Причуды рыжего мага

      Стук в дверь.              Эшли в очередной раз за ночь распахнул глаза. Зрачки испуганно метнулись в сторону двери. Пальцы, обклеенные пластырями, сжали одеяло.              Ещё стук.              Он сглотнул, привставая с кровати на локтях. Руки еле сгибались от бинтов. Пытался не дышать или дышать не слишком шумно. Он проверил дверь на балкон. Зашторена.              Ещё стук.              Растения в его комнате начали операцию под названием: «Никого не впускать и никого не выпускать». Лианы крестом накрыли дверь и обхватили ручку, чтобы нельзя было её повернуть. Пуфики придвинулись из разных частей комнаты, чтобы замуровать хозяина изнутри.               — Эшли, все в порядке? — материнский голос. Она явно услышала шум внутри и запаниковала, начиная дергать ручку двери. От этого Эшли ещё сильнее испугался, скатываясь с кровами вместе с разорванным одеялом, впитавшим в себя кровь от раскрывшихся ран, — Эшли… Эшли! Ты там?! — запереживалась, услышав глухой звук падения, поскольку от боли в теле он еле передвигался, поэтому смог лишь свалиться на пол, шипя от жжения в теле.              Эшли попытался наколдовать ещё больше баррикад, но все, что вышло — маленькая золотая искорка, которая потухла, не успев засверкать.              Тогда растений начали двигать столы и стулья, чтобы наверняка. Огромный комод простучал к двери, и шкаф с игрушками. Вернее, игрушки были раскиданы по всей комнате. Разорванные и никому не нужные. Эшли наступил на одну, отчего та грустно запищала. Сначала вздохнул, затем разозлился и пнул ее ногой.               — Сынок, ответь, пожалуйста, — всё ещё напуганный голос мамы. Эшли закрыл рот рукой. Конечно, как и любой ребенок, он хотел просто оказаться в объятии мамы, но уверенности в том, что это действительно мама не было.               — Уходите! — крикнул из-под кровати, убедившись в том, что он надежно защищен. Почему-то у него все еще была уверенность в том, что мебель защитит его от тех существ.               — Эшли, — позвал уже папа, стуча в дверь, — ты пугаешь маму.              Только почему-то ни один из взрослых не мог понять, насколько они пугали его.              …              …              Эшли слушал предъявленные ему обвинения со слипающимися глазами, подперев кулаком щеку. Для приличия одну руку заковали в наручник.              Наверное, он немного задремал во время произнесения всяких формальностей, оттого и… странные воспоминания лезут в голову. Потом он вспомнил, что папа всю ночь сидел под дверью, пока старший брат, который в то время терпением не обладал совсем, не выбил дверь и не вытащил его насильно.              Кто-то тыкнул его вбок, отчего он и очнулся полностью, но, услышав продолжение оглашения обвинений, снова закрыл глаза. Он выучил их наизусть.               — Угроза жизни иномирцев, порча частного имущества… — перечислял… Эшли без понятия, кто это говорил. Если вы хотели узнать больше о судебной системе здесь, то вряд ли получится. Эшли понимает, как все работает, не больше вашего. Пусть он и был здесь чаще, чем те, кто бегал от налоговой.               — Ваша честь, у меня создается ощущение, будто Рыцарю Цветов неинтересно, — чей-то хриплый надменный голос. Эшли клянется, что его обладатель сверлит его взглядом, сомкнув ладони в виде треугольника.              Подсудимый перевёл взгляд в сторону, как ему казалось, говорящего. Очки отобрали, а зрение покинуло его на долгую вечность. Однако ему повезло, что его защитниками были его учителя. Пусть он их знал, пока лишен глаз, он может немного пофантазировать.              Голос звучал так, будто его обладатель носил на тонкой шее колючий шарф, отчего говорить было неприятно и неудобно. И ещё обязательно этот шарф был фиолетовым. Возможно, сам обладатель похож на ядовитый плющ, который из-за неправильного ухода окрасился в фиолетовый. Да, именно так.               — Эшли, — обратился господин судья к мальчику. Судья по голосу был неинтересным. Эшли устало закрыл глаза. Все, что он смог представить — старый кипарис. Кипарисы красивые. Надо бы заказать такие для оранжереи… Хотя туда нужно уже много чего…               — Извините, я могу казаться сонным из-за таблеток, — признался.              Послышался смешок.              Эшли повернул голову. Он ощутил, как кто-то приблизился, но так ничего и не сказал. Протянул руку, чтобы понять, кто это, но этот кто-то тыкнул его в нос, будто это была кнопка. А… ну да.              Он вздохнул и отвернулся.               — Пожалуйста, продолжайте, — попросил Эшли, потирая переносицу. Он сам все хотел побыстрее закончить, поэтому и согласился на сегодняшнюю дату. И пусть его вены разрываются от количества восстанавливаемой магии, лучше сейчас.               — Судя по лицу Маринелля, тебе не захочется продолжать, — шепнул ему человек, сидящий рядом. Эшли покачал головой.               — Кхм… остальные обвинения заключаются в сокрытии оружия массового поражения и его использовании без разрешения, — голос судьи становился все более напряженным, — даю слово Вам, Маринелль.              Маринелль — Совет Верности. Тот самый фиолетовый ядовитый плющ. Маринелль, судя по скрипу стула, встал и каблуками медленно постучал к нему, в руках неся какие-то бумаги. Возможно, фотографии.              Эшли сглотнул, почувствовав, как над ним нависла чужая тень, словно одеяло. Но не то, которым можно укрыться от монстров. Конечно, нет.               — Вас не учили вставать, когда с Вами разговаривают старшие? На Земле так принято, насколько я знаю.               — П-простите! — Эшли резко встал, чем почти напугал сидящего рядом. От слепоты потеряв ориентация и пошатнулся, но человек рядом удержал его за локоть.              Маринелль прочистил горло. Эшли и до суда знал, как к нему все относятся после раскрытия его секрета. Девин с Лилит притворно обиделись, как свойственно брату и сестре, родители ничего и не сказали. Только радовались, что он жив. Афелий был зол из-за того, что он мог навредить другим без должной тренировки, другой его учитель расстроился из-за бумажной волокиты, которую предстоит заполнить, чтобы Эшли не внесли в список биологических оружий, Джей пару раз его поколотил, но Маринелль…               — Я бы хотел, чтобы подсудимый меня видел, — Совет Верности поправил очки на своих глазах, обращаясь к судье.               — Вы же понимаете, что вероятность того, что Господин Течер может использовать магию, имея зрение, высока? — засомневался судья. В суде есть важное правило — Магию долой. Это значит, что во время слушания не может использоваться ни один источник магии, если это не необходимо.               — О, Ваша Честь, если Эшли посмеет мне солгать его не то что Совет Честности не простит, — Эшли сглотнул, почувствовав, как учитель наклоняется к нему, тыкая острым ногтем в грудь. Если бы он сидел, уже давно был бы придавлен к стулу. Глаза он закрыл, пусть ничего и не видел, чтобы испугаться, — я за неверность правилам покараю… Вам все ясно?               — Ясно! — зажмурился.               — Принесите очки! — приказал судья. Эшли продолжал стоять с закрытыми глазами, когда дверь распахнулась.              Судя по движениям спереди, очки передали Маринеллю. Эшли немного побоялся, что учитель сейчас их разломает, однако вместо треска он почувствовал привычную тяжесть на носу.              Он был прав. Маринелль пришел с шарфом.              И выглядел так, будто всю ночь не спал. Макияж поплыл, отчего на обеих щеках были чёрные разводы. Да, макияж — первое, на что он обратил внимание. И взгляд Совета Верности был раздраженным и уставшим. Чёрные волосы растрепанны так, будто только отцепились от мягкой подушки. Совет Верности даже не нацепил излюбленные украшения с драгоценными камнями.               — Здравствуйте, Маринелль, — осторожно поздоровался, на секунду залюбовавшись глазами, слишком схожими с геранью.               — Что ж, Рыцарь Цветов, — обратился Совет Верности, проигнорировав приветствие, смакуя чужое звание так, будто это не высокий титул, а так… жужжание мухи, — пожалуйста, расскажите, кто знал о том, что вы можете заставить целую армию цвести и пахнуть, — Маринелль швырнул на стол фотографии пойманных чейнджлингов, чьи тела напоминали чей-то садоводческий и извращенный проект.              