Тому, кто не расправит крылья

Панталоне резко и уверенно врывается в жизнь Заполярного Дворца. Новый предвестник уже успел наделать шуму только новостью о своем назначении. Молва о новом лице в рядах Царицы облетела Снежную за считанные дни. Торжество по всем канонам было захватывающим дух: день, когда страна встречает нового слугу Её Величества. Он был морозным, как и все дни в Снежной, но даже извечный холод не мог остудить столь жарких сплетен. В дворцовских залах гул голосов казался громче обычного. Новый предвестник. Банкир. Человек без невиданной силы и выдающихся боевых заслуг. Кто бы мог подумать, что Архонт выберет кого-то столь… неприметного? Все было устроено с размахом: сияние ледяных колонн и десятки пар глаз, устремлённых на нового избранника. Зал, полный официалов, агентуры и других предвестников, внезапно умолк. Панталоне переступил порог Заполярного так, будто бы он уже диктовал правила для бóльшей его части. Кто-то шептался, кто-то пытался незаметно рассмотреть его поближе. Мужчина был облачён в идеально скроенный наряд, подчёркивающий его статус и запросы. Никакой излишней вычурности — только строгость и элегантность. В глаза бросалось всё: длинная шуба с отделкой, выше всех похвал; его шелковый плащ, струившийся за ним по холодному паркету и чёрные перчатки, скрывающие руки, лежали идеально ровно, словно были второй кожей. Его шаги, грациозные и размеренные, отдавались эхом по помещению и прерывались лёгким, но ритмичным стуком трости. Право, хромота была едва заметна. Она, казалось, его нисколько не смущала. Напротив, он держал голову высоко и гордо. Когда он остановился в центре зала, трость слегка постучала по полу, привлекая внимание. Банкир медленно снял перчатку с одной руки, обнажая безупречно ухоженные пальцы, и кивнул в знак приветствия, прежде чем заговорить. —Благодарю за столь радушный приём, — в его голосе скользили нотки иронии. — Позвольте представиться: Панталоне, слуга Её Величества и новый казначей. Шепот стал громче. Кто-то из безликой толпы позволил себе тихое «дерзкий, уж больно самоуверенный». Но он, казалось, этого не слышал или намеренно не замечал. —Её Величество даровала мне честь служить Фатуи, и я намерен оправдать это доверие. Казна, дипломатия, экономика — все эти сферы нуждаются в сильной руке и я… — начал было он, но договорить не успел. Его слова были прерваны внезапным порывом ледяного ветра. С потолка посыпались хлопья снега, кружащиеся в воздухе в изящном хороводе. Холодный вихрь закружился у самого центра зала, и все присутствующие мгновенно замерли. Сквозь этот морозный танец проявился силуэт. Высокий, статный, окружённый ореолом абсолютного великолепия. Сама Царица восседала на ледяном троне, словно выгравированном из сияющего хрусталя, переливавшимся, как застылое северное небо. Дыхание сводило, а дух захватывало. Неописуемая, но такая опасная красота. — Долгие зимы сменялись в этом краю, — начала она торжественную речь. —Но наша империя сохраняет свою силу и могущество благодаря её верным слугам. Тем, кто приносит больше, чем берёт. Кто отдаёт себя делу, не требуя награды. Её взгляд выхватил Панталоне среди всех присутствующих. — Делец, — её голос разнёсся по залу, резкий и мелодичный одновременно. — Мы не терпим слабости. Не прощаем предательства. А теперь, сын мой, ты призван вступить в ряды тех, чья верность не подлежит сомнению. Каждое Её слово — закон, высеченный на ледяных скрижалях. — С этого момента твои деяния — это мои деяния. Твои решения — это мои решения. Она тут же продолжила: — Склонись и поклянись, что всё, что ты делаешь, будет направлено на процветание нашей славной державы. Поклянись своим умом, своей кровью и жизнью, что ты останешься верен до последнего вздоха. Он медленно опустился на одно колено, опираясь на трость. Панталоне поднял взгляд, встретившись с её всевидящими очами. — Клянусь перед лицом Вечного Холода, что с этого момента, я, покорный слуга, не имею иного предназначения, кроме как служить Вашей воле и Вашему замыслу. Моё прошлое кануло в бездну, а будущее принадлежит только Её Величеству. Царица, не спеша, протянула руку, в которой тут же засиял тонкий ледяной кинжал. Орудие сверкнуло холодным светом, отражая величие своей хозяйки. Она наклонилась к нему и, едва коснувшись лезвием его плеча, произнесла: — Отныне нарекаю тебя, раба нашего, Девятым. Да будет твой ум холоден, как вечный лёд сердца моего, а намерения твои — непреклонны, подобно трону моему. — Пусть все, кто воспротивится тебе, падут перед твоим гением. Лезвие коснулось другого плеча, прежде чем Царица подняла кинжал и взглянула на собравшихся. — Встань, дитя мое, — приказала она. — Ибо ты теперь один из нас. Морозный вихрь, окружавший её, начал закручиваться быстрее, собирая вокруг неё снежные завитки. Фигура Архонта начала медленно, но верно растворяться в воздухе, когда легкая дымка окутала её. И она удалилась. Исчезла так, как исчезает зимняя звезда на рассвете — тихо и быстро. Свист ветра раздался по всему залу, касаясь каждого лица пронизывающими всполохами. Остался лишь лёгкий иней, сверкающий на колоннах. Старшие предвестники сохраняли показное спокойствие, стоя полукругом у тронного возвышения. Пусть никто и не говорил, зато каждый сейчас задавался вопросом: достоин ли избранник этого положения? Особый интерес проявила первая тройка, за исключением Первого. Тот, как всегда, смиренно наблюдал. Доктор держался чуть ближе к центру, когда его алые глаза, горящие за маской, внимательно примечали детали в поведении нового члена их круга. На губах заиграла еле заметная улыбка, когда он представил, как Панталоне впишется в их сложную иерархию. Коломбина, напротив, позволяла себе чуть больше эмоций, хотя внешне это не было особо заметно. Девушка размеренно покачивалась на каблучках, слегка склонив голову с интересом. Иные просто отвели взгляды, стараясь не показывать ни своего одобрения, ни презрения. Каждый взгляд, обращенный на него, он считал триумфом. Они наблюдали за ним — и только за ним. Он знал, что именно сейчас формируется первое впечатление. Банкир еще раз окинул взором теперь уже своих коллег. Делец знал, что каждый из них был врагом в какой-то степени. Чего греха таить, одновременно и союзником, которого он мог использовать в своих интересах. Уголки его губ снова приподнялись, когда он склонил голову в знак уважения к старшим. — Ваши взгляды польщают меня, — начал он. — Надеюсь, мои скромные таланты оправдают ваши ожидания. Регратор сделал шаг вперёд, опираясь на трость, глядя на Субретку. Её ехидство он проигнорировал. Затем он обернулся к Пьеро и Капитано, стоявшим рядом. Новоиспеченный предвестник прекрасно понимал, что именно Шут не будет сводить с него глаз ближайшие несколько лет. — Я рад, что Её Величество даровала мне честь работать бок о бок с вами, — продолжил он с лёгким поклоном. И только с Доктором он не обменялся любезностями. Он даже не взглянул на него. Что-то в этом человеке настораживало и, возможно, даже отталкивало. Дотторе, в свою очередь, даже не пытался скрыть своей заинтересованности. — Какой любопытный выбор для нового Девятого, — протянул он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Её Величество, как всегда, мыслит нестандартно.

