After Dark

Мой номер залит ярким полуденным солнцем из-за не задвинутых с вечера штор, и всё же просыпаюсь я с огромным трудом и долгими мучительными попытками вспомнить, был ли вчера алкоголь, раз мне так плохо. Алкоголя не вспомнила, несмотря на то, что кто-то из ребят даже вроде бы заказывал себе доставку пары бутылок пива; но в Мафию мы в студии совершенно точно играли часов до двух ночи — я и представления не имела, что бывает столько различных вариаций этой игры. К трём мы насилу разъехались — с Димой вообще ещё минут сорок тёмного студеного утра просидели в машине на заднем сидении, с горячим чаем в термосе, разговаривая и обнимаясь, будто неразлучники, хотя и оба знали, что днём увидимся снова. Словно напоминание, что вчерашняя поездка в недостроенную станцию метро, выбор питомца в приюте и долгие посиделки в студии были реальными, на тумбочке благоухает букет белых фрезий. Припомнив, как в четыре утра вынудила сонного администратора на ресепшен искать мне вазу для цветов, смущённо усмехаюсь, и лезу в телефон. Дима, конечно, уже проснулся — в диалоге уже висят парочка мемов, кружочек его лица с зелёными патчами под глазами и напоминание, что вечером меня ждут в «Трубе» — об этом команда спонтанно договорилась вчера вечером, когда выяснилось, что я остаюсь ещё на пару дней. Я-то думала, времена, когда за день нужно успеть на две вечеринки, уже давно прошли, ан нет — сначала то мероприятие с блогерами-домиллионниками, потом… потом мероприятие с блогерами-миллионниками. Как всё-таки меняется жизнь, философски заключаю я, выползая из-под одеяла, чтобы отмокнуть в душе. Времени у меня всего ничего — привела себя в порядок, и уже пора бежать. Хорошо, что взяла с собой несколько комплектов одежды на всякий случай — на вечеринку, куда меня записали Альбина с Шуриком, облачаюсь в пёстро расшитую рубашку и светлые прямые джинсы, оставляю волосы распущенными, и даже чуть было не выхожу из номера прямо в увлажняющей маске на лице, ведь мыслями я, конечно, совершенно не среди музыкальных блогеров. И всё то время, что бегу до метро, мечусь между станций, переписываюсь с Шурой — не могу никак сосредоточиться на рабочих буднях. Ведь торговать лицом на рекламной вечеринке считается за рабочий процесс, да? Заведение, указанное на входном билете, называется «Эйнштейн Лаунж», и вряд ли существует на свете хоть что-то более не подходящее нашему мероприятию. Хотя, похоже, тут вполне мило — мягкие диваны, широкие столы, стены пропитаны ароматами фруктового пара, а у красивой фотозоны с неоновым мозгом и микросхемами толпятся щебечущие блогерши с телефонами. Собралось неожиданно много народу, некоторые даже с флейтами, гитарами, калимбами и ещё бог знает чем. Слышно, как на сцене ведущий энергично вещает в микрофон, где-то компания девушек хором мелодично поёт «Проклятие русалки», фоном в динамиках под потолком играет какой-то прилипчивый трек из шортсов — ну конечно, как иначе. С порога натягиваю на себя улыбку, ввинчиваясь в толпу смутно знакомых лиц, стараясь выглядеть милой и приветливой — долго и тепло обнимаюсь с общительной и шумной Василисой, с которой у нас однажды почти получился коллаб, машу как обычно занятой в компании своих друзей Оксане, которая в самом начале моего пути помогала советами по пересылке заказов, обмениваюсь парой вежливых, ничего не значащих фраз с изукрашенными разноцветными татуировками Сёмой и Ульяной, издалека узнаю ещё несколько лиц, знакомых лично или из роликов… И уже после, с чувством выполненного долга, иду на бар, где получаю свой безалкогольный велком-дринк и устраиваюсь во всеми презираемом тёмном углу, подальше от людей, шума, пара и вспышек фотоаппаратов, чтобы спокойно попереписываться с Димой. Он в это время уже трудится в ангаре — и я чувствую себя окончательной дурой, когда не могу сдержать улыбку, просматривая его видео с места событий, жадно ловя моменты, где он лицом влезает в кадр. Сердце постукивает аж в горле, и когда ко мне кто-то, вежливо спросив разрешения, подсаживается, я поспешно отключаю экран — ещё не хватало, чтобы поползли слухи, уж в этих-то кругах Диму совершенно