Рев Дракона. (The Dragon's Roar)

Он тяжело дышал, его глаза осматривали кустарник и дюны. В отличие от дневного времени, ночь была полна жизни, как внутри, так и за пределами Солнечного Копья. Хотя воздух был бодрящим, он не мог проникнуть сквозь его толстую шкуру и только, казалось, усиливал его аппетит. Он почти убедил себя, что песок под его лапами — это снег. Впервые с тех пор, как они покинули Север, он и Призрак наконец оказались в своей стихии. Солнце уже давно зашло, но его глаза вглядывались в темноту, выискивая добычу. Под этими дюнами прятались грызуны. Он слышал, как они скребут когтями по поверхности песка. Если он хочет свежего мяса, то должен быть терпеливым, как кошка. Слюна капала из его рта, и он облизал губы, чтобы вытереть ее. Призрак дернул ухом, услышав шорох крошечных лапок, потревоживших песок; он упал на живот и пополз вперед. Эйемону показалось, что он чувствует, как колотится его собственное сердце. Он был одновременно взволнован и встревожен. С огромным усилием он разорвал связь с Призраком и вскочил в постели. Он жадно хватал ртом воздух, как человек, вынырнувший на поверхность воды; его ночная рубашка насквозь промокла от пота, и он начал дрожать, когда тот стал остывать на его коже. Он сбросил одеяло, подошел к миске с водой и прыснул ее в лицо. Он продолжал стоять, склонившись над миской, пока не почувствовал, что сердце его бьется спокойнее, а дыхание замедлилось. Он почти забыл о своих способностях варга. Он так давно этого не делал. Его лютоволк застрял в Королевской Гавани, не имея возможности бродить по ночам из-за страха Эйемона перед браконьерами или охотниками. Впервые после того, как они отбыли из Винтерфелла, и напряжения, вызванного предстоящим судом, Эйемон легко проскользнул в его сознание, чтобы отвлечься от собственных мыслей. Было еще очень рано. Он снял с себя мокрую рубашку и небрежно бросил ее на пол. Единственным источником света в комнате была одинокая свеча, мерцавшая на ночном столике. Эйемон с минуту смотрел на нее, потом схватил подсвечник и выскользнул за дверь. Пес последовал за ним по пятам. Он не был уверен, кого ищет: Призрака или воздух. Его ноги были беспокойны, а разум скакал, как испуганная лошадь. Может ли он разумно ожидать, что эта битва пойдет тем же путем, что и предыдущая? Неужели принцу Оберину суждено умереть от рук Горы, несмотря ни на что? Но он в это не верил. В конце концов, какой смысл ему и Джейме возвращаться, чтобы изменить будущее, если они были все так же обречены на кровавую смерть во льдах и снеге? Может ли он изменить соотношение сил? Он был королем, но был вынужден просто стоять и наблюдать, как и все остальные. Беспомощный зритель. Но разве это все, чем он был? Конечно же, он мог сказать что-то такое, что заставило бы принца Оберина пересмотреть свою стратегию. «Эта месть будет причиной его смерти, как пить дать», — подумал он и отмахнулся. По словам Джейме, принц Оберин был совершенно беззаботен перед боем. Он был уверен, что победит и таким образом утолит жажду мести своей семьи. Эйемон бесцельно бродил по залам и был уверен, что вызвал у многих стражников удивленные взгляды. На нем были лишь легкие брюки, а грудь обнажена. После этого сна прохладный воздух приятно обдувал его кожу, и казалось, что он прочищает его разум. Он оглянулся на Пса, вспомнив о враждебности младшего Клигана к собственному брату. По всему лагерю разнесся слух, что Пес ищет мести. Это была еще одна попытка отомстить, которая так и не была осуществлена. Как и в прошлом. Королевская Гавань была захвачена мертвецами к тому времени, когда они добрались туда, поскольку вихты и Белые Ходоки могли пересекать сельскую местность без всякого сопротивления, и им было достаточно просто пройти мимо и продолжить свое завоевание, в то время как армия живых скрывалась в Риверране. Как только они вышли на пустынные улицы Королевской Гавани, где из-за обильного снега обрушилось много крыш, Пес начал бормотать о том, как он «растратил свою жизнь впустую». И даже после долгих уговоров Эйемона