After Dark

Пол-вечера я сетую и грызу себя за нервно бьющееся внутри неискоренимое южное гостеприимство, призывающее немедленно выяснить у Димы время прилёта и побежать встречать его в аэропорту с хлебом-солью; а остальные пол-вечера — удивлённо и очень быстро мою голову, удивлённо собираюсь, перерыв пол-шкафа, удивлённо строю маршрут в приложении такси, удивлённо еду в «Пашковский» и не менее удивлённо, обтекаемая толпой людей с чемоданами, рассматриваю табло с мелькающими названиями и цифрами. Понятия не имею, как так получилось. Вроде и Дима прямым текстом не просил его встречать, вроде и я не настаивала (да вообще не планировала! Мне есть чем заняться по вечерам!), а вроде и всё так естественно получилось — и все остались довольны. Дима вылетает из «Шереметьево», я выезжаю из «Табачной Фабрики», а встречаемся мы в аэропорту, чтобы поехать закинуть Димины вещи в гостиницу и отправиться посмотреть ночной Краснодар. И опять же — ни единой причины думать, что это звучит странно. Всё дело в том, что Масленников впервые в Краснодаре так основательно — обычно, как он рассказывал, «Пашковский» для него — перевалочный пункт между сложными рейсами, или один из способов добраться до приморских городов; поэтому, видимо, сейчас Дима просто пользуется моими услугами экскурсовода и защитой от сакраментальных в этом регионе попыток местных бомбил обмануть наивного туриста… Ну ладно, ладно, признаю, велика вероятность, что мы просто здорово друг по другу соскучились, и так как наши следующие два совместных дня будут заняты работой, мы ищем любой повод вживую пообщаться. Похоже на правду. От разглядывания табло меня отвлекает звонок — номер незнакомый, код явно Московский; принимаю вызов, уверенная, что это уже Дима вышел из самолёта и хочет спросить, где мы встретимся... Хотя стоп, его рейс же ещё не приземлился, или я что-то путаю? — Арси, привет! Это Даник! — радостно орут мне в трубку, и я расплываюсь в улыбке — энергетика этого забавного самоуверенного казаха ощущается даже за сотни километров, — Ты там нашу звезду встречаешь? — Привет, рада слышать! — отвечаю не менее эмоционально — всё-таки обожаю общаться с лёгкими и простыми людьми, без десяти томов этикета и виртуозного владения искусством уступок, — Да, я так понимаю, вы меня неофициально оформили в Диминого менеджера по Кубани? — Конечно нет, менеджерам же надо платить зарплату, — ржёт Тауланов, — Так он прилетел уже? Всем ангаром переживаем. — Нет, самолёт вроде ещё не приземлился, — смешливо щурюсь, — Празднуете отъезд начальника? — Только ему об этом не говори, он нам заданий навалил на время своего отсутствия — ебнешься, — притворно вздыхает Даник, — Слушай, Арси, я вообще спросил хотел, ты в двадцатых числах июня какие планы себе уже настроила? — Смотря какое предложение, — я отхожу в сторонку, чтобы никому не мешать, и опираюсь бедром о стойку, рассеянно оглядывая шумный зал. — Такое, от которого невозможно отказаться, — уверенно отвечает Даник, — У меня двадцать третьего днюха, будет ебейшая туса, так что на ней просто необходимо твоё присутствие. — Ого, — тяну неуверенно, пытаясь сфокусироваться на неожиданном приглашении — а неожиданным оно было настолько, что я даже слегка теряюсь. Серьёзно, мы работали вместе над его проектом лишь единожды, а знакомство с Димой, его другом, вообще до сих кажется мне случайностью; с Даником мы буквально пару раз только виделись в студии и в ангаре, ну и единожды потусили на вечеринке, которую устраивала их команда. И уже пришло время ходить по дням рождения? Это так работает у крупных блогеров? — Алё-ё-ё-ё, — намекающе тянет в трубку Даник, — Димаса увидела и язык отнялся? — я, очнувшись, возмущённо моргаю и хмурюсь, хоть из Москвы этого и не видно, — Ну короче, я тебе на почту приглашение скину, по возможности ближе к дате сообщи, приедешь, нет. — А откуда у тебя моя почта? — Оттуда же, откуда твой номер телефона — из договора. Так ты мой номер не записала, когда мы снимали для моего канала? — картинно возмущается Даник, чем-то явственно напомнив мне Шуру. — Конечно, нет. Зачем мне друзья в Москве? К тому же блогеры. Фи. Мы развлекаемся, притворно язвя друг другу, ещё пару минут, пока не наскучило, после чего весьма тепло прощаемся, и я вновь гляжу на табло в ожидании прилёта — и с лёгким трепетом замечаю, что нужный мне рейс уже совершил посадку и готов выдавать багаж. Понимаю умом, что это ещё минут двадцать при наилучшем раскладе (я просто видела фото Диминых чемоданов с оборудованием — вряд ли даже его обаяния хватило бы на то, чтобы убедить представителей «Аэрофлота» пронести их в ручную кладь), но всё равно начинаю