Лорд Наоборот

Когда Колин плакал, Геланор ненавидел весь мир. А того, кто был причиной — в особенности. Дело сильно осложнялось тем, что виновником в этот раз оказался родной брат Колина, а значит, его нельзя было ни проклинать, ни избивать, ни даже пальцем трогать. — Ну вот что с ним не так? — всхлипнул Криви. — Почему он не хочет взрослеть? Да, раньше, до Хогвартса мы всегда были вместе, но теперь-то мы уже не дети. У каждого начинается своя жизнь. — Вряд ли Деннис понимает, что такое любовь. Глупый ещё. Это типично детская ревность. Геланор в очередной раз промокнул слезы Колина наколдованным платком, еле сдерживая гневную дрожь. Было невыносимо смотреть, как он плачет. — Почему мой брат такой эгоист? Думает только о своих чувствах, а мои будто ничего не значат! — Избалованный мальчишка. Честно говоря, у меня есть вопросы к вашим родителям. — Ну должна же у него быть хоть капля понимания? — с отчаянием воскликнул Колин. Геланор наколдовал новый платок — старый промок окончательно. — Я бы сказал, что у него замашки заправского манипулятора. Он моментально пресёк твою попытку конструктивно поговорить, вывел к мнимой дилемме и попытался сыграть на твоём чувстве долга. — Думаешь, он специально это делает? Какой же… паразит мелкий! Боже, у меня в голове не укладывается — он заставляет меня выбирать между ним и тобой! — Криви вскочил, не в силах усидеть не месте. Слезы продолжали течь, но теперь глаза горели яростью. — Я люблю его, очень люблю, но если он требует пожертвовать отношениями, я вычеркну его из своей жизни. Мне будет безумно больно, но я это сделаю! — Колин, тише, — Геланор сжал обе его ладони. — Не надо никого вычеркивать. Видишь, как Деннис умудрился все повернуть? Ты уже принимаешь правила его игры и думаешь, что должен сделать выбор. Нет никакой дилеммы. Тебе не нужно выбирать между ним и мной только потому, что он так сказал. Это же детская манипуляция в стиле «Дай конфету или я выпрыгну из окна». Нельзя принимать его правила, надо их обойти. — Мало нам было проблем, так ещё и выясняется, что мой брат — социопат! И что я должен продираться через его манипуляции! — Не думаю, что Деннис делает это осознанно. Он явно не социопат — у них почти всегда высокий интеллект. Его бы к психологу сводить, только вот в магическом мире нет психологов. — Тогда ему пропишут таблетки, которые сделают его овощем, и мама меня за это убьёт, — мрачно ответил Колин. Геланор не стал доказывать ему, что психологи вообще не имеют права выписывать лекарственные средства — все равно это было бессмысленно, ведь психолога в магическом мире не достанешь. — Знаешь, что? Я считаю, нужно проучить Денниса. Притворись, будто принял его условие и больше не собираешься с ним общаться. Вот сколько времени вы проводили вместе до сих пор? — Обычно мы разговаривали за столом в Большом зале и в гостиной по вечерам. Выходило где-то час-полтора в день. Иногда меньше. — Не так уж мало, — Геланор вообще не понимал, в чем претензии этого недомерка. — Если лишить его общения с тобой, он быстро пойдёт на попятную, я уверен. Неделя максимум — и Деннис извинится, ты его простишь и все будет хорошо. Криви на несколько секунд задумался. Геланор ожидал, что он откажется и от этой затеи, посчитав её слишком жестокой, однако, к своему удивлению, получил в ответ кивок. — Попробуем. Все равно я не хочу с ним разговаривать. Достал! Оставалось только надеяться, что Колин не сдастся первым — всё-таки чувство ответственности за младшего брата могло здорово помешать. Он никогда не отличался большой выдержкой, и сложно было сказать, насколько хватит его терпения. Геланору было досадно, что у Колина вообще есть младший брат, а от того, что этот детеныш приносит проблемы, досада усиливалась во сто крат. Почему его родители не остановились на одном ребенке? Почему добрая половина населения планеты не останавливается? В какой момент кто-то из пары говорит: «Дорогой, дорогая, у нас есть маленький недочеловечек, стоивший девяти месяцев страданий, десяти часов невыносимой боли и трёх лет бессонных ночей. Давай повторим»? Он не знал ни одной адекватной семьи, где было больше одного ребёнка. Взять Макмиланнов — трое детей, отец не вылезает из судов. А Уизли были неоспоримым доказательством того, что после рождения четвертого семья как система коллапсирует в черную дыру, у которой вместо горизонта событий — горизонт пиздеца, непонятного стороннему наблюдателю. Вот семья Грэйнджеров со стороны казалась образцовой — уважение друг к другу, никакой гиперопеки, никаких манипуляций и принуждения. Хотя Геланор не очень-то ими интересовался, видел всего пару раз и составил мнение только по частичным урывкам из рассказов Гермионы. Но делать было нечего, раз уж Деннис появился на свет, оставалось только принять это как данность и попытаться эту данность сплавить подальше, обойдясь при этом наименьшими жертвами.

