Принц и нищий

— Гляди на них, — шепчет ему на ухо Ганс. Эрвин искоса смотрит туда, куда указывает его друг, затем бросает настороженный взгляд на бубнящего впереди учителя: кажется, тот ничего не слышал. — Выродки, — продолжает Ганс. — Таких бы даже титаны жрать не стали. Чувствуешь эту вонь? Меня сейчас стошнит, — он издает характерный звук. — Отвечаю, они накинутся на мою блевоту, морду из-за нее разобьют. Может, стоит попробовать? Эрвин ничего не говорит в ответ, все его внимание сосредоточено на учителе. Глаза уже почти привыкли к полумраку, но от запаха и правда было некуда деться — Эрвин вдыхает осторожно, стараясь не закашляться. Сколько еще дней его одежда будет пахнуть так: помоями, дерьмом, застарелым потом. Эрвин опять делает осторожный вдох: его легкие сжимаются, в глазах появляются слезы. Гнилой плотью — вот чем он будет пахнуть, когда наконец выйдет на поверхность. «Придется выбросить одежду», — мрачно думает он. Что скажет по этому поводу отец? Эрвину становится стыдно. Отец не будет морщить нос и говорить, чтобы он немедленно избавился от испорченного костюма. Отец будет слушать его рассказы с печальным лицом и снарядит кого-нибудь спуститься в подземелье с ящиками, наполненными продуктами и новой одеждой. Почему Эрвин не может быть таким, как он? — ...Как вы уже знаете, город начали строить по распоряжению монархии с целью эвакуации людей в случае нападения титанов. Впоследствии план строительства был заморожен, и под землю стали сбегать люди, у которых не было возможностей для проживания на поверхности, — отсюда и высокий уровень преступности, поскольку убежище здесь находили… — Ты посмотри на этого, — рядом с ухом снова раздается свистящий шепот Ганса. — Тощий крысеныш смотрит на тебя так, будто хочет съесть. Вон там, за углом, рядом с кучей мусора. Эрвин неохотно отводит взгляд от скучающего лица учителя и смотрит в ту сторону, куда показывает Ганс. На земле сидит худой мальчишка в окружении таких же сверстников-ободранцев. Он прислонился к стене, на согнутой в колене ноге небрежно лежит рука, в пальцах — маленький нож. Угольно-черные пряди падают на щеки, из-под сведенных бровей смотрят злые серые глаза — такого же цвета, как и лезвие, которое он медленно вертит в руке. Лица других мальчиков сложно различить из-за грязи и спутанных волос, но именно этот выглядит чистым, хоть и потрепанным: ровно расчесанные волосы, светлая кожа, мешковатая одежда висит на тощем теле. — ...Кровавые столкновения здесь не редкость, и поэтому нужно быть предельно осторожными… — слышится монотонный голос учителя. Мальчик плотно сжимает нож в руке и чуть подается вперед, когда понимает, что Эрвин не отрывает от него глаз. Эрвин отводит взгляд. Он морщится — почти неконтролируемо, потирает рукой нос. «Отребье, — с отвращением думает он. — Копаются в дерьме, грабят и убивают, чтобы выжить. Это не люди. Такие никогда не смогут нам помочь». — Смотри-ка, — снова доносится шепот Ганса. — Ты ему пришелся по нраву. Эрвин с усилием поворачивается, снова натыкаясь на холодный взгляд серых глаз. Мальчик еле слышно что-то произносит, сидящие рядом наклоняются, чтобы понять его слова. Его губы растягиваются в гадкой усмешке. Он по-прежнему смотрит на Эрвина, на лезвии играет тусклый свет фонаря. — Не обращай на них внимания, — шепчет Эрвин Гансу, отвечая мальчику презрительным взглядом. — Они животные. Только и могут, что завидовать нам и ждать, когда смогут отнять у нас кошельки. Ганс хищно улыбается. — Эта крыса явно хочет забрать у тебя не только деньги. Эрвин молчит, демонстративно достает из сумки учебник. Он открывается на странице про строительство Подземного города, где у Эрвина лежит закладка: с иллюстрации к главе на него смотрят довольные люди, расхаживающие по улицам среди богато украшенных домов. Над ними нависает огромный потолок из каменных плит с изображением неба и облаков, фонари светят так ярко, что создается впечатление, будто люди находятся вовсе не глубоко под землей. Эрвин отрывается от