Принц и нищий

— То есть, оставляешь на нас все грязные делишки, а сам смываешься наверх? Ирма шикает на Эмиля, но тот совершенно не обращает на нее внимания. Они сидят на кухне Гнезда вчетвером — Леви, Ирма, Эмиль и Виг. Печь работает на всю катушку, в воздухе пахнет горелым. «Надо проверить дымоход», — отрешенно думает Леви, не желая ничего отвечать. Эмиль агрессивно чиркает спичками о коробок, еще больше наполняя маленькое помещение едким дымом. — Да че ты жалуешься? — протягивает Виг. Его глаза бегают по комнате в поисках алкогольной заначки. — Привезет тебе подарочки, стащит что-нибудь элитное. Босс, я слыхал, что там буквально рядом со входом есть... — начинает он заискивающим тоном, но Леви его прерывает. — Алкашей в своей банде я не потерплю, — отрезает он. Леви знает, чего хочет Виг — вино с поверхности. Возле входа в Подземный город есть лавка с товарами, которые можно достать только в Митре и которые можно привозить в подземелье, только получив специальное разрешения. Такие часто давали в награду за трудовые успехи работникам, корпевших на фабриках в Митре. Они приносили с поверхности недоступное под землей вино, духи и шоколад. — Сколько тебе лет, Виг? Шестнадцать? — продолжает Леви. — Ты пьешь так, словно завтра не наступит, влезаешь в долги, когда играешь в карты. Я понимаю, что сам дал тебе такую задачу — шляться возле легавых и наших врагов, чтобы развязывать им язык за выпивкой. Но у всего есть предел. Рука Вига дергается, ищет на пустом столе стакан, чтобы хлебнуть для храбрости. Или притупить страх. Леви держит его на такой высокой позиции не просто так: несмотря на малограмотность и недалекость, Виг очень хорошо понимает, где можно вынюхать нужную информацию, и способен разговорить почти любого. Но лучше бы ему научиться расслабляться не с помощью бутылки. — Я... постараюсь уменьшить... — мямлит Виг. — Мне не нужны пустые обещания. Если после Нового года ты не прекратишь свои пьяные загулы, мне придется исключить тебя из банды, — снова не дослушивает его Леви. Он чувствует на себе жалящий взгляд Эмиля, дым из печи жжет ноздри. Леви понимает, что срывается на Виге, потому что его раздражает разговор о поездке в Митру. — Я привезу тебе вино, — смягчается он. — Только не опрокидывай целую бутылку за один присест. Насколько я понимаю, такое вино нужно не для того, чтобы просто напиться, а... наслаждаться им, что ли. — Ах вон как, — ехидно усмехается Эмиль. — Может, заодно привезешь мне какой-нибудь престижной наркоты? Я обещаю, что буду нюхать ее, как король, который собирается на бал. Ирма снова на него шикает. — Можешь говорить потише? Я знаю, что мелкие подслушивают у двери. — Ой, думаешь, они никогда не слышали слово «наркота»? Половина их родителей сдохла от какой-нибудь шняги, которую нам любезно поставляли богачи с поверхности, — отвечает ей Эмиль, все-таки понижая голос. — Заказывайте какие-нибудь цивилизованные подарки, — сердито говорит Леви. Виг переводит непонимающий взгляд с Леви на Ирму, склоняется к Эмилю и шепчет: — Что это за словечко? Он про какое-то оружие говорит, небось? — Я слышала, что в тамошних аптеках продают... косметику, которая облагораживает кожу, — смущенно говорит Ирма. — Помогает избавиться от старых шрамов, заживляет порезы. Малышам бы пригодилось. Сам знаешь, сколько у них царапин из-за того, что они всегда лазают куда попало. Ее рука машинально поднимается, поглаживая поврежденное ухо. Она одергивает ее, смотрит на Леви невозмутимым взглядом. — Я обязательно поищу, — отвечает он. — Но только не трать на это много времени. Не захотелось бы, чтобы ты всю поездку потратил на магазины. — Да ладно тебе, — фыркает Эмиль. — У него же завелся щедрый поклонник, пусть Леви высасывает бабки, пока он ему не надоел. — Завались, — устало говорит Леви. Он не хочет сейчас разбираться с ревностью Эмиля и идти у него на поводу, уделяя внимание этим детским обвинениям. — В общем, Ирма за главную в следующей поставке, — Леви решает перейти к делу. — На Рихтера осталось работать недолго, но расслабляться из-за того, что у нас почти все шло гладко, не стоит. Возможно, те конкуренты, о которых он всегда так туманно говорит, еще о себе заявят. Может, они ждут, когда мы перевезем весь товар в подземелье, и тогда решат напасть. Леви закашливается, прикрывает нос платком — он уже не может вдыхать этот дым. Ему не верится, что через несколько дней он окажется наверху и будет дышать чистым воздухом. — Виг, проверь сегодня трубу, а то мы тут все скоро задохнемся. И продолжай следить за обстановкой в барах — если появится кто-то подозрительный, сразу сообщай Рихтеру. Виг усиленно кивает. — Эмиль, — нехотя продолжает Леви. — С тобой я хочу поговорить наедине. Ирма, убери малявок из-под двери, а то каждый из них получит по подзатыльнику за подслушивание. Из-за двери раздается шорох. Леви улыбается. Когда-нибудь они научатся шпионить так, что никто не сможет их услышать. Ирма с Вигом уходят из комнаты, тихо переговариваясь о будущих делах в отсутствие Леви. Эмиль играет со спичками, демонстративно уставившись в окно. — Ты переступаешь границы, — Леви старается, чтобы его голос звучал жестко. — Ах да, я и забыл, как ты любишь метить свою территорию. Один неосторожный шаг — и ты набрасываешься на меня с когтями, потому что я посмел требовать от тебя обычных вещей, — язвит Эмиль, зажигая спичку и тут же ее задувая. Леви шумно выдыхает. Он сам его приручил. Эмиль потянулся к нему, подсел на их близость, будто искал замену наркотикам, от которых Леви его отвадил. Леви нужно было доверие, Эмилю — утешение, и они сплелись друг с другом, как два ребенка, сами не знающих, что им надо: любимый, друг или мама. Но пора разрывать эту болезненную пуповину. — Открой окно. Здесь уже нечем дышать, — приказывает Леви. Эмиль молча повинуется. Он встает возле окна, продолжая попусту тратить спички. — Прекрати, — говорит Леви. Эмиль сразу же кладет коробок на подоконник, скрещивает перед собой руки. Может, проблема в том, что Эмиль — его подчиненный? Может, Леви хочет быть наравне с тем, кому позволяет зайти на свою территорию? Из открытого окна в помещение льется холодный воздух. От него не становится легче — он тоже пахнет гарью из бочек, возле которых на улице греются бездомные. Может, Леви хочет, чтобы он сам стал чьим-то подчиненным? Сначала от этой мысли возникает отторжение, но чем больше он проверяет ее на вкус, тем больше чувствует любопытство. Оно смешивается с испугом: «Я что, действительно хочу, чтобы надо мной кто-то властвовал? Как псина, которая ищет себе хозяина?» Но перспектива выглядит, к его ужасу, слишком соблазнительно: стряхнуть с себя груз ответственности, послушно следовать чьим-то командам, стать орудием, которые умелые руки будут использовать так, как им нужно. Он решает оставить размышления на потом. Сейчас нужно разобраться с подвластным ему инструментом. Да, пусть Леви называет его инструментом — так будет проще разорвать узы. — Ты должен был с самого начала понимать, что мы не будем счастливой парочкой, которая будет вместе до самой смерти. Сам видишь, где мы живем и как мы живем. Близость — это роскошь. Близость — это то, что мы можем