After Dark

Ничто так не разрушает притягательную загадочность любого лишённого рутины и обыденности процесса, как взгляд на него по ту сторону объектива. Знаю это прекрасно на личном опыте: очарование мрачных сказок про лесных чудищ, опасные болота и ночные кладбища быстро рассеивается, когда знаешь, что корона Бабы Яги на моей голове склеена на скорую руку клеевым пистолетом, а офигенная фоновая кирпичная стена средневекового вида, искусно заляпанная плесенью, находится всего в пяти минутах ходьбы от моей квартиры в Краснодаре. Вот примерно таким же образом — бутафорским — для меня начинает раскрываться изнанка рабочих будней Димы Масленникова после нашего первого похода по недострою. Атмосфера таинственности заброшенного здания, пусть и испорченного рисунками на стенах и мусором по всем углам, здорово привлекала бы и щекотала опасливое любопытство… не будь у нас в руках камеры и не уходи всё наше внимание на правильный баланс оборудования. Когда смотришь на пустые мрачные комнаты, гадая, каким планировалось то или иное помещение, через экран камеры, весь шарм волнения перед неизвестностью пропадает напрочь, словно это была всего лишь видеоигра, а не настоящая локация, где мы перемещались собственными ногами. Прежде неизведанная романтика сталкерства рассыпалась в прах. Из здания мы выходим уже спустя час, обойдя его полностью, заглянув в каждое помещение, за исключением затопленного грязью подвала, и всё это время разговаривая — Дима по влоговой привычке, я из боязни услышать в тишине недостроя какой-нибудь страшный звук и заорать, как девчонка (всё-таки несолидная реакция для той, кто зарабатывает на жизнь ужасами). Диалог прыгал с темы на тему легко и непринуждённо — харизма и общительность Масленникова наверняка не оставляли шансов ни одному из его знакомых. И я тоже малодушно попалась в ловушку его обаяния и лёгкости, в какой-то момент ловя себя на том, что прямо во время подсъёма залитой чем-то тёмным и неприятным лестницы увлечённо рассказываю случай из детства, как мы с братом напугали полдеревни, сделав огромное чучело с коровьим черепом и спрятав его в кустах у магазина. Когда мы возвращаемся к машине, на улице уже совсем темно, к тому же поднялся совсем не майский ветер, пробирающий до костей. Отчаянно зевая и ёжась, принимаюсь освобождать себя от оковов ремешков и застёжек, уже прикидывая, как наконец вернусь в гостиницу, отключу телефон, запру дверь номера, вдену беруши и проснусь завтра как можно позже. И чтоб никакие Шуры, Томы, Димы и все остальные… — Ну сейчас тогда в студию, — совершенно спокойно заявляет Масленников, бережно укладывая лампы в футляр в распахнутом багажнике, — Глянем, что отсняли. Если Даник с Сударем ещё не разъехались, то заодно пройдёмся по плану завтрашней вылазки и по съёмкам в бункере. Должно быть, мой взгляд слишком выразителен, потому что он выпрямляется и слегка снисходительно усмехается: — Ты, наверное, не привыкла к такому ритму. — Знаешь, это звучит весьма оскорбительно. — Странно, я же вроде больше ни разу не назвал тебя «Арсюша». Нет, он ещё и издевается! Но до чего же забавно он это делает — я не удерживаю улыбки, и, чтобы не показаться уж совсем поплывшей, упираю руки в бока: — Не уходи от темы. Я не боюсь работы. Просто протряслась ночь в поезде, и адреналин в крови уже заканчивается. И я не знала, что на сегодня это ещё не последний этап нашей маеты. — Спасибо, что хотя бы не «халтуры», — смеётся Дима, захлопывая багажник и потягиваясь, — Тогда, в утешение, предлагаю поехать захватить что-нибудь на поздний ужин, всё равно Даник не согласен работать по ночам без еды. — Что ты на него наговариваешь, я с ним вообще-то работала. Он ужасный