***

Мегхарни как будто специально подгадывал, когда Геланор наконец-то собирался сходить на урок Астрономии после нескольких прогулов, и звал на сеанс именно в это время, чтобы окончательно испортить его отношения с Синистрой. «Пожалуй, Астрономию мне тоже придётся бросить», — подумал он, когда Поттер развернул его на полпути к башне со словами, что Дамблдор уже ожидает. Мысленно попрощавшись с хорошей оценкой, Геланор последовал за ним. Как назло, начал накрапывать дождь, к которому очень скоро присоединился и мокрый снег. Несмотря на водоотталкиваюшие чары, прогулка выдалась не самой приятной. Геланор вздохнул с облегчением, когда они наконец добрались до утыканного антеннами дома. На этот раз Мегхарни зашёл в своём безумии ещё дальше — он потребовал, чтобы лампочку в рот взяла и Распределяющая Шляпа. — Я нашёл неопровержимые доказательства того, что плазмоиды могут вселяться не только в людей. Возьми лампочку, тряпичная форма жизни! Дамблдор утешительно погладил Шляпу по обвисшей верхушке, когда она бросила на него возмущенный взгляд, прежде чем подчиниться. Геланор пожалел, что под рукой нет колдоаппарата — эта картина просто обязана была висеть в Большом Зале. Или хотя бы в кабинете директора. Сегодня Мегхарни даже не трогал Поттера, а решил начать сразу с Геланора, нацепил на себя недовольную Шляпу и пригласил садиться. — Постарайся на этот раз получше, тряпичное существо. Мне нужно увидеть все, связанное с перемещением души или как тот процесс называется. Именно в эти моменты может что-то проясниться. Шляпа фыркнула — ей опеределенно не нравились это занятие и сам Мегхарни. Старый индус, впрочем, тоже не отвечал ей особой симпатией. Геланор опустился в кресло, морально готовясь увидеть максимально неприятную картину. — Что ж, давай посмотрим на следующие крестражи, — бодро объявил старик. Хотя Геланор ожидал увидеть нечто пугающее, он не думал, что это будут три мёртвых тела. Богато обставленная гостиная особняка сперва даже казалась уютной, сломанный стол и опрокинутое кресло не сразу бросались в глаза. Зато убитых сложно было не заметить. Красивый мужчина средних лет, так похожий на него — и, конечно же, на Тома Реддла — безжизненным взглядом смотрел в потолок, чуть поодаль лежали ещё два трупа — очевидно, бабушка и дедушка Волан-де-Морта. Сам Реддл стоял посреди комнаты и лёгкими взмахами палочки чертил руны. Дорогой ковёр валялся в углу, грубо скомканный, а на паркет юный Волан-де-Морт положил столешницу, чтобы обеспечить ровную поверхность. — Он собирается создать крестраж прямо здесь? — спросил у воздуха Геланор. — Ну да, почему бы и нет. Зачем тянуть? Круги казались невероятно сложными, но Мегхарни попал в тот момент, когда Волан-де-Морт наносил последние штрихи, поэтому долго ждать не пришлось. В малый круг он положил кольцо с черным камнем, а сам встал в центр большого, поднял волшебную палочку и тихо произнес неизвестное заклинание. Геланор не сумел расслышать вербальную формулу. Впрочем, она и не была ему нужна — исследование о крестражах осталось далеко в прошлой жизни. Он даже не помнил, что там понаписал и насколько углубился. Поначалу все было спокойно, Том стоял, закрыв глаза, будто к чему-то прислушивался, но вскоре на его лице начали появляться признаки боли. Сперва он лишь поджал губы, но боль, очевидно, становилась сильнее — он морщился, дышал тяжелее, а через некоторое время застонал, изо всех сил сжимая дрожащие кулаки. — Можно как-нибудь перемотать? — попросил Геланор. Теперь он не ощущал чужого страха, потому что и сам Том уже знал, что ритуал его не убьёт, однако все равно в таком зрелище приятного было мало. — Попробуем, — согласился Мегхарни. Фигура Тома растаяла в черном тумане. Прошло несколько секунд — и туман отступил, открыв новую