Бледный свет

      Чонгук встречает новый день неестественно усталым. Не мог сомкнуть глаза после возвращения от Чимина, не мог перестать думать об очевидной связи и только пытался заснуть — сразу же утопал в мельтешащих, искажённых сознанием образах. Мёртвая санитарка, Тэхён выламывает прутья решётки, точно безумный, без остановки звонит чужой телефон. Это всё как-то связано, но Чонгук полночи ломает голову и ни к чему не приходит. Наверно, выматывает себя даже не мыслями — его выжимают переживания. Концентрированный страх обнаружить преступника в глазах близкого человека. Ужас, от которого не спастись даже под опущенными веками. Чонгук накрывается одеялом с головой и следующие часы проскакивают единым мгновением — в следующий раз перед глазами уже хмурое утреннее небо.       Измученный ночными переживаниями, Чонгук собирается медленно и рассеянно, но на пороге квартиры всё равно оказывается намного раньше необходимого. Печальный взгляд в зеркало, безмолвный торг с собственным воображением, и вот Чонгук уже решает заехать перед работой в одно место. Лениво вращает руль и продвигается по улицам утреннего города, на выученных наизусть поворотах снова и снова спрашивает себя — откуда в нём это неисправимое рвение? Оно прикрывается желанием докопаться до истины, которое по легенде и завело юного Чонгука в профессию. На деле же он не лгал себе даже в том возрасте — он всего лишь был растерянным ребёнком и в следователи пошёл отнюдь не из-за обострённого чувства справедливости. Не изменилось ничего и теперь, но почему тогда едет туда? Почему продолжает надеяться? Вере в сказки, вроде любви и родственной связи, подвержены чаще всего только дети, а Чонгук порой опровергает сам факт взросления. Таков и ответ.       Он подъезжает к уже хорошо знакомому общежитию, на улице шагает быстро, словно убегая от неприятного чувства. Пальцы в этот момент отвлекают воспоминаниями о неровностях чужой кожи. Чонгук скачет из одной проблемы в другую и никак не может сконцентрироваться. Где Чимин смог так пораниться? Это заботит чуть меньше внезапно возникшего партнёра. Это заботит намного меньше, чем поведение Чимина в принципе. Чонгук, на самом деле, за годы их дружбы часто ловил себя на этой пугающей мысли — «я его совсем не узнаю». Это всякий раз ощущается одинаково шокирующе и неприятно, но можно ли что-то сделать? Чонгук бежит от этого чувства к Тэхёну.       Комендант на входе подозрительно щурится. Всё-таки поддаётся действию дружелюбной улыбки альфы и его полицейского удостоверения, впускает и молча придумывает, что могло так заинтересовать следователя в одном из студентов. Минуя турникет, Чонгук сразу же избавляется от неуместной улыбки. Сегодня он точно не чувствует себя счастливым.       Он не станет скрывать, что пару раз размышлял о том, как может выглядеть комната Тэхёна. Этот интерес обнажал желание проникнуть глубже, по той же причине и пугал. Чонгук не сделал шага дальше с той ночи, только ещё сильнее задумался о неправильности этой связи. Воображаемые комнаты Тэхёна мелькали перед глазами и теперь. Туманные, выстроенные на восприятии альфы, на всех имеющихся представлениях. Наверно, в этом есть толика приятного волнения — Чонгук не мальчишка, но перед встречей с симпатичным тебе человеком сложно не смутиться. Это могло бы подзадоривать, но ситуация не особо располагает. Чонгук, на самом деле, считает такой визит неприемлемым. Наведываться к омеге, который сбежал с утра, кажется поступком низким и глупым, но сознание тут находит лазейку — по какой причине Тэхён изначально оказался у Чонгука в квартире? Опаздывая сегодня в участок, Чон вполне сможет сказать, что ездил по рабочим вопросам. Тэхён всё так же оставался фигурой подозрительной.       Чонгук, проживший студенчество в менее приятном месте, о правилах приличия всё равно забывает. Переживает, как ни крути, хоть чувство это продиктовано не столько симпатией. Он стучит и после негромкого «войдите» рывком распахивает дверь, не подумав даже о том, что в комнате скорее всего находят и другие омеги. Главное сейчас — излучать устрашающую уверенность.       