Принц и нищий

В прихожую дома Эрвин вступает в одиночестве. Дверь за его спиной захлопывается — наверное, от сильного порыва ветра, и он оказывается в полной темноте. Эрвин устало шарит по стене рукой, пытаясь найти лампу, наконец нащупывает ее и поворачивает маленькое колесико, чтобы включить свет. Прихожая выглядит незнакомо. Это точно его дом, но на вешалках висит чужая одежда, а на тумбочке, где обычно разбросаны вещи отца — книжки, перчатки и шляпы — стоит ваза с цветами. Из глубины дома доносятся звуки — шаги, чье-то тихое покашливание. Эрвину становится не по себе. Он оборачивается, пытаясь открыть дверь и позвать папу, но ручка ему не поддается. Замок никак не поворачивается, механизм как будто намертво застыл внутри. Эрвин решает еше раз осмотреться. На вешалке висит старое пальто отца: он носил его, когда Эрвин был совсем маленьким. Оно было пышным и пушистым, и отец в нем всегда напоминал Эрвину какое-то огромное милое животное. Рядом висит чье-то светлое одеяние — явно женское, судя по виду. От него исходит приятный аромат — сладковатый, чем-то напоминающий запах меда. В гостиной загорается свет. Эрвин отступает в самое темное место коридора. «Мне придется туда зайти, — в ужасе думает он, — Другого пути нет». Кто-то в комнате снова начинает ходить. Эрвин слышит голос, напевающий знакомую мелодию. От этого пения ему становится жутко и одновременно в груди разливается болезненная тоска. Отец часто пел ему эту колыбельную, но получалось у него не очень хорошо — он иногда фальшивил и сам это признавал, но Эрвину все равно хотелось его слушать. — И долго ты там будешь прятаться? — мелодия обрывается. Звонкий голос звучит немного насмешливо. Эрвин выходит из тени и осторожно выглядывает в гостиную. Она стоит к нему спиной: светлые волосы собраны в высокий хвост, на плечи накинута шаль. — Прям как твой отец — мнешься до последнего, когда нужно просто взять и сделать. Ты настолько меня боишься? Хотя зачем спрашивать — я знаю, что это так. Имени моего не выносишь, — она подергивает плечами. Слова режут по живому, и даже то, как мягко она их произносит, нисколько не спасает. Эрвин выходит из коридора, останавливаясь у нее за спиной на почтительном расстоянии. — Я боюсь тебя, да. И ты знаешь почему. Она все еще стоит к нему спиной, печально опускает голову, качая ей из стороны в сторону. — Знаю. Хоть и считаю это глупым. Но, может, на твоем месте я бы чувствовала то же самое. Эрвин ничего не отвечает, осматривается вокруг. Мебель в комнате стоит немного по-другому, на стенах висят картины — отец убрал их на чердак, когда заметил, как Эрвин на них смотрит. «Природа никогда ее не занимала, — говорил отец, снимая их одну за другой, — Она любила собирать портреты, обходила всех художников по городу, которые рисуют за гроши, и покупала у них картины раз в пять дороже». — Присаживайся, — она опускается на диван и хлопает ладонью по месту рядом, — Ну же. На ручках я тебя сюда не понесу, ты уже большой мальчик. Эрвин нехотя садится на диван. — Неплохо ты отпраздновал день рождения. Два поцелуя за один день — такого я от тебя не ожидала. Эрвин вспыхивает. Он все еще не может на нее смотреть, а от этих слов ему хочется еще больше отвернуться в сторону. — Знаю, я не как твой папа. Он бы не стал совать нос в твои личные дела, даже если бы знал о твоих похождениях. Но я говорю это не для того, чтобы тебя осуждать. Ты запутался, я это вижу. Она закашливается, кутаясь в шаль. — Уверен, с тобой бы такого не случилось, — тихо говорит Эрвин, — Со мной что-то не так. — Ты забыл, как мы познакомились с твоим отцом? Я была уличной танцовщицей, бедная девушка из самых низов, — и ты думаешь, я совершила в жизни меньше ошибок, чем ты? Эрвин чувствует, что она пристально смотрит на него, но все еще боится посмотреть ей в лицо. От нее пахнет медом — как от пальто в коридоре, но к этому аромату примешивается горький запах лекарств. — Я помню об этом. Мама, — последнее слово звучит по-чужому на его языке. — Сколько дерьма вылилось на твоего отца из-за того, что он выбрал меня. Женился на какой-то нищенке. Но ему было наплевать на мое грязное прошлое. Он не судил людей по поношенной одежде и шрамам на теле, — она усмехается. Эта реплика звучит как замаскированное оскорбление. Эрвину становится стыдно. — Я стараюсь быть, как он. Но у меня не всегда получается, — сокрушается он. Краем глаза Эрвин видит, как она высвобождает руку из шали, протягивает ее в сторону его головы. Наверное, она касается его, но Эрвин этого не чувствует. — Он тоже не идеальный, сынок. Ему часто не хватает наглости и напористости, и ты это знаешь, — ласково говорит она, — Ты во многом на него похож. И стыдишься того, что тебе досталось от меня. Эрвин наконец-то поднимает голову. Лицо мамы выглядит исхудавшим, под глазами — темные круги, но они нисколько не портят ее красоту. — Ты боишься этой своей части. То, что тебе дала дерзкая танцовщица с улиц. Она грустно улыбается. — Прости, — выдавливает Эрвин, — Я постараюсь… постараюсь к ней прислушиваться. И я… я подавляю это в себе совсем не потому, что я ненавижу тебя. Ее усталые глаза закрываются. — Я знаю, Эрвин, — она снова гладит его, и он всеми силами пытается почувствовать это прикосновение, — Ты сказал тому мальчику, что он был бы не первым, кого ты убил. Это неправда. Пальцы Эрвина впиваются в обивку дивана. — Я хочу, чтобы ты это понял. И перестал мучить себя и своего отца, — твердо произносит она. Эрвин чувствует, как уголки его глаз начинает щипать. Он касается ее руки, но пальцы ощущают только пустоту. — Хорошо, мама. Я постараюсь… постараюсь не причинять ему боль, — голос звучит сдавленно, губы дрожат. Мама одаряет его слабой печальной улыбкой. — Не делай больно прежде всего себе. Ты не виноват в том, что произошло со мной. Эрвину хочется ее обнять, уткнуться головой в пахнущие медом волосы и заплакать. Мама снова закашливается, ее светло-серые выразительные глаза заполняются слезами. — С днем рождения, Эрвин, — она наклоняется, касаясь губами его лба, и на мгновение Эрвин чувствует их тепло. Мама шепчет что-то еще, но он уже не может расслышать слов, медленно погружаясь в сон. Когда Эрвин просыпается, то обнаруживает, что находится в комнате один. Огонь в камине погас, в комнате стало прохладно. Он поеживается — от холода и воспоминаний о сне. Наверное, он остался сидеть в гостиной, когда они с отцом вернулись из ресторана, и уснул, а отец не стал его будить. В гостиной будто все еще чувствуется ее присутствие, и Эрвина это одновременно и пугает, и радует. Он потягивается, зевая, встает и идет по лестнице в свою комнату. Дверь приоткрыта, коридор освещает тонкая полоска призрачного лунного света. Эрвин толкает дверь и останавливается по пороге как вкопанный. Внутри кто-то есть. На фоне окна виднеется силуэт, и из-за