он воскликнул: «Это была моя жизнь! Я должен был его убить!» После этого Пес долго не протянул. Насколько Эйемон мог судить, он посвятил себя тому, чтобы покончить со своим братом, и с тех пор, как его лишили этого шанса, он стал вялым, а все его действия были словно рефлекторны, не более. Не помогло и осознание того, что Королевская Гавань, средоточие власти, была захвачена и что они шли навстречу медленной смерти. Вернувшись из мыслей о прошлом, Эйемон осознал, что он находится в залах дворца, и продолжил идти, пока не нашел более уединенное место. — Пес, завтра принц Оберин и твой брат будут сражаться не на жизнь, а на смерть. Тот промолчал, а Эйемон продолжил: — Что ты думаешь об этом? — Мой пизда-братец получит то, что ему причитается. Жаль только, что не я отправлю его к Неведомому. — Неужели это так важно для тебя? Пес на мгновение затих, и в темноте ночи Эйемон не мог разглядеть его лица, а потому не мог прочесть выражения на нем. — Я просто буду рад, что кто-то оторвет голову этой пизде. Принца Оберина не зря называют гадюкой. Победит мой брат или нет, он покойник. «Вот именно», — подумал Эйемон, на мгновение задумавшись. Не было никакого Квиберна, чтобы спасти Гору и сделать его еще большим монстром, чем он уже был. Это принесло некоторое облегчение, но все еще не решило проблему спасения жизни принца Оберина. Был ли он достаточно влиятельным, чтобы принц прислушался к его словам? Но что он мог сказать? Он снова зашагал, продолжая обдумывать возникшую проблему. Он свернул за угол, чтобы войти во двор, и остановился. Сам принц Оберин стоял на веранде, глядя на мозаичный пол, выложенный плиткой. Он был без свечи, но лунный свет разливался по земле, заставляя стены из песчаника светиться. Принц обернулся на шаги Эйемона и снова одарил его хитрой улыбкой. — Добрый вечер, ваша светлость. Или доброе утро. Уже немного поздно бродить по ночам, — сказал принц Оберин и подошел к нему. На нем были лишь брюки и расстегнутый халат. — Я могу сказать то же самое вам, принц Оберин, — спокойно ответил Эйемон. — Разве вы не должны спать? Вам понадобятся все ваши силы для боя. — В этом нет необходимости. Боги благоволят мне. Моя сестра, принцесса Элия, наконец будет отомщена. Эйемон уже чувствовал, как внутри у него все горит от разочарования. — И все же вы не придаете значения той удаче, которой они вас одарили. Я позволяю вам сражаться от имени короны, потому что признаю несправедливость и оскорбления, которые были нанесены Дорну много лет назад. Я думаю, что как брат принцессы Элии вы имеете полное право вершить правосудие от имени нее и ее детей. Я ожидаю, что вы будете действовать так же серьезно, как и любой другой чемпион. Не относитесь к этому легкомысленно. Принц Оберин склонил голову набок и с любопытством посмотрел на него. — Вы как-то странно заботитесь о моем благополучии, ваша светлость. — Мне не следовало бы предупреждать вас о последствиях вашей утраты. Умрет ли Гора завтра или позже, он должен умереть, и боги будут довольны. — Нет дела более богоугодного, чем дело справедливости. — Вы все еще должны сражаться, принц Оберин. Боги не будут сражаться за вас. Принц Оберин издал звук отвращения. — Вы уверены, что вы сын принца Рейегара? Вы так похожи на моего брата, Дорана. Это чудо, что на троне все-таки оказался разумный король. Вы не должны бояться, ваша светлость. Гадюка может ударить только один раз. — Но вы не остановитесь на одном ударе. — Вы осмеливаетесь говорить мне, как мне мстить и что делать? — Голос принца стал смертельно тихим, и в нем слышался гнев. — Я позволю вам думать не только о мести. Ваша сестра и ее дети останутся лежать в своих могилах, отомстите вы или нет; все будет зависеть только от того, присоединитесь вы к ним или нет. Принц Оберин шагнул вперед, сжав кулаки и скривив губы в гневе. Но рык Пса, наполовину вытащившего меч, остановил его. — У вас есть дочери. Они нуждаются в вас. Живите хотя бы ради них. Даже в тусклом свете свечи и луны он видел, что лицо Оберина стало каменным, как у Робба, когда ему приходилось