картину: теперь это была небольшая комната с низким потолком. В углу стояла простая деревянная кровать, у окна — письменный стол, один шкаф для одежды и один для артефактов — вот и вся мебель. Реддл лежал на полу, все его тело тряслось, а на лбу выступили капли пота. Взглянув на малый круг, Геланор увидел чашу и, не сдержавшись, протянул к ней руку. Он так давно её искал, так старался уничтожить, но теперь, в настоящем, её местоположение до сих пор оставалось неизвестным. Смотреть на нее сейчас, такую реальную и вместе с тем иллюзорную, было сродни пытке. — Сколько, говоришь, крестражей он создал? — спросил Мегхарни. — Семь. — Смотрю, паренек-то не слишком умный, — проворчал старик с презрением в голосе, от которого Волан-де-Морт впал бы в неистовство, если бы только услышал. Пролежав на полу ещё пару минут, Волан-де-Морт с трудом поднялся и взял чашу. Видимо, ритуал был завершён. Он кое-как перебрался на кровать, но, прежде чем обессиленно рухнуть на неё, взмахнул палочкой в сторону рун, заставив их исчезнуть. — Ничего интересного, — через некоторое время резюмировал Мегхарни. — Всего лишь очередной крестраж. Польза для нас нулевая. Геланор только хмыкнул. Лишь безумец вроде Мегхарни мог сказать про крестраж «ничего интересного». Чисто из научного интереса можно было и понаблюдать за процессом разделения души, однако на муки человека, носящего его лицо, Геланор смотреть не желал. В следующем видении появилась ещё одно незнакомое место. На этот раз помещение, в котором он оказался, было обставлено со вкусом и чем-то напоминало комнаты особняков чистокровных семей, однако по сравнительно новой мебели и чистым обоям становилось ясно, что дело происходит не в древнем здании. Волан-де-Морт, чья кожа уже приобрела неестественную бледность, стоял в центре рунического круга, покачиваясь от слабости. Контуры круга ещё светились, а значит, ритуал пока не завершился. — Ему как будто с каждым разом всё легче переносить эту хрень, — заметил Мегхарни. — Наверное, потому что от души остаётся все меньше и меньше и она болит уже не так сильно, — высказал предположение Геланор. Старый индус что-то утвердительно промычал, соглашаясь с гипотезой. Внезапно Волан-де-Морт вздрогнул и обернулся, глядя в совершенно пустой угол. Геланор и моргнуть не успел, как Тёмный Лорд резким взмахом палочки направил невербальное заклинание туда, где ничего не было. Или все-таки было. Раздался задушенный возглас, через секунду перешедший в хрип. Ткань, быстро приобретающая видимость, соскользнула с человека, зажимащего обеими руками глубокий порез на горле, из которого тугими струйками хлестала ярко-алая артериальная кровь. — Это что за тип? — ахнул изумленный Мегхарни. Геланор не ответил. Этот юноша казался совершенно чужим, незнакомым, однако едва ли можно было сомневаться в его личности. Голова начала болеть — через считанные минуты сеанс мог прерваться. Человек медленно сполз на пол. Одну руку он все ещё крепко прижимал к горлу, но вторая потянулась к большому медальону, висящему на его шее. Он был размером примерно с половину ладони и казался похожим на один из тех, в котором хранят фотографии. Однако Геланор уже смутно вспомнил, что он служит лишь для защиты маленького механизма, находящегося внутри: нескольких колец и капсулы с песком времени. Волан-де-Морт зарычал, в почти бессильной ярости глядя то на истекающего кровью незнакомца, то на рунический круг, все ещё светящийся и не дающий ему выйти. — Проклятье!.. — проревел он, снова нацеливая палочку на человека, который с трудом щелкнул несколькими рычажками на медальоне, открыв какой-то хитрый замок, и теперь дрожащими пальцами пытался нащупать винт, приводящий Маховик в движение. Незримая сила заставила тело юноши судорожно выгнуться, на его глазах