яркого света луны невозможно понять, кто это, — на нем надет плащ с капюшоном. Гость как будто не замечает Эрвина, продолжая смотреть в окно, не издавая ни звука. Эрвин знает, что это не мама. От фигуры исходит какая-то странная пульсация, от которой по его спине пробегают мурашки. «Мне нужно уйти отсюда», — в ужасе думает он. Но ноги отказываются двигаться, кажется, что все его тело чем-то парализовало. Гость издает смешок, словно прекрасно понимает то, что сейчас происходит с Эрвином. Он делает движение, и плащ падает на пол. Эрвин тянется к дверной ручке, при этом не отводя глаз от фигуры — будто загипнотизированный. — Страшно? Мне нравится, когда меня боятся. Подойди ближе. Голос звучит знакомо, от одного его звука Эрвина всего обдает жаром. Он прекрасно помнит, как сложно противиться этим властным интонациям. В животе что-то скручивается — сладкое предчувствие, жажда, заставляющая сделать его шаг вперед. Гость поворачивает к нему голову, и Эрвин хочется вскрикнуть — он знает этот профиль. Обнаженная спина светится серебром, но лицо все так же остается в тени. Он вздыхает, и комнату заполняет аромат цветов — густой и пьянящий. Эрвин делает еще шаг в направлении окна, не в силах сопротивляться. Эта пульсация, ритм которой он хочет поймать, эта белоснежная кожа, и запах — бороться у него больше нет сил, он знает, что это предел. Гость поворачивается к нему всем телом. Эрвин знает, что на нем нет одежды, и от этого осознания низ живота еще больше заполняется жгучим желанием. Фигура приближается. Луч света падает на его шею, и глаза Эрвина расширяются. Гость проводит пальцем по синяку на коже. — Ты не скажешь мне нет, не так ли? — говорит он с придыханием и притягивает Эрвина за галстук. В этот момент голова Эрвина раскалывается от невыносимой боли, тело сводит судорогой. Он просыпается со стоном, с невыносимой сухостью во рту. Рядом на столике стоит стакан воды, и Эрвин хватается за него, словно от одного глотка зависит вся его жизнь. Часы показывают без пяти семь — самое время просыпаться. Эрвин стонет, закрывая руками лицо. Тело кажется неподъемным, словно оно сделано из камня, от холодного утреннего света глаза невыносимо болят. Он вспоминает, что сегодня ему снова нужно идти в подземелье и чуть ли не воет, понимая, что он ни за что не встанет с кровати. Но он же обещал туда прийти. «Ты не скажешь мне нет, не так ли?». Отголоски сна все еще проходят по телу волнами, и Эрвин понимает — то, что сейчас происходит у него между ног, само не пройдет. Эрвин протирает глаза, встает и идет в ванную, стараясь изо всех сил не думать о том, что произошло во сне. Он расправляется с проблемой, сонно бродит по комнате, одеваясь и прикрывая лицо от солнечных лучей. Он даже не укладывает волосы — делать это у Эрвина просто нет сил. Во рту стоит гадкий привкус, словно он отравился. Сквозь щели в двери проникают запахи еды — Эрвина чуть не тошнит от одного вдоха. Ему хочется воды, просто воды, утонуть в ней и забыть то, что случилось вчера в ресторане. И во сне. Он спускается вниз, шатаясь, видит орудующего у обеденного стола отца. Тот испек аппетитные булочки с сахарной пудрой, но от одного их вида Эрвина начинает мутить. Отец замечает его, смеется, наблюдая за взглядом сына. — Прости, я забыл, как отвратительно проходит похмелье в первый раз. Ну ничего, если сейчас не хочешь есть, поешь вечером, — думаю, тебе уже станет намного легче. Эрвин плюхается на стул. — Можно что-нибудь попить, — стонет он. Отец с готовностью пододвигает к нему чашку с дымящимся чаем. — Я заварил тот, который тебе тогда понравился. Эрвин уже чувствует его запах. От него Эрвина не выворачивает наизнанку — это радует. — Прости, — понуро говорит Эрвин, — Я слишком много выпил. Отец усмехается. — Ничего хорошего, конечно, в том, что подростки пьют, нет. Однако я не буду тебя отчитывать. Скажем так, я в твои годы совершал похожие ошибки, и я не собираюсь тебя ругать за то, что ты делаешь то же самое. «Ты думаешь, что я совершила в жизни меньше ошибок, чем ты?». Эрвин кидает взгляд на то место на диване, где во сне сидела мама. Он думал, что его родители совсем другие, что они уверены в своих решениях и никогда не совершают ничего предосудительного. Но их слова говорят об обратном. Это сильно обескураживает Эрвина. Если они тоже ошибаются, то на кого тогда ему надо ориентироваться? Раньше он был убежден, что совершенные люди никогда не попадают впросак. — Папа, — решается подать голос Эрвин, — Я вчера первый раз поцеловался. Рука отца, тянущаяся за булочкой, замирает. Эрвин опускает глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. — Это… здорово, — отец прокашливается, — Тебе понравилось? Эрвин начинает теребить конец скатерти. Отец задал ему самый сложный вопрос. — Не знаю. Я не уверен, что это был тот человек… с кем бы я хотел это сделать, — ему хочется сгореть от стыда. Зачем он вообще завел этот разговор? Отец тоже касается краешка скатерти и начинает его дергать. — Понимаю. В первый это редко происходит так, как ты хочешь. В отличие от того, что пишут в книжках. Для того, чтобы поцелуи приносили удовольствие, нужен… эээ, опыт, — видно, что его отец тоже сильно стесняется. — Но я думал, что… — Эрвин обрывает сам себя, пытаясь сформулировать то, что вертится у него на языке. — Что целоваться нужно только с кем-то одним и только после свадьбы? — посмеивается отец, — Нет, сынок, это не всегда так. Если ты хочешь, чтобы это был кто-то один, — дело твое. Но в жизни редко так бывает. Пробуй, если человек, с которым ты бы хотел это сделать, согласен. Эрвин вспоминает слова Стефана. Да, ему нужно научиться говорить нет и понимать, чего он на самом деле хочет. Но он не думал, что это будет так сложно. — Если у тебя будет опыт, то твоим будущим партнерам… эээ, будет приятно с тобой целоваться, — отец краснеет до ушей. Эрвин в недоумении смотрит на него. Как этот человек умудрился познакомиться с дерзкой уличной танцовщицей? Эрвин допивает чай, косится на булочки, понимая, что его желудок сейчас все еще не сможет это переварить, и удрученно вздыхает. — Однако ты всегда должен помнить об одном, сынок, мы уже с тобой говорили об этом, когда рассматривали анатомический атлас: поцелуи часто приводят к… эээ, совокуплению, а в этом деле нужно помнить о том, что без необходимой подготовки… Эрвин негодующе вскрикивает, зажимая руками уши, разгневанно смотрит на отца. Тот весь съеживается. — Я знаю, откуда берутся дети! — возмущается Эрвин. Отец нервно улыбается, продолжая подергивать скатерть, и почти стягивает ее всю на себя. Он хватает одну из салфеток и протирает ей лоб. — Я не только об этом, — кажется, что отец сам жалеет, что он это сказал, — Иногда… нужно… особым образом… подготовиться, — он исторгает каждое слово так, словно его пытают, — О таких вещах обычно, эээ, не