книги, смотрит наверх. Непроглядная тьма, сырая и вонючая бездна. «Интересно, залетают ли сюда птицы?» — думает Эрвин. Ганс тыкает его локтем в бок — колонна с учениками начинает двигаться вперед вслед за учителем. Эрвин поспешно закрывает книгу, поправляет волосы и идет за одноклассниками. Зачем-то он оборачивается и снова смотрит туда, где сидит груда мальчишек. Черноволосый медленно встает, снова что-то говорит своим друзьям. «Друзья, — брезгливо думает Эрвин. — Знают ли они вообще, что это такое?». Их группа следует по маршруту за учителем, слушая его рассказ о том, что планировалось построить в том или ином месте: здесь должен был быть огромный ресторан, а здесь — театр, а вон там, на возвышении — величественное здание правительства, сейчас смотрящее на них пустыми глазницами окон. Его стены исписаны похабными надписями, на полуразрушенной лестнице лежат неподвижные тела. Мужчина спит лицом вниз, его тонкая рука — вся в кровоподтеках — свисает со ступени, одного пальца не хватает. Может, он не спит, может, он уже мертв. По спине Эрвина пробегают мурашки, а в груди зарождается гнев: «Разве этим мы должны сейчас заниматься? Это гиблое место, зачем нам о нем знать? Наше место там, на поверхности, а не в этих помоях. Неужели знания об этом помогут нам сделать что-то полезное?». Из глубины здания неподалеку раздается громкий плач. Учитель поспешно заканчивает свою речь и делает жест, чтобы группа следовала за ним. Ганс дергает Эрвина за плечо. — Я сейчас сдохну, не могу уже слушать эту херню, — ноет он. Ученики сворачивают за угол, скрываясь за стеной дома. — Давай свалим, а? Посмотрим, что там. Эрвин мягко убирает его руку с плеча, хмурит брови — и чуть не ударяет себя ладонью по лицу. Он обещал себе больше этого не делать — хватило с него того, что в младших классах его постоянно называли «бровастый», когда он делал такое недовольное лицо. Это не должно ассоциироваться с его обликом, такие клички могут повредить его репутации. А Эрвин хочет далеко пойти, он хочет уважения и признания. — Ну? — нетерпеливо спрашивает Ганс. Его отец — одна из шишек в правительстве, с ним лучше сохранять хорошие отношения. Эрвин нервно смотрит в ту сторону, куда ушли остальные из его группы. Учитель не следит за ними двоими, он доверяет Эрвину — а как может быть иначе: безупречные оценки и поведение, староста класса, отец — почетный гражданин Митры. Эрвин никогда не сделает то, что может его замарать. Но отрываться от группы в самом сердце Подземного города… Это может сильно повредить Эрвину. С другой стороны, если он откажется, то может потерять расположение Ганса, а значит и те карьерные перспективы, которые может предложить его чиновник-отец. Мозг Эрвина усиленно обдумывает, как поступить. Ганс раздраженно покачивается из стороны в сторону. Эрвин уже видит, как выражение его вытянутого лица меняется, в насмешливых черных глазах появляется что-то гадкое: «Я так и думал, что он слабак. Только и может, что лизать жопу учителям, чтобы получать пятерки». Эрвин хлопает Ганса по плечу, широко улыбаясь. — Ты прав, сколько уже можно слушать эту скукоту? Я и так это все знаю наизусть. Пойдем. Брови Ганса изгибаются в удивлении, оно тут же сменяется довольной ухмылкой. Он достает из-за пазухи кинжал, гордо размахивая им перед лицом Эрвина. Толстая рукоять, увенчанная рубином, лезвие с вырезанным на ней именем — оно выглядит громоздким и неудобным в бою, но Эрвин ничего про это не говорит. — Стырил из отцовского кабинета, — важно заявляет Ганс, чуть не роняя кинжал на землю. — Ух ты, — пытается изобразить восхищение Эрвин. Идея сбежать нравится ему все меньше и меньше. «Подземный город кишит преступниками», — вспоминает он слова учителя. Да и зачем ему одни только слова, достаточно оглянуться вокруг. Ганс как будто читает его мысли. — Они ничего нам не сделают, — он убирает кинжал в ножны и кладет его в карман, — Полиция нещадно пиздит их каждый день, думаешь, они рискнут напасть на школьника? Да с них за это шкуры сдерут, если, конечно, у