Wedding Ring / Обручальное кольцо

Мартинес кипел от злости. Вид Ламелы, склоненного в почтительном поцелуе над рукой его драгоценной младшей сестры, никак не покидал голову, заставив первобытный инстинкт «бей или беги» взять верх. Очнулся он лишь спустя несколько часов в стенах своего гостиничного номера, безуспешно пытаясь изгнать навязчивую сцену из памяти. Мартинес уже почти убедил себя, что всё это лишь игра воображения, плод разгорячённого сознания, как вдруг в тишине раздался звук возвращающегося соседа по комнате. — Агустин, на пляже было здорово! Зря ты не пошел. Кстати, ты в курсе, что Матиас сейчас болтает с твоей сестрой в холле? Ламела чувствовал себя разбитым. Во время вечернего собрания команды Мартинес пытался испепелить Ламелу одним лишь взглядом, отчего совершенно упустил из виду Ойкаву, который ворвался в зал собрания в самый последний момент — с растрёпанными волосами и рубашкой, надетой наизнанку. После совещания мысли о сотне способов уничтожить Ламелу настолько захватили Мартинеса, что он даже не заметил, как ноги сами понесли его из конференц-зала. Все, кто попадался на пути, поспешно отступали в сторону. Все — кроме Ойкавы. Тот был так увлечён экраном своего смартфона, что не обратил внимания на приближающегося Мартинеса. В результате оба устроили проверку своих лбов на прочность. — О, прости, Тору, — произнёс Мартинес, отвлекаясь от мрачных размышлений, и поднял упавший телефон Ойкавы. Случайный взгляд на японский интерфейс экрана на миг перенес его в прошлое — во времена, когда Ламела ещё не обернулся для него заклятым врагом. — Кстати, ты не поверишь, что сегодня произошло, — продолжил он, словно невзначай. — Матиас, Бруно и еще пара ребят гуляли неподалёку и столкнулись с несколькими членами японской команды. С ними был еще тот парень по имени… Как же его звали? — Хаджиме Иваизуми, — неожиданно подал голос проходящий мимо игрок «Боливара». — Кстати, он передавал тебе выкладываться на максимум. — А, точно, Хаджиме Иваизуми… — повторил Мартинес, задумчиво глядя на Ойкаву. Возможно, его собственный рассудок поплыл, но не показалось ли ему, что при упоминании этого имени Тору напрягся, словно туго натянутая струна? — Прикинь, он с нами говорил по-испански… с аргентинским акцентом, — добавил Мартинес, не сводя с него глаз. — Этот парень реально классный, — сказал один из игроков «Боливара». — Он держал под контролем всю японскую сборную. — А его испанский звучал в точности как твой, Тору. — В-вы встретили еще одного японца, который говорит на испанском, как я? — запинаясь, переспросил Ойкава. — Да, прямо возле твоего любимого Мицукоси. Ты его знаешь? — поинтересовался Мартинес. — Он спортивный тренер мужской волейбольной сборной Японии. — Кажется, Ниндзя Шоё как-то упоминал, что к национальной команде присоединился новый тренер из-за границы, — задумчиво вставил кто-то. — Ты с ним случайно не знаком? — спросил Бруно, появившись, казалось бы, из ниоткуда. — Вряд ли. Не особо интересовался существованием каждого японца, кто решился переехать в Аргентину. Бруно нахмурился, но больше не произнес ни слова. — Ты обязан с ним познакомиться, Тору, — вмешался ещё один игрок «Боливара». — Имя — Хаджиме Иваизуми. Так, просто к сведению, если вдруг заинтересуешься. В этот момент мимо проходил Корреа и вдруг резко остановился. — Повтори что ты только что сказал? Разговор мгновенно стих. Обычно капитану никогда не было дела до пустых сплетен. — Сегодня мы встретили японца, который разговаривал с нами на испанском с аргентинским акцентом, — осторожно ответил Мартинес. — Хаджиме Иваизуми, спортивный тренер мужской сборной Японии. — Иваизуми? — переспросил Корреа. Мартинес кивнул. — Тебе… что-то известно о нем? Капитан на мгновение задумался, затем покачал головой и, развернувшись, коротко бросил: — Идите отдыхать. Завтра нам предстоит тяжёлый матч. Ойкава сорвался с места и бросился прочь, а Мартинес, усмехаясь, двинулся следом, бормоча что-то о том, что не мешало бы уложить Ламелу в постель и пожелать ему сладких снов. Один из игроков «Боливара» скосил взгляд на Бруно, который задумчиво провожал удаляющуюся фигуру Ойкавы. — Кстати, Бруно, ребята, поймали Тору и Каноку Аманай? Бруно молча покачал головой. Игрок удивлённо приподнял брови. — Что, больше никаких дерзких теорий в сторону брака Тору? — Никто даже не придал значения твоему бреду, — фыркнул кто-то из игроков. — Хотя… было бы мерзко, если бы Тору на самом деле оказался геем. Он же столько раз видел меня голым в душе. На мгновение показалось, что Бруно вот-вот познакомит свой кулак с лицом того, кто произнёс последнюю фразу. Однако он быстро взял себя в руки, сжав челюсти. — Нам стоит послушаться капитана и пойти восстанавливаться, — холодно бросил Бруно. — Завтрашняя игра ожидает стать битвой не на жизнь, а на смерть.