всматриваться в раздвижные двери, замирая своим глупеньким сердцем всякий раз, когда в поле зрения мелькает хоть кто-то, похожий хотя бы ростом на моего коллегу. Впрочем, Диму видно издалека — даже несмотря на накинутый на голову с кепкой капюшон красной худи и солнцезащитные очки (в восемь вечера, да), я мгновенно и легко узнаю его по широкой яркой улыбке, и машу в ответ рукой. Примерно на полпути ко мне его ловят несколько фанатов, так что я скромно стою на месте, не отсвечивая, дожидаясь, пока фотосессия закончится, и тихо радуюсь, что догадалась тоже натянуть на голову капюшон — не хватало ещё, чтобы потом интернет взорвался фотографиями «АЖ САМОГО» Димы Масленникова и Краснодарской любительницы славянской мистики. Как известно, зашипперить в этом мире можно что угодно и при любых обстоятельствах. Когда наконец Дима добирается до меня, останавливает рядом чемоданы и в своей медвежьей манере охватывает меня крепкими объятиями, шурша курткой, с ходу радостно о чем-то разглагольствуя, меня захлёстывает потоком ассоциаций, причем несуразно разнообразных — запахи мокрой земли, свежей стружки и остывшей, но всё такой же вкусной шаурмы, ощущения древнего, проржавевшего насквозь металла, мягких кожаных сидений и картонного стаканчика горячего чая, звуки Скрипта, гитары и маленького барабана… А ещё запах знакомых горьковатых духов, ощущение сильных рук на спине и звук задорного смеха где-то над головой. От полноты ощущений у меня даже слегка перехватывает дыхание — верный признак того, что сегодня ночью я буду рисовать новые эскизы как сама не своя. Нет на свете лучшего вдохновителя, чем хороший человек; в разные времена моей жизни это были разные люди — первая любовь, какие-то отдельные блогеры, немного сумасшедшая учительница изо, бывший муж, фотограф Карина, открытые ко всему новому друзья. Сейчас вот Дима. И это прекрасно. — Капитан, подтянитесь, — выдаю, едва мы расцепляемся и я наконец могу поднять голову и посмотреть на него. Когда он строит недоуменное лицо, тяну вверх руку и легонько стучу по козырьку его кепки с вышивкой «Only The Brave», — Только смелым покоряются моря! — Посмотрел бы я на тебя на корабле-призраке, — смеётся Дима, — Тут, кстати, недалеко. — Ты там бывал? — рискую уточнить, мысленно вновь ругая себя за то, что опять проигнорировала советы Шуры ознакомиться наконец с контентом канала «Погнали Шоу». Дима, только наклонившийся, чтобы выдвинуть ручку чемодана, резко выпрямляется и глядит мне в лицо с непередаваемым выражением шутливого осуждения: — Два раза, спасибо, что заметила. — А что было не понятно с первого раза? — невинно уточняю, наслаждаясь тем, как он, вновь едва протянувший руку к чемодану, опять вынужден повернуться ко мне лицом, чтобы окатить новой порцией весёлого, как всегда шумного и безмерно эмоционального упрёка. Кажется, этой недели вовсе не было, как и не было всех двадцати пяти лет моей жизни, пока мы ещё не были знакомы: за то время, что мы покидаем аэропорт, вызываем и дожидаемся такси, мы просто без умолку обшучиваем локальными приколами окружающую обстановку и кое-какие новости, и как-то так легко это всё складывается, что к приезду машины мы уже почти успеваем договориться сразу после Диминого заселения в гостиницу поехать в найденный им в подборках необычный ресторан, про который я даже не слышала прежде, хоть и живу в Краснодаре уже два года. — Фу, Дима, — уже в салоне с кислым лицом просматриваю фотографии заведения с ужасным названием «Павлин-Мавлин», пока Масленников искренне ухахатывается рядом, — А снизить градус пафоса в прайс-лист по нашему договору не входит, случайно? — Грамотные выебоны обеспечивают шоу на весь вечер, — фыркает Дима, перевешиваясь через свой рюкзак, стоящий на сиденье между нами, чтобы заглянуть в экран моего телефона. — Ты, блин, буквально держишь шаурмичную, а как выехал за пределы МКАДа — так подавайте рябчиков фаршированных да люстры позолоченные. — А вот знаешь, даже если человек открыл шаурмичную, он автоматически становится ресторатором, — смеётся Масленников, а я закатываю глаза и тоже улыбаюсь. Таксист поглядывает на нас косо и очень вопросительно, но — поразительно — не вмешивается. К ресепшену отеля подходим вместе, под рокот колёсиков чемоданов — я стараюсь держаться достойно, не открывая рот шире положенного и не пялясь в немом восхищении на стильную стойку. Да уж, я такое обычно вижу максимум на фотографиях на первой странице сайта бронирования отелей — до того, как нажму кнопку «Отсортировать по цене: сначала дешевле». — Добрый вечер, добро пожаловать, — сладко поёт администратор в идеально выглаженной блузке с изящным бантом, с прекрасной