Лонгитюдный метод

      Пока Нил провожает взглядом захлопывающуюся дверь, взгляд Жана уже был устремлён на полученные бумаги. Он волшебным образом находит диван и, не оглядываясь по сторонам, садится на него, удивительно, не промахиваясь, хотя он очень сосредоточен. Нил облакачивается на стол, стоящий рядом. Быстро пробежав глазами по тексту, француз кривит лицо и выдаёт что-то похожее на «Фу».       — «Фу»? Серьёзно? Это наш первый пациент! — он смотрит недоумевающе, вряд ли бы Ваймак на первых порах стал им подсовывать что-то настолько отвратительное, что даже Моро заставило скривиться.       — Знаешь как говорят? «Каким будет твой первый пациент, такой и будет вся твоя врачебная практика». И если «это» олицетворение всех следующих лет моего лечебного дела, то я бы увольнялся прямо сейчас, — делает поспешный вывод Жан, продолжая вчитываться в рукописные записи.       — Ты бы хоть резюмировал, что узнал в этой истории болезни, а то у меня нет даже минимальной почвы для гаданий, о чём твоё отвращение, — Жан переводит взгляд с бумаг на Нила и мультипликационно хлопает глазами, почти со звуком.       — Ты действительно не слышал про семью Морияма? — взгляд Жана приобретает удивлённый окрас, но он всё же надеется, что друг шутит.       — Нет. А что с ними? — Нил действительно был не в курсе, о ком идёт речь, даже не слышал ни разу этой фамилии. Он вообще надеялся, что вся эта тема с «важными семьями» ушла в прошлое, потому что это попахивает классовой расслойкой общества, где рабочий класс по сравнению с буржуями — пробитое дно, а Нил себя дном не считает. Деньги, конечно, всё равно крутят мир, но их наличие не должно критически нарушать равноправие, особенно, если человек их лишь унаследовал. Да и новостями Джостен особо никогда не интересовался. Ему казалось это потраченным впустую временем, спонсировавшим читателей лишь негативными эмоциями. Расширяющиеся глаза Моро говорят о том, что, возможно, стоило бы изредка их поглядывать.       — Заметь, это я, фактически французский студент, который большую часть своей жизни прожил в другой стране, тебе рассказываю. En bref, очень богатая семейка, варящаяся в области правительства. Кто-то член Сената, кто-то в нижней палате, а кто-то просто предприниматель с девятизначными банковскими счетами... Это не столь важно, сколько слухи, которые о них ходят: «потомки якудзы», «подпольный бизнес», «наёмничество», «нарушение уголовных и морально-этических норм»... И это только верхушка айсберга. Я сначала подумал, что пациент просто однофамилец, но нет, он буквально член этой семьи, — вот то, чего Нил и не хотел знать в современном мире — мажоры, решившие, что им всё сойдёт с рук, потому что всё и всех можно купить. Действительно «Фу». Вот только происхождение пациента его не волнует, если только семья его не психотравмировала, тогда разговор иной.       — И?.. — кратко спрашивает Джостен о том, зачем нужен был этот пересказ жёлтой прессы, если это никак не влияет на их работу с больным.       — «И»?! — громкостью выкрика приятеля немного оглушило, — Нам могут отрубить пальцы просто за то, что мы ими к нему прикоснулись! Тебе пальцы не дороги? Хотя, тебе, скорее, язык отрежут, но тут ситуативно... — Жан пытается сбросить шуткой тревогу, которую он сам в себе в моменте взрастил.       — А ты не думаешь, что этот Рико сам сильно облажался, раз уж валяется здесь? — Нил аккуратно забирает бумаги из слегка дрожащих пальцев Жана, — Он здесь уже сколько? — Джостен быстро находит дату поступления в истории болезни, — Пять месяцев? Если бы кто-то из его «семейки Аддамс» действительно нуждался в нём, его бы давно забрали. К тому же, это точно не первоклассная больница, которую ему могли бы, кстати, обеспечить. Судя по всему, — Нил снова опускает голову к документам, — Его ни разу не посещали родные или даже друзья, так что, я бы сказал, что мы с тобой гораздо раскрепощённее в своих действиях в отношении него, нежели с другими пациентами, — кажется, Жан немного успокоился, — Я бы на твоём месте задавался вопросом, почему нам дали не нового пациента, а человека с прописанной симптоматикой и лечением. Подозрительно только, что лечение есть, а о диагнозе ни слова, — прихмурившись, Джостен ещё раз пробегается взглядом по написанному и кладёт бумаги на стол.       — Думаю, ему просто глушили ярко выраженные симптомы. Вероятно, Ваймак нас пока проверяет на уровень знаний: в состоянии ли мы верно диагностировать расстройство или нет. А ещё мегаломания свойственна нескольким заболеваниям, au fait.       — Ну тогда, нам стоит пока прошарить справочники, — Джостен улыбается и уже было отправляется искать нужные книги, но Моро его останавливает.       — Стой, — Жан резко хватается за рукописи, которые он какое-то время назад расшифровывал, — Не нужны справочники, — он ищет абзац с ключевыми фразами, — Его бред не нелепый, прогрессивный паралич отметаем. Маникальный синдром — мимо, отсутствует определяющая симптоматика... Биполярка тоже, соответственно. Паранойя? Сомнительно. Слишком молодой и... как будто недостаточно устойчиво интегрирован к жизни, — Моро задумчиво чешет голову, — Остаётся только шизофрения, но... — он ещё раз быстро перелистывает все записи, — Все упоминания галлюцинаций стоят под вопросом, а указания о ранних проявлениях отсутствуют.       — Вот это странно. Врачи же всегда ищут первопричину. Неужели у него или его родственников не пытались ничего выяснить? — Нил хмурится, прикладывая ладонь к лицу в размышлении, — А что значит «под вопросом»? — Жан лишь протягивает ему бумаги, где возле предложений с описанием псевдоувиденного и псевдоуслышанного пациентом буквально стоят вопросительные знаки, — Любопытно... А кто его до этого лечил?       — Какой-то «Пруст», там даже имени нет, — Моро не был осведомлён о работниках клиники, вверив изучение этой темы своему напарнику.       — На сайте больницы нет упоминаний о таком, я бы запомнил... — Джостен поперекатывал на языке странную фамилию ещё пару мгновений, вбивая её в поиск в Интернете на телефоне. Ничего не находя, он понимает, что сейчас они вряд ли что-то узнают. Его больше волновал другой вопрос, — А ты реально наизусть знаешь все заболевания с бредовой симптоматикой?       — Основные. Все и не нужно, — отвечает Жан с лёгкой полуулыбкой, — Думаешь, мы можем с этим идти к Ваймаку? — его лицо приобрело нотку нерешительности.       — Думаю, да. Больше же у нас ничего нет? — напарник отрицательно мотает головой, — Ну вот и всё. На опросе узнаем все недостающие детали, — Нил присаживается на свободный край дивана.       — Я всё же кое-что перепроверю, — Моро резко вскакивает и направляется на выход из ординаторской, — Вдруг память меня подвела и я всё же ошибся, n'est-ce pas? — Нил провожает его подозрительным взглядом.       — Тебе помочь, может? — вслед кричит Джостен.       — Non, pas besoin. — отвечает Жан, вылетая из кабинета. На что его друг кидает вопросительно сщуренный взгляд на дверь.       На самом деле Нил достаточно хорошо знает французский. Не на уровне носителя, конечно, но средний уровень имеется. В школе он выбирал его как второй иностранный, когда ещё была возможность там учиться. После смерти матери он какое-то время прятался от отца где-то на юге Нормандии, а потом на попутках добирался до Новой Аквитании, когда его чуть было не обнаружили. Так что да, этот язык пригодился ему не раз, особенно когда водитель добровольно-принудительно (читайте: под дулом пистолета) попросил Джостена рассказать ему пару-тройку (десятков) анекдотов, чтобы было не так скучно ехать. Невероятное было приключение. Фраза «Amuse-moi bien», произнесённая усатым автомобилистом с угрожающей улыбкой отпечаталась в памяти Нила надолго и до сих пор снится ему в кошмарах. А ещё он делил ночлежку с бомжом, который ну очень любил пофилософствовать под сладковатый аромат травки, но в одиночку курить и пиздеть ему было не в кайф, поэтому единственный раз, когда Нил вёл действительно длительные французские монологи — это тогда, в состоянии наркотического опьянения, а всё делалось лишь во благо простого человеческого сна в закрытой обстановке, не располагающей к нападениям людей или ненастной погоды. Тяжёлая была ночка. Но и на этом язык любви (или как там его, блять, называют) с ним не закончил. При поступлении в медицинский, его упоминания Нил слышал постоянно на парах латыни. «Ну разве глагол «est» вам ничего не напоминает?» — спрашивала преподавательница, выискивая фанатов изучения иностранных языков. Джостен, конечно, ей ответил, что во французском тоже такое есть, но так и не понял, к чему им было вообще изучение глаголов, если вся медицинская терминология — это существительные и прилагательные. А затем случился Жан. Приехал из своего Марселя, бубнит под нос по-французски, а Нил типа не понимает, о чём. Как-то раз Моро ну очень смешно пошутил во время пары на своём родном языке, что Джостен не смог сдержаться и расхохотался на всю аудиторию. Пришлось признаться, что всё это время он прекрасно понимал