Chrysalis

Когда Чжан Хао переехал в Корею несколько лет назад, первым, что он заметил, покинув аэропорт, стало то, насколько холодным здесь был воздух. Это был хитрый холод, обволакивающий его голые ноги и проникающий в самые кости. Тот холод, который добрался до его сердца несмотря на то, как крепко он держался за свою маму; тот холод, который не давал ему спать несмотря на кучу одеял в его новой кровати. Свои первые недели здесь Хао провёл в морозе, неспособный практиковаться в своих малых знаниях корейского или готовиться к началу старшей школы. Он мог только ожидать, когда в мир вернется тепло, которое сопровождало его всю его жизнь в Фуцзянь. И это тепло настигло его в первый день школы в лице Сон Ханбина. Хао довольно быстро растаял от улыбки своего одноклассника, от его настойчивости в помощи другим при каждой возможности, от его стремления общаться несмотря на языковой барьер. Неделю спустя Ханбин попросил их учителя китайского провести ему несколько дополнительных занятий, чтобы выучить основы, к которым он не возвращался с начальной школы, и всё лишь для того, чтобы их разговоры проходили комфортнее. Хао плакал, а лёд под его кожей трескался без усилий. Они стали лучшими друзьями, провели годы вместе, и Хао каждую секунду наслаждался бесконечным теплом Ханбина. Только вот в какой-то момент Ханбин перестал быть просто тёплым. Он начал сжигать. Сжигающие прикосновения, сжигающий взгляд, сжигающие слова. Одного объятия было достаточно, чтобы Хао горел весь день, превращая свой мозг в пепел. Он знал, что это значило. Он также знал, что если бы Ханбин чувствовал тоже самое, то он бы уже действовал, слепо добиваясь Хао, делая всё возможное и признавшись тому сразу, стоило бы ему почувствовать хоть малейший шанс на взаимность. Но Ханбин этого не делал, так что этого не делал и Хао. Это было медленное принятие в течение последних двух лет старшей школы. Было больно, но Ханбин всегда давал ему так много любви, что это ощущалось скорее чем-то горько-сладким. Чувства Хао к нему были только маленькой частью целого пазла, формирующего их отношения, и он был бы дураком, если бы не ценил всю любовь другого типа, которой Ханбин его одаривал. И боль, и надежда притупились, так что большую часть времени Хао не придавал этим мыслям сильного значения. Правда сейчас, пока голова Ханбина легко покачивалась на плече Хао от движения автобуса, это было тяжело. Кондиционер был сломан, так что воздух здесь был удушающим, и не помогали даже открытые под крышей окна. Удивительно, что Ханбин в принципе смог уснуть в таких дискомфортных условиях, после того, как всю поездку обмахивал себя и вытирал лицо своей фланелевой желтой рубашкой в клетку. И теперь обесцвеченные волосы Ханбина липли к его лицу, капля пота стекала по его виску, и его толстые, длинные ресницы трепетали над его красными щеками, встревоженные сновидениями. Было тяжело игнорировать инстинкты, которые говорили Хао наклониться и поцеловать, дотянуться до одинокой руки на его бедре, обхватить его расслабленные плечи. Да, было тяжело игнорировать жар Ханбина, но он привык к этой битве. К чему он не привык, так это к уединенному совместному пребыванию так далеко и так надолго. Это было похоже на приключение, на нечто сомнительно запрещенное, несмотря на всю обыденность. Когда Ханбин пригласил его провести их последние летние каникулы в старшей школы в доме бабушки с дедушкой, Хао был вне себя от восторга. Потом Ханбин уточнил, что старшие уедут в отпуск, так что они будут там совершенно одни, и на секунду Хао поймал желание отказаться просто из чистой паники. Это ощущалось чем-то опасным: постоянно иметь рядом Ханбина, и больше никого, кто смог бы вытащить их из привычного им пузыря. Уже тогда он знал, что во время поездки, рано или поздно, он оступится. Но Ханбин улыбался так ярко, и его глаза блестели от звезд, так что Хао смог только кивнуть, принимая свою судьбу. И вот они здесь, в пустом перегревшемся автобусе, чемоданы лежат на сидениях перед ними, на пути к уединенной