ненадолго украсть, и продолжить выживать дальше. Эмиль посмеивается. — Спасибо за наставления, учитель. Я никогда и не думал, что мы с тобой будем жить, как супружеская пара. Просто хотел... — он заминается, — стать для тебя незаменимым. Как нож, который ты всегда с собой таскаешь. Леви отводит взгляд. Значит, Эмиль так и думает о себе — оружие, средство для достижения целей. — Брось ты эту романтическую дребедень. — Виноват, опять ною о чувствах, — Эмиль горько усмехается. — Нам же тут нельзя говорить о любви, она существует только там, наверху. Вот я и придумал, какой запрещенный товар мне привезти. Справишься? Леви встает. Их разговор с каждой минутой становится все более бессмысленным. Надо бы успокоить его, приободрить чем-нибудь: если Эмиль пойдет на поводу своей злости, то может предать Леви просто чтобы привлечь его внимание. — Пойдешь мне мстить — вышвырну отсюда нахер, — говорит он, открывая дверь и выходя в пустой коридор. «Беги, беги отсюда», — подгоняет его паника. Нужно скорее скрыться от мыслей, которые заставляют горло болезненно сжиматься. — Значит, ты все-таки испытываешь ко мне какие-то чувства, — говорит Эмиль ему вслед. — Другим за предательство ты бы не думая перерезал горло.

***

— Ты совсем про нас забыл, — укоряет его Клара, потягивая коктейль. Сегодня в «Страстном бутоне» людно: вечер пятницы притягивает уставших мужчин свободой на дне бокала и забытьем в теплых объятиях, которые можно купить за пару монет. — Наш угрюмый котенок понимает, что он провинился, — говорит Лулу, набивая рот закусками. — Иначе зачем ему выкупать почти весь бар и блюда только для нас с тобой. Леви запускает в нее куском засахаренной груши. Она врезается в лоб Лулу и падает на пол. — Как ты смеешь! — пищит она, опускается под стол за упавшим кусочком и отправляет его в рот. Леви еле сдерживает рвотный позыв. — Ты хоть понимаешь, сколько грязных ног ходят по этому полу? Тебе рот свой не жалко? — с отвращением говорит он. Лулу улыбается, не прекращая орудовать тонкими ручками и сметать еду с тарелок. — Поверь, мой сладкий, в этом рту побывало нечто похуже грязных ножек. — Все, заткнись. Я уже жалею, что сюда пришел. Клара дает Лулу подзатыльник. Вино из ее бокала проливается на стол. — Твою мать, — Леви вскакивает, чтобы темные струйки не попали ему на брюки. — Вы можете вести себя нормально? — Милый, прости, пожалуйста, — Клара умоляюще на него смотрит. — Мы просто очень рады, что ты здесь. Леви садится, берет салфетку и старательно протирает поверхность стола. «Конечно, вы рады. Я же накупил вам еды, которой неделю могла бы питаться семья из четырех человек», — мысленно ворчит он. — Арман сейчас работает? — Ага, — Клара кивает на закрытые двери другого зала. Возле входа стоят два охранника — любители мужских удовольствий не любят, когда к ним кто-то заходит без приглашения. — Сам знаешь, какой у него под Новый год улов, — говорит Клара, снова наполняя бокал. — Все примерные джентльмены смываются от своих жен в подземные пещерки, так их угнетает перспектива провести все каникулы в кругу семьи. Нужно помацать мальчиков для успокоения. — А ты, наоборот, смываешься наверх, — добавляет Клара. Леви сворачивает грязную салфетку и кидает ее в мусорку на другом конце помещения. Он, конечно, попадает в цель. — Всего на один день. — На два, — поправляет его Лулу. — Ты же вернешься только в воскресенье вечером? — Не знаю. Может, слиняю оттуда рано утром, — неохотно отвечает Леви. — Да не гони. Тогда ты не успеешь купить все по моему огромному списку. Мне нужны новогодние подарки, — возмущается Лулу. — Давай ты не будешь наглеть. Плохим девочкам подарки не показаны. Лулу прищуривается, откидывается на спинку стула. — Мм, а ты, оказывается, умеешь флиртовать. — Я начинаю вспоминать, почему я так долго сюда не приходил... — Да не слушай ты ее, — Клара толкает Лулу локтем. — Купи нам каких-нибудь блестящих побрякушек, чтобы мы навешали их на себя, как на елку, и продолжали успешно завлекать клиентов. Арману можешь купить одеколон какой-нибудь. Леви закатывает глаза. — Похоже, вся моя поездка пройдет в походах по магазинам. — Знаешь, как я тебе завидую! — восклицает Лулу. — Может, мне тоже попытаться соблазнить какого-нибудь богача с поверхности на разрешение... Кстати, об этом. Рассказывай, как там дела с твоим возлюбленным? Каким образом твое худое тельце заработало на поход в Митру? Леви поднимается. — Я ухожу. Клара и Лулу начинают ныть, хватая его за рукава и подол куртки. — Что за безобразие тут творится? — раздается строгий голос. Матильда подходит к ним со стороны бара, гневно оглядывает своих работниц. — Леви не хочет рассказывать нам о своих любовных похождениях, — жалуется Лулу. — Его парень достал разрешение для посещения поверхности, представляешь? Матильда смотрит на заполненный едой и напитками стол, поднимает бровь. — Я собирался пойти к тебе и рассказать об этом, — объясняет Леви Матильде. — Вот как. Налей-ка мне винца, — приказывает она Лулу. — Мы уже заказали у Леви гостинцев, так что ты тоже не стесняйся, — весело говорит Клара. Матильда делает глоток, задумчиво глядя на дно бокала. «Похоже, мне придется брать грузовую тележку, чтобы доставить сюда все подарочное добро», — думает Леви, ожидая ответа. — Ты не сможешь достать то, что мне нужно, — вздыхает Матильда, вертя бокалом в руке. — Что ты там себе напридумывала? Матильда хмурится, закутываясь в блестящую шаль. — Многие говорят, что он мертв, — еле слышно произносит она. — Но я чувствую, что он там, наверху, отправился искать лучшую жизнь. Прорезаясь сквозь слой тел, как всегда. «Опять она за свое», — думает Леви, подходя ближе, чтобы Лулу и Клара не слышали их разговор. — Думаешь, я встречу его за первым поворотом, когда поднимусь на поверхность? Матильда подергивает плечами. — Судьба может так распорядиться. — Я не буду его искать. Ее глаза наполняются грустью. — Ты, наверное, презираешь меня — столько лет вспоминаю одного мужчину. Не дай бог тебе испытать такие муки. — Ты драматизируешь. Он был говнюком, и ты как будто успешно об этом забыла. Матильда только отмахивается от него. — Будет мне тут еще ребенок объяснять, какие чувства следует испытывать. Подарков мне никаких не надо. Просто не исчезай никуда без следа, как он. Она ставит бокал на стол, взмахивает шалью и уходит наверх. Леви хочет пойти за ней, но понимает, что лишними разговорами ничего не добьешься. Наверное, она сможет забыть Кенни, только если к ней в комнату притащат его труп. Да и то это не стопроцентный вариант. Леви никогда не понимал любовную одержимость одним человеком. Он знал, как может затуманивать сознание ненависть, как она заставляет представлять перед собой одно и тоже лицо. Но когда месть совершалась, лицо постепенно исчезало из памяти. Матильда же строит свою жизнь вокруг старых воспоминаний, самые неприятные куски которых были так ловко стерты в угоду бесконечной тоске по прошлому. Может, у него слишком мало опыта, чтобы понимать такие болезненные чувства. Может, он никогда их не испытает. Леви не думает, что он на такое способен. Слишком много потерь было в его жизни, чтобы он мог позволить себе застревать в памяти о былом.