Это попытка поднять его насмех?

Интересно, очень интересно.

Панталоне резко повернул голову, сцепившись с ним взглядом, не обращая внимания на эту..вычурную маску. — О, Вы что-то хотели сказать, или Ваш дар красноречия исчерпан на сегодня? — непринужденно добавил доктор. Архонты, вот и перманентная головная боль нарисовалась. Пусть еще никто и не знал, но с ним лучше не ввязываться в словесные баталии. — Просто мои слова слишком дороги, чтобы тратить их на кого попало, — с той же лукавой улыбкой ответил Панталоне, сложив руки на трости. Остальные присутствующие переглянулись, каждый интерпретируя произошедшее по-своему. Кто-то даже ухмыльнулся — банкир явно не из тех, кто будет молча терпеть фривольности Дотторе. — Хм, — произнёс он, нарочито задумчиво, наклоняя голову чуть набок. — Интересно, Вы всегда так остры на язык? Это довольно грубо, не находите? — протянул он с ленцой, заводя руки за спину, — весьма нетривиальное начало у нас складывается. Регратор едва заметно повел бровью, явно не впечатлённый попыткой вывести его из себя. Уголки его губ все еще изгибались в холодной полуулыбке. Но за этой напускной вежливостью читалось сплошное пренебрежение. — Грубо? — он тихо и насмешливо хмыкнул — Возможно. Ведь, похоже, с некоторыми… товарищами только так и следует разговаривать. — Очень щедро с Вашей стороны, Регратор, приписывать мне столь почётный статус. Хотя, уверен, Вы прекрасно понимаете, что до настоящего товарищества нам обоим ещё далеко. — Впрочем, неважно — продолжил доктор, — я всё же надеюсь, что в будущем мы сможем найти общее понимание. Конечно, ради Вашего же блага. Последние слова он четко подчеркнул издёвкой, едва скрытой под наигранной любезностью.

