Звезды отвернулись(1)

      Осенние листья приобретали ярко-красный оттенок, а потом медленно превращались в тускло-коричневые, пока не начали скукоживаться и опадать. Ночи становились все холоднее, солнце — все тускнее и быстро скрывалось за горизонтом. Первый снег выпал шестнадцатого декабря, добавив один дополнительный день к школьным рождественским каникулам.       За это время Эзра с Энтони вполне освоились в новой совместной жизни. Адама перевели в начальную школу Саутгейта в конце сентября, и он уже успел завести там несколько друзей. У Эзры пока не было возможности познакомиться ни с кем из них. Им все еще приходилось быть осторожными в общении с другими людьми, поэтому Энтони установил правило, согласно которому Адам мог проводить время со своими друзьями только у них дома. Тем не менее Адам без умолку рассказывал о Брайане, Уэнслидейле и Пеппер — так много, что Эзре казалось, будто он лично знаком с этими детьми.       Они с Энтони нашли себе занятия по душе, пока Адам был в школе. Эзра устроился на работу в местную библиотеку. Платили там немного, но ему нравилось организовывать мероприятия для детей, и в окружении книг он чувствовал себя как дома.       В конце концов Эзра решил продать книжный магазин. Теперь, когда у него появился Энтони, ему больше не нужно было иметь дом в Лондоне. Однако книги он оставил. Большинство из них переместилось на чердак коттеджа, но для некоторых любимых Эзра нашел особое место в гостиной, а также в их спальне.       Энтони нашел работу в коттедже. Почти месяц он пристраивал к дому теплицу. В ней он начал по-настоящему изучать садоводство, выращивая всевозможные красивые растения. Здесь были цветы всех сортов — гвоздики, тюльпаны, маргаритки, орхидеи. Теперь, когда наступила зима, Энтони начал выращивать и пуансеттии. Одним из любимых развлечений Эзры было сидеть в тепле и читать в своем особом уголке сада, который Энтони оборудовал для него. Там было не так уж и много — простая скамейка и маленький фонтанчик, — но для Эзры это был рай.       — Папа! — раздался голос Адама от переднего окна. — Эзра! Они приехали!       Эзра поднял глаза от кухонного стола, положив последние столовые приборы на свои места. Мальчик уже полчаса стоял на страже, с нетерпением ожидая приезда их гостей. Эзра едва успел снять фартук, как Адам распахнул дверь и на пороге появились Ньютон с Анафемой.       — Счастливого Рождества! — разнесся по дому знакомый голос Анафемы. Эзра вошел в гостиную как раз вовремя, чтобы увидеть, как Адам набросился на женщину, едва не сбив ее с ног и не уронив на Ньютона. Эзра захихикал над энтузиазмом мальчика, подходя, чтобы забрать пакеты из рук Ньютона.       — Давайте я их возьму, — засмеялся Эзра, складывая подарки под елку, чтобы разобраться с ними позже. — Ужин уже почти готов. Пожалуйста, присаживайтесь.       Молодая пара повесила пальто у двери и направилась в столовую. Пока они шли, из кухни появился Энтони с тарелкой, полной разделанной индейки. Эзра встретился взглядом с его янтарными глазами и поднял брови, безмолвно спрашивая, не нужна ли ему помощь в накрывании на стол.       Энтони слегка кивнул, и Эзра устремился на кухню, чтобы взять остальную еду, лавируя при этом вокруг Адама, пока тот возбужденно подпрыгивал на месте, рассказывая о том, как ему не терпится показать им десерт, который он помог приготовить, а позже вечером спеть рождественские гимны и обменяться подарками.       Эзра никогда раньше не любил Рождество. Последние десять лет он жил один, и ему не с кем было праздновать. Это будет его первое Рождество с новой семьей, и он обнаружил, что нелепо взволнован, а также немного нервничает.       