деревеньке, в которой вырос Ханбин. Хао уже был здесь однажды, на втором году обучения во время празднования дня рождения Ханбина вместе с его семьей. Это ощущалось чем-то особенным: то, что Ханбин позвал только его из всех друзей, то, как мама Ханбина относилась к нему, как к собственному сыну, и то, как они играли в реке, где Ханбин держал его так крепко, потому что Хао боялся упасть. Хао не помнил, когда именно он посмотрел на своего друга и ощутил, что его сердце билось быстрее обычного, но в тот момент на реке он впервые осознал. Тогда это было только росточком. И было больно, но Хао ни за что бы не променял этот прекрасный расцветающий цветок на что-либо другое. В конце концов, Ханбин заслуживал всей любви, которую он только мог дать. Так что, всё в порядке, Хао не против помучиться от шипов время от времени. Ханбин что-то пробормотал, вытаскивая Хао из фантазий. Иногда он болтал во сне, если был расслаблен, и Хао любил эти странные разговоры, которые могли случиться в таких ситуациях. — Что ты сказал? — спросил он, склоняя голову, чтобы лучше слышать. — Тебе надо взять картошку фри, — с грустью настаивал Ханбин. — Будет очень много картошки фри! — Хорошо, хорошо, — Хао ласково посмеялся, — я возьму её. — Но ты неемзнаешь, где кот. — Всё в порядке, я разберусь. Не переживай. Ханбин проворчал что-то невнятное и нахмуренно кивнул, затем шмыгнул носом, легко надувшись, и снова успокоился. Хао хотел сжать его до переломанных костей. Как вообще кто-то может быть настолько милым? Ханбин его просто убивает. Каким-то чудом Хао смог сдержаться и не убить Ханбина до их остановки. Его друг был растерян после того, как его аккуратно разбудили, но поверил словам Хао о том, что они приехали. Вместе они выбрались из машины, и, стоило им только ощутить небольшой комфорт от свежего воздуха, как автобус отъехал, и их накрыло обжигающим солнцем. Хао вздохнул, вытаскивая ручку своего чемодана. — Вроде бы в эту сторону, да? — Дай мне, — Ханбин тут же остановил его, хватая его багаж. — А, да ладно, ты не должен- — У тебя наверняка плечо ноет после того, как я поспал на нём! — он нахмурился, пресекая попытки протеста. — Пойдем, мне срочно нужна тень. Их пальцы на секунду соприкоснулись, и этого было достаточно для Хао, чтобы ослабить хватку и передать свои вещи. Ханбин решительно пошел вверх по улице с двумя чемоданами, катящимся по сторонам от него. Дорога не была асфальтированной, скорее просто широкой грунтовой тропой, которая, вероятно, давным-давно была вымощена камнем, судя по плоской, тускло-черной гальке, иногда проглядывающей сквозь нее. Она поднималась на небольшую гору, и даже сквозь густую растительность они уже могли различить первые дома деревушки, в которой им предстояло остановиться. Старые, замшелые, обветшалые, но со следами ремонта. Маленькая деревушка, приютившаяся в пышной долине между горами, была все такой же, какой ее помнил Хао. Тогда он здесь не многое успел увидеть с заднего сиденья машины мамы Ханбина. Но, тем не менее, эта дорога ощущалась телепортом в прошлое. Всё и все здесь были древними. Настолько, что Хао был шокирован, увидев, что дедушка Ханбина пользуется смартфоном, пусть и немного небрежно. Яркий экран со слишком большими символами казался таким неуместным в этом традиционном доме, что создавалось впечатление, будто кто-то из актеров пьет кофе из STARBUCKS во время съемок исторической драмы. К счастью, здесь были вода и электричество, а значит, их проживание здесь будет более комфортным, чем у людей, которые построили этот дом бог знает сколько веков назад. Воспоминание о дедушкином телефоне заставило Хао вспомнить про свой. Как Ханбин и предупреждал, связи здесь хватает только на одно деление, и даже так оно тут же, будто смеясь над ним, пропало, оставляя его без связи вовсе. Они планировали вместе добраться до точки, с которой можно было бы уведомить их родителей о том, что они добрались сюда в целости и сохранности; но это всё также значит, что у них не будет возможности просто залипать в интернете, чтобы