точно знают все. — О, кажется, я видела твой канал, — говорит мне милая большеглазая девушка с тщательно выпрямленными рыжими волосами, — Ты же… Ох, сейчас вспомню. — «Мара Хорь». Но лучше просто Арси, — подсказываю я, и с облегчением понимаю, что тоже узнаю свою собеседницу, даже начинаю неловко щёлкать пальцами, припоминая имя, — А ты, ты… Ты же делаешь русские каверы на песни, да? — Да, это я. Даниэла, — девушка широко улыбается и тянет мне ладонь для рукопожатия. От неё веет приятной энергетикой, и я поворачиваюсь к ней всем корпусом, готовая к общению, пусть даже самому непродолжительному, — Увидела, что ты тоже интроверт, решила подсесть. Хоть это и нелогично. — Ничего, сейчас соберём свою коалицию интровертов, — оптимистично заверяю я, наклоняя к ней свой стакан, и мы дружелюбно соприкасаемся краями. К нашей коалиции постоянно пытается кто-нибудь пристать — журналисты, другие блогеры, знакомые и нет, даже ведущий, шныряющий в толпе, попробовал сунуть нам под нос микрофон, — но никто не задерживается надолго, и даже шум музыки не мешает нам разговаривать — к моему удивлению, легко и без особых проблем и тормозов, и даже не о работе, ведь обсуждение роликов и идей умещается в несколько минут, после превращаясь в болтовню обо всём на свете. — Серьёзно, тебе не нравится Москва? — Даниэла удивляется так эмоционально, что я от смеха давлюсь напитком. Приходится приводить аргументы снова, и снова же получать их обратно, перепрошитые и превращенные в достоинства. В итоге она притворно постным тоном заключает: — Ну по крайней мере, мы с тобой всегда можем пойти петь в переход за милостыню. — Монетизация в действии, — с жаром подтверждаю я, даже не возражая, по привычке, что я не пою в своих роликах. Впрочем, для Даниэлы это вполне логичное предложение — вечеринка же для музыкальных блогеров. Не знаю, откуда у меня проявилось это доверие к людям (наверняка Дима во мне что-то всё-таки подправил), но вот, как говорится, склейка, и мы уже делим наушники на двоих и слушаем трек «Года Без Весны», над которым мне предстоит работать (и который я, кстати, до сих пор так и не удосужилась прослушать — классный, кстати, оказался). Затем вдруг рядом с нами появляется кальян, а в моих руках — мой блокнот, где я спешно, комментируя каждый штрих, набрасываю несколько образов менквов и костюмов для дятловцев и шаманов, подробно и спутанно объясняя свои планы. Даниэла тут же, задумчиво выдыхая тропический пар, увлечённо скроллит пинтерест в поисках идей, параллельно усердно убеждая меня связать примерно десять километров бисерных украшений («Зачем? Во славу творческого безумия, конечно же!»), крадёт у меня карандаш, чтобы подрисовать эскизам оленьи рога, и рассказывает, в каких секонд-хендах Москвы можно найти хорошую подделку на меховые изделия. Ещё полчаса — и мы уже пробуем наплести у неё на голове косы, как у северных народов, и все проходящие норовят нас сфотографировать — но нам всё равно, ведь нам весело, и это главное. В общем, к моменту, когда начинается, собственно, торжественная часть, мы уже максимально не заинтересованы в происходящем, и даже когда за Даниэлой приходит администратор, чтобы подготовить к выходу на сцену, она в шутку пытается спрятаться за мной. — Меня мой менеджер подставил, — жалуется она. — Повезло, что мой меня слишком боится, — вздыхаю я, с содроганием представляя, что бы было в таком случае — повезло, что мало кто вообще в курсе, что я ещё и петь умею, а не только вышивать и на машинке шить, как завещал Кот Матроскин. В итоге, конечно, я смиренно дожидаюсь новую подругу на наших местах, восхищённо слушая её пение на сцене (голос невозможно сильный и высокий, аж на слезы пробивает, обожаю такое), и когда Даниэла под грохот аплодисментов, скромно раскланиваваясь, сходит обратно на бренную землю, ослепленная вспышками, скорее обновляю наши напитки, делаю на вырванном из блокнота листке милый шарж на неё, и, вручив рисунок, вновь утягиваю её в безопасные разговоры, на что она с благодарностью и облегчением сдаётся. За разговорами и хихиканьем я уже и забыть успеваю про то, что меня вообще-то уже на следующей