Принц и нищий

С утренней почтой Эрвину приходит письмо от Найла. После рассказов про обычную жизнь в казармах неровным почерком написан вопрос, несколько слов зачеркнуты и заляпаны пятнами от чернил: «Приглашение приехать в гости еще в силе? Нас отпускают на пару дней в город примерно через неделю. У вас же должны быть каникулы? Стефан сказал, что сможет соправодить». Последнее слово написано два раза: первый, зачеркнутый — «сапроводить». Раньше Эрвин указал бы на это Найлу первым делом в ответном письме, но сейчас он решает ничего по этому поводу не писать — надо когда-то начинать отказываться от образа зануды. Такое поведение ничего хорошего не сулит, выскочки раздражают людей вокруг. Хватает с него насмешек Мари. Эрвин быстро набрасывает ответ, подтверждая, что Найл может приехать и погостить у них с отцом. Предвкушение встречи с другом его приободряет — весь вчерашний вечер он не мог перестать думать о разговоре с Ричардом. Он покажет Найлу столицу и поиграет с ним в карты: ему нужно подтягивать свои навыки. Эрвин знает, что многие взрослые часто играют в карты, лучше отточить эту полезную способность для будущего. Хотя бы для того, чтобы ситуация с его днем рождения больше не повторялась. Найл, конечно, будет выведывать подробности его «миссии» в подземелье, и эта мысль наполняет Эрвина растерянностью: как ему следует преподать другу все, что случилось за эти недели? «Дело такое: я с ним, похоже, подружился, так что моя месть, можно сказать, не удалась. А еще я понял, что мне нравятся мальчики, и, скорее всего, мне очень нравится тот, эээ, карлик». Эрвин съеживается от стыда. Он обрисует Найлу ситуацию вкратце, опустит все сомнительные подробности. В Митре можно найти много занятий, чтобы отвлечь Найла от разговоров о Леви. В школе Ганс весь первый урок поглядывает на Эрвина с ненавистью в глазах, на перемене отводит его в сторонку, грубо хватая за руку. — Тебе повезло, что мой отец вчера выпил, иначе бы он так не разоткровенничался. Даже похвалил меня, спросил, как это я догадался, что он послал своих людей в подземелье, — шепчет он Эрвину на ухо. — Скоро они опять пойдут искать. Еще отец обмолвился о том, что у него там два дела, и он рассчитывает, что убьет одним выстрелом двух зайцев. Эрвин не особо удивляется, но последняя фраза заставляет его встревожиться. — Что ты имеешь в виду? Видно, что Гансу совсем не хочется рассказывать об этом. — У него есть предположение, что тот мелкий уебок замешан в чем-то, что интересует отца. Он планирует провернуть свои дела и поймать вора. Шум коридора уходит куда-то на задний план, уступая место звону в ушах. — Где? — только и может сказать Эрвин. Ганс начинает отходить, презрительно оглядывая его с головы до ног. — Я и так сказал тебе слишком много, думаешь, я... Эрвин хватает его за предплечье, стискивая так, что Ганс вскрикивает от боли. Проходящие мимо девочки отшатываются от них в сторону. — Говори, — Эрвин не узнает свой голос — низкий, полный холодной ярости. — Отъебись, пидор, — Ганс еле слышно произносит. Эрвина словно обдает кипятком — с затылка до самых пят. Он застывает, от неожиданности чуть не выпуская руку Ганса из тисков своих пальцев. Он еле сдерживает желание оглянуться по сторонам — слышал кто-то или нет? Кажется, что взгляды всех людей вокруг прикованы к нему, они ждут его ответ, затаив дыхание. Если Эрвин его ударит, то привлечет внимание учителей. Если промолчит, то согласится с тем, что Ганс выплюнул из своего рта. «Какого черта ты об этом думаешь? Ты помнишь, о чем у вас был разговор? О Леви», — услужливо подсказывает ему самая разумная его часть. «Он сам навлек на себя такие последствия. Леви — преступник, пусть разгребает свое дерьмо, ты тут ни при чем», — вступает в спор другой внутренний голос. Эрвин его узнает, хоть и давно не слышал эти надменные интонации: этот же самый голос окрестил Леви «отребьем» при их первой встрече. — Повтори, — Эрвин смотрит на Ганса в притворном недоумении. — Мне кажется, не все расслышали. Громче, не надо стесняться. Взгляд злобных глаз Ганса стекает по его лицу, как плевок. — Пусти меня. — Говори, что ты еще знаешь. Еще секунда — и запястье Ганса хрустнет в его ладони. — Его люди пойдут к Большим воротам, — шипит Ганс. Его лицо белеет, на лбу выступает пот. — Это все, что я знаю. — Когда это произойдет? — хватка Эрвина становится каменной. В глазах Ганса появляется страх. Эрвин не знает, что в его лице изменилось так, чтобы Ганс потерял дар речи. — Завтра вечером. Эрвин отводит взгляд от Ганса, отрешается от шума коридора, пока его мозг лихорадочно перебирает варианты. — Помогать с контрольными я тебе не буду, — отвечает он Гансу, отпуская его руку. — Мало ли, может, тебя тоже за пидора посчитают. Мы же с тобой такие близкие друзья. Он мог бы просто отказаться от помощи и не произносить две последние реплики. Язык словно становится грязным, горло сводит. Мимо проходит учитель, и Ганс закрывает свой рот, проглатывая, скорее всего, какой-то ядовитый ответ. Он отворачивается от Эрвина и направляется в класс. В следующий раз он не промолчит, в следующий раз он выскажет Эрвину все, что о нем думает, — в этом сомнений нет. И словами этот подонок, наверное, не ограничится. Эрвин старается думать о своем плане, но мысли постоянно возвращаются к поганому слову, которое прилипает к его коже, как грязь из сточной канавы. «Неужели по мне это видно?», — думает он, оглядываясь по сторонам. Неужели даже такие идиоты, как Ганс, могут догадываться о его истинной сущности? Остаток уроков Эрвин сидит как в тумане, почти не слушая учителей, — совсем не свойственное для него поведение. «Это не твое дело, — звучит в голове апатичный голос разума. — Он справится без тебя. Чем ты сможешь помочь? Принесешь ему собрание законов и расскажешь о том, что воровство — это безнравственно и что такие занятия сведут его в могилу?». Но план уже вырисовывается в голове Эрвина, и голос немного притихает: Эрвин знает, как разуму нравятся планы, он знает, как его усмирить. — Мари, — говорит он на перемене, — мне нужна твоя помощь. Обещай не спрашивать, для чего это, пожалуйста. Ничто бы не заставило ее согласиться с просьбой Эрвина без каких-то минимальных объяснений, но в этот раз она не начинает его допрашивать: лицо Мари вытягивается, ресницы прячут от него взгляд. Он не может отделаться от впечатления, что она давно ожидала такую просьбу. После прогулки по подземелью она вела себя немного странно: никаких шуток, никаких нелепых просьб. Временами поведение Мари возвращалось к обычному, но тогда она замирала: казалось, что кто-то дергал ее за руку, и лицо девочки становилось серьезным и задумчивым. — Я слушаю, — говорит она, все еще не поднимая взгляд. Укол вины почти заставляет Эрвина передумать. — Предположительно, до конца выходных мне нужно алиби для отца, что я у тебя дома. Надеюсь, он не заглянет к вам в это время. Мари медленно кивает. Ее кивок — как подтверждение гипотезы, как обвинение. — Думаешь, отец тебе поверит? — неожиданно произносит она. — Ты не ночевал у меня года три. Я бы на его месте что-нибудь заподозрила. Ее тон, уверенность, с которой звучат слова — все это настолько непривычно, что сначала Эрвин не может ничего сказать в ответ. Никаких кривляний и подколок, только основательные подозрения. Такая Мари застает его врасплох. — Я расскажу тебе все, когда вернусь, обещаю, — нетвердо отвечает Эрвин. Мари выпрямляется. Пальцы рук больше не теряются в беспокойных движениях вокруг кудрей, ладони неподвижно лежат на парте. — Я не потребую объяснений. Просто не хочу быть другом, который нужен только для отмазок, — голос все-таки предает ее, и Мари отворачивается, будто ругая себя за слабость. «Есть вещи важнее, чем ее обида, — кто-то безжалостный подсказывает ему. — Иди в подземелье и покажи себя героем. Тебе же так этого хочется». Рука опускается на ладонь Мари в знак протеста, он поглаживает ее пальцы — один за другим, понимая, что это выглядит совсем не как дружеское рукопожатие. Таким жестом он успокаивает больше себя, чем Мари, Эрвин это знает. Ее он запутывает и, возможно, дает надежду, в которую девочка уже перестала верить. «Нельзя получить все и сразу. — так говорилось в конце одной из историй из «Сказок забытых времен». — Либо ты благородный рыцарь, либо бессовестный обманщик». Эрвину это кажется слишком наивным. Если ему суждено быть рыцарем с клубком змей вместо сердца, то он не будет возражать. Дома Эрвин одевается в темную одежду, находит старую куртку с капюшоном: рукава ему малы, но другой, менее приметной одежды у него нет. Он собирает небольшой рюкзак: фляжка с водой, печенье, маленькое покрывало, бинты, фонарь, спички. С кухни Эрвин крадет небольшой нож и заворачивает его в тряпку. Другого оружия у них дома нет, приходится иметь дело с тем, что есть. Он скрупулезно осматривает шкафы в поисках полезных вещей, находит только старые газеты, облепленные воском подсвечники и свою детскую одежду. Беспокойство проявляется странно: сухой смех вырывается из груди — он выглядит как школьник, собирающийся на войну. «Кого ты собрался защищать? Ричарда от бездушных бандитов из подземелья? Леви от хитрых богачей? Может, уже примешь какую-нибудь сторону?» Эрвин вспоминает, что еще не заглядывал в подпол. Там отец хранит всякие интересные находки, в том числе полученные «не самым правильным путем», по его словам. Эрвин спускается вниз, включает лампу: на полках стоят статуэтки, ветхие книги, какие-то куски камней. То, что ему нужно, лежит в стеллаже справа, но он даже не уверен, что это устройство рабочее. «Старый прототип», так говорил его отец. Некоторые части намного меньше того, что он видел, но это Эрвину на руку — значит, оно