Звезды отвернулись(1)

      Эзра тянул время, хотя знал, что ему пора. Он не мог точно сказать, сколько времени займет судебное разбирательство, а потому у него было от двух часов до целого дня, чтобы успеть убраться отсюда до возвращения Энтони. Если он не уедет, то все будет потеряно. Адам будет вынужден остаться в Лондоне, и все трое окажутся совершенно несчастными и с разбитым сердцем.       По крайней мере, так Адам останется с отцом.       Эзра знал, что поступает правильно, но когда пришло время покинуть коттедж, это оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал. Казалось, его конечности весят в сто раз больше, чем обычно. Он передвигался по дому, моя посуду после завтрака, наводя порядок в спальне, переставляя книги Адама, словно находясь в воде или какой-то другой вязкой жидкости.       Эзра едва мог дышать от боли в груди. Мир вокруг него рушился, и он умирал вместе с ним. Как он мог покинуть это место? Как он сможет почувствовать себя дома где-то еще?       В глубине души он знал, что ответ прост: он и не сможет. Эзра проживет остаток жизни, чувствуя себя лишним везде, потому что именно здесь его место. Он чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Они кричали ему остаться, потому что в любом другом месте он будет потерян.       Но Эзра не мог остаться. Адам был важнее и всегда будет. Адаму нужно остаться с отцом, поэтому Эзра должен уехать.       Наконец, не придумав ничего другого, Эзра поднял телефонную трубку. После второго гудка ответила Анафема.       — Привет, Эзра, — тихо сказала она, — чем могу помочь?       Он прочистил горло, жалея, что вечно нервничает, когда приходится врать.       — Доброе утро, Анафема, я хотел спросить, не могли бы вы или Ньютон подвезти меня. — В этой фразе не было лжи. Он надеялся, что она больше сосредоточится на просьбе и меньше — на ее причинах. — Я забыл кое-что очень важное в книжном магазине и собирался дать Энтони ключ, чтобы он забрал это на обратном пути, но из-за всего происходящего это совершенно вылетело у меня из головы.       Он услышал сочувственный вздох женщины на другом конце провода.       — Конечно, Эзра. Мы с Ньютоном как раз собираемся завтракать. Я заеду за вами через некоторое время, хорошо?       — Да, — пробормотал он, надеясь, что она не уловит беспокойства в его голосе. — Звучит прекрасно. Тип-топ, так сказать. Скоро увидимся.       Он положил трубку, прежде чем она успела ответить, и выдохнул. Как скоро Анафема приедет? Энтони, вероятно, только что прибыл в здание суда. Заседание должно было начаться только через пятнадцать минут, и, если предположить, что ни одна из сторон не уступит сразу, оно наверняка займет не меньше часа, а то и больше. А ведь Энтони и Адаму предстояло еще час ехать домой. У него было еще несколько часов, чтобы уехать. Паниковать пока рано.       Чем заняться в ожидании? Эзра не особенно хотел оставаться внутри. Стоял прекрасный день, а пребывание в этом доме вызывало слишком много эмоций, в которых он словно бы тонул. Ему нужен был глоток свежего воздуха.       Не раздумывая ни секунды, Эзра подхватил чемодан и вышел на улицу. Усевшись на деревянную скамейку во дворе, он достал «Гамлета» и начал читать. Потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в слова — его разум был настолько рассеян, что пытался сосредоточиться на сотне разных вещей одновременно. Через некоторое время Эзра обнаружил, что снова поглощен одной из своих любимых историй и все остальное вокруг перестало существовать.       Ничто не могло вывести его из этого транса. Читая, он переносился в другой мир, где был в безопасности от всей боли и душевной муки, которая его ждала. Как только появится Анафема и он перестанет читать, все действительно закончится. Он не был готов к этому и никогда не будет.       На подъездную дорожку въехала машина, и на миг Эзре показалось, что это Энтони. Он захлопнул книгу, широко распахнув глаза от страха, но тут же расслабился, увидев знакомые длинные черные волосы и добрые карие глаза, смотревшие прямо на него, когда Анафема вылезла с водительского сиденья.       — Вижу, вы собрали чемодан, — многозначительно, но не резко заметила она, однако Эзра все равно вспыхнул от смущения. Он должен был догадаться, что ему не удастся ничего скрыть от этой женщины. Она наверняка знала, что он собирался сделать, еще до того, как приехала к нему.       — Анафема, я могу объяснить... — начал он, но она оборвала его взмахом руки, смотря на него с сочувствием.       — Вам не нужно ничего мне объяснять, Эзра, — тихо пробормотала она, подходя к нему и тепло обнимая. Это подкосило его, и он обмяк в ее объятиях, не в силах больше сдерживаться.       — Ш-ш, — пробормотала она. — Все хорошо, все образуется, вот увидите.       — Как? — стонал он сквозь слезы, с трудом хватая воздух. — Как все образуется?       Она погладила его по затылку, по-прежнему не выпуская из объятий.       — Я просто знаю, что все будет хорошо. Вы же знаете, я не могу объяснить, как все это происходит. Я и сама не всегда хорошо себе это представляю. — Она чуть помедлила и, наконец отстранившись, мягко улыбнулась ему.       — Давайте прогуляемся. Только мы с вами. Спустимся к ручью ненадолго, а потом, когда вернемся, сможем отправляться.       Эзра шмыгнул носом, вытирая слезы с лица.       — Вы не попытаетесь остановить меня? Не станете отговаривать?       Анафема покачала головой.       — Я никогда не попытаюсь помешать вам поступить так, как вы считали правильным. Я знаю вас, Эзра, и вы никогда не сделаете ничего из ненависти или злобы. Любой ваш поступок — это акт любви, так или иначе.       Эзра улыбнулся сквозь слезы. Было приятно слышать, что Анафема понимает его. Оставалось только надеяться, что когда-нибудь Энтони и Адам тоже его поймут.       Они шли рука об руку по тропинке к мосту, где встретились в начале лета. Осень уже наступила, и листья на деревьях превратились из насыщенно-зеленых в ярко-      красные и золотистые. Эзра смотрел на этот разноцветный полог, пока они шли, и между ними повисло уютное молчание.       В конце концов, когда они добрались до мостика и облокотились на перила с краю, Анафема заговорила.       — Мне жаль, что жизнь так несправедлива к вам, — пробормотала она, накрыв ладонь Эзры своей. Он повернулся к ней и грустно улыбнулся, ценя ее сочувствие, но зная, что этого никогда не будет достаточно.       — Я лелею надежду, — так же тихо ответил он, возвращаясь взглядом к медленно движущейся под ними воде, — что когда-нибудь все изменится к лучшему. Когда-нибудь такие люди, как я, смогут свободно любить тех, кого хотят. Что таким, как я, будет позволено иметь семью. Что им будет позволено найти свое место. Человечество прогрессирует. Когда-нибудь мы придем к этому. Только не настолько быстро, чтобы я успел испытал счастье. — Эзра тихо рассмеялся, но смех получился резким и горьким. В голове всплыли воспоминания о письме Энтони, и в этот раз он не стал их отгонять. — Может быть, в другой жизни все будет по-другому.       Следующие пятнадцать минут они провели в молчании, а затем повернулись и рука об руку пошли к коттеджу. Была уже середина утра — прошло чуть больше двух часов с тех пор, как Энтони с Адамом уехали.       Эзра знал, что ему тоже пора. Нельзя больше медлить.       — Готовы, дорогая? — спросил Эзра, когда они подошли к дому, и наклонился, чтобы подхватить свой чемодан. Анафема кивнула, бросив быстрый взгляд на дверь, и на ее лице появилось странное выражение.       — Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашей уборной, прежде чем мы поедем? — вежливо спросила она. — Я ненадолго.       Эзра отступил в сторону, пропуская ее, и поставил чемодан обратно на каменную плитку под ногами. Еще один глубокий вздох сорвался с его губ, когда Эзра оглядел внутренний двор. Если бы ему пришлось выбрать одно место на Земле, как самое любимое, то это было бы именно оно. Именно здесь они с Энтони провели столько ночей за разговорами после того, как Адам ложился спать. Именно здесь они признались друг другу в своих чувствах. Именно здесь они поцеловались в первый раз.       Казалось вполне подходящим, что именно здесь он со всем этим распрощается.       До него донесся хруст гравия под колесами машины, заставив нахмурился. Это ведь не Ньютон, верно? У него сложилось впечатление, что у пары только один автомобиль. Кто еще мог подъехать к коттеджу в такое время?       У Эзры кровь застыла в жилах, когда он увидел подъехавший Бентли, из которого выскочил очень красивый и очень сердитый рыжеволосый мужчина.       «Нет». Что Энтони здесь делал? Почему он не в здании суда? Где Адам? «Нет. Нетнетнет». У него еще было время. Прошло всего два часа — едва достаточно, чтобы съездить в Лондон и сразу же вернуться обратно. Неужели суд закончился так быстро? Неужели они все равно проиграли, несмотря на жертву Эзры? Неужели они проиграли потому, что он еще не уехал? Неужели это все его вина? Неужели поэтому Адам не выскочил из машины следом за отцом?       — Какого черта ты здесь делаешь? — спросил он, не сдержавшись. — Ты должен быть в Лондоне на суде!       Энтони был в ярости. Он приблизился к Эзре, гневно сверкая глазами.       — Какого черта ты делаешь? — возразил он, остановившись в паре метров от него. — У тебя с собой чертов чемодан. И здесь машина Анафемы! Ты пытаешься меня бросить. Как ты можешь?       Эзре на глаза снова навернулись слезы. Как это случилось? Почему Энтони здесь? Он должен был быть с Адамом! Он должен был бороться за то, чтобы мальчик остался с ним. Почему он бросил все и теперь отчитывал Эзру за то, что он сделал то, что должен был?       — У меня не было выбора! — выкрикнул Эзра в ответ, пока его сердце разрывалось от боли. — Это я виноват в том, что Лилит пытается забрать Адама. Она не хотела, чтобы кто-то вроде меня воспитывал ее сына. — Он сделал паузу и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Я не хочу, чтобы из-за меня тебя разлучили с сыном, Энтони. Адам стоит сотни таких, как я, и ты это знаешь!       Энтони стиснул зубы. Он не плакал, пока еще нет, но Эзра видел, что ему больно. Его приводила в отчаяние мысль об отъезде Эзры, который знал, что так оно и будет. Он сам боролся с этой болью почти месяц. Сейчас, в день, который должен был стать его величайшей победой, Энтони наверняка гораздо хуже. Именно поэтому Эзра хотел уехать до того, как его возлюбленный вернется. Теперь это стало во сто крат труднее.       — Это неправда, — возразил Энтони, сжимая руки в кулаки. — Я люблю тебя, Эзра. Ты это знаешь. И я знаю, что ты тоже меня любишь. Ты для меня все.       Слезы уже капали. Почему Энтони не мог просто оставить все как есть? Почему не мог понять, что Эзра делает это для него? И для Адама.       — Ты не любишь меня сильнее, чем Адама, — заметил Эзра, понизив голос почти до шепота. — Ты не можешь любить меня сильнее, чем Адама. А ведь именно к этому все и сводится, не так ли? Если ты будешь выбирать между нами двумя, ты всегда выберешь его. Я хочу, чтобы ты всегда выбирал его. — Он подчеркнул последнюю фразу, молясь, чтобы Энтони понял. Чтобы отошел в сторону и позволил ему уйти. Чтобы вернулся в Лондон и забрал Адама, пока не стало слишком поздно.       — Я сохраню вас обоих, — упрямо возразил Энтони, и Эзра вздохнул. Почему он так упрям? Он не мог сохранить их обоих. Он должен был выбрать, хотя на самом деле выбора-то и не было.       — Нет, — фыркнул Эзра. — Нет. Если я останусь, Лилит получит опеку над Адамом. Она позволит тебе забрать его только в том случае, если я уйду. — По его щекам текли слезы, но Эзра не пытался их вытереть. — Было бы эгоистично с моей стороны остаться. Я не стану заставлять вас с Адамом переживать боль от потери друг друга, Энтони, не стану. — Он старался, чтобы это заявление прозвучало окончательно, но в нем было больше отчаяния, чем чего-либо еще. Он неистово надеялся, что Энтони поймет и позволит ему уйти без борьбы, пока он не развалился на части. — Вы нужны друг другу больше, чем я — вам.       По лицу Энтони начала расплываться улыбка, заставившая Эзру задуматься. Что с ним не так? Почему он улыбается в самый худший день в их жизни?       — Эй, Адам! — крикнул Энтони, повернувшись к машине. — Выходи и покажи мистеру Феллу, что у тебя есть!       Сердце Эзры подскочило к горлу, когда дверь машины распахнулась и мальчик выскочил из нее, бросившись к ним с конвертом в руках. Что происходит? Адам тоже здесь? Как? Почему? Чему улыбался Энтони? Все это не имело никакого смысла.       Мальчик остановился, когда подошел к отцу, и, широко улыбаясь, протянул ему конверт. Эзра едва мог дышать, пока Энтони разворачивал его и доставал несколько листов бумаги.       — Это, — начал он, протягивая один за другим листы Эзре, который взял их и уставился на них невидящим взглядом. Его сознание отметило, что на странице есть слова, но он был слишком потрясен, чтобы понять их смысл, — копия документов о нашем разводе. Как только я подпишу их, мы с Лилит будем официально разведены. Она получит свою долю нашего имущества, и я больше не буду ничего ей должен.       