все маты, которые Жан шептал на занятиях. Тогда, чтобы обсуждать свои секреты в людных местах, они просто переходили на другой язык. Может, кто-то на улице и мог их понять, но одногруппники всегда разочарованно охали, когда вслушивались в их разговор, но не понимали ни черта, не находя почвы для сплетен. А ещё говорят, что французы — самый сплетничаюший народ... Нил готов с этим поспорить, а то ведь он знаком с одним французом. Сейчас Моро говорил на достаточно чистом английском, хотя раньше прослеживался очень чёткий акцент. Джостену думается, что он вкидывает французские фразы специально, а не потому что не может вспомнить их на другом языке. А ведь Нил никогда не спрашивал, откуда у его иностранного друга такой хороший английский...       Тем временем Жан уже вернулся с пачкой разнообразных пожелтевших от времени бумаг в руках:       — Ваймак освободился, мы можем идти, — пачка с громким хлопком приземляется на стол, кажется, от неё даже взлетела волна пыли, накопленная за долгим лежанием без дела.       — На кой тебе было в архив? Ты же болячку мистера Мориямы проверить хотел, — спрашивает Джостен с ярко выраженной поднятой бровью.       — Не суть, — отмахнулся Моро, но это не значит, что Нил не выпытает у него ответ на свой вопрос потом, — А другие заболевания я уже прошерстил.       — И? — намекает на продолжение фразы Нил, протягивая руку к принесённым Жаном бумагам.       — И ничего, — он не сильно бьёт Джостена по руке, — Лапы от моего сокровища убрать! Сам потом тебе всё расскажу. А теперь пошевели булками, а то останешься сегодня без десерта.       — Самый лучший десерт — это ты, Жан, а не какой-то там Рико Морияма, — наигранно закатывает глаза Нил.       — А это мы обсудим после работы, mon chéri, — разворачивается лицом к выходу Моро.       — Ну ладно, идём, моя французская булочка, — со спины не было видно, но у Жана после этой фразы порозовели щёки.       Ваймак уже ждал их на диване, стоящем в холле. Что-то в его обыденной задумчивости было не так, словно он был чем-то расстроен или недоволен. Он не поднимал головы, пока ординаторы подходили, поэтому Жану пришлось его окликнуть:       — Доктор Ваймак? Нам нужно с Вами поделиться своими доводами и опросить пациента, Вы же уже закончили? — последний вопрос был задан из чистой вежливости, очевидно, что Дэвид завершил свои дела, да и час уже давно прошёл. Ваймак поднял голову только спустя пару секунд после вопроса Моро.       — Да, что вы решили? Какой предположительный диагноз пациента? — голос прозвучал отдалённо, будто врач был не здесь, а где-то в другом мире.       — Точно нельзя сказать, в истории болезни не хватает деталей, но похоже на параноидную шизофрению.       — Хм, интересно... — Ваймак потирает щетинистый подбородок.       — Это... Как расценивать Ваш ответ? — теряется Нил.       — Его диагноз даже я не знаю, поэтому, вам стоит выяснить, что нужно, у пациента, непосредственно, — психиатр уже собирается сопроводить студентов в палату, но...       — А предыдущий врач знал? — вопрос Джостена звучит в голове Дэвида чем-то вроде атомного взрыва.       — Нет. Он был... Не слишком компетентен. Анамнез им собран верный, но диагностики заболевания не было... Пойдёмте, — Ваймак явно не хотел это обсуждать. Торопил их не потому, что пациент заждался, а потому что с этим Прустом было что-то не так. Нилу очень хотелось выяснить, что конкретно. Но позже.       Они подошли к одиночной палате, после чего руководитель представил своих студентов и пропустил их вперёд, ближе к пациенту, но сам остался стоять внутри у двери, следя, чтобы те не напортачили. Опрос решил начать Жан:       — Здравствуйте. Нам необходима некоторая информация для улучшения Вашего лечения, вы не против ответить на пару вопросов?       — Нет, что вы, — Рико смотрит на руку, пальцем которой пытается подцепить непонятно откуда взявшийся заусенец, — У меня же так много свободного времени, — в речи, кажется, проскользнул сарказм, но ведь он действительно ничем не был занят... Вряд ли в психушке у пациентов бывает много дел, — К тому же, рядом такой красавчик, как ты, — на лице пациента рисуется опасная ухмылка, а его палец утыкается Моро в ямку между ключицами. Жан теперь действительно не чувствует себя в безопасности, будто его уже задавили авторитетом и угрозами, хотя авторитет и угроза здесь, вообще-то, сам Жан, ведь это он врач, и именно он может прописать больному совершенно невыносимое лечение, наполненное болью и страданиями (хоть это и выходит за рамки морали и точно не было прописано в клятве Гиппократа, но он сможет подобрать достойные аргументы в своё оправдание). Моро пытается перебить мгновенно возникающие мысли о пытках, ведь, во-первых, он врач, а во-вторых, Морияма ещё ничего ему не сделал. Просто у Рико неприятная аура... И история, и семья, и лицо у него тоже неприятное, и этот палец на теле Жана тоже сильно неприятный.       — Попрошу Вас, пожалуйста, не прикасаться ко мне, — Моро отходит на пол шага назад, нервно сглатывая, — Раз Вы дали согласие, то начнём опрос, — Рико резко сокращает расстояние между ними и берёт Жана за подбородок, что заставляет двоих свидетелей этого действа напрячься. Нил хочет вмешаться, но руководитель останавливает его, взглядом объясняя, что пока рано.       — Вы боитесь меня? — снова эта ухмылка. Конечно, блять, «начнём опрос», как только он перестанет распускать руки, так сразу и начнём.       — Ещё раз прошу: не трогайте меня, — практикант снова отходит чуть-чуть назад, — К первому вопросу: каким было ваше детст... — ординатор не успевает договорить, когда его скручивают и валят на пол палаты.       — Никогда. Не. Говори. Мне. Это. Слово, — озлобленный шёпот прилетает брызгами слюней на ухо Моро, пока Нил с Ваймаком зовут санитаров, чтобы вколоть буйному пациенту успокоительное, — Ни-ког... — договорить он не успевает, фильмографично теряя сознание на чужих руках.       — Отдыхай, — фыркает напоследок Жан и вылетает из палаты, предварительно с чрезмерной силой толкнув дверь. Он старался держать себя в руках, ведь произошедшее должно быть мелочью для компетентного врача, но Рико задел собственные триггеры Моро, ответ на которые он и так всё это время пытался подавить, поэтому «держать себя в руках» выходило из рук вон плохо.       — Жан! Эй! — Джостен пытается нагнать своего друга, но из-за разницы в росте француз двигался существенно быстрее. Поэтому они с Ваймаком находят его уже в ординаторской.       — Жан, ты в порядке? — спрашивает руководитель ординатуры.       — Да, в полном. Это просто больной человек, его реакция на мои слова обусловлена механизмами психики, — он говорит серьёзно и уверенно, можно было бы действительно поверить, что у него всё хорошо, но тремор рук и ускоренное дыхание выдавали ложь.       — В любом случае, это не самый приятный опыт для любого специалиста, а особенно в первый день практики, — Дэвид пытался игнорировать невербалику Моро в разговоре, его взгляд всё равно наполнился каплей сочувствия. Он не может заставить человека в таком состоянии работать дальше, — Обдумаете это завтра, на сегодня ваш рабочий день окончен.       — Вы уверены? — удивляется Нил, — Я ещё вполне способен работать, со мной ведь ничего не приключилось, — Джостен смотрит на босса почти в мольбе, он привык работать до износа каждой клеточки тела.       — Ты тоже свободен. Проводи друга, посплетничайте там, выпейте вместе кофе. Возможно, даже, ирландский. Пару кружек, чтобы наверняка, — Ваймак хлопает парня по плечу.       — Но... — пытается оспорить решение руководителя Нил.       — Никаких «но». Чтобы через двадцать минут вас здесь уже не было. Отдыхать! Завтра жду вас в восемь часов утра как штык, — в конце фразы Дэвид поворачивается спиной и поднимает вверх руку, тем самым показывая, что последнее слово за ним, а затем уходит.       Студенты решают действительно сходить куда-нибудь вместе, но обойтись сегодня без алкоголя, потому что «негоже врачам пить в первый рабочий день». Хотя бы в начале своего ординаторского пути им хочется побыть чуть-чуть правильными и проигнорировать совет Ваймака. Единственный совет наставника, который можно проигнорировать. Поэтому они собирают вещи, чтобы покинуть клинику. Жан пытается впихнуть откопанные в архиве документы себе в рюкзак, Нил настойчиво отговаривает его брать работу домой, потому что уже завтрашним утром он вернётся к своей макулатуре. Моро нехотя соглашается, складывая их в шкафчик, висящий над столом. Они выходят из ординаторской и двигаются по длинному больничному коридору, бурно обсуждая то, в какое заведение им стоит сейчас сходить, но Джостен резко затыкается, проходя мимо одной из палат — Нил заметил, как молодой парень, блондин невысокого роста, наблюдал за ним, не отрывая взгляда. Тело обдало холодом, он уставился на пациента в ответ, но тот взгляд не отвёл, а лишь поднял бровь. Жан осведомился, всё ли у его друга хорошо, но ответом было дежурное «я в порядке», поэтому Моро просто поторопил его, и вскоре они покинули больницу.