сможет поместиться к нему в рюкзак. Затея кажется ему глупой — он даже не знает, как этим пользоваться. Но руки сами берут с полки предмет и впихивают его в рюкзак. Он подходит к папиному кабинету, громко стучится. — Входи! — слышится голос из-за закрытой двери. Эрвин дергает ручку, останавливается на пороге, взывая к своим навыкам обмана. — Мари пригласила меня в гости на все выходные. Ты не против, если я у них побуду пару дней? — он говорит это возбужденным голосом, с нотками нетерпениями — врать он учится, Леви должен быть этому рад. Отец резко поворачивается в своем кресле. — Эрвин! Это так здорово! — он встает, подходя ближе к Эрвину. Его лицо озаряется такой радостью, что кажется — в следующую секунду он взмахнет руками и начнет танцевать. — Конечно, иди. Ах, у меня даже ничего нет вкусного, чтобы передать Мари, — разочарованно добавляет отец, покачивая головой. — Погоди, я смогу быстро сварганить пирог. Отец потирает руки. — Не надо, папа, я уже ухожу. Потом пригласим Мари к себе и тогда ее чем-нибудь угостишь, хорошо? Эрвин надеется, что отец послушает его, и ему не придется ждать, пока тот будет хозяйничать на кухне. — Ладно, как скажешь. Передавай там всем привет, — говорит он на прощание, хлопает Эрвина по плечу и снова садится за работу. Стол весь завален книгами — их гораздо больше обычного, в комнате стоит плотный синий дым от трубки. — Я вернусь в воскресенье, — прощается Эрвин и выходит в коридор. Он добирается до входа в подземелье пешком, по пути раздумывая, как ему проникнуть туда, не показывая бумаги. Ему предоставили пропуск на выходные, но сегодня еще пятница. Ждать до завтра Эрвин не мог: если получится, надо предупредить Леви заранее. Может, сказать, что он забыл там важный товар? Но тогда охранники проводят его до дома благотворительности и обратно, и ему не удастся связаться с Леви. У входа толпятся рабочие — те немногие, которым было дано разрешение работать на поверхности. — Вы нас ежедневно видите, может, хватит каждый раз нас обыскивать? — спрашивает один из них. — Ишь чего удумал, — лениво отвечает охранник, осматривая карманы мужчины. — Мы все устали, думаю, вы тоже. Просто пропустите нас внутрь, — поддакивает второй рабочий. Эрвин незаметно втискивается в толпу. Охранники вздыхают, один из них переступает с ноги на ногу — на посту им нельзя садиться. — Ладно, только сегодня. Быстро проходите, — машет рукой охранник, открывая ворота. Толпа начинает двигаться к выходу, и Эрвин пробирается за ворота вместе с ней. «Кто бы мог подумать, что мне так повезет», — иронично думает он, спускаясь по ступеням. «Героям благоволят высшие силы», — вспоминается еще одна строчка из «Сказок». Внизу огни Подземного города мерцают, как горстка почти потухших углей. «Просто у высших сил сегодня устали ноги, никаких чудес», — думает Эрвин. Рабочие галдят, достают из кармана трубки — дым струится вверх, и создается впечатление, что город горит, что толпа идет в самый эпицентр пожара. Кончики пальцев покалывает от нетерпения, одна и та же мысль вертится в голове — напыщенный и полный самоуверенности крик: «Я спасу вашего короля!». Город равнодушно мерцает — ему все равно на мальчика наверху, в его тлеющем чреве нет места героям. Экстаз от проникновения в катакомбы быстро испаряется, когда Эрвин понимает, что ему надо как-то пробраться через несколько кварталов к жилищу Леви. И не факт, что он окажется там, — Эрвин знает, что у него несколько мест обитания. Хлебных крошек для того, чтобы его найти, Леви не раскидал. Дорогу Эрвин помнит хорошо: пересекает одну улицу за другой, смотрит на землю перед собой, изредка поднимая голову, чтобы удостовериться, что он идет правильно. Людей на улицах больше обычного — пятничный вечер так же, как на поверхности, вытягивает их наружу. Эрвин слышит обрывки разговоров: — ...провал за провалом. Хотя какое нам здесь дело до этих солдат... — ...умерла на прошлой неделе, лекарства не помогли. Если бы только... — ...нахер это все, пойдем выпьем... Кто-то цепляется за его штанину. Эрвин дергает ногой в испуге, слышит звук удара тела о землю. Исхудавший мальчик отползает от него на четвереньках, прижимается к стене, прикрывая руками голову. — Прости... — еле слышно шепчет Эрвин, запускает дрожащую руку в карман, доставая оттуда несколько монет. Он кладет их рядом с мальчиком и поспешно скрывается за углом. Краем глаза он замечает, что его жест доброй воли привлекает внимание прохожих. Монет Эрвин положил явно больше, чем мог позволить обычный житель подземелья. «Что нам твои подачки? — слышит он хор голосов у себя в голове. — Решил успокоить свою совесть?». Они сбивают с Эрвина остатки спеси, которая охватила его на самом верху лестницы. Он проходит мимо здания больницы — раньше ему не приходилось их видеть в Подземном городе. В учебнике истории про здешнюю медицину содержалось лишь одно сухое предложение: «В лечебных учреждениях в основном содержатся пациенты, страдающие от отсутствия солнечного света». Сквозь ржавые прутья забора Эрвин видит сидящих на скамейках людей: несколько мужчин, женщина с ребенком. Их руки напоминают голые ветви деревьев на исходе осени — темная кожа, скрюченные пальцы. У мужчины, сидящего ближе всего ко входу в больницу, только одна нога. Почти безволосая голова женщины склоняется над ползающим под ее ногами ребенком. Запах до него доходит не сразу: так пахнут помойки на окраине Митры, так пахнет долго лежащее в тепле мясо. «А им помочь не желаешь? Совесть больше не мучает?» Эрвин ускоряет шаг, сдерживая дыхание. На половине пути до жилья Леви он останавливается перевести дух: его шаг слишком быстрый, истеричный, спина под рюкзаком вся взмокла от пота. Фонари тускнеют: на ночь их делают менее яркими, чтобы люди могли засыпать. Их здесь больше, чем на поверхности, — единственный источник освещения во тьме. Эрвин смотрит на часы — скоро семь, небо в Митре в это время уже начинает алеть, солнце прячется за горизонт. Здесь время идет по-другому, и, если бы не приглушенный свет фонарей, то Эрвин бы подумал, что оно остановилось. Их мутные округлые стекла напоминают глаза животных в темном лесу, они смотрят на незваного гостя с любопытством — откуда ты здесь взялся? Улица почти пустая: только парочка прохожих и Эрвин. Он чувствует себя маленьким, потерявшимся: здесь он первый раз без компании — никаких охранников, друзей, учителей. Подземный город сжирает его апломб без остатка, оставляя только ощущение собственного ничтожества — и кого ты здесь спасешь, ты, ребенок? Каково Леви было вырасти здесь одному? Он ничего не упоминал о родителях, но чутье подсказывает Эрвину, что Леви, скорее всего, сирота. Может, он тоже скитался по улицам, дергая за штанины случайных прохожих, чтобы получить хотя бы какие-нибудь гроши. Но кем тогда был этот Кенни? Просто пример для подражания? Или кто-то близкий? Эрвин представляет подземелье в ночи, по полутемной улице в одиночестве прогуливается полицейский. К нему приближаются две тени: одна высокая, другая вполовину меньше. Полицейский падает, хватаясь за горло, его кровь смешивается с грязью на земле. Маленькая тень опускается на колени, обшаривает карманы его брюк, снимает с пояса оружие. Видение с трудом исчезает под натиском отрицания. Возможно, их имена — это просто совпадение. На Красной улице его шаг замедляется — он боится этого места. Где ему придется ночевать, если Леви не будет дома? Под открытым небом? Нет, неба здесь нет, почему Эрвин постоянно об этом забывает. Вокруг баров кучкуются люди: у многих работников закончились смены, и они заполонили улицу в погоне за развлечениями. Это Эрвину на руку — так его не заметят среди множества людей. Он подходит к двери рядом с борделем, стучится, замирает в ожидании. Никто не отвечает. Может, Леви осторожничает и отвечает только на какой-то определенный стук? Он пробует еще раз, погромче, но никто опять не откликается. Эрвин решает подойти к окну и заглянуть внутрь — темно, ничего не видно. Он ловит на себе подозрительные взгляды охранника «Страстного бутона». Это не тот мужчина, который тогда пропустил их с Леви. Может, Леви решил навестить ребят в борделе? Эрвин неохотно подходит ближе — в конце концов, у него есть деньги, причин не пускать его туда нет. — Малец, ты куда? — спрашивает его охранник, перегораживая вход. — Это место не для детей, иди отсюда. Видимо, удача решила покинуть его после успешного проникновения вместе с толпой рабочих. Не надо было так задирать нос. — Госпожа Матильда желает лично меня видеть. Она хочет нанять меня на работу, — отвечает Эрвин, не моргнув глазом, и сам себе удивляется: как ему удалось так быстро придумать ответ? — Вот оно что. Знаешь, сколько людей сюда приходят с такой брехней? Пошел вон. — Интересно, обрадуется ли она, когда узнает, что вы отшиваете перспективных работников, и они из-за этого уходят к конкурентам. А она об этом узнает, не сомневайтесь, — его тон непреклонен, слова звучат жестоко и строго. Возможно, его сейчас изобьют из-за таких дерзких реплик, Эрвин видит это по глазам охранника. Тело напрягается: он не знает, как это ощущается, его никогда не избивали. «Раз пришел сюда, то живи по нашим законам», — шепчут злорадные голоса внутри. Но он никуда не убежит: может, шум на улице привлечет кого-то изнутри. Охранник начинает спускаться по лестнице, Эрвин готовится сбросить лямки рюкзака — нужно, чтобы его содержимое не повредилось в драке. — Эрвин? — раздается удивленный голос. Охранник останавливается, бросает взгляд за спину Эрвина. — Лулу, ты опять опаздываешь, зараза, — недовольно проговаривает мужчина. Эрвин оборачивается: Лулу стоит рядом, разглядывает его хитрыми глазами — ее рука с сумочкой лежит на