хрупкий

      Обычно Сынмин ставит телефон на беззвучный и даже будильник у него – лишь вибрация. Поэтому просыпаться от звука непрекращающихся уведомлений – определённо что-то новенькое. Ещё толком не разлепив веки, Сынмин на ощупь шарит по тумбочке в поиске телефона и, почти столкнув тот на пол, спустя полминуты находит его. В строке уведомлений маячат сообщения от Джисока, высвечивая текст: "зайди в наш чат!!", а следом – "ты ещё спишь что ли?". Этим вопросом он ставит Сынмина в тупик и заставляет вновь усомниться в адекватности своего режима сна. Но нет – он скашивает глаза вверх экрана и цифры 10:27 не говорят ему чего-то супер страшного, каким это находит Джисок. Нормальное время пробуждения в воскресное утро.       Сынмин переводит взгляд обратно на шторку уведомлений и таки обращает внимание на кучу сообщений из чата их музыкальной группки. Какое-то время он тупо пялит на них, а шестерёнки в его полусонном мозгу начинают медленно раскручиваться в попытках сгенерировать разумную причину такого ажиотажа в утро воскресенья, когда прошлым вечером они разошлись только ближе к полуночи. Сынмин вот мирно отсыпался, пока его не разбудили, а что нашло на этих людей – он понятия не имеет.       Всё оказывается проще. И даже немного прозаично. Обсуждают его – Сынмина.       А точнее, его присоединение к бэнду.       О том, что у них пополнение, Джисок пишет в общий чат ещё вечером. Правда, на утро у него всё равно переспрашивают, опасаясь, что то был лишь пьяный бред. Кажется, не поверят, пока сам Сынмин не напишет и не подтвердит слова друга – видимо, именно поэтому тот так настаивает заглянуть в чат, надоедая с утра пораньше в лс.       Читая сообщения Сынмин почти снова засыпает, но практически сразу же просыпается от настойчивой вибрации звонка такого же настойчивого Джисока. Когда Сынмин принимает вызов, он слышит лишь: "ответь в чате, пожалуйста", после чего друг сразу же сбрасывает, оставляя его обескураженным. Понимая, что от него не отстанут, пока он не подтвердит слова Джисока (что они за друзья такие, что не верят словам друг друга..или были уже случаи, когда Джисок нёс полнейшую чепуху, будучи выпившим?), Сынмин пробегается глазами по оставшимся сообщениям и пишет краткое: "Джисок не врёт", после добавляя "я с вами".       Чат взрывается новыми сообщениями, на которые Сынмин уже не обращает внимание. Думать ни о чём не хочется, поэтому кое-как вернув телефон на привычное место на тумбочке, он утыкается лицом в подушку в надежде задохнуться или, как минимум, заснуть.