укладкой и безукоризненным макияжем, такая волшебная и искрящаяся, словно вышла из-под кисти Милле (Джона, а не Жан-Франсуа, это важно) — разумеется, меня, впечатлительную творческую личность, тут же вырубает, и я забываю об интерьере, разглядывая её облик и стараясь запечатлеть в памяти как можно больше деталей и ассоциативных эпитетов. Хотя кое-что мне кажется странным в моём собственном отношении к этой прекрасной девушке. О. Вот оно что. Кажется, мне совершенно не нравится то, что она обращается к Диме. И ещё то, что я в своих драных чёрных джинсах, толстовке с вышивкой выпучившей глаза цапли и вечных жёлтых кедах выгляжу при нынешней обстановке как пугало огородное. Даже Дима после авиаперелёта смотрится куда презентабельней. — Ваши паспорта, пожалуйста, — продолжает администратор, и теперь уже её вежливый голос мне кажется мерзопакостно противным. — Я один буду жить, — Дима кладёт паспорт на стойку и неожиданно поворачивается ко мне, широко улыбаясь, как и всякий раз, когда ему на ум опять пришла потрясающая шутка, — А она вот не будет заселяться, она просто из эскорта. Я тут же забываю о своих ревностных порывах и пихаю его в бок — но, надо сказать, развеять напряжение своим глупым приколом ему удаётся. Это, конечно, не отменяет того факта, что за двадцать минут, что Дима заселяется, а я жду его в холле, мне приходится раз сорок убедить себя, что администраторша, какой бы распрекрасной она ни была, так и останется стоять за своей стойкой и улыбаться всем подряд, а на заброшенный химзавод с «АЖ САМИМ» Димой Масленниковым завтра и даже послезавтра поеду я. Я! Да. Несмотря даже на дурацкие кеды, исколотые иголками пальцы и отсутствие изящных манер. Ладно, это ребячество — люблю гиперболизировать, я же всё-таки блогер. На самом деле пока не до конца понимаю природу своей столь внезапной реакции — должно быть, сыграл какой-то собственнический инстинкт, присущий каждому индивидууму, когда дело касается человека, который рассматривается в качестве потенциального близкого друга. Разве что… ну, я же не испытывала ничего подобного, когда Дима общался в большой компании своих друзей? А тут почему-то переклинило. На совершенно незнакомую женщину. Рефлексия откладывается: по лестнице с верхних этажей сбегает как обычно бесконечно активный и деятельный Дима, налегке, на ходу тряся щёткой влажных волос — когда успел принять душ-то? — Я вызвал такси, — объявляет Дима и по дуге через пол-холла бросает мне что-то прямо в руки. Я от неожиданности ловлю — это оказывается блестящее скрипучее красное яблоко, — Я думал, муляжи, оказалось, настоящие. — Ты уверен, что нам туда надо? — спрашиваю осторожно, бессознательно охватывая яблоко ладонями, — Там наверняка дресс-код. — В этом и весь смысл — выяснить, в каких областях проходят рубежи терпения хостес, — легкомысленно отвечает Дима, и мы направляемся к выходу, — Относись к этому как к съёмкам пранка. — Честно? Терпеть не могу пранки. — Это утешает, потому что я всё-таки рассчитываю, что завтра на твоём химзаводе мы не обнаружим никаких «реальных» призраков. Он говорит совершенно спокойно, без единой намекающей нотки, но я взвиваюсь моментально (порыв ветра на улице в этот момент ерошит мне волосы на ведьминский манер, что явно очень кстати): — Ты думаешь, я ради дешёвой славы отправила туда кого-нибудь, чтобы они тебя пугали? — Пятьдесят на пятьдесят, — невозмутимо отвечает Дима, резво спускаясь по ступенькам на замысловатую плиточную кладку, и озирается на меня, так и стоящую памятником праведному возмущению на самом верху, — Я не знаю тебя достаточно, чтобы быть прям на сто процентов уверенным, что ты там не оставила специально каких-нибудь фокусов. Ну и признай, если посмотреть на тематику твоего канала, это было бы вполне ожидаемо. — Мнение о коллеге — во, — с каменным выражением показываю ему большой палец и медленно спускаюсь следом, не отрывая взгляда от его лица, — В этом есть, конечно, логика, но, знаешь, если мы завтра туда приедем и окажется, что вот пять минут назад там проводился сатанинский ритуал, к которому я не имею ни малейшего отношения, ты же всё равно скажешь, что это я попросила друзей нарисовать там пентаграммы и раскидать козлиные головы. — Фу, Арси! Я имел в виду, ну, типа, жуткие надписи на латыни на стенах, шаги там всякие, а не, блять, козлиные головы, — морщится Дима, хоть глаза его смеются, — Но да, если там окажется что-то подобное, я с большой вероятностью заподозрю, что это подстава с твоей стороны. — Ну вот, — театрально достаю из кармана телефон и прижимаю к уху, — Алло, Шура, отбой, он обо всём догадался. Дима смеётся в голос, запрокинув голову, и