появилась серебристая пелена, та же субстанция проступила на висках, словно просачивалась сквозь кожу. Волан-де-Морт насильно вытягивал его воспоминания. Геланор даже не подозревал, что такое в принципе возможно — книги, которые он читал, утверждали, что воспоминания должны быть извлечены добровольно, самим волшебником. Так насколько же далеко Волан-де-Морт зашёл в ментальной магии, что сумел провернуть такое? И все же, видимо, это было несравнимо проще, чем прибегать к энергозатратной легилименции, которая требовала не только больше сил, но и времени. Этот человек явно умер бы до того, как Волан-де-Морт добрался бы до сути, используя легилименцию. А вот извлечение воспоминаний — дело другое… Пальцы незнакомца уже держали нужный винтик. Геланор смотрел на него, морщась от острой головной боли, и не мог понять, почему он не поворачивает этот злосчастный винт. Несколько поворотов — и он переместится обратно в будущее, туда, где ему помогут, спасут жизнь. Судя по полному ужаса взгляду, он целиком осознавал, что с ним происходит, однако все равно ничего не предпринимал. Субстанция воспоминаний тянулась, сворачиваясь в клубок на расстоянии вытянутой руки от его лица и примерно столько же оставалось до внешнего контура рунического круга. Видимо, Волан-де-Морт не решался приманить её ближе, не зная, как это повлияет на ритуал. Прошло, по ощущениям, несколько минут, и с каждым последующим мгновением у Геланора все сильнее болела голова, однако он старался сосредоточиться на происходящем, удержаться в видении — необходимо было увидеть, что случится дальше. Последние струйки субстанции отдедились от лица путешественника во времени. Плотный шар концентрированной памяти, ставший размером с детский кулачок, завис перед ним. Волан-де-Морт бегло осмотрелся вокруг, явно в поисках ёмкости, куда можно отлеветировать воспоминания. Его взгляд остановился на пустой чашке, однако в ту же секунду молодой человек дёрнулся вперёд, к шару, и захлопнул медальон, захватив субстанцию в ловушку. Юноша упал ничком. Под ним медленно растекалась лужица крови. Рука, сжимающая медальон, ещё подрагивала, но было ясно, что с ним уже все кончено. Минута-полторы — и его сердце остановится. Волан-де-Морт молча смотрел на Маховик Времени. Рунический круг последний раз вспыхнул, ознаменовав завершение ритуала, и погас. Реддл быстро поднял второй медальон — крестраж — положил в карман мантии, торопливо подошёл к умирающему и выхватил Маховик из его ослабевших пальцев. Повертев незнакомую вещицу, он попытался нажать на маленькие рычажки, однако безуспешно — Маховик не открывался. Замок на нем полностью соответствовал серьёзности артефакта. Не зная нужной комбинации, его невозможно было взломать. — Отпустите меня, — еле выдавил Геланор. Боль была такой сильной, что перед глазами плясали чёрные мушки. — Пытаюсь, перестань сопротивляться! — Я не сопротивляюсь! — взвыл он. — Нет, ты удерживаешь меня и не даёшь остановить сеанс! — крикнул ему Мегхарни. В голосе старика звучал страх. На несколько секунд перед глазами, как будто картинка в плохо ловящем телевизоре, мелькнула заваленная хламом гостиная, и приближающийся встревоженный Дамблдор. Геланору было ужасно больно, но чёртов старик никак не отпускал его. — Помогите! — взмолился он, протягивая руку к Дамблдору. Он хотел схватить его за предплечье, но промахнулся и вцепился в бороду. В ту же секунду его отбросило мощным толчком куда-то назад, сквозь клубящуюся тьму, и выплюнуло в очередном неизвестном ему месте, ограниченном серой дымкой. Ещё одно видение? — Приехали, мать вашу. Париж, — изумленно пробормотал Геланор, увидев Эйфелеву башню в окне. У каждого уважающего себя волшебника, живущего в Париже, было как минимум три окна с видом на Эйфелеву башню. Даже если