***

      Иногда Сынмин забывает, что ему, как Золушке, нужно сваливать из общих комнат в свою едва пробьёт восемь. Он напрочь забывает и в этот вечер – понимает в тот момент, когда сидя на кухне слышит повороты ключа в замочной скважине. Можно рвануть и в последнюю секунду заскочить в свою комнату, случайно захлопывая её с совершенно "не подозрительной" громкостью. Но Сынмин просто застывает. Ему удавалось избегать встреч с отцом почти неделю, почему именно сегодня всё должно разрушиться? Сынмин прикрывает глаза и тихо вдыхает-выдыхает, пока его присутствие ещё не замечено. И когда он видит, что отец уже почти прошёл мимо, безмолвно радуется. Кажется, сегодня пронесёт!       Раздаётся дребезг разбившейся надежды Сынмина – звонит Джисок. Почему-то в тишине квартиры вибрация становится оглушающей.       Его замечают. Отец стоит в метре от входа на кухню – прямо напротив сидящего за столом Сынмина. Долго молчит, испепеляя взглядом, после чего сухо здоровается. Сынмин находит в себе силы бросить сдавленное "привет". Переводит тревожный взгляд на экран телефона – тот уже потух, Джисок не дождался ответа.       Сынмин поджимает губы в тревожной задумчивости. "Нужно валить отсюда" – мысль набатом бьёт в голове и Сынмин решает прорываться. Его комната не так уж далеко, возможно, он даже сможет дойти до неё без очередных побоев и срыва. Хотя звучит нереально.       Сынмин знает своего отца слишком хорошо.       Когда он проходит мимо мужчины, тот хватает сына за локоть останавливая подле себя. Сынмин весь напрягается, но пока не вырывается – выжидает.       – Ты где ночью был? Мать сказала, ты вернулся после полуночи.       – Встречался с друзьями.       – А родителей предупредить вообще никак? Ума не хватило додуматься? И как ещё осмелился заявиться на порог, когда от самого алкоголем несёт.       С каждой произнесённой фразой он дёргает Сынмина на себя, от чего тот всё больше сжимается. Подгадав момент, когда чужая хватка чуть ослабевает, он вырывается и отступает, образовывая безопасную дистанцию в три метра. Сынмин бросает раздражённый взгляд на отца и, стараясь звучать не так нервно, выплёвывает:       – Будто тебе вообще есть дело до меня. И не тебе говорить мне об алкоголе, когда ты сам не вспомнишь, когда был полностью трезв в последний раз!       Сынмин почти не жалеет о своих словах. Панический страх скручивает живот, когда он видит, как опасно потемнели от ярости глаза напротив, но он всё равно почти не жалеет. Он делает аккуратные шаги, отступая и не сводя взгляда с отца, но слишком поздно срывается в коридор, когда его хватают за всё ту же руку и тащат к себе. Правда, на этот раз грубая ладонь не задерживается на предплечье слишком долго – она твёрдо сжимается на горле, вдавливая кадык, что ни сглотнуть, ни вдохнуть. Паника бьётся в глазах Сынмина, а в точно таких же прямо перед ним – гнев и жестокость. Сынмин ненавидит эти глаза, свои тоже – те ведь буквально копия. Красивые лисьи глаза, которые так нравятся Джисоку, но которые сам Сынмин предпочёл бы никогда не видеть – легче их просто не открывать. Он почти всем пошёл в мать, но именно глазами – в отца.       Говорят, глаза – зеркало души. Значит ли это, что у него она такая же? Полная склизкой гнили, как у его отца.       Мучения Сынмина прекращаются, когда из комнаты выходит его удивлённая криками мама и ещё более шокированная открывшейся ей картиной. Она буквально вырывает сына из рук мужа, и Сынмин жадно глотает воздух, едва касаясь повреждённой кожи на шее. Когда он чувствует на себе всё тот же разъярённый взгляд, то срывается к комнате. Только, оказавшись внутри и привычно закрыв дверь на замок, дышать легче почему-то не становится.       Всё ещё откашливаясь, Сынмин плетётся в самый дальний от двери угол. Он по-прежнему сжимает в руках телефон, который ещё дважды вибрировал звонком Джисока, оставшегося проигнорированным. В этот момент Сынмину даже не интересно, что могло понадобиться другу.       Ноги подкашиваются – Сынмин без сил валится на пол около окна, и из груди вырывается почти животный крик, перемешанный с рыданиями. Сквозь собственные вопли он словно из-под толщи воды слышит мамин взволнованный голос по ту сторону двери. Грудная клетка разрывается надрывным плачем, а горло начинает саднить из-за истошного крика. Он больше так не может.       Он больше так не хочет.       Он устал.       "Когда же всё это закончится?.."       Может, ему правда нужно просто ■⁠■⁠■■■⁠■■⁠ ?