убеждать кузена отказаться от одной из его плохих идей. Он никогда не преуспевал в этом, будучи бастардом. Но теперь он был королем, и от его слов нельзя было просто отмахнуться. — Я ценю ваши мудрые слова, ваша светлость, но я должен вернуться в постель. Мне понадобится много сил завтра, — ответил принц Оберин насмешливым тоном. После чего прошел мимо него. Как раз перед тем, как он завернул за угол, Эйемон крикнул: — Не хотели бы вы услышать историю? — Зачем мне это? — огрызнулся принц Оберин, так и не повернувшись к нему. — В Винтерфелле живет женщина по имени старая Нэн. Я думаю, мы все согласились, что она была стара, как само время. Если бы мы верили в Семерых, то могли бы считать ее воплощением Старицы. Она рассказывала много историй о временах, когда жили Дети Леса, о старом короле Бране и о борьбе с Долгой ночью. Но у нее были и другие истории. Хотите послушать? — А я должен? — прямо спросил принц. Эйемон увидел свой шанс и начал рассказ. — «Давным-давно, когда Старки правили большей частью Севера как короли зимы, задолго до того, как ваши предки пришли из Ройна через Узкое море, король зимы Рикард Старк послал свою дочь, принцессу Арью, в Последний Очаг, чтобы она вышла замуж за одного из Амберов. Это должно было укрепить союз между Старками и Амберами. У принцессы в этом браке родился сын, которого она любила, он был смыслом ее жизни… Но на этом история не закончилась. Король Болтон, которого все называли Плаксой, повел войско против Последнего Очага. Поговаривали, что он наполовину великан, потому что он был огромен, но великаны были кроткими созданиями, если их не будить, а Плакса был безумен и жесток, чересчур даже для Болтона. Красное войско захватило крепость, и Плакса содрал кожу с короля Амбера. Но перед этим он убил его сына, а затем у него на глазах изнасиловал его жену, принцессу Арью, после чего он выколол ей глаза и разрубил ее на части. Услышав это, король зимы и его сыновья пришли в неописуемую ярость и собрали могучее войско, чтобы осадить Дредфорт. Принц Торрхен Старк возглавил войско, так как хотел отомстить за сестру собственными руками. И вот, по обычаю Севера, он вызвал Плаксу на поединок, один на один. Плакса был известен во всех королевствах как человек, который никогда не проигрывал, но Старк тоже был не так прост. Плакса сражался с таким большим топором, что большинству мужчин нужно было две руки, чтобы поднять его. Однако принц Старков был быстр, и он использовал свою скорость и ловкость, чтобы наносить удары огромному, но более медленному сопернику, когда мог. Через некоторое время Плакса начал истекать кровью из множества порезов, что еще больше его замедлило, и принц Торрхен наконец смог нанести смертельный удар. Зная, что удар был смертельным, принц Старков хотел заставить Плаксу кричать от боли, как тот заставил кричать принцессу Арью перед смертью. Перерезав ему сухожилие и обезоружив его, принц подошел ближе к упавшему Плаксе, чтобы выколоть ему глаза, как монстр сделал это с его сестрой. Но это оказалось роковой ошибкой, так как Плакса собрал последние силы и сбил Старка с ног своими чудовищными длинными руками, а затем ударил его по лицу своим шипастым кулаком. Из последних сил Плакса выколол глаза принцу-Старку, как виноград, который мы ели на ужин…» Принц Оберин на мгновение обернулся, но выражение его лица оставалось непроницаемым. — Прекрасная история, ваша светлость. Есть ли в ней мораль? На что Эйемон ответил: — Да, есть. Хорошие люди умирают так же часто, как и чудовища, независимо от того, насколько справедлива их миссия. Оберин фыркнул. — Спокойной ночи, ваша светлость. Как раз в тот момент, когда принц Оберин сворачивал за угол, Эйемон вновь окликнул его: — Я слышал, что Горе нравится сокрушать своих жертв. Держитесь подальше от него, и я уверен, что вы будете живы и победите. Это остановило принца, но лишь на миг. С сокрушенным вздохом Эйемон провел рукой по волосам, а затем повернулся и направился к своей комнате. Теперь, когда жажда крови волка покинула его вены, он чувствовал, как