Wedding Ring / Обручальное кольцо

Мартинес не мог поверить своим глазам. Прожив всю жизнь в Буэнос-Айресе, он ни разу не сталкивался с Флоренсией Пенья на улицах родного города. Но, конечно же, стоило ему оказаться в Японии всего на неделю, как удача сыграла с ним шутку: он и его команда лицом к лицу столкнулись сразу с шестью членами национальной сборной Японии по волейболу — прямо перед входом в Мицукоси. По левую сторону от Кагеямы, с фирменной ухмылкой на лице стоял ещё один легендарный сеттер Японии — Атсуму Мия. По правую руку от него расположился игрок с комплекцией либеро — Коурай Хошиуми. Чуть позади, с дружелюбной улыбкой, их надёжный защитник Мотоя Комори — окружённый двумя главными звёздами японской сборной: Вакатоши Ушиджимой и таинственным игроком, лицо которого скрывала медицинская маска, однако даже она не могла полностью его замаскировать. Выдающиеся кудри и две родинки на лбу — неоспоримые приметы Киёми Сакусы, которого в профессиональной среде прозвали «Жуткое Запястье». Разумеется, из всех возможных моментов для такой встречи этот случился именно тогда, когда Ойкавы не оказалось рядом. В довершение ко всему Тобио Кагеяма вёл себя крайне странно. Стоило аргентинской команде обратить на него внимание, как он вдруг начал лихорадочно озираться по сторонам, отчаянно выискивая в толпе что-то — или кого-то — невероятно важного. Мартинес пытался понять, почему при одном лишь взгляде на Кагеяму по спине пробежал странный холодок. И дело было вовсе не в профессиональной привычке — во что бы то ни стало блокировать атаки сеттера. С момента приезда в Страну Восходящего Солнца он уже как минимум пять раз натыкался на гигантские рекламные щиты с изображением Кагеямы, рекламирующего всевозможные товары. Честно говоря, на них тот выглядел неестественно и даже немного неловко. На самом деле вне корта и без привычной спортивной формы Кагеяма выглядел совсем иначе. Его обычно аккуратно уложенные волосы были слегка взъерошены, а в глазах вместо привычной напряжённой сосредоточенности читалась юношеская наивность. В целом, он казался куда моложе, словно... — Словно он ученик средней школы! — выкрикнул Мартинес. Аргентинцы и японцы в одинаковом замешательстве уставились на него. — Что? — спросил Ламела. — Он выглядит точь-в-точь как на архивной фотографии из школы, — Ламела по-прежнему выглядел озадаченным, поэтому Мартинес продолжил: — Пока я изучал прошлое Тору и Каноки, мне случайно попалась фотография волейбольной команды, сделанная в те годы, когда Тору учился в средней школе. И знаешь, что самое интересное? Среди игроков был и Тобио Кагеяма! — продолжил он, всё ещё удивляясь своему открытию. Как Мартинесу удалось раздобыть фотографию десятилетней давности из ежегодника средней школы маленького японского городка, для Ламелы оставалось загадкой. Ответа он так и не получил, потому что с новой волной энтузиазма Мартинес переключил своё внимание на Бруно: — Бруно! В твоей команде в Бразилии ведь много иностранцев, верно? Ты говоришь по-английски? Спроси их, не знают ли они, где сейчас Тору и его жена? И вообще, уточни, это Канока Аманай стала его супругой? Бруно лишь отстранил Мартинеса, скептически покачав головой. — Ни за что. Даже если бы кто-то из них знал, на ком женат Тору, с чего бы им разглашать личную информацию? — ответил он с лёгкой усмешкой, давая понять, что не намерен участвовать в этом странном допросе. Хотя Кагеяма и не владел испанским, он сумел уловить, что аргентинцы обсуждают Ойкаву. Ему было крайне неловко слышать, как бесцеремонно его команда обращается к семпаю по имени. Кагеяма вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание. Мартинес и Бруно, прекратив препирательства, обернулись к нему. Немного помедлив, Кагеяма сдержанно спросил: — Ойкава-сан? Едва ли не подпрыгнув от радости, Мартинес тут же начал энергично кивать и активно жестикулировать, будто это могло помочь преодолеть языковой барьер. — Да! Да! Тору Ойкава! Верно! — воскликнул он, переводя взгляд на Бруно. Однако по выражению лица товарища было ясно: помогать тот не намерен. Мартинесу ничего не оставалось, как взять ситуацию в свои руки. — Ойкава и жена — где? — стараясь говорить как можно понятнее, спросил он, вертя головой по сторонам, словно пытаясь разглядеть их в толпе. Кагеяма и остальные члены сборной Японии лишь недоумённо уставились на Мартинеса в ответ. Его английский язык и без того оставлял желать лучшего, а словарный запас Кагеямы ограничивался исключительно волейбольными терминами, куда такие слова, как «жена» или «где», явно не входили. До Мартинеса наконец дошло: Кагеяма не понял ни слова из того, что ему пытались объяснить. Не теряя решимости, Мартинес сунул пакет с подарками из Мицукоси в руки Ламеле. Затем, подняв руку, указал на безымянный палец и громко, с акцентом, произнёс: — Канока Аманай? — надеясь, что хотя бы этот жест и имя помогут ему донести свою мысль. Как только из уст Мартинеса прозвучало имя волейболистки женской сборной, команда