***

Утром субботы он встает в самую рань, проспав всего три часа. Для Леви это не редкость — он сам не любит затягивать свои тошнотворные сны. Сегодня ему снилось, как он идет по огромной лестнице наверх вслед за Эрвином, выбирается наружу, щурясь от яркого света. Он не успевает даже сделать шаг, как вокруг него защелкивается капкан, переламывая своими острыми лезвиями кости. Со всех сторон его обступают темные фигуры, и Эрвин исчезает среди них, даже не обернувшись, чтобы посмотреть на Леви. Он долго лежит в кровати, убеждая себя, что оставит все опасности здесь, что на поверхности его ждет спокойный день прогулок вместе с Эрвином. Но без ножа он туда не пойдет. Леви знает, что до последней секунды он будет сомневаться и придумывать отмазки, чтобы никуда не идти . Но руки механически берут мыло, умывают лицо, приглаживают волосы и выбирают приличную рубашку из его скудных запасов. Мозг преступника работает исправно: нужно слиться с толпой, сделать так, чтобы по нему не поняли, откуда он пришел. Леви залезает на стул, чертыхаясь, — Эмиль, Виг или Эрвин спокойно бы могли дотянуться до верхней полки безо всяких подставок — и достает оттуда небольшую шляпу. Когда-то давно Кенни стащил ее у одного продавца из Митры и жаловался, что она ему мала. Леви помнит, как он отбросил шляпу в сторону со словами «Мне она нахрен не нужна. Может, тебе пригодиться для роли попрошайки». Новенькая шляпа из качественного фетра — очень уместный атрибут для побирушки. Кенни не был дураком, он просто никогда не умел дарить подарки. Шляпа неплохо сохранилась: Леви носил ее от силы пару раз, когда ему нужно было произвести впечатление на своих посредников. Темно-зеленая, с черной лентой, опоясывающей нижнюю часть тульи. Никакой пошлости, только спокойная элегантность. Леви опускает шляпу на голову, поправляет поля. Ему тут же хочется сорвать ее и спрятать в шкаф — в зеркале перед ним предстает совсем другой человек. Капюшон носить гораздо привычнее — он лучше закрывает лицо от ненужных взглядов. Он придумывает причину, чтобы все-таки надеть шляпу: может, она призовет Кенни на поверхности — магический талисман. Леви усмехается. Кенни будет поджидать и другой талисман — бессменный ножик в кармане брюк. Он берет с собой совсем немного вещей: смену белья, зубную щетку и удостоверение. Его полупустой рюкзак на обратном пути будет полон подарков. Леви смотрит на часы и выругивается — до встречи еще три часа. Он расхаживает по комнате, высматривая несуществующие пылинки, переставляет обувь, вытирая до блеска ботинки для похода на поверхность. В сотый раз подходит к зеркалу и с отвращением отворачивается. Он достает с полки книги, листает страницы, раз за разом читая одни и те же абзацы — слова никак не хотят складываться в предложения. Выходить заранее Леви не хочет: если он придет на встречу слишком рано и будет блуждать возле ворот в ожидании Эрвина, то это будет выглядеть так, словно ему не терпится смыться отсюда поскорее. Он представляет довольную улыбку Эрвина, который при встрече выдаст что-то вроде: «Ух ты, пришел раньше меня. Наверное, очень сильно скучал?» Леви с раздражением закрывает книгу. Он, конечно, ненавидит, когда люди опаздывают, но сейчас у него просто нет выбора — он не хочет выглядеть, как нетерпеливый ребенок. Можно прийти немного раньше и спрятаться в ожидании Эрвина. Да, так он и сделает. На улицах шумно: торговцы зазывают идущих на смену рабочих горячими закусками, выкрикивают новости с поверхности, размахивая газетами. Дети бегают, пытаются согреться, играя в догонялки. Как бы они смотрели на Леви, если бы знали, куда он направляется? Лучше об этом не думать. Он подходит к району возле лестницы в Митру. Здесь улицы намного чище, а дома — богаче. Леви прекрасно знает, в каком из уютных зданий под обманчивой вывеской «Бакалейная лавка» кроется контора по изготовлению поддельных удостоверений и других документов для посещения поверхности. Обращаться в такие места слишком опасно — не только потому, что они заманивают рассрочкой с огромными процентами и запугивают должников физической расправой, но еще и потому, что эти дельцы часто продают полиции сведения о нелегальных покупках. Леви решает спрятаться среди тех, кто ожидает своей очереди для подъема наверх. Он смотрит на благоустроенную беседку за забором — там за особую плату можно с комфортом провести время в ожидании. Ее услугами пользовались только купцы и административные работники, для обычного люда цена была слишком высокой. Леви встает в самый конец очереди, прячась за спинами двух высоких мужчин. Иногда его рост и комплекция оказываются полезными — его сложно заметить среди моря гигантов. Он осторожно выглядывает, пряча лицо под шляпой, и рассматривает ступени, по которым спускаются люди. Пока поток скудный — скоро с ночной смены будут возвращаться работники, и тогда лестница заполнится медленно движущейся толпой. — Леви? —позади раздается удивленный голос. Пальцы впиваются в рукоятку ножа, Леви резко оборачивается. Сначала ему кажется, что перед ним стоит повзрослевший Эрвин: такая же строгая укладка светлых волос, благородные черты лица. Потом Леви замечает впавшие скулы и серые глаза, узнает этот до омерзения понимающий и спокойный взгляд — доктор Мартин, который лечил его после потасовки с ищейкой. Как ему мог померещиться Эрвин? Наверное, надо заканчивать спать по три часа по ночам. — Никогда не обращайтесь к бандиту со спины, доктор, — негромко говорит Леви, отпуская рукоятку ножа в кармане. — Есть у нас нехорошая привычка здороваться с помощью лезвий, а потом выяснять, с кем мы встретились. Мартин неловко усмехается. — Но вы совсем не похожи на бандита, — говорит он, кидая взгляд на его шляпу. Леви решает ничего не отвечать, уже готовится отвернуться. — Я... решил навестить семью, как-никак, скоро праздники, — с запинкой продолжает Мартин. — Решил немного оставить, эээ, врачебные дела и развеяться. Леви смотрит на него в замешательстве. Глаза Мартина бегают, слова звучат так, будто он перед кем-то оправдывается. — Боитесь, что я буду вас ругать за то, что вы на несколько дней бросили наших несчастных больных? — Что? Нет, нет, я просто... — лопочет Мартин. Леви еще больше удивляется. — Не волнуйтесь, доктор, мне абсолютно насрать на то, что вы делаете, — уверяет его Леви, надеясь, что разговор закончен. — Эхехе, спасибо вам... за эти слова, — Мартин выглядит, потерянным, но потом его озаряет. — Как ваше здоровье? Вы так и не позвали