занять чем-то этот месяц. Но всё в порядке. Когда они вместе, их телефоны так и так остаются забытыми. По пути к дому несколько пожилых людей узнали Ханбина, обращаясь к нему в формате «Сон-младший наконец-то вернулся». Ханбин смеялся и приветствовал их в ответ, в то время как Хао просто неловко махал рукой. Местное общество было таким сплоченным и мирным, и он, конечно, не сомневался, что иностранец, оставшийся с их любимым Соном-младшим на целый месяц, обязательно станет популярной темой в обиходе; сплетни и домыслы неизбежны, если верить рассказам Ханбина о том, что каждый местный житель пытался свести его со своей внучкой. Хао гадал: если они и начнут обсуждать его совместное проживание с Ханбином, то будет ли это из-за его происхождения или гендера, или, может, из-за того и другого. Но больше его интересовало, заботило ли их мнение самого Ханбина. Хотя это не было реальным беспокойством. Потому что Хао знал, что, как бы это не заботило Ханбина, сам он больше всего заботился о счастье своего лучшего друга. И вот так, словно проплывающее по небу одинокое облако, эти мысли прошли мимо него. В конце концов, это путешествие было для них возможностью насладиться своим временем вдали от тягот привычной жизни, так что Хао не позволит подобным вещам встать у него на пути. — Прости, что уснул на тебе в автобусе, — извинился Ханбин, когда они перешли на другую, более узкую дорожку. — Тебе стоило разбудить меня. Хао взглянул на его красные щеки и на секунду представил, что они покраснели из-за смущения, а не от жары. — Ты закидывал меня мемами до четырех утра, так что, думаю, тебе реально надо было поспать, — посмеялся Хао. Ханбин заскулил, издавая милый звук, который, вроде как, должен был казаться расстроенным. — Я был слишком воодушевлен! Ты тоже долго сидел! — И если бы я уснул в автобусе, ты бы меня разбудил? Вау. И каким бы другом ты был после этого? — Ау, не дуйся, — Ханбин ухмыльнулся. — Ты же знаешь, я всегда даю тебе поспать. — Но ты возмущаешься, когда я делаю тоже самое? Ты невыносим. — Ладно, тогда буду каждый день будить тебя пораньше! — Я этого не просил?! Ханбин рассмеялся от его реакции, и Хао, конечно же, посмеялся в ответ. Всё-таки у Ханбина был самый прекрасный смех, высокий, воздушный, сладкий. Хао было стыдно из-за этого, но однажды он сохранил голосовое сообщение своего друга, где у того был приступ смеха, просто чтобы слушать его в моменты грусти. Хао нужно было только закрыть глаза и представить Ханбина, с его плотно закрытыми веками и кошачьими ямочками на щеках, и всё в мире снова возвращалось на свои места. Но, конечно, ничто не было лучше реальности, в которой он заставлял Ханбина смеяться, в которой видел вживую, как он заливался румянцем и как он склонялся и от смеха покачивал головой — каждый раз по-разному. Хао был настолько влюблён, что это смущало даже его самого. Наконец, они свернули с транспортной дороги и пошли по тропинке, пробиравшейся сквозь высокие сорняки и папоротники, которые щекотали их обнаженные икры. Они вернули себе частичный щит от солнца в виде деревьев, сопровождавших их во время подъема в гору, пока вокруг пели птички, словно приветствуя их. Дом был таким же, каким его помнил Хао. Длинное и узкое здание, построенное из деревянных брусьев, очень старое, но все еще выглядевшее крепким, как будто оно всегда здесь было и всегда будет. За ним был сад, а еще дальше, у подножия холма, протекала река, в которой они играли. В этом месте было что-то умиротворяющее, словно бы оно обещало простые дни и счастливую жизнь. Тень веранды стала долгожданной передышкой от изнуряющей жары. Ханбин повозился с замком, достав ключ из-под коврика, и когда они вошли внутрь, воздух был спертым и пахнущим лавандой. Ханбин внес их чемоданы внутрь, скинул свои кроссовки и по какой-то причине резко побежал вглубь дома. Хао не торопился, снимая свою обувь, пока осматривался и привыкал к видам этого места. Он жил в Корее уже несколько лет, но всё еще не мог привыкнуть к тому, что в доме ходят босиком. Что