его собственная усталость начинает давить на веки, а плечи болят. — Как ты узнал эту привычку моего брата? — внезапно спросил Пес, как только он подошел к двери. Эйемон замер, почти забыв, что младший Клиган слушал весь разговор. — Джейме сказал мне, — быстро проговорил он. Он не мог смотреть Псу в глаза и проскользнул в свою комнату. Когда он снова провалился в сон, то почувствовал, что летит по воздуху, словно верхом на Рейегале, а внизу, на ледяной равнине, были бесконечные марширующие орды нежити. Он летел и летел, но рой был бесконечен, как нашествие саранчи. Он проснулся с криком и дико оглядел комнату. Может быть, орда уже поднялась и двинулись на юг? В своей другой жизни он был уверен, что пройдет еще несколько лет, прежде чем угроза станет серьезной. Он вспомнил о своих оставшихся в живых братьях, которые вернулись с той злополучной разведывательной миссии, которую возглавлял лорд-командующий Мормонт, что тогда они видели марширующих мертвецов. По крайней мере, это было не раньше, чем через год. «Теперь у нас может быть меньше времени», — подумал Эйемон. Неужели Король Ночи обладает силой Бога? Он определенно казался неубиваемым, как один из них. Потребовался Светозарный, загоревшийся в самый последний момент, чтобы исполнить пророчество и положить конец его ужасному правлению. Мог ли Король Ночи знать, что боги решили вмешаться, и могло ли это побудить его действовать быстрее? Когда Эйемон наконец вышел из своей комнаты на завтрак, его сердце наполнилось отчаянием. И снова тяжесть огромной задачи, стоявшей перед ним, придавила его плечи; этого было почти достаточно, чтобы он стал идти согнувшись, как старая карга. «По одному шагу за раз», — предостерег он себя. Когда он впервые вернулся в Винтерфелл в своей новой жизни, он часто мучился над тысячью вещей, которые ему нужно было сделать, чтобы подготовить всех. Только разбив свою миссию на более мелкие задачи, он почувствовал, что давление ослабевает, и смог уделить каждой задаче столько внимания и заботы, сколько она заслуживала. Как только они захватили Королевскую Гавань, все снова осложнилось. Теперь ему приходилось отслеживать сразу дюжину вещей; этого было достаточно для постоянного беспокойства, что он мог что-то упустить. Ему приходилось полагаться на Джейме, чтобы успеть все. Они будут жить или умрут как одна команда, в этом Эйемон был уверен. Вскоре после Эйемона вошел принц Оберин с широкой улыбкой на лице и не спеша подошел к столу, чтобы тоже приступить к трапезе. Его дочери, принцесса Арианна и принц Квентин одарили его такими же понимающими улыбками. Кроме принца Дорана, вся семья, казалось, пульсировала неугомонной энергией. Обычно Эйемону не хотелось портить им настроение своим мрачным видом, но он не мог собраться с силами, чтобы позаботиться об этом. Он открыто уставился на принца Оберина, внимательно изучая его. Принял ли принц его слова всерьез и собирается ли он проявить сдержанность? Судя по безграничной энергии и кровожадной улыбке Оберина, его слова предостережения были задушены, как последняя искра пламени. — Почему вы так мрачны, ваша светлость? Радуйтесь! Вы прекрасно провели суд, и я был не прав, сомневаясь в вас, — громко крикнул принц Оберин. — Можно подумать, что вы не одобряете ход процесса. — Я бы предпочел объявить их виновными и обезглавить сам, — отрезал Эйемон. Он сделал большой глоток воды, затем закрыл глаза, чтобы успокоить дыхание и снова взять себя в руки. Больше всего он злился на самого себя. — Я бы не хотел, чтобы один из моих хозяев встретил безвременную смерть. Она имеет тенденцию портить переговоры. — Ваша светлость!.. — возмущенно сказал лорд Старк. Его дядя, который наконец присоединился к ним, теперь ошеломленно уставился на него. Эйемон бросил на него быстрый взгляд, но не смог заставить себя раскаяться. Принц Оберин громко рассмеялся. — Так оно и есть. Не бойтесь! Я не собираюсь умирать сегодня. — Есть люди и получше вас, которые умерли слишком рано. — Кажется, мы наконец-то сходимся во взглядах, ваша светлость, — сказал