Одеревенели ручки, оторваны ножки, разорваны рты, выпучены глазки. С зрачков цвели, часто, ядовитые растения, оттого лица были красными от слез. Зрелище жуткое и по-своему красивое, но, очевидно, болезненное. И Эшли были невыносимо стыдно за то, что сейчас он не чувствует вины. Крики несчастных заставляли его просыпаться по ночам от ужаса совершенного деяния. Только… ему жаль, что им пришлось выносить такое наказание. Они виновны, пусть несут наказание.              Проблема была в том, что судьей его никто не назначал.               — Об этом знали только я, мой лучший друг и принц с принцессой, — сказал он, рассматривая по очереди фото. Афелий передал от Эшли, что избавиться от растений легко — просто оторвите. Если зачарована вся конечность, оторвите и вставьте обратно. Максимально просто, не так ли? На парочке фотографий были чейнджлинги, которым удалось избавиться от растений. Даже шрамов не осталось. Да, вырвать глаза уже сложнее, именно поэтому многим чейнджлингам пришлось сдаться властям, чтобы их глаза и языки ампутировали профессионалы и вставили обратно.               — И ваш друг…               — Землянин, — кивнул и немного пожалел об этом.              Ему простят принца с принцессой, но вот рассказать, по сути, в их глазах, какому-то рандому о своем оружии… верх невежества.              Эшли заметил, как дернулся глаз Маринелля.               — И чем вы руководствовались? Почему скрыли? — кто-то из выкрикнул из трибун.               — Нам точно безопасно находиться здесь?               — Тишина!               — А что бы вы сделали, если бы узнали? — ранимая публика начала возмущаться. Да и Маринелль скинул брови так, будто он спросил что-то неприличное.               — Задаешь вопросы не ты. Пожалуйста, отвечай.               — Маринелль, давай будем честны, — Эшли почувствовал, как кто-то приобнял его за плечи. На этот раз он почувствовал, что его укрыли одеялом, чтобы спрятать от монстров, — ты бы десять раз подумал, прежде чем отправлять наше чудо на Землю, если бы узнал.        — Дорогой Пайн, — Маринелль перевёл взгляд на, судя по всему, коллегу, который, уловив чужой злобный взгляд, спрятался за своим учеником, — Совета Честности с нами нет. Я вообще не представляю для чего здесь ты, играющий роль клоуна, так что, пожалуйста, не мешай.               — Афелий попросил меня прийти, чтобы ты не убил его, — ответил тот, кто спрятался за Эшли, будто тот, прикованный наручником к столу, мог его защитить. Хотя все возможно.               — Смерть — слишком милосердна. Наказание я давно придумал, просто хочу убедиться в том, что оно справедливое.               — Прости, я пытался, как мог, — шепнул ему на ухо Пайн, все еще обнимая его за плечи. Эшли кивнул. Ладно, такая поддержка была не очень плоха. Так же хороша, как лечение печали конфетами. Вредно, но вкусно. Бесполезно, но приятно.               — Я хотел оставить единственный способ, которым я могу защититься… — начал Эшли после недолгой паузы.              Глаза Маринелля выдавали напряжение, беспокойство и интерес. Его острый язык совершенно этому не соответствовал.               — И вы думаете, что это очень безопасно? — спросил, может, резко, но он явно не вкладывал в это предложение такой смысл, — я знаю, как вы выбирались из заточения. Испуганные чейнджлинги готовы были разорвать вас на части.               — Я не контролирую это, — покачал головой Эшли, массируя правую руку.              Маринелль продолжил молчать, явно желая узнать побольше. И дать узнать побольше остальным. Это и есть цель суда — дать ответы.              Пайн тоже заинтересованно захлопал глазами, затихая, как и все присутствующие.               — Разве это плохо? — спросил Эшли. От его взгляда даже Совет Верности опешил. Глаза блестели грустно, но… с какой-то надеждой на понимание.               — Что именно?               — То, что я считаю, что сделал всё правильно, никому не рассказав?              Зал возмущено застонал. Судья попросил всех утихомириться.              К сожалению, Эшли слишком честен для суда.               — Не смеши меня. Ты являешься одним из самых многообещающих детей в нашей стране. Почему я должен верить в то, что превращать людей в цветочных зомби — лучшая степень защиты? И ещё ты должен понимать, что тебя боятся.               — Что вы такое говорите, — голос дрогнул. Маринелль слушал его сосредоточенно, не отводя взгляда, пока Пайн следил за небольшой публикой, — никто меня не боится.               — Как можно не бояться человека, который может разобрать тебя по частям, как игрушку, а потом склеить как ни в чем не бывало?              Эшли оглянулся. Он не видел в окружающих его людях ни страха, ни ужаса. Только презрение, будто он не человек, а паразит. О каком страхе шла речь, если все пришли, чтобы посмотреть на него? Собрались члены Комитета Магии, Комитет по защите прав человека (о защите прав Эшли не было и речи), и какой-то ещё Комитет, связанный с межрасовыми конфликтами. И все они позволяли одаривать его, человека выше по статусу и силе, взглядами, полными отвращения.               — Я не вижу тех, кто дрожал бы от страха, — признался честно, вернувшись к Маринеллю.               — Ты не понимаешь. Ты — рыцарь. Тебя им назначила принцесса. То, как «защитился» ты — не присуще рыцарю.               — Что ж, позовите принцессу, я отказываюсь от титула.              Судья начал стучать молотком, прося всех успокоиться. Члены комитетов взвизгнули от такой наглости. Обидеть всеми любимую принцессу. О чем он думает?!               — Маринелль, это дикость! Мы вам говорили ещё в прошлый раз, что мальчишка — негодяй последний! — обратился к Совету Верности один из пузатых, словно телевизор, мужчина, брызжа слюной, — чем вы думали, послав его работать на людей?!               — Ему ни к чему титул, присущий людям честным и верным! Он без зазрения совести обрекает себе подобных на ужасные муки!               — Тишины! Прошу тишины!              Но люди затыкаться не хотели.               — Он позволяет себе высмеивать королевскую семью! Как вы можете позволить такое своему ученику?!               — Лучшее, что вы можете сделать — запереть его под замок!               — Действительно! Это и грозит мальчику! Биологическое оружие нужно держать как минимум под дворцом!              Пайн заглянул в лицо Эшли, который смирно стоял и смотрел прямо, сняв очки.               — Не слушай.              Но первая крупная слеза стекла по щеке.              …              …               — Почему Дедушка не может прийти к нам в гости? — спросил Эшли, потирая глаза и идя за мамой под руку. Та почему-то собиралась уходить куда-то поздно ночью, поэтому выглядела очень красиво. Не то чтобы в другие дни она выглядела иначе, но, судя по одежде, встреча правда важная. Папа плелся сзади с Лилит на руках уже очень уставший и сонный. Лилит почти заснула, только игралась с папиной одеждой.               — Потому что прокалывать детям пальцы, если ты не врач — плохо, — ответила мама, немного хмурясь. Кажется, она на кого-то злилась. Наверное, на своего отца, который продырявил её сыну руки. Эшли не слишком беспокоился о том, что его пальцы теперь заклеены пластырями. Пластыри были яркими с картинками. Да и Дедушка сказал, что так он поможет обществу. Как его дырявые руки могли помочь, он правда не знал. И кто такое общество, и зачем ему помощь, он тоже без понятия.               — Афелий тоже не врач, но он же прокалывает мне пальцы.              Мама вздохнула, открывая дверь в его комнату. И ещё сильнее и громче она вздохнула, увидев результаты экспериментов сына с цветами. Долор зашёл за ней и оглянулся, хмыкая. Цветов не было только у них на голове. Родители подняли глаза, услышав странный шелест. Вместо плесени по стене расползлась листва дерева, чьи корни, похоже, шли из бетона. Пара листиков на этот раз упала им на головы.               — Мы знаем, что делает Афелий, а Дедушка не предупредил нас об этом, — объяснила мама, подводя сына к кровати, — и ты должен говорить, если… если подобное повторится. Не только с Дедушкой.              