вечеринке ждут, и когда впервые за несколько часов разблокирую экран телефона и вижу время и кучу сообщений от Димы и Даника, рывком вскакиваю на ноги, едва не перевернув наши стаканы: — Ой. У меня сейчас карета превратится в тыкву. — Идём, провожу, — без лишних вопросов и уговоров отвечает Даниэла, и мы просачиваемся сквозь танцующую толпу к выходу, на по-июньски теплый воздух — даже сбрасываю с плеч едва накинутую куртку. Пока едет моё такси, мы успеваем обсудить, обшутить и обсмеять ещё миллион вещей — а затем наспех обнимаемся, обмениваемся телефонами (я при этом наполовину торчу из машины, пока мы обе синхронно ругаемся с нетерпеливым таксистом), и еле-еле уже разъезжаемся. Откинувшись на спинку сидения, я во всё лицо улыбаюсь, слушая, как ворчит таксист, крепко прижимаю к груди блокнот, и понимаю… Понимаю, что Дима был прав. Снова. Все мои друзья по сфере деятельности разбросаны по просторам нашей необъятной — Крым, Архангельск, Мурманск, Томск, Армавир, и общаться с ними я могу лишь в переписке или на случайных тематических фестивалях; а здесь, в Москве… Здесь всё иначе. Здесь столько людей, с которыми мне интересно и которым интересно со мной, что это немного пугает. Будто другой мир, который двадцать пять лет был спрятан от меня всего в двух часах авиаперелёта от Краснодара. Но разве это повод переезжать? Бросать всё в своём городе и лезть в столицу? Повод, отвечаю сама себе — голосом Димы. И испуганно беззвучно хихикаю, прежде чем достать телефон и медленно, будто вопросительно, из любопытства напечатать в поисковой строке браузера «снять квартиру в Москве на длительный срок». Нда. Цены, конечно, радуют… Пролистав несколько вариантов, закрываю вкладку, и заодно глаза, слушая какой-то низкосортный сельский рэп из динамиков машины. Ладно, это всё эйфория — опять. Когда вообще решения, принятые под влиянием ярких эмоций, оказывались правильными?.. нет, конечно, если бы не эта самая эйфория, я бы в данный момент, скорее всего, торчала бы в Краснодаре, мучаясь с очередной выкройкой, а не переживала самые необычные будни в своей жизни… Дима, блин. Почему всё, что он делает для меня, да вообще всё, что он делает, так невообразимо классно, вдохновляюще и многообещающе? Конечно, я могу продолжить дружить с этими людьми онлайн, что-нибудь придумывать вместе, ведь в цифровую эпоху легко общаться голосовыми и в видео — будто бы и не расстаешься, и ехать никуда не надо. Но Дима… С Димой так не получится. Я и не хочу, чтобы с Димой у меня было так — кружочками и текстом. Я хочу, чтобы было так, как есть эти сутки — прикосновениями, поцелуями, обсуждением важных и неважных вещей, взглядами, эмоциями, поездками, просьбами, вопросами. Хочу быть рядом. И это, наверное, самое естественное состояние, которое я вообще могу представить. На полпути меня набирает Шура — видимо, ему уже каким-то образом сообщили, что я покинула вечеринку. Но, удивительно, он даже не особенно возмущается тому, что его нерадивая и нелюдимая нанимательница практически не участвовала в мероприятии — смирился. — Менеджер Василисы попросил скинуть ему прайс, — заявляет он, — Так что можно сказать, что на четверть цену входного билета отбили. Скажи мне, что хотя бы пару номеров для коллабораций взяла. — Один взяла. Девушка, которая русские версии иностранных песен записывает, — упоминать, что это для личного общения, а не для коллаба, я пока не рискую. — Прогресс, — фыркает Шура. — Мы с ней, между прочим, почти разобрались с менквами. — Как ты мне дорога, Арси. А, да, — он почти готов театрально бросить трубку, но, видимо, кое-что вспомнил, — Звонили арендодатели студии, спрашивали про продление договора. Я ещё на полгода заключил, раз с тем клёвым помещением в «Золотой Роще» облом. Так что давай там, работай, нам ещё счета оплачивать. Знал бы он, сколько людей здесь меня без устали уговаривают на переезд… Хихикаю про себя, но решаю всё-таки его не нервировать, а то опять запоёт про нелёгкую менеджерскую судьбу. У «Трубы» меня встречают едва не всей толпой, пышут жаром и парами алкоголя, шумом и смехом совсем другого толка, не как в «Эйнштейн Лаунж»; мигом