Sui sentimenti e le loro conseguenze...

      — Хотелось бы уточнить… Игнатиус, который Итт?       — Именно так. Этот недошейпшифтер всегда был падок на подобные шутки.       — Что же, его потомок полностью в него…       — Этот двадцатипятилетний ребёнок успел оставить наследников? Мда, похоже, один я поздно детей завёл…       — Значит, всё же дети у вас были, хоть в этом его информация была верна.       — Хм… Погоди, а как ты сюда попала, ворон?       — Через защитный барьер, который установила Гуди Аддамс.       — Гуди? А при чём тут она?       — То есть? Барьер же был завязан на крови Гуди, я уже встречала такой в склепе Джозефа Крэкстоуна.       — М-м-м… Может, тогда заодно объяснишь мне, как был установлен этот барьер? С учётом того, что Гуди умерла в тысяча семьсот втором году, а академия, соответственно и подземная сеть, где находятся покои с приёмной и кабинетом, только начали строить в тысяча семьсот восемьдесят пятом?       — …всё-таки что-то в этом временном парадоксе явно не сходится.       — Например, то, что ты верно распознала ритуал защиты на крови, но вот создателя и потенциального носителя ты определила неправильно.       — Но кем тогда был тот, кто создал этот барьер? Единственным более-менее логичным решением этой задачи была только мой предок. Но если она умерла задолго до… Хм, учитывая обстоятельства, тогда это может быть её ребёнок.       — Какой из: Рафаэль или Полетта? Хотя они оба подходили под носителя способности преодолевать барьер, маленькие сорванцы.       — Вы сказали «подходили под носителя»? Значит, они не были создателями, но могли проходить защиту. При этом создателем барьера была не Гуди… Но тогда кем должен быть создатель этого ритуала?       — Не знаю… Фолкнером, например?..       Уэнсдей пустым взглядом смотрит на портрет, висящий на стене около входа. Вот теперь сходится. У них были близкие отношения, при этом Фолкнер прожил намного дольше самой старшей Аддамс, из-за чего успел основать академию, оставить загадки и завести в тупик следствие «Клуба Тайн», опиравшееся на логику.       — Тогда почему Аддамс?       — Подумай хорошенько о том, что я тебе сказал в последние пару минут, о том, что ты знаешь про меня и свою ведьму-предка, а также историю.       Озадаченный взгляд и попытка понять, о чём говорит мужчина. Наверху слышны какие-то истошные вопли и воинские выкрики о «честности и справедливости», которые рыжеволосый слушает и довольно скалит островатые зубы. Пока она постепенно вспоминала даты, прикладывая к ним имеющиеся факты, картинка стала более-менее складываться.       — Вы были «опальным», да? По времени было заселение США, а вы, если мне не изменяет память, являлись картографом британской королевской семьи, а Великобритания с США потом и воевала всё это время. Даже даты сходятся, Война за независимость закончилась в тысяча семьсот восемьдесят третьем, а Невермор начали строить через два года.       — Именно, юный ворон, именно. Увы, несмотря на мой ледяной нрав, воякой я был заядлым, за что так часто и получал от своей ненаглядной ведьмы. Посуди сама, ну мог ли я не быть «опальным», когда являлся истинным владельцем всей территории доминиона Новая Англия и выступал за Британскую Корону во время Войны короля Вильгельма, королевы Анны, короля Георга и даже в Войне завоеваний?       — Как вам вообще доверили земли и позволили построить академию?       — Я был слишком богат. Думаю, семейное наследство Аддамсов до сих пор пересчитывается в миллиардах фунтов стерлингов? Благодаря своему влиянию, деньгам и признаваемым даже американской стороной служивым подвигам я смог получить помилование и обширные территории Новой Англии, которые красиво подмяло под себя правительство США, поставив меня во главе воинственной Республики Вермонт как генерала-капитана штата.       — Вермонт? Погодите, он тогда не входил в состав страны?       — Никак нет. Однако он стал штатом США… четвёртого марта одна тысяча семьсот девяносто первого года. С девизом «Freedom and Unity».       — Ага. Тысяча семьсот девяносто первый и «Свобода и единство». А потом все у меня спрашивают, в кого я такой тролль и токсик…       — Не буду вдаваться в твои слова, думаю, это что-то в стиле современных жаргонизмов.       — Именно так, сэр. Раньше я думала, что мы похожи с «вами», когда общалась с псевдопризраком, но сейчас я так не думаю. Я уверена.       От увековеченных во времени и истории удивительно тонких шутках предка на бледном лице младшей Аддамс застыла тень улыбки. В отличие от Гуди, «истинный» Натаниэль Фолкнер ощущался кем-то очень близким к мировоззрению и душе самой черноволосой девушки.       — Она всегда упоминала, что ты будешь такой же, как я. Абсолютно такой же. Если бы не тот факт, что, кроме этой части моей души, остальное было изничтожено, то я бы даже мог превращаться в призрака, как пакостник Игг, но увы.       — Вот как… Что же, теперь многие непонятные моменты становятся на свои места. А что случилось с вашей душой?       — Ты знаешь, какова причина моей безвременной кончины?       — Вы изучали Хайдов, пытаясь понять уровень их разумности во время убийства, но… одно из экспериментальных наблюдений окончилось фатально: вас растерзал этот монстр.       — Хм, про случай вроде как и правда, а вроде как и нет. На деле, действительно я погиб от когтей этого монстра, вот только не по своей вине. Мы проводили добровольный эксперимент с одним из студентов, как вдруг на площадку наблюдений выбежал его друг, вот только Хайд этого паренька не признал. Я еле успел выбежать из-за защитной стены и вытолкнуть ребёнка. Смерти студентов я допустить не мог.       — Но при чём тут душа?       — Когти Хайда — не просто оружие. Эти монстры являются чем-то схожим с превратившимися в чудовищ медиумами, которые напрямую воздействуют на душу своих жертв. Тот, кто пострадал от лап Хайда, повредит себе душу и разум, а тот, кто погибнет… Думаю, я доходчиво объяснил.       Державшаяся часть разговора улыбка пропала, а глаза наполнились тревогой. То есть любой, кто пострадает от когтей Хайда, получит травмы не только физические? Возникшие мысли составили определённую логическую цепочку. О боже…       — Вот и ответ. Она прячет шрамы, потому что они болят, при этом не физически. Этот монстр навредил ей куда больше, чем мы все подумали…       — Воронёнок, о чём ты? Мне не нравится путь твоих рассуждений.       — Это будет долгая история…       Следующие двадцать минут в комнате раздавались звуки весьма эмоционального рассказа, который с интересом слушал портрет, стараясь не влезать с вопросами в повествование девушки. И лишь тихий скрежет нарисованных зубов да опустившаяся ещё на десяток градусов температура в помещении выдавали отношение основателя ко всему произошедшему.