трудоголик, — саркастично закатываю глаза, устраиваясь на переднем сиденье и оглядывая чистенький, приятно пахнущий кожей салон, освещённый ненавязчивым белым неоном, обращаю внимание на болтающуюся на зеркале подвеску в виде логотипа канала. Надо будет потом тоже озаботиться идеей мерча. Дима садится на водительское и в пару движений запускает на минимальной громкости какую-то битную музыку. — Ну знаешь, при знакомстве и первичном взаимодействии людям свойственно казаться лучше, чем они есть на самом деле, — Дима притворно-чванливо кривит губы и картинно поправляет несуществующие очки, одновременно трогая машину с места. — Раз так, то ты, должно быть, понимаешь, почему я сейчас еду с тобой, а не вызываю такси в гостиницу, — отбиваю в тон ему, на что тут же получаю ответный смешок и притворно-наивное: — Чтобы бесплатно поужинать? — Разумеется. Откинувшись назад на спинку кресла, провожаю взглядом проносящиеся мимо тёмные тротуары и плохо различимые пятна мрачных строений. Ёлки-палки, в какой момент из съёмок в лесополосе и на заброшенных мельницах я переместилась во что-то подобное? Спохватившись, печатаю Шуре сообщение, что всё-таки задержусь, и, чтобы этот параноик не придумал себе что-нибудь криминальное, делаю быстрое селфи с широкой улыбкой и отправляю ему с подписью «это не kidnapping», на что тут же получаю ответ «чтобы это был kidnapping, для начала нужно быть kid». — Сложно, наверное, вам? — интересуется вдруг Дима, выруливая на шумный освещённый проспект — даже не верится, что только что мы были на задворках города, где в округе не было ни души. — Ты о чём? — Ну, — Масленников будто бы мнётся, подбирая слова, даже начинает барабанить пальцами по рулю, внимательно глядя на дорогу, — Это, может, невежливо — спрашивать такое, но, я так подумал, твой менеджер — твой парень? Это обычно очень сложно получается — сочетать работу и отношения. — Шура? — наконец до меня доходит, — Боже, нет. Он женат, у него жена в Краснодаре. И это не я. — А, — Дима бросает на меня быстрый взгляд, растерянно хлопая глазами — выглядит он при этом очень потешно, — Ладно, просто вы… — Ну да, — соглашаюсь, чтобы избавить его от необходимости объясняться. На самом деле, это был не первый и не второй случай, когда нас с Шурой принимают за парочку — вечно ходим вместе, шутки у нас какие-то свои, условные словечки и жесты; да взять хотя бы момент минуту назад, когда я отправила ему селфи. Так со своими менеджерами себя обычно себя не ведут, — Дело просто в том, что у нас практически на сто процентов совпадает чувство юмора. Поэтому у нас куча общих приколов, вот и создаётся такое впечатление, что мы вместе. Хотя на самом деле мы не совпадаем ни гигиеническими привычками, ни циркадными ритмами, ни взглядами на жизнь, ни хотя бы, блин, музыкальным вкусом. — Понял. Значит, вас нельзя вводить в статистику, — как-то невесело хмыкает Дима, — Я просто, м-м-м-м, не понаслышке знаю, что это такое — работа плюс отношения. Причём у меня такая ситуация была как раз-таки с моим предыдущим менеджером. Вот я и спросил. Мы уже достигли этапа признаний? Вежливо молчу, хотя и малость удивлена, что Дима вдруг продолжает говорить — медленно, задумчиво, ни на мгновение не отвлекаясь от дороги: — Мы долго пытались подобрать подходящий формат, ну, чтобы не мешало работе… с-с-с-сука, подрезал!.. И выяснилось, что это ну вообще не простая задача. Психотерапевтов проходили, то по очереди, то вместе, разные методы пробовали. Но нихера. Только время и чувства зря потратили. И отходили потом долго… Поэтому мне и стало интересно, что у тебя вроде бы такая же ситуация, но, раз Шура женат, вы двое всё-таки поумнее нас с Полиной будете! Он смеётся, и я сочувственно