эти окна выходили на разные стороны света. Даже если дом располагался на другом конце города. В лучах солнца, падающих из окна, парили мелкие пылинки, как будто здесь только что хорошенько прошлись метлой. Седые волосы двух стариков, сидящих за столом, блестели на солнце. В одном из них Геланор тотчас узнал Дамблдора: все та же голубая мантия, все те же колокольчики в бороде, все тот же расслабленный, но вместе с тем внимательный взгляд. А вот второго он никогда не встречал, хотя был уверен, что где-то видел его лицо. Рука Дамблдора в этом видении ещё была здоровой, а значит, дело происходило как минимум год назад или около того. Геланор не сразу заметил предмет, лежащий на белой салфетке посреди стола, рядом с дымящимся чайником. Кольцо Мраксов. Только вот камень был извлечен и лежал тут же, на салфетке. — Николас, дорогой, я буду очень признателен тебе, если ты набросаешь мне схему ритуала, — произнес Дамблдор, отпивая из чашки. — Уверен, Альбус? — спросил второй старик. — Ритуал совершенно не изучен. Даже о крестражах известно куда больше. Мы не знаем, удалось ли кому-то добиться успеха. Если у тех смелых людей все получилось, они по совершенно понятным причинам об этом промолчали. — Мне хочется верить, что Воскрешающий камень действительно не так прост и жесток, как его описывают в книгах. Я все же надеюсь, что он сможет даровать мне новую жизнь. — Я бы не стал так рисковать, — второй старик вздохнул, но приманил листок пергамента и перо. — Впрочем, я жил уже слишком долго, куда больше, чем положено любому человеку, и растерял весь вкус к риску и знаниям. Если ты так решил — от всего сердца желаю тебе удачи. Но все же будь осторожен. Проведёшь ритуал — и твоё тело начнёт слабеть и умирать. Николас Фламель — а это, очевидно, был он — чертил непонятные письмена, не похожие даже на древние руны. — Я не знаю, что там, за гранью, однако в одном уверен полностью: без его согласия ничего не получится. Мальчик должен добровольно уйти, отдав тебе свое тело. — Полагаю, он это сделает, — коротко отозвался Дамблдор. — Возможно. А может быть, жар молодости возьмет верх и он не захочет покидать мир. — Заранее мы, к сожалению, этого не узнаем. — Я не имел чести познакомиться с Гарри лично, однако, по твоим рассказам, этот юноша готов пожертвовать собой ради общего блага. Если только он будет способен здраво рассудить, что ты принесёшь миру куда больше пользы, он отдаст тебе свое тело. Надо будет только найти нужные слова. Порой так много может зависеть от одного лишь слова. — Я давно уже понял одну печальную вещь, Николас, — со вздохом ответил Дамблдор. — Нет никакого общего блага и быть не может. Есть только наименьшее зло. Директор поставил чашку на блюдце, и этот стук показался необычайно громким. Светлая комната в видении задрожала, пошла волнами и вдруг исчезла. Геланор резко распахнул глаза. Он лежал на грязном диване. На потолке, затянутом вековой паутиной, прямо над ним висел здоровенный паук, явно примеряясь, как бы поточнее свалиться ему на лицо. — Вьен, ты живой? — перепуганный Поттер потряс его за плечо. Геланор зажмурился от сильной боли в висках. — Отстань… И без тебя хуево… — Не хуевее, чем мне, — отозвался голос Мегхарни откуда-то сбоку. Геланор медленно повернул голову и увидел старика, находящегося в весьма плачевном состоянии. Половина его лица была затянута пропитанными мазью повязками, шея, плечи, грудь и руки — перемотаны бинтами, а наполовину проженная рубашка валялась на полу. Дамблдор как раз закончил перевязывать левую кисть Мегхарни. Геланор успел заметить, что рука индуса обгорела дочерна. Если бы не все наложенные на него заклинания, старик мог бы умереть от болевого шока. — Почему твои стихийные выбросы всегда в виде огня? — жалобно простонал Мегхарни, глядя