ж, просто остаться в носках — тоже пойдет. Пол был чистым, приятное на вид дерево было отполировано десятилетиями хождения по нему людей. На белых стенах проглядывали маленькие трещены, а рядом с деревянной балкой в углу коридора Хао разглядел линии и пометки. Записи о росте детей, выросших здесь. Он услышал Ханбина еще до того, как увидел, что тот бежит обратно и почти поскальзывается на деревянном полу. Хао рефлекторно поднял руки, чтобы поймать его, но Ханбин справился с тем, чтобы замедлиться перед ним. Он сиял. — Я нашёл их! С этими словами Ханбин положил на пол перед своим другом пару старых, уродливых, розовых и пушистых тапочек на размер меньше, чем нужно. И хотя Хао внутри себя уже смирился, что ему придется ходить босиком, Ханбин в первые же минуты позаботился о его потребностях, словно это было естественно, словно он всегда думал о том, чего хотел Хао. Это было так мило, так любяще, что сердце Хао начало гореть, а его собственная любовь к парню росла и грозила вот-вот перелиться через край. О, нет. Они только приехали, а у Хао уже голова кругом от того, насколько Ханбин идеален. — Спасибо, — выдавил он, опустив взгляд на тапочки, чтобы волосы закрыли его затуманенные глаза. — Давай всё разложим, а потом сходим в магазин, — решил Ханбин. — Я всё тебе покажу! Так много времени прошло, ты, наверное, ничего не помнишь. Хао помнил, потому что он помнил всё, что было связано с Ханбином, но решил не говорить этого. Так что он позволил провести для себя экскурсию по дому. Коридор разделял здание надвое, дверь справа вела в главный холл, за которым перекрещивающиеся половицы и раздвижные двери скрывали сад. В стороне стоял старый электронно-лучевой телевизор, маленький низкий столик, потертые подушки с разными рисунками, а также антикварный вентилятор, достававший Хао до бедра. Современной системы охлаждения здесь не было, так что это было их единственной надеждой этим летом. И всё же дом отличался от воспоминаний Хао. Без остального семейства Сон он казался больше. И именно здесь они будут проводить большую часть своего времени. Хао представил, как они лежат на полу, едят за столом, смотрят ночью фильм, сидят на веранде, которая, как он знал, находится за раздвижными дверьми. Это будет их дом, пусть и ненадолго. Это возбуждало и нервировало его, он был слишком полон энергии, несмотря на духоту в комнате. Ханбин рядом с ним перечислял лежавшие здесь кассеты с фильмами, и по его улыбке было видно, что, по крайней мере, часть волнения была разделена на двоих. За этой комнатой была кухня, узкая и тесная, с газовой плитой поверх старой духовки. Кухонные шкафы, крошечный холодильник и морозильная камера были почти пусты: здесь было только несколько продуктов, пригодных для длительного хранения, которые остались от пожилой пары. — Нам нужно составить список, — предложил Хао. — Чтобы у нас точно были все ингредиенты для готовки. — Ага, хорошая идея, — согласился Ханбин, хватая стикеры и ручку, лежавшие на холодильнике. — Нам нужно… Тофу, куча мяса, бекон… Яйца… Хочешь чего-то определенного? — Нам нужна какая-то холодная еда, чтобы спасаться от жары. Давай купим всё для нэнмёна. И еще много мороженого! — Хорошо, окей… Что ещё… У нас уже есть лапша… Ханбин нахмурился, покусывая ручку, и, возможно, дело было в палящем солнце, но Хао внезапно почувствовал, что поплыл. Его окутала фантазия, представления о том, что это могла бы быть их обычная жизнь. Та, где они ходили вместе за продуктами, где жили вместе и готовили себе еду каждый день. Мысль о блаженной домашней жизни, полной объятий и теплых прикосновений, пока они обсуждали бы совершенно незначительные вещи, была ослепляющей. А потом Хао моргнул, и мечты растворились. Они были просто друзьями, для которых происходящее было чем-то новым и временным — до того, как они вернутся к своим привычным жизням. Хао стоит наслаждаться тем, что есть сейчас, а не застревать в мыслях о том, чего не будет. После составления списка Ханбин провел его в другую часть дома. Там была ванная