закручивают в хоровод веселья, затаскивают в сумрачные помещения приятно знакомого клуба, где меня уже дожидается на стойке апельсиновый сок. Ребята что-то спрашивают и рассказывают, перекрикивая музыку и друг друга, ведут танцевать, Эмиль показывает мне какую-то хитроумную приблуду на своих новых смарт-часах, его оттесняет Яна и, давясь смехом и отбиваясь от Егорика, делится историей про очередную забавную неудачу Шкреда, Даник смешно пародирует Васю, Вася ещё смешнее пародирует Даника… и мне совершенно нет нужды по-настоящему стараться влиться в их круг — по какому-то невероятному стечению обстоятельств они меня уже приняли, и сердце от этого осознания спотыкается. А может, от того, каким искрящимся взглядом смотрит на меня Дима. Что же, если команда действительно не в курсе, что между нами происходит, теперь-то, думаю, нашу химию не заметил только слепой. Но — надо отдать должное, никто не комментирует, и, подчиняясь правилам игры, мы с Димой держимся на почтительном расстоянии, даже когда танцуем. Не знаю, что со мной. Но разве бывало лучше? А раз так, какая разница? Наверное, мне что-то подсыпали в напиток. Иначе почему всё вокруг такое яркое, красивое, желанное? Почему мне так хочется остаться, несмотря на склонность к одиночеству?.. Протекают треков двадцать, прежде чем Даник решается тихонько выманить меня выйти покурить. Почему-то я сразу понимаю, что он хочет поговорить. Незаметно исчезаю из компании вслед за ним, накидывая куртку и ощущая, как внутри сворачивается что-то не очень приятное. На знакомых скамейках, окутанных неоном, оказывается неожиданно уютно — стены оберегают от ветра, даже пар из подика Даника поднимается клубами, не растворяясь мгновенно. — Арси, я же правильно понял? — особенным голосом спрашивает он спустя пару минут, что мы молчим, глядя на чуть тронутый вечерней влагой асфальт, брызжущий оранжевыми искрами от фонарей. Я в ответ пожимаю плечами, сохраняя спокойствие на лице, хотя сердце делает кувырок, — Я не буду, конечно, это освещать на весь мир, и обсуждать ни с кем не буду, потому что себя уважаю. И вас двоих тоже. Но всё-таки, я же не совсем долбоеб, да? — Пока всё под вопросом, — выбираю наиболее нейтральный ответ. — Это потому что ты домой возвращаешься? — Ну да. К тому же мы всё-таки из разных регионов. Разным сферам жизни принадлежим. Даже менталитет у нас разный, сам видишь. — И это проблема? — А ты как думаешь? — смотрю на него, задумчивого, хмурого, окутанного ананасовым дымом. А сама думаю — боже, мы же об одном и том же говорим? Что-то уж больно много недопониманий для меня связано с этими скамейками под «Трубой». — А ты переезд не рассматриваешь, да? Бля, вопрос как из резюме, — фыркает он. Но говорит, похоже, без осуждения — просто пытается понять ход моих мыслей, и за это я ему благодарна. — Ты с ним разговаривал на эту тему, что ли? — с ноткой недовольства спрашиваю я. — Ты что, Димаса не знаешь? — закатывает глаза тот, — Он будет скрывать до победного, если реально захочет. — Да уж, — тяну я. — Так проблема всё-таки в том, что ты не хочешь город менять? И судя по всему, с Димой ты это уже обсуждала, — проявляет догадливость Даник. Приходится признать: — Это большой шаг. — Большой шаг вперёд, Арси, — с умным видом добавляет тот, — а не назад. Я понимаю, типа, если бы Димас был из какой-нибудь Воркуты, и чтобы быть вместе с ним, тебе бы пришлось туда переезжать. Ещё и с юга. Просто, ну, знаешь, отношения на расстоянии — такая хуйня пиздопротивная. — Могу себе представить. — Я тебя не пытаюсь переубедить, — замечает он, видимо, заметив, что я начинаю закрываться от неприятного разговора. И вообще, не так уж мы близки, чтобы обсуждать подобные темы, — Просто, ну… не говори Димасу, а то он меня уебет… короче, он эту неделю ходил такой задумчивый, а как ты приехала — аж светится. Не знаю, как объяснить. Как в тупых романтических комедиях, знаешь, когда глаза-сердечки и блюешь радугой. Я такое за ним уже видел в предыдущие разы… — он что-то бормочет, но я уже не слушаю. Наверное, следовало бы рассердиться — почему это вся Москва взяла моду переманивать меня в