пишут в книгах. Эрвин смотрит на него в недоумении. Отец глядит на него в ответ, будто ожидая, что его сын сам сообразит, о чем речь. — Я тебя не понимаю, — хмуро отвечает Эрвин. Отец тяжело вздыхает, снимая очки и потирая переносицу. — Сюда бы твою маму, она эти вещи могла объяснять гораздо понятнее и спокойнее, — сокрушается он. Эрвин вздрагивает, снова смотря на место перед камином. Сказать ему или нет? — Я сегодня видел ее во сне, — Эрвин зажмуривается, будто прыгает в пропасть. Он слышит, как отец судорожно вдыхает. Ему хочется уйти, вскочить из-за стола и скрыться за дверью. Но Эрвин не может сейчас сбежать, как бы ему ни хотелось, — он обещал ей, что перестанет причинять отцу боль. — Я рад, Эрвин. Рад, что вы можете с ней увидеться, — тихо произносит отец. Эрвин вспоминает исхудалое лицо, призрачное прикосновение, которое он даже не мог ощутить. — Она попросила меня не отворачиваться от того, что во мне есть от нее. И сказала, что тебе не хватает наглости и напористости, — слова даются ему легче, чем он думал. Отец разражается смехом, и Эрвин поднимает на него взгляд. Кажется, что отец молодеет: в глазах появляется задорный огонек, морщины расправляются, а губы растягиваются в широкой улыбке. Эрвин улыбается ему в ответ. — Дааа, в этом она права. Не бери с меня пример, будь смелее, — отец подмигивает ему. Эрвин кивает и встает из-за стола. Смелость ему сегодня понадобится — как и всегда, когда он спускается в подземелье.

***

Эрвин чуть не забывает взять с собой третий том «Истории верований человечества», что его немного обескураживает — иначе зачем ему идти в Подземный город? Эрвин уже не уверен, что хочет выслушивать объяснения Кенни по поводу «извращений» — хватит с него сексуального воспитания на сегодня. Но обещание есть обещание, и поэтому он забирается в повозку и едет до входа в катакомбы. Внутри повозки он задергивает шторы: солнечный свет все так же немилосердно светит в глаза, заставляя голову болезненно пульсировать. В подземелье ему становится немного легче — в полутьме смотреть на все гораздо приятнее. У входа в дом благотворительности Эрвин замечает двух одетых в черное мужчин. Они разговаривают с одним из полицейских, но при виде Эрвина замолкают и подозрительно оглядывают его. Почему-то ему становится тревожно от их присутствия. В своей комнате он устало приземляется на стул, опуская голову на руки. День еще только начался, а он уже чувствует себя выжатым как лимон. Эрвину хочется спать, но он не позволяет себе заснуть: не хватало ему еще увидеть продолжение сна и проснуться, поняв, что у него опять встал. Почему-то он уверен, что именно в этот момент объявится Кенни. И что ему тогда делать? Попроситься выйти в туалет? Не хватало ему еще насмешек этого мерзавца — Эрвин убежден, что тот сразу поймет, в чем дело. К счастью, посетителей сегодня немного: у Эрвина не хватило бы сил общаться с ними и не выглядеть так, будто ему хочется прогнать их всех и свалиться на пол, свернувшись в клубок. Может, их испугали те мужчины у входа? Выглядели они явно недружелюбно. Появится ли сегодня Кенни вообще? Он достаточно осторожный и не будет идти сюда, если увидит этих сомнительных личностей у входа в здание. К обеду Эрвин чувствует, что ему немного становится легче. Он достает из рюкзака завернутую отцом булочку и съедает ее, жалея, что не взял с собой больше еды — взять что-то из приготовленного для жителей подземелья ему не позволяет совесть. Кенни приходит под вечер, как всегда, и в этот раз он один. Сегодня он не распахивает дверь с громким стуком, а тихо протискивается внутрь, будто боится, что может кому-то помешать. На пороге он оборачивается, кидая взгляд в коридор, что-то там внимательно высматривая, медленно закрывает дверь и проходит внутрь. Эрвин тут же выпрямляется на стуле. Надо ли говорить ему «привет»? Или здороваться с таким, как он, это глупо? Он наблюдает за тем, как Кенни привычным движением берет стул, располагая его на середине комнаты. Нет, лучше промолчать. — Ты какой-то потрепанный, — критически осматривает его Кенни, — День рождения удался? Эрвин вздыхает, отводя взгляд в сторону. Неужели это так заметно? — Можно и так сказать, — отвечает он. Кенни глубоко вдыхает и морщит нос, чуть отодвигаясь на стуле назад. — Боже, сколько ты выпил? — он закрывает рукой нос, — Я думал, такие примерные мальчики, как ты, не бухают. Эрвину хочется исчезнуть. Желательно туда, где находится Стефан, и обругать его за то, что он предложил ему это проклятое вино. «Но ты же сам согласился», — подсказывает ему внутренний голос. — Это вышло случайно. Я не думал, что алкоголь так сильно на меня подействует, — говорит Эрвин, и чуть не ударяет себя по губам — какого черта он вообще оправдывается перед Кенни? Хотя Эрвин знает, как мальчик себя чувствует, вспоминая уборку в оружейной кадетского корпуса и то, как ему хотелось отодвинуться подальше от похмельного Стефана. Кенни качает головой, сует руку в карман, достает оттуда что-то и кидает Эрвину. Тот еле успевает это поймать — руки все еще плохо его слушаются. В ладони оказывается пачка с леденцами. Эрвин поднимает взгляд на Кенни, задавая немой вопрос. — Это тебе поможет избавиться от запаха пятидесятилетного пьяницы. Обычно ты пахнешь намного лучше. Его последние слова — словно удар под дых. Сердце Эрвина начинает биться чаще. «Намного лучше?». — И как же я обычно пахну? — Эрвин поднимает одну из бровей, пытаясь ничем не выдать своего волнения. Кенни ерзает на стуле, смотря на него уничтожающим взглядом. Он выглядит так, будто Эрвин поймал его с поличным. — Не как бомж. Этого достаточно, — бормочет Кенни. Эрвин издает ехидный смешок. — Я думал, у тебя более высокие требования, — насмешливо произносит Эрвин, — В том числе из-за твоего роста. Он просто не мог удержаться. Кенни агрессивно постукивает пальцами по спинке стула. — Шутить про мой рост — это дурной тон, бровастый, — процеживает он. — Называть меня так — тоже, — парирует Эрвин, хмурясь, — Мог бы придумать что-то более оригинальное. Кенни усмехается. — Может, у тебя есть пожелания? — он говорит это таким голосом, что Эрвин сразу жалеет, что он вообще начал эту перепалку. — Вчера меня назвали «принцем», — произносит Эрвин, сам этого от себя не ожидая. Ужас сковывает его внутренности. Кенни удивленно приоткрывает рот. Эрвин стискивает в кулаке пакетик с леденцами. — Я думал, принцы следят за собой, — взгляд Кенни падает на растрепанные волосы Эрвина, — Или сегодня прислуга отказалась делать тебе укладку из-за того, как от тебя разит? Эрвин машинально приглаживает волосы и тут же себя за это ругает. Как будто слова этого подонка что-то значат — Эрвину совершенно безразлично мнение Кенни по поводу это внешнего вида. — Ты очень… внимательный, — говорит Эрвин, изгибая брови, — Тебе не нравится? Внезапно