улыбаюсь, рассеянно наблюдая, как по его лицу быстро проносятся полосы жёлтого света фонарей. Не могу себе даже представить, насколько сложно ему и его менеджеру пришлось — нередко бывают моменты, когда мы с Шурой готовы поубивать друг от друга, а уж что творится во время обсуждения рабочих косяков… И ведь это у меня ещё маленький проект — миллионники вроде Димы вольны нанять себе в команду десятки человек, на каждую обязанность и задачу, но работают всё равно не покладая рук; Диму и Полину, наверное, частенько начинало тошнить друг от друга — ещё бы, они ведь ни минуты друг от друга не отдыхали, всегда вместе, всегда профессионалы, и почти никогда — просто обычная среднестатистическая пара. По крайней мере, учитывая отчаянный, самоотверженный трудоголизм команды Масленникова, такое у меня складывается впечатление. — Сочувствую, — негромко произношу, не зная, что ещё стоит добавить в такой ситуации. — Да ладно, ты что, — Дима снова улыбается, хотя и как-то слегка наигранно, — Всё в прошлом. Просто подумал, может, секрет какой расскажешь. — Вряд ли существует такой секрет, — хоть я и поняла, что последней фразой он старался пошутить и разрядить обстановку, всё-таки почему-то решилась ответить, — И я сомневаюсь в его универсальности. Встречаться с коллегой, наверное, даже хуже, чем работать на одной работе со всеми своими родственниками. — Не поспоришь. Хотя я вот с отцом работаю, считай, на одной работе, и иногда у нас даже бывают спокойные дни… Грамотно соскользнув с грустной темы, он принимается увлечённо рассказывать о забавных рабочих моментах, и несколько минут спустя мы уже в унисон смеёмся со случая, когда Масленников-старший интеллигентно и взвешенно насмерть перессорился со всеми консультантами одного строительного супермаркета. За окнами проносятся смазанные огни, смешиваясь в яркий калейдоскоп, и я наконец-то, впервые с момента отъезда из Краснодара, чувствую себя хорошо — несмотря на голод, усталость и недосып, новые впечатления спасают. В очереди МакАвто Дима неожиданно просит у меня название моего аккаунта в инстаграм. — Сделаем мини-рекламку грядущего проекта. И тизер не надо, и аудитории приятно. — Ты думаешь, твои подписчики вообще подозревают о моём существовании? — справедливо фыркаю, но всё-таки показываю на экране телефона свой открытый профиль, чтобы он быстро нашёл меня в поиске. — Ну вообще-то я уверен, — возражает Дима, сверяя буквы, — Когда мы посмотрели твой клип на «Здесь кто-нибудь есть?», я сразу закинул ссылку на ролик себе в истории. Если бы знал твой аккаунт в инсте, отметил бы тебя. А ты разве не видела ту историю? — Не особо часто сижу в инсте, — неловко мямлю, отводя взгляд, будто провинившийся ребёнок. Я вообще не подписана на Масленникова, ни в одной соцсети, поэтому понятия не имела, что это он прорекламировал мой клип на весь интернет. А я-то, наивная, думала, что это алгоритмы ютуба меня раскрутили: вон, до сих пор исправно капают подписки, лайки и комменты. — Ну давай, что ли, сделаем глупенький бумеранг во славу популярности, — Дима отводит телефон в сторону на расстояние вытянутой руки, и я с готовностью растягиваю губы в своём фирменном жутковатом оскале, знакомом всем моим подписчикам, любуясь нашим изображением на экране, пока он не говорит особенным голосом: — Нет, в смысле, нормально, пожалуйста, улыбайся. Я тут же меняю выражение, и Масленников со злодейским смехом показывает мне результат бумеранга: Дима, как обычно красивый и деловитый, спокойно смотрит в камеру, и я на соседнем сиденье — переживаю бесконечный цикл «хтоническая ухмылка — секундная растерянность — самое обычное человеческое лицо с самым обычным человеческим выражением». С громким повторением, что