на Геланора так, будто у него был ответ. — Почему это не вода? Почему не цветы или мармеладные мишки? Сделай одолжение, в следующий раз затопи мне всю гостиную к чёртовой матери, только не обжигай! — Если бы я это контролировал, — пробормотал Геланор. Директор наложил ещё пару заклинаний на пострадавшего и подошёл к дивану. — Как себя чувствуешь, мой мальчик? Он взмахнул палочкой — Геланор узнал диагностирующие чары, однако все равно напрягся. Видел ли Дамблдор все то же, что видел он? То, что случайно узнал Геланор, не было мелочью, каким-то грязным секретом, которые любят мусолить журналисты и домохозяйки. Нет, из-за этой тайны Дамблдор вполне мог бы его убить. И если директор захочет — он это сделает. Даже самый талантливый школьник не ровня великому чародею. — Кажется, все в порядке, — сказал Дамблдор, оценив цвет чар. — Не мог бы ты вернуть бубенцы, которые у меня оторвал? Геланор только сейчас понял, что сжимает в руке ленту с колокольчиками, которую носил директор. А ещё здоровенный кусок бороды. — Простите, — смутился он, возвращая Дамблдору украшение и клок волос. — Пустяки, мой мальчик. Директор положил ленту в карман мантии, не желая сейчас тратить время на возвращение бороде изначального вида. — Нам пора возвращаться, — сказал он. — Радшив, я попрошу мою знакомую прийти завтра утром и осмотреть твои раны. Я почти уверен, что ожоги исцелятся, но подтверждение квалифицированного колдомедика никогда не будет лишним. Мегхарни промычал что-то неопределённое. Во взгляде его здорового глаза читалось сожаление, что он вообще согласился на эту затею. Геланор поднялся на ноги. Самочувствие оставляло желать лучшего, однако состояние, в целом, было сносным. Не вытекли мозги — и на том спасибо. — Расскажешь нам, что видел, мой мальчик? — попросил Дамблдор, когда они покинули дом Мегхарни и вышли на улицу, где погода стала еще более мерзкой. «Как будто твой дружок тебе обо всем не отчитывается», — со злостью подумал Геланор. — Опять крестражи. Мы видели, как он проводил ритуалы — сперва с кольцом, потом с чашей, потом с медальоном. Во время последнего ритуала за ним следил какой-то человек. Реддл убил его. Он решил не вдаваться в подробности и тем более не говорить, что у человека с собой был Маховик Времени. Про увиденное после не следовало даже заикаться. В голове никак не укладывалось все то, чему он стал свидетелем. Он знал, что убитого парня звали Геланор Вьен. Тот прибыл из другой реальности, из прошлой жизни, которая теперь казалась настолько далекой, что он даже не узнал лицо этого человека, будто видел его впервые. И он никак, совершено никак не мог поверить, что этим человеком был он сам. Человеком, который предпочёл умереть ради того, чтобы его воспоминания и, соответственно, информация об исходе войны и о будущем, не достались Волан-де-Морту. Геланор — теперешний Геланор — ни за что бы так не поступил. Пусть даже на кону стояло будущее мира, он выбрал бы свою жизнь. Он мог бы рискнуть ею, но не пожертвовать, зная, что у него нет ни единого шанса выжить. На такое он был способен только ради одного человека. А Дамблдор? Выходит, старик вовсе не собирался умирать. И проклятие схлопотал не по неосторожности. Геланор покосился на Поттера. На мгновение промелькнула мысль, не рассказать ли ему о планах, которые строит на него дражайший директор, однако он тотчас её отмёл. Это было слишком опасно. Если Дамблдор всё-таки в курсе того, что у его тайны появился свидетель, Геланор может предложить директору, чтобы тот стёр ему память. Или принести Непреложный Обет. Что угодно, лишь бы старику не было нужды его убивать. А что до Поттера… почему Геланор вообще должен заботиться о его жизни? Он почему-то вспомнил счастливое лицо Сириуса, и на душе стало совсем погано.