Кенни отводит взгляд, концентрируя внимание на своих руках, сложенных крест-накрест на спинке стула. Эрвин затаивает дыхание, внутренне съеживаясь: что он скажет на этот раз? Опять что-то вякнет про то, что такую угрюмую рожу не спасет никакая прическа? Кенни продолжает смотреть на свои руки. — Книгу-то не забыл, пьянчужка? — издевательски произносит он. — Конечно, нет, — возмущается Эрвин. Рассказывать про то, что он почти ушел без нее из дома, лучше не стоит. Эрвин оборачивается, достает книгу из рюкзака, сердито кидает ее на стол. Кенни смотрит на него с укором. — Разве так обращаются с литературой? Ах да, я забыл, что ты купаешься в деньгах, и если повредишь эту, то просто купишь себе новую. А поврежденную оставишь мне на память — только таких книг я и достоин. Эрвин смотрит на него в недоумении. — Эээ, ты думал, тебе надо ее возвращать? Кто я, по-твоему, библиотекарь? — говорит Эрвин, делая глотки из фляжки с водой: горло снова начало сильно пересыхать от разговора с Кенни. — Что это? Еще одно название для богатого ублюдка? — недоумевает Кенни. Эрвин усмехается. — Да, библиотекари, как известно, купаются в роскоши, — потешается он. Кенни продолжает смотреть на него в замешательстве. Эрвин непонимающе смотрит в ответ. Мальчик нервно посмеивается, поправляя челку, его взгляд начинает бегать по комнате. Он выглядит растерянным, хоть и пытается это скрыть. — Погоди, — начинает Эрвин, — Ты не знаешь, кто такие библиотекари? — Я знаю, что это ничего хорошего не значит, — ощетинивается Кенни, но Эрвин видит в его глазах сомнение. Эрвин разражается смехом, откидываясь на стуле назад. Глаза Кенни злобно блестят, его рука тянется в карман, доставая оттуда нож. — Стой-стой, давай без кровопролития. Я не хочу умирать из-за твоего незнания таких простых слов, — произносит Эрвин, не переставая смеяться. — Прекрати ржать, — шипит Кенни, — Откуда мне знать ваш сраный жаргон с поверхности. — Хватит, пожалуйста, замолчи, — Эрвин закрывает рукой лицо, изо всех сил пытаясь сдержать смех. Кенни что-то начинает угрожающе говорить, но Эрвин останавливает его жестом. Тот, на удивление, замолкает. Он сидит насупившись, вертит в руках нож. — Так, — Эрвин старается говорить спокойно, — Библиотекари не делают ничего плохого, начнем с этого. Это не ругательство, — губы сами собой расплываются в улыбке, — Так называют людей, которые работают в специальных зданиях с множеством книг. Туда можно прийти и взять что-нибудь почитать за плату, но потом книгу нужно вернуть. Во время объяснения Эрвин не отрывает глаз от Кенни. Его суровое лицо разглаживается, в глазах появляется понимание. Он задумчиво смотрит на книгу, затем медленно кивает. — За плату, говоришь. Уверен, я бы мог обойтись без этого. Зачем за что-то платить, если это можно своровать, — говорит он с апломбом. Эрвин печально вздыхает. — Напомни никогда не пускать тебя в библиотеки, — качает головой он. — Кто сказал, что я куда-то с тобой пойду, — огрызается Кенни, — На вашей поверхности, наверное, надо платить даже за то, что просто дрочишь. Кстати, об этом… Улыбка на лице Эрвина тут же угасает. Он почему-то ожидал этого от Кенни: то, что он каким-то невообразимым образом сможет повернуть ход разговора от книг к… мастурбации. Эрвин неимоверным усилием воли заставляет себя не краснеть. Кенни внимательно наблюдает за ним и явно получает удовольствие от того, что Эрвин смущается. — Да, умник, пришло мое время рассказать то, о чем ты понятия не имеешь, — самодовольно произносит он. — Я вообще-то прекрасно знаю, как… — обиженно начинает Эрвин. — Тихо, — прерывает его Кенни, — Там какой-то шум у входной двери. Он бесшумно вскакивает, прикладывает ухо к замочной скважине. Эрвин удивленно на него взирает. Неужели у него настолько острый слух, что он может слышать происходящее у входа в дом? — Мне это не нравится, — шепчет Кенни, отрываясь от двери, — У полицейских странные интонации. А еще эти две ищейки у входа, дерьмо, — его пальцы сжимаются на ручке ножа. Эрвин обменивается с ним тревожным взглядом. Ищейки? Что им могло им здесь понадобиться? Он вспоминает, и все внутри него холодеет. Вчера он видел Кохов. — Тебе нужно уйти, — напряженным голосом говорит Эрвин. Кенни застывает. — Блядь, — вырывается у него. По коридору раздаются шаги, до ушей мальчиков доносятся низкие мужские голоса. Кенни встает у стены рядом с дверью, вскидывая нож. Эрвин понимает, что Кенни не успеет улизнуть — каким бы быстрым он ни был. Он встает со стула, беззвучно пересекает комнату, вставая рядом с Кенни. Его глаза — расплавленный металл, от одного взгляда Эрвина будто обжигает каленым железом. «Не приближайся ко мне», — читается в них, но Эрвин не отступает, потому что видит что-то еще — одно мгновение, словно вспышка молнии. На миг глаза Кенни молят, заклинают его — «спаси меня». Но, возможно, эта вспышка — просто плод воспаленного воображения Эрвина. — Залезай сюда, — шепчет Эрвин, указывая на один из ящиков. — Нет, — шипит на него Кенни, лихорадочно оглядываясь вокруг, и, видимо, тоже в этот момент проклинает Эрвина за то, что он выбрал комнату без окон. — У тебя нет другого выбора, — Эрвин почти дергает его за руку, — Ты маленький, вместишься. Видно, что Кенни очень хочет высказать свое мнение по поводу «маленького», но вместо этого он опять тихо выругивается, покорно следует за Эрвином и залезает в ящик. Эрвин быстро закрывает его крышкой, садится на стул, пытаясь выровнять дыхание. Внезапно он вспоминает про пакетик, который дал ему Кенни. Он быстро открывает его, достает один из леденцов и кидает в рот. И тут же в шоке открывает его: этот травяной вкус — чай, который он пил сегодня с утра, свежий запах, немного отдающий мятой. Чай и слюна, застывшая на его лице после того, как он бросился на Кенни две недели назад. Так вот почему он так пахнет. Эрвин отбрасывает эти неподобающие мысли. Дверь открывается, и внутрь заходят двое мужчин, которых он видел сегодня на улице вместе с полицейскими. — Здравствуй, — скрипучим голосом произносит один из них. Их лица похожи друг на друга: бесцветные рыбьи глаза, квадратные подбородки, у одного — шрам на щеке, и только по нему их можно как-то отличить. — Добрый день, — здоровается Эрвин. — Эрвин Смит, правильно? — спрашивает тот, что со шрамом. Второй оглядывается по сторонам, задерживая свое внимание на ящиках у стены. Эрвин кивает, пытаясь оставаться спокойным. — У нас к тебе пара вопросов. Имя «сероглазый король» тебе о чем-нибудь говорит? Эрвин хмурится. Он никогда не слышал его, разумеется, но сразу догадывается, о ком речь. — Нет, слышу в первый раз. Мужчина со шрамом усмехается. — Слышишь-то, может, и в первый, но что-то мне подсказывает, что в его серые глазки ты уже смотрел. Мы знаем про нападение три недели назад, и у нас есть подозрение, что ограбил вас с