этих уродов они еще остались. Давай, пойдем, — подгоняет Эрвина Ганс. — Ты же знаешь, как потом добраться до конца маршрута. Эрвин согласно кивает. Конечно, он знает всю карту Подземного города, хоть и находится здесь в первый раз. У него феноменальная память, как не устают ему говорить в школе. Ганс пускается вприпрыжку к ступеням лестницы, Эрвин старается за ним не отставать. Ногой он наступает во что-то мягкое и отскакивает в сторону. Это что-то — кроваво-коричневого цвета с кусочками рваного мяса и стеклянными осколками. Эрвин пытается сдержать рвотный позыв и быстро идет вперед, догоняя Ганса. Ганс останавливается у лежащего на лестнице мужчины, склоняя голову и рассматривая изможденное тело. Эрвин останавливается рядом, еле сдерживаясь, чтобы не убежать назад. В прорехах рубахи мужчины виднеется грязно-желтая кожа, из-под шеи выбегает крыса. Ганс издает смешок и пинает мужчину под ребра. Тот не издает ни звука. Эрвину становится дурно. «Так… нельзя. Да, они испорченные животные, но так делать нельзя. Что будет, если нас кто-то увидит?» Гансу надоедает пялиться на полутруп, и он взбегает по лестнице дальше, останавливаясь перед покосившимися дверями. Изнутри веет холодом и пахнет нечистотами. Снова раздается крик. — Ганс, может, лучше… — нерешительно начинает Эрвин, оглядываясь по сторонам. Ганс делает шаг назад, задумчиво почесывая подбородок. — Тебя никогда не бесило, что нас не учат убивать? — медленно произносит Ганс. Эрвин застывает. Ганс поворачивает к нему свое неприятное длинное лицо. — Нас пугают сказками про титанов, твердят, чтобы мы были готовы ко всему, но ничему толком не учат. Эрвин смахивает ладонью холодный пот на лбу. Крик из глубины дома снова режет уши. — Нас и не должны пока этому учить. Для этого нужно поступить в кадеты. Не все хотят туда идти. — Думаешь, эти безмозглые военные смогут что-нибудь сделать? Нет, Эрвин, нам нужно будет защищаться самим. Краем глаза Эрвин видит какое-то движение. Из-за угла здания выползает женщина, в ее руке какой-то черный огрызок, половина головы лысая, с другой стороны тонкие седые волосы падают на полуоткрытую грудь. Она замечает Эрвина с Гансом и хищно смотрит на них. Эрвин нервно сглатывает. — Гарнизон сможет нас защитить. Для этого он и существует, чтобы мы могли жить обычной жизнью, — он пытается ровно произносить слова. — Эти идиоты тренируются на куклах. Как они смогут кого-то защитить? — презрительно говорит Ганс. — Для того, чтобы убить кого-то, нужно почувствовать, как это делается. Нужна тренировка. — Ты… — Для этого сгодятся и крысы. Чтобы понять, как отнимать чью-то жизнь, — Ганс пытается, чтобы его слова звучали угрожающе, но это выглядит глупо с его ломающимся голосом и напыщенным лицом. «Начитался своих идиотских романов про серийных убийц», — гневно думает Эрвин. Это все, чем Ганс занимается на уроках, — прячет под столом книжку и читает про то, как несчастных женщин и детей расчленяют на части. «Почему я вообще с ним общаюсь?», — появляется в голове мысль, полная отчаяния. «Ради карьеры», — отвечает ему строгий голос. Гансу надоедает смотреть на Эрвина, застывшего в ступоре, и он идет вперед, толкая ногой дверь и срывая ее с хлипких петель. — Эрвин, — говорит он, по-дурацки ухмыляясь, — сейчас они получат самый важный урок в своей никчемной жизни. Ганс опять достает кинжал из кармана и вступает в темноту. Эрвин как загипнотизированный идет вслед. Он наступает ногой в лужу, по помещению пробегает эхо. Что-то или кто-то шуршит в дальнем углу, издавая хрипящие звуки. Глаза почти ничего не видят, во тьме можно различить только тусклые прямоугольники света от окон по бокам зала. Ганс смело продвигается вперед. Кто-то кричит и всхлипывает в соседней комнате. Эрвин слышит учащенное дыхание Ганса, старается неслышно следовать за ним. Они идут по коридору, сворачивая в темный проем, откуда, кажется, слышится плач. Эрвин видит какое-то движение, когда они ступают за порог. Кто-то ползет вглубь комнаты, судорожно дыша. Ганс