***

Поблагодарить Мегхарни стоило хотя бы за то, что он выбрал для сеанса вечер пятницы, и на следующий день не надо было отправляться на уроки. Геланор со спокойной душой — насколько можно было оставаться спокойным после увиденного — позволил себе проспать завтрак. Становилось противно от одной мысли, что придётся вылезать из постели, куда-то идти, видеть тупых беззаботных школьников, чувствовать на себе взгляд Дамблдора и сталкиваться с прочими школьными прелестями. Он не хотел ехать в Хогсмид и делать вид, что все в порядке. Мог бы — но не хотел. «Надо вставать, — сказал он себе, когда часы уже показывали половину двенадцатого. — Колин начнёт волноваться, если я продолжу тут валяться». Геланор на скорую руку привёл себя в порядок и поплелся к выходу, стараясь отвлечься на мысли о том, что лучше попросить у домовиков на завтрак, раз уж прием пищи в Большом Зале он благополучно пропустил. Открывая дверь, ведущую из гостиной в коридор, он совсем не ожидал, что нос к носу столкнется с Колином. — Ой. Привет. Давно ты здесь стоишь? — Три часа! — лицо Колина было бледным. Что-то сильно взволновало его, и Геланор испугался, не проморгал ли захват школы Пожирателями или ещё какую-нибудь дрянь. — Что случилось? — Ты у меня спрашиваешь?! — воскликнул Криви, хватая его за плечи. — Гарри рассказал, что произошло вчера. Я чуть с ума не сошёл, пока тебя тут ждал! Геланор оглянулся на гостиную, в которой остались только младшекурсники, не отправившиеся в Хогсмид. — Колин, все в порядке. Давай отойдём. Я бы пригласил тебя внутрь, но не хочу остаток года провести за отработками. Дверь закрылась, и на её месте осталась лишь ровная стена, отделявшая их от любопытных глаз. — Почему ты не сказал, что сеансы так болезненны? — накинулся на него Колин, понизив голос до шепота, чтобы никто не услышал. — Я же вроде говорил? — Ты говорил, что боль такая, как будто сверлят зубы, а не такая, от которой теряют сознание! Ты понимаешь, как это опасно? Эти сеансы могут тебя убить! — Дамблдор все контролирует, — Геланор попытался его успокоить. — Никакой опасности нет. — С каких пор ты доверяешь Дамблдору? — возмутился тот. — Ты просто так говоришь, чтобы я перестал беспокоиться! Так оно и было — Геланор даже не знал, что тут возразить. — Хочешь, чтобы мы прекратили сеансы? — А ты откажешься от них, если я попрошу? Геланор вздохнул. Он понимал, что чувствует Криви. На его месте он бы волновался не меньше. — Если ты так сильно этого хочешь, я окажусь от сеансов, — сказал он, немного подумав. — Но честно говоря, я считаю, что мне нужно продолжать. Появились большие подвижки. Может быть, от истины нас отделяет всего один сеанс. Колин остановился, чтобы заглянуть ему в глаза. — Скажи мне честно, как сам считаешь — насколько сеансы могут быть опасны? — Не уверен, — признался Геланор. — Мне кажется, что опасность не большая. Если мне становится слишком больно, то случается стихийный выброс магии. Это защитная реакция. Мегхарни подвергается большему риску, чем я. Некоторое время Криви молчал, обдумывая его слова. — Тогда в следующий раз возьмите и меня. Я должен быть с тобой. Буду просто сидеть и не мешать. Даже слова не скажу, обещаю. — Хорошо, — с некоторой растерянностью согласился Геланор. — Я попрошу Дамблдора. — Спасибо! — Колин обнял его так крепко, что стало трудно дышать. Отстранившись, он снова с тревогой заглянул в его лицо. — Сейчас