мои губы тоже растягивает улыбка — приятная и спокойная, хоть меня и заподозрили только что в потенциальной мистификации на заброшенном химзаводе аккурат перед съёмками. На Диму, с его логически адекватными аргументами и полной готовностью вступать в открытое обсуждение, трудно обижаться подолгу и всерьёз — он прав, и его опыт явно подтверждает, что ожидать можно чего угодно и от кого угодно. К тому же мы почти совсем друг друга не знаем. В конце концов мне удаётся убедить Диму отложить поход в «Павлин-Мавлин» до дня, когда мы будем праздновать удачное завершение съёмок на химзаводе (то есть до послезавтра), такси довозит нас до центра, где среди моря огней и людей мы становимся совершенно незаметны (даже Дима с его необъятной харизмой и склонностью активно жестикулировать и громко разговаривать) — и я утаскиваю его переулками в ближайшее адекватное заведение, которое иногда посещаю вместе с Евой. Там устраиваемся за отдалённым столиком втроём — я, Дима и поднос, полный бургеров, соусов и картошки, и принимаемся горячо обсуждать завтрашнюю вылазку. Масленников, как выяснилось, всю эту неделю времени зря не терял — я, конечно, тоже кое-что разыскала про историю химзавода, но он откуда-то нарыл даже старые фотографии корпусов и сотрудников, копии каких-то документов, и несколько сомнительных легенд. Всё по стандарту: жил-был лаборант, трагически погиб на производстве, и с тех пор вот уже пятьдесят лет его дух видят на заводе все кому не лень — кстати, неплохо перекликается с сюжетом моего клипа на «Здесь кто-нибудь есть?». Ещё рассказывалось про якобы периодически исчезающую лабораторию (источник уверяет, что обнаружить это помещение можно только в полнолуние — разумеется, когда же ещё), где дожидается своего часа случайно созданный химиками философский камень. Третья история описывала ошивающихся по степи вокруг химзавода двухголовых коров и прочего Чернобыльского сброда. Четвертая легенда, явно напрямую связанная с предыдущей, рассказывала о подозрительно разноцветных реках и озёрах и об отравленных колодцах в округе. Я слушаю с вниманием, даже позабыв о надкушенном бургере в руках, и когда Дима заканчивает, при этом выразительно изогнув брови, показывая, что он думает обо всех этих байках, делаю загадочное лицо и говорю, чувствуя себя немножко даже торжествующе: — Ты ничего не сказал про посёлок. — Про посёлок? — недоуменно переспрашивает Дима. — Специально построенный посёлок, где жили работники завода, — поясняю я, довольная, что хоть чем-то смогла его впечатлить, — Он находится довольно далеко, в почти десяти километрах от самого завода, на работу всех возили на автобусах. Его построили подальше для того, чтобы при аварии на химзаводе у тех, кто находится в посёлке, был шанс вовремя эвакуироваться. — Я вроде что-то встречал, но разве он не разрушен полностью? — Не знаю, — задорно усмехаюсь, замечая вспыхнувшие во взгляде Димы огоньки любопытства, — Проверим? — Если найдём точное место, — явно подтрунивая надо мной, хитро улыбается Масленников. Положив локти на стол, он наклоняется ближе ко мне, забавно щурясь, трепеща ресницами. — Я видела дороги возле завода — их две: по одной мы приедем, а вторая, сильно заросшая, наверняка ведёт к посёлку, — положив давно забытый уже бургер, полностью копирую Димины движения, приближая своё лицо к его и открыто улыбаясь, — Звучит как приключение? — Если мы там реально кого-то встретим, Арсюш, я абсолютно точно решу, что это ты меня пранкуешь, уж извини, — хмыкает Масленников. Мы так близко друг к другу, что его смешок-выдох касается моих губ и подбородка, но резко отодвигаться уже будет как-то некрасиво… да и меня это всё совершенно не беспокоит. — Не называй меня так, — прошу я, — И если мы там кого-то действительно встретим, ты не успеешь предъявить претензии, потому что я уже буду валяться с разрывом сердца. — Классно, блять, съездил снять ролик — мало того, что обосрался, так ещё и посадят, — смеётся Дима, и мы практически одновременно откидываемся на спинки своих диванов, продолжая весело переглядываться через весь стол, — Будет тебе посёлок. Если он ещё существует. — Ты пока что лучший экскурсовод, который мне когда-либо доставался. — Особенно после обрушения подземного бункера, да? — В этом есть своя изюминка. Мы болтаем ещё довольно долго, даже не заметив, как подкралось время закрытия заведения — после этого, впрочем, не торопимся вызывать такси и ехать по домам: под предлогом познакомить с хотя бы центром города, веду Диму на Красную, и он не сопротивляется ни секунды, всё так же полный энтузиазма и энергии, хоть и со слегка усталыми глазами. И мне тоже каким-то