принц Оберин, и его улыбка стала более благодарной. — Вы поступили мудро, признав меня таким, какой я есть, хотя я все еще разочарован, что вы предпочитаете говорить, как мой брат. — Приятно больше не быть одиноким голосом разума, — заговорил принц Доран, не отрывая взгляда от хлеба, на который намазывал варенье. — Будь осторожен, Оберин. Принц Оберин усмехнулся. — Осторожность не помешает, — ответил Эйемон. — К Горе нельзя относиться легкомысленно. — Разве вы не говорили мне вчера, чтобы я верил в вас? Теперь вы должны верить в меня. Я полностью намерен воздать Горе по заслугам и отомстить за свою сестру и ее детей, — ответил принц Оберин с решительностью, не терпящей дальнейших споров. Испытание боем должно было состояться за час до восхода солнца. По словам принцессы Арианны, здесь будет полно людей из Солнечного Копья, которые жаждали справедливости и хотели смерти сира Григора Клигана и сира Амори Лорха с тех самых пор, как король и принцессы безвременно скончались. Принц Доран предложил Эйемону импровизированный трон, но тот отказался. Он и так был взвинчен и вряд ли смог бы усидеть на месте. Хотя Эйемон не участвовал в сражении, он решил облачиться в доспехи. Его длинный меч всегда был рядом, но теперь он почувствовал, что бессознательно сжимает его, и ему пришлось заставить себя опустить руку. Было бы трудно устоять перед искушением вмешаться и помочь принцу Оберину убить Гору, но правила этого не позволяли. Кроме того, его наверняка за это высмеют. «Может быть, доспехи — плохая идея», — подумал Эйемон. Буквально через несколько минут его рубашка прилипла к груди. Жаркий летний воздух Дорна обжигал легкие и вызывал ощущение жжения на голове, как будто у него загорелись волосы. Каким-то образом дядя выглядел нетронутым жарой, и он не мог удержаться, чтобы не бросить на него несколько раздраженных взглядов. Его Королевская гвардия, сир Престон и сир Арис, казались столь же невозмутимыми, несмотря на их полное снаряжение и шлемы. Он завидовал их способности оставаться невозмутимыми, даже когда мышцы их ног подергивались от нерастраченной энергии. Он чувствовал, как юный Оливар подпрыгивает от возбуждения. Мальчик присоединился к их компании как раз в тот момент, когда они отправлялись на турнирную площадку, и Эйемон чуть было не отправил его обратно в свою комнату. Драка едва ли годилась для мальчика, но маленький Бран впервые увидел, как обезглавливают человека, в восемь лет, а Оливару уже было почти двенадцать, и он никогда не видел дуэли. Эйемон едва ли ожидал, что предстоящий бой не вызовет в мальчике порыва опустошить свой желудок, но в конце концов решил, что это будет хорошим уроком. Оливар, по крайней мере, уйдет с пониманием того, что хорошие люди могут пострадать так же легко, как и плохие. Принц Оберин с важным видом вышел на поле боя и весело ухмыльнулся. Простые люди радостно закричали, и он помахал им рукой. Эйемон стиснул зубы, пытаясь сдержать гнев. Ни шлема, ни самой простой брони! Он действительно жаждет смерти. Радостные возгласы быстро сменились воплями, когда привели Клигана и Лорха. Лорх выглядел мрачным и бледным, но решительным. Клиган уже был одет в кожаные доспехи, а его лицо скрывал шлем, однако в Дорне, похоже, не было доспехов, которые подходили бы человеку его роста. У него совсем не было перчаток, и там, где заканчивались его наручи, поножи и наплечники и начинались другие части, были промежутки. Ему не хватало доспешного воротника, из-за чего его горло осталось открытым. Гора, казалось, довольствовалась длинной кольчугой, которая больше подходила для лошади. Его ноги и запястья все еще были скованы, но затем охранник повернул ключ, и цепи упали. Остальные стражники поспешили прочь, но Клиган проигнорировал их и потопал к длинному мечу, который был брошен на поле боя для него. Ни один из бойцов не получил щита: все надеялись на быстрый поединок. Принц Оберин поравнялся с Горой. Он направил копье на чудовищного человека, и его добродушие растаяло в горячем гневе. — Ты долго и сытно жил при своем хозяине, в