — Круто, это… это хорошо, — Чонгук прикусывает нижнюю губу, молчит несколько секунд, но любопытство берет верх: — Так, м-м… — он пытается вести себя непринужденно, — и что он… что он обо мне сказал? Хосок открывает рот, чтобы ответить, однако его перебивает звук открывающейся двери. Чонгук поворачивает голову и видит входящего в комнату Чимина. Капюшон как обычно низко спущен, скрывая неуложенные волосы. Он медленно потягивает холодный кофе, в другой руке держа картонный поднос с двумя стаканами. — Доброе утро, хен, — здоровается Чимин с Хосоком, мельком бросая взгляд на Чонгука и неуверенно улыбаясь. Встретившись с ним глазами, Чимин тут же отводит взгляд. — Доброе утро, Чонгук-ши, — тихо добавляет он, закрывая за собой дверь и проходя вглубь комнаты, аккуратно ставя кофе на стол. — Доброе утро, Чимин-ши, — с улыбкой говорит Чонгук. — Я взял тебе как обычно, хен, — Чимин подходит к Хосоку, передавая ему один стаканчик. — Чимин-и, я тебя обожаю, — едва не ревет Хосок. — Я тебе говорил об этом когда-нибудь? — Постоянно, — усмехается Чимин, когда тот берет кофе и с удовольствием отпивает. — Эм… — Чимин на секунду заминает, а после подходит к Чонгуку, подавая другой стаканчик, — холодный американо, да? Что-то внутри Чонгука екает от того, как неосознанно краснеют щеки Чимина. — Да, — кивает Чонгук, забирая кофе, — спасибо. Очень мило с твоей стороны принести и мне. — Пожалуйста, эм, думаю это что-то вроде… перемирия, — он пожимает плечами, из-под челки поглядывая на Чонгука. Чонгук нежно ему улыбается, чувствуя, как в груди разливается тепло. Глаза Чимина на миг расширяются, прежде чем он снова отводит взгляд и, ковыряя заусенцы на пальцах, садится на свое кресло. Хосок, не тратя время попусту, начинает работать над его волосами и макияжем и заканчивает уже к тому времени, как Чонгук допивает свой кофе. После этого он спешно убирает все продукты со столика. — Черт, — смотрит Хосок на свои часы, — мне уже надо бежать. С тобой же все будет в порядке, да? — осторожно спрашивает он Чимина. — Да, — Чимин кивает, коротко улыбаясь. Хосок подходит к вешалке с одеждой, расправляет ее, после жестами показывая: — Это наряды на сегодняшние сцены. Начинаешь с начала и дальше двигаешься в таком порядке, — он указывает на каждый, — всего их три, понял? — Понял, — кивает Чимин. — Я тебе не доверяю. Чонгук-а? — А? — тот вздергивает голову. — Первый наряд. Второй. Третий. Запомнил? — Запомнил, — кивает Чонгук. — Хорошо, — Хосок вздыхает, подходя к сидящему в кресле Чимину и наклоняясь к тому ближе. — Если я тебе понадоблюсь, просто позвони, — тихим голосом говорит он. — Спасибо, хен, — ласково улыбается Чимин. Хосок поглаживает его по голове и поворачивается к Чонгуку. — Пригляди за ним, пожалуйста, — мягко говорит он. Чонгук серьезно кивает, на что Хосок улыбается. Он с ними прощается и исчезает по своим делам, оставляя Чонгука с Чимином наедине. Чимин поднимается и подходит к напольной вешалке, рукой проводя по рукаву первого костюма. — Разве здесь нет других ассистентов на случай, если Хосоки-хен занят? — Есть, но они все меня боятся, — Чимин пожимает плечами. — Серьезно? — Мгм. Они сделают все, о чем я попрошу, но я не собираюсь заставлять их делать что-то, чего они не хотят. В любом случае, я вполне способен позаботиться о себе самостоятельно. — Правда, что ли? Это поэтому хен попросил меня присмотреть за тобой? — дразнит Чонгук. Губы Чимина растягиваются в небольшой улыбке. — Хосок просто чересчур обо мне переживает. Он такой с детства, — он снимает первый костюм с вешалки, разворачивается и вскидывает на Чонгука бровь. — Ты так и будешь тут сидеть и смотреть, как я переодеваюсь? Глаза Чонгука расширяются, и он тут же подскакивает на ноги, чуть краснея в щеках. — Н-нет, конечно нет. Я… я буду на своем обычном месте, — запинается он. Почти выбегая за дверь, он слышит, как Чимин хихикает. Так коротко и нежно, что Чонгук мог бы поклясться, ему это послышалось.

____

Чимин появляется на площадке спустя пару минут и, держа в руках сценарий, в последний раз перед съемками прогоняет строчки. Его глаза бегают по странице, губы безмолвно движутся, пока про себя проговаривает слова. В студии как всегда кипит работа, и повсюду снуют люди, подготавливая предстоящую сцену. Чонгук, к своему удивлению, тянется к месту, где сидит Чимин, к краю площадки. Даже просто сидя там, он обладает определенной аурой. Чонгук наблюдает, как один из ассистентов неуверенно подбегает к нему и что-то говорит, указывая на камеры. Чимин следует взглядом за его рукой, слушая то, что тот ему говорит, после кивая. Ассистент кланяется и убегает, проносясь мимо Чонгука, когда тот садится рядом с Чимином. — Знаешь, я думал, что работа журналиста — это хаос, но, похоже, это не идет ни в какое сравнение с твоей, — говорит он, бросив взгляд на Чимина. Тот поднимает на него глаза и одаривает легкой улыбкой, прежде чем вновь погрузиться в текст. — Зависит от дня, наверное. Но да, бывает довольно напряженно, когда у тебя жесткие временные рамки и расписание того, что нужно снять за день. — И что, ты не можешь уйти, пока все не закончится? — спрашивает Чонгук. Чимин качает головой. — Только в редких случаях могут перенести съемки — например, если случится что-то экстренное. Но это почти никогда не происходит. В основном ожидается, что ты продолжишь, несмотря ни на что. — А если ты заболеешь? — спросил Чонгук. — Шоу должно продолжаться, — фыркает Чимин. — Если меня не будет, не будет и дорамы. Чонгук хмурится. — Но это же большое давление на тебя, — он обводит жестом съемочную площадку. — Любой из этих людей может заболеть и взять выходной, и съемки все равно продолжатся. Но если это ты, тебя заставят работать, так как иначе им придется отложить все съемки? — Примерно так, — отвечает Чимин, переворачивая страницу сценария. Чонгук тяжело вздыхает. — Если бы я заболел, а меня заставили бы работать двенадцать часов под этими ослепляющими лампами, я бы просто послал их и остался в постели с выключенным телефоном. Чимин рассмеялся, глядя на него. — Вот поэтому тебя бы уволили с твоей первой же роли. — Что ж, наверное, поэтому я и не актер, — театрально вздыхает Чонгук. — О, так значит, если бы не это, ты стал бы топовым актером? — с приподнятой бровью уточняет Чимин. — Скажем так, — Чонгук откидывается на спинку стула и самодовольно улыбается, — тебе бы пришлось поконкурировать со мной за все эти блестящие статуэтки, которые ты постоянно получаешь. — Буду считать, мне повезло, что в качестве карьеры ты выбрал навязывать людям свои статьи, — Чимин ухмыляется, вставая и кладя сценарий на стул. — Ох, как низко, — Чонгук притворно-оскорбленно прикладывает руку к сердцу. Чимин хихикает и выходит на площадку, где режиссер выкрикивает инструкции со своего места за камерами. Он быстро ставит Чимина в нужное положение, и камеры начинают запись. Чимин мгновенно перевоплощается в своего персонажа, с отточенной легкостью произнося реплики. Чонгук наблюдает за ним с восхищением. Чимин действительно великолепный актер — его речь притягивает внимание с первой до последней секунды. Чонгук невольно задумывается: почему перед камерами Чимин так источает уверенность, но за ними с трудом смотрит людям в глаза? Съемки первой сцены занимают пару часов, однако проходят без помех. Они уже на середине съемки второй сцены, когда вдруг с противоположного конца студии раздается шум, нарушая процесс и заставляя режиссера скомандовать «стоп». Чонгук поворачивает голову на звук и видит женщину, грациозно шагающую по студии. Он сразу же узнает ее — это Пак Сонхи, знаменитая актриса и мать Чимина. Невысокая, с маленьким лицом и длинными черными волосами, она выглядела гораздо моложе своих лет. Впрочем, под определенными углами были заметны сделанные ею пластические операции, но даже несмотря на это, она была красива. Сонхи была одарена той красотой, которая прославила ее в свои лучшие годы, той красотой, которую Чимин, без сомнения, унаследовал. Под мышкой у нее висит маленькая чихуахуа, на которой застегнут ошейник с драгоценными камнями, вероятно, стоящий больше, чем годовая зарплата Чонгука. Она улыбается, но улыбка эта не источает дружелюбия. Улыбка снисходительная, ее поведение кричит об эгоцентризме и тщеславии, начиная с того, как