выхватывает кинжал из ножен. Воняет так, что на глазах выступают слезы. Существо доползает до рваной полоски света, исходящей из дыры в стене. Теперь Эрвин может разглядеть, кто это, — маленькая девочка, скулящая и сжимающая в руке что-то похожее на игрушку. Ганс замахивается на нее, и девочка сворачивается в клубок, пряча лицо в руках. — Поганые крысы, — смеется Ганс. — Мы пришли вам помочь. Эрвин тянется к нему, пытаясь остановить, пытаясь придумать, что сказать. Его рука дрожит, с губ почти срываются слова. Ганс резко отлетает к стене, кинжал вылетает из его руки, звеня по полу. Из уст Ганса вырывается крик боли. Эрвин бросается вперед, лихорадочно смотря во все стороны, но никого не видит. Кровь стучит в ушах. — Эти крысы, — раздается незнакомый голос, — выгрызут вам сердце. Эрвин поворачивается вправо — туда, откуда слышится голос, но не успевает ничего сделать. Весь воздух вылетает у него из груди, спина врезается в стену — что, откуда? — голову раскраивает невыносимая боль. Пальцы впиваются ему в глотку, а в живот прилетает удар кулака. Где-то рядом кричит Ганс, Эрвин слышит звук падения на пол. Он успевает разглядеть две фигуры, склонившиеся над другом и изо всех сил пинающие его тело. Эрвин зажмуривается от боли, когда его снова ударяют под ребра. — Подожди, — приказывает тот, кто держит Эрвина за горло, — нам не нужно, чтобы он подох. Один из нападающих отступает назад. — Как скажешь, Л… — Не называй мое имя, болван, — вскрикивает стоящий перед Эрвином. Во рту Эрвин чувствует железный вкус крови. — Уебки, — хрипит Ганс. — Сраные уебки, что вы… творите… ы-ы-ы… твари… я… Его затыкают пинком. — А этот не такой разговорчивый, — язвительно замечает человек, держащий его за горло. Глаза наконец-то привыкают к темноте. Снова эти глаза — металл и ненависть, иссиня-черные волосы, спадающие на худые щеки. То отребье с улицы, размахивающее ножом. Эрвин пытается издать какой-то звук, и хватка на его шее становится крепче. Его противник сжимает губы и звучно плюет в сторону. Эрвину кажется, что следующий плевок он получит в лицо. — Кто вы такие? — сдавленным голосом спрашивает он. Никакой реакции — только жуткие звуки ударов по телу Ганса и его истошные крики. Эрвин опять раскрывает рот, но его тут же затыкают. — Тише. Мне больше нравится, когда ты молчишь, — говорит мальчишка и снова ударяет его кулаком. Эрвин кривится от боли. — Что вы там мямлили, ученички? Что, преподадите нам важный урок? Ну давайте, я слушаю, что вы сможете рассказать интересного о внешнем мире? Что там живут такие же подонки, как и здесь, только в красивых костюмчиках? Что у вас чуть меньше смердит на улицах? Что еще? — ледяные глаза не отрываются от лица Эрвина. Ганс всхлипывает, его начинает рвать. — Смотрите-ка, что нам преподнес любезный гость с поверхности. Что ты там говорил, что мы будем драться за твою блевоту? — его голос сочится ядом. — Мальчики, давайте и мы их чему-то научим, надо же быть благодарными. Один из парней подходит к Гансу, хватает его за волосы. Ганс пронзительно вскрикивает. Его лицо измазано грязью, по щеке течет струйка крови. Черноволосый отворачивается от Эрвина, бросая взгляд на Ганса. Тот смотрит на парня сквозь слезы, мычит что-то нечленораздельное. — Я тебя не понимаю. Видимо, на поверхности разговаривают на другом языке — языке свиней. Но я думаю, эти мои слова ты поймешь. Голова черноволосого склоняется набок. — Жри, — приказывает он. Ганс кричит, пытаясь вырваться. Эрвин бессознательно дергается и чувствует, как через ткань рубашки к его животу прикасается что-то острое. — Тихо, бровастый. Не мешай. Тот, кто держит Ганса за волосы, смеется и пригвождает голову Ганса к луже рвоты. Ганс извивается, но один из бандитов пинает его и тот снова замирает. — Что, не нравится? А мы, по твоим словам, готовы были бы отдаться за такое угощение. Чем ты лучше нас? Эрвин снова открывает рот, не в силах смотреть на то, что перед ним происходит. Главарь бандитов резко поворачивается к нему. — Хочешь присоединиться? Там