то время как мы жаждали твоей головы. А теперь я отомщу тебе. Ты будешь кричать и каяться во имя нашей возлюбленной принцессы Элии Мартелл, прежде чем я покончу с тобой. Гора оставался спокойным, но он поднял меч и занял боевую позицию. Принц Оберин тоже принял боевую стойку, но был слишком взвинчен, чтобы оставаться неподвижным, и его копье раскачивалось из стороны в сторону, словно он был змеей, гипнотизировавшей свою жертву. Все присутствующие дружно вздохнули, ожидая слов Эйемона, которые послужат началом боя. — Ваша светлость? — тихо сказал принц Доран и мягко подтолкнул его. Эйемон пошевелился и судорожно вздохнул, все еще колеблясь. Он не хотел давать отмашку, но это было так же неизбежно, как закат солнца на западе. — Да пусть начнется бой, и боги рассудят вас справедливо. Начинайте! С громким ревом Гора взмахнул своим клинком, но принц Оберин благодаря своей ловкости остался вне досягаемости. Толпа завопила и загудела. Все следили за движением копья Оберина, как оно вертелось и поворачивалось, ища цель. Гора был быстр и продолжал отмахиваться — то ли от Оберина, то ли от копья — мечом. Для такого крупного мужчины он прекрасно справлялся с задачей держать принца на расстоянии и не давать тому найти свое слабое место. Однако Эйемон заметил, что движения Горы стали более резкими, и раздалось несколько недовольных возгласов, когда Оберин продолжил кружить вокруг него. Гора отступил для широкого удара, и принц Оберин метнулся вперед и ткнул его копьем в незащищенную подмышку. «Итак, смертельный удар нанесен», — подумал Эйемон, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Без сомнения, принц обмакнул наконечник своего копья в яд, но Клиган пока просто лишь ревел, как разъяренный бык. Удастся ли Оберину сдержаться, будет ли он продолжать держаться на расстоянии или его высокомерие и жажда мести заставят его забыть о своей безопасности? — Признаешься ли ты в своих преступлениях, чудовище? — закричал принц Оберин. Клиган сделал еще несколько размеренных ударов, но был вынужден отбиваться от метнувшегося копья принца Оберина. Он схватился за наконечник копья, пытаясь, как показалось Эйемону, сломать его, но принц Оберин снова переложил копье и проворно отпрыгнул в сторону. Эйемону показалось, что он слышит рычание Клигана, когда принц, оставаясь вне пределов досягаемости, начал бить по незащищенным рукам Горы, пока по ним не потекла кровь. — Ну что, хватит с тебя, а, чудовище? Ты положил конец страданиям моей сестры, когда решил, что с нее хватит? Разве недостаточно было видеть, как у нее на глазах раскроили череп ее сыну? Скажи ее имя! Гора снова поднял свой меч, чтобы проткнуть принца Оберина. Принц увернулся и, обойдя Клигана сзади, снова ткнул копьем в незащищенный коленный сустав. Клиган взревел и взмахнул мечом, чтобы нанести смертельный удар, но принц Оберин уже отскочил назад. Гора рухнул на одно колено; ему пришлось использовать свободную руку, чтобы снова подняться, но он пошатнулся и тяжело задышал. Он бросился вперед и замахнулся мечом, пытаясь последовать за Оберином. Толпа сгибалась и раскачивалась при каждом движении меча Горы, уклоняясь и сплетаясь вместе. — Сделайте это, сир Григор! Убейте его, — крикнул Лорх с явным отчаянием на лице. Стражники угрожающе натянули цепи, а люд зашипел на его слова. Он съежился перед лицом их гнева. Эйемон был слишком поглощен борьбой, чтобы обращать внимание на Лорха. Он даже больше не замечал жара, так как нервно дрожал, а сердце билось где-то в горле. Он снова поймал себя на том, что машинально схватился за рукоять меча, и ему пришлось ослабить хватку, прежде чем он сделает что-то безрассудное. Принц Оберин рассмеялся, и хотя смех был громким, он не сводил глаз со своей жертвы. — Боги на моей стороне! Твоя жизнь закончится сегодня, и я сам выберу, когда, — прокричал он. С яростным ревом Клиган молниеносно прыгнул вперед в порыве внезапной энергии, направляя меч в сторону принца Оберина. Принц Оберин пригнулся и перекатился. Искры посыпались с кончика меча Клигана, когда он