меня на повторный осмотр... — Оставьте ваше сюсюканье для бабок, которым не о чем поговорить, кроме как о своих ноющих костях, — отрезает Леви, отворачиваясь. — Хорошо, я... Если возникнут какие-то проблемы, не стесняйтесь ко мне обращаться, — бормочет Мартин, отходя в сторону. «Наконец-то», — думает Леви и поскорее скрывается в толпе, пока Мартин не решит задать еще какой-нибудь идиотский вопрос. Светлую голову он замечает издалека: Эрвин спускается, искусно лавируя между другими людьми, смотрит на часы и ускоряет шаг. Леви проверяет время на своих — до встречи еще пятнадцать минут. Эрвин доходит до низа лестницы, осматривается и медленно идет вдоль ряда лавок. Леви никогда не испытывал стыда, следя за людьми, но сейчас он превращается в испуганного ребенка, который без разрешения смотрит на что-то запретное. Ему хочется увидеть, как Эрвин себя ведет в одиночку, когда он думает, что рядом нет никаких знакомых. Увидеть его другую личину, понять, насколько она отличается от того, к чему Леви привык. Он вспоминает их первую встречу: Леви сразу выделил его среди остальных школьников — надменный блондин, морщащий нос от всего, что происходило вокруг. Леви, конечно, не первый раз видел презрительных ублюдков с поверхности, но что-то в Эрвине вызвало в нем такую ненависть, что он решил последовать за ним. Во всем, что произошло потом, виноват Леви: если бы он отвел взгляд и пошел дальше заниматься своими делами, то Эрвин бы исчез из его памяти, как любой случайный прохожий. Леви — исходная точка, возмутитель порядка. Эрвин останавливается возле киоска с горячими напитками, прислоняется к стене, сложив руки в карманы. Его сразу обступает детвора, выпрашивающая мелочь, торговец лотерейными билетами разгоняет их, толкая перед Эрвином пламенную речь о легких выигрышах. Леви видит, как Эрвин качает головой и достает из кармана крупную купюру, вручает ее торговцу, чтобы тот от него отстал. «Идиот», — думает Леви. Торговец отходит в сторону, рассматривая купюру. Он кидает на Эрвина озадаченный взгляд, прищуривается и второпях скрывается между домами. Леви понимает, что прятаться больше нельзя. Он подбирается к Эрвину сбоку, встает рядом, толкая его локтем. Эрвин вздрагивает и резко поворачивает голову. — Тебя просто нельзя одного оставить — сразу же пытаешься влипнуть в какую-то херню, — говорит Леви. — Я.. Что? — растерянно спрашивает Эрвин. — Размахиваешь своими бумажками среди этого сборища подонков, как куском мяса перед голодными псами, — отчитывает его Леви. — Если подашь одному, то на пир прибегут другие, и тогда они тебя самого обглодают до самых костей. Нахрена ты дал денег этому жулику? Он сейчас соберет своих знакомых прощелыг и вернется сюда за добавкой. Эрвин в замешательстве смотрит в ту сторону, где скрылся торговец. — Мне стало его жалко, он был одет в какие-то грязные тряпки... — Здесь каждый второй ходит в обносках, которые ему достались от праотцов. И что, ты будешь их всех осыпать своими богатствами? Щеки Эрвина краснеют. Он хмурит брови, не особо пытаясь скрыть недовольство от того, что его воспитывают, как неразумного ребенка. — Думаешь, у нас нет таких жуликов на поверхности? Я знаю, как давать им отпор. — Нахер их слать надо. — Агрессия — не лучшая тактики с такими индивидами. — Да, лучше им подтирать жопу крупными купюрами. Эрвин опускает подборок, сдвигает пальцами брови, словно у него внезапно заболела голова. — А почему ты сразу не подошел ко мне, раз увидел, что я здесь стою? Леви понимает, что попался. — Мне нужно было оценить обстановку. — Ах вот как. Решил убедиться, что я пришел, и убежать, посмеиваясь над тем, что я опять тебе поверил? — Нет. По-твоему, я бы стал так выряживаться, если бы решил слиться? — яростно отвечает Леви. Эрин оглядывает его с головы до ног. — Тебе идет эта шляпа. «Может, надо было действительно убежать», — мысленно стонет Леви. — Давай не тянуть кота за яйца, — Леви отрывается от стены, надвигает шляпу на глаза. — Пойдем. Он злится. Можно было бы еще постоять и ругать Эрвина за его наивность, но откладывать неизбежное можно бесконечно — лучше поскорее пойти вперед, туда, где у решетчатых ворот стоят охранники. Сердце начинает биться как сумасшедшее, а ноги, наоборот, замедляются с каждым шагом. «У Эрвина есть разрешение», — повторяет Леви, однако эти слова его не успокаивают. Он уже продумал отступной путь, приготовился бежать, если заметит хотя бы одно неуверенное движение полицейского во время проверки разрешения. Нельзя выглядеть беспокойным и показывать свой страх — тогда охранники точно могут что-то заподозрить. Нужно молчать и ждать, пока Эрвин будет с ними разговаривать. Леви жалеет, что пошел вперед Эрвина: ему хочется повернуть назад и спрятаться за его спину. «Я не достоин этого, я не достоин, я всего лишь преступник, которого нужно запереть в этой стылой тюрьме и никуда не выпускать». Эрвин обнимает его за плечи, шепчет на ухо: — Дрожишь от страха, воришка? Леви стискивает зубы. Врезать бы ему, но они уже находятся в поле зрения охраны. — Если что-то пойдет не так, я тебя из-под земли достану, — шепчет в ответ Леви. — Ты что-то путаешь. Это я достаю тебя из под земли, — довольным голосом говорит Эрвин и подходит к охране, доставая из-за пазухи документ. Леви останавливается рядом. «Не смотри назад и по сторонам, не топчись на месте и успокой свои сраные руки», — приказывает он себе. — Удостоверение, — лениво обращается к нему один из полицейских. Леви протягивает ему бумагу, не говоря ни слова. «Отбегаю в сторону, кидаю рюкзак и бегу по улице направо», — повторяет он раз за разом. Тело напрягается, ждет команды. Охранник возвращает удостоверение и открывает ворота. Эрвин тянет его за рукав. — Вперед, Кенни, — улыбается он и начинает подниматься по лестнице. Леви ошалело смотрит по сторонам. Он ждет, что на него кто-то набросится, что ворота закроются прямо перед его носом и что полоток упадет на голову, пригвождая его к земле и не давая уйти. Но вот он делает шаг, и ничего не случается. Он переставляет ноги: одна ступенька, вторая, третья. Двери наверх становятся все ближе, возле них стоят еще двое полицейских, но они ничего не требуют, смотрят мимо скучающими взглядами. Один из них дергает за ручку, пропускает Эрвина в проем. Леви останавливается. Эрвин не оборачивается, исчезает за дверью, будто не хочет мешать Леви сделать последний шаг. Он поправляет шляпу, сжимает в кармане свой другой талисман и идет вперед, зажмурив глаза.

