Тысячи ли к тебе

Ди Фэйшен смотрел на двух спящих — благо, не умирающих — дураков и задавался вопросом, как его угораздило с ними связаться? По всему выходило, что добровольно. Появилась даже мысль, что после всех усилий, затраченных на исцеление Ли Ляньхуа, сражаться с ним потом — кощунство. Но глава Ди остановился на том, что бой не планируется насмерть, а только до определения остаточного победителя. На том его внутренняя дилемма и решилась. Медитировать у постели больных ему быстро надоело, тем более, что угрозы жизни не было, и Ди Фэйшен отправился отдать несколько распоряжений своим людям, которые всё ещё ожидали на улице. Тот факт, что сгрузил он бессознательного Ляньхуа на кровать к Фан Добину, его совершенно не волновал, как и ширина оной, совершенно не подходящая для двоих взрослых мужчин. Едва хлопнула входная дверь, Ли Ляньхуа со стоном перевернулся и весьма неграциозно соскользнул на пол, лоб с глухим стуком встретился с твёрдой доской. — Да что ж за день такой? — пожаловался он в пустоту, и только потом сообразил, что очнулся не там, где прилёг. Стало немного неловко. Рядом на столе стояли раздобытые Ди Фэйшеном лечебные снадобья, но его самого уже нигде не наблюдалось. Оно и к лучшему — выговор за глупый риск откладывается на потом. Фан Добин мирно спал и, воспользовавшись блаженной тишиной, Ляньхуа разобрал лекарства, собираясь в первую очередь приготовить укрепляющий настой. Руки дрожали и плохо слушались, но он сумел отмерить нужное количество препаратов, развести огонь и вскипятить воду. Дальше оставалось только помешивать и ждать — не велик труд. Первую порцию он употребил для себя, признавая, что всё-таки сделал глупость, но отказываясь раскаиваться. Однако, когда Сяобао очнётся, он не должен выглядеть болезненно и Ди Фэйшена лучше предупредить, чтобы не сболтнул лишнего. Средство, конечно, не панацея в его-то состоянии, но устранить мертвецкую бледность удалось. Когда Добин начал понемногу приходить в себя, его порция лекарства была уже готова. Ляньхуа сидел у постели, на том же месте, где провёл большую часть ночи, но чтобы не думать о глупостях, принялся изучать какие-то старинные трактаты. Оттого и пропустил момент, когда Фан Добин открыл глаза. День был ясный и в проникающих сквозь окно солнечных лучах танцевали пылинки. В тереме пахло лекарством и стояла тишина, только с улицы, где-то поодаль слышались неясные голоса. Они еще не сменили стоянку, времени не было, и это болтали жители деревни, ремонтирующие мост. Ли Ляньхуа увлечённо читал и наблюдать за ним сейчас оказалось крайне интересно: серьезное лицо, чуть сведённые брови, губы едва заметно шевелятся, проговаривая текст. Добин поймал себя на мысли, что совершенно бессовестно им любуется. Наверное, это не удивительно, ведь он всю жизнь восхищался Ли Сянъи, но как-то непривычно — это не было знакомым чувством восторга великий мастером. Фан Добин смотрел просто на человека и ему нравилась каждая его черта. Нравился ясный взгляд, нравились нахмуренные брови и чуть пухлые губы, изящные, но сильные руки. Продолжать в том же духе было опасно и, вероятно, непочтительно в отношении наставника, потому что вызывало незнакомые эмоции, которым Добин не знал определение. Он попытался пошевелиться и только теперь осознал, что почти весь перемотан повязками, ноги и рука отозвались болью, а в довесок заломило виски. Добин страдальчески поморщился, тихо застонав. — Проснулся наконец, — облегченно выдохнул Ляньхуа, откладывая своё неинтересное чтиво, — как себя чувствуешь? — Как сломанный манекен для тренировок, — честно признался Добин, — всё плохо? — Сносно, — Ляньхуа тепло улыбнулся и протянул ему плошку с лекарством, — придется какое-то время провести в постели. Выпей, это укрепляющий отвар, тебе нужны силы для восстановления. Позже приготовлю еще кое-какие лекарства. Фан Добин мимо воли скривился, ощутив знакомый запах горького снадобья. В детстве он проглотил их столько, что не смог бы сосчитать, и гадкий вкус навсегда отпечатался в памяти. — Ну-ну, не вороти нос, это хорошее средство, — заметил его гримасу Ляньхуа, но