Оба друг друга стоят.

Регратор даже бровью не повел. Лишь под прикрытыми веками пылала злоба и раздражение. — Вот и чудно. Тогда будем считать, что наш первый обмен любезностями окончен, — произнёс он. — А теперь прошу меня простить. Церемония завершена, и мне необходимо приступить к своим обязанностям. Уверен, у нас ещё будет много времени обсудить столь важную тему, не беспокойтесь. — и вновь это невозмутимо-приторное выражение на его лице, которое доктор уже хотел стереть. Панталоне легонько кивнул в знак прощания. — В таком случае не смею задерживать, — отозвался Второй. Делец, не торопясь, развернулся, элегантно поправив шубу, направился к выходу. Тяжёлая ткань слегка колыхнулась, следуя за банкиром, а меховые края сверкнули в свете люстр. За ним эхом звучали его уверенные шаги, чередующиеся с лёгким постукиванием стального наконечника о пол. Он не оглядывался — ни на доктора, ни на остальных предвестников, чей сверлящий взгляд он без сомнения ощущал на своей спине. Взгляды тяжелые, внимательные. Достигнув массивных дверей, он остановился на мгновение. Не оборачиваясь, мужчина вздохнул, пытаясь сбросить с себя весь тот груз чужих взглядов и шепотков, что плелись за ним шлейфом. Наконец, он шагнул за порог, растворяясь в полумраке коридоров Заполярного дворца. Они встретили его привычным холодом — колючий воздух обжигал лёгкие, но для Панталоне это было сродни домашнему очагу. Он невольно прокручивал в голове только что завершившееся действо: всё это было театром, столь излюбленным Её Величеством. "Ну и спектакль," — мысленно подытожил он, слегка сжимая пальцы на рукоятке. Хотя сам он и не имел ничего против подобного театра. Напротив, искусство создавать иллюзию величия ему нравилось, даже слишком. Он внезапно осёкся. Размышления о прошедшей церемонии могли подождать. Сейчас перед ним стояла куда более насущная задача: обустроиться в этом новом мире, дорогу в который он прокладывал потом и кровью столь долгое время. —Для начала нужен собственный кабинет, — напомнил он себе, пытаясь выкинуть навязчивые мысли из головы. Дворец, безусловно, был произведением искусства, но ему казалось, что он бродит среди этих витражей и арок уже целую вечность. В конце одного из бесконечных коридоров он заприметил молодого офицера, стоявшего в карауле. Взгляд предвестника остановился на нём, оценивающе скользнув с головы до ног, прежде чем он небрежным движением трости привлёк его внимание. — Проведите меня в мой кабинет,— голос эхом разнесся от высоких стен. —Как видите, я пока не слишком хорошо ориентируюсь здесь. Офицер поспешил исполнить просьбу. Он коротко кивнул, развернулся на невысоких каблуках и жестом указал следовать за ним. — Конечно, господин Панталоне. Он находится в западном крыле. Пожалуйста, пройдите за мной. Шли они молча. Наконец, мужчина остановился у широкой двери, прежде чем почтительно распахнуть её. Тусклый свет из слегка тронутых инеем оконных стёкол скользнул по полу, отражаясь от гладких деревянных панелей. — Ваш кабинет, сэр, — произнёс он, отступая в сторону, чтобы пропустить банкира. Тот остановился у порога, прищурившись, оценивая картину перед ним. Его лёгкая полуулыбка тут же сменилась поджатыми губами. Полированная поверхность стола, чистейшая на первый взгляд, оказалась в небольших чернильных пятнышках и мелких царапинах. В углу пылилась засохшая чернильница с поломанным пером. Его взгляд метнулся к массивному креслу рядом. Обивка на подлокотнике была стёрта, а на поверхности кожаной спинки виднелись мелкие порезы — словно кто-то в раздражении скоблил по ней ногтями. Предвестник, не спеша, вошел внутрь. —Они не удосужились привести этот свинарник в божеский вид после предыдущего Регратора? — подумал Панталоне, подойдя к рабочему месту и слегка проведя пальцами по его поверхности. Он поморщился, ощутив налетевший слой пыли на своих перчатках. Затем его внимание привлекла стопка бумаг, лежавших рядом с чернильницей. Среди них оказались старые отчёты, корреспонденция и какие-то заметки, набросанные торопливым, неразборчивым почерком. Панталоне приподнял одну из страниц двумя пальцами, словно боясь запачкаться. Всё выглядело