загадочным образом передается часть этой огненной энергии — уже полночь, мы разговариваем без остановки уже четыре часа, а я так и не устала — ни говорить, ни слушать. После трёх километров пешком по Красной улице, ягодного чая в стаканчиках с мотивирующими надписями и десятка смешных смазанных фотографий у памятника Шурику и Лидочке мы наконец договариваемся разъезжаться — всё равно завтра целый день проведём вместе в ветреных степях Кубани. Условившись, что завтра Дима возьмёт в каршеринге машину и часов в десять утра заедет за мной в рабочую студию (именно туда — во-первых, моя команда безумно хочет познакомиться с моим звёздным коллегой, во-вторых, я всё ещё помню полушуточные угрозы «выкрасть» меня, чтобы проучить, и облегчать ему задачу обозначением адреса моего места жительства я не намерена), мы наконец крепко обнимаемся и прощаемся, желая друг другу спокойной ночи без сонного паралича. Сонно покачиваясь в такси, ставлю себе в уме пометку, что надо будет посмотреть, что он там снимал себе на канал про это загадочное явление. Ладно, не буду полагаться на свою дырявую память — лезу в карман за телефоном, чтобы записать в список дел, но вместо этого натыкаюсь на яблоко, которое Дима дал мне в отеле и про которое я уже и позабыть успела. Извлекаю фрукт, пальцем задумчиво глажу поскрипывающую кожуру… Затем беру пачку влажных салфеток, тщательно протираю яблоко и кусаю, задумчиво глядя в окно на пролетающий за окном тихий ночной город. Совсем не похоже на вечно шумную, торопливую Москву. Здесь мне определенно нравится больше, хотя — никто ведь не запрещает приятно ностальгировать о трёх днях в столице. — Можно, я к аудиосистеме подключусь? — прожевав, спрашиваю водителя, а дождавшись кивка, через «Яндекс» включаю в приятно заурчавших басами динамиках «Чистого», после чего, хрустя неожиданно вкусным и сочным для прохладного мая яблоком, наконец вношу в список дел в заметках «Посмотреть видео на канале Димы». Так меня занесло в оптимисты... *** В студию утром прилетаю невыспавшейся и слегка переполошенной от предвкушения приключений — вся моя откровенно зевающая команда, жаждущая встречи с Масленниковым, уже в сборе (не удивлюсь, если Кеша тут ночевал, чтобы не дай бог не пропустить приезд кумира), и стаканчики с кофе из притащенного мной холдера разбирает с удовольствием. Шура выглядит хмурым и насупленным — продолжает держать оборону единственного в «Маре Хорь», кто не слишком-то впечатлён Масленниковым. Видимо, ещё таит обиду за то, что меня чуть не убило на съёмках в бункере. Я-то считаю эту историю больше забавной, чем страшной, и Шуру это бесит только ещё сильнее. Вадик как раз разъясняет мне какие-то свои, операторские, тонкости ношения нательного съёмочного оборудования, когда звонит домофон; несколько минут — и в моей студии возникает Дима, яркий, общительный и пышущий авантюризмом. На фоне полок и вешалок, заваленных недоделанными жутковатыми масками, коробками с разнообразным скарбом, шитыми-перешитыми рубашками, искусственными венками, глиняными горшками, Масленников в его мощных ботинках, хорошем спортивном костюме и тактических перчатках смотрится просто потрясающе чужеродно, словно последний островок адекватности в Стране Чудес Кэррола (и это он ещё не был в моей мастерской, где стены расписаны моей командой цитатами и узорами, а шторы вручную сшиты из разноцветных лоскутов). Я даже чуточку подвисаю, усомнившись в реальности происходящего (может, я просто чересчур увлеклась сочинением нового сценария для ролика, и спутала выдумку с явью?), прежде чем спохватиться и начать представлять своих старых коллег своему новому коллеге — впрочем, вряд ли кто-то заметил заминку, лица вон какие одухотворенные, будто Иисуса увидали. Альбина вообще словно бы порозовела — впервые вижу эту невозмутимую особу в таком состоянии. — Это Кеша, монтажёр, это Вадик, оператор, и Альбина, пиар-менеджер. Шуру ты знаешь. — Конечно, незабываемый Шура, — сверкает улыбкой Масленников, и мой менеджер закатывает глаза. Пока Дима здоровается со всеми за руку и обменивается забавными вежливостями, я буквально читаю у него на лице недоумение — «и это всё?». Вспоминая его команду, где одних только постоянных участников десятка три, это не кажется удивительным; но у меня и не восемнадцать миллионов подписчиков на канале, к тому же содержать ещё даже одного сотрудника мне пока прибыли не хватает. Одна надежда, что коллаб с Масленниковым ещё хоть немного приблизит меня к вожделенной золотой кнопке ютуба. При условии, что ни одному из нас на химзаводе не свалится таки кирпич на голову. Удивительно, но сейчас мне совсем не просто завести непринуждённый