потом, будто что-то вспомнив, хмыкнул и пересел на постель, поднося плошку к его губам. Добину стало неловко, не маленький же, но спорить не стал — послушно выпил всё залпом. Лукавая улыбка личного лекаря затмила горечь напрочь. Прежде Добин всегда принимал лечение с мыслями о Ли Сянъи, но с его рук делать это оказалось куда приятнее. — Хороший мальчик, — похвалил Ляньхуа, будто Фан Добин действительно был ребёнком, но эти слова вызвали только жар на щеках и ни капли протеста. А протянутая следом конфета вернула куда-то в прошлое, где молодой герой, первый мечник Цзянху обещал больному, слабому мальчишке взять его в ученики. Фан Добин задумался, каким извилистым путём пришёл к желанной цели, но ведь он все же достиг её! А значит невозможного не существует. — Ты сам-то в порядке? — спросил он, вспоминая битву Ляньхуа. — Как будто это мне кости переломали, — фыркнул тот в ответ. — Кости срастить легче, чем вывести твой яд, не увиливай. — Я в полном порядке, насколько это возможно, — Ляньхуа даже не соврал. Почти. Сейчас его состояние серьёзных опасений не вызывало. — Хорошо, — Фан Добин расслаблено откинул голову на подушку и прикрыл веки, — что-то меня опять в сон клонит, в том отваре случайно не было твоих чудо-порошков? — Твой организм просто сильно измотан. Отдыхай, в ближайшие пару дней мы всё-равно никуда не поедем. — Но нам нельзя терять время, — встрепенулся Добин. — Мост так быстро не починят, а тебе нужно набраться сил, — возразил Ляньхуа, — несколько дней ничего не решат в нашем деле, не суетись, — и пока беспокойный больной не принялся спорить, вышел на улицу. Ди Фэйшен сидел на ступенях в одиночестве. Всех своих людей он отослал с распоряжениями и теперь просто обдумывал дальнейшие действия. Ляньхуа, не задавая вопросов, устроился рядом. Проводить время с бывшим противником уже не казалось чем-то странным, даже о вражде вспоминалось как-то вяло, без огонька. — Чем ты думаешь, делая столько глупостей в один день? Вопрос прозвучал риторически и Ляньхуа только хмыкнул. Объяснить главе Ди такие вещи положительно невозможно. Но тот продолжил, будто ни к кому конкретно не обращаясь: — Ладно бы ещё барышню в беде спасал. Допустим, Цяо Ваньмянь — первую красавицу, но этого-то что? — Ди Фэйшен кивнул на дверь. — Не умирает, не искалечен больше допустимого. Знал бы тебя хуже, подумал бы, что у тебя странные наклонности. — Это какие? — удивленно поднял брови Ляньхуа. — Из этих, которые любят себя калечить. — Глава Ди, у тебя весьма обширные познания. Ди Фэйшен бросил хмурый взгляд, и Ляньхуа поднял руки, сдаваясь в бесполезном споре. — Ладно-ладно, я сделал глупость. Доволен? — Нет. Одну глупость ты признал, но другие делать не перестанешь. Ли Ляньхуа действительно не знал, как объяснить свои поступки. Он не сожалел о них ни прежде, ни сейчас. Особенно сейчас. Разве есть что-то неправильное в желании защищать близких? Зачем жалеть себя, когда страдает дорогой человек? — Думаешь поступил правильно? — Ди Фэйшен проявил чудеса проницательности для человека, которого не заботят чужие чувства. — Думаешь, защитил Фан Добина от страданий? Так представь, что бы он почувствовал, если бы ты умер, пока исцелял его от ничего не значащих травм, которые и сами легко излечатся. Ляньхуа промолчал. Он не хотел ощущать себя пристыженным и не хотел в этом признаваться. Но Ди Фэйшен надавил на больное, на вину — его вечную спутницу. И вспоминалось выражение лица Сяобао каждый раз, когда Ляньхуа становилось хуже. — Расставляй приоритеты правильно, — глава Ди не стал ждать ответа и сразу сменил тему, — нельзя задерживаться тут надолго. — Мы не сможем отправиться дальше, пока не восстановят мост, к тому же, Сяобао сейчас нужен отдых. — Отправимся другим путём. К ближайшей переправе две недели пути, но сидеть там, где все о нас знают, небезопасно. В том числе для Фан Добина. Он вполне отлежится в пути. Ли Ляньхуа и сам понимал, что сейчас они слишком уязвимы для врагов. Как бы ни хотелось переждать ещё несколько дней, Лотосовый терем чересчур приметный, а за ними наверняка будут следить. — Хорошо, — согласился