это лучшее, что только можно было снять для подобной мини-рекламы, Дима, одновременно угарая, мастерски направляя машину к окну выдачи и отбиваясь от меня, шутливо нападающей с целью отобрать телефон и удалить это позорище, печатает поверх истории «Джекилл и Хайд, Дима и Масленников, новый и ролик», шлёпает ссылку на мой аккаунт и отправляет в свободное плавание по интернету. У меня в кармане тут же с готовностью отзывается вибрацией инстаграм. — Я теряюсь, что мне сказать — «спасибо» или «иди к чёрту», — серьёзным голосом сообщаю, разблокируя экран и открывая историю — первое сообщение в нашем с Димой диалоге в директе. Вышло, конечно, безумно забавно и совершенно точно в моём стиле — правда, должно быть, неискушённые Димины зрители удивятся тому, каких же всё-таки неадекватов Масленников берёт себе под крыло. Пока Дима принимает наш огромный заказ через окно, паралелльно умудряясь что-то там шутить с работницей МакАвто, я нервно обновляю свои уведомления — блогер был прав, подписки действительно потекли рекой; не сотнями и не десятками, конечно, но любопытство история Димы у его аудитории всё-таки вызвала. Когда под последним моим постом появляется комментарий «это же вы сняли клип на Димину песню???!!!», от греха подальше прячу телефон обратно в карман и пытаюсь отвлечься — весьма вовремя мой слух цепляет знакомый голос из динамиков салона. Над головой небосклона огни, будто неоновые слоганы, Через окно наподобие панно видны светодиодами укомплектованные миры... — О, можно, я погромче сделаю? — Делай. Ты слушаешь Оксимирона? — недоверчиво переспрашивает Дима, бережно укладывая невероятно вкусно пахнущие пакеты на заднее сиденье. — Ты нить, струна или натянутая тетива? — невзначай спрашиваю, делая звук громче и покачивая головой в такт загудевшим в салоне битам. Дима одобрительно поджимает губы, возвращаясь в исходное положение в кресле и выводя машину обратно на дорогу: — Я думал, ты типа «Мельницу» и всё такое слушаешь. — Одно другому не мешает, — независимо пожимаю плечами, — Я могу одинаково реветь и под «Лондонград», и под «Дорогу сна». Остаток пути до студии мы проводим за прослушиванием плейлиста Димы и довольно жаркими для столь позднего времени спорами об истинной иерархии треков Оксимирона — один раз Масленников даже в шутку пригрозил высадить меня прямо на разделительной полосе, если я ещё хоть раз повторю, что «Город под подошвой» жутко переоценён. Во дворе нужной высотки, выбираясь из машины на холодный ветер и сгребая тёплые ароматные бумажные пакеты, мы горько смеёмся уже в голос, выбирая смех лучшей реакцией на без ножа режущие тексты — мы были ещё не достаточно знакомы, чтобы всерьёз обсуждать то, насколько глубоко отпечатываются внутри слова этих треков. И это ощущалось — в электрическом напряжении между нами, двумя блогерами, которых популярность научила всегда на всякий случай сохранять дистанцию. Всего три дня, и я уеду домой. Нет никакого смысла пытаться строить мосты — наши сферы деятельности слишком отличаются, чтобы я могла рассчитывать снова засветиться в проектах «Погнали Шоу» и поработать рука об руку с этим ярким, обаятельным и невыносимо задумчивым (и умело это скрывающим) человеком. Но, тем не менее, за эти три дня я планирую набраться столько опыта, сколько это вообще возможно. В студии нас встречает Даник с помятым о диванную подушку лицом и очень хмурым видом. Потроша пакеты с бургерами, он высказывает нам всё, что думает о времени суток и о нашей вине в том, что он до сих пор не спит себе спокойно в кровати дома, а мы в это время смиренно киваем, соглашаясь с каждым словом, пока он не забивает и не усаживается с гордым и независимым видом за поздний ужин. Сударь