надменно она смотрит на персонал, заканчивая тем, что она проигнорировала тот факт, что они очевидно были в самом разгаре съемок. Она важно шагает по площадке к режиссеру, полностью игнорируя Чимина. — Здравствуйте, директор-ним, — улыбается своей тошнотворно-сладкой, но фальшивой улыбкой, — давно не виделись. Как вы? — Сонхи-ши, рад снова вас видеть, — говорит режиссер с такой же фальшивой улыбкой, его голос внезапно повысился на три октавы, когда он поклонился актрисе, — чем обязан такой чести? Вы пришли понаблюдать за сыном? Чонгук не может не вскинуть бровь на это. Он находит довольно забавным то, что режиссер ничуть не обеспокоен срывом съемок, хотя в любое другое время был бы в ярости. Чимин все еще стоит перед камерами, рот распахнут, а глаза широко раскрыты, уставившись на мать. Чонгук видит, как кровь медленно сходит с его лица. — Нет-нет, я здесь не ради него, — она небрежно отмахивается, — я просто была поблизости, — она перехватывает в своих руках собачку, подтягивая ее выше и прижимаясь поцелуем к ее носу. Чонгук любит собак, но конкретно эта больше напоминает крысу или мелкого грызуна. — Прошло столько времени с тех пор, как мы последний раз виделись, директор-ним, — она продолжает, — возможно, с той рекламы, которую мы снимали для компании моего мужа? — Да, точно, я это отлично помню, — режиссер поднимает руку, чтобы погладить собаку, но со вскриком одергивает ее, когда та тявкает и скалит на него зубы. — Ох, простите, Чи-Чи любит только мои обнимашки, не так ли, кексичек мой? — сюсюкающим голосом она говорит с собакой, поглаживая ту по голове. Чонгуку хочется блевать. — В любом случае, я и понятия не имела, что Чимин сегодня будет работать, разве не забавно, — снова фальшиво улыбается. — Пожалуйста, продолжайте, я подожду, когда вы закончите сцену. Я не хотела вас прерывать. — Конечно, — с неловким смешком отвечает режиссер, поворачиваясь к Чимину, который замер, словно пойманный в свете фар олень. — Чимин-ши, давайте начнем со строчек, которые мы только что записали. Чимин просто стоит какое-то время, смотря то на свою мать, то на режиссера, прежде чем наконец дрожаще вздохнуть. — Х-хорошо, — кивает. Чонгук видит, как он пытается вернуться в образ, но поза его меняется, а в руках, которые он сжимает до побеления костяшек, появляется дрожь. Чонгук делает шаг вперед, чувствуя как от его вида внутри поселяется тревога. Когда он уже было собрался направиться к Чимину, рядом с ним неожиданно раздается голос. — Чон Чонгук? — он замирает, отворачиваясь от Чимина, чтобы увидеть Пак Сонхи, стоящую со своей собакой под рукой и со снисходительной улыбкой, оглядывающую его с ног до головы. — Вы тот писатель из GQ, который написал статью о моей матери? Я никогда не забываю симпатичные мордашки. — О, эм, да, это я, — Чонгук вежливо приветствует ее поклоном, понижая голос до шепота, когда режиссер командует «мотор», и Чимин начинает дубль. Сонхи, которую, однако, это совсем не заботит, голоса не понижает ни на децибел, все так же продолжая разговаривать с Чонгуком. — Статья имела большой успех. Карьера моей матери была — и все еще остается выдающейся. Я благодарна вам за то, что вы достойно передали это в своем тексте. — Благодарю. Я постараюсь так же достойно написать и о вашем сыне, — шепчет Чонгук, оглядываясь на Чимина. Он вздрагивает, когда тот путается в реплике и режиссеру приходится крикнуть «стоп». Это напоминает ему о последнем случае, когда у Чимина были проблемы с репликами, на его лице то же выражение, но в этот раз его глаза продолжают метаться в сторону матери. — Ну, не думаю, что карьеру моего сына можно сравнивать с карьерой моей матери или моей, — Сонхи бросает взгляд на Чимина, говоря достаточно громко, чтобы тот услышал. — Он не совсем соответствует фамилии Пак. Вы же наверняка видели все эти статьи, он всегда вовлечен в какой-то скандал. Чимин словно постоянно ищет негативного внимания — от меня, от отца, прессы. Какое разочарование, — вздыхает она, — в детстве у него был такой потенциал. Чимин снова и снова путается в словах, в его теле разрастается все больше и больше напряжения с каждым выкриком «стоп». Чонгук видит, как его дыхание утяжеляется, руки сжимаются и разжимаются, а глаза метаются в сторону матери. Сонхи просто громко вздыхает, словно это ей приносят неудобства трудности Чимина. — Он всегда это делал, — дерзко заявляет она, не утруждая себя понижением голоса, — всегда устраивал сцену. Он с самого детства был таким, всегда плакал и истерил. Я так старалась, чтобы ему дали работу в рекламах и фильмах, и как только мы оказывались на съемочной площадке, он сразу начинал свое «мамочка, пожалуйста, я не хочу» или «мамочка, я хочу домой». Мне было так стыдно за него. Она качает головой, махнув на Чимина, который неподвижно стоит и слушает ее. — Когда он подрос, началось это заикание. Я водила его по логопедам, но они говорили, это что-то психосоматическое, — она неопределенно взмахивает рукой, — доктора не знают, о чем они говорят. Мой сын в порядке, он просто капризничал. Такая жалость, у него ведь было столько потенциала, но я полагаю, у него просто нет того таланта, который он должен был унаследовать от своей бабушки и меня. Чонгук стоит с раскрытым ртом. Практически с самого начала, как Сонхи начала говорить, он был слишком ошеломлен, чтобы вымолвить и слово. Он даже не может осмыслить то, что только что услышал. Как мать может говорить так о своем собственном сыне, словно его трудности — всего лишь маленькое неудобство? Он бросает взгляд на Чимина, который нервно оглядывается, крепко сжимая кулаки. Все вокруг оставили свои дела, десятки глаз и ушей теперь наблюдают и слушают. Судят. Сонхи, кажется, теряет ко всему интерес, теперь больше сосредоточенная на собаке в своих руках. Чонгук осознает, что движется в сторону Чимина. — Чимин-ши… — тихо говорит он, осторожно подбираясь к нему. Глаза Чимина встречаются с его, а возможно и нет… кажется он больше не фокусируется ни на чем. — П-прошу прощения… я п-просто… мне н-нужно… — Чимин судорожно выдыхает и проносится мимо него, врезаясь по дороге в нескольких изумленных сотрудников, и бросается в сторону своей гримерной. Чонгук не успевает даже подумать, как бежит за ним. — Чимин-ши? — Чонгук толкает дверь гримерной. Он находит Чимина судорожно роящимся в своей сумке на туалетном столике, его движения сбрасывают косметические принадлежности на пол, стеклянные баночки и пластиковые футляры грохочут при падении. — Чимин-ши? Ты в порядке? Глупый вопрос. Чимин очевидно не в порядке. Его трясет с головы до ног, руки дрожат, а грудь тяжело вздымается. Он оставляет попытки найти то, что бы он там не искал, и отшатывается назад, выпуская задушенный всхлип, садится на корточки, роняя голову между ног и руками зарываясь себе в волосы. Кажется он даже не замечает, что Чонгук здесь. Чонгук быстро достает телефон и набирает номер Хосока, но тот не отвечает. Он сказал, что будет занят и телефона с собой у него, скорее всего, нет. Чонгук тихо чертыхается, убирая телефон назад, и подходит к Чимину, падая перед тем на колени. Он знает, что происходит. У его друга в старшей школе было тревожное расстройство, и часто случались панические атаки. Чонгук склоняется ближе, стараясь не дотрагиваться, не зная, не станет ли ему от этого хуже. — Чимин? Ты меня слышишь? Это Чонгук. Мне нужно, чтобы ты замедлил дыхание, хорошо? Дыхание Чимина прерывистое, лицо низко опущено, что на него спадают волосы. У него перехватывает дыхание, и Чонгук видит, как слезы стекают по переносице и капают на пол. — Чимин? Можешь посмотреть на меня? — спокойно и ласково произносит Чонгук. Чимин поднимает голову, лицо бледное, щеки мокрые от слез. — Все хорошо, ты в порядке. Просто дыши со мной, — Чонгук поднимает и опускает руки в ритме медленного дыхания. — Вдох… и выдох… вдох… выдох. Повторяй за мной, — Чимин смотрит на него и редко всхлипывает, пытаясь подстроиться под его дыхание. — Отлично, у тебя хорошо получается, продолжай, — подбадривает его Чонгук. По мере того, как дыхание медленно выравнивается, Чимин разжимает кулаки и протягивает дрожащие руки, чтобы погладить грубую ковровую поверхность, не отрывая от движения глаз. Чонгук не эксперт, но, чтобы помочь другу, он много искал о тревожности и