комната — небольшое пространство, содержащее унитаз, раковину и удивительно большую ванну. Хао всегда пользовался только душевыми кабинками, воспринимая ванны как роскошь, которую он не мог себе позволить, так что это стало воодушевляющим открытием. Затем они, наконец, дошли до спальни, посередине которой лежал большой футон, а настенные панели скрывали шкаф, и больше ничего. Одна-единственная кровать на весь дом. Сердце Хао забилось быстрее, а руки дрогнули. Они не обсуждали, как будут спать. Он знал, что тут где-то были дополнительные футоны, потому что Ханбин уже проводил здесь своё лето, но они еще не были разложены. И, возможно, не будут. Возможно… Они могли бы разделить одну постель. Хао нервно сглотнул. Предполагал ли Ханбин, что они будут спать вместе? Что Хао должен сказать, чтобы ненавязчиво показать, что ему это понравилось бы? — Хочешь, чтобы я разложил еще одну постель? — внезапно спросил Ханбин. — Чтобы ты пробирался ко мне перед сном, чтобы поболтать, и все равно в процессе уснул бы со мной? Не парься, так будет проще, — Хао посмеялся, незаметно обмахиваясь подолом своей футболки. — Ты прав, я просто хотел убедиться, — Ханбин улыбнулся в ответ, и, наверное, ему всё ещё было слишком жарко, потому что его щеки снова начинали краснеть. — Я принесу наши вещи, чтобы разложить их. — А я открою окна, чтобы впустить воздух! Он не хотел, чтобы бедный Ханбин умер от теплового удара в первый же день. Хао раскрыл окно спальни, приложив усилия, когда оно застряло на середине. Охваченный любопытством, он высунул голову. Это была задняя часть дома, с крыльца которой открывался вид на сад. В нём были ряды овощей, зеленые листья и ростки, покрывавшие землю и окруженные ухоженными деревьями, некоторые из которых приносили плоды. А дальше, за низким забором, начинался лес, и узкая тропинка спускалась к реке, которую он уже почти слышал. Пахло землей и зеленью, что-то сладкое витало в воздухе, и повсюду цвели цветы. Хао был городским с ног до головы, и, покуда ему не нужно было ухаживать за садом и иметь дело с червями и насекомыми, всё было прекрасно. Из ванной открывался прямой вид на дорогу, по которой они добирались до сюда, но, к счастью, здесь было достаточно растительности, чтобы перекрыть вид на другие дома. Иначе Хао чувствовал бы себя довольно беззащитно, принимая ванну ночью и в процессе ловя взгляд пожилого человека. Кошмар. Затем Хао прошел в главный зал и отпер раздвижные двери. Они оказались тяжелее, чем он ожидал, скрежет и скрип свидетельствовали о том, что их некоторое время не открывали полностью. Но, в конце концов, ему удалось открыть их, и он поднялся на крыльцо, впуская в дом легкий ветерок. Деревянная веранда простиралась далеко за пределы дома, наполовину затененная крышей и достаточно широкая, чтобы на ней можно было улечься. Сбоку были сложены садовые инструменты, деревянные поленья на зиму и небольшая лестница, которая была рассчитана для тех, кто был слишком стар, чтобы преодолеть расстояние высотой по колено между деревянными досками и землей. Хао сделал шаг наружу, его легкие наполнились, несмотря на жару, и он чувствовал себя так, будто ступил в другой мир, далекий от строгости школы, надзора родителей и правил обычной жизни. Свобода. — Мне разложить твои вещи? — спросил Ханбин через окно спальни. — А, я иду! Заполняя шкаф одеждой и ванные полки своими принадлежностями, Хао чувствовал себя так, словно это их дом. Футболка Ханбина рядом с его, голубая зубная щётка Ханбина рядом с его розовой. Чем больше Хао наблюдал за этим, тем сильнее то странное оцепенение, охватившее его ранее, возвращалось, затуманивая его чувства. Ему стоило быть осторожным, следить за своими мыслями, чтобы в момент слабости не принять мечты за реальность. Конечно, Ханбин простит его за любой промах, но это определенно было бы неловко для обоих. На Хао лежала ответственность за то, чтобы его друг не почувствовал себя дискомфортно. Он знал, что ему нужно делать, и точно также понимал, что это будет невозможно, когда Ханбин вот