заскрежетал по камню, наступая принцу Оберину на пятки, но он сумел удержаться прямо перед ним. Сделав над собой усилие, Клиган рухнул на колени, тяжело дыша. Длинный меч выскользнул из его пальцев, когда его руки задрожали от усилий, с которыми он пытался подняться на ноги. Принц Оберин встал перед Горой и свирепо посмотрел на него. — Неведомый заберет тебя на самое дно седьмого пекла. Это место, где живут убийцы женщин и детей, которые делали это ради наживы. Но не сейчас. Ты еще не сказал ее имя. Скажи его! Принцесса Элия Мартелл. Скажи это! Скажи ее имя! Эйемон почувствовал, как его волосы встали дыбом, и стиснул зубы. Дядя положил руку ему на плечо, словно этого было достаточно, чтобы Эйемон не закричал и не бросился на защиту принца Оберина. Не издав ни звука, кроме прерывистого дыхания, Григор Клиган прыгнул вперед, подняв руки, готовый схватить принца Оберина. Принц опустился в свою стойку. Гора замер в воздухе, задыхаясь и сопротивляясь, слабо размахивая руками перед человеком под ним. Его руки оставили кровавые пятна на плечах принца Оберина, но затем он обмяк, испустив последний вздох. Эйемон недоверчиво уставился на него, а затем понял, что Клигана пронзило копье принца Оберина, прямо через горло. Принц задержал его там на мгновение, а затем с огромным усилием, от которого у него перехватило дыхание, отшвырнул огромного зверя в сторону. Над толпой повисла тишина: все смотрели, как кровь сочится из открытой раны в горле Горы. Эйемону показалось, что он не дышал на протяжении всей схватки, но теперь он мог выдохнуть. Он с благодарностью протянул руку и похлопал дядю по плечу, чувствуя себя в достаточной безопасности, чтобы показать облегчение на лице. Дядя мрачно кивнул ему и в знак солидарности сжал плечо Эймона. — Жаль. Я бы хотел услышать, как он произносит ее имя, — тихо сказал принц Оберин, в его голосе не было его обычной бурной энергии. Как будто это был сигнал, толпа взревела, все вокруг громко закричали. Они бросились на арену, чтобы поздравить и обнять своего принца. Эйемон заметил, как мужчины стягивают с себя панталоны, чтобы помочиться на тело Горы. Энергия вернулась к нему, когда гнев наполнил его вены, и он шагнул вперед к гуляющим и крикнул: — Довольно! Он мертв! Я не буду стоять в стороне и позволять вам осквернять тело, каким бы чудовищным оно ни было. Горстка стражников выступила вперед и оттолкнула мужчин. — Это великодушно с вашей стороны, ваша светлость, — сказал принц Доран, катя коляску вперед. — Боги не жалуют тех, кто не уважает мертвых, — ровным голосом ответил Эйемон. — Похоже, им было наплевать на пролитую кровь Дорна. Эйемон склонил голову набок и спокойно посмотрел на него. Лицо принца Дорана ничего не выражало, но он, как и его брат, искал реакции на оскорбительные выпады. Когда Эйемон заговорил, голос его звучал осторожно: — Мы не можем знать мысли Богов. Мы сами должны принимать решения; мы должны стремиться сохранить свое достоинство и никогда не опускаться до уровня чудовищ. Ведь если мы это сделаем, то можем ли мы сказать, что лучше, чем они? — Мы не убивали женщин и детей. — Неужели вы думаете, что это такой уж далекий шаг от убийства мужчин? — ответил Эйемон, и перед его мысленным взором предстало тело Олли, бледное и дергающееся, когда тот боролся с петлей на шее. Принц Доран продолжал взвешивать его слова, но затем улыбнулся, и стражник Арео Хотах увез его, чтобы поздравить принца Оберина. Эйемон держался на расстоянии. Это была не его победа и не его месть. Жители Солнечного Копья заслужили это торжество после того, как так долго ждали возмездия и терпели великое оскорбление от пренебрежения Роберта Баратеона к их горю. — Вы удовлетворены, ваша светлость? — спросил его дядя, подходя к нему. — Гора мертв, а принц Оберин жив. Пока этого достаточно, — ответил Эйемон. Он оторвал взгляд от кричащей и танцующей толпы и посмотрел на сира Амори Лорха. У его охранников хватило здравомыслия не присоединиться к празднику, и они все еще держали его в цепях. Рыцарь сидел на песке и плакал. И снова волна