панических атаках, когда учился в школе, так что он понимает, что делает Чимин. Он пытается заземлиться, напомнить себе об окружении и его ощущении, спрашивая себя, как оно чувствуется, где он сейчас. Его дыхание замедляется. — Ты здесь, со мной. Все хорошо, — говорит Чонгук, и Чимин снова поднимает на него глаза, — просто сосредоточься на дыхании. Ты хорошо справляешься. Чимин неровно кивает, и Чонгук чувствует как его заливает облегчение, видя, как Чимин медленно приходит в себя. Он продолжает ощущать текстуры вокруг себя — ковер, его рубашка и джинсы, после перемещаясь на штаны Чонгука, почти невесомо проводя ладонями по его коленям. Чонгук догадывается, что Чимин использует тактильные ощущения, чтобы избавиться от чувства дереализации из-за панической атаки. Кажется, это работает. Наблюдая, как Чимин медленно успокаивается, все неожиданно сходится. Он не знает, почему не понял этого раньше, все становится довольно очевидным, когда он думает о всех привычках Чимина. То, как он каждый раз прячется в своей гримерке и избегает контакта с незнакомцами. То, как он часто не может смотреть людям в глаза. То, как он ковыряет заусенцы, когда нервничает. То, как он сжимает и разжимает кулаки, когда взволнован. То, как он несколько раз срывался, когда перегружался. Так много признаков тревожного расстройства. Сердце Чонгука разрывается из-за того, что Чимину приходится держать это все в себе. Что его стеснительность и тревожность принимают за грубость и высокомерие. — Чимин, ты со мной? — спрашивает Чонгук, пытаясь заглянуть в его лицо. Его дыхание почти пришло в норму, и на щеки вернулся небольшой румянец. Чонгук видит тот самый момент, когда остатки адреналина улетучиваются, и наступает изможденность. Чимин оставляет руки на его коленях, его глаза смыкаются, когда он слегка заваливается набок. Чонгук дергается, поддерживая его крепкой, но нежной хваткой. — Воу-воу, нормально, я держу тебя, — мягко говорит он. — Давай уложим тебя ненадолго, м-м? Ты можешь встать? Чимин медленно моргает и кивает. Он хватается за Чонгука, когда тот помогает ему подняться на шаткие ноги и ведет к небольшому диванчику у черной стены гримерной. Чимин мгновенно сворачивается на нем, глаза почти тут же закрываются в изнеможении. Чонгук находит плед, сложенный на краю дивана, и укрывает им Чимина. Он присаживается на корточки напротив дивана, упирается подбородком в колени, глядя на свернувшегося калачиком Чимина, глаза которого закрыты, а дыхание медленное и равномерное. Чонгук никогда не сталкивался с такой тревожностью, но это выглядит как нечто ужасающее. Он неосознанно протягивает руку и аккуратно убирает прядь волос с лица Чимина. Тот открывает глаза — веки тяжелые, нос красный, глаза опухшие от слез. — Прости… — он хрипло шепчет. — За что? — Чонгук в замешательстве наклоняет голову. — З-за истерику, — робко отвечает. В голове Чонгука проносятся слова Пак Сонхи — «он с самого детства был таким, всегда плакал и истерил». Кровь закипает от мысли, что ребенку говорили, что он «истерит», когда тот испытывал тревогу, или что «капризничает», когда тому было страшно. — Хэй, — Чонгук тянется вперед, только на секунду задумываясь перед тем, как положить руку на Чиминову, ободряюще сжимая. — Тебе не за что извиняться, ладно? Не за что. Ты не сделал абсолютно ничего плохого. Чимин шмыгает носом, смотря на руку Чонгука, лежащую поверх его. — Спасибо… за помощь. — Без проблем, честно, — хмыкает Чонгук. Он понимает, что они с Чимином уже несколько минут держатся за руки, и убирает свою. Рука Чимина автоматически сжимается от потери, прижимаясь к груди. — Тебе нужно попить воды, — он поднимается и берет бутылку воды с туалетного столика, открывает ее и передает Чимину. — Можешь сесть? Чимин кивает, отталкиваясь, чтобы подняться, подтягивает колени к груди и принимает бутылку, благодаря и делая медленные глотки. В двери раздается стук, и лицо Чимина сразу же меняется, устремляясь к ней. — Оставайся здесь, я открою, — говорит Чонгук, жестом указывая Чимину сидеть. Тот мешкает какой-то момент, но после кивает и снова опускается на диван. Чонгук идет к двери и открывает ее, увидев там помощника режиссера. — Здравствуйте, — резко говорит тот, — Чимин-ши вернется на площадку? Его мама уже ушла, а у нас плотное расписание. Нам очень нужно продолжить съемки, — мужчина пытается заглянуть внутрь, но Чонгук быстро загораживает ему вид, пододвигаясь к дверному проему и прикрывая к себе дверь. — Он не очень хорошо себя чувствует… — Все хорошо, Чонгук-ши, я сейчас соберусь, скажи им, что я буду через пять минут, — Чимин, пошатываясь, встает с дивана и идет к своей сумке на туалетном столике, все еще открытой, ее наполнение разбросано по столу из-за суматошных поисков. — Подождите, — Чонгук закрывает дверь, прежде чем тот успевает ответить. Развернувшись, он видит, как Чимин достает уже знакомый ему пузырек с таблетками, которые он принимал бесчисленное количество раз. — Это от моей тревоги, — тихо говорит Чимин, видя, что он смотрит. Ну конечно, они были для его тревожности. Как он мог упустить тот факт, что Чимин принимал их только в моменты беспокойства. Чонгук вздрагивает, когда в его голове проносится его собственный голос: «Я просто пытаюсь делать свою работу, и я, по крайней мере, могу прожить день, не накачивая себя таблетками!». Боже, каким же он был мудаком. И как только Чимин не врезал ему на месте? Он гораздо лучше него, это точно. Чимин смотрит на себя в зеркало. — О боже, я ужасно выгляжу, — говорит он про размазанный под глазами макияж. Чимин перебирает разбросанные по столику продукты, опускается на пол, чтобы собрать все, что свалились со стола. Его руки немного дрожат, когда он пытается вытереть салфеткой размазавшийся макияж. — Чимин-ши, — мягко начинает Чонгук, — ты хочешь пойти домой? — Я… я не могу. Разве ты не слышал, что он сказал? У нас есть расписание. — Нахуй расписание. У тебя только что была паническая атака. Я не думаю, что ты в состоянии вернуться на съемки. — Я раньше так делал… — тихо говорит Чимин, теребя в руках салфетку. — Что ж, то было раньше. Твое здоровье должно быть в приоритете, Чимин-ши, дорама может подождать. — Н-но… они напишут об этом… — Кто? — Пресса… это будет во всех завтрашних заголовках: «Пак Чимин сбегает со съемок после ссоры с матерью». Они сделают из этого очередной скандал. — Как они вообще узнают об этом? — спрашивает Чонгук. Чимин фыркает. — Там за происходящим наблюдали около пятидесяти человек, думаешь, никто из них не пойдет к прессе, чтобы чуть подзаработать? — Но разве сотрудники не подписывают соглашение о неразглашении? — хмурится Чонгук. — Их никогда это не останавливало, — горько говорит Чимин, бросая смятую салфетку на туалетный столик. Чонгук чувствует, как в нем закипает кровь, когда он смотрит на такого уставшего и разбитого Чимина. Он задается вопросом, представляют ли вообще те журналисты, пишущие эти бредовые статьи, что они делают с ним? Что он чувствует? Им вообще есть до этого дело? Скорее всего нет. — Нахер статьи, — Чонгук упрямо на него смотрит, — это все ерунда. Ты сам сказал, что они готовы выдумать любое лживое дерьмо, лишь бы продать. Не позволяй им влиять на тебя. Не жертвуй своим моральным состоянием ради кучки ничтожеств, — он смотрит на Чимина и, когда тот продолжает молчать, заговаривает вновь: — Сколько сцен осталось на сегодня? — Две. — Ты чувствуешь, что можешь продолжить? — Я… я не знаю, — Чимин вздыхает и растирает глаза, смотря позже на размазанный на руках макияж. — Ты хочешь продолжить? — …Нет, — после заминки произносит он, едва ли громче шепота. — Хорошо… так ты хочешь пойти домой? — снова спрашивает Чонгук. Чимин смотрит на него, после кивает. — Супер, тогда давай отвезем тебя домой, — Чонгук ободряюще улыбается. — Но м-мой водитель приедет только в конце рабочего дня. Мне нужно позвонить ему, — Чимин тянется к сумке, ища телефон. — Не волнуйся, моя машина здесь, я отвезу тебя. — Т-ты отвезешь меня? — Конечно. Переодевайся и бери вещи, я подожду тебя снаружи, — говорит Чонгук, кивая на дверь. — Т-ты уверен? — говорит Чимин, выглядя удивленным, но полным надежды. — Вполне. — Хорошо… спасибо. Чонгук кивает, выходя из гримерной и едва не врезаясь в ассистента, который либо ждал все это время