плече, голова повернута набок. — Мои клиенты могут ждать меня сколько угодно, ты это знаешь, Джерт, — отмахивается она, оглядывая Эрвина взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Он бросается к девушке, обнимая ее до того, как она успевает что-то добавить, шепчет на ухо: — Подыграй мне, пожалуйста. Ручки Лулу взбегают по его спине, из уст вырывается восторженный вздох. — Как скажешь, сладкий, — мурлычет она в ответ. Эрвин берет ее под руку, улыбается и снова подходит к охраннику. — Я здесь по рекомендации Лулу. Она посоветовала меня Матильде в качестве работника. Так что еще раз попрошу меня пропустить. Надо отдать девушке должное — она не начинает смеяться, только крепче сжимает его руку. — Лулу, что за херня? Я первый раз про это слышу. — Значит, сходи к доктору и проверь свой слух. Пропусти нас и дай нормально поработать, — Лулу возмущенно надувает губки и льнет к Эрвину. Джерт растерянно осматривает их, что-то бормочет себе под нос и освобождает им путь. Лулу поднимается, Эрвин невозмутимо следует за ней. Когда дверь захлопывается, он аккуратно высвобождается из хватки девушки, но это ему не помогает. Лулу пригвождает его стенке, блокируя руками с обеих сторон. — Новый работник, ммм? Провести тебе инструктаж? — она улыбается, встряхивая кудряшками. — Мне просто надо было пройти, чтобы узнать, здесь ли Леви, — оправдывается Эрвин, весь вжимаясь в стену. Лулу закидывает голову, смеясь. — Знаешь, ты мог просто сказать, что ждал меня в качестве клиента и не разыгрывать эту сцену, — говорит она, проводя пальцем по его щеке. — Но охранник сказал, что детям здесь не место, — бормочет Эрвин. — Я тебя умоляю. Просто ты показался Джерту подозрительным, вот он и решил тебя прогнать. Леви, значит, ищешь, — продолжает она. — Смею тебя разочаровать: он не появлялся тут с момента, когда вы приходили вместе. Хотя, кто знает, может, именно сегодня он решил сюда заглянуть. Эрвин сгибается и проскальзывает под ее руками. — Спасибо, что помогла мне. Пойду поспрашиваю, — Эрвин старается убежать подальше. — Как закончишь, заходи ко мне, я работаю в номере... — Еще раз спасибо! — выкрикивает Эрвин, направляясь к бару. Сидящие за стойкой мужчины окидывают его насмешливыми взглядами. Эрвин смущается, но не отступает, садится рядом и обращается к барменше: — Прошу прощения, могу ли я поговорить с госпожой Матильдой? Рядом раздаются смешки. Девушка отвлекается от протирания бокалов, поднимает голову, с удивлением осознавая, что вопрос исходит от Эрвина. — Эээ, вы бронировали с ней встречу? — громко спрашивает она. — Ты для нее мелковат, мальчик. Или ты любишь постарше? — гадко посмеивается бородатый мужчина справа. — У меня есть к ней дело, касающееся Леви... эээ... Леви, — Эрвин заминается — он понятия не имеет, какая у него фамилия. Наверное, он сейчас выглядит невероятно глупо. — Позовите ее, пожалуйста. Это очень срочно. Он сомневается, что барменша исполнит его просьбу, но она только подозрительно осматривает его, зовет кого-то из сотрудников за стойку и скрывается за дверью позади бара. Эрвин выдыхает и решает осмотреться. Пока Лулу зажимала его в тисках, у него была возможность бегло оглядеть зал. Леви он нигде не увидел. Почти все кабинки заняты, где-то задернуты шторы — навряд ли Леви скрывается там. Он представляет себя взрослым: охранник пропускает его внутрь борделя безо всяких возражений, за стойкой подают алкоголь, и Эрвин пьет его, чувствуя, как терпкая жидкость приносит ему желанное расслабление. Он осматривает зал таким же взглядом, как до этого выбирал себе напиток из коллекции за спиной бармена. Жажду не обманешь — глаза фокусируются на худом темноволосом мужчине, как на бутылке любимого вина. Эрвин не знает, работник это или просто гость, но ему все равно: он встает со стула, подходит ближе, оставив пустой бокал на стойке. Мужчина оглядывает его с сомнением, серые глаза сужаются. Но Эрвин больше не боится, он говорит это одним взглядом — слов не требуется. Мужчина берет его за руку и ведет к лестнице... Эрвин моргает, растворяя видение в привычном страхе. То, что произошло между ним и Леви в этих стенах, не повторится. Дверь позади бара открывается, из нее выходит барменша и незнакомая Эрвину девушка. — Добрый вечер, — обращается она к Эрвину. — Хозяйки сегодня не будет, она поехала на важную встречу, вернется только завтра днем. Мне что-нибудь ей передать? Эрвин разочарованно вздыхает. — Нет, спасибо. Я потом скажу ей лично. Девушка кланяется и уходит в другое помещение. — Будете что-нибудь пить? — спрашивает барменша. — Можно сидр? Безалкогольный, — Эрвину казалось невежливым уходить отсюда, ничего не заказав. Вдобавок, ему нужно было обдумать план действий: если Леви здесь нет, то где теперь его искать? Эрвин потягивает кислый напиток и напряженно размышляет. Возможно, ему стоит пойти к Большим воротам и ждать его там. Тогда до завтрашнего вечера Эрвину нужно будет найти место, где остановиться. Может, попробовать проникнуть в дом благотворительности и переночевать там? Леви умудряется пробираться туда незамеченным, возможно, у Эрвина тоже получится. Когда на дне бокала остаются последние капли сидра, он чувствует, как на плечи опускаются чьи-то руки. — Не скучаешь тут? — Лулу шепчет ему в ухо. Эрвин вскакивает, кладет на стойку пару монет. — Я уже ухожу. Лулу взирает на него густо накрашенными глазами. — И куда ты сейчас пойдешь? Ты же здесь без разрешения, я правильно угадала? — Мне нужно помочь Леви, — Эрвин решает не ходить вокруг да около. — Ты знаешь, где его можно найти? Лулу хмурит брови. — Ах, этот неуловимый чертенок... Он может быть где угодно, никогда не знаешь, как его выловить, — ее глаза внезапно загораются. — Знаешь, что? Давай ты переночуешь здесь, а завтра рано с утречка пойдешь искать свою принцессу? Сейчас по городу лучше не слоняться таким нежным мальчикам с поверхности, как ты. Эрвин начинает пятиться. — Спасибо, я лучше... Лулу закатывает глаза, берет его за руку и ведет к лестнице наверх. — Да успокойся ты, я не буду на тебя покушаться. Никто не будет, я найду тебе отдельную комнату. Хмм, куда бы тебя поселить... Эрвин не знает, как прервать поток ее слов, неохотно следует за девушкой по лестнице. — О, да я просто гений! — Лулу останавливается и подмигивает Эрвину. — Поселим тебя в бывшую комнату Леви, у меня есть ключи. Матильда сегодня оставила меня за главную. — Так ты знала, что ее нет? — возмущается Эрвин. — Почему не сказала? Лулу пожимает плечами. — Ты меня об этом не спрашивал. Они поднимаются на самый верхний этаж, Лулу достает связку ключей из складок платья, открывает дверь. Эрвина окутывает запах цветов и духов, он оглядывается по сторонам в полумраке: небольшая комната, из которой двери ведут на кухню и в другое помещение, у окна — столик с косметикой, на диване лежит женский халат с рисунком из роз. — Подожди, это жилье Матильды? — Эрвин сомневается, что Леви пользуется косметикой и носит халат с розами. Лулу включает свет. — Да, они когда-то жили вместе. Его комната — вон там, — она показывает на запертую дверь. — Слушай, мне это все не нравится. Я здесь без приглашения, полный незнакомец, меня не стоит пускать сюда переночевать, — взволнованно говорит Эрвин. Лулу поворачивает к нему голову. — Я кучу людей повидала, Эрвин, многое могу сказать по нескольким словам, даже одному взгляду, — ее голос звучит печально и серьезно, совсем не вяжется с поведением девушки до этого. — Я вижу, что тебе можно доверять. Леви просто так сюда никого не приведет, это, можно сказать, его первый дом. Эрвин разглядывает свои ботинки, пока Лулу расправляется с замком в комнату Леви. — Милости прошу, — зовет она, распахивая дверь. Эрвин боязливо заглядывает в пустоту помещения, ожидая, что кто-то очень недовольный выскочит оттуда ему навстречу. Ему кажется, что он делает что-то запретное, что за ним внимательно наблюдает пара серых жестоких глаз — «ну, и какого черта ты здесь оказался?». Комната обставлена скудно: узкая кровать, комод с зеркалом, умывальник, небольшой шкаф. Видимо, все места обитания Леви выглядят так аскетично. Лулу протягивает Эрвину ключ: — Утром я буду в кабинете в другом конце коридора, занесешь его мне. Ну все, обустраивайся, я пошла дальше работать. — Лулу... Чем мне тебя отблагодарить? — мямлит Эрвин. Девушка смеется. — Ничего не надо. Не разводи здесь срач, Матильда меня потом прибьет. Приятной ночи, — она уходит, закрывая за собой дверь. Эрвин присаживается на постель — осторожно, все еще чувствуя на себе взгляд невидимых глаз. На столе стоит рисунок в рамке: молодой мужчина в шляпе. Он цинично усмехается, будто понимает, что Эрвин здесь чувствует себя не в своей тарелке. Дерзкий взгляд его нарисованных угольком глаз слишком напоминает Эрвину о неуловимом мальчике... Может быть, это кто-то очень близкий для Леви? Эрвин встает, подходит ближе к портрету. Неприятная догадка озаряет его, но он не хочет раздумывать над ней. Сейчас ему надо поспать и проснуться рано с утра, чтобы снова отправиться на поиски Леви. Он умывается, перекусывает печеньем и забирается под одеяло, сняв с себя верхнюю одежду и оставшись в одном нижнем белье. Спать в постели Леви — он даже не мог подумать сегодняшним утром, что окажется в такой ситуации. С ним никогда нельзя ожидать чего-либо — это Эрвин уже давно понял. Значит, здесь Леви вырос, здесь он проводил ночи, когда был совсем маленьким. Эрвин трогает простыню, словно одно прикосновение к ней может воскресить какие-то воспоминания, словно она может подсказать, где ему завтра искать Леви. Эрвин переворачивается на спину, бросает взгляд в окно, по привычке ища взглядом луну, но все, что он видит, — это только тусклый ореол фонаря.