***

— Видимо, не настолько ты важная шишка, — говорит Эрвин, когда они выходят из темного тоннеля. — Он на твое удостоверение даже толком не посмотрел. — Ой, заткнись. Он бы ответил так, даже если бы Эрвин сейчас признался ему в любви: глаза ослепило, в легкие хлынули непривычные запахи. Слишком много новых ощущений разом — тело не справляется, не хочет слушать, что ему говорят. Белоснежные улицы. Дома, как на картинках в книжках. Через дорогу — площадь со статуей мужчины с суровым лицом, на складках его каменного пальто слоями лежит снег. Снег. Он прогоняет оставшуюся с ночи тьму, медленно опускается на крыши, превращает башни и шпили в горные вершины. Леви смотрит наверх, преодолевая резь в глазах: прохладный пух падает на лицо — как будто кто-то наверху разорвал огромную подушку. Снежинки тают, оставляя влажные следы на лице. У Эрвина, стоящего рядом, на плечах образуются белые погоны. Он приходит постепенно — восторг, который долго не мог вырваться из оков страха. Сначала Леви пугается такого яркого света, ему хочется сжаться и сныкаться в какой-нибудь темный угол. Но чем больше он стоит, оглядываясь по сторонам и рассматривая проходящих мимо людей, тем более спокойным он становится. Это умиротворенная радость, оправдание всех его ожиданий. — Ты не замерз? — осторожно спрашивает Эрвин. Леви качает головой. Если он сейчас раскроет рот, то из него может случайно вырваться жалобный писк вместо слов. — Это Вокзальная площадь, — объясняет Эрвин, показывая рукой на статую. — Вон там собираются экипажи, на них можно поехать в разные деревни рядом с Митрой. Больше тут смотреть не на что, по большему счету. Здесь достаточно бедный район, за теми домами располагаются всякие заводы и фабрики. «Значит, так у вас выглядят бедные районы», — думает Леви, рассматривая здания. В подземелье такие дома могли позволить себе только самые зажиточные граждане. — Тут чисто. Мне нравится, — наконец-то подает голос Леви. — Вся грязь под снегом, — усмехается Эрвин. — Осенью улицы все в лужах, ты бы был не в восторге от такого. Леви ничего не отвечает. Любую грязь можно потерпеть ради неба над головой. — Предлагаю пойти пешком. Или, если очень хочешь, можем взять экипаж. — Я сюда не на лошадках пришел кататься. Эрвин улыбается. Он подходит к Леви почти вплотную, смахивает с шляпы снежинки. — Вещи потом просушим у камина. Главное, чтобы у тебя ботинки не промокли. Леви раздраженно отмахивается. — Вот проблему-то нашел. Пойдем уже куда-нибудь. Он делает шаг вперед и чувствует, как земля уходит у него из-под ног. Взмах руками — Леви ловит баланс, но ноги снова скользят, не желая становиться ровно. Тело подводит его, не слушается, ноги разъезжаются в разные стороны. Его крепко хватают за плечи, спина упирается в твердую стену. Эта стена вздыхает и горячий воздух окатывает ухо. — Еще никогда не видел тебя таким неуклюжим, — весело говорит Эрвин, продолжая держать его за плечи. — Отпусти, — возмущается Леви. Но как только он двигает ногами, они снова пускаются в скользящий пляс. — Цель номер один, — щеку обдает теплым дыханием. — Купить тебе новые ботинки. Леви наконец-то нащупывает ровную поверхность. Он боязливо смотрит вниз, опасаясь, что ноги снова перестанут его слушаться. — Под снегом лед, — говорит Эрвин из-за спины. — Недавно потеплело, и все замерзло, а потом снова пошел снег. Из-за него не видно, насколько скользкие улицы. Леви ничего не хочет отвечать. Он не провел на поверхности и пары минут, а уже начинаются какие-то трудности. — Держись за меня. Эрвин встает рядом, протягивает ладонь. — Ни за что, — возмущается Леви и снова пытается сделать шаг. Нога не хочет становиться ровно, коварно скользит в бок. — Тогда просто цепляйся, — вздыхает Эрвин, складывая руку в карман и выпячивая локоть в сторону. — Как это, по-твоему, будет выглядеть стороны? Эрвин пожимает плечами. — Старший брат ведет младшего в школу. Леви смотрит на него в ужасе. — Все, я разворачиваюсь и иду обратно. — Не капризничай. Его дергают за руку и тянут вперед. — По пути есть неплохой обувной магазин. Они, правда, в основном делают на заказ, но, думаю, можно будет найти что-нибудь готовое на тебя. В детском отделе... — Ты пожалеешь о каждом слове, как только я увижу темный переулок, чтобы тебя прикончить. — Да-да, я уже предвкушаю, как ты меня будешь наказывать, — беззаботно говорит Эрвин. — Вон в той стороне, кстати, находится самое старое здание в городе. Пойдем, я тебе покажу. Они идут по улицам, и злость Леви потихоньку рассасывается. Эрвин тыкает пальцами во все стороны, рассказывает чуть ли не про каждый кирпич, который им попадается на пути. На поверхности, судя по всему, у любого камешка есть богатая и давняя история. Архитектура и памятники Леви не особо впечатляют. Эрвин подробно рассказывает про каждую скульптуру в парках, но все его объяснения Леви сводит к одному: «Вот этот важный дядька сделал какую-то государственную или военную ерунду. Теперь на его каменную голову регулярно срут голуби». Он не прерывает Эрвина, видит, с каким упоением он описывает достопримечательности, но внимание Леви концентрируется на другом. Он оценивает людей, их одежду и часы, выглядывающие из рукавов, смотрит на блестящие сережки разодетых в меха женщин. Каждый раз, когда рядом с ними проходит очередной богатей, Леви пытается понять, получилось бы у него незаметно стащить что-нибудь из его кармана. Здесь люди гораздо менее бдительные, поэтому Леви легко мог бы ограбить кого угодно. «Плюсы поверхности — много наживы, минусы — полиции тоже много». — Нам сюда, — говорит Эрвин, указывая на витрину с изображением изящных женских сапожек. — Я уже научился ходить, мне совсем не нужно... — Леви, это подарок. Возражения не принимается. Он понуро следует за Эрвином, понимая, что его ждут долгие минуты унижения. «Главное, ни на кого не ругаться и не материться», — настраивает себя Леви. Ему везет: Эрвин ведет разговор с продавцом, а Леви просто стоит рядом и рассматривает ботинки, стоимость которых в два