столицу, полагаясь на одни лишь невнятные обещания?! Но с другой стороны, разве было в этом что-то негативное? Дима, Даник и остальные явственно берут на себя ответственность за то, что я перееду в никуда, по крайней мере на первые пару месяцев — им просто некуда будет деться от меня и моих потребностей комфортно обустроиться в огромном городе и наладить рабочие процессы. Стали бы они убеждать меня, если бы сомневались?.. Может, это и есть тот шанс, который все так ждут всю жизнь? Как там было в той песне, которую всю весну на повторе слушал Шура… Ты так ждал этот знак свыше, но отметил его как спам. — О, вон чуваки из «ГБВ» приехали, — погромче сообщает Даник, и я нахожу взглядом паркующиеся машины. — Я пока только принимаю решение, — говорю ему, и он вроде бы недоуменно косится, но вскоре понимает и кивает, не настаивая. Наконец знакомлюсь со всеми участниками группы «Год Без Весны» — Игоря и Зину я уже знала (на этот раз они были без малыша Давида), а с ударником Сашей и дрэдастой басисткой Мариной мы дружелюбно обменялись вежливыми фразами. Собрав из багажника гитары, всей неловко молчаливой толпой мы возвращаемся в клуб, где нас встречают радостными выкриками. Группа, похоже, сама была немного в ужасе от того, что друзья их продюсера такие шумные и общительные, и довольно скоро, даже ничего не выпив, всем составом скрывается где-то в служебных помещениях — готовиться к небольшому концерту, как доверительно сообщил мне сияющий Дима. Я дожидаюсь начала концерта с любопытством, нетерпеливо подпрыгивая на высоком барном стуле — песню, над которой мне нужно будет работать, я впервые прослушала только несколько часов назад, с Даниэлой, а сейчас, видимо, услышу ещё и живое исполнение. От волнительного ожидания меня здорово отвлекает Дима, который занял место рядом со мной и теперь практически полностью отдавал мне своё внимание — впрочем, без особых интимностей, чего мне значительно не хватало. Трудно объяснить жадному до тактильности мозгу, что вот же он, самый классный и потрясающий, близкий, почти родной человек, а я его даже утянуть в поцелуй или нежное объятие не могу. Остаётся только улыбаться чуть загадочнее, чем обычно, и наслаждаться хотя бы общением. Блин, в моём соке точно затесалось что-то алкогольное — я просто неуправляемой становлюсь в присутствии Димы. Он, как обычно, сверкает харизмой и весельем, говорит без умолку, трогая меня то за локоть, то за спину, то шутливо поправляя волосы, то падая лбом мне на плечо в приступах безудержного хохота — и мне от этого так здорово, что я готова пойти пройти курсы каких-нибудь худо-бедных навыков стендапа, чтобы смешить его круглосуточно. Он выглядит таким счастливым и живым, что я сама себе кажусь бестолково апатичной идиоткой — приходится снова стараться выуживать из себя общительность, а не только лишь прикрываться вежливостью и смущением, как было в наши прошлые посиделки в «Трубе». В необыкновенную сторону всё-таки меняется моя жизнь. — Так как прошла вечеринка-то? — интересуется он между делом. — Не так весело, как здесь, — признаюсь я, — Я же не музыкальный блогер, вообще не понимаю, как они приняли заявку на участие. Наверное, гребли всех, кто подался, лишь бы заполнить зал и отбить стоимость аренды. — Не расслышал, — Дима притворно потирает ухо, — Ты сказала, что ты не музыкальный блогер? — Конечно, нет. Я фольклорница. Максимум рукодельница, как бы это ни звучало, — закатываю глаза, пока Дима беззлобно смеётся, — Моя пиарщица Альбина сто раз говорила, как это всё правильно называется, но я вечно забываю. — Ну это упущение, кстати, — отсмеявшись, уже серьёзнее замечает он, — Ты же охуенно поешь. — Шесть лет музыкалки, — салютую ему стаканом. — И чего ради? На вечеринках друзей развлекать? — Эй, я же не против. — К тому же ты делаешь клипы, делала бы и каверы на них сразу. — Ты опять, — цокаю языком я, но тут вспоминаю и радостно сообщаю: — О, я там, кстати, познакомилась с одной классной блогершей. Ты наверняка видел, сейчас покажу. Нахожу в шортсах несколько видео Даниэлы, выбирая именно каверы — Дима подтверждает, что встречал этот канал на просторах ютуба, и долго