так легко хватал его за запястье, чтобы отвести его на улицу. Обжигающие пальцы касались тонкой кожи, а чарующая улыбка заставляла Хао отражать её, как в зеркале. Да, он знал, что скоро сломается. Но маленькая, эгоистичная часть его надеялась, что он получит ещё немного прикосновений Ханбина прежде, чем всё разрушит. Городок был настолько маленьким, что у них заняло всего пять минут под солнцем, чтобы добраться до единственного магазина — тесного современного здания. «Современного» в плане «построенного в прошлом веке». Двери не были автоматическими, Ханбин толкнул их, чтобы открыть, и придержал их для Хао. Впервые с того момента, как они покинули свои родные дома этим утром, они почувствовали волну свежего воздуха. — Ого, это же Сон-младший! — воскликнул владелец магазина из-за прилавка с улыбкой, подчеркнувшей его лицо, отмеченное временем. — Твой старик говорил, что ты приедешь! — Здравствуйте! Да, мы здесь на летние каникулы! — просиял Ханбин. — Здорово снова увидеть вас, сэр! — А кто это с тобой? Смущенный внезапной атакой вниманием, Хао пододвинулся к своему другу и схватил его за руку в немой просьбе о помощи. — О, это мой лучший друг! Его зовут Чжан Хао. Пожалуйста, будьте терпимее с ним, он иностранец и еще не до конца понимает диалекты… — Здравствуйте, — он вежливо поклонился. — Так это тот мальчик, о котором ты рассказывал! Цзян Хао! Ханбин неловко посмеялся, его щеки все еще были красными от жары, несмотря на наличие в комнате кондиционера. Капелька пота стекла по его щеке, и Хао стёр её своим запястьем, даже не подумав. — Мы хотели купить немного еды для перекуса, пока не открылся рынок со свежими продуктами. Завтра же, да? — Каждое воскресенье, как обычно, — подтвердил дедушка. — Тогда увидимся там! Они изучали маленький магазинчик, пока Ханбин параллельно переговаривался с владельцем. Они шли по двум тесным проходам, держась бок о бок и, как всегда, повернувшись друг к другу, даже если Ханбин разговаривал с кем-то другим. Хао не нужно было говорить с ним, чтобы знать, что он думает о его предложениях: единственного взгляда от Ханбина было достаточно, чтобы его мысли были ему ясны, как день. Они загрузили сумку Ханбина несколькими простейшими товарами: рамен быстрого приготовления, закуски, колу и, конечно же, огромное количество мороженого. Разных видов и вкусов, ровно столько, чтобы каждый мог съедать по одному в день до конца поездки. Хао заплатил за все это банкнотами и монетами, которые были у него в кармане, как назначенный казначей на эти каникулы. Они побежали домой в попытке спасти мороженое, но при этом стараясь не разбалтывать газировку слишком сильно. Вернувшись в дом, они разложили всё по полкам и в холодильник и, наконец, разлеглись на полу, уставшие и перегревшиеся. — Сходи в ванну, — предложил Ханбин, развалившись в форме звезды. — Мой ресурс на сегодня исчерпан. Больше мы отсюда не выйдем. — Иди первый. Если ты не охладишься в ближайшее время, то, думаю, откинешься. — Хорошо, тогда я быстро… Кряхтя, Ханбин поднялся и исчез в коридоре. Спустя несколько секунд в одиночестве Хао достал телефон и отправил небольшое сообщение маме, чтобы уведомить её, что он добрался до сюда в целости. И только когда пометка об успешной доставке сообщения так и не появилась, он вспомнил о насущной ситуации. Он встал и вытянул руку с телефоном, пытаясь найти волшебное место в главном зале, но удача его не встретила. Хао вздохнул и снова спрятал свой телефон. Несмотря на прежнее пожелание Ханбина, им всё-таки придется сегодня выйти из дома. К тому времени, как Ханбин вернулся, Хао успел разобраться, как включать вентилятор, и полностью охладился, мечтательно сидя на полу. И это было к лучшему, потому что Ханбин вернулся в комнату с обнажённым торсом и мокрыми волосами, заставляя Хао почувствовать себя на грани жара. С его чёлки упала капля, стекшая по выпуклой груди, прокатившаяся по мягкому животу и впитавшаяся в ткань шорт. Хао сглотнул. — Твоя очередь, — легко сказал Ханбин, сев рядом с ним, словно бы не поднимал