Он протянул Эзре вторую бумагу, на этот раз на одном листе. Энтони, судя по всему, уже подписал ее, тем самым придав документу юридическую силу.       — Это, — пояснил он через секунду, понимая, что Эзра все равно не в состоянии осознать написанное в своем нынешнем состоянии, — документ, подписанный нами с Лилит, в котором ты объявляешься крестным отцом Адама.       Эзра распахнул глаза.       — Крестным отцом? — выдохнул он. Невозможно. С чего бы им делать его крестным отцом мальчика? Это наверняка сон. Документ, который он держал в руках, не мог быть настоящим. Это было все, чего Эзра хотел, даже не подозревая об этом, — официальный документ, признающий его частью жизни Адама. И с благословения Лилит! Как такое возможно?       Широкая улыбка Энтони могла посоперничать с улыбкой Адама. Эзра поднял глаза от бумаг в руках и посмотрел на них обоих, все еще не понимая, что происходит. Почему они так счастливы? Они знают что-то, чего не знает он?       — А это, — выдохнул Энтони, делая шаг вперед и обхватывая пальцами руки Эзры, который только сейчас заметил, что они дрожат, — документы на опекунство над Адамом. Подписанные Лилит. Передающие полное право на опекунство нам с тобой.       Эзра охнул, взглянув на первую строчку в пачке бумаг, которую протянул ему Энтони. Там черными чернилами, ясно как день, были написаны два имени: Энтони Дж. Кроули — отец и Эзра Фелл — крестный отец.       Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наверняка это какой-то трюк или плод его воображения. Лилит ясно выразила свои желания, когда он разговаривал с ней несколько недель назад. Она не хотела, чтобы Эзра был рядом с ее сыном, а теперь давала ему разрешение воспитывать Адама вместе с Энтони.       — Это... — пролепетал он, не в силах подобрать слова, чтобы выразить все, что чувствовал в этот момент. Надежда зародилась внутри него, когда он заглянул в великолепные янтарные глаза Энтони. — Но как...       Энтони сделал еще один шаг вперед и поцеловал его, свободной рукой касаясь его щеки. Эзра задрожал от его прикосновения, не в силах сдержать радость и все еще не понимая, что произошло. Он хотел спросить — хотел, чтобы Энтони объяснил ему, но боялся, что если скажет что-нибудь, сон развеется и Адам с Энтони снова исчезнут из его жизни.       — Ты сделал это, ангел, — выдохнул Энтони, отстраняясь и смотря не него с обожанием. — Мой гениально-глупый ангел. Ты изменил ее мнение, показав, что самое лучшее для Адама — остаться здесь, с отцом, который его обожает, и человеком, который готов пожертвовать собственным счастьем ради ребенка, который ему даже не родной. — Он притянул Эзру для очередного поцелуя, не в силах сдержать свою радость. — Она увидела, на что ты готов пойти, и поняла, что из всех нас ты лучше всего подходишь для заботы об Адаме.       Эзра всхлипнул, чувствуя захлестнувшее его облегчение. Наконец-то он понял. Лилит освободила Энтони не только разводом. Она не только отпустила Адама с документами об опеке. Она дала Эзре новое звание — новую цель. Причину для присутствия в жизни Адама. Причину, по которой он может быть в жизни Энтони на вполне законном основании.       Она дала им повод жить вместе не скрываясь. Конечно, они не могли держаться за руки на людях, целоваться или сидеть, обнявшись, как другие пары, но Эзра мог подвозить Адама в школу. Они могли вместе гулять по парку. Ходить на ужин или в кино. Они могли быть вместе, втроем, не опасаясь, что их раскроют. У Эзры появилась законная, установленная судом причина быть частью этой семьи. Ему не нужно было уезжать, чтобы защитить их. Он мог остаться.       — Я могу остаться, — прошептал он Энтони с такой силой и облегчением, что на глаза обоих навернулись слезы. Энтони обнял его еще крепче, коснувшись его лба своим. Эзра улыбнулся, глядя, как маленькие ручки обхватывают ноги их обоих. Еще раз поцеловав Энтони в губы, Эзра передал ему бумаги и наклонился, чтобы подхватить Адама и заключить его в семейные объятия.       — Ты можешь остаться, — согласился Энтони, тоже обнимая их. — На веки вечные. — Адам обхватил шеи обоих мужчин и крепко прижался к ним, словно никогда больше не собирался отпускать.       Наконец-то Эзра понял, что мальчику не придется этого делать. Они нашли свой дом — свою семью — все трое, здесь, вместе, и больше никогда уже не расстанутся.