***

Посреди ночи он просыпается от того, что кто-то трясет его по плечу. Эрвин продирает глаза, видя в полумраке хитрое лицо Лулу. — Что-то случилось? — сонно говорит он. Лулу ничего не отвечает, хватает его за руку и тянет в сторону двери. Эрвин не может сопротивляться — откуда-то у этой девушки появляется невероятная сила, по сравнению с ней он чувствует себя маленьким ребенком. Они спускаются по лестнице на этаж ниже, бегут по коридору — к той самой комнате. — Нет! — кричит Эрвин и с трудом останавливается. — В чем дело? Разве ты не хочешь увидеть Леви? — тягучим голосом говорит Лулу. — Он здесь? — недоверчиво спрашивает Эрвин. — Но ты же говорила... Лулу дергает его за руку. — Вперед. Она бесцеремонно толкает его внутрь, захлопывает за собой дверь. Вокруг царит полный мрак, только где-то вдали Эрвин видит красный огонек. Вдали? Эрвин помнит, что комната была не очень большой, но сейчас она выглядит гигантской: глаза привыкают к темноте, и Эрвин понимает, что он находится в просторном зале. Чем-то он напоминает то помещение в здании правительства, куда они зашли с Гансом в самый первый раз в подземелье. Огонек вдалеке мигает — как неисправный фонарь в самом конце сумрачной улицы. Он загорается и потухает, зовет к себе, и чем дольше Эрвин на него смотрит, тем больше чувствует, что стоять на месте ему нельзя. Околдованный его светом, он идет вперед, спотыкается обо что-то, но не обращает внимание — идет и идет, не может остановиться. Свет луны из открытого окна падает на его лицо, и Эрвин замирает — неужели он каким-то образом оказался на поверхности? Он смотрит вниз, на свое тело, вспоминая, что он в одном нижнем белье, — и ахает: его ноги обуты в сапоги до колена, ремни оплетают белоснежные брюки. Он вытягивает руку, понимая, что одет в коричневую куртку, на ее левой стороне — нашивка с зеленым единорогом. Эрвин пятится назад, задевая ногой что-то на полу. Он оборачивается и чуть не падает: рядом с его ступнями лежит тело в луже крови. Запах раздирает ноздри, на глазах выступают слезы — это тело лежит здесь давно, лица не опознать: оно выглядит, как черное месиво, кишащее червями. «Мне нужно выбраться отсюда», — думает он, но глаза поневоле снова смотрят на огонек в конце комнаты. «Это неважно, — слышит он успокаивающий шепот. — У тебя другая цель». Эрвин тут же забывает про лежащее рядом тело. Он снова идет, старается не смотреть вниз — по бокам лежат кучи, от них исходит тошнотворный запах. «Иди сюда», — слышит он в голове голос, делает, как ему сказано. Огонек горит над дверью, равномерно пульсирует в такт его дыханию. Эрвин подходит ближе, задирая голову, — на лоб падает капля. Ослепляющий ореол сияния исчезает, и Эрвин видит, что за ним скрывалось — сердце, судорожно сжимающееся и истекающее кровью на пол. Дверь распахивается сама по себе, открывая взгляду внутренности еще одной комнаты. Эрвин видит в полумраке движущиеся фигуры, медленно заходит внутрь. Их движения выглядят так... Ему хочется зажмуриться — Эрвин не должен это видеть. Как можно было забыть, что он в борделе, именно таким здесь и занимаются. Он делает шаг назад, и спина упирается в закрытую дверь — еще мгновение назад она была открытой. Тени ползут по полу, достигая его сапог, их дразнящие движения поднимаются до его бедер. Эрвин закрывает глаза руками, но от звуков некуда деться: стоны и шлепки, чьи-то крики. Один голос кажется знакомым, и Эрвин отрывает руки от лица, ища в комнате его обладателя. Он видит Ричарда, обнаженного и распростертого на столе, сзади стоит мужчина, чье лицо и тело полностью находятся в тени. В глазах Ричарда — пустота, на поверхность стола стекают слезы. Мужчина сзади методично двигается — как кукла, которой совершенно все равно, что происходит перед ней. Эрвин порывается к Ричарду, но другой голос заставляет его остановиться: женский, томный — такой знакомый, и, с другой стороны, совсем не привычный. Мари сидит на диване, обнявшись с каким-то парнем, — его лицо Эрвин тоже разглядеть не может. Волосы стекают каскадом по гладкой спине, бедра плотно сжаты, белые ступни свисают с дивана. Она движется вверх-вниз, и Эрвин не может оторвать глаз — его грудь пронзает непонятная боль, и он издает вздох. Мари поворачивается, откидывает голову назад, замечая его. На губах появляется жестокая улыбка, в глазах читается разочарование — «а, это всего лишь ты». Эрвин отступает, не в силах больше смотреть на происходящее. Кто-то касается его спины. — Ищешь себе пару? — рука обвивается вокруг талии, дыхание щекочет шею. Можно не оборачиваться, чтобы понять, кто стоит сзади. — Я искал тебя, — говорит Эрвин сдавленно. — Что ж я сделал плохого, господин полицейский? — недоумевает Леви. Эрвин чувствует себя оглушенным — почему Леви так к нему обращается? Рука опускается на его бедро, палец проскальзывает под ремень. Эрвин вспоминает, во что он одет. — Я не знаю, как... — оправдывается он, но Леви его не дослушивает. — Мне это неинтересно. Ты пойдешь со мной или нет? Ричард и Мари почти синхронно вскрикивают — крик боли и крик удовольствия. Эрвин должен помочь Ричарду, должен помочь Мари... нет, она не выглядит нуждающейся в какой-либо помощи. — Леви... я не могу. Здесь происходит что-то странное, — Эрвин все еще не может заставить себя повернуть голову и посмотреть на него. — Легавые не хотят иметь дело с такими, как я? Леви перестает его касаться и встает напротив, глядя в лицо. Он выглядит так же, как и в первый их день знакомства: потрепанная одежда, в руке — нож. — Давай уйдем отсюда, — молит его Эрвин. — Нет, — отрезает Леви. — Если не пойдешь со мной, то я... — нож крутится в его руке, указывая то на Мари, то на Ричарда,— выберу кого-нибудь из них. — Прошу, — шепчет Эрвин. Леви делает несколько шагов назад. — Почему ты всегда ведешь себя, как тряпка? Почему не можешь сделать со мной то, что хочешь? Леви подходит к Ричарду, хватает его за волосы. Ричард никак на это не реагирует — в глазах такая же пустота, рот беспомощно приоткрыт. — Ты не скажешь мне «да», даже если я сделаю это? — спрашивает Леви, поднося нож к горлу Ричарда. — Нет!.. — кричит Эрвин, но Леви уже делает молниеносное движение — кровь хлещет на стол, течет изо рта Ричарда, пока он беспомощно хрипит. Глаза Леви торжествующе загораются. Он откидывает волосы со лба свободной рукой, вдыхая полной грудью, на лице появляется облегчение: будто он наконец-то сбросил с себя опостылевшую маску и теперь может быть самим собой. — Все еще не решился? — Леви взмахивает ножом, приближаясь к Мари. — Прекрати... — голос Эрвина звучит жалко и слабо. Леви берет Мари за волосы, запрокидывая ей голову назад. — Скольких мне надо убить, чтобы ты что-то сделал? — снова взмах ножа, и кровь Мари стекает по шее, смешиваясь с огненно-рыжими волосами. Эрвин опускается на колени, тяжело дыша. — Не могу, — хрипит Эрвин, смотря на то, как Леви вытирает нож об обивку дивана. — Я никогда не признаюсь, и ты это знаешь. Тебе проще убить меня. Леви садится рядом с ним, тянет к себе за воротник куртки. Его серые глаза горят бешеным огнем. — Ты трус. Такие, как ты, не заслуживают права жить, — говорит он, поднося нож к шее Эрвина. — Воображаешь себя спасителем? Ты точно знаешь, какая у тебя роль в этой истории? Знаешь, кого обычно убивают в самом конце сказки? Слова звучат отрывисто, вонзаются под кожу острыми осколками. Плотно прижатое лезвие оставляет на шее порез, струйки крови стекают вниз, обагряя рубашку. — Это должно было случиться в самом начале, — продолжает Леви, отнимая нож. — Но тогда не было бы никакой истории. Его рука забирается вглубь волос Эрвина на затылке, с силой натягивает их назад. Леви заносит нож — он блестит над головой Эрвина, как лезвие гильотины, в любую секунду готовой опуститься вниз по велению палача. — Леви!.. — кричит он, вложив в этот крик все, что было между ними. Его голос раздается эхом по полупустой комнате. Фонари за окном стали ярче, сквозь приоткрытое окно Эрвин слышит звуки проснувшегося города. Рука нащупывает фляжку, он делает большой глоток, чуть не захлебываясь. Простыня стала влажной от пота — что ему с этим делать, забрать домой и постирать? Эрвин встает, открывая окно нараспашку, вдыхает воздух полной грудью. Следы кошмара все еще липнут к нему, как разорванные нити паутины. Он одевается, снова перекусывает печеньем, заправляет постель — он очень надеется, что кто-нибудь здесь поменяет белье. Лулу сидит в кабинете, как она и говорила: ее волосы заправлены в хвост, на носу — круглые очки, от макияжа не осталось и следа. Она выглядит совсем по-другому — серьезной и уставшей. — Вот ключ. Спасибо, что приютила. — Может, останешься позавтракать? — предлагает она. — Нет, я лучше пойду. Мне все еще нужно найти Леви. Лулу медленно кивает, и в следующую секунду ее глаза озаряются. — Он может быть в Гнезде! Это что-то типа приюта для беспризорников, сейчас покажу на карте, где он находится. Девушка достает карту города и объясняет Эрвину маршрут. Он вспоминает, что Ирма неделю назад рассказывала про этот приют, называя Леви его основателем и тем самым его смущая. — Спасибо еще раз, — говорит Эрвин на прощание. Когда он спускается по лестнице, на него накатывает дурное чувство — на мгновение он снова оказывается во сне. Эрвин мотает головой и следует дальше. Сны должны оставаться снами.