снаружи, либо же только вернулся. Он удивленно на него таращится и уже раскрывает рот, чтобы снова спросить о Чимине. — Извините, но я забираю Чимин-ши домой, — обрывает его Чонгук, аккуратно подбирая слова, чтобы переложить вину на себя. Он знает, что это затянет расписание и доставит всем хлопот, но сейчас самое главное — это благополучие Чимина. — Что?! — шокировано вскрикивает тот. — О-он не может уйти! — Ну, я не знаю, что вам ответить, потому что он уходит, — Чонгук пожимает плечами. — Придется вам подвинуть расписание и снять сегодня сцены с другими актерами. Или перенести на полдня. Ассистент пыхтит, словно старая машина, пытаясь собрать слова в контраргумент, когда появляется сам режиссер, выглядя раздраженным. — Чего так долго? — он жестко спрашивает. — Где Чимин-ши? — О-он… — заикается ассистент, прежде чем его перебивает Чонгук: — Он нехорошо себя чувствует, так что я забираю его домой, — убедительно произносит он, в упор смотря на режиссера. Глаза того расширяются. — Боюсь, это невозможно, — выплевывает он, — у нас расписание… В этот момент дверь за спиной Чонгука приоткрывается, и тихо выходит Чимин. Он уже переоделся в спортивные штаны и огромное худи, надвинув на лицо маску, крепко прижимая сумку к груди. Он выглядит уязвимым, сторонясь двух взволнованных мужчин перед ним и любопытных взглядов проходящих членов команды. Чонгука захлестывает чувство защитить, и он делает шаг вперед, заслоняя его. — Чимин-ши, — резко произносит режиссер за плечом Чонгука, — это задержит выход следующего эпизода. Вам нужно остаться… — Вам нужно отойти, — произносит Чонгук с натянутой улыбкой, выпрямляясь и демонстрируя, насколько он возвышается над режиссером. Возможно, если бы он здесь работал, то не осмелился бы на это, но, к счастью, Чонгук не имеет никакого отношения к этой компании. Поэтому, с Чимином, уязвимо спрятавшимся за спиной, ему абсолютно все равно. — Пак Чимин плохо себя чувствует, он возьмет отгул, чтобы отдохнуть. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я написал в своей статье для GQ, что режиссер этой дорамы и производственная компания пренебрегают здоровьем и благополучием своих актеров? Режиссер осекается, глядя то на Чимина, то на Чонгука. Кажется, он хочет возразить, но в конце концов сдается. — Я… эм… нет. Да, вы правы. Чимин-ши… пожалуйста, отдохните как следует, увидимся завтра, — скованно говорит он, стиснув челюсть. — Вот это другое дело, мое мнение об этой компании улучшается с каждой секундой, — фальшиво улыбаясь, отвечает Чонгук, прежде чем повернуться к Чимину. — Чимин-ши, пойдем. Чимин молчит, с опущенной головой идя рядом с Чонгуком, пока они проходят мимо любопытных сотрудников. Он немного расслабляется, только когда они доходят до парковки. Чонгук подводит Чимина к своей машине, и та издает короткий сигнал при открытии. Он садится на водительское сиденье, а Чимин устраивается рядом, закрывая за собой дверь. Чимин кладет свою сумку между ног на пол и пристегивает ремень, с облегчением погружаясь в сиденье. — Спасибо… — тихо произносит он, когда Чонгук заводит машину. — Да не за что, серьезно, — отвечает Чонгук, доставая телефон из кармана и быстро отправляя сообщение Хосоку, объясняя ситуацию и сообщая, что Чимин уехал домой. Затем он выезжает с парковки на основную дорогу. Чимин молча смотрит в окно какое-то время, нервно теребя рукава худи, прежде чем заговорить: — …Т-ты ведь не напишешь об этом в своей статье, да? — Чимин-ши… — Чонгук тяжело стонет. — Я знаю, знаю… ты скажешь, что не напишешь, и что я задаю глупые вопросы, но я ничего не могу с собой поделать, — расстроенно выдыхает Чимин. — Это противный голосок в голове, понимаешь? — он кидает на него взгляд. — Назойливое сомнение, которое твердит мне не доверять тебе, потому что в итоге ты предашь меня, как и все остальные. Сердце Чонгука сжимается от уязвимости в словах Чимина. — Слушай, я знаю, что наше знакомство началось не лучшим образом, — говорит он, проводя рукой по волосам, — но я обещаю, я не собираюсь тебя предавать. Ничего из этого не попадет в статью, хорошо? — он бросает взгляд на Чимина, стараясь выразить через него всю свою искренность. Чимин некоторое время молчит, смотрит на него, а затем мягко кивает, принимая его ответ. До Ханнама они едут в тишине, пока на фоне играет ненавязчивая музыка. Подъехав к жилому комплексу, Чонгук останавливается у поста охраны, и Чимин тянется через него, чтобы предъявить свой пропуск. Не то чтобы ему было нужно, охранник все равно сразу же его узнал. Ворота открываются, и Чонгук спускается на машине по пандусу в огромную подземную парковку для жителей дома. Он следует указаниям Чимина, пока не занимает место, закрепленное за его квартирой. Чимин отстегивает ремень безопасности и поворачивается корпусом к Чонгуку. — Чонгук-ши, спасибо тебе за все, что ты сделал для меня сегодня… я… я не знаю, как это объяснить, но твое присутствие очень помогло… — Пожалуйста, — улыбается Чонгук. — Но мне жаль, что тебе пришлось через все это пройти. — Я, наверное, выглядел таким жалким. Целый приступ панической атаки всего лишь из-за появления моей собственной мамы, — он прикрывает глаза и качает головой. — Ты наверное считаешь меня таким идиотом. — Нет же, я вовсе так не думаю. Честно говоря, она со мной немного поговорила и, ну, она показалась, эм… — он прикусывает нижнюю губу, стараясь аккуратно подобрать слова. — Ужасной? — насмешливо спрашивает Чимин. — Можешь не приукрашивать, Чонгук-ши, я знаю ее лучше, чем кто-либо. И я слышал, что она сказала тебе, — Чонгук сочувственно на него смотрит. — Не волнуйся, ничего нового она не сказала, — Чимин на секунду прикрывает глаза, после снова их открывая и переводя на Чонгука. — Я не знаю почему, но мой мозг очень странно реагирует на моих родителей. То есть, я гиперчувствительно отношусь к каждому их малейшему движению, каждому слову или закатыванию глаз. Это буквально не дает мне покоя. Хотя, ты ведь слышал, что она обо мне сказала. Я всего лишь отчаянное до внимания разочарование. — Ты не разочарование, — качает головой Чонгук. — Я уже больше месяца наблюдаю за твоей игрой, и ты чертовски талантливый, серьезно. А с этой женщиной я всего спустя тридцать секунд общения осознал, что у нее рот полон дерьма… ой… без обид, — тихо добавляет Чонгук. — Ничего, — Чимин усмехается. Они сидят какое-то время в тишине, прежде чем Чимин снова заговаривает: — Эм… — он цепляется за подол своего худи, — какие у тебя на сегодня планы? — У меня? Никаких. Пойти домой, полить цветы, покормить рыбок… — У тебя есть рыбы? — Да, две золотые ранчу. Знаешь, они выглядят как два маленьких шарика оранжевого попкорна, плавающего по аквариуму. — Как их зовут? — Чимин закидывает ногу на ногу, кладя голову на подголовник. — Я назвал их Юнги и Намджун, в честь моих лучших друзей. — Держу пари, им это очень понравилось. — Если честно, они ничего не сказали по этому поводу, но, может быть, это потому что они под водой… Чимин не сразу понимает шутку, но как только до него доходит, опрокидывается на сидение от смеха. Чонгук заметил, что во время смеха у него есть привычка терять контроль над своими конечностями. Это очаровательно. — Чон Чонгук, ты забавный, — хихикает Чимин. — Рад стараться, — ухмыляется Чонгук. — В любом случае, мне, наверное, уже пора? Чимин напрягается и снова становится серьезным. — П-подожди, можешь остаться… пожалуйста? Со мной… совсем ненадолго? Пока не придет Хоби-хен, — Чимин пристально смотрит на Чонгука, его руки сжимаются в кулаки на коленях, — У-у меня есть нетфликс? Мы можем посмотреть кино… если хочешь. Хосок зайдет после работы, как обычно. К тому времени, как Чимин заканчивает свою речь, он уже практически запыхался, щеки раскраснелись, а глаза устремлены куда угодно, только не на Чонгука, который в десятый раз за сегодняшний день чувствует себя очарованным. Каким образом он раньше ненавидел этого парня? Чонгук буквально рассыпается от одного приглашения. — Конечно, я бы удовольствием остался, — говорит Чонгук со спокойной улыбкой, надеясь, что это немного успокоит Чимина, — но главный вопрос в том, какой фильм мы будем смотреть? Лицо Чимина расплывается в облегченной улыбке. — Ну, в общем-то, почти все, что есть на нетфликсе. Можешь порыться в нем. — Ну, тогда веди.