на двоих хватит — вас хорошо кормят. — Прекрати, — выдыхает Эрвин, думая, что это будут его последние слова. Острие царапает ему живот. Черноволосый приближается к нему, прикасаясь всем телом, еще крепче сжимая холодные пальцы на шее Эрвина. От него пахнет мылом. Эта дурацкая мысль проскальзывает в голове Эрвина. Среди всего этого смрада от мальчишки пахнет чистотой, а дыхание отдает чем-то травяным. Серые глаза сужаются, вздернутый нос искривляется в отвращении. — Ты смеешь мне приказывать на моей территории? — он говорит это тихо, но от этого Эрвину становится еще страшнее. — Мы не хотели… Мы не хотели причинить вам вред. — Врать вас еще не учили, я смотрю. А у нас здесь это передается с молоком матери. Может, мы все-таки лучше вас? Эрвин судорожно вздыхает. Мысли теряются от паники, голова кружится от причиненной ему боли. Запах мыла, тонкий и цветочный — почему-то именно он заставляет Эрвина взять себя в руки. Что-то, что напоминает ему о внешнем мире. «Мы не имели никакого права так делать, — голос, чем-то похожий на голос отца, звучит отчаянно в его голове, — Что мы наделали?» Эрвин смотрит на девочку, про которую он забыл с момента потасовки. Кто-то из мальчиков сидит рядом с ней, поглаживая ее по голове. Главарь следит за взглядом Эрвина. — Жалеешь, что не успел ничего с ней сделать? Мы, крысы, живучие твари. Эрвин снова смотрит на него, хмурится и сжимает губы. — Мы поступили подло. Я знаю, что нам нет прощения. Нам говорят про вас то, что вы нелюди, что вы преступники. Что выходцы отсюда учиняют беспорядки на поверхности и убивают людей. Парни за спиной черноволосого начинают угрожающе надвигаться на Эрвина. Ганс снова плачет, и его тыкают лицом в лужу. Главарь поднимает руку с кинжалом, останавливая своих приспешников, хищно улыбается, глядя Эрвину в глаза. — Какие красивые и благородные слова, меня аж пробрало. И что же, вы захотели решить проблему на корню — вскрыть нам глотки, чтобы никто не пачкал дерьмом ваши прекрасные улицы? Зуб даю, вы бы там все отдали, чтобы нас пожрали титаны — вот было бы облегчение? Ах да, я забыл, что титаны не позарятся на такую падаль, как мы. И снова у Эрвина голова идет кругом. Все слова теряются, все, что он хочет сказать, кажется ему жалким, как лепет новорожденного. — Что, нечего сказать? — едко говорит черноволосый. — Я думал, — отвечает Эрвин, понимая, что подписывает себе смертный приговор, — что тебе больше нравится, когда я молчу. Парень ничего не отвечает, еще крепче прижимая лезвие к коже на животе Эрвина. — Ты прав, меня тошнит от твоего голоса. Я бы хотел, чтобы ты замолчал навсегда, но я не такой, как ты, и не хочу убивать человека за то, что он просто тупая свинья. Заберите у них все ценное. Мальчики бросаются на Ганса, раздирая ему пиджак и вытряхивая все на пол. — Негусто, — говорит один из них, ощупывая кошелек. Другой достает из сумки книжку, протягивает ее главарю. — Это ценное? — спрашивает он. Черноволосый внимательно осматривает обложку. Эрвин помнит ее: «Кровавый коллекционер», про маньяка из Троста, который любил собирать чужие пальцы. — Дерьмо, — отрезает главарь, и мальчик кидает книгу в кучу мусора рядом с Гансом. Пальцы отрываются от горла Эрвина. — Будь послушным мальчиком. Веди себя хорошо, — насмешливо произносит черноволосый. Эрвин чувствует, как холодная рука заползает ему под пиджак, и почему-то это пугает его больше, чем кинжал, приставленный к животу. Пальцы методично обшаривают внутренние карманы: кошелек, часы, складная расческа. «Хорошо, что отец дал мне немного на карманные расходы», — с облегчением думает Эрвин. Все это вор передает своим приспешникам, даже расческу. Далее он осматривает сумку Эрвина, аккуратно доставая оттуда учебник. Он смотрит на него с минуту и затем отдает тому же парню, которому он передал содержимое карманов. — Но ты же сказал, что это мусор? — недоуменно замечает тот. — Дурак. Это другая книга, — раздраженно отвечает главарь и снова начинает разглядывать Эрвина. — Все взяли? Уходим. — А