***

Леви не любит это состояние: живот скручивается в трубочку, дышать становится тяжело — кажется, что из легких выкачали весь воздух. Это не объяснишь болезнью или обычным волнением перед миссией. Чутье выключить не получается — Леви знает, что что-то пойдет не так. Он пытается отрешиться от этих мыслей, начиная чистить оружие, но это ему не сильно помогает. Его не удивляет такое предчувствие: сколько раз их миссии были в волоске от провала, однако Леви неизменно удавалось справиться со всеми неприятностями. Здесь дело в чем-то другом. Ему кажется, что он в опасности больше обычного — только из-за чего? Когда он вообще в последний раз ощущал себя в безопасности? Леви думает, что это вопрос без ответа, но память услужливо ему подсказывает: верхушка церкви, приглушенный шум города, внизу — россыпь белых домов. Они выглядели, как причудливые шляпки грибов. Когда Леви был маленьким, то находил нечто похожее в пещерах, приносил домой, показывая Кенни. «Ядовитые, — ворчал он. — На этой помойке ничего другое не растет». Леви разочарованно выкидывал их за порог. Тоскливый образ растворился в звуке шагов. Старая привычка почти сработала — «будь начеку, смотри во все стороны», но Леви удержал голову в том же положении, вглядываясь в огни центра города. Он знал, что тот, кто тогда поднялся наверх, не причинит ему вреда. С приходом Эрвина на его воспаленные тревогой мысли ложилась мягкая ладонь, принося с собой спокойствие внешнего мира. Леви тянуло к его телу, будто прикосновение даст блаженное забытье — новую жизнь, не испорченную вечной погоней за выживанием. Леви еле слышно ругается, рука рискованно сжимает лезвие ножа через тряпку. Михаэль что-то роняет в другой комнате, звон отражается от стен. Леви вскакивает, распахивает дверь и в одно мгновение оказывается к ним лицом к лицу. Мальчик испуганно вскидывает глаза, сжимая в руках кастрюлю. На полу лежит крышка от нее, выписывая вялые круги. — Я... приготовил поесть, — мямлит он, продолжая смотреть на Леви со страхом. На груди у Михаэля какое-то подобие фартука, соломенные волосы собраны в маленький хвостик сзади. Леви вздыхает. Может, ему все-таки не стоило здесь прятаться? Пару дней назад он вспомнил про адрес, который этот мальчик оставил после ночевки в его квартире и решил им воспользоваться — разумеется, убедившись, что за ним нет слежки. Перед миссией Леви предпочитает игнорировать привычные убежища, где он обычно появляется, прячась в случайных местах. Но он никогда не заявлялся на порог к малознакомому — почему, он не особо может понять. — Я не хочу есть, — отмахивается Леви. — Попробуй хотя бы чуть-чуть! — Михаэль бросается вперед, чуть не спотыкаясь о крышку. — До того, как я стал... работать на улице, я учился у повара. Леви хмыкает. — И что же у тебя не срослось? Оказалось, что выгоднее продавать другие булочки? — говорит Леви и кривится от собственной шутки. Иногда ему кажется, что Кенни с его чувством юмора не очень хорошо на него повлиял. Но Михаэль заливисто смеется, видимо, нисколько не обидевшись. — Я кое-что украл с кухни, и меня выкинули на улицу. — Ясно, ничего интересного. Может, тебя научить воровать? В благодарность за то, что ты меня тут принял. Михаэль качает головой. — Просто поешь то, что я приготовил, — настаивает он, кладя на тарелку что-то, похожее на рагу. Леви признает, что пахнет вкусно, но перед миссиями у него всегда пропадает аппетит. Он подходит к столу, неохотно берет ложку и пробует совсем немного — блюдо более чем съедобное, но он не может заставить себя съесть больше. Леви решает отвлечь мальчика разговором. — Твои соседи больше тебя не выгоняют? Если они с тобой плохо обращаются, то я могу с ними поговорить. Михаэль изумленно взирает на него. — Не надо, я теперь неплохо зарабатываю. Вдобавок, они не хотят на самом деле от меня избавляться — только я здесь умею готовить. — объясняет он, — А ты... с тобой все в порядке? Леви понимает по тону его голоса, что мальчик имеет в виду. При их первой встрече ему стало плохо от его прикосновений, и он, как всегда, не смог сдержать поток воспоминаний. — Забудь об этом. Я паршиво себя чувствовал в тот день, — отрезает он, вставая из-за стола и направляясь в другую комнату. — У меня, видимо, неправильно сработало чутье. Обычно я могу понять, кому нравятся только девочки, — тихо произносит Михаэль. — Удивляюсь, что ты меня тогда не избил. Леви замирает в дверях. Почему такая простая фраза... заставляет его... — С какой стати я бы тебя избил? — слишком резко спрашивает Леви. «— Я знаю, что ты задумал, мразь!» Михаэль неловко посмеивается. — Ты, я думаю, знаешь, как здесь относятся к тем парням, которые предпочитают проводить свое время не с девушками. Многие думают, что их кулаки перевоспитают таких, как я. Носок ботинка врезается прямо в живот всхлипывающему на полу мальчику. — Я принял тебя к себе, дал крышу над головой, а ты вот что творишь, паскуда! Кенни пинает дрожащее тело в угол. — Таких тварей, как ты, надо сдавать на корм титанам, понял?! Леви стоит в дверях, не в силах шелохнуться. Кенни не знает, что он здесь, он только пришел — раньше, чем они договаривались. — Я видел, как ты его касался! — продолжает кричать Кенни. — Ты хочешь сделать его испорченным, таким же, как ты? Каждое слово он сопровождает пинком. Леви узнает, кто лежит на полу — Вертен, с ним они ходили на рейды в районы рядом с входом на поверхность. — Я не хотел! — кричит мальчик. — Я не хотел ничего такого, клянусь! Вертен был примерно такого же возраста, как Леви, — смышленый и быстрый, с ним Леви любил работать больше всего. После удачных вылазок они забирались на крыши и ели украденные сладости, хвастались друг перед другом награбленным, рассказывали страшные истории. Вертену нравилось обнимать его при встрече, и несмотря на то, что Леви боялся своих приступов — он не мог понять, когда они возникают — он позволял ему это делать. Его объятья ощущались по-другому — не так, как объятья Матильды или похлопывания по спине других членов банды Кенни. От них внутри Леви начинало что-то шевелиться — то, чего он одновременно боялся и желал. — Не ври мне. Я вижу, как ты на него смотришь, — говорит Кенни и плюет в свернувшегося клубочком Вертена. — Я знаю твою породу. Леви делает несколько шагов назад. Рот заполняется горечью, кости разгораются жаром. Он бежит прочь, на улицу, прячась в темном переулке. Больше Вертена он никогда не увидит. — Леви? — слышится встревоженный голос Михаэля. Леви вздрагивает, делает усилие, чтобы загнать это воспоминание подальше — засовывает его поглубже, как сопротивляющегося пленника, который кричит правду ему в лицо. — Прости, я задумался, — отвечает он Михаэлю. В каком-то непонятном порыве — втайне Леви подозревает, что именно ради этого он сюда пришел — его рука тянется к плечу мальчика. Леви кладет ладонь на его плечо, все внутри замирает в ожидании — это испытание, и он должен его пройти. Михаэль удивленно вскидывает глаза, но Леви не смотрит ему в лицо, сосредотачиваясь на своей руке. Он знает, что вкладывает в это прикосновение, — совсем по-другому он жмет руки мальчикам из своей банды, совсем по-другому он похлопывает их по спине. Толчком для его приступов является симпатия, совершенно не связанная с дружескими чувствами. Ждать приходится недолго — тонкая нить равновесия разрывается, и внутренности падают вниз, волны яда поднимаются к горлу, готовясь вырваться наружу. Леви отнимает руку, изо всех сил стараясь, чтобы происходящее внутри не отразилось на его лице. Михаэль, кажется, ничего не замечает. — Мне нужно подготовиться, не заходи в комнату, — выдавливает из себя Леви и скрывается за дверью, не дав Михаэлю сказать ни слова. Леви снова начинает полировать и без того сверкающий нож, мысли мечутся между его ненормальным состоянием и воспоминанием о Вертене. Он никогда не простит себе, что он тогда сбежал, но знает, почему он это сделал — если бы Кенни увидел его тогда, увидел страх в его глазах, то понял бы, что его нужно избить похлеще, чем Вертена. Леви знает, что Кенни не убил мальчика. Он выгнал его без объяснений, и никто не стал оспаривать его решение. «Я знаю твою породу». Леви часто вспоминает эти слова. В них он слышит злость, но кроме нее есть что-то еще — отчаяние, безысходность? И эти непонятные чувства Кенни явно были направлены не на Вертена — тогда на кого? Леви отбрасывает тряпку в сторону, засовывает оружие в ножны. Сейчас не время рассуждать о прошлом. Он сможет подумать об этом после миссии. Его ребята спрячутся в одном из складов рядом с Большими воротами — все, за исключением Эмиля. В этом деле у него ключевая роль, и Леви надеется, что он справится с ней безупречно, как всегда. Леви кладет на стол отмычку — изобретение Кенни. Во многих вопросах он был не очень далеким, но в том, что касалось воровства, Кенни не было равных. Отмычка предназначается специально для взлома военных повозок с их особо сложными замками: без нее вор провозится с устройством полчаса, а с ее помощью дела делаются за пару минут — нужно было только знать, как ее повернуть и в какой момент нажать на рычаг. Леви нашел ее в квартире Кенни, и несомненно был рад, что мужчина оставил ему такое наследство. Леви вскроет повозку, а остальные подхватят груз. Если все пойдет по плану, то они успеют скрыться на складе, где вырыт проход под землей. После этого их навряд ли сумеют поймать: разбираться в лабиринте ходов могут только те, кто выросли здесь, полиция знает только часть маршрутов. «Вы и так скрываетесь под землей, неужели вам хочется заползти еще глубже?», — вопрошает холодный голос у Леви в голове. Печальная улыбка расплывается на лице. Может, умник был прав, и они действительно крысы.