выползает из комнаты, и выглядит при этом не лучше — сонный и припухший, с примятой с одной стороны бородой. Я сочувственно протягиваю ему коробку картошки, надеясь хоть так избавить нас от ещё одной справедливой тирады в адрес Трудового кодекса. Дима присоединяется к нам за ужином последним, после того, как настроил на экране беззвучную запись с моей камеры, которую я таскала на себе на заброшке; едва успевая жевать между замечаниями, эти трое меня чихвостят направо и налево, разъясняя мои ошибки, при этом успевая ещё спорить между собой и записывать голосовые сообщения с вопросами по экипировке какому-то то ли инженеру, то ли ещё какому несчастному человеку, вынужденному выслушивать всю эту конференцию в почти час ночи. Я, скрупулёзно ковыряясь в своём чизбургере, только периодически вставляю свои сетования, что генетика не наградила меня высоким ростом — зато жизнь обеспечила необходимостью работать с чрезмерно высокими людьми на камеру. В итоге меня поднимают из-за стола, не дав доесть, и в три пары рук начинают снова одевать в экипировку, чтобы сделать нужные измерения. Вот поэтому куда круче и проще работать одной. Терпеливо, хотя и со скептическим взглядом, позволяю им просто делать свою работу — уж лучше сейчас, чем потом после возвращения из бункера услышать раздосадованное «Арси, твои партии придётся переснимать, пошли обратно». К тому же наблюдать за тем, как вдумчиво работает Дима Масленников — оказывается, одно удовольствие. То, как он хмурится, выслушивая предложения Даника, то, как улыбается в ответ на очередную забавность в исполнении Сударя, то, как резко и быстро жестикулирует, доказывая свою точку зрения, то, как перебивает сам себя и смеётся с этого, не сразу справляясь с потоком мыслей и идей, то, как он обеспокоенно извиняется передо мной, если вдруг ему показалось, что он слишком сильно дёрнул меня за руку… Просто гипнотизирует. Прям тот самый легендарный старший сын в любой сказке — который «умный был детина». Наконец они вроде бы сходятся на том, что нужно будет завтра с утра попробовать сразу несколько новых способов закрепить на мне оборудование — я подавляю разочарованный вой, напоминая себе, что я всё-таки в первую очередь профессионал, и уже только после — уставшая и замученная женщина, нуждающаяся в том, чтобы её не трогали хотя бы сутки. Завершается этот безумный день быстрой, слегка расплывчатой и полной профессионального сленга, пробежкой по завтрашним вечерним планам пройтись по какой-нибудь заброшке вчетвером на пробу, и разбором планов официальной съёмки, после чего меня поздравляют с почином и наконец вызывают такси, чтобы отправить меня в гостиницу. Дима выходит на улицу вместе со мной, чтобы проводить, и мы некоторое время стоим на ветру, наблюдая за тем, как на экране телефона Масленникова таксист пытается разобраться в лабиринтах соседних дворов. — Как ощущения? — спрашивает Дима, лукаво поглядывая на меня, будто бы искренне ожидая услышать, как я признаю, что стать блогером было самым неправильным решением в моей жизни. — Ново, — взвешенно отзываюсь, вежливо улыбнувшись, — Так что — вполне бодряще. А у тебя? — Не первый и не последний мой коллаб, — увиливает Дима, тут же ловит мой неодобрительный взгляд и смеётся: — Вроде всё идёт по плану, а это большая редкость. Даже немножко хочу, чтобы ты увидела, как иногда бывает весело в самый обычный будний день, когда буквально всё идёт по пизде. — Думаешь, сумеешь меня этим удивить? — картинно вздёргиваю нос. — А ну, интересно-интересно, какие у тебя бывали «не по плану»! — Знаешь, — делаю заносчивое лицо, наслаждаясь его искренне смеющимся видом. Краем глаза вижу, как заезжает во двор машина с нужным номером, и