расспрашивает, как мы с ней общались и что обсуждали — поначалу я подозреваю, что он боится, что я успела рассказать кому-то про наши с ним отношения, но затем догадываюсь, что Дима просто нащупал очередной рычаг давления на склонение меня к переезду в Москву. — Ёлки-палки, — на удивление не раздражённо, а почти что весело бросаю я в ответ на его намекающие, будто бы случайные, замечания, — Мы опять эту тему поднимаем? — Ну, ты за пять минут нашла девчонку, которая записывает каверы и общение с которой тебе зашло, по-моему, выглядит как знак, — невинно отвечает он. — Ну конечно, тебе и шум ветра в диктофоне — знак. — Блять, всё, чего я прошу, это немножечко уважения, Арсюш! — ржёт он. Свет на сцене загорается как раз тогда, когда я, разошедшись, тычу Диме в лицо цены на аренду квартиры в Москве, которые я просмотрела, пока ехала в такси, и слушаю его ироничные возмущения. Мы мгновенно бросаем обсуждение и под свист и вой друзей вокруг поворачиваемся к сцене, где музыканты уже заняли свои места — надо сказать, смотреть на сцену «Трубы» куда приятнее, чем самой там находиться. Во мне пол-литра водки в до-о-оле-е-е с марихуано-о-ой, да не, я в норме, я не бо-о-олен, вали из ванно-о-ой… Мурашки от одних только воспоминаний. Опять ты за своё!.. — Спасибо за приглашение, — скупо произносит как всегда серьёзный вокалист Игорь в микрофон сквозь шум встречающих аплодисментов. Очки он снял, волосы тщательно пригладил, а сам, как и остальные в группе, был весь в чёрной коже и заклёпках, — Вашему вниманию — «Год Без Весны» с треком «Перевал Дятлова». Все вокруг свистят и аплодируют, мы с Димой не отстаём; Даник кричит что-то неразборчивое, показывая в мою сторону, и все смеются, но вот ударник Саша взбивает на тарелках ритм, гитары грянули — как это обычно бывает на живых концертах, трек узнаётся не сразу, даже если знаешь название и только недавно слушал эту песню, но музыка здорово вибрирует в грудной клетке параллельно с сердцем, которое трепещет ещё сильнее — ведь Дима, пользуясь тем, что все поглощены происходящим на сцене, берёт меня за руку и переплетает пальцы, согревая. — Среди сосен, там, где нет в снегу следа-а-а-а, — сквозь мягкий перебор басов тянет уже знакомые мне строки Игорь, припав к микрофону, и кто-то в толпе даже подпевает, — Дружба и смелость — наши мечи-и-и-и… Пусть монстры идут на свет костра-а-а-а… В ночи их сотни, но и мы не одни! Дух захватывает — но я почти не слушаю, сосредоточившись на тепле тела рядом, на знакомом запахе, ловлю Димину довольную улыбку и почти чувствую, как сейчас сдаст самоконтроль. Надеясь, что всем не до нас и что полумрак клуба нас защитит, осторожно наклоняюсь к Диме и припадаю боком и бедром, греясь и млея. Ну и что мне теперь делать? Не переезжать же. Это было бы глупо. Или не глупо. Перед нами возникает бармен, обновляет наши напитки, и я почти успеваю испуганно отникнуть и отнять руку, но Дима делает это сам — совершенно спокойно роняет освободившуюся руку, чтобы ненавязчиво, но до одури приятно приобнять меня за талию. Надеюсь, позади никого нет. Да плевать вообще. — Классная музыка, а? — невинно спрашивает Дима, обдав горячим дыханием. Я восторженно киваю, хотя почти не слушаю игру на сцене — вот уже и время бриджа, обманчиво спокойного и нежного, прямо перед последним, сбивающим с ног припевом. Я знаю эти строки, узнала их, когда мы с Даниэлой слушали трек — их напевал на химзаводе Дима. Я тянусь и одной рукой обнимаю его широкую спину в ответ — надеюсь, незаметно. Не хочу, чтобы кто-то знал, спрашивал, шутил… Хочу просто быть рядом. Близко. Ещё ближе, желательно. — И эхо в горах… — голос Игоря резонирует под потолком, словно бьющийся в дребезги хрусталь, свет притухает, погружая нас во мрак, и я чувствую, как Дима придвигается ещё ближе, наклоняясь к моим волосам — по телу мигом пробегают безумные предвкушающие мурашки, — И надежда в сердцах… И кровь на снегу… Все увлечены «Годом Без Весны», а я увлечена тем, что подарила мне весна этого года. От напева «тишина… кто это сказал?.. я ищу взглядом чужие глаза…» до пронизывающих ветров химзавода, от первой поездки в Москву