***

— Эрвин? — удивленно спрашивает Ирма, открывая дверь. Он топчется на месте, борясь с соблазном заглянуть за ее спину. Из дома раздаются детские голоса, но ни один из них не похож на Леви. — Привет. Я ищу Леви, он случайно не здесь? Изумление на лице Ирмы тут же сменяется тревогой. — Что-то случилось? Эрвин решает рассказать ей о том, что узнал, — девушке можно доверять, он это чувствует. — Черт, я знала, что в этом деле что-то не так, — Ирма начинает сгибать пальцы, смотря куда-то мимо Эрвина. — Но я не могу уйти, Леви приказал мне сторожить ребят здесь. Что же делать... — Оставайся здесь. Возможно, я успею его предупредить, — успокаивает ее Эрвин, начиная спускаться со ступеней. Ирма хватает его за руку. — Нет, это опасно. — ее глаза испуганно смотрят то на Эрвина, то назад, в дом. — Может... может ты останешься здесь, а я... Эрвин кладет руку на плечо девушки. — Ирма, я в этом виноват. Не буду объяснять сейчас, но я просто не смогу сидеть сложа руки, пока Леви разгребает последствия моих действий. Я пойду. Ирма беспомощно смотрит на него, но не заваливает вопросами — хорошо, что она понимает, что сейчас не время выяснять отношения. — Я точно не знаю, где он решил спрятаться. Поставка придет в семь вечера, если не будет никаких задержек, — говорит Ирма, продолжая ожесточенно сгибать пальцы. — Не знаю, что еще полезного тебе еще сказать. Эрвин кивает. — Главное, что я знаю время. — Он бы меня не простил за такие слова... Но все-таки я скажу: он думает, что может сам о себе позаботиться, однако это не так. Помоги ему, Эрвин, — шепчет она в отчаянии. Речь идет явно не только про сегодняшнюю миссию Леви. «Я боюсь, Ирма. Боюсь того, что из этого выйдет». Вслух он говорит совсем другое. — Постараюсь успеть. И бежит, бежит по переполненным улицам к Большим воротам, слыша только собственное сердце — его удары заглушают роящиеся в голове мысли.

***

Все должно произойти вовремя: военные поставки никогда не запаздывают. Леви глядит на маленькие карманные часы — на руках он никогда ничего не носит, это ограничивает его движения. Ребята подают ему сигнал с противоположного склада: выкидывают камень из окна так, чтобы этого не видела стража. Значит, все в порядке. Ворота открываются, на площадку въезжает повозка, запряженная двумя конями. Грузы в этом месте спускают по подземному лифту, затем перемещают на телеги, и доступ к такому перемещению есть только у военных. Извозчик спускается к охранникам, протягивает им документы. На облучке остается один из сопровождающих полицейских, сзади повозки — еще один. Возможно, полицейских можно было бы подкупить, но ему претит такая идея. Для него это означает, что полицейские в определенном смысле встают на его сторону, а Леви совсем не хотелось быть с ними в одном лагере. Извозчик садится на свое место, берет в руки вожжи. Когда повозка подъезжает чуть ближе к складам, из-за угла одного из них выбегает мальчик. Извозчик останавливается — мальчик преграждает ему проезд. — Вывезите меня отсюда! — слышит Леви истошный крик Эмиля. — Я больше не могу здесь жить! Охранники отходят от ворот, вскидывая ружья. Леви сжимает в ладони отмычку — он ненавидит, когда кто-то так рискует жизнью, кроме него. — Чего ты там мелешь? Совсем уже крышей поехал? — говорит один из охранников, подходя к Эмилю. — Заберите меня на поверхность, умоляю! У меня есть деньги, смотрите! — Эмиль опустошает карманы, на землю падают несколько монет. Полицейский, сидящий спереди, спускается вниз, посмеиваясь. — Этой мелочи тебе хватит только на пару метров до двери наверх, — он тыкает прикладом ружья в горстку монет. — Докажи, что ты будешь нужен там наверху. «Отлично», — думает Леви. Лучше такие насмешливые уебки, чем те, кто относятся серьезно к своим обязанностям. — Я могу... могу жонглировать, — беспомощно произносит Эмиль. Леви хочется фыркнуть от его невинных интонаций. Полицейский с охранниками разражаются смехом. — Вон как. Орэль, иди сюда, сейчас будет шоу, — зовет полицейский своего коллегу. Мужчина, сидящий сзади телеги, спрыгивает на землю и присоединяется к толпе вокруг Эмиля. Тот неловко собирает монеты с землю и начинает ими жонглировать. Все идет даже лучше, чем Леви планировал. Он бесшумно выбирается из своего убежища, проскальзывает тенью к повозке, дожидается взрыва смеха со стороны мужчин вокруг Эмиля и открывает отмычкой замок. Рихтер попросил украсть хотя бы один ящик, но Леви успеет стащить еще парочку, он уже готовит рюкзак, чтобы сложить туда груз. И падает на землю, выпускает из рук ящики, — из темноты повозки кто-то набрасывается на него, откидывая назад и пригвождая к земле. — Альберт, Орэль, сюда! — кричит мужчина, держащий его за горло. Леви узнает одного из сыщиков, от которых они убегали с Эрвином. Его пронзает злостью — надо было их тогда убить. Что ему помешало? Постеснялся перед мальчиком с поверхности? Леви знал, что дело было не в жалости к этим выродкам. Он брыкается, но мужчина крепко держит его за горло: кажется, что голова сейчас лопнет, и воздуха в легких совсем не останется. В ребра прилетает удар — тело сжимается, из глаз брызжут слезы. — Хотел попасть на поверхность, гаденыш? Все из вашего сброда хотят там оказаться, я знаю. Радуйся, мы тебя туда вытащим, и там ты умрешь, — шипит сыщик. «Неужели это все?», — удивленно думает Леви. Этот вопрос звучит в его голове жалко, по-детски — он не узнает свой голос. Еще одна попытка вырваться заканчивается тем же: ударом в грудь, всепоглощающей болью, сдавленным хрипом. «Что ты о себе возомнил?», — голос Кенни разъяренно спрашивает его. Топот ног и крики вокруг доносятся будто издалека. Кажется, что пальцы на горле скоро сожмутся так, что голова оторвется от туловища. «Я думал, меня нельзя победить, нельзя перехитрить, — устало думает Леви. — Только эта уверенность давала мне силы жить». Он слышит крики полицейских, может разобрать из их ругательств только одно — Эмиль смог сбежать. Леви хочется улыбнуться, но мышцы не слушаются. «Ты еще ребенок. Самоуверенность ни к чему хорошему не ведет, сколько раз я это тебе говорил». Он чувствует, что его бессильные руки начинают связывать, чувствует пинок в бок, разливающийся болью по внутренностям. «Но ты же сам говорил, что у меня талант. Неужели этого мало?», — с мольбой обращается Леви к голосу Кенни. «Пфф, запоминаешь только комплименты, малец. Зря я тебя муштровал, видимо. Талант — опасная штука, делает тебя слепым к собственным недостаткам. Если дело гнилое, тебя никакой талант не спасет». Все вокруг затягивает туманом — наверное, Леви начинает терять сознание. Может, ему все-таки стоило поесть перед миссией, силы внезапно иссякают... Голоса людей почему-то звучат испуганно, слов он не может разобрать. Он слышит странный свист, чувствует что-то, похожее на запах газа. Хватка на шее внезапно исчезает, глухой звук раздается рядом с ухом Леви. Понять ничего он не успевает: его тело хватают, попытки вырваться прерывает взволнованный голос. — Хватайся за меня, иначе упадешь. Время удивляться сейчас явно не подходящее, и поэтому Леви делает, как ему сказано: обвивается руками и ногами вокруг тела того, кто его держит. Опора под ногами исчезает, порыв ветра сдувает пряди с лица, а внутренности подпрыгивают куда-то вверх. Крик вырывается из груди — с ним происходит что-то невозможное. Он летит. Это продолжается всего несколько секунд: они падают на крышу, распластываясь на каменной поверхности. Эрвин стонет, обхватив ладонью правое плечо. Леви, все еще прижатый к нему, выдыхает, чувствуя боль в ребрах — падение усилило последствия побоев. Он отползает в сторону, разглядывая лежащего Эрвина: вокруг его бедер обвязан пояс с металлической конструкцией, по бокам — маленькие баллоны. В руках он сжимает рукоятки, соединяющиеся шнурами с остальным устройством. Леви моргает. Где Эрвин это достал? — Бежим, — стонет Эрвин, приподнимаясь. — С той стороны есть лестница... Вопросы Леви задаст потом, если они умудрятся отсюда выбраться. Они ковыляют к краю крыши, спускаются и бегут в противоположную сторону от Больших ворот. Чудесным образом за ними никто не следует: Леви подозревает, что его ребята смогли как-то отвлечь полицейских. Спустя какое-то время они останавливаются перевести дух. Эрвин сползает по стене на землю, Леви делает то же самое — каждый вздох причиняет ему боль. — Какого черта... — шепчет он, ощупывая бок. Он обещал Рихтеру, что сможет достать то, что он захочет. Он никогда не проваливает миссии. Ему нельзя сидеть здесь, пока его ребята отвлекают полицию, их, возможно, сейчас