Бледный свет

      Последний раз, когда удалось проснуться в прекрасном расположении духа, уже и не вспомнить. Пожалуй, с месяц назад. И дело тут даже не в отвратительной погоде. Вместе с бессонницей Чимин приобрёл и плотные шторы, полностью блокирующие уличный свет. Странно, но сейчас они были расапхнуты настеж.       Чимин открывает глаза и ещё долго лежит неподвижно с отсутсвующим выражением лица. Обычно утро начинается с головной боли, тяжести во всём теле и желания умереть. Омега лениво шевелится, приятно потягивается и с опаской радуется снизошедшему благословению. Вечно хмурый и уставший, сейчас он едва ли не мурчит от удовольствия, но только до тех пор, пока это самое «благословение» не обнаруживает себя.       Сначала в поле зрения попадает непривычная тень на месте, где обычно нет ничего, кроме пустой стены. Затем глаза фокусируются, а сознание взрывается бурей эмоций. А как иначе реагировать на незнакомого человека, сидящего у тебя на кровати? Да так сидящего, словно это и его дом тоже. Когда любое вторжение в личное пространтсво пугает тебя в принципе, незнакомое лицо на расстоянии вытянутой руки способно ввести в оцепенение.       — Только без истерик, — опережает его Юнги, устало вздыхая. Теперь невыспавшимся выглядит он. Сидит на краю кровати, упирается ссутуленной спиной в стену и, между прочим, держит на коленях чужой ноутбук.       Чимин по непонятным причинам не кричит. Смотрит зато крайне красноречиво, как на полоумного, но Юнги эту пантомиму полностью игнорирует. Даёт время вспомнить вчерашний вечер.       — Ты ударил меня? — вдруг боязливо спрашивает омега, принимая сидячее положение и непроизвольно сжимаясь. Боевой настрой остался во вчерашнем дне, теперь место одной лишь беспомощности.       — Я позволил тебе выспаться, — спокойно поясняет Юнги, параллельно просматривая что-то на экране.       — Ты ударил меня, — уже уверенно повторяет Пак. Как ещё можно вырубить человека? Странно, что голова не болит, да и тело всё ощущается крайне отдохнувшим. Чимин как будто просто… выспался? Он мог бы даже порадоваться этому факту, если бы рядом всё ещё не сидел пугающий незнакомец. Точнее… Чимин только теперь при свете дня наконец понял, почему лицо Юнги казалось ему знакомым, и легче от такой мысли отнюдь не стало. Ему просто посчастливилось наткнуться на безумного сталкера. Сколько лет прошло? Не меньше пяти, а парень так и не выбросил свои «чувства» к омеге из головы.       Юнги наконец отрывается от экрана чужого ноутбука и пристально смотрит Чимину в глаза. В очень печальные, нужно заметить, глаза. Чимин весь сейчас такой — крошечный, сжавшийся человек. Таких непроизвольно хочется жалеть и оберегать. Люди часто склонны к эмпатии, даже если заглушают это, но Юнги — другой случай.       — Я просто успокоил тебя, — ровно произносит Мин, своим немигающим взглядом вводя только в ещё большее оцепенение.       «Он психопат, — напоминает себе Чимин, — просто чёртов маньяк». С такими мыслями исчезает и всякое желание бороться. Чего ради? Чимин своим прагматичным умом размышляет, что подобные истории чаще всего заканчиваются изнасилованием, удержанием против воли и убийством. Даже если удастся каким-то чудом выжить, что останется тогда? Дом утратит спокойствие, сам Чимин окончательно распрощается с доверием к людям, жизнь окончательно посереет. Так чего ради? Прямо сейчас причины бороться не обнаруживаются, в голове одни только подтверждения собственным теориям. Вот почему рядом с Юнги было настолько некомфортно. Люди, в какой-то мере лишённые человеческого, всегда кажутся жуткими. Рядом с ними ощущаешь всю шаткость мира.       — Как ты меня нашёл? — тихо спрашивает Пак.       — Проследил за тобой после встречи в лесу, — легко отвечает Юнги.       — Как ты в лесу меня нашёл? — не унимается Чимин. Надо же, столько лет прошло, а он так и не успокоился.       