____

Жилой комплекс, в котором живет Чимин, — это, пожалуй, один из самых шикарных жилых домов, в которые когда-либо ступала нога Чонгука. Они выходят с парковки через бронированную дверь, чтобы открыть которую Чимин должен использовать электронный ключ. Она ведет в мраморный коридор с двумя матово-черными лифтами. Ему кажется, что он находится в каком-то пятизвездочном отеле, что кажется вполне логичным, ведь он читал, что этот комплекс — один из самых дорогих в Сеуле. Чонгук старается не подавать виду, насколько он шокирован разительным контрастом с его собственным жилым комплексом, в котором даже одного лифта нет. — Знаешь, если бы кто-нибудь проходил мимо и не знал, кто мы такие, он бы, наверное, принял за миллионера меня, — говорит он, следуя за Чимином. — Это потому, что я сейчас выгляжу как дерьмо? — фыркает Чимин. — Что… нет! — спешит возразить, — Ты отлично выглядишь! — Чимин изгибает на него бровь. — Я… ладно, я имел в виду, что ты не выглядишь как знаменитость. Ты выглядишь… — Чонгук обводит его рукой, — …обычным. На самом деле, впервые я чувствую себя слишком разодетым, — он следует за Чимином в лифт, и тот опять прикладывает свой электронный ключ, с мелодичным звуком открывая большие двери. — Что ж, это может тебя шокировать, но я и есть обычный, — шутит Чимин, когда они заходят в лифт, и нажимает кнопку этажа, двери за ними закрываются, — большую часть времени я именно так и выгляжу… исключая глаза панды, — махнув рукой перед лицом. Лифт замедляется и останавливается, со звонком двери открываются в белый мраморный коридор, в конце которого виднеется одна единственная, стильная черная дверь. Чонгук осматривается и осознает, что других дверей нет, и что целый этаж занимает только квартира Чимина. Тот в это время открывает свою квартиру и жестом приглашает Чонгука войти. Челюсть Чонгука отвисает, когда он заходит в квартиру, потому что она чертовски огромная. Одна только гостиная вдвое больше всей его квартиры, тут стоит телевизор, скорее напоминающий экран кинотеатра, а диван, в который можно погрузиться и больше не вернуться, по размерам больше его машины. Полы сделаны из сверкающего белого мрамора, а огромные окна открывают великолепный вид на башню Намсан. Слева — просторная кухня, а из гостиной несколько коридоров ведут в другие комнаты. Квартира массивна. Чонгук знал, что Чимин богат, но это… Чимин сбрасывает обувь, кладет сумку и ключи на тумбочку у стены. — М-м… чувствуй себя как дома, — говорит он, приглашая Чонгука войти. Чонгук снимает обувь и надевает домашние тапочки, стоявшие у двери. Он проходит глубже в квартиру, с восхищением оглядываясь. Чимин остается у двери, неловко перебирая пальцами, как будто не знает, что делать теперь, когда Чонгук действительно в его квартире. — Эм, хочешь кофе? Или чаю? — с некоторой неуверенностью спрашивает Чимин. — Кофе было бы здорово, спасибо… хотя, погоди, а какой у тебя есть чай? — Эм, женьшень? Тэхен постоянно твердит, что он полезен для всего. Клянется всем, что у него есть. Чонгук задумчиво касается губ. — Хм, тогда я попробую женьшень. Как раз пытаюсь уменьшить потребление кофе за день, — Чимин кивает и шаркает на кухню. Он открывает один из стильных шкафчиков, достает оттуда коробку с чаем и изысканный заварочный чайник, который Чонгук часто видит в кафе. Чимин насыпает несколько ложек чая и заливает чайник горячей водой из специального крана, который сразу кипятит воду. — Всегда хотел себе такой кран, — говорит Чонгук, пока Чимин достает две кружки и ставит их на мраморную столешницу. — Правда? — говорит Чимин, слегка наклонив голову и взглянув на кран. — Он, наверное, и правда полезен… но я об этом никогда не задумывался. Когда я заезжал, он уже был здесь установлен, — пожимает плечами, разливая чай по кружкам и передавая одну Чонгуку. — Спасибо, — говорит Чонгук, дуя на горячий напиток, прежде чем сделать первый глоток. Чай оказывается не таким уж плохим, с легким лекарственным и земляным вкусом, но достаточно мягким. Он делает еще один глоток и улыбается Чимину. — Я никогда раньше не пробовал чай из женьшеня. Моя бабушка его обожает, она бы сейчас очень мной гордилась. Чимин делает глоток из своей кружки и указывает на диван. — Можешь располагаться, — говорит он, подходя и садясь, поджимая под себя ноги. Чонгук садится рядом, оставив между ними немного пространства. Он поворачивается к Чимину. — Квартира потрясающая. Моя по сравнению с твоей выглядит так, словно по ней прошелся торнадо, да еще и вся в растениях, которые почти захватили все пространство. — Ты любишь растения? — спрашивает Чимин с любопытством, поворачиваясь к Чонгуку. — Да, я обожаю растения, — кивает Чонгук, — у меня их слишком много. Все началось с одного-двух и переросло в настоящую зависимость. Брови Чимина слегка поднимаются, как будто он что-то вспоминает. Он ставит свою чашку на стол, поднимается и исчезает в одном из коридоров, ведущих к спальням. Чонгук слышит, как открывается и закрывается дверь, а затем Чимин возвращается с маленьким суккулентом в руках. Он садится на диван и показывает растение Чонгуку. — У меня тоже есть растения. Точнее, только это одно… все остальные, что я пытался вырастить, умирали, — признается он с огорчением. — Думаю, это потому что я редко бываю дома, а когда бываю, то обычно слишком уставший, чтобы помнить о поливе. Джин-хен посоветовал мне суккулент, потому что они неприхотливы. И мне удалось сохранить его живым. — Выглядит здоровым и счастливым. Ты хорошо справился, — Чонгук осторожно касается суккулента. Чимин гордо улыбается, глядя на растение, и аккуратно ставит его на журнальный столик перед собой. Он подтягивает к себе ноги, укладывая на колени подбородок, и с любопытством разглядывает растение. Чонгуку приходится сдерживать себя, чтобы не умиляться. Он не может не думать о том, что Чимин выглядит очень милым и совсем крошечным в этой большой квартире. — Ты не против немного развлечь себя, пока я пойду и приведу себя в порядок? — взяв пульт от огромного телевизора и передав его Чонгуку, Чимин говорит: — Можешь смотреть, что хочешь. Я ненадолго. — Конечно, — улыбается Чонгук, — не торопись. Чимин кивает, идет на кухню и ставит свою кружку в раковину, после чего исчезая в ванной по коридору. Чонгук листает нетфликс и чувствует, как тает его сердце, когда он добирается до раздела «недавно просмотренное» и обнаруживает, что он полон фильмов от студии Гибли. Он откидывается назад и оглядывает квартиру. Если бы ему нужно было описать это место одним словом, он бы выбрал «нежность». Кремово-белые стены акцентированы пастельными и естественными оттенками. Большой, мягкий диван в форме «L» утопает в подушках и покрывалах. Все здесь есть полная противоположность тому Чимину, которого он впервые встретил в офисе Пак Ёнхи, тому Пак Чимину, за которого его принял Чонгук — холодная и недоступная красота, с ног до головы облаченная в черное. Чимин, которого он знает сейчас, совсем другой. Настоящий Чимин за этой ледяной маской представляет собой нечто особенное. Чонгук встает и начинает прогуливаться по комнате, попивая чай и останавливаясь перед полками, заставленными фотографиями в рамках. Там стоит снимок, на котором Чимина обнимает Хосок, оба еще школьники, с круглыми лицами, сияющими глазами и все еще родными черными волосами. Рядом — селфи Чимина с Сокджином, Тэхеном и Хосоком, все трое сжимают Чимина со всех сторон, смеясь в, видимо, спонтанно сделанной фотографии. Чонгук берет фото в руки и улыбается на Чимина, который смеется в центре кадра, из-за чего его глаза превратились в маленькие полумесяцы. У него такая красивая улыбка. Чонгуку хотелось бы чаще видеть его таким — счастливым, смеющимся и беззаботным. Может быть, однажды ему повезет. На полках еще несколько снимков, запечатляющие их кривляния — Чимин и Хосок в первом классе самолета, Хосок делает фото, а Чимин показывает знак мира на фоне. Чимин улыбается с тортом в постели, его волосы забавно торчат на одной стороне, фото по-видимому сделано во время неожиданного полуночного поздравления, и с шарами его окружают друзья. Чонгук невольно усмехается при виде каждого фото. Кажется, друзья Чимина действительно очень любят его, и это чувство по-очевидному взаимно. В центре всех этих искренних снимков выделяется одна контрастная фотография. Профессиональный фото-портрет на фоне глубокого синего цвета — маленький Чимин, не старше шести лет, стоит посередине, а его родители сидят по обе стороны от него. Все трое одеты в лучшие наряды, черные волосы Чимина аккуратно уложены на бок, а рука матери покоится на его плече. Чонгук долго смотрит на этот снимок. Он видит черты отца в Чимине, но в основном больше всего в нем именно от матери. После всего, что он сегодня увидел, его удивляет, что это фото стоит среди всех драгоценных воспоминаний. Кажется, несмотря на напряженные отношения с родителями, Чимин все равно причисляет их к своим любимым людям. Возможно, именно поэтому так больно видеть, когда те отвечают ему столь скудным количеством любви. Когда Чонгук поворачивается, его внимание привлекает комната, расположенная сразу у входа в коридор. Дверь приоткрыта, и, заглянув