На последних словах её голос немного дрогнул. Долор смотрел на неё, не отрываясь, пока она укладывала Эшли в кровать, накрывая его тяжелым одеялом. После внезапного скачка магии он начал сильно меркнуть.               — Ты спишь в очках? — спросила Тия, когда вместо того, чтобы снять аксессуар, Эшли поудобнее расположил их на носу и улыбнулся, устраиваясь поудобнее.               — Да.               — Тебе удобно? — улыбнулась грустно, поглаживая его по волосам. Долор подошёл к ним, поудобнее держа дочь на своих руках, в чьих длинных волосах он периодически путался.               — Утром я их найти не смогу, — объяснил мальчик.              Родители грустно переглянулись. Селестия в последний раз потрепала ребенка по голове и взяла Лилит на руки.               — Эшли, я ухожу, утром постараюсь вернуться. Папа и наши работники будут внизу, хорошо?               — Да, — кивнул мальчик. Папа щелкнул его по носу.               — Я могу остаться, если хочешь, — сказал он.               — Нет, я хочу один.              Долор кивнул и посмотрел на жену, говоря, что проведет её.               — Спокойной ночи, Эшли, — сказала мама у двери.               — Спокойной.              …              Проснулся он от балагана на первом этаже. Эшли медленно открыл глаза, и сначала не понял, что происходит. Думал, что это все еще сон и ждал пока все прекратится, но спустя минуту понял, что это реальность.              Он осторожно поднялся с кровати, оглядываясь. Крики и визги внизу продолжались.              Придержав очки одной рукой, он сполз с пока ещё большой для него кровати и подбежал к двери, намереваясь пойти к Лилит, которая могла проснуться от такого шума. Детские стояли близко друг к другу, так что Эшли ничего не стоило пробежать два метра. Однако он даже не коснулся ручки, как дверь распахнулась, кто-то вошел, чуть не сбив ребёнка с ног, и, навалившись на дверь, снова захлопнул.               — П… — собирался позвать, но Долор коснулся указательным пальцем своих губ, приказывая быть тише.              Пара секунд молчания под тот же грохот внизу.              Долор присел на корточки к сыну, хватая за плечи и заставляя смотреть в глаза.               — Нам нужно уходить.              Он подхватил мальчика на руки, собираясь, кажется, ринуться к балкону, но, по какой-то причине растения достигли окон раньше, преградив не то что дорогу, но и путь к отступлению. Шипы на лианах заострились, угрожая проткнуть кожу насквозь.               — И что это? — занервничал.               — Наверное, снаружи опасно, поэтому не выпускают.              Долор цокнул и метнулся снова к двери.               — Эшли, слушай меня. В наш дом ворвались. Не шуми, не привлекай внимание, ясно?               — А Лилит? Девин ещё должен был вернуться домой! — занервничал Эшли, пытаясь слезть с чужих рук, чтобы проверить сестру в первую очередь, но папа его не отпустил.               — Девин забрал Лилит. Они ждут нас снаружи. Все, тихо.              Эшли не успел кивнуть, как они уже помчались прочь. Он обхватил шею отца, смотря по сторонам и жмурясь от шума снизу. Очки уловили витающую в воздухе магию. Папа нервничал, но вокруг него почему-то не было чёрной пыли, которая преследовала его повсюду. Они добрались до лестницы, как послышался ужасный грохот с противоположного конца крыла. Эшли обнял папу сильнее, жмурясь.               — Вернись! — страшный нечеловеческий крик. Голоса женские, мужские, детские смешались в один и вопили, — вернись! — крик, похожий на скрип музыкальных инструментов.              Долор спрыгнул с лестницы третьего этажа на второй, предварительно сказав Эшли зажать зубы. Звуки драки на первом этаже не прекращались.               — А кто ворвался? А мама знает? — пытался расспросить, но Долор снова шикнул. Эшли посмотрел наверх. Чёрная пыльца начала собираться на третьем этаже, у лестницы. Почему она там, если должна витать вокруг?               — Юный Господин! Юный Господин! — Эшли огляделся. Работники его дома, выбегали из своих комнат со светильниками и подручными предметами, как будто для защиты. Эшли хотел было отозваться, но Долор бежал слишком быстро, — Юный Господин! — взвизгнули женщины, когда он начал отдаляться.               — Почему они боятся? — всхлипнул от стресса, вжимаясь в отца. Он заметил, что чёрный туман сгущался. Слуги направились к нему, словно на подмогу.              Первый этаж. Долор выдохнул, думая, куда идти.              Эшли наконец понял, что за грохот доносился снизу. То был даже не подвал. Зал кишит людьми. Вокруг их дома обычно стоят парочка рыцарей, присланных Королевой в благодарность, и сейчас эти доблестные рыцари, поклявшиеся стоять горой за товарищей, просто воюют друг с другом! Метают копьями, вонзают мечи. Правда… рыцарей гораздо больше, чем Эшли помнит. Он знает каждого лично. Только вот их было меньше десяти… Сейчас предстала перед глазами целая армия беснующихся людей.               — Это юный господин! — крикнул один из них, защищаясь от ударов… товарищей?               — Папа! Помоги им! — взвизгнул Эшли, когда Долор начал уводить его. Некоторые рыцари ринулись за ними, но были тут же остановлены. Так, ещё долго ребёнок пытался достучаться до взрослого, который внимания на него не обращал.              От взрывов магии болела голова, от количества пыльцы в воздухе хотелось плеваться. Его начало тошнить. Чёрное облако снова их настигло.               — Эшли, не смотри туда! — прошипел Долор, встречая остальных рыцарей, которые караулили запасный выход. Эшли ослушался.               — А как же остальные? Почему мы уходим?! Я хочу остаться дома! — бил он отца по спине, пока отпирали двери.               — Эшли! Успокойся! — пытался угомонить детскую истерику пару раз шлепнув его и встряхнув, — я тебе уже всё объяснил.               — Я тебе не верю!               — Эшли!              Эшли вздрогнул от знакомого голоса и поднял голову. Из темного облака медленно выбрался Долор. Долор был не был похож на того, кто нес его на руках. Пепельного оттенка кожа окрасилась красными пятнами собственной крови. Глаза обезумели от… страха.              Долор, увидев Эшли в чужих руках, собрал последние силы в кулак и ринулся к ним.              Эшли, совершенно ничего не понимающий посмотрел на… отца? Тот лишь подмигнул ему. Дверь открылась, но за ней не было привычных пейзажей. Портал раздражал своим сиянием. Эшли в последний раз хотел посмотреть на отца, который вот-вот дотянулся бы до него, но кто-то снял очки, и он не смог увидеть выражения лица, которое застыло на лице родного человека.              Фальшивка помахала Долору рукой.               — Эшли, попрощайся с папочкой.              …              …              Эшли спустя минутную паузу просто грохнулся на место под непонимающие взгляды остальных. Он остался сидеть так, сложив руки перед собой так неестественно. Глаза медленно закрывались, будто он вот-вот провалится в сон. Выглядел, как робот, у которого кончился заряд, и он встал в исходное положение. Пайн тут же начал обмахивать его.              Маринелль побил его по щекам, но Эшли смотрел в никуда с легкой улыбкой.               — Доктора! — приказал судья.               — Нет! — отрезал Маринелль, — вышли все!               — Цирк! Игра на публику! — все визжали люди.               — Пусть берет себя в руки!               — И…              Эшли резко встал, испугав Пайна. Публика замолкла, когда слепые глаза надменно оглядели зал. Пусть все понимали, что их обладатель ничего не видел, на самом деле, от его взгляда стало противно и неприятно, он как будто напоминал, кто здесь выше. Неприятная правда, но, как бы то ни было…              Подсудимый снова надел очки, чтобы увидеть Маринелля. Маринелль кивнул и отстранился.               — Ваша честь… — обратился к судья, все еще смотря в глаза учителю, — я прошу перерыв.               — Хорошо, тогда…              Не успев дослушать, Эшли выдернул свою руку. Стол сломался, а наручник так и остались на его запястье, содрав кожу. Подсудимый выбежал из зала, оставляя толпу в полном замешательстве.       