Как только стол был накрыт, Эзра занял свое место. Энтони расположился слева от него, а Адам — прямо напротив. Ньютон и Анафема присоединились к ним с другой стороны, и все вместе они принялись за еду.       Закончив трапезу и получив разрешение от отца, Адам вскочил из-за стола и помчался на кухню за подносом с сахарным печеньем в шоколаде, которое он приготовил для них. Они убрали за собой посуду и удалились в гостиную, чтобы насладиться остатком праздничного веселья.       — А теперь можно спеть рождественские гимны? — взволнованно спросил Адам, передавая тарелку с печеньем всем взрослым в комнате. Ньютон с Анафемой взяли по одному, с удовольствием устроившись на диване. Эзра забрал у них тарелку и, крутанувшись на месте, попробовал было поставить ее на стол позади себя, но длинные изящные пальцы перехватили целую горсть печенья, прежде чем Эзра успел убрать их в сторону. Он посмотрел на Энтони с притворным негодованием и попробовал схватить печенье, но Энтони увернулся и бросился к креслу, стоящему перед елкой. Он был вне досягаемости Эзры... пока что.       — Конечно, Адам, — заявил Энтони и отправил одно из сладких угощений в рот, озорно поводя бровями в сторону Эзры, который лишь фыркнул в ответ и направился к пианино, чтобы сесть рядом с Адамом.       Мальчик уже достал ноты и изучал страницу, пытаясь вспомнить, как расположить пальцы. Пианино появилось у них недавно. Это была первая вещь, которую они с Эзрой решили приобрести вместе, чтобы сделать дом более уютным для них обоих. Эзра брал уроки игры на фортепиано еще в детстве, и когда Адам узнал об этом, то настоял на том, чтобы учиться. Поначалу дело шло медленно — Эзра был знатоком литературы, а не учителем музыки, но Адам был сообразительным. Когда он освоился, то оказался способным учеником.       Сначала они исполнили «Храни вас Бог, веселые господа» и «Ангелы, к нам весть дошла», поскольку это были две любимые песни Адама и те, с которыми он был знаком лучше всего. Пока что мальчик мог играть только ноты правой руки. Эзра занял место на скамейке слева от него и играл в нижнем регистре, следуя за Адамом, то ускоряя, то замедляя темп.       После того как Адам исполнил свои любимые песни, они спели несколько других, более известных рождественских гимнов, причем Эзра пришлось занять место Адама, когда одна из них оказывалась слишком сложной для мальчика. Когда они закончили, Адам спрыгнул со скамейки и поспешил к Энтони, забравшись к нему на колени, прежде чем тот успел запротестовать.       — Теперь можно открыть подарки? — спросил мальчик. — Можно?       Его отец рассмеялся, и Эзра повернулся лицом к своей семье и Анафеме с Ньютоном, сидевшим слева от них.       — Адам, — мягко напомнил он, — до Рождества еще два дня. Ты сможешь открыть свои подарки только 25-го.       Мальчик надулся, вызвав смех Анафемы.       — Он может открыть наш, Эзра, — заметила она. — А когда мы входили, на пороге стояла вторая посылка, адресованная ему. — Женщина оглянулась на Адама и подмигнула. — Этого должно хватить, чтобы продержаться до субботы.       Адам первым делом вскрыл их подарок, обнаружив энциклопедию флоры и фауны, характерных для Южной Англии.       — Так ты сможешь начать каталогизировать всех саламандр, которых найдешь здесь, — пояснила Анафема. Мальчик соскользнул с колен отца и поспешил к ней, сначала обняв ее, а потом и Ньютона.       Эзра просиял. Какой замечательный подарок мальчику! Он с нетерпением ждал наступления весны. Подумать только, сколько приключений они могли бы пережить, исследуя окрестности и пытаясь найти свидетельства существования всех видов, перечисленных в этой книге.       — Вы, должно быть, хотели подарить эту книгу Эзре, — поддразнил Энтони, взглянув на своего партнера. Эзра покраснел и притворно нахмурился в ответ. Энтони лишь усмехнулся и взял руку Эзры в свою. Медленно поднеся ее к губам, он поцеловал мягкую кожу на тыльной стороне ладони, отчего по спине Эзру пробежали мурашки.       — Можно мне открыть другой подарок, на котором написано мое имя? — с любопытством спросил Адам, положив книгу на пол рядом с собой. Он посмотрел сначала на Энтони, а затем перевел взгляд на Эзру, спрашивая разрешения у них обоих, отчего сердце последнего исполнилось радости. Ему не хватило бы слов, чтобы описать, как счастлив он был от того, что мальчик видит в нем отца.       Он взглянул на Энтони, давая ему право окончательного решения, но тот лишь кивнул, бросив на Эзру взгляд, который явно говорил: «Он такой же твой сын, как и мой. Давай, решай. Я тебе доверяю».       Эзра улыбнулся, лелея то трепетное чувство, которое все еще возникало у него в груди, когда он думал о том, как ему повезло быть здесь со всеми этими людьми, которые так ему дороги.       — Открывай, Адам. Но сначала открой и прочитай карточку, прикрепленную к нему.       Мальчик сделал, как было велено. Внутри конверта оказалась одна-единственная открытка с нарисованным от руки изображением легендарной зеленой статуи, держащей в руках факел.       — Дорогой Адам, — прочитал мальчик громким и четким голосом, и Эзра улыбнулся. Он так далеко продвинулся с тех пор, как Эзра начал работать с ним в начале года. — Надеюсь, у тебя все хорошо и этот подарок ты получишь как раз к Рождеству. — Он сделал паузу, прищурившись на следующую строчку. Эзра молчал, ожидая, разберется ли он сам. — Последние несколько месяцев я решила посмотреть мир и подумала, что ты захочешь увидеть некоторые из тех мест, где я побывала.       Гордость переполняла сердце Эзры, когда мальчик закончил. Он правильно прочитал все слова. Отложив открытку в сторону, Адам начал разворачивать то, что находилось внутри коричневого бумажного пакета. Медленно наклонившись вперед, Эзра взял в руки нарисованную открытку и перевернул ее, улыбнувшись, когда увидел знакомый почерк Лилит.       — Ого! — воскликнул Адам, доставая небольшой блокнот в кожаном переплете. Внутри были десятки зарисовок мест по всему миру. Пролистав блокнот, Эзра узнал Эйфелеву башню в Париже, каналы Венеции, Шотландское нагорье и даже несколько греческих островов. Лилит определенно была занята в последние несколько месяцев. Судя по открытке, она только что приземлилась в Америке. — Это так здорово! Это мама нарисовала?       — Думаю, да, — пробормотал Энтони, наклоняясь вперед, чтобы взглянуть. — Она всегда хорошо рисовала, когда прилагала достаточное усилие.       Настало время Адаму отправляться в постель, причем быстрее, чем ему хотелось бы. Анафема и Ньютон попрощались с ним, пообещав, что скоро снова придут в гости. Мальчик крепко обнял каждого из них, а затем практически потащил Энтони с Эзрой наверх читать сказки. Он пытался убедить их прочитать семь историй, поскольку именно столько ему было лет, так что это было вполне логично. В конце концов Эзре удалось уговорить его на три, сказав, что, если они останутся и прочитают семь историй, то на следующий день будут слишком уставшими, чтобы заниматься чем-то интересным.       Эзра очень любил читать Адаму, но даже ему пришлось признать поражение, когда они наконец подошли к концу третьей истории. Он сам едва мог держать глаза открытыми. Откуда у Адама до сих пор столько энергии? Мальчик не спал, практически вибрируя от неудержимого воодушевления.       — Адам, — строго предупредил его отец, привлекая его внимание. — Ты помнишь, о чем мы говорили ранее? Что ты должен сделать теперь, когда Анафема и Ньютон ушли домой?       Мальчик вздохнул, и не говоря больше ни слова, улегся под одеяло, положив голову на подушку. Эзра улыбнулся и наклонился, чтобы нежно поцеловать мальчика в щеку.       — Спокойной ночи, Адам, — тихо прошептал он. — Сладких снов, мой дорогой.       Адам подавил зевок.       — Спокойной ночи, Эзра, — пробормотал он, закрывая глаза. — Увидимся позже.       Когда мужчины спустились вниз, взгляд Эзры сразу же упал на разбросанную по полу оберточную бумагу и тарелку с печеньем, которую еще нужно было убрать, не говоря уже о заставленной едой скатерти. Он шагнул вперед, намереваясь приступить к работе, но его остановило прикосновение к локтю.       Повернувшись, Эзра оказался лицом к лицу с Энтони, и от взгляда его янтарных глаз у него перехватило дыхание.       Мягкая ладонь легла на то место, где скула Эзры переходила в шею. Он затрепетал от этого прикосновения, машинально закрыв глаза. Мягкие губы коснулись его губ, и Эзра обнаружил, что его больше не волнует состояние гостиной. Ну и что с того, если она останется в таком состоянии еще на несколько часов? В конце концов, есть куда более приятные занятия, которым можно уделить время.       — Эзра, любовь моя, — прошептал Энтони в перерывах между поцелуями, посылая покалывавший трепет удовольствия по спине своего партнера, — не хочешь ли прогуляться? Вечером на небе не было ни облачка. Полагаю, звезды сегодня будут особенно яркими.       Эзра разомлел, охнув, когда ладони Энтони начали скользить по его шее, касаясь ключиц пальцами. По телу разлилось тепло и стало трудно вспомнить, о чем Энтони спрашивал его секунду назад.       — Вот как?.. — простонал Эзра, когда Энтони прижал его к стене рядом с дверью их спальни. Озорно ухмыляясь, он отстранился и шикнул на него, на миг стрельнув глазами наверх. Эзра захлопнул рот, чувствуя, как сердце пустилось вскачь от страха. Услышал ли их Адам? Не слишком ли громко он себя вел? Кровь прилила к щекам, пока Эзра пытался совладать со своими желаниями и одновременно сформировать связную мысль.       — Не холодновато ли на улице для прогулки? — пробормотал он, переводя дыхание, и затрепетал от дразнящей ухмылки Энтони, который наклонился к его уху, обдав его горячим дыханием.       — Может, я сначала немного согрею тебя?       С губ Эзры сорвалось слабое, с придыханием «пожалуйста», прежде чем Энтони снова накинулся на него, покрывая его шею горячими поцелуями и искусно отыскивая все те места, которые заставляли Эзру таять. Он дрожал под весом Энтони, водя руками по его спине, и потянул за воротник рубашки, досадуя на то, что не подумал расстегнуть побольше пуговиц, прежде чем грудь его любимого так чудесно прижалась к его собственной.       — Если хочешь... — задыхаясь, прошептал Эзра на ухо Энтони, пока тот осыпал поцелуями его шею. Пальцы потянулись к полам рубашки, пытаясь вытянуть их из брюк. В кои-то веки Эзра не надел жилетку, выбрав простую темно-зеленую рубашку и серые брюки. Одним слоем одежды, стоявшим между ним и полным блаженством, меньше. — Если хочешь прогуляться, — повторил он, запустив пальцы в волосы Энтони. Теперь они были длиннее, спускаясь за уши и касаясь основания шеи. Эзра вскользь задумался о том, не отращивает ли он их. Нарисованная его воображением картина, сопровождавшая эту мысль, была слишком соблазнительной, — тебе, наверное, стоит попытаться надеть на меня одежду, а не снимать ее.       Он задумывал это как шутку, но Энтони замедлиться. Его поцелуи превратились из всепоглощающего лесного пожара в мягкое тление угля. Эзра вздохнул, жалея, что не промолчал, но, похоже, для Энтони это было важно. Он согласится на все, чего хотел его любимый.       — Прости, — улыбнулся Энтони, и сердце Эзры воспарило, — я забегаю вперед. Где твое пальто?       