даже чуточку расстраиваюсь — какой бы ни была я уставшей, всё равно не хочу сейчас уезжать, — однажды у меня села батарея на камере прямо во время съёмок на речке. — Матерь божья! — наигранно ужасается Дима, и из глаз его буквально искры сыпятся — чарующее зрелище. Надо было мне в писатели идти, вон как пронимает всякими харизматичными и умными мужиками, — Бедненькая, сколько же потом, наверное, на психолога потратила! — Не больше, чем твоя команда, — улыбаюсь, чтобы смягчить жестковатую шутку, и похлопываю его по плечу, про себя замечая, какое оно твёрдое — даже сквозь куртку ощущается. Такси останавливается перед нами, загнанно дыша бензиновыми парами, — Ладно, была рада поработать вместе. Увидимся уже… — кошусь на экран телефона, — Через шесть часов. — Уже скучаю, — хмыкает Дима и тянется обнять — я покорно поддаюсь, с головой окунаясь в тёплый запах его духов и вздыхая от радости наконец отправиться спать. Расцепив руки, Дима распахивает дверь машины передо мной, снова принимая шутовской вид, — Дочь, отпишись, когда приедешь. С мальчиками не общаться. Сигареты не курить. — Конфетки у незнакомцев хоть брать можно? — притворно цокаю языком, забираясь в салон и затаскивая следом свою сумку. — Только если они бесплатные, Арсюш! — предупреждает Дима, захлопывая дверь прежде, чем я успеваю возмутиться, и напоследок одаривая меня хитрой, яркой, чуточку уставшей улыбкой, которая преследует меня невидимым отпечатком на стекле, будто ожог сетчатки солнечным зайчиком, даже когда мы покидаем двор и под звуки плейлиста «В машину» выезжаем на трассу. Несмотря на позднюю ночь с понедельника на вторник, периодически мы всё-таки встреваем в небольшие пробки, так что у меня есть немного времени на то, чтобы вновь открыть свой блокнот и попялиться невидящим и ненавидящим взглядом на набросок Чёрного Сталкера. Я-то думала, процесс пойдёт легче и быстрее после настоящего ночного похода по заброшенному зданию, однако ничего подобного — меня хватает на пару задумчивых штрихов и на попытку прорисовать ботинки, после чего я сердито переворачиваю лист и начинаю заново — в очередной раз. На этот раз, отчаявшись, пробую сделать позу моего Сталкера чуть более динамичной, однако и это толком не помогает — к моменту, когда такси тормозит на парковке моей гостиницы, у меня в блокноте появляется всего лишь очередной набросок какого-то неформала, бегущего, видимо, в магазин, чтобы успеть купить пиво до десяти вечера. С досадой захлопнув блокнот, прощаюсь с молчаливым таксистом (благодать, а не поездка, особенно после такого напряжённого дня) и плетусь, наконец, в номер, где меня ждут душ, беруши, чистые свежие простыни и оставленный, видимо, заботливым Шурой сендвич в упаковке. Ну, по крайней мере, с голоду я в Москве не помру — куда ни приду, везде накормить пытаются. *** Утро начинается не с кофе, а с просмотра обновлений всех своих соцсетей — после истории Димы на мой инстаграм за ночь подписались три сотни человек, а директ оказался завален вопросами, на которые я понятия не имела, что отвечать. Интересно, существуют вообще какие-нибудь курсы для блогеров, где разъясняют принципы общения с прохладной аудиторией? Очевидно же, что они на меня подписываются вовсе не из интереса к фольклору и любви к славянской мистике: всем хочется знать, что за ролик мы будем снимать и будет ли он как-то связан с «Здесь кто-нибудь есть?». Ну и ещё немножко хейта и непрошенной критики моих стиля и внешности, но это уже классика, без неё никуда. На завтрак спускаюсь, отчаянно зевая и растирая глаза — Шура, неприлично выспавшийся и счастливый, смотрит с сочувствием. — Видела, как подскочила статистика на ютубе? — как бы между прочим уточняет он, пока