внутрь, он видит, что комната почти пуста, если не считать больших зеркал, установленных на каждой стене. Раздается звук открывающейся двери и мягкие шаги идущего к нему Чимина. Его лицо, посвежевшее и умытое от макияжа, так же прекрасно, как всегда, а волосы еще слегка влажные после мытья. Он переоделся в чуть великоватую серую футболку и черные штаны, а в воздухе витает аромат цветков апельсина. — Я не подглядывал! — выпаливает Чонгук, поспешно отходя от комнаты. Чимин смотрит на него с выражением, в котором смешалось что-то между весельем и теплотой. — Ты же журналист, — с ухмылкой говорит он. — Не сейчас, — мягко отвечает Чонгук. Глаза Чимина расширяются, в них мелькает какая-то эмоция, распознать которую Чонгук не может. Он смотрит на Чонгука, а потом на комнату, в которую тот заглядывал. — Тебе не обязательно мне рассказывать, — заверяет его Чонгук, подняв руки. — Прости, мне просто очень интересно узнать о тебе. — Да все нормально, — Чимин пожимает плечами. — Наверное, здесь ничего особенного и нет, — он толкнул дверь и отошел в сторону, жестом приглашая Чонгука войти. Комната оказалась довольно большой. Чонгук предполагает, что изначально это была спальня, но Чимин полностью ее опустошил, оставив лишь полированный деревянный пол и мозаику из зеркал разных размеров на каждой из стен. В одном углу стояла музыкальная система. — Это танцевальная студия, — с восхищением произносит Чонгук, оглядывая пространство. — Ага, — застенчиво отвечает Чимин, неуверенно перебирая пальцами. — Я, э… ну, люблю танцевать, — он пересекает комнату, наблюдая за Чонгуком через зеркала. — Я учился в школе искусств всю свою жизнь. Моя мама, конечно же, отправила меня туда ради актерского мастерства, но там обучают разным видам искусства — музыке, пению, танцам. В какой-то момент я влюбился в танцы, — он пожимает плечами. — Хотя, честно говоря, не помню, в какой именно. Чонгук тихо ходил по комнате, изредка бросая взгляды в зеркала на Чимина и молча слушая его историю. — Мне нравились все уроки, но танцы стали для меня спасением. Способом забыться, очистить разум. Кажется, я каждую свободную минуту проводил в танцевальной студии моей старой школы. Она была моим убежищем. Чонгук поворачивается и смотрит на Чимина, отмечая его естественную элегантность в движениях. — Теперь, когда ты это сказал, ты держишься как танцор. Чимин, кажется, удивляется такому внезапному наблюдению. — Правда? — он улыбается, опустив взгляд на ноги, которые естественно стояли одна чуть впереди другой, под небольшим углом, как у танцора. Он передвинул ногу, поставив ее параллельно, как стоял Чонгук. — Никогда этого не замечал. Наверное, мой преподаватель по танцам настолько это вдолбил мне, что я делаю это автоматически. — Ты когда-нибудь говорил родителям, что любишь танцевать? — с любопытством спрашивает Чонгук. Улыбка Чимина померкла. — Говорил. Когда мне было четырнадцать, я сказал им за ужином. Мне было так страшно. Я сказал, что хочу танцевать вместо актерского мастерства. Сказал, что танцы делают меня счастливее всего на свете, — он глядит на Чонгука с грустной улыбкой. — Но, кажется, они меня не услышали. Может, я сказал слишком тихо, а может, они просто не захотели слушать. Не знаю, — Чимин пожимает плечами и смотрит на стену из зеркал, взгляд его стал отстраненным, будто он вновь переживал старые воспоминания. — Помню только, что я так и остался сидеть на стуле, даже когда горничные убрали со стола. Я сидел там пару часов точно, пялясь в узоры на дереве, и тогда я наконец понял, что они никогда меня не услышат. Больше я эту тему не поднимал. Когда я все-таки выпустился и переехал в эту квартиру, Хоби-хен помог мне превратить эту комнату в место, где я мог танцевать. Теперь это всего лишь хобби, но здесь я чувствую себя по-настоящему комфортно, по-настоящему… собой. Чонгуку тяжело слушать, как Чимин вспоминает болезненные моменты из прошлого. Мысли о маленьком Чимине, который пытался рассказать родителям о том, что действительно приносит ему радость, только чтобы быть отвергнутым, словно это даже не стоило внимания. И то, что у Чимина есть только это одно место, где он может по-настоящему быть собой. Чонгук всегда считал, что родители Чимина поддерживали его, но сегодняшний день открыл ему глаза. Оглядывая комнату, Чонгук осознает, что Чимин доверился ему настолько, чтобы показать столь важную и сокровенную часть своей жизни. Тайное место, которое принадлежит только ему. Он доверяет ему настолько, чтобы впустить в свое счастливое место. От этой мысли в животе приятно порхают бабочки. — Спасибо, что показал мне это, — искренне говорит он. — Теперь мне хочется посмотреть, как ты танцуешь… — Продолжай хотеть, — поддразнивает Чимин, направляясь к двери. — Я не имел в виду прямо сейчас, — говорит Чонгук, следуя за ним из комнаты. — Ты же сегодня так настрадался. Но, может, как-нибудь? — спрашивает он с ноткой надежды в голосе. — Может быть, как-нибудь, — уступает Чимин. Чонгук следует за Чимином в гостиную и садится рядом с ним на диван. — Твои друзья знают, что ты танцуешь, верно? — спрашивает он. — Да, знают. Хосок тоже любит танцевать, в детстве мы всегда занимались ими вместе, но сейчас я в основном танцую в одиночестве дома. Это помогает мне немного очистить голову, когда все слишком наваливается. Меня это очень успокаивает. Чонгук кивает, проводя пальцем по подушке между ними. — Значит, эм, я так понимаю, что твои родители не знают о том, что ты… — О том, что я гей? Боже, нет. Это определенно стало бы последней каплей в наших и без того натянутых отношениях, — Чимин вздыхает, на мгновение в его глазах мелькает грусть, но он быстро сгоняет ее прочь. — Может, когда-нибудь я им скажу, но кто знает. А что насчет тебя? Ты рассказал своим? — Да, — Чонгук кивает. — Мои родители приезжали ко мне после того, как я переехал в Сеул, и к тому времени я уже примирился с собой. Так что я все рассказал им. Сначала они были шокированы, но все-таки хорошо восприняли это. Они, конечно, не особо хотят говорить об этом, но когда я упоминаю, они слушают с пониманием. И еще помогло, что у моего старшего брата есть жена и дети, так что внуки у них уже есть. Чимин улыбается. — Я рад за тебя. Наверное, приятно жить так открыто. Я могу только представить, что будет, если я когда-нибудь расскажу, — вздыхает он, опуская взгляд на свои руки, сцепленные в замок на коленях. — Знаешь, я чувствую себя виноватым, скрывая подобное, но когда я хотя бы думаю о том, чтобы сказать… сказать миру, меня охватывает ужас, — он обхватывает себя руками. — Представляешь, какие будут заголовки? Пресса уже меня ненавидит, а мое признание дало бы им еще больше поводов для нападок. — Послушай, — мягко говорит Чонгук, поднимая ногу и поворачиваясь лицом к Чимину, — ты не становишься меньшим человеком из-за того, что не рассказываешь об этом людям… в первую очередь должно идти твое моральное состояние. Это самое главное. Если тебе комфортнее, чтобы знали только самые близкие друзья или вообще никто, — это нормально. Каминг-аут не делает тебя более геем. Каждый имеет право жить так, как ему удобнее. Чимин кивает, глядя на него большими глазами. — Я-я сказал Тэхену и Джин-хену… — Это здорово, — улыбается Чонгук. — И если они останутся единственными, кому ты когда-либо скажешь, это тоже нормально. Нет ничего плохого в том, чтобы оставаться в шкафу. — Да, — говорит Чимин, расслабляясь на подушках. — Спасибо, Чонгук-ши. — И еще, ты рассказал мне. Чимин фыркает. — Не думаю, что то, как ты застал меня целующимся с каким-то парнем, считается за «рассказал»… но я не жалею, что ты знаешь, — добавляет он с мягкой улыбкой. Они смотрят друг на друга несколько секунд, пока Чонгук не нарушает тишину: — Так, э… что будем смотреть? — спрашивает он, кивая в сторону телевизора. — Мне все равно, — отвечает Чимин, подгибая под себя ноги и прислоняясь к спинке дивана. Его светлые волосы раскидываются по подушке, когда он кладет на нее голову. — Мне просто нравится, когда что-то говорит на фоне, особенно когда я один. Это делает квартиру менее пустой, понимаешь? — Да, — Чонгук начинает листать нетфликс и включает «Мой сосед Тоторо», который был в списке недавно просмотренных, так что он уверен, что тот будет не против. Чимин одобрительно мычит, когда на экране появляется заставка. — Это мой комфортный фильм, — тихо произносит он. Они оба замолкают, и где-то через четверть фильма Чонгук замечает, что Чимин уснул. Он не может его винить — этот день наверняка истощил его до предела. Чимин свернулся калачиком на подушках, подложив руки под подбородок, чуть приоткрытые губы надуты во сне. Чонгук тянется за одним из пледов, лежащих на спинке дивана, и накрывает им Чимина, аккуратно подоткнув края. Чимин шевелится, сонно моргая. — Ой, прости, — бормочет он, собираясь сесть прямо. — Все хорошо, отдохни немного, я буду в порядке, — быстро отвечает Чонгук, облегченный, когда Чимин кивает и снова опускает голову на подушку, его дыхание тут же выравнивается. Чонгук берет пульт и немного убавляет звук, давая Чимину возможность выспаться. Тот спит добрые несколько часов, свернувшись рядом с Чонгуком, пока на фоне играет нетфликс.