Мужчинам потребовалась минута, чтобы привести себя в порядок и взять верхнюю одежду. Эзра потянулся за своим шарфом и покраснел, когда Энтони шагнул вперед, чтобы повязать его.       — Ты очарователен, когда смущаешься, ангел, — пробормотал он, оставляя легкий поцелуй на губах Эзры. — Надеюсь, ты это знаешь.       — Да? — пробормотал тот, лишь слегка раздраженный комментарием своего партнера. — Ну, ты-то всегда очарователен.       Энтони рассмеялся и, схватив Эзру за руку, потащил за дверь.       Они оба оказались правы: на улице было очень холодно, но звезды сияли, как бриллианты. Когда Эзра изумленно охнул, в воздух поднялось облачко пара. Он не мог оторвать глаз от неба. Звезды были такими яркими. До сегодняшнего вечера Эзра и не представлял, что они могут выглядеть так.       — Они великолепны, Энтони! — воскликнул он, сжимая руку, за которую держался, и почувствовал, как его возлюбленный мягко улыбается рядом с ним.       — Так и есть, ангел, так и есть.       Они шли в молчании по своей любимой тропе. Снег все еще лежал на земле то тут, то там, слишком упрямый, чтобы растаять в разгар дня. Эзра задумался о том, каковы шансы на белое Рождество и сколько снега должно выпасть, чтобы оно считалось таковым. Достаточно ли тонкого слоя? Должно ли выпасть несколько сантиметров? Или столько, чтобы пришлось чистить дорогу? Считается ли предыдущий снегопад? Что, если снег пойдет в канун Рождества, но прекратился до полуночи? Считается ли это белым Рождеством? Кто это решает? Ему бы очень хотелось знать.       — Я думал, ты не любишь уходить далеко по ночам, — запротестовал Эзра, когда понял, где они находятся. Ручей находился прямо по другую сторону холма перед ними. По просьбе Энтони они никогда раньше не уходили так далеко от Адама. Понимал ли он, как далеко они от коттеджа? — Адам остался дома.       При слове «дом» его сердце затрепетало. Коттедж стал для него таковым, причем так быстро, что Эзре оставалось только дивиться этому.       Энтони мягко улыбнулся в темноте.       — Не волнуйся, ангел, — пробормотал он, когда они подошли к вершине холма. — Он не будет по нам скучать.       Эзра расслабился, полностью доверяя Энтони. Если Энтони не против оставить Адама дома на некоторое время, то и он тоже.       Они поднялись на холм, и, оторвав взгляд от прекрасного рыжеволосого мужчины рядом с собой, Эзра потрясенно замер. Его голубые глаза широко распахнулись, когда он увидел открывшуюся его взору картину.       Дорожка, усыпанная десятками свечей, вела к маленькому деревянному мостику. Тени вокруг них мерцали в мягком сиянии огня, напоминая Эзре о светлячках и тепле очага в зимнюю стужу. В конце тропинки возвышалась арка, выложенная из пуансеттий. В тусклом свете Эзра разглядел за растениями деревянную конструкцию, созданную для того, чтобы придать им форму, а также маленькие свечи, которые были расставлены среди них, освещая ярко-красные лепестки и маня Эзру подойти поближе.       Легкое потягивание за руку снова привело его в движение. Эзра направился по выложенному проходу, машинально переставляя ноги, с по-прежнему широко распахнутыми от удивления глазами. Как Энтони сделал это? Когда нашел время? Эзра был с ним весь день. Он не мог улизнуть. Так как?..       Взгляд Эзры упал на фигуры слева от арки. Ньютон с Анафемой смотрели на приближающуюся пару с улыбками на лицах. Между ними стоял Адам, одетый в пижамные штаны, заправленные в снегоступы, и красный свитер, который был ему явно велик на несколько размеров. Эзра улыбнулся. По крайней мере, свитер казался теплым.       — Энтони, — выдохнул Эзра, когда пара остановилась перед аркой, и повернулся, чтобы посмотреть на партнера, — что все это значит?       Энтони нерешительно улыбнулся и отпустил руку Эзры, но прежде чем тот начал возражать, извлек из кармана конверт. Это был обычный пергамент, лишенный каких-либо изображений, с одним именем, написанным на внешней стороне.       