так, будто здесь работал не Регратор, а архивариус, для которого порядок был понятием весьма условным. Справа находился массивный стеллаж с большим количеством различных книг: многие из них выглядели потрёпанными, с потертыми корешками и пожелтевшими страницами. Некоторые были расставлены хаотично, словно их доставали и ставили обратно в спешке, совершенно не заботясь о беспорядке. Открыв одну из створок, Панталоне раздраженно шикнул: бумаги вперемешку с папками, какими-то мелкими безделушками и даже старым набором таких же ржавых перьев, позабытым в самом углу, рухнули на пол. Кабинет всё больше напоминал ему не рабочее пространство, а склад забытых вещей. Офицер, тем временем, неловко переминался с ноги на ногу. Он уже было начал пятиться к двери, как вдруг чужой голос заставил его замереть. — Стоять, — коротко бросил Панталоне, даже не оборачиваясь. Мужчина замер, рука, уже потянувшаяся к дверной ручке, зависла в воздухе. — Вы куда-то спешите? — мягко поинтересовался банкир. — Прошу прощения, господин, я…лишь подумал, что Вы предпочли бы остаться один. Панталоне, наконец, повернулся к нему размеренно, не спеша. — Уйти, не дав мне никаких объяснений? — произнёс он с привычной ему вежливой интонацией, которая почему-то только сильнее давила на нервы. — Вы даже не удосужились объяснить, почему кабинет оставили в таком состоянии. Не принято нынче поддерживать дворцовые помещения в надлежащем состоянии? Или у нас теперь заведено так встречать.. — не успел договорить Панталоне, как его тот час же перебили. — Разумеется, это недоразумение, господин! — затараторил он. — Мы немедленно приведём все в порядок. — Не сомневаюсь, — шикнул предвестник, направляясь к оконным рамам. —Список тех, кто был ответственен за этот кабинет, мне на стол. Прихвати ещё полный отчёт о деятельности моего предшественника. — Конечно, господин, всё будет исполнено, — офицер судорожно закивал. — Хорошо, — коротко бросил Регратор, посмотрев на него через плечо. — Теперь идите. Когда дверь наконец закрылась за спешно удалившимся офицером, он продолжил возмущаться уже наедине. Интерьер был, мягко говоря, не в его вкусе. Стены, обитые тусклыми витиеватыми обоями, словно застряли в прошлом столетии. Потолок, украшенный какими-то замысловатыми, но безвкусными лепными узорами, навевал скорее скуку, чем восхищение. Мебель, хоть и добротная, выглядела громоздкой и тяжёлой. —Отвратительно, — подумал он, качая головой. — Всё нужно переделать. Язык не поворачивался назвать это безобразие своим пристанищем. Он все думал о человеке, занимавшим его должность еще недавно. Его лицо, имя, репутация — всё это почти стёрлось из памяти окружающих, как будто он никогда и не существовал. Никто в Заполярном дворце не говорил об этом прямо. Одно сухое заявление о «передаче полномочий» — вот и всё, что удосужились сообщить. Ни причин, ни обстоятельств. Он не сомневался, что всё произошло тихо, как и всегда в таких делах. Один момент — и человек исчезает. Кто-то говорит, что тот подал в отставку по собственному желанию. Кто-то шепчется о болезни. Но Панталоне знал лучше: у Фатуи не бывает отставок. Бывают лишь замены. И те, кто больше не приносит пользы, быстро уходят в тень. Навсегда. Панталоне ухмыльнулся, одёрнув манжету своей рубашки. —Убрали без лишних слов, без официоза. — заключил он. Он видел этого человека всего пару раз. Первый — ещё мальчишкой, уличным оборванцем, который был готов на всё, лишь бы не вернуться обратно в тот ад, откуда он выбрался. Там, где никто и не думал помогать друг другу, выживали только сильнейшие. Тогда Панталоне уже работал на своего "старшего" — человека, которого он уважал, несмотря на то, что тот, по сути, держал его за горло цепкой хваткой. Бог знает, что такая персона забыла в трудовых лагерях на окраинах Снежной. То ли приехал с проверкой, а может нужно было встретиться с кем-то лично? Он не знает. Второй раз Панталоне видел этого мужчину, когда он уже выбрался из грязи, но был ещё слишком далёк от того, чтобы называться хоть кем-то. В столице, ещё никем не замеченный, он увидел его вновь — в окружении других предвестников, таких же гордых и недосягаемых.