Гансом Кохом именно он. Эрвин изо всех сил пытается изобразить недоумение на лице. Двое мужчин внимательно наблюдают за ним. — Почему вы думаете, что это именно он? — спрашивает он озадаченно. — У нас есть источники информации. К тому же, в подземелье поговаривают, что он появлялся здесь, — объясняет сыщик со шрамом, обводя рукой комнату, — Подумай: замечал ли ты тут черноволосого коротышку с серыми глазами? Эрвин чувствует, как кожа под рубашкой покрывается потом. Что ему ответить, если полицейские, скорее всего, запомнили то, как Кенни сюда входил? Если Эрвин сейчас солжет, то полицейские в любом случае подтвердят его визиты в дом благотворительности. Однако в первой комнате есть еще бабушка, так что можно сказать, что если и Кенни ходил здесь к кому-то, то им был точно не Эрвин. — Ко мне приходят много посетителей. Особенно детей, они тут все на одно лицо, я не особо запоминаю, как они выглядят, — разводит руками он. Второй мужчина отрывается от разглядывания комнаты и пронзает его подозрительным взглядом. — Мы не говорили, что это ребенок. Эрвин чуть не прикусывает язык. Как он мог так попасться? — Вы сказали «коротышка». Поэтому я подумал, что это ребенок. Мужчина продолжает сверлить его своими безжизненными глазами. Эрвин спокойно смотрит в них, но внутри все сотрясается. — Мне кажется, ты что-то темнишь, Эрвин Смит, — зловеще говорит ищейка, — И если он тут действительно шастает к тебе, то в твоем отношении могут возникнуть не очень приятные подозрения. — Что вы имеете в виду? — хмурится Эрвин. — То, что ограбление вы спланировали вместе. Ты притворился жертвой, и твои подземные дружки обчистили Ганса Коха. Очень подозрительно, что ты вернулся оттуда целым и невредимым, а господина Коха едва не убили. Эрвин чуть не ахает от возмущения. Перед глазами возникает вытянутое лицо Дирка, Эрвин вспоминает отвращение в его глазах. Неужели это все его идеи? — Вы ошибаетесь. Мне просто повезло, — холодно отвечает Эрвин, — К тому же, зачем мне кого-то грабить? Вы думаете, у Смитов настолько мало денег? Второй мужчина мерзко усмехается. — Некоторым просто нравится процесс, мальчик. Такое развлечение, понимаешь, — он берет упаковку конфет из товаров на столе, открывает ее и достает оттуда шоколадное сердечко, — Но есть еще один вариант. Ищейка вертит в руках конфету, насмешливо смотря на Эрвина. — Говорят, этот мелкий гад — тот еще красавчик. Может, ты запал на него и решил помочь? Хотя как по мне, так версия с тем, что ты просто любишь грабить для удовольствия, звучит гораздо лучше, — за такую мерзость я бы тебя прибил на месте. Хорошо, что Эрвин спрятал руки под стул: сейчас они дрожат так, что мужчина бы понял все и сразу арестовал его на месте. Внутри все клокочет, Эрвину хочется вскочить и врезать этому подонку по его гнусной роже. — Я не знаю, как вы пришли к таким выводам, и знать не хочу. Я понятия не имею, кого вы ищете, — отрезает он. Мужчина со шрамом пожимает плечами. — Мы просто задаем вопросы. Если появятся доказательства, то мы придем за тобой, не сомневайся. А пока будь хорошим мальчиком, Эрвин Смит. Он хлопает своего напарника по плечу, указывая головой на выход. Тот съедает еще одно шоколадное сердечко, гадко подмигивает Эрвину. — Держи ухо востро, мальчик. До встречи, — прощается он, прикрывая за собой дверь и оставляя маленькую щель. Эрвин выжидает несколько минут, в бешенстве разглядывая приоткрытую дверь. Мерзавцы. Как они вообще смеют обвинять его в таком? Эрвин не сомневается в том, что этих сыщиков нанял отец Ганса и он же, скорее всего, подкинул им эти отвратительные идеи. Он встает, закрывает дверь на ключ, возвращается к столу, присаживаясь рядом с ящиком. — Они точно ушли. Ты можешь вылезать, — тихо говорит он. Крышка ящика осторожно приподнимается. Кенни высовывает голову, озираясь по сторонам и выбрасывая вперед руку с ножом наготове. Эрвин печально вздыхает. Неужели он думает, что Эрвин его обманывает? — Уебки, — шипит он, вылезая из ящика, убедившись, что в комнате действительно находятся только они вдвоем, — «Коротышка», да как они посмели! Он садится на ящик, воинственно вертя в руке нож и смотря убийственным взглядом на закрытую дверь. Эрвин располагается напротив него на стуле. — Это единственное, что тебя напрягло? — невесело усмехается Эрвин. — Такие мудаки — неотъемлемая часть моей жизни, — отмахивается он. Эрвин недоверчиво смотрит на него. — Рад, что тебя это не сильно беспокоит, но для меня такая ситуация в новинку, — с раздражением произносит он. Кенни устало вздыхает, прячет нож в карман и начинает отряхиваться. В этом ящике Эрвин привозил овощи, поэтому чистотой он не отличается. — Вчера я видел своего… бывшего друга, того, кто напал на девочку. Они с отцом были здесь в подземелье. Наверное, это они наняли этих уродов. — Понятно, — Кенни мрачнеет, — Я разворошил улей с дерьмом. Он снимает с плеча прилипшую к одежде травинку. — Даже обидно, что они приняли тебя за моего сообщника. Неужели я похож на того, кто будет объединяться с внешними ради развлечения? Эрвина задевают его слова. — Мне казалось, тебе нравится издеваться над людьми, — резко говорит он. Кенни прекращает отряхиваться, поправляет волосы и смотрит на него так, словно разъясняет что-то непонятливому ученику. — Мне нравится наказывать. Это разные вещи, — он произносит это таким властным голосом, что по коже Эрвина пробегают мурашки. — Почему они не удивились тому, что ты таинственно исчез? — Эрвин решает сменить тему, — Ты же проходил мимо них? Кенни усмехается. — Черта с два я буду светить своим лицом перед полицейскими и ищейками. Я всегда пробираюсь через окно в комнате той старушки. Она постоянно дрыхнет. Эрвин часто моргает. Так вот почему мужчины не стали тут ничего осматривать. — Ты сможешь это сделать сейчас? — спрашивает его Эрвин. — Да, — Кенни зарывается рукой в волосы, — Но больше я сюда не вернусь. Что-то сжимается внутри. Эрвин старается это не замечать, кивает головой, сцепляя обе руки в замок и разглядывая пол. Ему просто досадно от того, что Кенни не выполнил свое обещание. — Я принес тебе книгу, — он заминается, — Но ты все еще не сделал то, что я просил. Брови Кенни приподнимаются. Губы на мгновение изгибаются в довольной улыбке, но она тут же исчезает, сменяясь привычным безразличием. — Ах да, — он насмешливо оглядывает Эрвина, — Если тебе уж так хочется заняться половым воспитанием, то придется идти со мной. Куда — не скажу. Эрвин хмурится. Ему не хочется признаваться себе в том, что какое-то приятное волнение возникает в груди от слов Кенни. Пойти с ним непонятно куда в Подземном городе? Это сущее безумие, особенно после всех этих обвинений сыщиков. — Не думаю, что ты настолько бессовестный, что заведешь меня в какую-нибудь ловушку после того, как я помог тебе скрыться. — Когда это ты начал так хорошо