***

       — То есть… Эшли — тот самый раздражающий Марти Сьюшный герой, который…               — Что значит «Марти Сьюшный»? — спросил Фред.               — Идеальный в плохом смысле, — пояснил Джей, рассматривая оранжерею, — Мелисса читает романы какие-то, где главная героиня Мери Сью, поэтому знаю, — ответил на осуждающие взгляды.               — Ну конечно…              Фред хмуро посмотрел на Сашу, который называл его друга плохим по написанию персонажем, но тот особо не отреагировал, а продолжил пересказывать все, что удалось запомнить из часового рассказа ребят.               — Эм… его суперсила типа… много пыльцы? Поэтому за ним охотятся? И поэтому он на Земле? И из-за того, что он позволил забрать магию неизученному существу, в теле Чарли теперь паразит?              Фред кивнул.               — …можно сказать, что ты беременен? — спросил Фред.               — Нельзя. Продолжай, Ал, — сонно пробормотал Чарли, сидя около одной из клумб с pH-метром, и что-то высчитывая мелом на плитке.               — Эм… — Александр зачем-то начал считать что-то на пальцах. Тун тоже заинтересованно смотрел, сидя у него на плече, — на Хэллоуин у него не получилось сбежать от… его Дедушки? И оказалось, что из его магии пытаются сделать оружие и лекарства?              Чарли нахмурился и поднял голову на Джея. На самом деле, он и сам пока не разобрался во всём, что связано с пыльцой Эшли.               — Да, мы с Алом нашли в лавке Дяди Чэна вина, в которых была пыльца Эшли. Это мерзко, но правда лечит, — сказал, протягивая руки к месту, где у него была дыра, которая слегка затянулась после вина.               — У него ещё осталось вино? — спросил Чарли.               — Тебе зачем? — напрягся Фред, на что Шарлин пожал плечами, продолжая что-то писать, как будто и не отвлекался.               — Итак… Потом была спасительная операция. Его спасли. И сейчас он… в суде? Эту часть я не понял.               — Я тоже. Почему его должны судить? Когда Афелий отправлял меня домой, Эшли едва ли ходил, — нахмурился Чарли, агрессивнее расписывая расчеты мелом.               — На Эостре есть четкая иерархия среди людей, высоких по статусу. Это выражается в силе. Эшли нет и восемнадцати, но он уже сильнее многих взрослых. С него спрос гораздо больше, и считается, что он мог бы сбежать, не потопив целую подводную станцию и не обрекая своих похитителей на муки.               — И правда. Лучше бы умерли, — фыркнул Чарли, — и что же? Здесь бы его судили за повышение самообороны?               — Не только. Он скрыл от учителей свой козырь — превращать людей в ходячие цветы. Это, на самом деле, серьезно… — Джей обратил внимание на Сашу, — мне кажется Алекс сломался.               — Мне нужно время, — кивнул Саша, закидывая в рот конфету, пытаясь заставить мозг работать. Тун от количества информации тоже свалился набок.              Как только Джей с Чарли снова появились в школе, они решили объяснить, что да как с разрешения Эшли. В целом, он был рад тому, что Алекс обо всём узнает пусть и не от него. Сам бы он запутался в своих объяснениях.               — Подожди, он до сих пор над попечениям Советов?               — Джей, скажи, пожалуйста, какого черта здесь делает Лори? — спросил Фред, наконец, рукой показывая на журналиста, который сидел неподалеку, зачем-то ботинком придавливая кислую испорченную почву, мешая периодически Чарли.               — Он пообещал, что если он подслушает нас, то когда Эшли вернется, он не будет приставать к нему… три дня.               — Внемлите мою добродетель, — улыбнулся Лори, махая рукой.               — Так, эту часть лора я как-то упустил. Что за Советы? — спросил Шарлин, сев на пятки и вздыхая. Как оказалось, Эшли даже потратился на отопление в оранжерее, так что здесь было очень даже жарко. Как хорошо, что чейнджлинги хотя бы это оставили. Сейчас оранжерея походила больше на пустой гараж, где обычно хранили барахло.               — В общем-то законодательный орган. Появился не очень давно, наверное, после последней войны, я полагаю… нет, Чарли, если я буду тебе рассказывать ещё и про это, мы здесь засядем на долгие часы.              Шарлин обиженно буркнул.               — Совет состоит из шести человек. Каждый из них проповедует идеал человека. Но больше скорее идеал правителя, — Джей поднял обе руки, загибая по очереди, — Будь Честен и Верен, Добр и Щедр, будь Весел, будь Мудр. Эшли учился на дому, и именно они его учили. Меня тоже, но я параллельно учился в Академии.               — Вместе с ним? — Алекс указал на Лори, который шарился по шкафчикам в поисках чего-нибудь интересного. Они обернулись на него в момент, когда он достал припрятанный Лесли журнал с девушками. Неловко вышло.               — Ага! Но ни Эшли, ни Джей конкуренции не выдержали, так что ушли оттуда в слезах, — горделиво сказал, пряча журнал обратно.               — Что же ты делаешь здесь, успешный наш? — отозвался Чарли. Лори промолчал.               — В общем, сейчас с Эшли Маринелль, Совет Верности, и Пайн, Совет Радости. Маринелль строгий, но он не навредит Эшли, так что можем не пережи…               — Звонит! — выкрикнул Фред, почти роняя кружку.               — …вать.              Фред сразу же ответил на вызов               — Ли?               — …Привет.               — Всё плохо, — шепнул и встал, уходя в лягушатник, продолжая говорить.              Чарли обеспокоено закусил губу, провожая его взглядом.               — Ничего с ним не станется, — махнул рукой Лори, присаживаясь рядом, — что ты делаешь?               — Чейнджлинги, помимо срывания цветов, ещё и умудрились испортить почву. То есть, мы не сможем просто перезаказать цветы… — начал объяснять Чарли, рассматривая все, что расписал, — к эрозии почвы привели соли угольной кислоты, подозреваю, что азот и ртуть.               — Ртуть?! Чарли, и ты это трогал? — чертыхнулся Джей.               — Все нормально. В детстве я часто игрался с ртутью, у меня иммунитет.               — Да где это нормально?!               — Почва не просто кислая. Она испорчена. От азота можно было бы легко избавиться: промыть участки водой, посадить азотфиксирующие растения, добавить органические удобрения…              «Это просто?» — подумали Джей с Лори, пока Алекс ловил Туна, который почему-то, после слова «ртуть» собирался прыгнуть в отравленную почву.               — Но ртуть со свинцом… Хотя, все не так плохо. Нужно закупиться концентратом селена.               — Он же сам с собой разговаривает, да? — спросил Джей у Саши.               — Нет, он объясняет всем.               — Не понимаешь ты шуток.               — Нет… хорошие… понимаю, — покачал головой, подняв глаза на Чарли, который высчитывал, сколько нужно всего на лечение оранжереи.               — Концентрат селены стоит, как крыло самолета, и это без доставки, так как я без понятия, где искать его в нашем городе… на Эостре нет волшебных целебных штук для почвы? — спросил у Джея.               — Это вопрос больше к Эшли, но я уверен, что старый хрыщ, — очевидно, Дедушка Эшли, — позаботился о том, чтобы на этом ничего, кроме отчаяния не выросло.               — Тогда закуплю новую почву, — сказал, Чарли, растоптав безжалостно все свои расчеты, отчего даже Лори стало больно.               — Сколько ты это выяснял?               — Недолго. Дня три. Так, довольно много цветов можно посадить осенью. Он говорил, что его любимые гипсофилы, их лучше посадить до середины месяца… чего вы?              Джей с Лори посмотрели на него, как на ума лишенного.               — Любимые цветы? Он даже Фреду не сказал, какие его любимые, — возмутился Джей.               — А мне сказал. Что такого?               — Он же, когда говорит о любимых цветах, покрывается ромашками до такой степени, что перестает дышать, — брезгливо протянул Лори, подходя к Джею, — колись, как ты это сделал?               — …мне кажется, мне не стоит этого делать, — улыбнулся устало, складывая руки на груди.              Алекс подошел к нему с раскрытой упаковкой шоколада и поднес к его губам. Чарли без рук откусил шоколад, довольно жуя.               — Ал, а где Тун? — спросил Джей, понимая, что кролика опять нигде нет.       