прямо сейчас температуру всей комнаты просто своим присутствием. — Нам нужно написать мамам. Я пытался, но сообщение не дошло, — сказал Хао, поднимаясь. — А, точно… Я схожу и отправлю, пока ты моешься. Возьму твой телефон? — Конечно, спасибо. Хао снова смог дышать только после того, как закрыл за собой дверь ванной комнаты. Глазел ли он слишком сильно? Он надеялся, что не переборщил. Это было очень трудно оценить, когда каждый его взгляд можно было расценить как плотоядный. Но Хао не был виноват в том, что Ханбин горячий. Остальные только недавно начали это понимать, когда он сбросил вес, но Хао всегда это замечал. Его широкие плечи, то, с каким контролем он двигал своим телом, то, как Хао был полностью окружен им, когда Ханбин держал его в своих объятиях… Ладно, ему очень нужна ванна прямо сейчас. Ханбин не спустил воду. Вероятно, просто забыл, пока торопился освободить место для Хао. С громко бьющимся сердцем Хао приблизился к ванне. Она, конечно, была грязной. Но, возможно… Может быть, он мог бы… Коснувшись воды кончиками пальцев, он отскочил от ванны с шипением. Только психопат вроде Ханбина стал бы купаться в ледяной ванне. Понятное дело, что снаружи жара, но окунуться в такую воду стало бы для Хао пыткой. Ему пришлось собраться с духом, прежде чем со стоном опустить руку в воду и включить смыв. Это было к лучшему, утешал он себя. Если бы вода была чуть теплей, он, возможно, принял бы очень сомнительное решение. Хао заполнил ванну водой более адекватной температуры, забравшись в неё еще до того, как она наполнилась полностью. Это было больше похоже на очень маленький бассейн, чем на любую привычную ему ванну, деревянный и квадратный, но все равно удобный. Хао, оставшись один в доме, уставился в потолок и задумался. В последнее время он очень возбужден, и ему было трудно иметь с этим дело. И этой ночью ему придется спать рядом с Ханбином. Объективно, лучшим решением было бы немного спустить пар сейчас, чтобы исключить возможность неловкого похода в туалет после неудачной попытки заснуть. Но эта мысль ощущается странно… Заниматься этим в ванной, которой пользовались пожилые люди. Даже если Ханбин уже помылся в ней. Обнаженный. Прямо здесь, где он сейчас. Пока он метался от одного решения к другому, ванна уже наполнилась, и Хао тщательно смыл с себя дневную грязь. То, что Ханбин вернулся из своего небольшого путешествия, помогло Хао решить свою судьбу. В конце концов, ему нужно было научиться справляться со своими неудовлетворенными потребностями. Дисциплина, сосредоточенность, решительность. Всё это понадобится Хао, чтобы выжить без потерь. И, возможно, когда все остальное потерпит неудачу, ему следует взять пример с Ханбина и прыгнуть в холодную ванну. К счастью, конец дня прошёл проще, чем он ожидал. Они поели рамён вместе за маленьким столиком под успокаивающим дуновением вентилятора, двери были открыты до тех пор, пока мотыльки не начали роиться в комнате, налетая на свет ламп. Они быстро закончили есть и выключили телевизор, оставшись с мороженым в темноте на крыльце, чтобы убедиться, что насекомые улетели. Они поговорили о школе, последних сплетнях, домашнем задании, которое им безжалостно задали в последний день. Несмотря на то, что все было по-другому, это не изменилось: то, как они разговаривали друг с другом, с приятной непринужденностью, хихикая и подталкивая друг друга. Когда они всё закрыли и пошли в постель, ложась рядом друг с другом, Хао умирал внутри себя уже чуть меньше, поворачиваясь спиной к Ханбину, чтобы случайно не обнять его во время сна. Как и всегда, они несколько раз пожелали друг другу спокойной ночи, прежде чем по-настоящему лечь спать без очередной попытки завести диалог, и в какой-то момент Хао смутно ощутил, как на него набросили еще один слой тонкого одеяла. Это было легче, чем он ожидал — позволить себе уснуть под ровное дыхание Ханбина рядом с собой, без каких-либо грязных мыслей, которые приходили ему в голову ранее. Может, и всё последующее их пребывание здесь пройдёт также легко.