обо мне думать? — Кенни презрительно ухмыляется, — Начитался сказок про благородных воров? — Ты сам только что сказал, что тебе не нравится издеваться над людьми, — возражает Эрвин. Кенни откидывается назад, приподнимает ноги, перекрещивая их и складывая на поверхность стола рядом с Эрвином. Ему сразу хочется отодвинуться куда-нибудь в сторону. — Может, я хочу тебя наказать, — ехидно говорит Кенни. Во рту все пересыхает. Чертово похмелье. Эрвин хватает фляжку с водой, делает большой глоток. — Мне казалось, что я уже получил свое наказание, — неуверенно отвечает он. — Большому мальчику — большое наказание, — глумится Кенни. Схватить бы его за ноги и кинуть на другой конец комнаты. Пусть увидит, на что способен «большой мальчик». — «Сероглазый король» — слишком красивая кличка для такого невзрачного коротышки, как ты, — отвечает он с обидой в голосе, понимая, что можно было бы придумать и что-то получше. Но ему очень сложно соображать, когда рядом с ним лежат эти ступни в вычищенных ботинках. Одна из штанин чуть сползает по ноге вниз, обнажая мускулы голени. — Они еще и назвали меня красавчиком, — фыркает Кенни, — И вообще, если я король, а ты принц, то ты обязан мне подчиняться. Ты же послушаешься меня, если я захочу тебя высечь? Или как там наказывают короли своих подданных? В этот момент Эрвину кажется, что он бы предпочел продолжить разговор с теми гнусными ищейками. — Если тебя и можно назвать королем, то только нагим, — откликается он. Кенни слоняет голову набок, приподнимает брови, смотря на него как на идиота. — Я имел в виду то, что… ты… не очень богатый. Другое значение, — говорит Эрвин, запинаясь. Кенни продолжает невозмутимо на него глядеть, ничего не отвечая. Эрвину кажется, что в комнате становится слишком душно, он снова тянется за фляжкой с водой. — Ты пойдешь со мной или нет? — наконец подает голос Кенни. Эрвин нервно осматривается. Он успеет прибраться за несколько минут, в этот раз товаров не так много: сегодня он с собой почти ничего не брал. Но он не должен этого делать — идти с Кенни невесть куда. Зачем идти на такой риск, ради того, чтобы Кенни рассказывал ему какие-то гадости и всячески над ним издевался? Однако Эрвин также не хочет показаться трусом. Кенни вопросительно смотрит на него. Эрвин встает и начинает собирать вещи в ящики. — Полицейские в последний раз не сопровождали меня до выхода. Сегодня я тоже могу уйти один, — говорит он. Кенни за его спиной вскакивает, обдавая цветочным запахом. — Выжди минут пятнадцать после того, как я уйду, — инструктирует он Эрвина, — Когда выйдешь, иди к лестнице обычным путем. Знаешь здание с надписью «У титанов нет хуя, зато есть он у меня»? Эрвин глубоко вдыхает. Есть еще шанс отказаться и отправиться домой. — К сожалению, да, — ворчит он. — Прекрасно, — Кенни не обращает внимание на его тон, — У него сверни направо, а затем пройди в один из переулков, где горит ярко-красный фонарь. По этой улице редко кто ходит в это время. И надень капюшон. Я найду тебя там. Кенни берет «Историю верований человечества» и прячет ее за пазуху. — Постарайся не выглядеть как маленькая испуганная девочка. Иди спокойно и смотри вниз, голову не поднимай, понял? — наставляет его Кенни, стоя у порога. Эрвин бросает на него яростный взгляд. Кенни накидывает капюшон куртки на голову, отвечает ему насмешкой серых глаз и скрывается за дверью. Эрвин прислушивается: никаких звуков не доносится из коридора, все тихо. Значит, наверное, Кенни удалось сбежать незамеченным. Он не может заставить себя сесть, беспокойно пересекает комнату раз за разом, поглядывая на часы каждую секунду. Он не думает, что отец разрешил бы ему прогуливаться по подземелью в одиночку, и от этого осознания Эрвина с головы до ног накрывает стыд. «Все будет хорошо, — убеждает себя он, — Я не попадусь». Когда пятнадцать минут истекают, он влажными руками надевает на голову капюшон, открывает дверь и выходит из здания. Полицейские отпускают его одного и не задают никаких вопросов. Эрвин с облегчением выдыхает. У дома с неприличной надписью он сворачивает направо, как велел Кенни. Он оказывается на темной улице и ищет глазами переулок с красным фонарем — вот он, между двумя зданиями с разбитыми окнами. Эрвин пересекает улицу и входит в переулок, прячась в тени. Вокруг никого нет, только лежат кучи мусора, он осматривает их, убеждаясь в том, что это не люди. В конец переулка — тупик, сплошная стена. Из-за одной двери доносится женский смех, и Эрвин вздрагивает, готовясь бежать. Но никто не выходит наружу и поэтому Эрвин продолжает стоять на месте, лихорадочно ища глазами Кенни. Сколько ему нужно ждать? Проходит еще несколько минут. Эрвин немного успокаивается, достает фляжку и делает из нее глоток. К спине прислоняется что-то острое, свистящий шепот раздается у уха: — Заждался, умник? Эрвин подпрыгивает на месте, роняя фляжку. Кенни убирает нож, выходит из-за его спины, давясь от смеха. — Спокойно, я не собирался тебя грабить. — Откуда ты взялся? — негодует Эрвин. Он наблюдал за входом в переулок, но Кенни объявился с другой стороны. Кенни самодовольно улыбается. — Настоящий вор никогда не раскрывает свои секретные приемы. — Когда ты перестанешь… — начинает Эрвин, но Кенни затыкает его, прислоняя ладонь ко рту. Мальчик обеспокоенно смотрит в сторону, откуда пришел Эрвин. До их ушей доносятся чьи-то голоса. Ладонь Кенни холодная и гладкая, тонкие пальцы плотно сжимают губы. Эрвин почему-то ожидал, что она будет жесткой, но прикосновение этой мягкой кожи к его рту напоминает ему нежные руки Мари. Наверное, Эрвину тоже следовало бы обратить внимание на происходящее на соседней улице, но он не может оторвать взгляд от напряженного лица Кенни. Если бы у него была возможность, он бы возмутился такому обращению с собой, но сейчас ему приходится молчать. Он даже не может сопротивляться. «А хочешь ли ты этого вообще?» — спрашивает его ехидный внутренний голос. Укусить бы эти наглые пальцы так, чтобы Кенни вскрикнул от боли. Эрвин непроизвольно шевелит губами, и рука сжимается на его лице еще сильнее. Кенни бросает на него предостерегающий взгляд, и Эрвин тут же отводит взгляд в сторону. Звуки голосов становятся все более четкими. Кенни отнимает руку, жестом показывает следовать за ним. — Иди медленно, — негромко произносит он. Они идут в направлении тупиковой стены, что вызывает у Эрвина недоумение: куда они здесь смогут скрыться? Голоса за спиной звучат знакомо. Эрвин охватывает ужас. — Куда спешите, детки? — говорит один из мужчин. Это те ищейки, которые допрашивали его ранее. — Бежим, — шепчет Кенни и хватает Эрвина за руку. Он бросается вперед, Эрвин следует за ним, вцепившись в его ладонь и тяжело дыша. Они добегают до конца тупика, слыша за спиной крики и громкий стук шагов. Кенни открывает одну из дверей, толкает туда