до обрушенного потолка в бункере, от жутких эмоций до ещё более жутких, от первых объятий до первого поцелуя. — И эхо в горах… и кровь на следах… и кровь во рту… Чувствую его горячие губы у себя на виске — лишь на позволительное мгновение. И следом — почти разрядом тока — осознание, что я не смогу уехать — ни далеко, ни надолго. — И эхо в гора-а-ах… — к голосу Игоря присоединяется изумительно нежнейший напев Зины на бэке, такой трепетный, такой морозный, что я почти ощущаю, как стынет на руках снег — хорошо, что я сейчас и здесь не одна, Дима согреет кого угодно. И я счастлива быть сегодня здесь, с ним, — И наде-е-ежда в сердца-а-ах… Ну надо же. Надежда. Ещё и в моём глупеньком сердце, которое я обещала больше никогда не бросать в любой непонятный омут, как бы хорош он ни был. Дима снова осторожно касается губами моих волос, и я закрываю глаза почти до самого припева, полностью отдавая себе отчёт, что дома, в Краснодаре, меня ждёт ужасный, тяжёлый разговор с командой. И даже если он закончится полным отречением Шурика и остальных от переезда — я клянусь себе, что вернусь сюда. Скоро. В год, когда весна вернула мне веру в людей. *** Философское настроение заканчивается с последними риффами и грохотом аплодисментов — Дима аккуратно отстраняется, вскакивает и с громкими восторженными выкриками бежит в сторону сцены, а я, улыбаясь, наблюдаю за тем, как беснуется наша небольшая толпа. Отпивая сок из стакана, чуть трясу головой, чтобы избавиться от губительных мыслей, навеянных минуткой интимности — что же это такое происходит? Выдохнуть не успеваю — вижу, как ко мне, коварно лыблясь, уже идёт Даник, моментально догадываюсь, по какому поводу, и пытаюсь спрятаться под барной стойкой. Не помогает — он вытаскивает меня под руки, ещё и с помощью подоспевшей Яны, и практически волочит к сцене, где музыканты с явной растерянностью слушают, как Даник орёт им, чтобы не торопились уходить. — Не вздумай! — с отчаянием шиплю я, но Даник с Яной получают завидную поддержку от остальных, и меня, покрасневшую, буквально ставят на подмостки, как куклу. — Ебаш! — слышу Димин голос. Ах ты предатель! Тут-то всё у меня в голове складывается — не напрасно мы вот только что говорили о том, что я не хочу быть музыкальным блогером. Видимо, склонность Димы превращать всех окружающих в высокоранговых и многогранных специалистов сферы онлайн-развлечений вновь проявила себя. — Ну давай, — с некоторым сомнением, но вежливо говорит мне Игорь, уступая место у микрофона и отходя в сторонку, вертя какие-то провода на своей электрогитаре. Я смотрю во вновь темнеющий зал сквозь режущий глаза свет прожекторов и чувствую себя слишком крошечной и бестолковой в этой толпе. — Что желаете исполнить? — жизнерадостно спрашивает меня басистка Марина, явно самая общительная из всей группы, и я вновь ищу глазами Даника, чтобы прожечь его взглядом — безуспешно, среди силуэтов его не узнать. Очень ловко. Ну зараза! — Ребят, правда, не надо, — смущённо прошу, косясь на микрофон с таким ужасом, словно он сейчас укусит. — «Танцуй сама»! — вопит Даник, и мне искренне хочется кинуть в ту сторону, откуда его слышно, что-нибудь тяжёлое. — Не, эту мы не знаем, — отвечает Марина, обращаясь ко мне, и доверительно наклоняется поближе, — Но Дима сказал, ты знаешь «Мельницу». Если быть точной, он говорил про «Дороги». Ну конечно, он говорил про «Дороги» — мы слушали её, когда ехали на разведку на химзавод. — Они шутят, — развожу руками с извиняющимся видом, и порываюсь сойти со сцены, но меня ловко ловит за плечи Дима, разворачивает и шагает следом под свет софитов — ему даже не нужен микрофон, потому что зал послушно затихает, едва он громко и задорно объявляет: — Повторение чего-либо дважды в нашем коллективе уже считается традицией! Арси, гитара, «Труба» — всё на месте! Поддайте энергетики, чуваки! — Я тебя убью, — предупреждаю я полушёпотом. — Договорились. — Утоплю в Москва-реке. — Понимаю. — Ты просто невыносим. — Знаю, Арсюша, — Дима подмигивает и подталкивает меня к стойке с микрофоном. Ребята в зале хлопают, выкрикивают что-то подбадривающее — ощущаю, как приливает кровь