расстреливают на месте. Леви пытается встать, но ноги подводят его, и он почти падает на землю. Эрвин подхватывает его, закидывает руку себе на шею и поднимает вверх, обхватывая его под коленками второй рукой. — Нам нужно выбраться куда-нибудь подальше. У тебя, возможно, перелом, так что лучше поскорее найти врача... Эй, не брыкайся! Что ты творишь?! Наконец-то голос Эрвина звучит привычно — недовольно и протестующе. До этого сложно было распознать в обеспокоенных интонациях надменного умника — Леви не привык слышать его таким. — Пусти меня, — Леви ударяет его кулаком по плечу. Все тело Эрвина вздрагивает, губы морщатся. Леви становится стыдно — возможно, парень повредил себе что-то во время падения на крышу. Но вырываться он не перестает. — Ты упадешь... — начинает Эрвин. — Нет, пусти меня! Эрвин с неохотой опускает его на землю. Леви покачивается, но ему удается устоять на ногах. — Что ты здесь делаешь? — он обещал себе не задавать вопросы, но любопытство все-таки берет свое. — И что это за фокусы? — он указывает пальцем на устройство вокруг бедер Эрвина. — Это УПМ, — немного раздраженно отвечает Эрвин, полностью игнорируя первый вопрос. — Может, не будем стоять на месте и куда-нибудь уйдем? Ты можешь мне задать любые вопросы, когда мы... — Мне нужно вернуться, — прерывает его Леви, пытаясь пойти обратно. Эрвин тянется, чтобы остановить его — неуверенно, с опаской, будто пытается задержать какое-то опасное животное. Леви изворачивается, проскальзывая под его рукой, отскакивает в сторону, но делает это слишком медленно. Может, дело в слабости, а может — в том, что Эрвин подозревал, что Леви это сделает. Эрвин хватает его за запястье правой руки, вторая оказывается неудобно зажатой между телами, и, к ужасу Леви, он снова чувствует, как его ноги отрываются от земли. Только в этот раз без помощи устройства, а только благодаря Эрвину. Его свободная рука обвивается вокруг талии Леви, пригвождая его к стене склада. — Я думал, ты умеешь шевелить мозгами. Выбирай — либо мы сейчас уходим, либо остаемся стоять так, пока не придет полиция, — никогда раньше голос Эрвина не звучал так угрожающе. — Не бойся, меня не арестуют: я скажу им, что поймал преступника. С этими словами Эрвин прижимает Леви к стене еще сильнее. С уст срывается стон: боль в ребрах усиливается. Этот звук почти заставляет Эрвина отпустить его — Леви видит в голубых глазах страх и раскаяние, но мальчик не отступает, только слегка увеличивает между ними расстояние. Леви только и может, что беспомощно болтать ногами в воздухе — хотя нет, не совсем беспомощно: от одного из ударов Эрвин болезненно морщится. — А что ты им скажешь про эту штуковину? — Леви указывает взглядом на УПМ. — Случайно нашел на дороге? Эрвин устало вздыхает. — Я смогу объяснить. Я не обычный воришка из подземелья. — Ублюдок, — посмеивается Леви. — Я иду туда не просто так. Мне нельзя проебать сделку. — Я уверен, что твои ребята справятся сами. Если нет, то это не твоя вина. — Мне нужно... — шипит Леви, но останавливается, слыша крики в отдалении. Эрвин все еще его не отпускает. Может... — Знаешь, может, если бы ты дрочил раз в полгода, то не стал бы так стискивать мальчиков в закоулках, — ядовито говорит Леви. — Хочешь воспользоваться ситуацией? Лицо Эрвина вопросительно вытягивается — видно, что доходит до него не сразу. Сейчас он нахмурится и выпустит его, отбегая назад, как ошпаренный. Звуки криков становится все ближе. — Думаешь, условия располагают к тому, чтобы я с тобой переспал? — усмехается Эрвин, и Леви чувствует, как его собственное лицо вытягивается от удивления. — Ты перечитал порно-журналов. Он произносит это спокойно, но Леви замечает, что его шея начинает краснеть. Хотя, может, это все из-за того, сколько он усилий прилагает, чтобы держать его над землей. Леви закусывает губу. Не об этом сейчас надо думать, ему следует как-то выбраться и бежать обратно, иначе... «Если со мной что-то случится, не разбегайтесь. Выполняйте все по плану. Знаете, в чем беда почти всех банд? Когда хватают босса, то всей шайке будто отрезают голову. Они либо убегают в разные стороны, либо начинают грызться за власть. Вы должны все уметь делать без меня», — вспоминает он свои слова. Еще одна из истин Кенни, которую он хорошо усвоил. Но эта миссия слишком важная, чтобы убежать с каким-то слабаком с поверхности, который еще и спас его от рук ищеек, к стыду Леви. Он снова начинает пытаться вырваться. «Слабак» сдавливает ему ребра так, что Леви слегка взвизгивает от боли. То, что происходит дальше, удивляет его самого: он резко опускает голову вниз, впиваясь зубами в шею Эрвина и понимая, что он делает только после того, как его язык соприкасается с горячей кожей. Если Эрвин закричит, то их поймают. — Черт, — слышит Леви дрожащий голос. «Сколько нужно иметь воли, чтобы в такой момент не сматериться», — случайная мысль возникает в голове, но она тут же исчезает где-то на задворках, как черная кошка, пробегающая мимо места преступления. Он думает совсем о другом: Эрвин издает еще один звук, и Леви вслушивается, желая найти в нем не только злость, — но он не знает, что ему хочется услышать. Он ждет реакции от своего тела: знакомое падение в пропасть, желчь, рвущая из глубин к его рту. Ничего такого не происходит. Леви становится страшно. Такое уже было — тогда, несколько недель назад в борделе, но Леви принял это за счастливую случайность. Значит... значит... Зубы впиваются в шею еще крепче. Тело Эрвина вздрагивает, но объятий он не разжимает. Он ничем не отвечает: руки неподвижны, ноги пригвождены к земле. Леви чувствует только его сердце, частые удары передаются через кости и плоть от Эрвина к нему, гудят молотом, словно сигнал неотвратимого бедствия. — Тебе действительно восемь лет, придурок, — говорит Эрвин. В голосе звучит раздражение, но оно — фальшивка. Леви знает, что хорошо врать этот умник пока не научился. Он чувствует соль на языке. Сколько грязи налипло на его кожу за то время, пока Эрвин бегал по Подземному городу в его поисках? Леви все еще не выворачивает наизнанку, хотя какая-то часть его этого хочет — тогда ему будет нечего бояться. Если он проведет языком чуть выше, то коснется его уха... Леви тут же отрывается — в его животе растекается вовсе не привычный яд, а что-то другое. «Это как дурь», — наверное, сказал бы Эмиль. Но Леви не знает, как действуют наркотики. — Я никогда не говорил, что я не кусаюсь, — презрительно говорит он, возвращая себе самообладание. — Ты можешь издеваться надо мной, сколько хочешь, когда мы отсюда выберемся, — отвечает Эрвин, отпустив голову. — Но для этого нам надо скорее бежать. Он молчит, затем виновато добавляет: — Извини, я сделал тебе больно. Просто я знаю, на что ты способен... Леви устало вздыхает. Время уже упущено, сейчас возвращаться не имеет смысла. Скорее всего, повозку уже увезли. — Ладно, отцепись от меня. Обещаю, что не убегу, — наконец сдается Леви. Эрвин осторожно ослабляет хватку, опуская Леви на землю и не отрывая глаз от его лица. Убедившись, что он стоит на месте, Эрвин поднимает руку, касаясь места укуса. Леви отводит взгляд. — Раны залечивать будешь потом, — насмешливо говорит он, все еще не смотря на Эрвина. — Да... Бежим, — соглашается Эрвин и проскальзывает в щель между строениями. Леви следует за ним, заинтригованный, — неужели этот умник знает, куда нужно идти? Эрвин шныряет туда-сюда, не останавливаясь и даже не оборачиваясь, чтобы убедиться, что Леви все еще бежит следом за ним. Может, он действительно понимает, куда идет? На окраине складов Эрвин наконец останавливается, переводя дух. Леви встает рядом, ожидая объяснений и тяжело дыша. Левый бок болит при каждом вдохе. — На самом деле, — говорит Эрвин, смотря себе под ноги, — я понятия не имею, где можно спрятаться. — Тогда какого хрена ты бежал так, словно у тебя был план? Эрвин весь съеживается от его слов. — Я думал, что что-нибудь соображу. — Вот оно что. Я тебе так скажу, командовать ты умеешь, а вот соображать — не очень. Эрвин бросает на него странный взгляд. — Это твоя территория. Леви замирает. Почему от этой простой фразы у него по спине бегут мурашки? Он ничего не может сказать, молчит, разглядывая свои ботинки. Ему кажется, что в словах Эрвина он слышит нечто большее, словно в их вечной борьбе возникло перемирие, и Эрвин наконец-то поднимает белый флаг. — Я... знаю, где можно спрятаться, — отвечает Леви, стараясь, чтобы в его голосе не было слышно волнения. — Следуй за мной. И спрячь уже эту штуку в рюкзак, иначе ее у тебя украдут при первой возможности.