мы путешествуем в сказочном мире «шведского стола», набирая в тарелки сырники и блины. — Это всё наш Дмитрий Ясно Солнышко Масленников, — отвечаю, придирчиво разглядывая варенье в вазочках. — Ага, я видел эту стори, — на всю столовую ржёт Шурик. Я замечаю направленные в нашу сторону неодобрительные взгляды и легонько толкаю его в бок локтём, — Это было гениально, твоя идея? — Экспромт. Тебе кофе? — Ага, с молоком. Мне вообще эту стори скинула Эля, записала голосовое, где угарает, просила передать тебе. — Ну да, мы ведь оба знаем, что ты выбрал Элю из всех женщин мира только потому, что она единственная смеётся громче тебя, — беззлобно усмехаюсь, зная, что ни Шура, ни тем более Эля не обижаются на такие замечания. На самом деле Элю, жену Шурика, я обожаю едва не сильнее, чем, собственно, менеджера — вполне возможно, это произошло потому, что мы видимся с ней куда реже. После завтрака, натолкавшиеся еды, как пеликаны (нельзя дикую провинцию пускать на столичный «шведский стол», всякий раз в этом убеждаюсь), мы едем на метро в студию — по пути нас даже ловит моя обомлевшая от изумления подписчица, с которой я фотографируюсь, старательно демонстрируя на камеру свою хтоническую сущность и заодно все чудеса Краснодарской стоматологии. Девушка так мило смущается и удивляется, рассматривая меня и задавая бесчисленные вопросы, что я едва сдерживаюсь от того, чтобы похвастаться, что уже завтра еду снимать совместный сталкерский ролик с «АЖ САМИМ» Димой Масленниковым, но подкованный в маркетинговых делах Шура умело пресекает всякие попытки. Даже немного грустно — как вообще пережить этот момент нетерпения, когда тебе всему миру хочется рассказать, насколько ты крута и востребована? Ладно, ладно. Это всего лишь эйфория от того, что меня узнали на улице. В студии вновь куча людей, вроде бы даже появились новые лица, и меня с порога берут в оборот — обмеряют, примериваются, прикладывают ремни и щёлкают карабинами, спорят между собой, пока я беспомощно кошусь на преспокойно попивающего чаёк Шурика. Дима тоже здесь — невероятно бодрый и живой, крутится в самой толпе своих людей, успевая и руководить ими, и раздавать распоряжения голосовыми сообщениями, и даже шутить и хохотать, превращая обстановку из напряжённой в жутко шебутную и весёлую. В такие моменты даже я, интроверт-полукровка, сдаюсь под натиском лидерской обаятельности, и начинаю иррационально ощущать себя в своей тарелке, даже будучи в центре внимания. В конце концов с креплениями и нательным оборудованием разбираются, часть ребят отправляются править детали моего рабочего вооружения, а Дима, Даник, Сударь, наши менеджеры и я остаемся в помещении — выдыхать после кипиша за дальнейшим обсуждением проекта. После вчерашнего нырка в задумку я уже немного начинаю понимать алгоритмы наших действий во время съёмок, так что в разговоре стараюсь участвовать активно — всё-таки я полноправный участник замысла, а не жалкая актриса второго плана, простым процессуальным паразитированием здесь не обойтись. Правда, в какой-то момент, уже к одиннадцати утра, Дима, до того увлечённо перечисляющий вычитанные им локации нашего бункера, вдруг спохватывается: — А вы ж ещё не успели по Москве даже погулять! — Почему это, — справедливо возражаю, — Мы уже посмотрели самые красивые станции метро. — И из окна такси тоже кое-что видели, — вставляет Шура. В ответ вся Московская составляющая нашей команды громко смеётся. — Ну да, и на жд вокзале побывали, считай, план перевыполнен, — отсмеявшись, добавляет Дима, — Не, серьёзно, всё равно до вечера мы тут своими делами будем заниматься, так что валите прогуляйтесь, посмотрите что-нибудь. — Димас, я её в прошлый раз точно так же