Sui sentimenti e le loro conseguenze...

      Та самая комната из видения. Тот же камин и два кресла, в одном из которых сидела Гуди. Минимальные отличия от увиденного ранее, максимум — немного другая обстановка, не более. Но как? Как такое вообще могло быть?!       — Ничего не понимаю… Но если даже разговор между этими двумя случился примерно в конце семнадцатого века, то как это место может существовать под академией, что была построена век спустя? Что происходит?..       — О, я смотрю, юный ворон всё же нашёл старого сокола.       Знакомый ледяной голос заставил вздрогнуть задумавшуюся Уэнсдей и в ещё большем непонимании перевести взгляд на источник звука. Портрет, что слишком «живыми» глазами смотрел на неё. Портрет Натаниэля Фолкнера.       — Сэр, вы же не хотели выходить на контакт всё утро…       — Прошу прощения? О чём ты, ребёнок?       — …       — Юная «Аддамс», я прошу уточнить, про что ты говорила?       — Можно минутку?       — Да, конечно, сколько тебе понадобится.       Поднимаясь по лестнице, черноволосая думала. Ледяной голос не терял ни своего тембра, ни силы, что стучала небольшим эхом в ушах, внушая страх говорившему. То, чего не было у призрака. Вот только… как раз примерно середина.       — Этот назойливый призрак всё ещё с вами?       — Да, сэр Фолкнер рядом, Уэнс.       — А? Что значит «назойливый»?!       Эмоциональный голос, более высокий и не внушающий страх. Если так подумать, кроме определённых ситуаций, он и не делал его «жутким». Однако… в разговоре с Гуди Аддамс Фолкнер и не старался никого запугать, говоря о простых бытовых вещах. И его голос в видениях всегда звучал так: слишком спокойно, слишком нейтрально, слишком… внушающе страх. Как у портрета. Не как у призрака. Когда она вновь спустилась вниз, золотисто-фиолетовые глаза всё так же беспристрастно следили за девушкой, лишь какие-то искорки в их глубине выдавали интерес мужчины.       — Кхм… Сэр Натаниэль Абартис Фрайдей Уэнсдей Фолкнер?       — Именно так, Уэнсдей Фрайдей Аддамс.       Полное имя заставило вновь вздрогнуть. Хотя второе имя было более логичным и даже очевидным, лишь единицы даже среди членов семьи знали про него. А единственными существами в «Неверморе», которые знали об этом, были лишь Энид, которой Уэнсдей сама рассказала про идиому в имени, и, вероятно, Дивина, которая видела её карту студента, где это было записано.       — Но если вы здесь, то кто «там»?       — Несколько бестактный вопрос. Хотелось бы конкретнее узнать местоположение понятия «там»? В связи с констелляцией событий, в каком универсуме его искать? Или оно за пределами вселенной и находится в мультиверсуме?       — Ваша лексика…       — Я что-то сказал не так? Если запутал, могу поя…       — Не стоит, я читала словарь подобной направленности. Вы про «местоопределение по координатам».       — …снить. Кхм, да, именно так. Кажется, тебе всё же не нужно объяснять мои слова.       — У нас наверху есть призрак, отображающий вашу внешность и даже в чём-то схожий с вами в голосе. Также он знает довольно много информации об академии и её создании.       — Но ты ведь понимаешь, что…       — Что такого быть не может. Ибо у каждого существа, даже нечеловеческого, лишь одна душа. И она может быть либо в чём-то заточена, либо иметь оболочку фантома, полтергейста или призрака.       — Следовательно, тогда…       — Один из вас явно не тот, за кого себя выдаёт.       — И какие же варианты последовательности действий стоит предпринять?       — Упокоить надоедливого призрака. Да, определённо.       — Уверена в выборе?       — Констелляция. Универсум и мультиверсум. Слова из лексикона картографа и геодезиста. Такими мог говорить, например, картограф Её Величества Короны.       — Приятно слышать, что это ещё не забыто, юный ворон. А откуда у вас столь «надоедливый» призрак?       — От касания ладонью о корешок книги с символами шифра. Мы искали о вас информацию в библиотеке, и ко мне попал дневни…       Зрачки мужчины на портрете подёрнулись чем-то красным, сузились и будто слегка вытянулись, принимая какую-то животную форму. Ледяной голос стал на несколько тонов ниже и пару десятков градусов холодней, а самое главное — увеличил свою силу. Кажется, черноволосая услышала звук чего-то уроненного и разбившегося о крепкий пол библиотеки «Белладонн».       — Игнатиус? Наигрался с детьми?