раза превышает аренду захудалой комнаты в подземелье. — Присядь, нужно снять мерки, — говорит Эрвин, указывая на пуфик у зеркала. Все внутри Леви сопротивляется его словам, но он послушно садится и ждет, пока сотрудник орудует измерительной лентой возле его ног. Огромные усилия воли уходят на то, чтобы не дать сосредоточенному мужчине по роже. — Зачем он нюхал мои ноги, если обувь не на заказ? — шипит Леви, когда продавец скрывается в комнате за прилавком. — Чтобы лучше понять, что тебе подойдет. Сейчас примеришь несколько пар и скажешь, какая тебе больше нравится. — Что значит «несколько»? Сколько это все займет? Я пришел на поверхность не для того, чтобы туфельки выбирать, у меня еще много дел. Эрвин склоняет голову на бок. — Каких еще дел? — Купить всему сраному подземелью подарки! Придется рыскать полдня, чтобы найти то, что нужно этим требовательным детям. Эрвин задумывается. — Мы можем зайти в универмаг, но до него идти достаточно долго... — Тогда зачем я здесь жопу отсиживаю, пойдем скорее... — Леви не успевает договорить, потому что продавец возвращается с коробками обуви. Он выставляет перед зеркалом три пары, подробно рассказывает о достоинствах каждой, но Леви слушает вполуха. Тактики продаж на него никогда не действуют. Леви разглядывает первую пару: шоколадного цвета, с круглым носком, соединенным с остальной кожей крупными стежками. Вторая пара выглядит гораздо более экстравагантно: блестящая черная кожа в передней части, острый носок и серая замша с блестящими золотыми пуговицами наверху. Сзади ботинки украшает черная петелька. На третьих ботинках взгляд Леви задерживается больше всего: темно-зеленые, с высоким каблуком, вышивкой по всем краям и тонкими черными шнурками. Резная подошва прошита серебряной нитью, выглядит достаточно внушительной, чтобы устоять на вероломном льду. Первые ботинки он снимает почти сразу после примерки — они совершенно не сочетаются с его брюками, вторые же выглядят слишком комично на его коротких ногах. Леви примеряет третью пару, удивляется ее удобству и мягким, как пух, стелькам, красуется перед зеркалом, рассматривая ботинки под разными углами. — Они так подходят к вашей шляпе, — говорит продавец с довольной улыбкой, но она тут же исчезает, когда он видит убийственный взгляд Леви в зеркале. Удовольствие, которое он испытывает, видя свое отражение в зеркале, вселяет страх — ему не должна так нравиться какая-то примерка обуви. Слишком легко он поддается мыслям о том, насколько ему идет та или иная пара, о том, подходит ли она по стилю к остальной одежде.       — Нет и нет, — говорит Леви, указывая на две первые пары. — Беру зеленые.              Продавец тут же убирает в сторону отвергнутые ботинки, начинает расхаживать вокруг него, взмахивая руками. — У вас прекрасное модное чутье. Первые экземпляры были популярны прошлой зимой, сейчас уже устарели, — говорит он с масляными интонациями в голосе. По спине Леви пробегает холодок. Он убеждает себя, что продавец просто пытается ему угодить, и никакого модного чутья у него на самом деле не существует. Это его работа — ублажать клиентов и заставлять их покупать дорогие вещи. — Все, валим отсюда нахер, — командует Леви, отходя от зеркала, и прикусывает язык. Брови продавца ползут наверх, Эрвин покашливает, скрывая смех. Леви ждет у двери, пока продавец складывает его старые ботинки в коробку и упаковывает, чтобы их было удобно нести. Эрвин расплачивается, отсчитывая слишком большое количество купюр. Потом Леви вернет деньги, засунет их ему в карманы, даже если придется драться, чтобы это сделать. Они наконец-то выходят наружу. Леви проверяет ботинки на предмет скольжения, с облегчением ощущает, что ноги больше не разъезжаются в стороны. — Немного изменим маршрут и зайдем в универмаг, — предлагает Эрвин и протягивает ему руку. — Убери свои клешни, я прекрасно могу идти сам. — Но тебе же нужно привыкнуть к новой обуви... — Давай ты меня пощупаешь, когда мы окажемся в более приватном месте? Или решил, что можно меня лапать сколько хочешь, раз купил мне обновки? — огрызается Леви. Лицо Эрвина вытягивается. — Прости, я не хотел тебя обидеть, — поспешно говорит Леви. — Для меня это все слишком непривычно. Когти и клыки сами вылезают наружу, не хотят никуда деваться. — Я понимаю, — мягко отвечает Эрвин, но беспокойство никуда не исчезает с его лица. Леви начинает расспрашивать его о зданиях, мимо которых они проходят, и Эрвин постепенно возвращается к своему вдохновенному настроению. — А вот библиотека, — Эрвин указывает на величественное здание из серого камня с прямоугольными колоннами. — Мы туда, к сожалению, зайти не сможем, для этого нужен читательский билет. А жителям подземелья... — Читать не положено, — заканчивает за него Леви. — Я не это хотел сказать... — заминается Эрвин. — В общем, пойдем к универмагу, расправимся с твоими подарками. Универмагом оказывается длинное трехэтажное здание со стеклянными окнами в пол, украшенными гирляндами и елочными ветками. Они заходят внутрь, пробираясь сквозь толпы людей у прилавков, поднимаются по лестнице на второй этаж, где можно двигаться более свободно. Леви диктует указания Эрвину, и тот ведет их к нужным киоскам через лабиринт проходов и дверей. Сначала Леви пытается торговаться, но Эрвин останавливает его — это не рынок, здесь продавцы не сбивают цену. Деньги тают на глазах, а рюкзак становится все тяжелее. Скоро у Леви начинает рябить в глазах от ярких украшений и бесчисленных товаров. Голова кружится от запахов мыла и духов — слишком резких и безвкусных для тонкого обоняния Леви. Когда они выбираются на улицу, Леви хочется лечь в сугроб и зарыться в снег, чтобы отчиститься от преследующих его ароматов. — Ты не устал? — спрашивает Эрвин. Леви глядит на часы — уже почти полдень, время пролетело незаметно. — Нет, просто не хочу больше торчать в вонючих магазинах. — Тогда я предлагаю зайти перекусить на базар. Мне кажется, тебе не захочется сидеть в душном кафе, лучше пройтись на свежем воздухе. До базара