Тэхён удивлённо садится на кровати. На двуспальной, надо заметить, кровати. Чонгук заходит и первым делом замечает, насколько спёртый в комнате воздух. Потом уже видит, что широкая кровать «собрана» из двух односпальных, квадратный стол придвинут к стене, за ним только один стул. Комната просторная, но третья кровать стоит с голым матрасом. Хочется открыть окно и разглядывать интерьер дальше. Всё лучше, чем обращаться к очевидно сжавшемуся Тэхёну. Он весь напрягся, это видно. Чонгук ощущает нотки отвращения. Если человеку нечего скрывать, он бояться не станет.       — Неплохо устроился, — присвистывает следователь, шагая к кровати и присаживаясь на её край. Тэхён косится на него и слегка сторонится.       — Не знали, кого со мной можно поселить, — хрипло выдавливает из себя Ким. Чонгук мысленно отвешивает себе оплеуху за очевидную глупость. Он хотя бы не успел выдумать для Тэхёна нелепую привилегированность. Конечно же, дело всего лишь в его поле и мало сочетаемой с ним сущности. Омеги-мужчины встречаются очень редко, одному Чонгуку посчастливилось сблизиться сразу с двумя. Для таких людей до сих пор не продумали даже уборные — само собой возникли трудности и с размещением в общежитии.       Альфа переводит на него взгляд. Сразу же бросается в глаза явная бледность, сухие губы, севший голос. Тэхён, очевидно, болен, но это не запрещает ему лишний раз давить на жалость. Чонгук на откровенные манипуляции не ведётся — слишком много понимает и злится, но в то же время чувствует, что от хорошей жизни люди не склоняются к вечному принятию положения жертвы.       Чонгук без разрешения накрывает чужой лоб ладонью, грубовато считывает температуру. Горячий. Достаточно точно? Или просто хотелось прикоснуться?       — Лечишься? — для галочки спрашивает альфа.       Тэхён отвечает нечленораздельно. Он напряжён и недоволен.       — Нечего было по лесу таскаться в дождь, — замечает альфа, давя на то самое. Тэхён всё так же молчит. — Но у тебя получилось выкрутиться, — спокойно констатирует Чон. — Я даже повёлся на…       Он запинается, качает головой, дальше не продолжает. Повёлся на иллюзию их связи, повёлся на откровенные разговоры, повёлся на доверие и поцелуи. Сколько можно? Он словно в первый раз. Чонгук корит себя порой за такое, но всякий раз думает — отбросить это и он совсем отвернётся от людей. Доверять и ошибаться лучше, чем отвергать любые возможности. Чонгук себя так успокаивает. Ему нравится Тэхён, но тут всё до боли очевидно.       — Зачем ты пришёл?       Чонгук ждал этого вопроса и жутко его боялся.       — Чтобы арестовать тебя, — печально усмехается альфа.       — Ты уже арестовывал, — замечает Тэхён, опасливо глядя снизу вверх. — А потом отпустил.       — Ошибся, — Чонгук пожимает плечами.       У Тэхёна шевелятся губы — он что-то хочет сказать. Чонгук хочет что-то от него услышать. Хоть что-нибудь, что сделает эту ситуацию снова однозначной. У него слегка дрожат руки. Тоже имитирует? Или сидеть тяжело. Кожа была очень горячей. Хочется перехватить его за запястья, прижать к постели и заставить говорить. Нечто такое, что обязательно его в глазах Чонгука оправдает.       — Ты же знаешь, что я ничего не сделал, — быстро проговаривает Тэхён.       «Ты даже не может произнести это слово», — с тоской замечает Чонгук. «Убил» для Тэхёна непостижимо. Он и правда не мог этого сделать. Но почему всё складывается так?       — Откуда? — холодно спрашивает Чонгук, глядя точно в глаза. Теперь Тэхён понимает окончательно. Альфа чувствует себя использованным. Ни дело ему превыше, ни эта недосказанность. Он просто чувствует, что его обманули. Тэхён виновато опускает голову. Ответственность давит, но настигло это поздно. Он слишком испугался в тот вечер, чтобы заботиться о чужих чувствах. И утром сбежал тоже… не просто так. Но разве Чонгук поймёт?       Он резко встаёт.       — Хён, пожалуйста… — хрипло и совсем жалобно зовёт омега, хочет сорваться с постели тоже, но слабость берёт верх.       Чонгук даже в голосе его слышит попытки оправдаться и избежать наказания. Это отталкивает только сильнее. Альфа пересекает комнату в три широких шага и хлопает дверью, отрывая себя от копошения и неразборчивых слов. Зачем приходил? Слишком верил в простое объяснение. Слишком хотел Тэхёна в своих глазах оправдать. Вот только оправдывать тут нечего, а Чонгуку пора перестать доверять собственным иллюзиям.