как же кинжал, босс? — спрашивает один из парней. Кинжал лежит на полу, чуть прикрытый разорванным пиджаком Ганса. Черноволосый опускается на колени, вытаскивает кинжал из-под ткани. — Тц, — разочарованно шипит он. — Кинжал нельзя взять, он слишком заметный. И на лезвии, видимо, имя этой твари. — Но ты же говорил, что мы забираем все… Это наше главное правило. Мы ничего не оставляем за собой. — И что, прикажешь взять с собой этих двоих? — взвивается главарь. — Не спорю, идея хорошая, мяса в них много, но что-то мне не очень хочется питаться свиньями. Другие парни настороженно молчат. — Подумай своей дурной башкой, — продолжает главарь. — Кинжал мы не берем, — видно, как его злит, что приходится оставлять оружие. Мальчик отбрасывает кинжал в сторону в порыве ярости, разворачиваясь к Эрвину лицом и снова подходя к нему вплотную. — А теперь смотри, ученичок. Если хоть кому-то расскажешь про то, что здесь произошло и как мы выглядели, то я найду тебя везде на твоей сраной поверхности. Понял? Придумывай, что хочешь, если у тебя хватит мозгов. Мальчик отходит от Эрвина, держа перед собой нож. Он вытирает о штаны ту руку, которой держал Эрвина за шею. На его лицо падает холодный луч света из дыры в стене, и на секунду Эрвину кажется, что он видит на его лице что-то странное — что-то похожее на тоску. Мальчик смотрит на окружающих его людей, и в его глазах читается усталость. Он замечает взгляд Эрвина, и что-то отчаянное появляется на лице. Эрвину приходит в голову безумная мысль: «Сейчас он попросит забрать его с собой». Но потом это выражение исчезает с его лица, сменяясь жесткой маской. — Мы не падаль, которую можно топтать своими начищенными сапогами, — высокомерным голосом говорит мальчик. — Я надеюсь, ты это понял. Может, настанет в вашей жизни момент, когда от таких, как мы, будет зависеть ваша жизнь. Посмотрим, что вы тогда скажете. Он поворачивается к Эрвину спиной, машет рукой своим приспешникам. — Уходим, — приказывает он и исчезает в темноте, остальные следуют за ним. Эрвин остается стоять в тишине, нарушаемой только всхлипываниями Ганса. Он ощупывает живот — то место, где рубашку вспороло лезвие ножа, чувствует на пальцах кровь. Порез ноет, но пока Эрвин старается не обращать на это внимание и опускается на колени рядом с Гансом. — Эрвин, — его губы трясутся, — я… скажу отцу… они их всех… — Помолчи, — холодно произносит Эрвин и отрывает кусок от своей рубашки, вытирая Гансу лицо. Тот с отвращением сплевывает, хватается руками за плечи Эрвина. — Мы их всех… этих тварей… Эрвин отрывает от себя его руки, встает, отряхиваясь. — Ты ничего про них не скажешь, — сурово говорит он. — Ни слова. Мы не запомнили их лиц, они были в масках. Мы сами на это нарвались. — Эрвин, что ты… — Ты его не слышал? Он убьет тебя. Ганс трясется, в его глазах снова выступают слезы. — Они не заслуживают того, чтобы жить… после всего этого… — Я скажу, что ты напал на беззащитную девочку, — прерывает его Эрвин. Он чувствует, как что-то внутри него загорается, обжигая и пульсируя. — Да как ты смеешь… — Мы сделаем так, как они сказали. Понял? Ганс молчит, его лицо искажается от ярости. — Урод, — выплевывает Ганс. — Что бы ты сейчас говорил, если бы тебя заставили жрать собственную рвоту? — Я бы сказал им спасибо, что не перерезали мне в это время глотку. Или, может статься, они все-таки решили тебя убить, и лишь я чудом остался в живых? Эрвин недвусмысленно смотрит на кинжал, лежащий рядом с его ногой. Ганс замолкает. Конечно, Эрвин этого не сделает. Но нужно было что-то сказать, чтобы заткнуть Ганса. Эрвин отворачивается от него, закрывая глаза. Эта вонь. Сколько еще дней она будет липнуть к его коже, долго ли еще он будет чувствовать привкус крови во рту? В этот момент Эрвину кажется, что он будет преследовать его всю жизнь. «Я это заслужил», — думает он, вступая в маленькое пятно света на полу. Среди смрада он снова чувствует на своей коже запах мыла и еле уловимый травяной аромат. Почему-то ему становится от этого спокойнее.