____

Звук набора кода от двери заставляет Чонгука вздрогнуть и вынырнуть из своих мыслей, осознав, что он, словно какой-то сталкер, уже бог знает сколько времени смотрел на спящего Чимина. Дверь щелкает, открываясь, и с пакетом, полным вкусностей из ближайшего магазина, в квартиру входит Хосок. Скинув обувь, он направляется в гостиную. — Чимини? — зовет он, но тут же останавливается на месте, увидев на диване Чонгука. — Чонгук-а? Что ты… — начинает он, но Чонгук быстро прикладывает палец к губам, показывая на свернувшегося рядом с ним Чимина. Глаза Хосока расширяются от удивления, а затем понимающе смягчаются. — Извини, но уж чего-чего, а увидеть тебя в квартире Чимина я никак не ожидал, — шепчет он, ставя пакеты и осторожно подходя к ним. Присев перед Чимином на корточки, Хосок кладет подбородок на колени и с тревогой смотрит на него, аккуратно убирая прядь волос с его щеки. Он поднимает взгляд на Чонгука. — Я очень рад видеть тебя здесь, просто… Чимин и правда умеет удивлять. — Он попросил меня остаться, — тихо говорит Чонгук. — Думаю, он не хотел оставаться один. Он уснул почти сразу. Хосок смотрит на Чимина, затем снова на Чонгука, с пониманием улыбаясь. — Для него пригласить тебя сюда… это большое дело, Чонгук-а. — Правда? — Чонгук чувствует, как сердце начинает биться быстрее. — Правда, — кивает Хосок. — У Чимина всегда был небольшой круг общения. И он никого не подпускает к себе. Думаю, с тех пор, как он переехал сюда, в этой квартире были только я, Сокджин и Тэхен. — Даже родители не приходили? — челюсть Чонгука отвисает. — Я не припомню, чтобы они здесь были, — пожимает плечами Хосок. — А я бываю здесь часто. Честно говоря, не уверен, что они хотя бы знают адрес. Чонгук не может скрыть удивления. Даже его родители приезжали к нему в Сеул, а они живут на другом конце страны. Но после того, как он встретил мать Чимина, и может только представлять, что его отец, вероятно, похож на нее, удивляться, кажется, не стоит. — Чимин вообще навещает их? — тихо спрашивает он, стараясь не разбудить Чимина. — Только по официальным семейным делам. Он сознательно избегает их. У него всегда случается что-то неприятное, когда он находится рядом с ними, — Хосок снова нежно поглаживает его по щеке. — Мой бедный малыш. Думаю, они огромный триггер для его тревоги. Он делает вид, что ему все равно, и держится на расстоянии, но я вижу, что он всегда переживает из-за того, что они подумают. Он все еще хочет их одобрения, понимаешь? В голове Чонгука всплывает утренний момент, когда мама Чимина ворвалась в студию, даже не удостоив сына и взглядом. Полное отсутствие какой-либо реальной привязанности. Вспоминает то, как Чимин смотрел на нее. То, как он сжимался под ее безразличным взглядом. — По крайней мере, у него есть ты, хен. Даже один человек может оказать огромное положительное влияние на чью-то жизнь. — Да, вот только меня не было рядом, когда он нуждался во мне. Единственный раз, когда меня попросили подменить кого-то… — Хосок качает головой, злясь на себя, — хорошо, что ты был с ним. — Ага, — кивает Чонгук, вновь чувствуя укол вины. Видя, как Чимин буквально рассыпался, и вспоминая, насколько суровым он был с ним поначалу, заставило его почувствовать себя худшим человеком на свете. — Хен, — неуверенно начинает он, — мне так стыдно… я вел себя как последний кретин. Я не знал… будь я в курсе всего, через что ему пришлось пройти, я был бы терпеливее… — Я уверен, он это понимает, — Хосок улыбается ему ободряюще. — На самом деле, он знает, что и сам был с тобой слишком суров, по крайней мере это то, что он мне сказал. Думаю, поэтому он в последнее время и пытается переступить через себя. Я давно не видел, чтобы он старался завести новых друзей… за этим даже забавно наблюдать, — добавляет он с хитрой улыбкой. Чимин шевелится между ними, натягивая одеяло и приподнимая голову с подушки, в которой он утонул, его волосы немного топорщатся с одной стороны. Увидев перед собой Хосока, он хмурится от растерянности. — Хен? — сонно бормочет он. — …Ты уже здесь? Я думал, ты заканчиваешь только в пять? — Так и есть, Чимини. Сейчас уже почти шесть, — отвечает Хосок. — Что? — Чимин моргает, затем удивленно смотрит на Чонгука. — Сколько я проспал? — Несколько часов. Все в порядке. — Несколько часов?! Черт, извини… тебе нужно было меня разбудить, — он надувает губы. — Да все нормально, честно. Я отвечал на рабочие письма и смотрел нетфликс, — Чонгук поднимает телефон, показывая. — На самом деле я был довольно продуктивен… наверное, все дело в женьшене. — Ох, боже, только не говори об этом Тэхену. Он тогда никогда не заткнется о его пользе для здоровья, — усмехается Чимин и, проводя пальцами по прядям, убирает волосы с лба. Такое простое движение, но взгляд Чонгука приковывается к нему. Впервые он видит Чимина без макияжа так близко, и это немного будоражит. Чимин действительно самый красивый человек, которого он когда-либо встречал. Хосок буквально прыгает к Чимину в объятия, свернувшись рядом с ним на диване. — Чимини, прости, что оставил тебя проходить через все это в одиночку. Я чувствую себя таким дерьмовым другом. Чимин тихо смеется под нежными руками Хосока. — Со мной все в порядке, хен, правда. Пожалуйста, не чувствуй себя виноватым, ты ведь не можешь быть со мной все время. К тому же, я был не один, — он с улыбкой бросает взгляд на Чонгука. Хосок успокаивается, уютно устроившись с другой стороны от Чимина. Он наконец прекращает извиняться, после того как Чимин мягко успокаивает его. Чонгук не может не заметить, как Чимин обнимает своего лучшего друга и ласково гладит его волосы, не может не услышать его приглушенные слова. Он видит, как сильно Чимин любит Хосока. Зрелище отрезвляющее, особенно учитывая, что несколько недель назад Чонгук называл Чимина жнецом смерти, собирающим души. Он так, так ошибался. — Ну, я, наверное, пойду, — говорит Чонгук, поднимаясь с дивана. — П-постой! — восклицает Чимин, крепко хватаясь за его руку. Чонгук опускает взгляд на чужие пальцы, цепляющиеся за его рукав, и Чимин тут же отпускает, словно удивленный собственным поступком. — П-прости, — заикается он, нервно сцепляя руки вместе. — Просто… тебе стоит остаться! Е-если, конечно, ты хочешь. Скоро придут Тэ и Джин-хен, и… они тебе нравятся, ведь да? Мы все можем провести время вместе! Тебе стоит остаться… — он говорит это уже с большей уверенностью, глядя на Чонгука с искренней просьбой в глазах. От этого у того в животе что-то переворачивается. — Конечно, — улыбается Чонгук. — Я останусь, — Чимин сияет, его глаза превращаются в маленькие полумесяцы, и Чонгук не может проигнорировать, как это заставляет его сердце трепетать. С наступлением сумерек небо медленно окрашивается в нежно-розовый и фиолетовый. Хосок наконец выбирается из объятий Чимина и направляется к пакету, который он оставил у входа, унося его на кухню. Он зажигает выключателем висящие над кухонным островком лампы, и теплый свет наполняет пространство. — Значит, развлекательной программой на этот вечер станут фильмы? — спрашивает он, выкладывая закуски на столешницу. — Потому что я сомневаюсь, что Джин-хен с этим согласится, особенно учитывая твоего неожиданного гостя. — Точно, — соглашается Чимин. — Думаю, мы можем рассчитывать на то, что он сделает этот вечер интересным. Спустя несколько минут раздается звонок в дверь, и Хосок бросается к домофону. — Кто там? — Это мы! — из динамика доносится знакомый голос Тэхена. — Вы принесли еду? — Конечно! Какой же вечер у Чимина без того, чтобы объедаться едой на вынос? — Тогда вы можете войти, — говорит Хосок и жмет кнопку, впуская их. Когда Сокджин и Тэхен входят, их реакция оказывается не менее ошеломленной, чем у Хосока. Они стоят с открытыми ртами, глядя то на Чонгука, то на Чимина, сидящих вместе на диване. Чимин на этот раз не спит, в отличие от того, когда пришел Хосок, но выглядит куда более смущенным, неловко ерзая под их взглядами. Первым себя в руки берет Сокджин. — Чонгук-а, рад тебя видеть, — говорит он, подходя ближе. — Неожиданно, но приятно. Теперь будет кого разгромить в Халли Галли. Я ее, кстати, захватил, — добавляет он, поднимая сумку с довольной ухмылкой. — Ты всегда таскаешь с собой эту игру, — закатывает глаза Тэхен, входя в комнату следом за Сокджином и тут же подбегая к Чимину. — Ты в порядке, Чимини? Хосок написал нам, что тебе, вероятно, будет очень плохо… но ты вроде выглядишь вполне нормально, — он бросает любопытный взгляд на Чонгука, а потом снова смотрит на Чимина. — Я в порядке, Тэ. Честно. — Уровень тревожности по шкале от одного до десяти? — прищуривается с недоверием Тэхен. — …Два? — Два — это хорошо, — удовлетворенно кивает Тэхен и затем переводит взгляд на Чонгука, его глаза хитро поблескивают. — Я знал, что Чимин к тебе начал теплеть, но не думал, что настолько… — Тэ! — предостерегает его Чимин. — Ладненько, — вмешивается Сокджин, хлопая в ладоши. — Давайте сначала поедим, а потом — время играть. Чонгук бросает на Чимина вопросительный взгляд, и Чимин слегка наклоняется к нему. — Джин-хен уверяет, что он какой-то там мастер игр, так что чаще всего, когда мы собираемся, все заканчивается тем, что мы играем в игры. Его любимая — Халли Галли. Думаю, он захватил ее, чтобы поднять мне настроение, потому что то, как Джин играет в Халли Галли, — это одно из самых смешных зрелищ. — Правда? Я никогда не играл, — надувает губы Чонгук. — Тогда тебя ждет настоящее шоу, — Чимин улыбается. — Только не принимай на свой счет его чрезмерное соперничество, он просто очень… увлекается.