ты хорошо себя чувствуешь? Я думаю, стоит сходить в Больничное крыло. — Всё нормально. Сейчас нам надо сходить на кухню, потому что я хочу есть. Криви кивнул, хотя было ясно, что он не слишком доволен отказом обследоваться у мадам Помфри. — Потом поднимемся в Выручай-комнату, расскажешь, что важного вы узнали. — Ладно, — не очень-то уверенно согласился Геланор. Он не знал, стоит ли посвящать Колина в секрет Дамблдора и подвергать опасности. Но с другой стороны, может быть, опасность будет ещё сильнее, если Колин не узнает о плане директора. Вдруг он о чём-то догадается, начнёт выяснять всё самостоятельно, чем подвергнет себя огромному риску? Или Дамблдор решит, будто Колину все известно, а тот даже не будет знать, как нужно действовать? — Что такое? — сразу же испугался Криви, заметив его смятение. Геланор ответил не сразу. — Дело в том, что я увидел кое-что, меня не касающееся, но очень серьёзное. Думаю, что любой, кто узнает об этом, рискует жизнью. — Мне все равно, насколько это опасно! — шёпотом воскликнул Колин. — Если тебе что-то угрожает, я хотя бы должен знать, что! — Хорошо, раз ты уверен, я все тебе расскажу, как только окажемся в Выручай-комнате. Геланор очень надеялся, что это не будет ошибкой. Быть честным — конечно, правильное решение, однако правильное далеко не всегда равно разумному. Лишь бы это не привело к дурным последствиям… Они заглянули на кухню, где эльфы вручили им еды больше, чем требовалось на десять человек: печеную курицу с картофелем, тыквенный суп в закрытых горшочках и пирожки с куколками фей. До этого дня Геланор понятия не имел, что куколки можно употреблять в пищу. Наверняка до этого додумался тот же человек, который впервые в истории захотел попробовать ласточкины гнезда и решил, что это очень вкусно. Геланор хотел бы узнать побольше, но Криви нетерпеливо тянул его за руку и не дал расспросить Дикси о том, какой извращенец сделал из куколок блюдо. Но быстро добраться до Выручай-комнаты им было не суждено. Когда они с Колином добрались до третьего этажа, навстречу вдруг выбежала Билли. — Вьен, повсюду тебя ищу! Мне сказали, что в Хогсмид ты не поехал. Где ты вечно прячешься? — То там, то здесь, — меланхолично отозвался Геланор. — Хотела сказать, что я готова, — она бросила опасливый взгляд на Колина, не желая вдаваться в подробности при нём. «Только тебя мне сейчас не хватало», — подумал Геланор. Очень хотелось послать однокурсницу ко всем чертям, но раз уж он обещал ей помочь, то должен был это сделать. Только не по первому её свисту. — Прекрасно. А я пока не готов. — А когда будешь? После обеда? — Давай завтра? — предложил он, хотя и завтравшний день хотел провести за чем-то поприятнее аборта. — Может, сегодня вечером? — Билли совсем уж не терпелось. — Сказали тебе завтра, значит завтра! — рявкнул Колин, пока Геланор пытался сообразить, как бы потактичнее сказать Аркор, что мир не вертится вокруг её матки. Оказалось, что и грубость работала неплохо — Билли оскорбленно фыркнула, но спорить не стала. Развернулась и ушла. «Извинюсь перед ней позже, — подумал Геланор. — Или не извинюсь. Нафиг оно мне надо? Я же не виноват». Он не очень хорошо представлял, как справится за выходные со всем навалившимся: нужно было решить, какую тактику избрать по отношению к Дамблдору, проконтролировать «наказание» Денниса, избавиться от ребёнка Билли и при всем при этом не сойти с ума.