***

       — Что случилось? — шепнул Фред в трубку.               — Они опять меня доводят! Не дают и слова сказать! «Мерзкий паразит! Бесчестный рыцарь! Последний хулиган!» — выговорился, проговаривая каждое оскорбление, — им будто заплатили за это! Мерзкие! Мерзкие, как желтый! Мерзкие, как стапелия! Или ещё хуже! Как трупный цветок!              Фред понял, что все плохо ещё тогда, когда Эшли снова начал использовать цветы и цвета вместо нормальных прилагательных.               — А что Маринелль с Пайном? — спросил, пытаясь хоть как-то его отвлечь, будучи в курсе о его развивающейся аритмии.               — Ничего. Я же просил устроить суд без этой челяди без слуха. Но нет! Афелий настоял на том, что я должен быть ближе к народу! Как можно быть ближе к тем, кто видит во мне чудовище?!              Эшли ходил по кабинету, невольно брызжа магией, отчего на стенах и окнах росли цветы. Ещё немного, и вся здание суда будет дивным садом.               — Все хуже, чем раньше?               — Конечно, они ведь не привыкли к тому, что у меня есть рот, — нервно усмехнулся, чувствуя головокружение.               — Ли? — ещё немного, и Фред сам пойдет туда. Пешком на Эостре, пешком на суд.               — Все нормально, — сказал, подходя к подоконнику, и еле забираясь на него, — вот что мне это все дало — слепоту, потерю вкуса и проблемы с сердцем! И знаешь что? Я должен быть благодарен за то, что я настолько одарен, что моё тело буквально ломается.               — Шли их нахер.               — Было бы славно, но я знаю, куда пошлют меня. В крио камеру.               — Эшли, не говори так. Твоя семья этого не позволит.               — Никто их не спросит, — еле прокряхтел, сжимая сердце.               — У тебя началась аритмия, да?               — Ещё бы, — говорил дрожащим голосом, — мне стало плохо, так что попросил перерыв, но я не хочу туда возвращаться.              Эшли затих, пытаясь отдышаться и облокачиваясь о стол, готовясь на него упасть.               — Ли, где ты сейчас?               — Зашёл в кабинет к Маринеллю. Не знаю, я должен сам придти или меня позовут, — говорил в полтона, теребя наручник на своей руке. Наверное, зря он это сделал. Его, якобы, и так боятся, а тут он продемонстрировал, что ничто его не удержит, и от его гнева вскоре никто не спасется.               — Джей со мной, я могу попросить его телепортировать меня.               — Я… был бы очень рад тебя видеть, — всхлипнул от нервов, — но тебя не пропустят даже в здание суда.               — Давай тогда, как все закончится, либо я приду, либо ты.               — Хорошо… да… звучит… заманчиво, — выдохнул, вытирая скатившиеся от нервов слёзы.               — Мы тут Алексу объясняем, что да как.               — Чарли тоже с вами?               — Ага. Позвать?               — О, нет-нет, я не хочу, чтобы он… слышал, как я сейчас зелен… паршиво выгляжу. Я может сам позвоню ем…              Дверь открылась.               — Я перезвоню позже.               — Хорошо.              Сбросил трубку.              Эшли посмотрел на хромающего вошедшего.              Пайн успокоился, увидев ученика живым и здоровым. Хотя про второе сомнительно.               — Эшли, нельзя при аритмии бегать, — отметил Совет Радости, с усилием заходя внутрь. Маринелль закатил глаза, смотря на его попытки стоять, и в конце концов, крепко схватил его за плечо, не давая упасть.               — Когда ты начнешь хотя бы костыли носить? — спросил Совет Верности, усаживая друга на подоконник вместе с Эшли. Его проигнорировали.               — Это унизительно, — сказал Пайн, поправляя здоровое крыло, — снова посмотрел на Эшли, — это серьезно. Если нормальный ритм сердца не восстановить в течение нескольких минут, риск летального исхода увеличивается в десятки раз. Ты должен это понимать. Так что постарайся не бегать, не стрессовать, не поддаваться сильным эмо… — Пайн остановился, заметив, что Эшли снял очки. Серые глаза разбито смотрели в окно. конечно, ему не нравилось слушать про свои шансы на смерть или жизнь с ограничениями, — прости, прости меня, — тут же начал крылатый, притягивая ученика к себе за запястье. Тот не сопротивлялся, — конечно, ты это все знаешь.               — Совет Радости прекрасно выполняет свою работу, — съязвил Маринелль, подходя к Эшли, который отказался дышать, чтобы отвлечься, — все, успокаивайся, — дал ему стакан воды, — мы договорились с судьей. Прости, пришлось поведать о твоем здоровье.              Пайн накрыл его крылом, пытаясь как-то согреть. Замерзать Эшли тоже нельзя было. В целом, одной из самых ужасных вещей, которая случилась из-за магии — аритмия. Эшли умрет от неё с меньшей вероятностью, чем землянин, но его жизнь становится все более невыносимой.               — И что вы решили? — спросил рыжий маг между тем, рвано дыша. Маринелль сильнее распахнул окна.               — О наказании за самооборону и речи быть не может. Я знаю, что испугал тебя своими заявлениями, но Афелий был уверен в том, что ты справишься, — надменно сказал Маринелль, поглаживая его по волосам и накладывая магию, чтобы тому было легче дышать, — думал, что если защитишься, ни у кого вопросов не будет.               — Маринелль, он хорошо себя показал! — разозлился Пайн, ногой слегка пиная друга, — видел, как ты их взбесил?! Круто же!               — Они ведь от страха, разве нет?               — А ты говорил, что не видишь в их глазах страха, — хмыкнул Мари, — что до последствий, ты должен выступить с докладом с новой информацией о пропавших детях.              Эшли кивнул. Он к этому готовился. Начал готовиться ещё в больнице. Материала он набрал немало. То, что его попросят выступить — вполне ожидаемо, но это не значит, что менее страшно.               — Что-то ещё?               — Это уже наше с Пайном и Афелием решение. Мы все ещё считаем, что школа безопаснее Эостре. Так что ты продолжаешь учиться.              Эшли выдохнул. Он правда боялся, что ему помогут запретить.               — Но. Мы пришлем кое-кого следить за тобой.               — Уже прислали.               — М? Это же не Маринелль?               — Я много чем похожу на землянина, согласен? — спросил Маринелль, высокий и мрачный, как слендермэн, только в шарфе.              Стук в дверь.              Никто не спешил приглашать кого-то, поскольку Эшли все ещё был в плохом состоянии, но дверь открылась сама по себе и в кабинет Маринелля, боком зашёл Афелий, выдохнув, когда увидел Эшли.               — Вот он где. Почему выбежал из зала? — нахмурился, ковыляя до стула в середине комнаты около захламленного бумагами стола. Эшли опустил голову.               — Фелли, ему плохо, — Пайн пытался хоть как-то успокоить мальчика, но тот стеклянными глазами уставился в пол.               — Взрослый парень же. Если не забыл, он может одного гиганта убить одним махом, — цокнул учитель, кивая двум коллегам, — выйдите, нам надо поговорить.               — Ага, чтобы ты его избил? — огрызнулся Совет Радости, но Совет Верности снял его с подоконника, волоча за собой, — стой! Стой! Эшли! Мы тебя спасем! Кричи, если что!              Дверь закрылась.               — Подойдите сюда, пожалуйста, Эшли.              Эшли спрыгнул с подоконника, игнорируя головокружение и тошноту. Афелий небрежно швырнул все со стола, усаживая ученика на поверхность, закидывая его ноги к себе на колени.               — Показывайте, — кивнул на руку. Эшли снова стало плохо, так что он скорчился в три погибели, только успев дать руку, — положите под язык успокоительное. Все, успокойтесь, ничего страшного не произошло, все живы, никто не умер, — Афелий уже насильно запихнул ему в рот таблетку, рукавом вытирая пару слезинок, скатившиеся то ли от боли, то ли от стресса, — успокаивайтесь, сказал.              Эшли кивнул, пока учитель приподнимал рукав его водолазки, обнажая руку, покрытую красными пятнами. Эшли боялся на неё даже смотреть, не то что трогать. Ему виделись жуткие ожоги, которых вылечит только операция.               — Больно? — спросил Афелий, щупая.               — Уже нет.               — Где ещё есть?               — На ногах ещё… пояснице, животе, — губа начала дрожать.               — Прекратите истерику, покажи…те живот, — Эшли кивнул, приподняв одежду. Здесь пятна уже более бледные, розовые на молочной коже, — на руке вряд ли заживет, но здесь ещё может… одевайтесь, — пока тот пытался дышать, учитель не переставая смотрел на то, как ученик судорожно закатывает рукав, пытаясь не смотреть на последствия своих приключений, — Эшли, я хотел, чтобы вы сразу продолжили тренировки, но раз вы… так слабы сейчас, даю вам неделю каникул перед вашим выступлением. Все подготовили?               — Да, — сипло ответил.               — Потом покажете.               — Хорошо… я пойду домой.               — Отлично, позвоню вашим родителям, пусть вас заберут.               — Нет, — отрезал, спрыгивая со стола, — домой на Землю.               — К Девину? — Афелий дождался, пока Эшли подаст ему руку, чтобы помочь подняться.               — Нет. К себе.               — Не оставайтесь один, пожалуйста, — Афелий положил руку ему на щеку, поворачивая к себе, — вам сейчас это меньше всего нужно.               — Угу…       