они доходят довольно быстро — несколько перекрестков, и они оказываются возле ворот, из которых уже издали доносится запах горячей еды. — Под Новый год здесь всегда ажиотаж, — говорит Эрвин. — Я знаю пару хороших мест, мы с отцом всегда заходим сюда перед праздниками. Под заснеженными крышами прилавков стоят корзины с конфетами и шоколадом, дымятся горшочки с супом, кашей и тушеным картофелем. Торговцы жарят мясо, нанизывают его на маленькие шампуры и подают в замерзшие пальцы посетителей. Между рядов прогуливаются закутанные в несколько слоев одежды продавщицы с коробами, полными горячих пирогов и булочек, зазывают публику зычными голосами. Эрвин ведет его в самое сердце рынка, и запахи снова окутывают Леви, но в этот раз он не морщится от отвращения. Запахи смешиваются с морозным воздухом, с его свежестью и прохладой — идеальный аромат, в котором воплощаются два главных желания его детства: вкусная еда и чистота. На рынках подземелья никогда так вкусно не пахнет — живот скрючивается от кислой вони и заплесневелых овощей. Во многих ларьках блюда делают из объедков, которые достаются продавцам из трактиров и кафе. Они приправляют эти остатки еды специями и продают за гроши. — Здесь готовят самую лучшую тушеную говядину с картофелем, — указывает Эрвин на ларек, у которого выстроилась внушительная очередь. — Придется немного подождать, но, поверь, оно того стоит. А насчет напитков... я могу сбегать в другой ряд и взять нам глинтвейн. Леви решает довериться ему и кивает, занимая очередь и провожая глазами Эрвина, скрывающегося среди пестрой толпы. Стоять одному неуютно, он уже успел привыкнуть к присутствию Эрвина за эти несколько часов. Леви кажется, что все люди вокруг обернутся и уставятся на него, как на чужака, — без своего спутника он чувствует себя уязвимым, будто у него отобрали щит и доспехи. А еще возвращается стыд: как он может наслаждаться прелестями жизни на поверхности, когда его друзья внизу дрожат от холода и варят похлебку из всяких отбросов? — Держи, — Эрвин подкрадывается незаметно, вручает ему дымящуюся кружку. — Пей, пока не остыло. Они достаивают очередь, ждут свои порции, молча попивая глинтвейн. Леви и раньше пробовал этот напиток, но в подземелье он отдавал дешевым вином, и в его приготовлении явно экономили на фруктах и специях. Эрвин забирает их тарелки и садится за столик рядом с ларьком, очищая стулья от снега. Леви пробует мясо, обжигает язык и усиленно вдыхает морозный воздух, пытаясь охладить больное место. Эрвин аккуратно дует на каждый кусочек, посмеивается под торопливостью Леви. — Нас никто отсюда не выгонит. Так что не спеши и не травмируй себя, — говорит он, поднимая кружку. — Я рад, что ты решился прийти и не спрятался от меня где-нибудь на окраине подземелья. — Искушение было сильным, — Леви тоже поднимает кружку и чокается с ним. Эрвин опускает взгляд. — И вообще... С днем рождения. Леви делает медленный глоток. — Я и забыл об этом. Спасибо, что напомнил. — Как можно забыть о собственном дне рождения? — недоверчиво спрашивает Эрвин. — Да мне от него ни жарко ни холодно. Ну стал старше на год, что с того? Я даже не знаю, сколько мне лет. Эрвин усмехается. — Может, ты старше меня. — А сколько тебе? — Пятнадцать. Леви задумывается. — По каким вещам можно определить возраст? Ну тело же меняется, я сам это замечаю. Эрвин почему-то начинает краснеть. — Эээ... ну, голос у тебя уже явно не детский. Значит, тебе минимум лет двенадцать. — Минимум? Я видел двенадцатилетних, это еще малыши сопливые. По-твоему, я похож на малыша? — Нет, я имею в виду... Ты же сам спросил про формальные признаки взросления, вот я и отвечаю. Глинтвейн в стакане Эрвина убывает поразительно быстро. — Так, ну что там еще, выкладывай, — продолжает выспрашивать Леви. Ему нравится, что Эрвину не по себе от его вопросов. — Давай просто спокойно поедим. Сам же сказал, что тебе не важно, сколько тебе лет. — Хм, я могу предположить, что еще меняется, — Леви задумывается, не обращая внимания на его слова. — Начинаешь думать не мозгом, а штукой между ног. Сны всякие снятся, начинаешь пускать слюни на красивых мальчиков... или девочек. Но мне на девочек было всегда насрать. Эрвин ничего не отвечает, еще ниже опускает голову, не отрывая взгляда от еды на тарелке. — Ну и что ты молчишь? Разве я не прав? — Да, это тоже является частью биологического созревания. Леви громко смеется. — Я, что, с учебником тут разговариваю? Че ты щемиться-то начинаешь. Знаю я, что у тебя есть опыт в этих делах, ты целуешься совсем не как девственник. Эрвин откидывается на спинку стула. — С чего начался этот разговор? Ах да, с моего поздравления. Кто бы мог подумать, что простое поздравление тоже может спровоцировать тебя на всякую пошлятину. — И что в этом плохого? — В том, что... некрасиво такие темы обсуждать. Я не говорю, что сами интимные занятия мерзкие, просто... зачем говорить о таком вслух? Кажется, что кто-то клещами вытягивает из Эрвина слова. — А, ты уже хочешь перейти к действиям, я понял, — ухмыляется Леви. — Придется подождать, а то на людях как-то... — Привет, Эрвин, — раздается чей-то удивленный голос из-за спины Леви. Эрвин поднимает голову, его глаза расширяются от изумления. Леви оборачивается и застывает. Над ними возвышается Ричард, дымя сигаретой. «Почему он здоровается с Эрвином?» — недоумевает Леви. — Я услышал чей-то смех и заметил тебя, — продолжает Ричард, обращаясь к Эрвину. На нем длинное черное пальто, верхние пуговицы расстегнуты, открывая взгляду алую рубашку. Одежда выглядит дорого — сделка с Рихтером явно хорошо повлияла на его доход. — Давно не виделись, — отвечает Эрвин, нервно загибая пальцы. «Какого черта они знают друг друга?» — паника захлестывает Леви. — Познакомишь меня со своим другом? — Ричард кивает на Леви, коварно улыбаясь. — Меня зовут Ричард. — Это Кенни, — отвечает Эрвин, не моргнув глазом. «Хорошо, что он знает, когда нужно сохранять самообладание, — облегченно думает Леви. — Похоже, он становится мямлей только