гнева и отвращения захлестнула его. Лорх зарезал маленькую девочку, нанеся ей с полусотню колотых ран, и все еще смел оплакивать свою собственную жизнь. Он не прислушался к мольбам принцессы Рейнис Таргариен, так что его собственные мольбы тоже не будут услышаны. Эйемона так и подмывало взять свой собственный меч и повторить ее убийство, но он должен был удовлетвориться тем, что обезглавит его утром. Когда Эйемон снова повернулся к толпе, принц Оберин уже выбрался из ее центра и с довольной улыбкой шагал к нему. — Как видите, ваша светлость, Боги благоволили мне, — сказал он, раскинув руки. — Я вижу, что это воистину так. Поздравляю вас с победой, принц Оберин. Это было вполне заслуженно, — ответил Эйемон, одарив его легкой улыбкой. — Я рад, что мои опасения все-таки оказались беспочвенными. Он протянул принцу руку. Принц Оберин на мгновение задержал на нем взгляд, но потом взял его руку и крепко сжал. — Я должен поблагодарить вас за совет. Он мог бы застать меня врасплох в самом конце, если бы не ваше предупреждение. Эйемон недоверчиво поднял брови. — Не надо так удивляться. Я прислушиваюсь к хорошим советам, когда слышу их. — Хвала богам! Принц Оберин усмехнулся и похлопал его по спине. — Пойдемте! В зал, чтобы отпраздновать! Эйемон позволил ему отвести себя туда; сир Арис и сир Престон прижались к нему так близко, как только осмелились. Слуги в Солнечном Копье были заняты приготовлением пиршества в честь победы, и Эйемон был благодарен, что их усилия не пропали даром. Теперь, когда его кровь снова остыла, он почувствовал, что страшно голоден, и принялся выкладывать еду себе на тарелку. На этот раз он не был в центре внимания и наслаждался этим почти так же, как все остальные наслаждались победой. Эйемон выпил по меньшей мере два кубка вина. Он даже поймал дядю с бокалом в руке и криво усмехнулся. — Что? — спросил дядя, увидев его улыбку. — Я буду пить за победу. А это была великая победа. Старые Боги улыбаются нам. — Так оно и есть, — прошептал Эйемон. Вокруг принца Оберина собралась толпа знати. Эйемон не слышал, что он говорил, но театрально жестикулировал; он подозревал, что завтра в город начнет проникать новая, более блестящая версия истины. «Он и Джейме — две стороны одной медали», — подумал он, нерешительно покачав головой. Впервые с тех пор, как он прибыл сюда, он почувствовал, что напряжение в его плечах спало, и его сердце запело от счастья, что события снова идут своим чередом. Если повезет, переговоры продолжатся, и празднества настроят принца Дорана на сотрудничество. Из толпы материализовался мейстер и, наклонившись, прошептал что-то на ухо принцу Дорану. В руке он крепко сжимал письмо. Эйемон прищурился: он никогда не видел, чтобы мейстер Солнечного Копья бродил поблизости, даже чтобы доставить почту. Принц Доран поймал его взгляд, и Эйемон почувствовал, что его хорошее настроение испарилось. Мейстер неуклонно пробирался к нему сквозь толпу. Когда он подошел ближе, шум стих. Эйемон огляделся вокруг и увидел, что теперь все с нетерпением следят за его продвижением. Он раздраженно нахмурился: он даже не может получить письмо без ажиотажа вокруг него. — Ваша светлость, срочные новости из Королевской Гавани, — прошептал мейстер ему на ухо и передал письмо. Эйемон нахмурился, удивляясь, как он мог это знать, но увидел, что снаружи небрежным почерком Джейме написано «срочно». Он почувствовал, как у него екнуло сердце, когда он сломал печать Ланнистеров. Письмо было длиннее, чем обычно, и он отвернулся в попытке помешать кому-то читать через его плечо. Его глаза быстро пробежали по строчкам, и уже после первых слов его сердце ухнуло вниз. Он свернул письмо. — В чем дело, ваша светлость? — спросил принц Оберин с другого конца стола. Эйемон на мгновение замолчал, все еще потрясенный новостями. Теперь он понимал, почему Джейме не удосужился скрыть его содержание: это была новость, которая в любом случае разлетится в течение нескольких недель по всему королевству. — Роберт Баратеон мертв, — ответил он, встретившись взглядом с принцем.