к щекам. Нет, я, конечно, обожаю петь, на посиделках «Мары Хорь» за уши не оттащишь, но в данной ситуации явно возникают две проблемы: зрители, ожидающие зрелища, и группа, вынужденная играть для меня. Ужасно неловко. Ах да, ещё необходимость снова распеваться всем на смех. И опять же, я не могу никого разочаровать и устроить истерику с отказом, как бы ни хотелось. Хорошо ещё, что я более-менее знаю этих людей, они не будут потом злорадно припоминать любой мой промах на сцене при каждом удобном случае. — «Дороги», — со вздохом говорю Марине, та кивает и вполголоса что-то передаёт остальным музыкантам. Дима хлопает меня по лопаткам и сходит по ступенькам в зал, теряясь в полумраке. — Ну что же, «Дороги», — говорю в микрофон, одновременно выкручивая стойку, чтобы настроить под свой рост, — Только первые два куплета, потому что третий грустный. Просьба та же, — притворно строго трясу пальцем, — не снимать то, как я распеваюсь. Ребята смеются, Даник продолжает энергично требовать «Танцуй сама», но, к счастью, «Год Без Весны» не знают аккордов, и я одновременно с тяжестью на серце и лёгкостью на душе принимаюсь распеваться. «Дороги» я очень люблю (под неё страдала по бывшему мужу, кстати), но, как и все песни «Мельницы», она заканчивается плохо — а мы всё-таки повеселиться собрались. И попозориться слегка — тоже. Музыканты играют мелодию по-своему — на электрогитарах она звучит непривычно, но я с первых же аккордов ловлю ритм и слегка покачиваюсь на выпрямленных ногах, пытаясь по привычке отдаться мелодии и хорошо провести время, не отвлекаясь на собственное самочувствие и на взгляды, устремлённые на меня со всех сторон. Надо же, даже моя расшитая пёстрыми птицами рубашка в тему оказалась — не хватает только кастаньет в руках. Интересно, как «Год Без Весны» выкрутятся без дополнительных инструментов? Чуть раскинув руки в стороны, поддаваясь музыке, оглядываю темноту зала, где призрачно мелькают отблески на бокалах, выпускаю из лёгких песню, стараясь, чтобы она звучала не печально, а хотя бы чуточку исполненной доброй, тёплой, ласковой надежды. — Там, за третьим перекрестком, и оттуда — строго к югу, всадник с золотою саблей в травы густо сеет звёзды, слышишь?.. Кажется, когда мы с Димой говорили об этом треке в машине по дороге на химзавод, и я проводила параллель этих строк с ним самим: пусть в шутку, но мы были из разных регионов, слоёв, сфер. Он густо сеет звёзды, я — посыпаю крупной солью струпья цвета бычьей крови. И… И на свете нет дороги, что бы нас вела друг к другу. Нет. Отбросим все мрачные мысли. Сейчас от меня ждут не этого. — Дороги сплелись в тугой клубок влюбленных змей! — с хитрецой в тоне заворачиваю в припев, слегка притоптывая ногой в такт ударным, прикрыв глаза и не слыша ничего, кроме музыки и своего голоса, пусть не такого восхитительного, как у Хелависы… — Лукавый, смирись! Мы всё равно тебя сильней!.. На втором куплете пытаюсь найти взглядом Диму — не нахожу, но сосредотачиваюсь на благодарных тенях, веря, что он смотрит не отрываясь. — Там, у третьего причала, сизый парус, парус белый, делят небо от начала до рассвета рваной раной, слышишь? Море омывает шрамы!.. Мои шрамы. Хватит уже их жалеть! Хватит жалеть себя. — Словно память древней боли… Дороги сплелись в тугой клубок влюбленных змей!.. Давно пора. Удивительно, что мне совсем не нужно вдумываться в текст, вслушиваться в ритм — может, конечно, умнички-музыканты сами подстраиваются, но мне хочется верить, что это сцена «Трубы» снова открыла во мне что-то хорошее, из прошлого, давно позабытого, забитого рутиной и страхом снова услышать, как меня снисходительно и с отвращением называют «Арсюша», прежде чем уничтожить мою мастерскую и все мои работы. — И от дыхания вулканов — туманов, немеет крыло!.. Наверное, это новая страница жизни. Жизни для себя, а не ради чьего-то спокойствия и одобрения. — Лукавый, смирись! — тяну всё выше, с любовью, с надеждой, каких ещё не наблюдала за собой, — Мы всё равно тебя сильней! И у огней небесных стран сегодня будет тепло!.. Пожалуйста, пусть даже в чужой, холодной Москве мне будет тепло. Теплее, чем на юге.