он с планом, — но нам придется делать частые остановки и всегда должна быть возможность пополнить запасы лекарств, если Сяобао... — Вылечим мы твоего Сяобао, — не выдержал Ди Фэйшен, — прямо как наседка над ним кудахчешь. Ты ему ещё меч деревянный вручи, чтоб не порезался случайно. Ляньхуа недовольно поджал губы, но спорить перестал. Что за несносный человек, этот глава Ди? Ну о чем с ним говорить?! В путь решили тронуться следующим днём до рассвета, а прежде люди Ди Фэйшена позаботятся, чтобы никто не начал тайно следить за теремом. Пока Фан Добин отдыхал, Ляньхуа сделал кое-какие приготовления и убедился, что припасов им хватит по меньшей мере на несколько дней. Дорога может оказаться сложнее, чем они рассчитывают. Настали уже глубокие сумерки, когда он, наконец, успокоился и уселся опять у постели больного. Вечерние тени оставляли отпечатки на его бледном лице и молодой человек выглядел еще изнурённые, чем прежде днём, хотя спал совершенно спокойно. Ляньхуа убеждал себя, что это всё игра его воображения и Сяобао вовсе не страдает сейчас. В самом деле, переживал бы он так о любом другом человеке в подобной ситуации? Только Добин не другой, пора уже принять этот факт, и обычно это он сам носится с Ляньхуа, волнуясь от каждого чиха. Поменяться местами оказалось совсем не забавно. — Прости, Сяобао, никогда не буду больше доставлять тебе хлопот, — прошептал Ляньхуа едва слышно, кончиками пальцев касаясь зафиксированной повязкой руки, — только поправляйся поскорее, ладно? — Обещаешь? — Добил приоткрывает один глаз, сдерживая луковую улыбку. И у кого, спрашивается, научился хитрить? Ли Ляньхуа спрятал смущение за недовольством: — Притворяешься спящим, ну что за ребячество? — И вовсе я не притворяюсь, только что проснулся. Как раз вовремя, чтобы поймать хитрого лиса на слове. Что толку давать обещания, когда тебя не слышат? Ляньхуа только фыркнул в ответ — ну точно лис — и отправился на кухню за легким ужином. — Подкрепись и выпьешь лекарство, — он вручил Добину тарелку и палочки, — набирайся сил, в путь отправляемся раньше, чем я думал. Лао Фэй решил ехать в объезд. Неблизкий путь, но он считает, что оставаться на месте опаснее. — Думаю, он прав. Едва ли те люди легко сдадутся, они зашли слишком далеко. — Если почувствуешь себя хуже, найдем хорошее укрытие и сделаем привал, — пообещал Ляньхуа. — С чего бы мне чувствовать себя хуже, если даже с постели вставать не придется? — Постоянная тряска в твоём состоянии на пользу не пойдет. И не вздумай бравировать, если будет тяжело, — строго сказал Ляньхуа, заметив скептическую реакцию. — Ладно-ладно, господин лекарь, не сердись. Фан Добин с завидным аппетитом расправился с ужином. После долгого сна и лекарств он уже не чувствовал себя таким разбитым, хоть переломы и доставляли неприятные ощущения. Но хуже всего оказалась невозможность свободно передвигаться, на поверхность поднялись воспоминания из далёкого детства о беспомощности и зависимости от чужой поддержки. Это могло бы расстроить, но постоянно крутящийся рядом Ляньхуа каким-то образом превратил трудности в удовольствие. Когда бы ещё этот несносный тип вёл себя так заботливо и покладисто? Не отходил далеко, со всем соглашался, а главное, готовил исключительно вкусно. Добин так увлёкся, что даже начал слегка переигрывать, из-за чего Ляньхуа не отправился отдыхать, оставшись у его постели на всякий случай. — Не стоит так беспокоиться, — спохватился Фан Добин, — если что-то случится, я тебя позову. — Все в порядке, я не устал. Подожду, пока ты уснёшь, тогда и сам пойду. Но среди ночи Добин проснулся и обнаружил его на том же месте у постели, склонившим голову и уснувшим в неудобной позе. Не слишком разумно, ведь завтра у него не будет возможности нормально отдохнуть. — Эй, Ли Ляньхуа, почему спишь здесь сидя? Сам же говорил, что нужно как следует отдохнуть. Ляньхуа протёр воспалённые глаза и осмотрелся. Они с Добином были в тереме одни, Ди Фэйшен как обычно ушёл куда-то по своим делам — он редко задерживался с ними надолго. Шея затекла от неудобной позы, но Ляньхуа не уходил больше