Лонгитюдный метод

      Нилу раньше казалось, что он никогда не сможет проживать нормальную жизнь, что он вечно будет грязнуть в остаточных проявлениях своего прошлого, которые будут тянуть его всё глубже и глубже на дно болота. А ведь в болоте даже нельзя сгнить, даже животным и насекомым не будет от его мёртвого тела никакого проку — быть настолько бесполезным ощущалось досадно, склоняло к отчаянию. Да и наверное, смерть от утопления для него худшее из зол. Состояние гипоксии — одна из его зловещих фобий, постоянно приходящих в кошмарах. Большинство из них были подарены ему отцом. Ну так, на память, чтобы не забывал о родной семье. Он и не забывал никогда. Только вот это его и губило. Каждый день, просыпаясь в холодном поту из-за очередного сна с сильно превышающей норму дозой насилия даже для фильма ужасов, он думал: «Почему я? Почему со всем этим пиздецом должен был столкнуться именно я?»       «Не жалей о прошлом, жалей о будущем» — фраза, которую Нил услышал когда-то, возможно, от матери, закованной страхом того, что может случиться, если она вдруг решит уйти от мужа-тирана. А она боялась. Её муж — единственное, что её вообще в этой жизни страшило. Даже когда она убежала, оставив всё, что было ею нажито, включая сына, даже когда она умирала в муках под давлением безмерного количества физических и психологических травм, даже когда её прах был развеян по океанскому побережью — Нил уверен, она продолжала бояться. Он интерпретировал ту фразу матери в своей голове, решив, что хоть от чего-то он должен отталкиваться, чтобы идти дальше без неё, ведь семья всегда остаётся началом нашей личности. Получилось что-то вроде: «Забудь о прошлом и думай о будущем (иначе так и утонешь в жалости к самому себе без просвета на жизненном пути)».       Поэтому, пройдя действительно долгий курс психотерапии, Нил решил тоже стать врачом. Ужасов он повидал немало, вряд ли его сможет ещё что-то напугать, а некоторый опыт в лечебном деле (хотя, точнее будет сказать: «оказании первой помощи») и своеобразной психотерапии, хоть и в безжалостных, спартанских условиях, он начал набирать раньше, чем научился читать без запинок. Так что нагнав за пару лет безвылозного чтения учебников школьную программу (в основном, конечно, по биологии, химии и математике, и то, потому что последняя ему просто нравилась), он сдал экзамены и поступил в университет на образовательную программу «Лечебное дело». И первые три года он фыркал на своих глупых одногруппников, не ценивших обучение в высшем учебном заведении ни каплей более, чем сплетни или ночные клубы с огромным количеством неоправданно дорогой выпивки, пока Нил в эти же ночи зубрил учебные материалы от корки до корки, прекрасно понимая, что у него нет купюры большого номинала, чтобы подложить внутрь зачётки на экзамене.       Далее было уже поприятнее: самые тупые были отчислены; те, кто поумнее, ушли сами; а оставшиеся ощущались уж точно не настолько бесячими. Хотя бы половина группы действительно появлялась на большинстве пар и учила материал как полагается. Нил, кажется, даже поверил в людей и думалось ему, что приличное количество этих студентов действительно станет врачами: кто-то хорошими, кто-то не очень, но всё же врачами. Особенно верилось ему в Жана — его одногруппника, приехавшего из Франции три года назад, в начале четвёртого курса. Он не слишком много рассказывал о себе, да и в целом разговорчив не был, но его знаниями и опытом не могли похвастаться даже некоторые практикующие психиатры:       — Ты же всё это знаешь, зачем ты здесь? — спросил однажды Нил, когда Жан снова решил сложную задачу по психопатологии самым первым, но не рисковал поднять руку и ответить, хотя они оба знали, что решение на сто процентов верное.       — Я знаю не всё, — прожурчал голос с французским акцентом, намеренный этой фразой закончить диалог, который не успел начаться. Вот только любопытному Нилу этого было недостаточно, поэтому он продолжал буравить недоуменным взглядом своего товарища и будущего лучшего друга. Жан недовольно вздохнул и продолжил, — Я учился на клинического психолога и читал много дополнительной литературы, но диплома у меня нет из-за... некоторых обстоятельств. Здесь более углубленная программа по сравнению с моей прежней... А ты полный идиот, если путаешь циклотимию с рекуррентной депрессией, — француз меняет тему, заглядывая в тетрадь одногруппника.       — Но там же... — Нил пытается указать на нужное предложение на слайде с примером.       — Боюсь представить, какой была твоя жизнь, если «улыбка от встречи с другом» для тебя — гипертимия... — говорит Жан, понимая, какой факт из задачи привёл Нила к такому выводу, — Будь объективней, жизнь каждого из нас в лучшем случае на грани нормы.       Именно благодаря ему Нил успевал вовремя выучить весь материал и даже немного поспать перед важным зачётом или экзаменом, именно он помогал Джостену писать выпускную дипломную работу, и именно с ним после окончания ВУЗа Нил был направлен на прохождение ординатуры в одну городскую психиатрическую клинику под руководством психиатра Дэвида Ваймака и главного врача Чарльза Уиттера.       — Ну что, остолопы, следующие два года вы проведёте в компании меня, больных и друг друга. Обговорим несколько правил: во-первых, я резкий в выражениях, но я не кусаюсь — если есть вопрос, и он действительно по делу, то подходите и звоните в любое время, если оно, конечно, рабочее; во-вторых, я несу ответственность как за ваши успехи, так и за косяки, поэтому всё, что вы собираетесь сделать сначала обговариваете со мной и делаете, только если я разрешил, по крайней мере, на начальном этапе; ну и в-третьих, мне за вас не особо доплачивают, нянчиться с вами я тут сильно не собираюсь, если что-то не устраивает, то вы знаете, где выход. Вопросы? — очевидно, заключение было риторическим, поэтому студенты синхронно мотают головой — Тогда сегодня ваш первый день. Ходите за мной, наблюдаете за процессом со стороны молча. Надеюсь, вы осведомлены о врачебной этике, тайне и всё в этом роде. Все обсуждения — не дальше дверей ординаторской.       Вот оно — невероятное начало врачебной практики. Нил надеется, что всё же сможет кому-то помочь, послужить хоть какой-то опорой людям, которые заблудились и оказались здесь, каждый по своей причине. Он хочет, чтобы ординатура была не только его путём к диплому, но и действительно ценным опытом. Хотя нет, надежды на лучшее — бред. Жизнь всегда учила его готовиться к худшему.