***

Смертельная битва на деле оказалась грандиозным преуменьшением. В первом матче Кубка мира ФИВБ 2019 аргентинской команде предстояло столкнуться с одними из самых грозных соперников — фаворитами группы, сборной США. В то время как аргентинцы вместе с хозяевами турнира, японской командой, замыкали турнирную таблицу. Прогнозы на матч были безжалостны: аналитики, букмекеры и даже самые преданные фанаты сходились во мнении — аргентинцев ждёт не просто поражение, а разгром, который маловероятно войдет в историю как зрелищное противостояние. — Мне кажется, или Мэтт Андерсон стал еще выше? — нервно пробормотал Ламела, выходя из раздевалки. — И эти двое… Аарон Рассел и Макс Холт… — Они все одного с тобой роста, — равнодушно заметил Мартинес. Ламела вздрогнул, ожидая очередной угрозы или хотя бы убийственного взгляда. Однако Мартинес даже не попытался продолжить их негласную вражду. Он не собирался позволять такой мелочи, как флирт Ламелы с сестрой, отвлекать его от чемпионата мира. Убийство Ламелы можно отложить до конца турнира. — Пора идти, — коротко бросил Корреа и уверенным шагом направил команду на площадку. Ойкава вдохнул глубже. В последний раз, когда он выходил на волейбольную площадку в Японии, он был всего лишь старшеклассником из Сендая, капитаном «Аоба Джосай». Тогда казалось, что финальный матч, центральная арена, взгляды трибун, прикованные к каждому движению игроков, — это вершина, кульминация всего, к чему стремишься. С тех пор прошло более семи лет. С тех пор Ойкава получил опыт игры на куда более крупных аренах, перед несравнимо большей аудиторией. Но ни один из тех матчей не вызывал в нем такого пронизывающего до костей страха, как этот. «Националистические настроения никуда не делись, — сказал Иваизуми, пристально глядя на него. — Скорее, наоборот, все стало только хуже. Вряд ли им понравится видеть тебя в форме другой страны, Тору». Ойкава встряхнул головой, прогоняя навязчивые воспоминания. Он проделал весь этот путь, выдержал изнурительное двадцатичетырёхчасовое авиапутешествие не ради чьего-то одобрения или общественного признания. Его цель одна — вырвать победу, чего бы это ни стоило. Стиснув зубы, Ойкава шагнул вслед за командой на площадку. Хотя трибуны были заполнены не полностью, по стадиону прокатился единодушный вздох, когда камеры выхватили его лицо и спроецировали на огромные экраны над площадкой. Японская публика мгновенно узнала в нем своего. Грудь Ойкавы сковал страх. В тот момент, когда он собирался укрыться за спиной Ламелы, объектив резко сменил ракурс. Из зала донеслись негромкие аплодисменты, сопровождаемые одобрительными возгласами. Но восторженный гул предназначался не ему — на противоположной стороне площадки появилась команда США. Эрик и Кавика Сёдзи приветливо улыбались и махали трибунам, их японские лица обращены к толпе. В зрительном зале прокатился приглушённый ропот. Ойкава едва заметно выдохнул — его приняли за нисея или сансея, как и братьев Сёдзи, наполовину японцев. Противостоять Эрику Сёдзи, одному из сильнейших либеро мира, было невероятно сложно. Но в глубине души Ойкава испытывал странную благодарность судьбе: его первый матч в Японии после смены гражданства пройдет против тех, кто так был похожи на него самого. Американцы приступили к разминке. Ойкава закрыл глаза и привычным жестом загнал тревоги в дальний угол сознания, пряча в аккуратную коробку: предать родину, оттолкнуть Ива-чана в Мицукоси — всё то, что разрушало их отношения, должно подождать до окончания матча. Ойкава открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джефф Джендрик вскочил на ноги и успешно заблокировал атаку Мэтта Андерсона. — Матиас, — обратился Ойкава к Ламеле, — ты что-нибудь заметил? Ламела внимательно следил за