дружески-коллегиальный разговор — с Димой мне было очень комфортно общаться, с Шурой мы хорошо понимали друг друга, с Вадиком, Кешей и Альбиной мы успели достаточно сработаться, чтобы общаться на любые отстранённые темы — однако сейчас ничего не идёт на ум. И желания, если честно, тоже нет — только какое-то неприятное чувство, давящее на грудь, немножко, пожалуй, похожее на то, что я вчера испытывала на ресепшене Диминого отеля… Наверное, усталость и недосып — вот причина моего нежелания вступать в общение моей команды с моим новым коллегой. Вроде бы звучит логично, да? Впрочем, кажется, никто из них особо не переживает из-за моей молчаливости — Дима везде и без того чувствует себя как рыба в воде, а мои сотрудники, поначалу робеющие, в конце концов сдаются под натиском невероятного обаяния и вот уже засыпают его вопросами и шутками, от которых все смеются так, что, кажется, подпрыгивают пришивные бусины в шкатулке рядом со мной. Смотрю на Шуру и слегка успокаиваюсь — во всяком случае, его угрюмой миной только детей пугать, я в сравнении с ним даже сейчас — просто оплот дружелюбия. К счастью, Дима скоро, споро и умело сворачивает общение, раздаёт пятюни и автографы, терпеливо фотографируется с каждым, озаряет комнату яркой улыбкой на прощание, и мы наконец покидаем студию, быстро спускаясь по лестнице к машине. — У тебя такая маленькая команда! — восклицает Дима на ходу, принимая от меня мой рюкзак, чтобы положить его в багажник. — Это не все, — возражаю я, открывая переднюю пассажирскую дверь и в прыжке забираясь в салон — что за прикол в таких высоких машинах, блин? Ну хотя ладно, нас сегодня ждут километров сорок по жуткому бездорожью, выбор машины вполне оправдан, — У нас ещё бухгалтер есть. — Как вы вообще справляетесь? — слышу голос Димы, затем звук захлопывающегося багажника, и сам Дима возникает со стороны водительского места, — Ты реально прям все свои костюмы сама делаешь? Вообще без помощи? — Ну, иногда мои подруги помогают мне, если надо нашить очень много мелкого материала, особенно когда дело касается заказа, а не съёмок, — признаю я, бросая взгляд вверх, на дом, из подъезда которого мы только что вышли — на балконе моей студии вижу четыре любопытно торчащие головы. Опускаю стекло и машу им рукой, — Я пока справляюсь. Когда расширю охват, тогда и буду думать над штатом. — У тебя сколько подписчиков? — спрашивает Дима, занимая сиденье и начиная разбираться с навигатором. — Когда в последний раз проверяла, было семьсот тысяч или около того, — притворно равнодушно отвечаю, отводя взгляд. На самом деле я обновляю страницу своего канала по несколько раз в день, особенно после той рекламы в Димином инстаграме, и точно знаю, что сейчас на «Мару Хорь» подписаны семьсот тысяч двести сорок аккаунтов. — И сколько видео ты выпускаешь в месяц? — продолжает допытываться Дима, не отвлекаясь от навигатора. — Эстетики и ASMR часто, каждые несколько дней, они сравнительно легко и быстро снимаются. Истории и сказки раз в неделю, они по несколько серий обычно, так что удаётся растянуть. Клипы реже, где-то раз в три недели, — задумываюсь, прикусив губу. Дима, поглядывая на меня, терпеливо ждёт, когда продолжу, — Иногда бартер получается, всякие там мастер-классы и фесты, но это в статистику сложно ввести, предложения непредсказуемы. А, и ещё в Крыму пробовала записывать процессы создания масок, но тогдашний формат не зашёл, а сейчас мне предпочтительнее продать эксклюзивную маску, чем бесплатно показать, как её сделать. — То есть у тебя три рубрики? — Да, пока хватает. Шура с Альбиной кучу всего ещё понапридумывали, но я пока в силах сопротивляться. — Почему? — Дима сверяет пункт назначения на навигаторе с координатами на телефоне и заводит мотор. — Мне пока хватает — заказов в последнее время много пришло, впереди же лето, всякие этно-фестивали, косплей-фотосессии, празднование Ивана Купала. Плюс своих планов на съёмки много, надо будет успеть, пока зелень не выгорит на солнце и река не зацветёт. — А заказы ты сама все выполняешь, без помощников, — утвердительно произносит Дима, выруливая из двора на оживленную улицу, вливаясь в поток машин. Я смотрю на его профиль — серьёзный и задумчивый, — А почему так? Не доверяешь? — Не умею доходчиво объяснять, — мрачно признаю я, — И, честно говоря, иногда превращаюсь в настоящего тирана. — Что объяснять? Ты же все свои костюмы сначала рисуешь, — недоуменно поводит плечом Дима — в его мире моя кропотливая ручная работа была куда проще инженерных чудес в его ангаре, — Пришла к тебе швея — на́ тебе кусок ткани, на́ тебе бисер, там, нитки, не знаю, иголки, вот рисунок, сделай, чтобы