А теперь его там нет.

Интересно, гниёт ли он где-то в темнице, томясь в холодных стенах, или уже стал кормом для червей под землёй? — Уж слишком туго завязал себе узел на шее, — буркнул банкир, задумчиво взглянув на сводчатый потолок. Тихий скрип двери вывел Панталоне из размышлений. Офицер, которого он так строго отчитал, вернулся раньше, чем ожидалось. И не один: пара служащих с обеспокоенными лицами поспешили за ним, волоча за собой ведра и ещё какой-то инвентарь. Всё это суетливо сопровождалось извинениями и неловкими заверениями, что помещение тот час же будет сиять от чистоты. Молодой человек явно нервничал, стараясь держаться ровно, но руки, слегка сжимающиеся в кулаки, и взгляд, который он боялся поднять выше груди Регратора, говорили сами за себя. — Простите за задержку, милорд, — пробормотал офицер, прочищая горло. — Неужели я должен считать, что извинения компенсируют потерю моего времени? — упрекнул он, смакуя каждое слово на языке. Офицер заметно напрягся, но все-таки сумел выдавить в ответ: —Господин, работы не займут много времени, если угодно, Вы можете пока... Панталоне слегка приподнял свободную руку, чтобы жестом прервать его: — Мне не угодно слушать оправдания. Но раз уж вы явились раньше, чем я ожидал, надеюсь, это будет восполнено качеством проделанной работы. Служащие за его спиной судорожно шуршали тряпками и расставляли ведра, стараясь работать как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимания. — Конечно, милорд, — торопливо ответил офицер. Панталоне, казалось, на миг задумался, медленно выпрямившись и опираясь на трость. Закрались сомнения: стоит ли устраивать скандал прямо сейчас или проявить редкое великодушие. Среди всей этой суеты и препирательств Регратор не заметил, как дворец стала накрывать тонкая шаль мрака. Вечерное небо окрашивалось в глубокий синий цвет, словно кто-то провёл по нему кистью, оставляя за собой густые мазки сумерек. Разговоры, ожидания, раздражение — всё это казалось таким ничтожным в сравнении с величием медленно погружающегося в тень Заполярного. «Как быстро проходит день», — мелькнула в голове мысль.