Юнги ненадолго задумывается, бросает короткий взгляд на омегу, будто высчитывая, что могут значить его слова.       — Я тебя случайно встретил.       Чимин тихо цокает языком. Вяло злится, искренне не понимая, зачем врать, если и так всё ясно. Уж лучше выложить как есть.       — Серьёзно? Просто гулял по лесу и случайно встретил? Я может и слабый, но точно не идиот.       — Конечно, наша встреча не случайна, — медленно произносит Юнги, тщательно подбирая слова. — Но и случайна одновременно… слушай, это правда сложно объяснить.       — Да что сложного? — прыскает Чимин. — Ты следишь за мной со школы?       Юнги замирает, глядя в сторону, затем медленно поворачивает голову к Чимину. Снова сканирует. Что он пытается разглядеть? Исследует чужие черты медленно, очень своим взглядом нервирует, но сам выглядит так, будто его лучше не злить.       — Извини, я ещё не во всём разобрался, — вместо внятного ответа сухо бросает Юнги и как-то дёргано отводит голову. — Его воспоминания всплывают обрывками. Я не могу до конца…       — О чём ты?       Возмущение успевает вытолкнуть из оцепенения. Чимин садится ровнее и даже пододвигается ближе, разглядывая отдалённо знакомое лицо и, кажется, даже переставая его бояться. Годы человека меняют, лечение в психиатрической больнице, очевидно, тоже, но Юнги изменился слишком сильно. Черты вроде те же, волосы такие же чёрные, разве что значительно длиннее, кожа бледная, тело окрепло слегка и на коже появились едва заметные неровности, но… Узнать его всё ещё очень сложно. Юнги в шестнадцать был резким и решительным, авантюрным до крайности и во всём уверенным. Конечно. Кто ещё решился бы добиваться сердца омеги, который старше на шесть лет? Чимину уже почти тридцать, но он всё ещё слабо верит в реальность того лета. Знал бы он тогда, что больше ни один альфа им не заинтересуется, удивился бы, наверно, ещё больше. Но сейчас заботит скорее другое — что произошло с Юнги за шесть лет, если выглядеть он стал так, словно в него вселился совершенно другой человек? Не человек даже… Чимин снова пугается возникающих ощущений. Что за странное чувство нарастает, когда находишься рядом с ним?       Юнги снова смотрит в глаза. Хмурится, прикидывая разные варианты развития событий. Наверно, размышляет, рассказать или нет. Рассказать определённо необходимо, но получится ли всё грамотно объяснить? Хотя Чимин за эти короткие минуты успел подготовиться ко всему самому худшему. Смотрит он так, словно предполагает, кто, или точнее, что рядом с ним сейчас находится. Конечно, он не может подобрать этому объяснений, но точно чувствует нечто нечеловеческое, очень непривычное для его действительности. Это не может не пугать. Сколько раз уже Юнги довелось контактировать с подобными персонажами? Все как один, как только допускали мистическую составляющую, впадали в дикую неконтролируемую панику. А этот… Чимин сидит неподвижно, быстро соображает и, кажется, чувствует, что это странное нечто — последняя его надежда. В каком же он отчаянии, раз…       Звонок в дверь пугает и одновременно откидывает во вчерашний день. Чимин сразу же по инерции прикидывает, кто может прийти к нему в такую рань, и вместе с тем соображает, как можно за счёт неизвестного гостя спастись.       — Это твои друзья, — спокойно сообщает Юнги и, не дожидаясь вопросительного взгляда, бросает Паку его телефон. На экране блокировки приказы собраться и угрозы личного посещения. На пороге определённо точно Чонгук и Сокджин, и Чимин теперь в ещё большем ступоре. Почему Юнги так спокоен? — Откроешь?       Чимин не может пошевелиться. Хочется спросить у Юнги, как он планирует прятаться, но эта мысль сразу же кажется до крайности глупой. Чимин старательно игнорирует этот странный порыв и медленно поднимается с кровати. Боком крадётся к двери, не выпуская неподвижного Юнги из поля зрения, и в таком же шоке открывает дверь. В этот же момент позади хлопает дверь балкона, Чимин до боли прикусывае язык, представляя, как чёртов психопат бросился с тринадцатого этажа и обратился птицей. Или, может быть… Пришедшие гости не позволяют фантазии разгуляться.       — Привет-привет, — первым нарушает тишину Сокджин, едва показываясь за дверью. Вечно он такой — в ехидной позе, если так можно выразиться, держится где-нибудь сбоку, чтобы осыпать всех комментариями, и крупные очки поправляет излюбленным жестом. Так ведёт себя заинтересованный во всём, но не особо искренний человек. Чонгук выглядит совсем иначе. Стоит прямо напротив скалой, смотрит пристально, говорит немного. Он бывает и расслабленным, но чаще всего обстоятельства и острая потребность в никотине превращают его в хмурого молчаливого мужчину.       — Ты только встал? — сразу же спрашивает Чон, окидывая друга оценивающим взглядом.       «Как ты догадался?» — так и хочет спросить Чимин, но ещё больше удивляется тому, что вопрос звучит с долей удивление. Он не может поспать в свой выходной? Это ему вообще-то нужно возмущаться, что его покой нарушили в такую рань. Сколько сейчас собственно времени? Пасмурная погода не подсказывает, но Чимин чаще всего встаёт в районе пяти утра, так что сейчас не может быть…       — Всю жизнь так проспишь, — авторитетно заявляет Сокджин, без приглашения проталкиваясь в квартиру друга.       — Да я… — запинается Чимин.       — Сейчас полдень, — сообщает Чонгук, тоже проходя внутрь мимо оторопевшего хзяина.       Хочется остановить их и уточнить, в своём ли они уме, но Чимин бросает взгляд на часы. Половина второго. Он никогда в жизни так долго не спал, но озвучить сейчас это — значит, навлечь подозрения. Какие именно подозрения, Чимин вам, конечно, не скажет, но прямо сейчас он ощущает себя самым главным на свете преступником.       — И что вы пришли? — не очень гостеприимно спрашивает омега, наконец замечая своё отражение в зеркале. Взъерошенный, помятый весь, с припухшим лицом — ну и видок.       — Забрать тебя, — спокойно сообщает Чонгук, усаживаясь на пуфик в коридоре.       — Куда…       — На барбекю к родителям, — вставляет Сокджин, — давай-давай, собирайся. Тебе полезно будет проветриться.       Барбеккю у родителей Сокджина переводилось как «загородный дом, огромное скопление незнакомых людей, вечеринка до вечера и да, в какой-то момент и само барбекю». Иногда это и правда могло доставить удовольствие, но точно не теперь, когда Чимину от жизни хочется только уединения и тишины. Может ли он отказаться? Само собой. Но это повлечёт за собой вопросы друзей, попытки помочь и, вероятнее всего, незапланированную ночёвку. Так что Чимин покорно плетётся собираться, слыша в спину категоричное «тебе пять минут».

***

      Они едут ещё не так долго, но уже успевает возникнуть стойкое ощущение бесконечности. Влажность сегодня достигает такого уровня, что капли воды застывают в воздухе, образуя густой белёсый туман. Его непроглядность пугает и успокаивает. Чимин чувствует, хочется отвести взгляд и утонуть в мерном медитативном движении. Чтобы подсвеченная белым мгла поглощала и не существовало больше ничего. Пока на улице хоть сколько-нибудь светло, такому спокойствию удаётся даже поддаться, но ближе к такому же незаметному бесцветному закату снова становится жутко. Туман сереет, а загородная местность начинает проглядывать сквозь него тёмными ветками деревьев. В салоне автомобиля живо и шумно, Чимину не сразу удаётся вырваться из плена тянущей пустоты.       — Да брось, считаю, нам всем просто нужно расслабиться и откинуть всё плохое, — подчёркнуто радостно и невероятно раздражающе провозглашает Сокджин. Контекст Чимин упускает, но догадывается, что он не имеет особого смысла. Чаще всего этому парню удаётся поднять всем настроение своим категоричным оптимизмом, но случаются и моменты, когда он просто бесит. Они едут всего час, а уже хочется притвориться спящим. Чимин с возвращением в реальность жмётся на переднем пассажирском, каждую секунду безрезультатно думая о Мин Юнги в его квартире, а Чонгук просто молчит. Перебрал вчера или ещё что случилось, Чимин не спрашивает. Знает, что Чон не любит говорить о себе каждую секунду, и прорывает его чаще всего на вечерних откровенных сессиях с друзьями и пивом.       — А я считаю, тебе пора заткнуться, — грубит он, показывая, что тут скорее всего сошлись все карты, а ещё пользуясь принципом «моя машина — мои правила». Иногда складывается впечатление, что Чонгук любит быть за рулём именно по этой причине.       — Это в тебе говорит неудовлетворённость. Знакомое явление, — Сокджин косится на Чимина. Омега раздражённо закатывает глаза. Их дружба допускает и такую откровенность. Иначе Чимин со своими загонами уже давно бы свихнулся. — Не даёт мальчик — это печально, но не надо же…       — Я сказал, заткнись! — повышает голос Чонгук, опасно ускоряя машину, но так же быстро возвращаясь в норму. Чимин вопросительно смотрит то на водителя, то на шумного пассажира. Надо же, пропустил всего одну встречу, а уже потерялся в личной жизни друзей.       — Вот подрастёт и всё обязательно будет, — заверяет Сокджин со знанием дела.       — Вы о ком? — не сдерживается Чимин. Солидарность солидарностью, но такие подробности — это святое.       — Чонгук запал на…       — Я тебя сейчас высажу!       — … на юного секси-журналиста.       — Что?.. — поражённо шепчет Чимин, вместе с удивлением ощущая и другое гадкое чувство. Нарастающее жгучее разочарование. Так происходит всегда, стоит сверстникам преуспеть в чём-то, чего у Чимина нет и в помине. Как бы стойко не держался здравый смысл, чувства переубедить ему ни за что не удастся. Да, такая связь определённо проблематична, но Чимин не может не думать о том, что она хотя бы есть. У самого же Пака в его возрасте на месте подсчёта опыта романтических отношений жирный неисправимый ноль. Это угнетает даже в момент, когда всего себя следует пустить на поддержу друга.       — Нет, я высажу вас обоих… — тихо, но в меру грозно ворчит Чон.       — Чонгук, — Чимин берёт себя в руки и всё же обращает себя к другу и его проблеме. — Тебе нравится Тэхён?       — Да! — уверенно подтверждает Сокджин сзади.       — Нет, — всё ещё пытается сопротивляться Чонгук, не отводя взгляда от трассы. Поделиться хочется до безумия, хотя бы потому, что сам Чонгук искренне не понимает, что ему с собой в сложившейся ситуации желать. Друзья его, конечно, понимают, что могут значить чувства к несовершеннолетнему. Они даже знают, что это значит конкретно для Чонгука. Оба не осуждают, просто удивляются. Чонгук это осознаёт, но всё равно упорно молчит. Хочет выплеснуть всё, что его так тревожит в последние дни, но молча ведёт машину по навигатору. Хочет напиться и выплакаться, но уже чувствует, что не сделает этого. Он не боится слёз, но чувства к Тэхёну — это уже нечто за гранью. Такое, что перекидывает в прошлое и тридцатилетнего Чонгука превращает обратно в напуганного подростка. Там и чувства совершенно особые, и боль ощущается как-то иначе. С годами кажется, всё притупилось и больше никогда так и не выплеснется, но Чонгук сжимает плотно челюсти, вцепляется пальцами в руль и в жутком напряжении молчит о том, насколько ему страшно просто чувствовать это.       Чимин деликатно и успокаивающе касается его бедра, и даже Сокджин замолкает, ловя в зеркале заднего вида яростные взгляды. Самое страшное, что чувствует сейчас Чонгук — он хочет поделиться эмоциями с Тэхёном, а не с друзьями. Тихо поговорить с ним наедине, как тогда в кафетерии после задержания. Он читал тогда юному омеге нотации, но непроизвольно вслушивался в его бойкие аргументы. Понимал не смотря ни на что и с космической скоростью привязывался. Ну как тут не испугаться? Вот и Чонгук не знает.