было, как здесь. Фломастерами раскрась, если она совсем тупенькая будет. — Дим, — улыбаюсь снисходительно, и слегка касаюсь его локтя, чтобы показать, что не стремлюсь его обидеть, — Это только кажется очень простым. Это же творчество — думаешь, я могу нарисовать всё то, что представляю себе в голове? К тому же иногда эскиз по ходу шитья меняется просто радикально, буквально недавно был у меня случай — с утра планировался узор гжели по воротнику и манжетам, а к вечеру уже подбираю оттенки для вышивки в формате хохломы… — Ну, Арсюш, это, конечно, творческий процесс, но я так думаю, ты эту гжель шила и вышивала для себя? Для роликов? — сдержанно уточняет Дима, и мне кажется, что он слегка раздражается из-за того, что я, по его мнению, не понимаю очевидных вещей, — Когда дело касается заказов, у тебя же есть ТЗ? Ты же эскиз согласовываешь? — Конечно. — Ну так и никаких отклонений от ТЗ быть не может, да? Вот и найми себе какую-нибудь девочку, да хоть на подработку — пусть в свободное время помогает тебе, шьёт что-нибудь, клеит, или что вы там делаете ещё, — Дима косится на меня, явно ожидая очередных возражений. Я вздыхаю, отворачивая лицо к окну, и всё-таки отвечаю: — Наверное, ты прав. В этом есть смысл. — Тем более, как ты говоришь, летом завал заказов, — уже веселее добавляет Дима, видимо, привыкший небезосновательно считать себя экспертом в области русского блогерства и в очередной раз получивший этому подтверждение, — Если не сможешь найти, свисти, поможем. — Оптимистично, — допускаю полуулыбку, взглянув на него, — И даже слегка самоуверенно. — А ты только задумайся, куда нас наша с тобой самоуверенность завела! — с азартом восклицает Дима, — Мы, блять, едем хуй пойми куда на заброшенный химзавод искать призраков! Где вообще ты такое слышала? — Знаешь, слышала, — невозмутимо отвечаю, старательно пряча хихиканье в груди, — Один сумасшедший парень на ютубе таким занимается. Представляешь?.. *** Прежде на этом химзаводе я бывала лишь единожды — когда приехала сюда в прохладном апреле вместе с Евой и со свежей идеей для съёмки клипа, материал для которого мы отсняли за один день. Сейчас, во второй раз в жизни наблюдая, как навигатор предупреждающе мигает, командуя свернуть на практически бездорожье, где в округе до самого горизонта видно только буйство сырых степных трав и едва заметную колею, я ощущаю приятное трепещущее предвкушение, вся подбираюсь в кресле, тянусь вперёд, во все глаза рассматривая смутно знакомую местность. Дима, заметив моё оживление, тянется к плееру и в несколько движений переключает Кизару на какой-то другой плейлист. Я сначала не обращаю внимания, но, услышав знакомый перелив гитарных струн, сажусь ровнее и с осуждением смотрю на Диму, который аж светится от удовольствия. — «Дороги», серьёзно? — В тему же, — невинно отвечает он, делая вид, что преувеличено внимательно следит за дорогой, что подбрасывает наш транспорт даже на самом неспешном ходу. Я рассеянно слушаю нежный высокий голос Хелависы, всматриваясь в горизонт, ожидая момента, когда там возникнет свечка трубы химзавода, и неожиданно для себя замечаю: — Это же про тебя прям! — Что? — переспрашивает Дима, не отвлекаясь от дороги, чтобы не упереться в какой-нибудь куст, а я, пользуясь моментом, отматываю трек к началу. — Там, за третьим перекрестком и оттуда строго к югу всадник с золотою саблей в травы густо сеет звёзды… — негромко, не стараясь, но с чувством повторяю я вслед за песней, и довольно всплескиваю ладонями: — Ну ты же, от начала до конца. Где-то черт знает где, перекрестков мы уйму уже проехали, и на юг сейчас как раз едем… — На юго-восток, — машинально поправляет Дима. — Всадник — ну да, так и есть, всадник, просто не на коне, а на машине. Было бы странно, если бы ты ехал на коне, — меня уже не остановить — обожаю аллегории и метафоры. — Судя по легендам, где-нибудь поблизости обязательно найдётся двухголовый конь, — не спорит Дима, усмехаясь и бросая на меня быстрый взгляд, прежде чем снова вернуться к дороге, которая вроде бы начинала понемногу расчищаться — даже выбеленный временем асфальт кое-где проплешинами мелькает. — И золотая сабля — это золотая кнопка ютуба… Ну не смейся, — сама едва сдерживая смех, легонько шлёпаю его по плечу, — Я объясню. Там дальше по тексту — «в травы густо сеет звёзды». — Это, видимо, я бычки роняю. — Нет, — торжествующе воздеваю палец — пусть теперь слушает, сам эту песню включил, а вот нечего было меня подкалывать, — Ты создаёшь звёзд ютуба. — О, ну да, как я не срастил, — притворно ужасается Дима, хоть и вижу — шея чуть покраснела, но щеки пока румянца не выдают. Видимо, потому и скорее