Эрвина. Он оказывается в сумрачной прихожей с красными светильниками на стенах. Кенни закрывает дверь на засов, бежит дальше, жестом указывая Эрвину бежать за ним. Внутри пахнет чем-то сладким — одурманивающий аромат, от которого у Эрвина начинает немного кружиться голова. Кенни бежит по коридору, сворачивает направо, и Эрвин старается поспевать за ним: он слышит, как за спиной в дверь начинают долбиться преследующие их сыщики. Он успевает заметить на стенах обои с аляповатым цветочным рисунком, картины с полуголыми телами, множество дверей по бокам с дверными ручками в виде сердец. Кенни поворачивает к лестнице в конце коридора, мчится по ней вверх, перепрыгивая через несколько ступеней сразу. Они взбегают на самый верхний этаж, где Кенни останавливается, вскидывая голову и забираясь по еще одной маленькой лестнице, ведущей на крышу. Он быстро открывает люк, машет Эрвину рукой. — Что рот разинул? Вперед! — недовольно вскрикивает Кенни. Эрвин медлит, окидывая недоверчивым взглядом стоящего на ступеньках мальчика. — Как мы оттуда сбежим? Ты умеешь летать? — Эрвин яростно шепчет, оборачивается, прислушиваясь к звукам внизу. Ему кажется, что он слышит топот. — Залезай, идиот. Хочешь к ним? Я могу тебя скинуть вниз, так ты точно полетаешь. Эрвин с ненавистью смотрит на него и карабкается по лестнице, пытаясь не поддаться желанию дернуть Кенни за ноги и скинуть его вниз. Когда они оказываются на крыше, Кенни захлопывает люк и пытается втащить на него тяжелый ящик, который так кстати стоит рядом. Эрвин бросается к нему, помогая толкать ящик, и вместе они умудряются закрыть люк полностью. — За мной, — командует Кенни и несется к противоположному краю крыши. В царящей вокруг полутьме его силуэт теряется за дымоходом, и когда Эрвин оказывается у края, то останавливается, в недоумении оглядывая пустое пространство крыши. Куда он исчез? — Сюда, умник, — доносится голос откуда-то снизу. Эрвин подходит ближе к краю, опускает голову. Кенни ожидает его на лестнице, идущей вдоль стены дома, на его лице написано нетерпение и одновременно какое-то странное… удовольствие? Ступени еле видно — это просто тонкие железки, вбитые в стену. Эрвин сомневается, что он сможет удержать баланс на такой предательской поверхности. — Какой смысл спускаться? — Эрвин свешивается вниз, — Они могут ожидать нас на улице. — Ты можешь хоть раз просто сделать то, что тебе говорят? — Кенни хватает его за галстук и притягивает к себе. Эрвин резко выдыхает, оказываясь лицом к лицу с Кенни. Он еле удерживает равновесие, в панике хватаясь руками за черепицу. Глаза Кенни горят серебряным пламенем, рука крепко сжимает веревки галстука. Его взгляд жалит, заставляет податься вперед — только для чего? Эрвин впивается пальцами в черепицу, чувствуя боль. — Ты даже не представляешь, как мне сейчас хочется схватить тебя за шею и сбросить вниз, — голос Эрвина звучит на несколько тонов ниже обычного, в нем звучит металл, но под пристальным взглядом глаз Кенни он потихоньку начинает плавиться, — Посмотрим, сможешь ли ты полететь. Кенни притягивает его еще ближе. Колени Эрвина сводит болью от соприкосновения с камнем. — Давай, — рука Кенни обхватывает галстук еще ближе к шее, пальцы касаются кожи, — Ты полетишь вместе со мной. Колени подгибаются, пальцы еле держатся за край крыши. Эрвин хватает Кенни за запястье, отрывая его пальцы от веревок один за другим. — Спускайся, если не хочешь, чтобы я наступил тебе на лицо, — бормочет Эрвин. Кенни издевательски улыбается. — Только попробуй. Я отплачу тебе тем же, когда мы окажемся внизу. Желание сбросить его на землю только усиливается. Эрвин закрывает глаза, взывает к своим остаткам самообладания и осторожно наступает на железку. Он плотно прислоняет подошву к металлической поверхности, но ему это удается с трудом: ступни у него большие, они еле умещаются в пространстве между ступенькой и стеной. Они аккуратно спускаются до тех пор, пока Кенни не подает голос: — Сейчас нам нужно сделать небольшой трюк, — Эрвин смотрит на него вниз. Они находятся на уровне второго этажа, где лестница неожиданно обрывается. — Обернись, — приказывает Кенни. Эрвин делает, как ему сказано, хоть и с большой неохотой. Соседний рядом с ними дом располагается очень близко, за их спинами Эрвин замечает балкон. Ставни на окнах задвинуты, поэтому невозможно понять, есть ли кто в помещении или нет. — Нам туда, — Кенни указывает на балкон. С губ Эрвина срывается вздох возмущения. — И как ты приказываешь это делать? — агрессивно спрашивает он. Кенни цокает, поворачивается спиной к лестнице и устремляет взгляд в сторону балкона. — Смотри за мной, — просто говорит он. Он цепляется руками за железную ступеньку, отталкивается ногами от другой, взмывая в воздух и на секунду оказываясь почти параллельно земле внизу. Эрвин чуть не ахает от удивления: Кенни делает это так изящно и небрежно, словно совсем не затрачивает на это сил. Кажется, что его тело не весит нисколько, что оно соткано из воздуха — иначе как ему удается так парить над землей? Он отрывает обе руки от ступеньки, летит вниз, и Эрвин почти бросается вслед за ним — но только что он сможет сделать? Ему никак не прервать его падение. Кенни расставляет руки в стороны и приземляется на перила балкона, покачиваясь и удерживая баланс. Затем он выпрямляется, переставляет ноги, чтобы повернуться к Эрвину лицом. Его победоносный вид вызывает у Эрвина одновременно раздражение и — хоть и не хочет этого признавать — восхищение. Он отводит взгляд от балансирующего на ограждении балкона Кенни и смотрит на улицу внизу. Там никого нет, видимо, их преследователи застряли в доме. Как он сможет повторить то, что сделал Кенни? Его тело не такое легкое и гибкое, он достаточно крупный для своих лет. — Я не смогу так сделать, — произносит Эрвин через силу. Кенни складывает перед собой руки, все еще стоя на перилах. — Я знаю, — уверенность в его голосе заставляет Эрвина стиснуть зубы, — Наклонись и постарайся схватиться за перила. Руки у тебя большие, ты сможешь дотянуться. Эрвин решает не медлить — каждая секунда сейчас важна, пока те сыщики пытаются понять, куда они сбежали. Кенни спрыгивает на пол, начинает открывать ставни. Эрвин хватается левой рукой за ступеньку, плотно прижимаясь подошвами к нижней, выпрямляет правую, пытаясь дотянуться до балкона. Ему это удается. Он хватается за деревяшку, кидая взгляд на Кенни. — Оторви ноги и цепляйся другой рукой, — инструктирует он, — Давай, ты сможешь. Эрвин не уверен, что у него получится продержаться на одной руке с такой неустойчивой хваткой, но времени на раздумья у него нет. Изнутри здания он слышит шум, чьи-то крики. Он отрывает руку, падает вперед и ударяется грудью о балкон. На мгновение весь воздух вылетает из его легких. Эрвин быстро поднимает вторую руку, цепляется за