***

      Они подъезжают к загородному дому уже к вечеру, что огорчает только Сокджина. Ему до отъезда нужно успеть пообщаться со всеми знакомыми, а Чонгуку с Чимином просто продержаться. Впрочем сегодня всё идёт не по стандартному сценарию. В заполненном людьми коридоре их троих встречает мама Сокджина, как и всегда провозглашая Чонгука и Чимина прекрасной парой.       — Мы не… — упрямо противится Пак, пока его стискивают в объятиях, но тут же замечает, что Чонгук не отшучивается и даже не улыбается женщине. Когда их с Чимином зовут парочкой, альфа смеётся, но только за исключением моментов, когда он в кого-то влюбляется. Это происходит редко, в последний раз настигло его пару лет назад, но не заметить всё же не сложно. Какой бы образ он на себе не выстривал, Чимин всегда будет видеть его довольно ранимым и чувственным.       Чимин не замечает, как его увлекают куда-то вглубь дома, как в руку всучивают бокал мартини, как изчезает Чонгук. Обычно они вместе прячутся от шума и толпы, но сегодня альфа явно не настроен разговаривать.       — Я переживаю за него, — признаётся Чимин, цепляясь за предплечье Сокджина.       — Он сам на себя давит, — невесело констатирует друг. — Как и всегда.       Мартини быстро разгоняет кровь, в сером свитере становится жарко, а бильярд даже успевает увлечь. Чимин крутится рядом, молчаливо присутствует в чужих разговорах, а играть ни при каких условиях не соглашается — не умеет и не планирует при всех учиться. Сокджин в этот раз не сбегает, как будто чувствуя ответсвенность за малость ассоциального друга. Он общается с людьми в рамках комнаты для бильярда и периодически уделяет внимание Чимину.       — Как ты себя чувствуешь? — интересуется он, умело разбивая шары и поправляя очки в роговой оправе привычным жестом.       — Когда не рядом с трупами, неплохо, — врёт Чимин.       — Ты к врачу обращаться не пробовал? — с лёгкой укоризной спрашивает Сокджин.       Чимин следит за тем, как альфа натирает кий мелом. К врачу он обращался, но не совсем по этой причине. А может и по этой. Как тут разобраться? Тошнота появилась с бесонницей одновременно, но её легче списать на неправильную работу его неправильного организма. Чимину так легче.       — Времени нет, — отмахивается омега, отвлекая себя уже согретым в руке напитком.       — Или желания, — замечает Сокджин, и Чимин на него даже немного злится. Альфы часто ведут себя так — считают, что всё в этой жизни сделано их руками. Пак практически уверен — Сокджин в такие моменты думает, что отсутствие подобного недуга у него полностью является его личной заслугой. Расскажи ему Чимин о бессоннице — точно заявит, что друг просто не устаёт. Заговорят о любовном интересе Чонгука — сразу распишет, как избегает связей с подростками сам. Посмотреть со стороны — просто смешно, но что ещё более смешно, так это неприкрытая неприязнь Чимина к альфам, которая порой распространяется даже на близких друзей. Его и самого это порой бесит, но такое просто не выводится.       — Не всем же быть такими классными, как ты, — переводит всё в шутку Чимин.       — Да-да, — наигранно соглашается Сокджин. Попробуй разбери теперь, правдиво ли его нарцистичное амплуа. — Чонгук рассказал, что произошло у вас в лесу. Ты как?       Чимин на долю секунды подвисает. Поспешно делает глоток из бокала, время тянет. Что произошло в лесу? Он поднимает на друга быстрый взгляд и, благо, тот отворчивается и не замечает ничего странного. Поделиться произошедшим не возникло ни малейшего желания. Как и рассказать о том, что сегодня в квартире Чимина ночевал незнакомый альфа. Как бы странно и дико это всё для Пака не было, он чувствовал — это не принадлежит никому, кроме него самого.       — Порядок, — коротко отвечает омега.       — Чонгук очень за тебя боится и меня пугает, — признаётся Сокджин.       — Всё в порядке, — поспешно повторяет Чимин.       — Конечно, — Ким на него с лёгким подозрением косится. — Ты просто соблюдай правила безопасности, и всё точно будет хорошо. Ну знаешь, в лифте с незнакомцами не езди, Чонгука держи на быстром наборе…       — Я знаю, как обезопаситься от посягательств на себя, — довольно резко перебивает его Чимин, снова не сдерживая прямого жёсткого взгляда. Очень хочет добавить колкость в отношение всех альф, но хотя бы это удаётся оставить при себе. Это неправильная злость. Хотя бы потому, что произрастает не из ощущения опасности. Чимин всё ещё злится на попытку проникнуть в свою новую тайну.       — Хорошо-хорошо, — отмахивается Сокджин. — Мы просто за тебя переживаем.       Чимин раздражённо поджимает губы.       — Хочу пройтись, — бросает омега, резко отталкиваясь бедром от бильярдного стола.       — Плащ накинь, там прохладно, — прилетает в спину.       