***

       — Чарли, ты лицо нашего клуба, может твой отец тебя бить хотя бы ниже шеи? — вопрошала Катерина, пытаясь замазать ему синяки, хотя тот и пытался отвернуть лицо и уйти.               — Катя, — проворчал, сильно жмурясь, — убери. Никто меня не бьет! — ругался, уворачиваясь от кисточки с макияжем, — от косметики прыщи только.               — Много ты знаешь о косметике!               — Конечно, много. Я изучал составы для девушки моего брата. Ужас… Да хватит! Ты достаточно накрасила!               — Не накрасила! Ты не даешь!              Так они бегали вокруг Филлипа уже пять минут, пока тот не схватил обоих за плечи, наконец разняв.               — Для справки, лицо школы — я, — обратился к Катерине, — для справки, парни не разбираются в косметике, — обратился к Чарли.               — Если собираются встречаться с девушками, должны, — съязвил Шарлин.               — И подстригись, наконец. Приданое для кого отращиваешь?               — Для любимого, — прокряхтел, отцепляя от себя пальцы, — у нас ещё длится перемена, почему мы должны встречать нового учителя сейчас?               — Вы не видели моего кролика? — спросил в очередной раз за получас Алекс, который успел в восьмой раз обойти всю школу.               — Прости, Ал, нет. Как только увижу, тебя позову, — ответил Чарли. Алекс кивнул и ушел обратно.               — И где она? Должна была придти минут десять назад, — возмутился Филлип.               — Может, потерялась.               — Наша школа почти в центре, так что вряд ли, — пожал плечами, Чарли, спускаясь по лестнице, — мы далеко от ворот, может, она мимо нас прошла.               — Позвоню Морган. Может, на футболистов засмотрелась, — Филлип достал телефон, набирая номер телефона.              Пока он пытался дозвониться до Морган, Катерина подкралась к Чарли и прыгнула ему на спину, пытаясь сделать последние штрихи.               — Да уйди от меня!               — Я дам тебе целую плитку шоколада с карамелью, если ты позволишь хотя бы скулу закрасить.              Чарли сощурился, недоверчиво косясь на девушку.               — Нету у тебя плитки.               — Куплю.               — Откуда у тебя деньги? У твоей косметики даже названия нет. Я и так недавно прыщи вылечил, а ты мне эту гадость тычешь!               — Опозорить нас хочешь!               — Я могу уйти!               — Уж будь добр!               — Заткнулись оба!              Филлип захлопнул телефон-раскладушку и вальяжно спустился с лестницы.               — Морган говорит, что нашла нашу потеряшку, — бросил, идя впереди. Чарли с Катериной переглянулись, пожали плечами и пошли за ним.              Наступают холода, так что клубы, которые раньше находились на улице, постепенно переезжают внутрь. И в такой период учеников снаружи все меньше, и меньше, но аудитория, которая собралась около футбольного поля… была впечатляющей.              Морган, недовольная, ждала их около ворот, чуть ли не жуя свой помпон для чирлидинга.              Ни сказав ни слова, она кивнула куда-то вдаль. Некоторые ученики столпились около взрослой девушки, что-то обсуждая. Остальные просто невольно следили за новой учительницей.              Филлип взял за руку Катерину и потащил за собой. Катерина же успела взять за руку почти сбежавшего от неё Чарли и тоже потянула. Небольшим паровозиком они добрались до новенькой.               — О, а вот и Шарлин! — начали ученики, хватая любимца за руки и толкая к новой учительнице.               — Подождите, я же Президент!               — Да, но Чарли — лицо школы, — ответил кто-то из ребят Филлипу.               — Я же говорила, — улыбнулась Катерина.              Шарлин покачал головой и взглянул на новую учительницу. Что ж… первое, на что он обратил внимание… Тун. Учительница вопросительно смотрела на то, как он смотрит на кролика в её руках.               — Ал.               — Ал? — переспросила, и тут же почувствовала на себе тяжелый взгляд. Она повернула голову, вопросительно захлопав янтарными, теплыми глазами, смотря через очки на внезапно возникшего парня ангельской внешности.               — …               — …Здравст…               — Извините.               — …да?               — Верните.               — Вернуть…               — Кролика, — длинный палец тыкнул куда-то в мордочку, задрожавшего животного.               — А… Кролика? А, кролика, да, конечно, — всполошилась она, неловко смеясь и пытаясь передать кролика хозяину.              «У меня дежавю», — подумал Саша, смотря на то, как яро Тун сопротивляется тому, чтобы его отняли у юной красавицы. Через минуту его удалось отцепить.               — Извини, он как-то сам меня нашел.               — Ничего. До свидания, — Саша взял Туна в охапку, потеряв полный интерес к девушке и развернулся. Она недоумевающе махнула ему рукой.               — Это тот парень, о котором мы говорили! Он постоянно теряет кролика, — одна из учениц начала разговор с новенькой. Та улыбнулась.               — Вот как… а вы…               — Это Шарлин! — чирлидерши толкнули его ближе к ней, — лицо и талисман нашей школы!              Где-то всхлипнул Филлип.               — Добрый день, — кивнул Шарлин.               — Добрый день. Приятно познакомиться. Меня зовут Доброта Андреевна, — как и прописано в этикете, первой руку протягивает леди. Чарли протянул руку в ответ.               — Взаимно.              Он хотел уже было разорвать рукопожатие, как понял, что янтарные, чуть ли не желтые глаза, смотрели не на него, а на руки. Руки в мелких порезах, забинтованные, с мозолями. Приличные люди бы… не обратили внимания. Чарли хотел отдернуть руку, как от кипятка, но вместо этого кашлянул.              Доброта, как ни в чем не бывало, отпустила его и отстранилась, посмотрев всё-таки на лицо. И, конечно, она заметила и разбитую губу и синяки.               — Добрый день, — улыбнулся Филлип, отстраняя от Доброты, которая так и не смогла сразу отвести от избитого «лица школы» взгляда, — я Филлип, Президент школы. Извините, что не смогли вас встретить.               — Да я сама убежала за кроликом, — неловко улыбнулась, заправляя за ухо розовые волосы. Выглядели… уж слишком натурально. Да и Тун ни к кому, кроме Эшли не мог просто так запрыгнуть на руки… хм…               — Мы могли бы провести вас до кабинета.              Доброта улыбнулась и снова не удержалась оттого, чтобы снова проследить за Шарлин, который экстренно выпрашивал у девушек зеркала и косметику под довольное «Я же говорила» Катерины. Он не ожидал, что кому-то не все равно на синяки…               — Мне кажется, что не все этого бы хотели, — отметила, улыбнувшись Филлипу.              Филлип подошел к Чарли за спину и развернул к Доброте, когда тот не успел даже поправить челку.               — Чарли, помоги новому учителю найти кабинет, ладно? — процедил сквозь зубы.               — Без проблем, Филлип, — улыбнулся во все зубы Шарлин, — Президент, а вы не составите компанию?               — Что ты такое говоришь, Шарлин? — улыбнулся Президент, кивнул Доброте и ушел.               — Ну ладно, — шепнул напоследок парень, снова поворачиваясь к учительнице, которая уже полностью его изучила сквозь очки, и стояла улыбалась, — давайте я вам помогу с сумками.               — Спасибо.               — Приятно было познакомиться, Доброта Андреевна, — крикнули девушки на прощание. Учительница ответила взаимностью, идя за Чарли.              Чарли кивнул на прощание Катерине, потому что на Филлипа он обиделся, и пошёл к запасному выходу около оранжереи, начиная рассказывать об их школе и пытаясь вспомнить, в какой кабинет он должен отвести Доброту.               — Сейчас ведь перемена? Почему в коридорах так мало детей, — спросила она, идя с ним в одну ногу, смотря сверху вниз.               — У нас особенная система. После второго урока ученики должны проводить время в клубе. Полчаса, как правило, на отдых и еду, полтора — на клубную деятельность.               — Вы участвуете только в Клубе Поддержки, Шарлин? — её голос был… приятным. Почему-то он обратил на это внимание. Она все время мягко улыбалась, и говорила с придыханием. Не заигрывающе, а как будто каждому слову она что-то придавала, отчего тратила силы. Тяжело объяснить. Ещё она говорила осторожно, как будто предпочла бы шептать.               — Ам… нет, я ещё состою в Клубе Робототехники… сейчас поднимемся на второй этаж, там ваш кабинет, — он только вспомнил, что в последний раз был в Клубе, наверное, месяц назад. Это… неутешительно. Он курирует собственный клуб, но в нём не бывает… — клубы в основном на третьем этаже. Там ещё библиотека. У нас, кстати, хорошая библиотека, советую. Правда, библиотекарь немного грубая, но она тоже хорошая.               — Вот как, — снова улыбнулась.               — Мгм. Столовая у нас тоже отличная. И бассейн. Я вам позже покажу, где все находится, только помогу вам с вещами.               — Редко вижу детей, которые хорошо отзываются о своей школе.               — Я бы не стал учителю говорить о том, что школа, в которой он работает, плохая, — признался Чарли, — но… ругать мне здесь правда нечего. Мне нравится, что если хорошо учишься — можно учиться бесплатно.               — Так вы отличник.               — Не то чтобы.              Понял, что она остановилась. Обернулся. А, ну да. Они как раз проходили около доски почета. Его фотография была в золотой рамочке, прямо посередине. По успеваемости он входит в десятку лучших, но, учитывая остальные его достижения, он все равно на первом месте. Шарлин остановился, чтобы тоже впервые рассмотреть доску. Алексу нравится иногда приходить сюда, но Чарли ему компанию никогда не составлял. Это странно. Повесили её где-то в конце августа. Он помнит, как директор ругался на его синяки, ибо пришлось доплачивать фотографу за обработку. Хотя он вполне мог не сниматься, честно говоря.               — Не то чтобы? — улыбнулась Доброта.               — Ничего особенного, — покачал головой, продолжая идти, — нет ничего сложного в зубрежке.               — Все были бы отличниками, если бы дело было в этом.               — Нет… просто у кого-то есть что-то ещё, помимо этого.              Чем ближе они были к кабинету, тем быстрее он вспоминал, что это был за заброшенный кабинет. И ответ ему очень не нравился.              Чарли прошел вперёд, чтобы быстрее дойти до того самого кабинета. Доброта Андреевна не спешила. Аккуратно шла позади, следя за ним, как за гиперактивным ребёнком, который вот-вот упадет.               «О, нет».              Страшная золотая таблица гласила:              «222. Кабинет психолога. Психолог: Доброта Андреевна».              Шарлин повернулся к ней, стоило ей подойти.               — Вы… психолог?               — Верно.               — Мне говорили, что… придет учитель.              Иначе бы он не подошел к ней и на метр.               — Я учитель. Учитель психологии, но я могу принимать консультации. Не переживайте, я профессионал, — ее добрый взгляд и ободряющая улыбка должны были его поддержать, но…              Он был в ужасе.               — Оу… я… очень рад. Психологи сейчас нужны, как никогда.               — Особенно детям, у которых проблемы в семье, — кивнула она, не смотря ему в глаза. Она разглядывала вместо этого школьные шкафчики напротив. Чарли сжал картонную коробку в руках.               — А, ты уже здесь.              Оба повернулись.              Анна, стуча каблуками, подошла к ним со связкой ключей.               — Здравствуйте! — поздоровалась Доброта, смотря на то, как рыжая секретарша отпирает дверь, — я ваш новый…               — Да, мозгоправ, — кивнула Анна, наконец отперев дверь и тут же кивнув ключи Доброте, — добро пожаловать, — скривилась, и процокала обратно.              Доброта Андреевна, как ни в чем не бывало, помахала ей рукой, пусть Анна этого не видела и видеть не хотела. Чарли распахнул дверь, входя в страшный кабинет.               — Не обижайтесь, — сказал он, громко выдыхая, когда опустил коробку с вещами на стол, — Анна почему-то не любит эострян.              Доброта сначала кивнула, а затем удивилась.               — А… так вы знаете. Дружите с Эшли?               — Да. А вы здесь… из-за него? — честно говоря, ответ «да» его бы более чем устроил. Это значило бы, что ей неинтересны остальные, верно?               — Что-то вроде того, — кивнула Доброта, обходя стол и притягивая коробку себе. Дверь за Шарлин закрылась сама собой. Свет включился, не дав ему шанса испугаться темноты. Доброта достала из коробки пачку конфет, открыла, взяла одну и протянула мальчику, — на самом деле, он не должен заранее знать, кто будет присматривать за ним. Будуте ему рассказывать?               — Спасибо, — взял конфету, — расскажу, — признался честно.               — Вас ведь напугало, что я психолог. Почему?              Этот вопрос был внезапным. Как будто к нему ничего не подводило. Да и кто такое спрашивает?              Ещё одна заметка. Эостряне не только тактильные, но и прямолинейные.              Чарли обреченно вздохнул в своей голове. Его отец психиатр. Да, это не одно и то же, но Чарли об этом не знает. Просто знает, что психология не наука и верить в неё, как верить в гороскопы. Бывают забавные совпадения, но жизнь на этом не сделаешь. Смешно, весело интересно, но для чего? Неясно.               — Не напугало… я удивился, — сказал, думая присесть на кресло, где по идее должны сидеть «пациенты», но передумал, и решил постоять. Доброта оперлась боком о стол, стоя напротив. Она поправила очки, смотря на него.               — Я здесь не только ради Эшли.               — Хорошо.               — Все могут обратиться ко мне в трудный момент.               — Я это ценю.               — И вы тоже.               — Спасибо.               — Я все же спрошу, чтобы успокоиться. Вы где-то поранились? — спросила она, вальяжно подойдя к нему и, обняв аккуратно за плечи, подвела к своему креслу и усадила повыше, на подлокотник. Из коробки выскочила аптечка и открылась.               — Не стоит, — попытка сопротивления, но Доброта покачала головой, впитывая перекись водорода в вату. Чарли вздохнул, болтая ногами, и ожидая болезненной участи. Волшебница приложила вату ему к губе, стирая кровь.               — Держите, — когда она убедилась, что Чарли её послушался, она отодвинула челку, чтобы рассмотреть синяк, — так что? — спросила, доставая какой-то гель.               — Не помню.              Доброта кивнула, подумав, что этот мальчик с ней разговаривать не собирается. Её пальцы аккуратно растерли гель по синяками, пока он послушно ел конфеты. Кажется, она нашла способ его подкупать.               — Разве можно забыть?               — Я часто в обмороки падаю от недосыпа. Неудачно падаю, видимо.              Чарли пожалел о том, что сказал про недосып. Ему бы пора замолчать.               — Извините за странный вопрос, но… Вы меня заколдовываете? Я… правда не такой разговорчивый.               — Моя пыльца заставляет людей говорить.               — Можете это прекратить?               — Если бы вы не хотели, вы бы не говорили.              Шарлин немного подумал и спрыгнул с кресла. Если так… то ему лучше держаться от нее подальше.               — Хорошо. Спасибо, до свидания, — сказал он, направляясь к двери.               — Шарлин, — окликнула его, когда он уже взялся за ручку, — не стесняйтесь подходить ко мне.              Она подошла и вручила бумажку.               — Директор хочет, чтобы после нападения чейнджлингов дети с Эостре прошли психологическое обследование, но я подумала, что лучше сделать это массово, — бумага, очевидно, для родителей, которые должны согласиться и не согласиться на такое мероприятие, — это формальность, так что могут подписать и просто совершеннолетние члены семьи.               — «Она думает я сирота?»               — Спасибо, — кивнул, забрав у неё согласие родителей, уже радуясь тому, что папа вряд ли даст добро. По крайней мере, зачем ему психолог, если отец психиатр. Он и таблетки выпишет, если что.              Доброта Андреевна махнула ему рукой на прощания, видимо, надеясь увидеть его снова.              «Пусть надеется».       