для собственного спокойствия. Одна бессонная ночь, когда он не знал где Фан Добин, что с ним и увидятся ли они снова, выработала какую-то внутреннюю потребность видеть его лицо. Видимо, навязчивые идеи появляются именно так, но Ляньхуа не хотел думать сейчас об этом. — Случайно уснул, пока читал, — соврал он осипшим голосом. Фан Добин сделал вид, что поверил, краем глаза подметив, что вокруг не завалялось и листика с текстом. Это показалось ему невероятно милым. Спросонья, наверное. И видимо по той же причине, он, извиваясь ужом, отполз к краю постели, освободив больше места. — Ложись и поспи нормально хотя бы оставшееся до утра время. Ребячество, конечно, будто у Ляньхуа спать негде, но он почему-то не отказался. Погасил бледно мерцающую свечу и умостился на самом краю, рискуя опять встретиться затылком с твёрдым полом. В тишине терема слышалось мерное дыхание, только сон к Фан Добину теперь совершенно не шёл. В мыслях вертелось что-то совсем уж странное: о том, как уютно вот так лежать и вовсе даже не тесно, о том, что стоило немножко пострадать, чтобы увидеть такого удивительно заботливого Ли Ляньхуа, а ещё, что совершенно не хочется променять эту бродячую жизнь на богатство и признание. Даже работа в Байчуане больше не выглядит, как достижение высшей цели. Разве Добин стремился к ней не для того, чтобы быть ближе к своему кумиру, быть там, где когда-то был он? Но какой в этом смысл, если быть ближе к Ли Сянъи, чем сейчас, уже невозможно? А ещё он думал, что мечты иногда воплощаются очень странным образом. Когда-то он желал стать достойным учеником первого мечника Цзянху, а кто они друг другу сейчас? Почему-то считать Ляньхуа всего лишь наставником казалось ужасно неправильным. Они пережили вместе слишком много, подарили друг другу надежду на лучшее будущее, на саму возможность этого будущего, и теперь вместе стремятся дальше. "Не имеет значения, куда я подамся, — подумал Фан Добин, — если мы отправимся туда вместе". И эта мысль показалась ему отчего-то знакомой, будто совсем недавно кто-то её уже озвучивал и вспомнил вдруг прощание с Чжан Фэем. "Не имеет значения, куда я подамся, если А-Синь будет меня сопровождать" — сказал он тогда. Сказал так о человеке, ради которого готов был пожертвовать своим статусом, всеми достижениями и даже отношениями с семьёй. Это было так близко и похоже, что Фан Добин немного растерялся. Но, конечно, у них совсем не похожие случаи... Ляньхуа сопел под ухом, дразня шею тёплым дыханием и хотелось спросить, что он об этом думает. Насколько странно мог бы прозвучать этот вопрос? "Как думаешь, мы похожи на двух влюбленных, сбежавших от строгих родителей?" Добин чуть не подавился воздухом от этой мысли и уставился на спящего Ляньхуа так удивленно, будто это он задал вопрос. И что за глупости только в голову лезут? Всё оттого, что ночью спать надо, а не размышлять на странные темы. Добин потянулся поправить Ляньхуа одеяло, сползшее с плеча, и аккуратно улёгся чуть ближе. Возможно, слишком близко, но так смог рассмотреть в темноте его спокойное, расслабленное лицо, на котором сейчас не отпечатывались усталость и боль. Ляньхуа его обманывает, говоря, что не пострадал в том сражении, но какой смысл уличать в обмане, если нечем помочь? Надо торопиться, нельзя упускать время. Они так рассчитывают на этот шанс, возможно единственный, и пока эта надежда жива, Добин позволит ему проявить стойкость и упрямство, придающие силы. Рука сама потянулась придержать Ляньхуа, чтоб не свалился с постели, да так и застыла уютным объятием, а следом подкрался сон. Дрогнувшие ресницы Ляньхуа не выдали, глаза он открыл спустя много времени и долго, бездумно смотрел на своего ученика. Что-то между ними не так, что-то странное происходит с Сяобао. Не сейчас — уже давно, и чем дальше, тем сложнее не замечать. Они будто подобрались к какой-то грани и балансируют на самом краю. Что будет, если её переступить? И решится ли кто-то из них? Не задавайте ночью вопросы, которых боитесь днём. Рука на его плече оказалась слишком удобной опорой и Ляньхуа просто позволил себе ничего не сделать.