Эзра.       На глаза Эзры навернулись слезы, но на этот раз от радости. Он заглянул в эти великолепные янтарные глаза и просиял. Энтони улыбнулся в ответ и протянул ему письмо.       — Я обещал тебе замену, — мягко объяснил он. Его глаза блестели в свете свечей, и Эзра никогда не видел его таким потрясающе красивым. Отблески огня на его волосах были просто великолепны. — Открой его.       Эзра поспешил так и сделать. Он не смог бы сдержаться, даже если бы попытался. Медленно и осторожно развернув письмо, он уставился на него со слезами на глазах.       — Мой дорогой Эзра, — по памяти произнес Энтони, взяв свободную руку Эзры в свою. — Не хватит слов во всех языках мира, вместе взятых, чтобы описать, что ты значишь для меня...       Он цитировал письмо по памяти слово за словом, строчку за строчкой, а Эзра все это время читал вместе с ним, ни на секунду не отрывая глаз от страницы, пока не закончил.       Дорогой мой Эзра,       Во всех языках мира, вместе взятых, не хватит слов, чтобы описать, что ты значишь для меня. Я понимаю, что уже говорил тебе это однажды, в совсем другом письме, но хочу, чтобы ты знал, что я подразумевал каждое слово.       До тебя моя жизнь была бессмысленной. Я был оторван от всех и всего, что меня окружало. Я ненавидел мир и знал, что он тоже ненавидит меня. Я не хотел иметь с ним ничего общего. Ни с моими так называемыми друзьями, ни с коллегами, ни с семьей, ни даже с сыном.       А потом ты вошел в дверь моего дома. Я помню нашу первую встречу — как элегантно ты был одет, если не считать того нелепого клетчатого галстука-бабочки. Ты был вежлив и дружелюбен со мной, а когда в комнату вошел Адам с всклокоченными волосами и в грязной одежде, ты проявил к нему такую доброту, какой я никогда не видел. Ты вызвал у него улыбку с первой же обращенной к нему фразы, и я был просто очарован тобой. Я обнаружил, что хочу узнать тебя.       С тех пор ты каждую минуту проявлял только доброту — ко мне, к Адаму, ко всем людям, с которыми общался. Ты взял на себя заботу об Адаме, когда наша няня ушла. Ты пригласил нас в отпуск, когда узнал, что мне нужно уехать из Лондона, иначе город задушит меня, наполнив мои легкие огнем и серой.       Ты видел меня тогда — ты всегда видел меня. Ты видел, как я сражаюсь с ужасами войны в собственной постели. Ты видел, как я медленно угасаю, когда моя семья разваливается на части. Ты видел, как я пытаюсь узнать своего сына, и ты нашел время, чтобы научить меня любить его. Я всегда буду благодарен тебе, мой ангел, за то, что ты показал мне, как стать частью жизни Адама.       Ты — свет в моей тьме, спокойствие в моей буре. Ты прогоняешь ужасы ночи любовью, которую излучаешь каждой своей частичкой. Мне больше нечего бояться, если я знаю, что ты рядом со мной.       Я люблю тебя, Эзра, мой ангел. Я люблю тебя больше, чем саму жизнь. Я люблю тебя, потому что ты проявил ко мне доброту, когда никто другой этого не делал. Я люблю тебя за то, что ты видел меня, когда я потерялся. Я люблю тебя, потому что ты дал мне семью — дал мне цель в жизни. Я люблю тебя, потому что ты мой самый лучший друг.       Если бы мир был другим, люди могли бы посмотреть на нас и сказать, что наши отношения не имеют смысла. Мы — два совершенно разных человека из двух совершенно разных миров. По всей логике, мы не подходим друг другу. Но мир никогда не понимал нас — никогда не понимал того удивительного, прекрасного чувства, что нас объединяет. Я хочу сказать им только одно.       Мы неисповедимы, Ангел. И этого достаточно.       