***

Рука машинально тянется к шее, и Эрвин ничего не может с этим поделать. Следы укуса давно исчезли с кожи, однако пальцы продолжают потирать то место, очерчивая болезненные контуры. Леви явно это сделал не всерьез, иначе, Эрвин уверен, он бы уже истекал кровью. Злости на его идиотский поступок нет, только недоумение и желание сохранить ощущение на коже в его первозданном виде, не искаженное туманом воспоминаний. Вложить его в книгу, как засушенный цветок и касаться его каждый раз, когда Эрвину захочется вспомнить это переживание. «Отвратительно», — сразу же реагирует та его часть, которая со скепсисом относится ко всей его затее с Подземным городом. «Отъебись, пидор». Рука Эрвина опускается вниз, будто обожженная. Неужто одной реплики хватит, чтобы покачнуть его уверенность в собственных наклонностях? Он откажется от недавних открытий просто потому, что боится увидеть в глазах людей омерзение? Это настолько для него важно? — Нам повезло, что их группа была небольшой, — шепчет Леви, останавливаясь у строения, выглядящего, как сторожка, и оглядываясь по сторонам. — Надо спрятаться, пока они не связались с остальной полицией. Я знаю маршруты патрулирования в этом районе, но лучше все равно быть осторожными. — Нам далеко идти? — спрашивает Эрвин, решая, что сейчас лучше не предаваться тягостным думам. Леви задумывается. — До ближайшего убежища пара кварталов. Я надеюсь, они не видели твое лицо, иначе у тебя будут большие неприятности. Советую сегодня не соваться к выходу, — мрачно отвечает Леви. Эрвин молчит, но все-таки решает признаться. — Я... незаконно сюда зашел. Пропуска у меня не было. Леви испепеляет его взглядом. Эрвин снова потирает шею. — То есть мне еще придется искать тебе поддельный пропуск? Или ты решился здесь остаться насовсем? Эрвин чуть ли не скрипит зубами от его издевательского тона. Об этом он совсем не подумал, да, но он был уверен, что сумеет как-нибудь выскользнуть на поверхность. — Думаю, что смогу это урегулировать сам... — Как, поморгаешь глазками и скажешь охране, что немного заблудился? Может, его еще раз прижать к стенке и заставить закрыть рот? Но Эрвин сам разрешил ему над собой издеваться. — Давай решать проблемы по мере поступления? Сначала нам нужно, чтобы нас не поймала полиция, — раздраженно говорит Эрвин. Леви отворачивается, снова оглядывая улицу. — Пойдем вон по той улице, это самый быстрый путь, — бурчит он и двигается вперед. Эрвин следует за ним, плотно натянув капюшон на голову. Им почти никто не встречается: несколько молчаливых прохожих, бездомная собака, крысы у мусорных баков. Мысли немного успокаиваются, и у Эрвина наконец-то появляются силы обдумать, что произошло в течение этого часа. Он ждал появления Леви, спрятавшись на крыше после того, как обошел все самые ближайшие склады у Больших ворот. Он не особо ожидал, что сможет легко найти укрытие Леви, — слишком уж хорошо знал, каким проворным и незаметным он может быть, когда захочет. Плана не было — он мог только ждать действий Леви и ориентироваться по тому, что произойдет. Эрвин надел УПМ у стены за границей складского района: долго путался в ремешках и не мог понять, как надо запускать гарпуны. Лезвий у этого УПМ не было, баллоны с газом были очень маленькими. Эрвин вовсе не ожидал, что у него получится взлететь, но когда его ноги оторвались от земли вслед за тросами, он удивленно охнул, пытаясь удержать баланс, и повис на стене, перевернувшись вниз головой. Хорошо, что он взлетел не очень высоко. Эрвин спустился и попробовал еще раз — в этот раз он криво нажал спусковой крючок, и один из тросов не вылетел наружу. Он провозился с тренировками три часа, решил отправиться к Большим воротам заранее: нужно было выбрать место на крыше с хорошим обзором, чтобы, если что, вмешаться и помочь Леви. План Эрвина был пугающе глупым, он опирался на навыки, которые кадеты оттачивают годами. Однако что еще ему оставалось делать? То, что он смог вытащить Леви и поднять на крышу склада, казалось ему чудом. Но в тот момент, когда Леви прижали к земле и начали избивать, Эрвин не мог надеяться ни на что, кроме чудес. Леви опять останавливается, и Эрвин чуть в него не врезается — опять слишком увлекся своими размышлениями. Может, ударить себя по голове, чтобы лучше сосредоточиться на настоящем? Леви выглядывает за угол дома, держится рукой за бок, но быстро отнимает руку, когда видит, что Эрвин за ним наблюдает. Его тело было таким легким на руках Эрвина. Раньше он поднимал на руках только Мари: пару лет назад они попали в сильный ливень, возвращаясь из школы, и девочка в растерянности стояла перед огромной лужей, боясь замарать полы платья. Разумеется, несколько минут Мари отказывалась от его помощи, корча противные рожи. Она тоже была легкой, но ее тело ощущалось совсем по-другому. — Вперед, — командует Леви. — Мы почти на месте. Он указывает на дом в другом конце улицы. Эрвин послушно идет за ним. — Это общежитие рабочих, но я знаю, как там проникнуть в подвал, — рассказывает Леви. — Он считается заброшенным, но я... Леви исчезает с его глаз — кто-то затягивает его в темный переулок одним движением. Эрвин останавливается, как вкопанный, но в следующую секунду бросается за ним. — Стой на месте, — доносится из темноты. Эрвин узнает голос Леви, он звучит слабо и приглушенно. — Черт, второго я поймать не смогу, — слышит он еще один голос. — Жаль, что я сегодня без ружья. Эрвин различает два силуэта: Леви и мужчина, обхвативший его сзади рукой за горло. Эрвин его узнает — это один из сыщиков. — Беги, — хрипит Леви, но Эрвин не может сдвинуться с места. — Да, беги, пацан, — вторит ему мужчина. — Эрвин Смит, не так ли? Мы встретимся с тобой чуть позже. Эй, не дергайся, ты мне нужен живым. — обращается он к Леви. — Работа у меня такая, ты должен понимать. Ты обкрадываешь людей, а я ловлю неугодных кому-то и доставляю за деньги. Леви брыкается. — Можешь облегчить мне задачу, Эрвин, и добровольно пойти со мной. Уверен, мой заказчик оценит твое содействие. Эрвин почти не слышит его слов: в голове проносятся сценарии, но ни один из них не выглядит действенным. Он хочет закричать, но что-то ему подсказывает — на помощь никто не придет. Он видит это в глазах Леви, почти слышит его голос где-то внутри: «Это Подземный город. Всем насрать, пока кровь не льется на их порог». — Скажите, зачем он вам нужен, — подает голос Эрвин. — Я не спрашиваю о мотивах заказчиков. Но я думаю, ответ прост: наказать его за то, что он сделал, и, возможно, предложить ему работать на себя. Вор из мальца неплохой, а мой заказчик явно не дурак. Если не согласится, то... — сыщик усиливает хватку. Глаза Леви твердят одно: «Вали, вали отсюда, идиот». Эрвин опускает голову. — Я пойду с вами. Мне не хочется проблем, — говорит он. Мужчина посмеивается. — Знал, что ты согласишься. Я навел о тебе справки: как может такой правильный мальчик поступить иначе? Побунтовал и хватит, у всех бывает. Такие гады, как он, могут всем мозги запудрить. Эрвин медленно приближается. — Стой рядом, пока я не свяжу его. Ты будешь следующим, — приказывает ему сыщик. Он ударяет Леви свободной рукой по виску, раздается отвратительный глухой звук. — Вырубайся, мразь, — ворчит мужчина. Рука Эрвина трясется в кармане. «Я не смогу это сделать», — думает он. Сыщик снова замахивается, Эрвин зажмуривает глаза. Влажные пальцы смыкаются на рукояти. — Какой ты стойкий. Может, мне стоит... Рука выскальзывает из кармана — пути назад нет. Сыщик поворачивает голову, не успевает ничего сделать: нож впивается ему в предплечье, Эрвин с ужасом ощущает, как лезвие погружается в мягкую плоть. Раздается крик, Эрвин отбегает назад. «Испугался? — шепчет голос внутри. — Этого мало, тебе нужно добить его». Нож падает на землю. Он ничего не может сделать, становится зрителем: Леви высвобождается из хватки, отталкивает сыщика, вытаскивая нож. Эрвину хочется крикнуть «Нет», но горло сжимает невидимая ладонь. Все происходит слишком резко, слишком красочно — сон переплетается с реальностью. Эрвин уже это видел. Сыщик хрипит, хватаясь за шею. Между его пальцев стекает кровь. Леви стоит к Эрвину спиной, наблюдая за конвульсиями мужчины. Когда тело замирает, он подходит ближе, проверяет пульс на запястье. Эрвина пугает его взгляд, когда он наконец оборачивается. Настороженный, внимательный — как острие, направленное ему в грудь. Леви ждет, и Эрвин сразу понимает, чего: он чувствует внутри всплеск, импульс — древний и почти забытый, и волосы встают дыбом, мышцы напрягаются. Голоса в голове перекрикивают друг друга: «Спасайся», «Ударь его первым», «Беги, беги отсюда», «Сражайся». Он ощущает себя нагим, утратившим всякую защиту — растерянное животное перед охотником. Все покровы наконец-то спадают, и он предстает перед Леви таким, какой он есть: избавленный от брони разума, лишенный всех привычных правил. Остается только то, что находится в самом его нутре: страхи и желания. Они переплетаются в нем болезненными узлами — сеть, которая с каждым мгновением становится все крепче. — Если ты... если ты уйдешь со мной, то станешь соучастником, — прерывает молчание Леви. Голос звучит спокойно, но серые глаза выдают его волнение. Нож все еще плотно зажат в руке. «Что ты сделаешь со мной, если я не соглашусь?», — вопрос почти срывается с губ Эрвина. Но хочется ли ему знать ответ? Тело за спиной Леви лежит неподвижно, плащ спереди весь мокрый от пролившейся крови. Эрвин думает об убитых полицейских, не в силах поднять взгляд от трупа. — Он знал о тебе, Эрвин. Это был самый простой выход, — его голос звучит так, будто он о чем-то умоляет. Воспоминания о первом походе в подземелье накатывают на Эрвина — бурный поток из грязи и мусора. Он сам дал толчок к этому, он виноват в том, что сейчас происходит. Готов ли он был к таким последствиям, когда пошел вслед за Гансом? «Стать плохим человеком гораздо проще, чем ты думаешь», — говорил ему отец. Но Эрвин был таким давно. Разве ему не хотелось раньше, чтобы Подземный город исчез навсегда, вместе со всем его сбродом? Разве ему не хотелось приходить сюда раз за разом, чтобы унизить Леви? «Так вот кем ты меня считаешь? Злодеем?» — спрашивал когда-то Леви. Эрвин знает, чего ему хотелось в тот момент — подтверждения, потому что именно так он себя и чувствовал. Странно, убийца стоит перед ним, но почему только себя Эрвин считает виноватым. Все, что ему хочется сейчас сделать, — это шагнуть навстречу Леви и обнять его. — Идем. Есть поблизости место, куда можно спрятаться? Мы явно не можем теперь пойти в тот подвал рядом, — Эрвин подает голос. Он видит, как плечи Леви расслабляются. Мальчик вытирает лезвие об одежду сыщика, складывает нож в карман, затем поднимает тот, который уронил Эрвин. — Лучше выбраться за город, в пещеры. Я говорил Ирме, что буду там, если что-то сильно пойдет не так. — Завтра мне нужно вернуться домой, — напоминает Эрвин. Леви кивает. — Завтра что-нибудь придумаем тебе с пропуском. — он заминается, бросая взгляд на лежащее тело. — Я не хотел, чтобы ты это видел. Как я убиваю людей. Эрвин ничего не отвечает. Леви отдает ему нож, Эрвин хватает его, крепко сжимая, — будто это ему поможет снять вину с мальчика, стоящего перед ним, на себя.