тогда, когда разговор заходит о ебле». — Мы познакомились в библиотеке, — увлеченно продолжает Эрвин. — У нас общие вкусы в литературе. — Как мило, — говорит Ричард, затягиваясь и выдыхая дым в лицо Леви. — Два мальчика ходят вместе в библиотеку и читают книжки. Настоящие друзья. — Думаю, вы с Эрвином познакомились явно не в библиотеке, — сухо говорит Леви. — Нет. И занимались мы вместе вовсе не чтением книжек, — улыбается Ричард. Мысли Леви превращаются в мрачный хаос: вдруг Рихтер приказал Ричарду следить за ним? Вдруг Эрвин как-то связан с его темными делами и не просто так появился в жизни Леви? Вдруг это все какой-то большой заговор против него? В эти мысли проскальзывают и другие неприятные предположения. «Значит, это с ним Эрвин...». Леви смотрит на Ричарда: точеные скулы, выразительные глаза, на блестящих кудрях лежат снежинки. «Как такая чумазая мелочь, как я, может тягаться с этим красавчиком?» И почему мир настолько тесен, что они втроем встретились здесь? — Ладно, мальчики, я пойду, — Ричард прерывает затянувшееся молчание. — Может, загляну в библиотеку и тоже найду себе партнера по чтению. Он бросает на Леви многозначительный взгляд. «В следующий раз нас ждет очень интересный разговор», — отвечает ему Леви одними глазами. Когда Ричард скрывается в толпе, Леви обращается к Эрвину: — Бывший? — Эээ... Что-то вроде этого. Не хочу об этом говорить. Леви разрывается между двумя желаниями. С одной стороны, ему хочется узнать все подробности его отношений с Ричардом, а с другой — забыть все, что только случилось, забыть свои предположения. — Засиделись мы тут, — торопливо говорит Эрвин. — Предлагаю потихоньку пойти домой. Отец сказал, что приготовит ужин, поэтому лучше здесь не объедаться. К тревогам Леви добавляется еще одна — встреча с отцом Эрвина. Нужно срочно вспоминать, как разговаривают приличные мальчики, которые не шляются по переулкам, тыкая ножом в других людей. Если бы можно было спрятать все маты и грубые слова в мысленную коробку и убрать ее куда-то на задворки сознания, то Леви бы так и сделал. Не хочется, чтобы отец Эрвина думал, что его сын связался с каким-то опасным бандитом. Даже если это правда. Эрвин ведет его сквозь базар, рассказывая про местные традиции и блюда, явно пытается отвлечь внимание Леви от недавнего разговора. В какой-то момент он резко останавливается и дергает Леви к очереди возле ларька с леденцами. — Не оборачивайся, — шепчет Эрвин. — Там Ганс... тот парень, который был со мной тогда... тогда, когда ты напал на нас. Он со своим отцом. — Думаешь, он помнит, как я выгляжу? — с сомнением спрашивает Леви. Эрвин зажмуривается. Он выглядит так, словно в чем-то сильно провинился и опасается получить наказание. — Я не знаю, как я забыл тебе сказать... Просто тогда все пошло наперекосяк, а потом мы оказались в пещере, и я совсем перестал соображать. — Что, блядь, происходит? — Леви слегка повышает голос, и люди вокруг неодобрительно на него смотрят. — Возле Больших ворот на тебя напали, потому что отец Ганса каким-то образом узнал о твоих делах и хотел тебя поймать. И забрать тот груз, который вы тогда пытались украсть. Пальцы в кармане смыкаются вокруг гладкой рукоятки. Неужели ему придется обнажать оружие, куда бы он ни шел? Ему хочется закричать, обвинить Эрвина во всех грехах, сбежать куда-нибудь из этого города под белым потолком. — Как я мог об этом забыть? — Эрвин смотрит в одну точку перед собой, дрожит и тяжело дышит. — Но тогда за нами гнались, а потом ты лежал в пещере, и я не знал, что делать. А потом я вернулся на поверхность, и все, о чем я мог думать, — это то, что меня выследят и посадят в тюрьму. И Ганса перевели в другую школу, и я забыл о нем, совсем забыл... Как такое может быть... И отец каждый вечер засиживался за черт знает чем, и ты не пришел на встречу через месяц, а еще Ричард... Эрвин тараторит все на одном дыхании, продолжая смотреть перед собой, будто забывает, где находится. — А еще я постоянно обдумывал план, который Стефан и отец не одобрили, Найл приезжал в гости... И Мари... боже, я не знаю, что с ней делать... И я постоянно думал о том, что ты умер... Его грудь вздымается и опускается, изо рта выходит густой пар. Люди в очереди начинают оборачиваться на них все чаще. Леви первый раз видит Эрвина в такой панике. Его речь всегда была взвешенной и аккуратной — никаких беспорядочных тирад, никакой неразберихи в словах. Леви вычленяет из этой путаницы кусочки, анализирует, приходя к краткому выводу: «Перенапряжение ломает даже самый совершенный мозг». Гнев Леви оставляет на потом: сейчас нужно привести Эрвина в себя и не допустить встречи с его бывшим дружком. — Эрвин, пойдем отсюда, — шепчет Леви. — Я осторожно нас выведу, мы не столкнемся с ним. Он кидает быстрый взгляд за спину. Лица он хорошо запоминает — сразу разглядел в толпе того подонка, который когда-то хотел для забавы поубивать подземных жителей. Леви видит рядом с ним взрослого мужчину — отец с сыном очень похожи, старается сохранить его лицо в памяти. — Пойдем, — он дергает Эрвина за руку и выводит в узкий проход между ларьками. — Опять мы от кого-то бежим, — уставшим голосом говорит Эрвин, когда они выходят с базара. — Опять мы от кого-то бежим из-за меня. Леви останавливается и берет его за руку. Он смотрит на заснеженные улицы, под белым покровом которых прячется коварный лед. Ему становится холодно — за шиворот падает снег, сползает каплями по шее. Он трогает руками мокрые волосы, с грустью понимая, что потерял шляпу, пока они бежали с базара. Леви не удивится, если из-за угла сейчас появится Кенни с ней в руках и скажет что-то вроде: «Подарки терять нехорошо, малец». Еще одна неожиданная встреча в этом огромном городе. Его злость тает вместе со снегом на щеках. Кто-то забывает о своем дне рождении, а кто-то — о том, что твой друг оказывается подлым ублюдком. Леви не понаслышке знает о том, как сильно хочется спрятаться от жуткой правды. — Мы ни от кого не бежим, — твердо говорит Леви. — Мы идем к тебе домой.