Чимин делает яростный вздох, оборачивается, готовый к несдержанному выпаду, но встречает только добрую виноватую улыбку друга. Омега дёргает головой и молча уходит, ощущая, как быстро ярость замещается грустью. В этот момент кажется, всё плохое, что есть в его жизни, зависит только от него одного. Это либо его субъективный взгляд, либо плод его искажённой уверенности. Самоуверенность же Сокджина — не исключительная его черта, и уж точно не характеристика всех альф. Это может быть просто более выпячено, явно, но точно не уникально. Все люди создают свою жизнь, и Чимин не исключение. Но как в таком случае принять тот факт, что он создаёт и несчастья? Легче винить других. Это всплывает в голове, но все круги осознания не проходит. Потому и грустно необъяснимо.       Чимин всё-таки идёт за тренчем, но на вешалке находит только кожаный плащ Чонгука. Вспоминает, что свой оставил в машине. Подумав немного, накидывает плащ друга и плетётся на задний двор, чтобы его там отыскать. Хочется верить, в его компании не будет настолько паршиво и одиноко. Они сейчас оба не в духе, но тяготы часто сплочают. Сколько раз уже такое было? Чимин, сколько бы не врал себе, за чужим теплом всегда тянется. Мнит себя одиночкой, но по-настоящему им никогда не становится. Он любит одиночество, пока он не одинок. В противном же случае становится тошно.       Он шагает под прохладным ветром и светом круглой луны. Туман совсем рассеялся, пролился редкий холодный дождь. Круг ровного белого света такой одинокий на чёрном небе. Чимин обнимает себя за плечи, ещё плотнее путаясь в мыслях и собственных ногах. Куда он шёл? Кого-то искал, чтобы облегчить душу. Кругом шумят отдельные группы людей, из дома льётся чужое отталкивающее тепло. Мимо успевает промелькнуть Сокджина, но хочется отвернуться. Чимин с тоской скользит взглядом по пролеску совсем рядом и вдруг точно ощущает, что хотел бы пойти туда. Взамен шагает по вытоптанной тропинке, печально сторонясь любого человека. Музыка на незнакомом языке льётся из отстранённой беседки. В ней темно, человек сидит и из проёмов поднимается белый дымок. Чимин замирает совсем рядом, прекрасно зная, кому эта песня может принадлежать. Чонгук прикрывает глаза, выпуская в воздух плотные никотиновые облака и не оставляя рядом с собой места. У него своя тоска живее, чем стоящий в трёх метрах Чимин. Омега отступает назад, опуская голову. Чонгук часто тоскует по чему-то упущенному, но Чимин не находит себя в его философии. Как не находит себя нигде и ни с кем, просто бродит всю жизнь напролёт одинокий и бесцветный. И сейчас шагает ближе к границе леса, ловя себя на чувстве первозданного одиночества. Ни единой души рядом. Так тихо. Холод на расстоянии от дома усиливается, Чимин всё жмётся внутри себя, выдыхает те же клубы дыма. Не обременённый вредной привычкой, но без неё до ужаса пустой. Уж лучше плохо, чем так. Хочется скинуть с плеч чужой плащ.       Чимин шагает беззвучно, тянется к неподвижным деревьям, но и сторонится их. Они точно сразу поглотят. Всё затихает, он оседает на ступеньки ещё не достроенного крыльца. Куда оно ведёт? Перед глазами только лес. Омега опускает взгляд от луны, и та освещает нечто, покоящееся на траве. Неправильная надломленная фигурка. В темноте не разглядеть, но Чимин знает, что это, когда протягивает руку. Пальцы касаются перьев с зарождающимся трепетом, дальше идти боятся. Чимин так и остаётся сидеть рядом. Смотрит на тельце птицы с тупой тоской. Закрывает глаза, чтобы выдумать себе полёт и иногда обращается к луне за помощью. Тихое необъяснимое спокойствие в останках мимолётной жизни. Безграничная мирная тишина. В этом месте спокойнее, чем в шумной толпе. Тут тише, чем рядом с друзьями. Тут легче, чем в клетке собственной жизни. Везде один, но здесь дышится легче. Почему? Чимин глубоко вдыхает холодный воздух и под опущенными веками видит шевеление спокойного леса. Он сливается с ночью, ветром и даже крошечной раздавленной жизнью. Красивая мрачная сказка без капли неправильного и лишнего. Её беззвучное спокойсвие не отпускает всю дорогу домой. Безвременная нить, которая позволяет подумать и всё для себя решить. Увериться в том, что хочется оставить при себе.       Чимин открывает дверь собственной обители всё в том же смутном трансе. Ещё в темноте точно знает, что дома его уже ждут. Юнги и теперь сохраняет своё собственное потустороннее свечение, в темноте его прощупать даже проще. Чимин медленно подходит к нему, недолго думает, требуется ли озвучивать что-то теперь, но всё же говорит:       — Расскажи мне всё.       Отчаянная просьба знаменует собой начало чего-то грандиозного, настолько чуждого, что не уместится ни в какие мыслимые рамки, а за собой оставит глубокие незаживающие борозды. По ним ступать легко, но обратно уже ни за что не выбраться.