***

      Когда первым, что говорит Джисок в понедельник после приветствия, является "у нас сегодня после пар первая репетиция", Сынмин на мгновение теряется. Джисок его заминку трактует по своему и неуверенно спрашивает:       – У тебя уже есть планы?       – Нет-нет, всё хорошо, я приду, – отвечает Сынмин откашливаясь и наконец отмирая.       "Просто это ощущается слишком сюрреалистично, что я сомневался, не сон ли это".       – Волнуешься? – Джисок участливо интересуется, заглядывая в глаза, словно пытаясь отыскать ответ на дне зрачков.       – Немного.       Сынмин ёжится от порыва холодного ветра, вжимая голову в плечи и пытаясь спрятать больше кожи под ветровкой. Даже тёплая водолазка, облепляющая шею второй кожей, не помогает. Джисок бросает на него взгляд и только крепче обнимает за руку, прижимаясь к боку друга. Возможно, это работает, и Сынмину становится теплее. Из-за соприкосновения с другим тёплым телом или из-за того, что это Джисок – он предпочитает не думать. А зачем? Ему и так хорошо.       – Не переживай слишком сильно. От тебя не ожидают профессиональных навыков – достаточно лишь того, что ты хорош. Уверен, когда ты хоть раз споёшь перед всеми, это перестанет быть таким пугающим! Просто больше верь в себя, а мы с Чонсу будем там, чтобы поддержать тебя, – Джисок мягко улыбается, умиротворяюще поглаживая предплечье через ткань ветровки.       – Чонсу? Чего это ты его сюда приплетаешь?       Ответ получается более резким, чем пытался сделать Сынмин, из-за чего сам вздрагивает, заглядывая в большие удивлённые глаза друга.       – Нуу, вы вроде как сблизились, если я правильно понял. И он слышал твоё пение, а значит, тебе с ним комфортно, так ведь? – неуверенно проговаривает Джисок, после чего слегка хмурится и легонько тычет в сынминов бок: – Чего ты вообще огрызаешься с утра пораньше, а? Не выспался?       – Прости.       Сынмин поникает, не находя слов в оправдание. Возможно, когда он сказал, что волнуется немного, он соврал. Он чертовски волнуется, а факт того, что ему предстоит встретиться с ребятами и Чонсу после пар, чтобы спеть, заставляет его нервничать ещё больше.       Сынмин чувствует, что сегодняшний день будет ничуть не легче.