***

      Следующая остановка — отделение полиции. Там Чонгук задержался ненадолго. Унылая бумажная работа едва ли поддавалась — совсем не то настроение. Чонгука часто можно увидеть хмурым и недовольным, но сегодня особенный случай. Он молчит, отмахивается от коллег, несколько раз выходит покурить. Незадолго до обеда выезжает в бюро судебно-медицинской экспертизы за предварительными результатами вскрытия. Надеется переговорить с экспертом, работавшим с телом, игнорируя тот факт, что на месте сегодня будет Чимин. С ним увидеться хотелось ещё сильнее, но встреча эта происходит в немного неожиданной обстановке.       Чонгук проходит в здание, на входе здоровается с непривычно хмурым охранником. Не придаёт особого значения. Дальше по коридору едва не сталкивается плечом с идущим быстрым шагом санитаром. Парень не поднимает взгляда, шагает шумно, выглядит зло. Чонгук хмурится, заглядывает в кабинет, откуда вышел санитар, замечает человека без формы — Ким Сонук, тот самый, что работал с телом Юци. Чонгук хочет поприветствовать его и пообщаться по поводу дела, но тут же в коридоре сталкивается с Чимином. С Чимином, который его совсем не замечает.       Соседняя дверь распахивается рывком, омега вылетает из незнакомого помещения резко, в замешательстве глядя прямо перед собой.       — А вот и ты, — находит силы на улыбку Чонгук, разворачиваясь к другу и преграждая ему путь.       Чимин его слегка отталкивает.       — Давайте не сейчас, я занят, — он отмахивается, отворачивается, словно к нему подошёл назойливый коллега с маловажным поручением, уже пытается уйти.       — Чимин? — удивлённо окликает его альфа. Только так удаётся привести его в чувства — омега вскидывает явно испуганный взгляд. — Что-то случилось?       — Прости, я… — запинается Пак, устало накрывая ладонью лоб. — Привет, я… у нас тут кое-что произошло.       — Что такое? — спрашивает Чонгук, ненароком косясь на Сонука и припоминая все недовольные лица.       — Кто-то забрал фотографию из заключения Юци, — признаётся Чимин, пряча взгляд. Он редко смотрит людям в глаза — в нём такая деталь не выдаёт стыда или лжи. Признаться, с Чимином вообще возникают проблемы в считывании каких-либо чувств. «Он просто переживает», — думает Чонгук.       — Что за фото?       — Сонук пока вспоминает, — отвечает омега. — По камерам видно, что кто-то ночью заходил в офис. Я смотрел сейчас, по таким кадрам определить человека невозможно, — ровно заканчивает он.       — Ты как будто призрака увидел, — не к месту усмехается Чон, пытаясь разрядить обстановку, но омегу это никак не расслабляет. Он резко вскидывает взгляд, смотрит так… с нотками недоверия. Улыбку с губ это стирает мгновенно.       — Сонук говорит, что видел санитара с пассией, — продолжает Пак, — но тот всё отрицает. Пока что думаем, фото могло выпасть, или Чен с подружкой случайно его повредили. Теперь уже не разберёшь.       Чонгук хмурит брови, касается плеча омеги с сочувствием, поглаживает. Хочет переместить ладонь на бледное лицо. Чимин выглядит болезненно — тон кожи, серые круги под глазами, сухие губы и эти царапины. Чонгук вздыхает, переживает за него, но не знает, как подступиться.       — Пообедаем сегодня вместе? — миролюбиво спрашивает он, не замечая того, как осторожно Чимин избегает прикосновений. Он уменьшается, словно плавится под чужой ладонью, только бы прекратить контакт.       — Я не голоден, — грубовато обрывает омега. — Прости, я… не лучшее время сейчас, — он коротко смотрит Чонгуку в глаза. — Давай в другой раз.       — Тебе нужно отвлечься, — уговаривает альфа. — Идём. Мы с Джином сегодня договорились встретиться. Обсудим твоего нового бойфренда, — он по-дружески похлопывает омегу по плечу, на что тот едва не шипит.       — Я сказал «нет», — резко повторяет он, глядя на Чонгука так, что тот поспешно отдёргивает руку. Того гляди укусит.       Альфа вздыхает. Как может пытается относиться с пониманием, отступает.       — Ладно, я к Сонуку по работе, — сдаётся он, — ты пиши, если что. Мы в кофейне напротив.       