И хотя мир пока не признает нас такими, какие мы есть, в этот день я клянусь любить тебя всем сердцем. Я твой, Эзра Фелл, отныне и навсегда. Я знал это с того момента, как ты впервые назвал меня «дорогой», и, вероятно, почувствовал задолго до этого. Я буду чтить и уважать тебя. Я буду заботиться о тебе, когда ты будешь болеть. Я буду утешать тебя, когда тебе будет грустно. Я никогда не лягу в постель, тая на тебя обиду. Я буду поддерживать тебя в твоих мечтах. Я буду растить своего сына вместе с тобой.       Я клянусь разделить с тобой все аспекты моей жизни, начиная с этого момента. Отныне и навсегда.       С любовью, Энтони       Когда он закончил, Эзра поднял на него заплаканное лицо. Он дрожал — от радости, от счастья, от любви, настолько всепоглощающей, что по большей части он с трудом мог ее осознать.       — Я не знаю, что сказать, — выдохнул он, и прохладный ночной воздух разнес эти слова по округе, словно эхо.       Энтони мягко улыбнулся и сжал его руку.       — Неважно, что ты скажешь, ангел, — пробормотал он с любовью в янтарных глазах. — Лишь бы это было от чистого сердца.       Эзра кивнул и заговорил:       — Энтони, мой дражайший возлюбленный, мой лучший друг. У меня нет ни ручки, ни бумаги, чтобы записать эти слова и увековечить их до конца времен, но я надеюсь, что они все же будут выгравированы в твоем сердце, чтобы ты никогда не забывал, что ты для меня — все.       — До встречи с тобой я верил, что любовь не для меня. Я считал, что любить — значит терпеть сердечную боль и печаль, снова и снова, потому что, хотя я готов был делиться своей любовью, на нее никто никогда не отвечал взаимностью. Кроме тебя.       — Я люблю тебя, Энтони, больше, чем можно выразить словами. Ты называешь меня ангелом, но это ты благословил меня. Ты подарил мне любовь, которой, как я думал, у меня никогда не будет. Ты впустил меня в свою семью, сделал меня отцом своего сына. Сейчас я счастливее, чем когда-либо думал возможно. Ты и Адам — все для меня.       Эзра сделал паузу и посмотрел на Адама, а затем на своих дорогих друзей, Анафему и Ньютона. Все трое улыбались от уха до уха и выжидающе смотрели на него, ожидая, когда он закончит. Медленно обернувшись, Эзра вновь встретился взглядом с Энтони, который нежно сжал его руку.       — С этого дня я обещаю всегда быть честным с тобой. Я буду выслушивать тебя, когда тебе нужно будет выговориться, обнимать, когда тебе нужно будет поплакать. Я сделаю все возможное, чтобы вы с Адамом ни в чем не нуждались. Я буду любить его, как родного. Я буду любить тебя так, будто ты столь же драгоценен, как все звезды на небе, потому что для меня, Энтони, так и есть. Ты — мой, и я — твой. Навсегда.       Дослушав его до конца, Энтони наклонился и поцеловал Эзру, глаза которого невольно закрылись, когда он ощутил контраст холодного воздуха на щеках и теплых губ, прижавшихся к его собственным. Сердце Эзры было до краев наполнено любовью к этому человеку, стоящему перед ним и обещающему ему весь мир. Если бы кто-нибудь сказал ему, что ему придется пережить все страдания от разбитого сердца, только чтобы в итоге получить нечто подобное, Эзра никогда бы им не поверил. Теперь же он не променял бы ни одного из былых разочарований ни на что на свете, потому что все они привели его сюда, к Энтони.       — Счастливого Рождества, Ангел, — прошептал Энтони, отстраняясь и прислоняясь лбом ко лбу Эзры, смотря на него сияющими любовью глазами.       Эзра просиял в ответ, и весь остальной мир отошел на второй план. Вот все, чего он когда-либо хотел, но не верил, что сможет получить. Счастье. Рай. Дом.       — Счастливого Рождества, любовь моя. Мой дорогой Энтони.       Они снова поцеловались при свете свечей и сверкающих звезд, сияющих над ними, в окружении друзей и семьи, с надеждой и обещанием светлого будущего.