***

      Эшли свесился с дивана, чуть не сломав спину, и бился лбом об пол, царапая ногтями ламинат.              Любимый мягкий ковёр безжалостно разорван без надежды на спасение, а ногти начали болеть от насильственных действий. Спустя пару секунд боль от восстановления магии притупилась. Он выдохнул, поднимаясь и снова плюхаясь на диван.              Эшли прижал ближайшую подушку к себе, зарываясь в неё лицом и шумно выдыхая.              Есть невозможно, спать невозможно, хоть и очень хочется. Он не жалеет, что не остался на Эостре и не сказал Лилит с Девином, что вернулся на Землю. Сейчас он выглядел как никогда жалко. Гриша бы над ним смеялся, мама бы не отставала, а папа маячил бы рядом. Ему это ненужно. Хотя он даже не знает, что ему бы сейчас пригодилось.              Плюхнулся боком на диван, натягивая теплые носки. В квартире жара несусветная, а ему холодно, будто засунули в холодильник.              Для полного удобства закинул ноги на спинку дивана. Так и кровоток к сердцу улучшится…              Эшли протёр опухшие глаза. Таблетки Афелия и правда делают его тряпкой. Успокоился он скоро, спустя час после того как вернулся домой, и ещё час корчился от боли на полу. Когда это пройдёт?..              «Я обещал Фреду позвонить…», — вспомнил, колдуя телефон. Посмотрел на время. Сейчас ещё уроки, но ему так хочется поговорить… У Фреда всегда беззвучный, так что ничего страшного, правда?              Он набрал номер и приложил телефон к уху, придерживаясь за сердце.              Взял трубку.               — Фред?               — Неа. Ещё попытка.              Эшли улыбнулся.               — М? Может, Джей?               — Попробуй ещё.               — Василек?               — Почти. Абонент не выглядит, как цветок.               — Чарли, ты не представляешь, насколько сильно выглядишь, как цветок, — усмехнулся, отводя взгляд к журнальному столику, куда поместил подаренные гипсофилы. Он их припрятал в больнице, но после суда вернулся, чтобы забрать. Дома на Земле он цветы не хранил, поскольку боялся, что если его снова похитят, то все цветы умрут. По этой причине у него было животных.               — Кто бы говорил… У Фреда контрольная, он дал мне телефон, чтобы я ответил, если ты позвонишь, — зевнул.               — Ты спал?               — Возможно, — сказал, пытаясь прочистить горло, — как у тебя дела лучше скажи.              Эшли оглядел свою гостиную. Ковёр разорван, на полу следы от ногтей, на его теле следы от увядания, а сердце вот-вот перестанет работать, как надо.               — М… нервничаю перед выступлением насчёт пропажи детей, — стоило ему сказать это вслух, как сердце снова застучало, — и… ам, ничего, неважно.               — Нет, важно. Что?               — Да… аритмия нарастает, — он сильно зажмурился от боли, пытаясь только не замычать, но в итоге просто перевернулся в подушку.               — Я же слышу, что ты не дышишь.               — А вот и дышу… я же с тобой говорю.              Смешок, от которого у Эшли выросла одна ромашка, которая почти сразу упала на диван.               — Ты сейчас лежишь? Попробуй сидя. Насколько я знаю, при аритмии дышат через нос, выдыхают — через рот. Животом, это важно.              Эшли сморгнул слёзы, которые не переставали течь от непрекращающейся боли, немного подумал и кое-как привстал, кладя подушку поудобнее. Сидеть ровно немного тяжело, голова ватная, но хотя бы так…              Шарлин терпеливо ждал его. Эшли представлял, как тот параллельно рисует что-нибудь в своем блокноте, хмуря брови и шмыгая носом.              На пробу вдохнул воздух, закрыв глаза, будто боясь ещё одного приступа. Обратил внимание на то, что Чарли, либо специально, либо неосознанно сам начал дышать размеренно. Задерживать дыхание на три и пять секунд и после медленно выдыхать. Эшли повторил. Тяжесть с сердца не начала спадать сразу, чуда не произошло, но от чувства контроля над своим состоянием появилось какое-то облегчение.              Как только стало легче дышать, он всхлипнул и тут же зажал рот рукой. Чарли, словно следящий за ним по камерам, тут же сказал:               — Эшли, дыши. Если хочешь, я отключусь.               — Нет. Нет-нет, останься, пожалуйста, — попросил, пытаясь следовать просьбе и дышать. Ему совсем не хотелось реветь сейчас перед ним, но он ничего не мог с собой поделать, — прости, просто… как-то… впервые за несколько часов стало спокойнее.              Чарли промычал что-то.               — Лини.               — М?               — Извини, ты слишком занят?               — Совсем нет.               — Можешь… рассказать что-нибудь?               — Если ты хотел бы поспать, могу пересказать тебе «Моби Дика». Хотя… я слишком прекрасный оратор, чтобы тебе захотелось заснуть от скуки.              Эшли натурально засмеялся.               — Можешь… просто рассказать, как прошёл день.               — А, да без проблем. Ну в общем, мы сегодня раскрывали Алу весь лор. Вроде бы даже понял.              Эшли перевернулся набок, не выходя из сидячего положения, и удобнее устраиваясь на подушке, продолжая слушать.               — …Я встретился с Добротой Андреевной.              Эшли нахмурился. Вот кто будет за ним присматривать.               — Вот оно как… Как она тебя?               — …               — Ясно.               — Скажи, это же нормально, что после встречи с ней мне захотелось бежать куда подальше. Может, у неё пыльца такая?               — Очень вряд ли.               — Она сказала, что будут обязательные консультации… надеюсь, что папа подпишет отказ.               — Не бойся её. Она хорошая. Обещаю.               — Хорошие люди сомнительные.               — Ты хороший.               — Видишь. Сомнительные.              Эшли закатил глаза.               — Ладно, не об этом, я быстро от неё смогу избавиться в случае чего. Так, чего это я? Ну, сегодня я ещё утром прочитал…              Эшли правда внимательно слушал. Настолько внимательно, что когда он наконец закрыл глаза, ему начал видеться во сне Чарли, который в самом деле за кружкой чая рассказывал о том, что он прочёл популярную книгу про сиротского мальчика-волшебника, и о том, как она ему не понравилась.              Услышав тихое сопение, Чарли замолк. Он улыбнулся, повисев ещё немного, вслушиваясь в кои-то веки размеренное дыхание.               — Хороших снов.