перила, подтягиваясь и опрокидываясь через них. Кенни хватает его за плечо, другой касается его спины, помогая забраться на балкон. Эрвин выпрямляется, тяжело дыша. Кенни внимательно наблюдает за ним, разглядывая его вздымающуюся грудь. — Я надеюсь, — Эрвин пытается отдышаться, — Это все было не зря. Кенни раскрывает ставни, открывает балконную дверь. — Все еще думаешь, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку? — усмехается он, — Иди за мной. Они входят в темное помещение, Эрвин оступается, чуть не падая на идущего впереди Кенни. Тот недовольно вздыхает, берет Эрвина за руку и ведет за собой. — Вы, внешние, в подземелье как слепые, — бросает он через плечо. Эрвин чувствует сильную хватку его пальцев в своей ладони. Он сжимает их в ответ — он не хочет потеряться. — Я не привык скрываться от кого-то в темноте, — отвечает Эрвин. Кенни издает какой-то печальный смешок. — Ты в хороших руках, — иронично замечает он, — Я научился скрываться, как только появился на свет. Он идут куда-то вглубь дома, Кенни открывает двери одну за другой, ведет Эрвина вниз, ни разу не останавливаясь. Он видит тусклые полоски света из нескольких комнат, слышит чьи-то приглушенные голоса, но Кенни не обращает на это внимания, тащит его за собой, бесшумно ступая по полу. Эрвин старается идти так же тихо, но у него получается гораздо хуже. Они спускаются, по-видимому, на самый нижний этаж, оказываясь в кромешной тьме. Кенни проходит вперед, отпуская руку Эрвина. В этом помещении пахнет чем-то сырым и затхлым, кожа становится влажной от плотного воздуха. Несколько секунд в комнате не раздается ни звука. «Опять он куда-то исчез», — нервно думает Эрвин и оглядывается — будто это чем-то поможет ему в этой непроглядной темноте. — Кенни? — тихо спрашивает Эрвин, — Где ты? Шорох раздается где-то справа от Эрвина. — Я все еще тут. Думаешь, я брошу тебя после всего, что мы с тобой прошли? — слышится его насмешливый голос. Эрвин разъяренно оглядывается вокруг. — И как прикажешь мне тебя искать? Вдруг я наступлю на что-то и переполошу весь дом. Кенни смеется. — Как меня искать? — его голос теперь доносится откуда-то сзади, — По запаху, — шепот раздается рядом с ухом Эрвина, что-то впивается ему в спину. Эрвин резко поворачивается, вскидывая руки и готовясь драться. Кенни чиркает спичкой, ее свет озаряет бледное лицо. В руках он держит ключи: видимо, ими он и ткнул Эрвина в спину. — Может, ты прекратишь это делать со мной? Тыкать в меня разными штуками, — обижается Эрвин. — Нечего тут кулаками размахивать, — Кенни качает головой, — Я искал ключи. Теперь мы можем отсюда выбраться. Он тушит спичку, снова берет Эрвина за руку и ведет по темноте. Эрвину становится немного стыдно. Может, иногда от Кенни стоит ожидать не только насилие, но к этому осознанию было сложно привыкнуть. — Не бойся, в этот раз я не исчезну, — говорит Кенни и отпускает его. Эрвин слышит звук открываемого замка и скрип двери. В лицо ударяет луч света, и Эрвин жмурится, прикрывая глаза ладонью. Спустя некоторое время он их открывает, поднимает голову и видит Кенни, стоящего в проеме наклонной двери, которая ведет наружу. «Как в том сне, — вспоминает Эрвин, — Там он тоже появился из двери подвала». Только в реальности Эрвин выходит оттуда вместе с ним. Они поднимаются по ступеням и оказываются на какой-то невзрачной улице. Кенни отряхивается, закрывает дверцу на ключ. — Ну, каково тебе быть крысой? — Кенни спрашивает, поправляя волосы и с брезгливостью вытаскивая оттуда клок пыли. Эрвин все еще щурится от обилия света. Во время их побега он ненадолго забыл о своем похмелье, но теперь оно снова напомнило о себе головной болью. — Эээ, — сердито начинает говорить Эрвин, растирая виски, — Мне казалось, крысы не бегают по крышам. Кенни заглядывает внутрь своей куртки, убеждаясь в том, что книга, которую ему принес Эрвин, на месте. Он поднимает голову, надменно оглядывая Эрвина. — Я бегаю там, где хочу, — отчеканивает он. Эрвин закатывает глаза, решая ничего не отвечать. Соображает он туго, сейчас бы мог отдать все за глоток воды. Фляжка осталась на той улице, где за ними погнались ищейки. — Нужно быстро убираться отсюда, — Кенни поторапливает его. Эрвин кивает, и они бегут между домов, оказываясь в закоулке с несколькими барами, рядом с дверьми которых трутся сомнительного вида мужчины. Здесь мальчики немного замедляют шаг. — Что это было? — спрашивает Эрвин, — Я имею в виду, зачем в том учреждении есть путь для побега? Кенни вздыхает и быстрым движением руки надевает на голову Эрвина капюшон. Он снял его, когда они бежали по дому — капюшон мешал обзору. — В то учреждение приходят много плохих дядь и теть, — ехидно говорит Кенни, — Они могут сделать нехорошие вещи, и поэтому из дома есть несколько способов смыться. Я выбрал самый интересный. Эрвину хочется скинуть капюшон снова чисто ему назло — только что это докажет? Это только оправдает снисходительное отношение Кенни к нему, подтвердит, что он просто обиженный ребенок. — Интересный, значит, — хмыкает Эрвин, — Не можешь не выпендриваться даже когда тебе что-то угрожает. Кенни пронзает его своими глазами-лезвиями. — Об этом маршруте мало кто знает, — объясняет он с неохотой, — Уверен, что если они проникли в дом, то попытались бы воспользоваться одним из подземных ходов. У Эрвина снова начинает кружиться голова. Весь этот день — обвинения в сотрудничестве с ворами, неожиданная гонка по улицам и крышам, невероятный прыжок Кенни — кажется каким-то дурным сном. Как будто ему было мало их в последнее время. — Ладно. Я рад, что ты решил выпендриться, — признает Эрвин, искоса глядя на Кенни. Тот отвечает ему недоверчивым взглядом, фыркает и тут же отворачивается. — Наша сделка все еще в силе? — спрашивает Кенни, смотря себе под ноги. Эрвин снова бросает на него быстрый взгляд, и его сердце начинает биться чаще. Он думал, что Кенни забыл про это, что он сейчас скажет отправляться домой и никогда больше здесь не появляться. «Я рад тому, что он меня не выгоняет?», — удивляется Эрвин. Эта мысль вводит его в замешательство. — Я… Да, — отвечает Эрвин, тоже вперив взгляд в землю под ногами. Какое-то время Кенни молчит, затем говорит своим обычным приказным тоном: — Тогда нам нужно… — он не успевает закончить предложение. К дверям бара подбегают двое мужчин, что-то крича шатающимся из стороны в сторону посетителям. У одного из них Эрвин видит на лице шрам. Кенни делает шаг назад, хватая Эрвина за руку. — Опусти голову, быстро, — шепчет он. Второй мужчина замечает их, показывает на них пальцем. — Вот они! — вопит он, и его напарник поворачивает голову в направлении двух мальчиков. Кенни крепко стискивает ладонь Эрвина. — Бежим! — кричит он. Эрвин делает так, как сказал Кенни — бежит, бежит, слыша только свое дыхание и его и крепко сжимая гладкие пальцы в руке.