Чимин кивает ему, под конец выдавливая из себя виноватую улыбку. Ему стыдно за такое поведение, но выслушивать от Сокджина шутки по поводу своего новоиспечённого парня он не хочет. Как не хочет и смотреть в глаза Чонгуку лишний раз. Чимин вообще после увиденного ничего не хочет. Он медленно, цепляясь пальцами за шершавые стены коридора, шагает к рабочему месту. Выдыхает, когда видит, что Чонгук уходит с Сонуком. Косится на новую санитарку, имени которой так и не запомнил. Она Чимина необычайно раздражает. Его в этом дне злит практически всё и только одно происшествие откликается гораздо более неприятными чувствами. Начинается всё так же со злости, но теперь, воспроизводя в памяти кадры с камер видеонаблюдения, его сдавливает нечто тёмное, неподвластное словам. Их с Юнги не узнать на этих кадрах, но Чимин всё равно порывался их удалить. Не из страха. Это была крошечная деталь, заметить которую не смог бы никто другой. Искажение плёнки, игра света — всё что угодно. Только Чимин знает, что это нечто совсем иное, не принадлежащее их миру разумных объяснений. Чимин рассматривал кадры долго, чтобы убедиться в правдивости увиденного или чудом уличить себя в ошибке.       Они шли по коридору и нечёткая картинка показывала очевидное — свечение, сопровождавшее Юнги в каждом его движении, теперь принадлежало и Чимину. Едва заметный ореол из незнакомого цвета, названия которому нет в их мире. Бледное, ни на что не похожее излучение холодного света так и кричало — теперь Чимину не вырваться. Он часть всего этого безумия, и ровно с этого момента всё происходящее перестаёт казаться чередой маловажных случайностей.

***

      Увидев Чимина снова перед уходом из бюро, Чонгук решил поубавить свою напористость. Наверно, омеге виднее, как именно он хочет переживать своё состояние. У них случались ситуации навязывания, после которых Чимин благодарил друга за инициативу, но Чонгук старается неправильных выводов не делать. «Нет» всегда должно считывать как «нет».       В разговоре с Сонуком ничего принципиально важного узнать не удаётся. Он сообщает предварительное заключение о причине смерти, которое скорее всего сойдётся с финальной версией — смерть Юци наступила в результате повреждения органов и серьёзной кровопотери. Вопрос о более детальном описании разрезов Сонука слегка смутил. Раньше тела по этому делу доставались только Чимину, а все доводы по поводу нападения разных животных сохранялись только между следователем и судмедэкспертом. Это всё всегда было странным, только отдаляющим от разгадки и не требующим особо распространения.       Помимо этого Сонук озвучил, какое именно фото пропало из описаний и даже нашёл его в электронной версии. Чонгук нахмурился, рассматривая татуировку, но судмедэксперт быстро закрыл изображение — оно не должно было представлять особенного интереса для следователя. На данный момент все склонялись к тому, что фото пропало по случайности.       Альфа зачем-то запечатлевает снимок в памяти и ещё долго потом не может с ним распрощаться.       — Ты нервничаешь ещё больше, чем обычно, — замечает Сокджин, опуская взгляд на руку друга, уже несколько минут вращавшую смартфон на столе.       Они сидят за столиком в кафе и ждут заказанный ланч. Чонгук неразговорчив, Сокджин тоже много молчит и изредка делится случайными новостями. Диалог никак не клеится, Чонгук чувствует, что хочет поскорее уйти, но в то же время не имеет ни малейшего желания возвращаться к работе. Его преследует такое ощущение, что взгляни он на материалы снова, всё обязательно встанет на свои места. Найдётся некая зацепка. Вот только предчувствию этому он уже пару раз поддавался и никогда это не приносило никаких результатов.       — Навалилось всё, — недовольно бросает Чонгук, качая головой.       — По работе? — уточняет Сокджин.       Чонгук кивает. Это всегда позволяет избежать подробностей, потому что в дела полиции Сокджин старается не вмешиваться. Чонгуку нельзя такое разглашать, а поделиться ему, как правило, необходимо. Лучше не провоцировать.       — А что там с Тэхёном? — переводит тему альфа в надежде развить диалог.       Друг в ответ поднимает печальный взгляд. Он не знает, как рассказать об этом, потому что всё ещё не понимает, касается ли это его работы. Даже после неприятного разговора хочет верить, что это всего лишь его личная жизнь.       — Это односторонний интерес, — туманно выдаёт Чонгук, отводя взгляд. За панорамным окном разгоняется ураган. Дождя не обещали, но тучи такие густые и тёмные, что перекрывают солнечный свет. Ветер сгибает тонкие молодые деревья, в воздухе неистово кружатся листья и мелкий мусор. Прохожие прячут лица он пыли и упорно идут по своим делам. Чонгук чувствует, что хочет выйти тоже.       — А ты уже себе напридумывал, — беззлобно замечает Сокджин, глядя на друга снисходительно. Он столько лет Чонгука знает, а это в нём никак не меняется. Ким подозревал, что друга изменит время и длительная смена обстановки, но по приезде из России Чонгук встретил его ещё более тоскливым, одиноким и, как не парадоксально, романтичным. Это не помогло ему забыть и оторваться от неприятного опыта. Чонгук словно и сам вовсе не желал меняться. — Моё ты сокровище, — по-отечески вздыхает Сокджин, наконец вынуждая Чона печально улыбнуться. Напоминая лишний раз — на отношениях жизнь не схлопывается. Дружба с Сокджином и вовсе является самой долгосрочной и крепкой связью в его жизни. Пока мир у маленького Чонгука несколько раз подкашивался, выдавая свою шаткость, одно всегда оставалось неизменным. Ушёл отец, менялось жильё, столько раз разочаровывала любовь, но с Сокджином они крепко дружили с шести лет, прямиком с короткого, по-детски наивного эпизода. Обыкновенная игра, не более чем тёплое воспоминание, которое они двое, впрочем, трепетно хранят, возрождая в коротких случайных фразах. «Сокровище» — высшая степень выражения тепла для Чонгука. Он был тогда младше и историю нахождения «клада» помнил урывками, что позволяло Сокджину воспроизводить её особенно красочно. Он с того самого момента на берегу Ханган уверенно утверждает, что дружба их там и началась — на мешочке потемневших монет, в детстве казавшихся сказочным богатством и вместе с тем тайной, связавшей двух мальчишек. Теперь уже оба по-доброму смеются и думают, что старинные монетки следовало бы отдать в музей, но те остались символично похороненными на берегу.        Они слонялись по лесу не меньше часа, выискивали ещё что-то, не желая выбираться из приятного, знакомого только детям, ощущения загадки. Сокджин шёл впереди, задирал нос, потому что старше. Чонгук плёлся следом, сначала обижаясь на высокомерие нового знакомого, а потом, присмотревшись, улавливая в нём авторитет.       — Здесь точно никто не найдёт, — заявляет Ким, указывая на место на границе травы и песка. Совсем рядом шумит река, сила прилива обоим детям незнакома. Они раскапывают пальцами холодный сыпучий грунт и не замечают, как начинают улыбаться.       — Сокджин, — наконец представляется старший. До того ворчавший на случайного спутника и неприятное столкновение на велосипедах, теперь он явно смягчается. Мало кто из его друзей мог так поддержать игру.       — Чонгук, — тихо кивает младший.       — Я буду звать тебя золотым, — заверят Сокджин. — Нет, сокровищем!       — Я не… — смущается Чон.       — Это всё — твоя заслуга, — заверяет Сокджин и дальше они ещё долго гуляют по берегу, выдумывают что-то фантастическое и много улыбаются.       Разговор так и заканчивается ничем, но на душе хоть сколько-нибудь селится спокойствие. Длится оно недолго. Чонгук вызывается оплатить счёт, Сокджин уходит первым. Через минуту, всё ещё сохраняя печальную улыбку, Чонгук наконец оказывается на улице и тут же получает удар ветра по телу. Он напрягается, тянется за сигаретами, но понимает, что сейчас закурить не получится. Напряжение возрастает. Сокджин садится в такси, машина уносится вдаль, а Чонгук смотрит ей вслед и под порывами ураганного ветра ощущает — что-то начинается.