***

В другой части дворца царило совсем другое настроение. Узкие, плохо освещённые коридоры, давно пропахшие хлоркой и Бог знает какими еще химикатами, как всегда встречали доктора своей неизменностью. Дверь лаборатории закрылась с гулким скрипом, приветствуя возвращение своего хозяина. Он едва успел переступить порог, как в уши тут же ударил гул голосов его сегментов. Они, как и он, ненавидели подобные празднества, но все равно хотели быть в курсе всего и вся. —Ты долго,— негромко пробормотал один из клонов, прищурив глаза. —Как все прошло? —Всё, как всегда, скучно. Но на этот раз, признаюсь, было кое-что стоящее внимания. Этот короткий комментарий заставил гул вновь подняться. Все сливалось в неразборчивые выкрики, где каждый пытался вставить свое слово. —Что-то стоящее? —Интригует… —Давай уже говори! Что за новости? Голоса сегментов — его собственные, но такие многоголосые, раздражающе живые, шумно отдавались в висках. — Терпение, — ответил Дотторе, проходя мимо. — Неужели вы настолько нетерпеливы, что так хотите услышать новости, не дав мне даже плащ снять? Вы прямо как рой насекомых, — продолжил он, стаскивая перчатки, — так же надоедливо жужжите у меня под ухом. — Вообще-то это ты затянул с возвращением, — парировал один из сегментов, скрестив руки. — Тебя не было полтора часа, мы извелись все. Речь затянулась? Дотторе позволил себе смешок. — Речь? Нет, она была настолько короткой, насколько это позволяют протокольные рамки. Но раз уж так хотите знать, — он сделал паузу, удобно устроившись в своём кресле, закинув ногу на ногу. — У нас новый Регратор, — наконец произнёс он. На мгновение повисла тишина, прежде чем лаборатория снова разразилась гамом. —Ещё один? Как быстро они находят замену… —Сколько их уже было? —Как же я люблю, когда они приходят такие гордые! —Надеюсь, этот будет интереснее прошлого. —Бедняга даже не знает, куда попал. Дотторе поднял руку, и шум мгновенно стих. — Вы такие предсказуемые, — усмехнулся он, прикрыв глаза. — Каждый раз одно и то же, как дети. Сегменты переглянулись, некоторые хихикая, некоторые возмущаясь. —Не томи, выкладывай уже! —фыркнул, стоящий ближе всех. —Молодой? Дотторе чуть прищурился, думая, стоит ли сразу удовлетворить их любопытство или ещё немного подогреть интерес. — Да, молодой, — протянул он наконец. — Такой же амбициозный, как все до него. И, что самое забавное, он искренне верит, что сможет удержаться на этом посту. —Очередной гордец, значит,— отозвался кто-то из глубины комнаты, не скрывая издёвки. —Были у нас такие. —Ставлю месяц, не больше,— добавил другой, лениво потягиваясь. —Дайте человеку шанс,— отозвался третий. Доктор покачал головой, чуть ерзая в кресле. — Месяц? Не маловато ли? — хмыкнул он. — Мне кажется, он способен удивить. — Ты это серьёзно? — откликнулся один из довольно поздних сегментов, приподняв бровь. — Каждый из них думает, что он особенный, а потом... — В том-то и дело, что этот чем-то отличается, — задумчиво произнёс он. — Не каждый Регратор позволял себе словесные перепалки на первой же встрече. Клоны замерли, и комната на мгновение погрузилась в напряжённое молчание. Наконец, один из них нарушил тишину: — Ты с ним спорил? — Не спорил, — уточнил Второй. — Просто обменялся парой ласковых словечек. —Парой ласковых словечек,— передразнил другой клон. — Хочешь сказать, что он решил показать зубы? — По крайней мере пытался. Все вдруг заохали, переговариваясь: —О, как дерзко! —Они обычно такие осторожные, по крайней мере вначале… —Как долго он протянет с таким отношением? — Есть в его поведении что-то, — хмыкнул доктор, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику. Смелость? Может глупость? Хотя разве это не одно и то же? — Люди вроде него часто ошибаются. Амбиции их ослепляют, а самомнение затмевает рассудок. — констатировал он. Рука доктора подцепила первый попавшийся пузырёк, прокрутив его меж пальцев. — Но не будем забегать вперед. Если он достаточно умен, то не станет мешкаться под ногами. Будет заниматься своими делами, не лезя туда, куда не просят. С этими словами он резко встал и, распрямившись, пододвинул кресло к письменному столу. — А пока — пусть делает, что хочет, — пробормотал он, уже находя себе дело. — Главное, чтобы не отвлекал меня. Сегменты, поняв, что Второй более не намерен делиться с ними своими размышлениями, разбрелись кто куда: одни вернулись к своим делам, другие расселись по углам, обсуждая вполголоса то, что услышали. Лаборатория вновь погрузилась в относительную тишину, нарушаемую лишь мерным звуком пера, скользящего по бумаге, и негромким бормотанием. — Посмотрим, насколько далеко тебя заведут амбиции. — подумалось ему. Где-то далеко, в своём ещё не до конца убранном кабинете, Регратор, возможно, также погружался в мысли — о будущем, о настоящем.

В конце концов, время все расставит по своим местам.