____

Насчет соперничества Сокджина Чимин не шутил. Рука Чонгука уже пульсирует от боли после очередного удара актера по звонку, когда они одновременно потянулись за ним. Все пятеро сидели на подушках вокруг журнального столика, уже, наверное, играя двадцатый раунд Халли Галли за этот вечер. Чимин поставил на фон расслабляющую музыку, а на пороге непрерывно появлялись курьеры с очередной порцией фастфуда. — Итак, это уже одиннадцатая моя победа, — лениво откидывается на руки Сокджин, пока Тэхен собирает карты и начинает их тасовать для следующего раунда. Чимин тихо смеется, поднося стакан к губам, его ноги поджаты под столом. Чонгук все еще не может удержаться от того, чтобы украдкой бросать взгляды на его мягкий облик, на то, как ярко он улыбается и смеется. Этот контраст с тем, каким Чимин бывает на съемочной площадке, настолько разителен, словно удар хлыстом. Сокджин обводит их взглядом, его глаза останавливаются на Чонгуке. — Так что, признаешь поражение? — Знаешь, хен, он выиграл уже восемь игр. Так что он не сильно от тебя отстает. Может, ты наконец встретил достойного соперника? — дразняще вмешивается Чимин, пока Тэхен раздает карты для следующей игры. Брови Сокджина взлетают вверх, он переводит взгляд с Чимина на Чонгука. — О, так это вызов, Чон Чонгук? — Я вообще ничего не говорил! Просто сидел! — задыхается Чонгук. — Но ты ведь и не отрицаешь, да? — подначивает Сокджин. — Ну, по сути, это правда… — пожимает плечами Чонгук, подтягивая колено и опираясь на него рукой. — О-о-о! Бой, бой, бой! — хлопает в ладоши Хосок. — Играем, Чонгук-а, — Сокджин хрустит костяшками, — потому что скорее ад замерзнет, чем я проиграю в свою любимую игру. — Окей, — смеется Чонгук, — только можно мне какую-нибудь защиту для руки? Я правда боюсь, что ты ее сломаешь. — Хен, пожалуйста, не калечь моего гостя, — смеется Чимин, развлекаясь не меньше остальных. — О, так ты теперь на его стороне? — Сокджин делает вид, что обижен. — После всего, что мы пережили вместе, Пак Чимин? Ну все, — и прежде чем Чонгук успевает что-либо сказать, слегка подвыпивший Сокджин уже ползет через стол и хватает Чимина за лодыжку, таща его на свою сторону. — Иди сюда! — ворчит он. Чимин вскрикивает и заливается смехом, пытаясь зацепиться за ковер, чтобы не поддаться ему. — Мне жаль, хен, прошу, прости меня! — говорит он сквозь смех. — Ты поплатишься за свое предательство, — рычит Сокджин, потянув сильнее. Чонгук не может удержаться от смеха, он наклоняется и обхватывает запястья Чимина, пытаясь помочь. Чимин охотно эту помощь принимает, цепляясь своими руками за Чонгука. В месте, где их кожа соприкасается, ощущается тепло, которое Чонгук тщетно старается игнорировать. Сокджин выигрывает в этой схватке, и Чимин проскальзывает по мягкому ковру к нему, освобождая руки из захвата Чонгука. Он садится прямо, смеясь и пытаясь отбиться от Сокджина, который обвивает его руками, то ли щекоча, то ли борясь с ним, а может, и то и другое сразу. Чонгук смеется, глядя, как Хосок и Тэхен присоединяются просто ради забавы. Чимин выглядит таким счастливым, зажатый между людьми, которых любит. Чонгук не может сдержать порыва, достает телефон и украдкой делает снимок этого чистого момента. Его поражает тот факт, что в глазах публики эти мужчины кажутся высокомерными актерами. Но еще больше его поражает то, что когда-то он сам держал те же предубеждения против них. — Прошу, хватит, — задыхаясь, говорит Чимин. — Я сдаюсь, сдаюсь! — он смеется, пока остальные, наконец, отпускают его. — Вот так-то, знай, на чьей стороне правда, Чимин-а, — тяжело дыша, заявляет Сокджин. — Не поддавайся чарам этого красавчика, — он указывает пальцем на Чонгука, прищурившись, — и его маскулинным уловкам. Чонгук поднимает руки в знак капитуляции. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Все, что я делал — это сидел здесь, занимался своими делами… и восемь раз надирал тебе зад в Халли Галли. У Сокджина отвисает челюсть от шока, а Чимин снова взрывается смехом, опрокидываясь назад на Хосока. — Ну все, хватит, — прищуривается Сокджин, глядя на Чонгука. — Я и ты. Прямо сейчас. Один на один. — Забились, — отвечает Чонгук с ухмылкой. — О, как интересно, — говорит Хосок, положив подбородок на макушку Чимина. — Давайте делать ставки! — Я ставлю на Чонгук-ши, — улыбается Чимин, озорно глядя на Сокджина. Сокджин щурит глаза на Чимина, выглядя так, словно ему только что воткнули нож в спину. — Неужели ты не усвоил урок? Этот парень пришел, и внезапно твоя преданность тут же поменялась? Чимин хихикает, падая на бок на пол. — Что-то вроде того, — говорит он, мягко улыбаясь Чонгуку. И так начинается самый напряженный поединок в Халли Галли, из всех существующих. Чонгук едва не теряет руку четыре раза, когда Сокджин входит в режим Супер Сайяна, решительно защищая свой титул непобедимого чемпиона. Чонгук сражается достойно, и борьба идет вровень… но в конце концов Сокджин побеждает, с восторженным смехом ударяя по звонку. Чонгук драматично падает на спину, будто его подстрелили, и все, кто наблюдал за их игрой, разражаются смехом. — Ты проиграл, Чимин-а. Плати! — Хосок толкает Чимина в бок. Чонгук смотрит на него снизу вверх, лежа на мягком ковре, и, изобразив виноватую гримасу, говорит: — Прости. Я подвел тебя. Чимин смеется, глядя на него сверху вниз, наклонив голову набок. — Все нормально, ты почти одолел его. Я все еще верю в тебя. — Да? — Чонгук надувает губы. — Да, — мягко улыбается Чимин. — Для новичка без какого-либо опыта ты впечатляющ. Уверен, что с небольшим количеством тренировок ты станешь нашим новым чемпионом. — Эй! — вмешивается Сокджин. — Я вообще-то еще здесь, если вы не заметили, — он переводит взгляд на Чонгука. — Ты, красавчик, не вздумай его совращать! — Я бы не посмел, — Чонгук приподнимается на локтях, усмехаясь. — Мне нужно что-нибудь сладкое, — говорит Тэхен, поднимаясь и направляясь на кухню. Он останавливается у раковины, заглянув внутрь. — Подожди… ты пил женьшеневый чай? — спрашивает он, повернувшись к Чимину. Тот кивает, и лицо Тэхена озаряется улыбкой. — Я так горжусь тобой! — Чонгук тоже попробовал, — говорит Чимин, подтянув колени к груди и обняв их руками, опустив на те подбородок. — Ему понравилось. — Правда? — Тэхен смотрит на Чонгука, словно только что выиграл в лотерею, и подскакивает к нему, усаживаясь рядом. — Хочешь, расскажу о всех его полезных свойствах? Ты будешь удивлен. Чимин не лгал, когда говорил, что Тэхен невероятно увлечен женьшеневым чаем. Актер выглядел так, будто наконец-то нашел собеседника, готового разделить его восторг, но Чонгук мог лишь бросать на Чимина отчаянные взгляды, молящие о спасении, в то время как Чимин, сидя позади, безмолвно смеялся и изображал жестами «я же говорил». К концу вечера Чонгук чувствует, что смеялся столько, что теперь можно пропустить как минимум четыре тренировки на пресс. Он увидел сторону Чимина, о которой раньше не подозревал, и ему кажется, что он удостоился настоящей чести. Раньше он задавался вопросом, почему Хосок, Сокджин и Тэхен дружат с Чимином. Но теперь, проведя с ним время и наблюдая за их общением, он отчетливо понимает почему. — Я провожу тебя… — тихо говорит Чимин, опустив глаза и касаясь носком ковра. Вечер подошел к концу, и, как бы удручающе то ни было, Чонгуку пора возвращаться домой. По всей видимости, Хосок останется на ночь, как часто бывало, а Сокджин и Тэхен собирали свои вещи на кухне, готовясь уйти. — Да, конечно, — Чонгук кивает, перекидывая ремень сумки через плечо. — Пока, ребята, — помахав остальным. — Было здорово. — Чонгук-а, подожди, — окликает его Сокджин. — Мы тут думали собраться снова в эту субботу, присоединишься, если хочешь? Все будет примерно так же, — он обводит жестом комнату. — А Халли Галли будет? — задумывается Чонгук, приподняв бровь. — Вполне возможно, — хитро улыбается Сокджин. — Тогда да, я с удовольствием. — Отлично, я напишу тебе. Попрощавшись, Чонгук выходит из квартиры, а Чимин, быстро надев шлепанцы, следует за ним к лифту. — Мне очень понравилось сегодня, — говорит Чонгук, нажимая на кнопку вызова. — Правда? — Чимин улыбается. — Я рад. Мне тоже. Двери лифта открываются с тихим звоном, и они заходят в пустую кабину. Чимин нажимает кнопку, и двери за ними бесшумно закрываются. Несколько мгновений они стоят в молчании, Чимин покачивается с пятки на носок, прежде чем повернуться к Чонгуку. — Спасибо тебе еще раз за сегодня… за то, что помог мне утром, остался со мной и поднял мне настроение, и… — он снова открывает рот, чтобы что-то сказать, но замолкает, прикусывая нижнюю губу, и отворачивается, глядя перед собой. — Пожалуйста, — улыбается Чонгук, находя невероятно милым то, как проявляется в это момент стеснительность Чимина. — Конечно, день мог бы начаться для тебя куда лучше, и я совсем не ожидал, что все так сложится, но было здорово. Мне действительно понравилось проводить время с тобой. Неожиданно, но весело. — Да, — Чимин кивает, и легкий румянец поднимается к его шее и щекам. — Мне тоже. Лифт останавливается на уровне парковки. — Дальше я сам, не волнуйся, — говорит Чонгук, замечая, что Чимин собирается проводить его до машины. Чимин останавливается на пороге. — Ты уверен? Чонгук кивает. — Да, все в порядке, честно. Тебе стоит пойти и отдохнуть, ты сегодня с утра так много пережил… прими ванну с пеной или типа того. Чимин хмыкает. — Неплохая идея. Тогда увидимся завтра? У меня в гримерке? — Ага. Как всегда, с утра пораньше. Спокойной ночи, Чимин-ши, — Чонгук разворачивается, чтобы идти к машине. — Хен… — слыша голос Чимина, Чонгук растерянно оборачивается. — Что? — Хен, — повторяет Чимин, прижимая руки к груди. — Ты можешь звать меня хеном… если хочешь… В животе у Чонгука все словно переворачивается, но он старается держаться. — Хорошо, хен, — говорит он, радуясь тому, что голос не дрогнул. — Ты тоже… тоже можешь обращаться ко мне без формальностей. Чимин одаривает его сияющей улыбкой. — Хорошо, — отвечает он. — Спокойной ночи, Чонгук-а. — Доброй ночи, хен.