Японии буквально взорвалась бурным обсуждением. Атсуму Мия схватил Киёми Сакусу за край футболки и начал возбуждённо что-то кричать прямо ему в лицо, в то время как Комори с явным удовольствием наблюдал за развернувшимся беспорядком. Хошиуми в свою очередь переключился на Ушиджиму, буквально подпрыгивая на месте от переполнявших его эмоций. Тот в своей неизменной манере лишь серьёзно кивал головой, соглашаясь с рассуждениями либеро. И только Кагеяма по-прежнему стоял, не отрывая взгляда от Мартинеса, словно пытаясь понять, что же именно вызвало такую бурную реакцию у товарищей. Его спокойствие и сосредоточенность резко контрастировали с общим хаосом, царившим вокруг. Мартинес, не сдаваясь, снова разыграл свой мини-спектакль с подарочным пакетом и безымянным пальцем, настойчиво повторяя: — Канока Аманай? На этот раз он даже начал напевать свадебный марш, слегка пританцовывая и вальсируя, словно в свадебном платье, пытаясь всеми возможными способами донести свою мысль. Наконец Кагеяма, кажется, понял. Он кивнул и указал на свой безымянный палец, а затем, сделав паузу, произнёс: — Ах да... Аманай-сан... ааах… муа-муа, — и театрально скорчил рожицу, изображал поцелуй. Потрясению аргентинцев не было предела. Тобио Кагеяма только что лично подтвердил теорию Мартинеса — Ойкава Тору был женат на Каноке Аманай. Тайна, за разгадкой которой они охотились больше года, а Ламела — больше двух лет, наконец-то была раскрыта. Мартинес, переполненный радостью, был слишком занят тем, что давал пять своим товарищам по команде «Боливар», чтобы заметить, как Ламела и Бруно обмениваются скептическими взглядами. Их сомнения, казалось, витали в воздухе, но энтузиазм Мартинеса затмевал всё вокруг. Внезапно низкий голос, прорвавшийся сквозь бушевавший хаос, царивший в сборной Японии, заставил всех мгновенно замолчать. Все замерли. Из-за спины Кагеямы появился крепкий и на удивление загорелый японец — его появление буквально заставило японского связующего отскочить в сторону, пропуская новоприбывшего гостя. Однажды, когда Кагеяма был ещё юношей, Мартинес при очередной подаче случайно со всей силы угодил мячом тому прямо в лицо. Но даже это было ничто по сравнению с тем, как испуганно выглядел сейчас Кагеяма, стараясь держаться подальше от этого странного человека, которого, казалось, знал каждый член сборной Японии. Хотя Мартинес был уверен, что никогда раньше не встречал этого человека, в его чертах лица и манерах присутствовало нечто до боли знакомое. Сведённые к переносице брови, напряжение, застывшее в линии челюсти, — всё это вызывало смутное ощущение, будто он уже видел это раньше. Мартинес мог бы поклясться, что где-то сталкивался с этим выражением, осанкой, взглядом. Проведя рукой по своим коротко стриженым колючим волосам, незнакомец отчитал японских игроков, его голос звучал строго, но без явной злобы. Затем повернулся к аргентинцам и низко поклонился, произнеся с почтительной вежливостью: — Прошу прощения от лица своей команды. У Мартинеса отвисла челюсть. И у Ламелы. И у Бруно. И у каждого игрока «Боливара». Этот странный японец, одного присутствия которого было достаточно, чтобы вывести из равновесия даже «Снежную королеву» Тобио Кагеяму, только что извинился перед ними на безупречном испанском. Мужчина снова выпрямился и протянул руку. Его движения были уверенными, но в них чувствовалась лёгкая усталость, словно он привык к подобным ситуациям. — Я Хаджиме Иваизуми, помощник спортивного тренера мужской национальной сборной Японии. К сожалению, в Японии довольно редко можно найти испаноговорящих. Приношу извинения за все неприятности, которые доставила моя команда. Аргентинцы, всё ещё потрясённые его безупречным испанским, один за другим машинально пожимали руку Иваизуми. Каждый из них пребывал в полном замешательстве, и всё, что они могли выдавить из себя, — это невнятное «всё в порядке» или «никаких проблем не было». Мартинес по-прежнему не находил слов. Несколько долгих мгновений команда стояла, словно вкопанная, утопая в неловком молчании, которое, казалось, тянулось целую вечность. Наконец, Иваизуми разрядил тишину: — Что ж, добро пожаловать в Японию. Передайте Тору наши наилучшие пожелания. Его слова прозвучали словно финальный аккорд, став завершением этой странной встречи. Развернувшись, Иваизуми неспешно направился прочь, увлекая за собой Кагеяму и остальных членов сборной. Как только японская команда скрылась из виду, Мартинес медленно повернулся к Ламеле. — Ты тоже слышал… — Да, слышал, — быстро ответил Ламела, не отводя взгляда от Мартинеса, который, с отвисшей челюстью, всё ещё смотрел в сторону, куда ушли японцы. Аргентинский акцент невозможно спутать ни с чем, даже если услышать его на другом конце света. Даже здесь, у входа в «Мицукоси» в Фукуоке, он звучал так же явно и узнаваемо. Итальянские интонации. Отличительные звуки «ш». Использование «vos» вместо «ustedes». Хаджиме Иваизуми не просто говорил по-испански — в его речи слышался аргентинский акцент.