выгонял, — фыркает Даник, весело поглядывая на меня, наслаждаясь моим наигранно суровым видом, — Для неё Краснодар-то невыносим, а тут целая Москва. — Так и есть, — закатываю глаза, но всё-таки сдаюсь и поднимаюсь с дивана на ноги: — В любом случае, не могу отказаться от предложения покинуть эту студию до вечера. — Поехали для успокоения совести глянем на «Москва-Сити», а потом просто рванём в гостиницу спать дальше, — громким шёпотом говорит мне Шура, и снова команду разбирает смех. — Кстати про студию, — во всеобщем гвалте и шуточных добивках неожиданно обращается ко мне Дима, — Пошли быстренько покажу кое-что. Заинтригованная, следую за ним — через несколько помещений, выглядящих как смесь студенческого общежития, подпольной фотостудии и театрального склада, мы оказываемся в ещё одном, тоже забитом аппаратурой, которая своим изобилием для меня окончательно смешивается в неразличимый калейдоскоп — я даже не могу с ходу понять, для чего предназначены все эти приборы, пульты и микрофоны. — Студия, — торжественно объявляет Дима. — Ещё одна? — осторожно осведомляюсь вопросительным тоном, озираясь и пытаясь сориентироваться. — Звукозаписи, — договаривает он, и наконец картинка складывается — кроме одного момента. — Так, — киваю в знак того, что поняла, и приподнимаю бровь в ожидании продолжения. — Ты вчера сказала, что хотела бы записывать каверы… — Неправда, я не так сказала. Я даже думать не хочу о каверах. — Ну да, рассказывай, — отмахивается он со смешком, — Попробовать-то можно. Просто у тебя раньше не было подходящего случая, а теперь — есть, — он обводит рукой аппаратуру, ужасно довольный собой, — Не обязательно же прям выкладывать, рекламировать, можно просто попробовать. Для общего развития. Вдруг зайдёт. — Ты серьёзно? — Ну да, — он мягко подталкивает меня в спину, чтобы я приблизилась к закреплённому основному микрофону с сеточкой шумозащиты, и суёт в руки неведомо откуда взявшиеся крупные наушники, — Я просто считаю, что делать нужно всё, что приходит в голову. Когда ты уехала, всё ходил думал, потом просто пошёл и загрузил минус. Вон он, на ноуте. Ждёт тебя. — Минус какой песни? — сдаваясь, интересуюсь, хоть и догадываюсь уже, какой будет ответ. Дима усмехается и подмигивает, с готовностью наклоняясь над ноутбуком, я надеваю наушники, шагаю ближе к микрофону, и знакомые звуки вступления, уже долгое время пробирающего до мурашек, начинают играть буквально у меня в голове. Текст мне не дали, и всё же, подчиняясь звукам бита, я машинально вспоминаю слова и выражения — и хотя не распелась и не подготовилась, и вообще всё снова с бухты-барахты… Припав губами к сетке, начинаю осторожно, пробно проговаривать текст, с привычной мягкой хрипотцой, чуть прикрыв глаза, руками медленно поводя в воздухе, будто бы ловя ритм и скользящие по венам аккорды. Я люблю быть один, нет, скорее не так: Быть одному мне уже не так сложно, как пару бокалов назад… Чуть сбиваясь и запинаясь с непривычки, подбираясь к эмоциональному припеву, ощущая, как колотится о рёбра от волнения сердце, по инерции распахиваю глаза, и вижу, как улыбается Дима, вдохновлённо наблюдая за мной, щуря добрый взгляд — и тут же спотыкаюсь на строках, от неожиданности тихо смущённо рассмеявшись. Смех тут же подхватывает Масленников, ударяя и от истерики почти промахиваясь по клавишам, чтобы остановить звукозапись, и сквозь слёзы неудержимого хохота предлагает послушать получившийся сумбур — должно быть, достойный вчерашнего забавного бумеранга в инстаграме. Ещё бы, разве существует на свете другой трек, где посреди взрывного, напряжённого, тревожного припева исполнитель начинает угарать? Вряд ли. Надо будет сделать это своей очередной дурацкой фишкой.