***

      Рабочий день длится целую вечность. Чонгук сидит в одиночестве, встаёт только ради очередной чашки кофе. Магнитные бури всегда сводят с ума, но сегодня ситуация ухудшается. Голова болит нещадно, а тяжёлое тело отчаянно тянет к земле. Чонгук с трудом выдерживает остаток дня. Шум в голове никак не даёт сосредоточиться. Перед глазами то и дело всплывают картинки, в голове стучат слова Тэхёна, под кончиками пальцев царапины на лице Чимина, губами Чонгук проговаривает строки, увиденные на теле Юци. Мучаясь от рассеянности и усталости, Чонгук мечется, наконец решает ввести строки в поисковой запрос. Может быть, если пойти на поводу у мании, с ней удастся разобраться. Чонгук читает стихи, хмурится, но задумывается о чём-то не сразу. Когда дело доходит до шокирующего предположения, он уже судорожно раскапывает чёрно-белую карту с местами обнаружения трупов. Не дышит в этот момент, забывает о головной боли, дрожащей рукой расчерчивает бумагу ручкой. Звонит телефон. Хочется отмахнуться. Чонгук мечется, скачет взглядом по синей линии и поверить не может, ведь та упирается в берег Ханган. Напряжение достигает пика, Чонгук отбрасывает ручку и берёт трубку, избавляя себя от назойливого звука.       — Да, — хрипло бросает он в трубку и лицо каменеет. Он порвал бумагу ручкой, наверно, испачкал стол но… не ошибся. — Жду точное место. Группу сам оповещу. Спасибо. — Короткий разговор заканчивается и Чонгук тут же встаёт из-за стола, с мерзким скрежетом отодвигая стул и совсем этого не замечая. Всё точно в тумане, ураган неистово бьётся в окна, но внутрь пока не проникает. Чонгук слышит тонкий писк в ушах. В следующие секунды он уже собирает группу и звонит Чимину, обещая приехать через пару минут. На сообщение о новом трупе омега реагирует сдержанно.       В машине они даже не говорят. Чонгук напряжённо и достаточно быстро ведёт, а Чимин замирает в ощущении опасности. Он косится на Чонгука, с осторожностью ловит каждое движение и на резких поворотах вжимается всем телом в кресло. Чонгук выглядит жутко, но в такой момент скорлупа его самообладания трескает, и наружу показывается растревоженное нутро. Чимин не замечал этого ранее, или же просто не отдавал себе отчёт, но теперь успевает ощутить укол совести. С течением времени, с приобретением опыта работы, или же просто с ходом жизненных обстоятельств, он успел заметить, как зачерствел. Ему всегда было некогда задумываться о многогранном и вечном, так что и проблема жизни и смерти, как ни странно, всегда успевала куда-то ускользнуть. Смерть никогда не шокировала Пака, и это казалось не более чем профдеформацией. Теперь же омега напряжённо вглядывается в надломленный профиль своего друга и ощущает нечто непонятное в груди, отдающее противным осознанием разницы.       За окном служебной машины разливается густая ночь. Чимин успевает заметить синюю глубину неба, но та быстро заволакивается черными тучами, гонимыми яростным ветром. Вот-вот пойдёт дождь — вечный спутник их и без того малоприятных выездов. Кажется, погода в этом деле решила сыграть с ними злую шутку. Но Пак быстро отмахивается от приятной предопределённости — в последнее время небо в Сеуле едва ли проясняется.       По приезде на берег сердцебиение у судмедэксперта злостно учащается. Он знает, что выдаёт себя вороватым взглядом, но никак не может прекратить озираться. Снова возникает то навязчивое чувство — у всего на месте преступления есть глаза и уши. Каждое дерево, каждый камень, каждое резкое движение ветра — всё выдаёт обман, словно этот вечер не иначе как ложью и знаменуется.       Работать с утопленниками всегда неприятно. Вода вздувает тело так, что следы умерщвления притупляются, усложняется анализ и… на такое просто по-человечески сложно смотреть. Чимин работает бесстрастно. Пока ветер сдувает ни на что не похожий запах, а темнота укрывает тонкости, омега ловко проводит первичный осмотр. Сосредоточенность вытесняет любые зачатки отвращения — Чимин обязан что-то найти. Побледневшие следы от когтей подвергаются лишь беглому осмотру, омега взамен быстро и аккуратно выискивает детали. Прощупывает тяжёлую от воды одежду, запутанные волосы, вздутые полости, катастрофически поздно натыкаясь на слишком явный знак. Чимин отдёргивает подальше плотную куртку и не сдерживает удивлённый вздох. Левая рука полностью отсутствует, словно несчастная жертва — обычная пластиковая кукла, конечности которой удерживают податливые шарниры.       — Чонгук… — не своим голосом зовёт Пак. — Чонгук!       В ночной суматохе, в порывах яростного ветра следователь появляется взмыленным, растрёпанным, с безумно горящими глазами. Он словно метался всё это время по берегу, собственными глазами выискивал малейшую деталь, которая могла бы перекрыть его отчаяние. Смотреть на него страшно, Чимин возвращает взгляд своей «кукле».       — У него рука по суставу вырвана.       Чонгук подлетает в сущей ярости. Хватается необдуманно за край куртки и впивается глазами в белёсые ошмётки кожи. Слова находятся не сразу.       — На запястьях и щиколотках следы от верёвок, — поспешно сообщает Пак. — Скорее всего вешали утяжелители. Тело могло задеть дно лодки или катамарана, так руку и вырвало.       Чонгук думает не дольше секунды.       — Ищем в воде! — громогласно выкрикивает он, заставляя сотрудников поёжиться в яростном свете его глаз. — Речная полиция здесь? Прочёсываем воду у берега и дальше на моторках. Если нужно, вызывайте водолазов.       Все отмирают и принимаются за шевеление. О том, что на улице кромешная ночь никто не заикается. Чимин лишь хмурится и возвращается к делу, украдкой поглядывая на воду и в особенности на противоположный берег. В ночи не разглядеть, но он и без того знает, что там, в кустах не берегу тихо отсвечивает вездесущий Юнги. Чимин осматривает тело уже спокойнее, перекладывая всю свою ненависть на это существо, словно это он повинен во всём происходящем.       Ситуация накаляется снова, когда так и не остывший Чонгук по чёрной ледяной воде рвётся к моторной лодке и категорично забирается на борт, игнорируя любую помощь. Чимин к этому моменту уже заканчивает свою работу и, недолго думая, срывается с места тоже.       — Я с вами! — выкрикивает он. Чонгук игнорирует его и никак не препятствует.       На низкой скорости они проходят у самого берега, просвечивая воду острым белым лучом крупного фонаря. Чимин держится за борт, злится от холода в промокших ботинках и непроглядности этой ночи, но необходимое всё же замечает.       — Там, в траве! — вскрикивает он, резким движением опасно раскачивая лодку. С воды открывается вид на другую сторону высоких зарослей. Там, в чернеющей трясине, в переплетении гниющих водорослей и сухих веток лежит неправильно белый предмет. Судмедэксперту хватает секунды, чтобы узнать в нём мужскую руку, всех остальных осознание настигает, когда лодка подбирается ближе, вскапывая днищем ил. Они знали, что ищут оторванную конечность, но знать и видеть своими глазами — не одно и то же.       Чонгук бросается за борт первым. Соскальзывая с лодки, неосторожно оступается и едва не окунается с головой на мелководье. В беспорядочном движении, с грозными чертыханиями он подбирается к руке и, забывая о всякой брезгливости, хватается за скользкую мокрую верёвку на запястье. Тянет её, без страха выуживая что-то из непроглядной воды и извлекает на свет предмет, умещающийся в двух его ладонях.       — Давай сюда, — зовёт сотрудник с лодки, указывая светом на широкий борт.       Чонгук без памяти шагает по воде, утопая в ней уже по пояс и на ходу рассматривая набитый чем-то кожаный мешок. Глухое предчувствие беды звучит ещё совсем глубоко, отдавая частым стуком сердца в горле. Чонгук яростно раздвигает воду телом, непослушными дрожащими пальцами раскрывает отдалённо знакомый мешок и в коротком прикосновении света видит его содержимое. Из груди не вырывается ни единого звука, но ужас достигает такой степени, что Чонгук от увиденного с размаху отбрасывает мешок в лодку. Непослушные ноги скользят по илу, альфа ныряет, тут же захлебываясь мутной водой, а по дну лодки рассыпаются почерневшие от времени и стихии золотые монеты.