Джендриком: с его ростом в 208 сантиметров тот был одним из немногих центральных блокирующих, кто превосходил его по габаритам, что не могло не вызывать в Ламеле беспокойство. После короткой паузы Ламела кивнул. —Они не спешат. Американцы уверены, что всё под контролем. Ойкава хищно ухмыльнулся: — Их беспечность не продлится вечно. Но я заставлю их пожалеть. Пожалеть за то, что они списали нас со счета. На мгновение его взгляд потемнел. — Пожелай мне удачи, Ива-чан, — тихо прошептал он на японском, пока судья сверял составы команд. Затем поднёс кольцо к губам и крепко прижал его в поцелуе. В следующий момент ему в руки передали мяч. Провертев его в ладонях, Ойкава бросил короткий взгляд на Ламелу и усмехнулся: — Давайте проверим, насколько они расслабились. Он шагнул к линии подачи, глубоко выдохнул… и с молниеносной точностью отправил мяч в полет. Американцы даже не успели среагировать — чистый эйс. Аргентинцы вырвали победу в первых двух сетах, и до сенсационного триумфа над фаворитом турнира их отделяли всего 25 очков. Но Ойкава слишком хорошо знал, на что способны американцы. Это точно ещё не конец. Матч, казалось, тянулся бесконечно. Ойкава был уверен: американский связующий Мика Кристенсон старался беречь плечи своих нападающих для более серьёзных соперников. Однако Ойкаве удалось поставить Кристенсона в безвыходное положение. К третьему сету тому наконец пришлось включиться в игру на полную мощность, взяв на себя ответственность за правую передачу. Внезапно всё начало напоминать ту самую игру против команды Ушиваки, где ключевую роль играл сеттер, способный переиграть даже Кагеяму. На площадке разыгрывалась настоящая буря, угрожающая смести аргентинцев с пути к победе. И всё же, несмотря на два проигранных сета, Ойкаве удалось вывести свою команду к матч-пойнту раньше Кристенсона. В решающий момент на подачу вышел главный кошмар Ламелы — Джефф Джендрик. Впервые на лице Ламелы не было и тени страха. Напротив, он свирепо впился взглядом в соперника, словно провоцируя его на ошибку. Мяч взмыл в воздух и перелетел через сетку, но... оказался на удивление простым для приёма. Ойкава усмехнулся — похоже, давление со стороны Ламелы всё-таки сделало своё дело. Лёгкий пас, мягкая подача — и вот Ламела, почти невесомо, сбрасывает мяч кончиками пальцев мимо растерянных американских блокирующих. Глухой стук о покрытие, и мяч приземляется всего в нескольких сантиметрах от вытянутой руки Джеффа Джендрика. Сначала Польша год назад — а теперь и Соединённые Штаты. Аргентинская сторона площадки взорвалась ликующими криками, запасные игроки бросились друг другу в объятия, празднуя вырванную победу. Ойкава подбежал к ошеломлённому Ламеле. — Ты заставил их пожалеть об этом, — выдохнул тот. — Мы заставили их пожалеть, — выкрикнул в ответ Ойкава. Но услышал ли Ламела? Он казался слишком погружённым в зрелище: абсолютно сбитый с толку, отказывающийся верить в произошедшее, Джендрик медленно поднимался с паркета. Завершив обмен рукопожатиями с американцами, Ойкава заметил, как к нему приближается репортёр с микрофоном. Краем глаза он уловил движение — Эрик Сёдзи слегка подтолкнул локтем брата, и они переглянулись с заметным сочувствием. — Ойкава-сан, поздравляем с победой над командой, занимающей первое место в группе! Каково это — так уверенно начать турнир? — Что говорить, наша команда в великолепной форме — мы отлично подготовились… — начал было Ойкава, но внезапно замолк, заметив удивление на лице журналистки. Она держала микрофон вовсе не перед ним, а перед стоявшим рядом мужчиной. Осознание пришло мгновенно — это был переводчик на испанский. За его спиной братья Сёдзи ошеломлённо разинули рты, ведь они никогда не отвечали на вопросы журналистов на безупречном японском.