старается перевести неудобную и смущающую тему: — А что там про горы? Про лихие тропы? — Это для рифмы, — заключаю я, и он негромко, не очень уверенно смеётся — смотрит на дорогу пристально, сжимая пальцами руль аж до побелевших костяшек. Похоже, действительно смутился. Не став дожидаться, пока песня закончится, перехожу обратно в дорожный плейлист и включаю, к облегчению нас обоих, старого доброго привычного Скриптонита. Мы едем достаточно долго, солнце давно в зените и немного мешает обзору, но я примерно помню, куда надо смотреть — и в конце концов наконец замечаю бездыханную трубу, одиноко торчащую на горизонте. Осталось совсем недолго — от этого осознания внутри всё переворачивается кульбитом, а сердце застревает где-то в горле. Не могу себе представить, что завтра мы будем здесь ехать ближе к глубокому вечеру, чтобы прожить на заводе до рассвета — сейчас-то, при свете дня, видеть чёрный столб и едва угадывающиеся здания под ним довольно жутко, что же будет ночью? Как это будет ощущаться? И не сведут ли нас с ума прыгающие от наших фонарей тени? Или случайно забредшие туда одновременно с нами сталкеры. Или устроившие там свою нычку наркотиков барыги. Или бандиты. Или сектанты. Блин, Дима, может, своими походами по заброшкам закалённый, но мне-то, наверное, достаточно услышать поблизости крик ночной совы, чтобы от испуга уронить сердце на землю! Здесь кто-нибудь есть? На мой крик здесь стоит пустота... Однажды эти древние стены уже слышали этот голос и этот вопрос... Взглянув на Диму, ставшего вдруг очень сосредоточенным и внимательным, решаю оставить свои страхи при себе. Сейчас-то, посреди бела дня, не так страшно. Если что — запрыгнули в машину и по газам. Главное не сквозь кусты, а то Дима потом не откупится от каршеринга за повреждения. Чем ближе мы к локации, тем более мрачным и внушительным предстаёт перед нами химзавод, некогда бывший крупным предприятием, и с тех пор почти не утративший своего пугающего, ввергающего в трепет величия — если не учитывать обвалившуюся облицовку зданий и заросшие травой трещины в асфальте, завод всё ещё кажется мощным и непоколебимым, словно бы ожидающим, когда о нём вспомнят и вернут былую славу. Пока Дима осторожно паркуется на крошечной бетонной площадке, которую я ему показала (в прошлый раз сюда же втискивала свою машину Ева), я не отрываясь смотрю на ближайшие корпуса, которые в ответ глядят на меня тёмными провалами окон, зловеще поблёскивающими острыми битыми стёклами. Желания туда идти у меня ровно ноль — но, надеюсь, я достаточно умело это скрываю. Меня трясет перед сценой, но я не показывал страх... Мы выбираемся из машины, и нас накрывает тревожным шумом ветра где-то в вышине, свистом мелких птичек поблизости, и абсолютным отсутствием любых звуков цивилизации на многие километры в радиусе. Я шагаю с площадки — под ногами хрустит стекло. — А чё не в кедах? — подначивает меня Дима, появляясь рядом, разглядывая мои ботинки. Я бормочу что-то невразумительное, глядя за полуобрушенный забор — туда, куда нам сейчас следует отправиться. Не могу поверить, что вот несколько недель назад, когда здесь было безумно холодно и не видно ни единого проблеска зелени, мы с Евой тут добровольно шарились, я ещё и в лёгком медицинском халате… и не страшно же было? И кого я ищу?.. и как я могу быть один... Прицепилась же песня! Ещё бы, я на этом заводе её раз восемьсот прослушала — зрительная память влияет на слуховую. Набираю в грудь побольше воздуха и медленно, считая до пяти, выдыхаю. Затем ещё пару раз, и убеждаю себя — всё в порядке, ничего здесь не может произойти, никого здесь совершенно точно быть не может. Сюда никто в здравом уме в будний день в обеденное время не приедет. Кроме нас с Димой. Но мы и не в здравом уме. Вместе мы можем убить тишину!.. — Ну пошли, посмотрим, что тут интересного найдется, — говорит Дима наигранно весёлым голосом, и бодро направляется к пролому в заборе первым, привычно держа ручную камеру наготове. Я, удобнее перехватив лямки рюкзака на плечах, шагаю следом за его маячущей спиной, стараясь отгонять мысли, что если с Димой здесь что-то случится, я даже не смогу добраться до ближайшего посёлка и попросить помощи. А завтра ночью… Не хочу даже думать об этом. Я упорно смотрю в темноту, и надеюсь в ней встретить твой взгляд... Трясу головой, чтобы отогнать мрачные мысли, и ступаю на разбитые кирпичи, ощущая себя так, будто по меньшей мере перехожу границу с другим миром — и вижу, как Дима, идущий впереди, чуть оглянувшись, естественным, почти родным и привычным жестом протягивает мне ладонь в перчатке, чтобы помочь безопасно пройти за ним на руины химзавода.