***

      Тот стул-случайный-подарок-оставленный-Джуёном таки отдают Сынмину. И сейчас сидя за вторым синтезатором, который Гониль достал для них, он ощущает себя этим самым стулом – его тут вообще быть не должно, но судьба почему-то распорядилась иначе.       Остальные же, в противовес Сынмину, кажутся действительно радостно взволнованными. Даже Хёнджун едва ли не первый, кто идёт подключать гитару. Когда все расходятся по своим местам, располагаясь и подключая инструменты, Сынмин аккуратно проводит кончиками пальцев по белым клавишам. Он очень удивился, когда увидел инструмент, но Гониль справедливо заметил, что нужно же на чём-то учиться. Но заметив волнение на чужом лице, поддерживающе сжал плечо и сказал, что нет необходимости торопиться и сегодня он просто будет сидеть за ним – ему нужно только петь. В моменте Сынмин облегчённо выдохнул, но сейчас он не уверен, что справится и с этой задачей. Он нервно проводит по горлу поверх ткани водолазки.       Сынмин возвращается в реальность, когда в поле его зрения попадают чужие руки, опускающиеся на его синтезатор. Он поднимает взгляд и сталкивается с оным Чонсу. Тот читает вопрос в чужих глазах и отвечает лаконичным: "нужно проверить, как он работает", после добавляя "тебе не нужно ничего делать". Сынмин кивает болванчиком и немного отодвигается от инструмента, чтобы Чонсу было легче проводить свои махинации. Когда тот заканчивает, то поворачивается и замирает, уставившись на него. Сынмин вопросительно поднимает бровь, заинтересованный в причине чужого поведения. Ещё больше вопросов появляется, когда Чонсу подаётся вперёд и тянет руку к лицу напротив. Сынмин инстинктивно отдёргивается.       – Что-то не так? У меня что-то на лице или что?       – Волосы за серёжку зацепились, хотел поправить. Прости, что не предупредил и не спросил перед тем, как сделать. Не хотел тебя пугать.       Чёрт, излишняя дёрганность слишком заметна. Сынмин натягивает кривую улыбку, молясь, чтобы она сработала.       – Всё в порядке. Думаю, я могу сам.       Он действительно пробует распутать сам, но его отросшие волосы и замудрённые серьги, подаренные Джисоком, ничуть не помогают (зачем он вообще их нацепил сегодня?). Как и Чонсу так и не сдвинувшийся с места и продолжающий наблюдать за чужими потугами. Под его внимательным взглядом руки начинают подрагивать и Сынмин понимает, что теперь уже точно бесполезно пытаться справиться самостоятельно. Он тяжело вздыхает отнимая руки от уха. Не поднимая глаз, едва слышно говорит:       – Помоги, – но спустя мгновение добавляет, чтобы не звучать грубо: – Пожалуйста.       Чонсу молча приближается и аккуратно, чтобы не сделать больно, распутывает зацепившиеся локоны. Закончив, он почти нежно проводит по волосам, проходясь кончиками по уху и забегая на шею. Сынмин будто перестаёт дышать на мгновение: страшно разрушить момент, как пугающе и поднять взгляд, заглядывая в чужие глаза. Что он там увидит? Что он хочет там увидеть?       По шуму, развернувшемуся в комнате, Сынмин может предположить, что ребята слишком заняты, чтобы обращать на них какое-то внимание. По крайней мере, он очень надеется на это. Он ощущает себя словно в каком-то вакууме, где есть только он и прикосновения Чонсу, вызывающие неизведанные эмоции. Почти прикрыв глаза от трогательной теплоты касаний, он сидит так, пока не слышит голос, граничащий с шёпотом.       – Красиво.       Он не успевает понять, о чём речь, как его трепетный кокон со звоном разбивается, когда он чувствует прикосновение к пластырю на шее. Пластырю, что должен быть скрыт под тканью, которую, видимо, случайно стянул ниже сам Сынмин в момент волнения. Он резко отодвигается и бросает взгляд на Чонсу. Тот не кажется удивлённым внезапной переменой настроения и только глубокая задумчивость плещется на дне его глаз – они всё ещё устремлены на чужую шею. Пытаясь выглядеть как можно расслабленнее и совсем не подозрительно, Сынмин секунду поправляет тот самый локон, послуживший началом всей этой странной ситуации, после чего аккуратно поправляет воротник, полностью закрывая следы вчерашнего вечера.       Наконец, Чонсу отмирает, отключает сынминов синтезатор и уходит в противоположную часть комнаты – к своему. Сынмин тяжело вздыхает: его сердце всё никак не хочет успокаиваться, но он не может точно сказать, от страха или от трепетного волнения от прикосновений клавишника. Он замечает, что слишком часто теряется в своих эмоциях, из-за чего совершенно себя не понимает – с этим определённо нужно что-то делать.       Его окликает Джисок, выглядывающий из-за Джуёна, сидящего между ними. Завладев вниманием друга, он продолжает, обращаясь ко всем:       – Попробуем разогреться чем-то лёгким, чтобы Сынмин-и втянулся, а потом послушаем его?       – Да, давайте, – Гониль согласно кивает, после поворачиваясь к Сынмину: – Если Сынмин не против, конечно.       Не найдя слов для ответа, названный нервно откашливается и потирает спрятанное горло. Он неуверенно кивает, после чего раздаётся отсчёт ритма.       Во время общего разогрева Сынмин практически не поёт – так получилось, что ребята выбрали песню, которую он слышит впервые. И ему это на руку. Но проблемы всё равно настигают его, когда по окончанию все устремляют свои взгляды на него.       Сынмин ёрзает на стуле и не знает куда деть свои руки, в итоге сжимая локти в ладонях. "Что-то не так?" шёпотом брошенное в никуда Джуёном заглушается ясным голосом Чонсу, отразившимся от стен студии, утонувшей в тишине.       – Он не сможет сегодня петь.       Уверенный голос Чонсу порождает ещё больше вопросов. Гониль хмурится, а Джисок взволнованно переводит взгляд на Сынмина, будто ожидая его подтверждения.       – Почему? – Гониль задаёт всех интересующий вопрос.       – Он хрипит.       Когда все снова переводят взгляд на Сынмина, он, кажется, становится ещё меньше. Он вспоминает, как же он всё-таки ненавидит быть в центре внимания. На секунду он даже позволяет себе усомниться в своём решении о присоединении к бэнду. В голове так и стучит: "О чём ты только думал?" Пальцы сильнее впиваются в кожу, а Чонсу тем временем добивает фактами:       – Его голос сейчас не в лучшем состоянии, нужно какое-то время на восстановление. Но не слишком много, если он не будет напрягать его.       Вновь повисшее молчание на этот раз прерывает всё это время не сказавший ни слова Хёнджун:       – Значит, на сегодня мы закончили?       Сынмин отмирает и, вскочив с места, собирает немногочисленные вещи, что принёс с собой сюда.       – Нет-нет, вы продолжайте. Вам не нужно терять время из-за меня. Я присоединюсь к вам, когда мне станет лучше, – закинув собранную сумку на плечо, он пересекает комнату к двери, задерживаясь около неё на мгновение. – Удачной практики. Я пойду.       Махнув ребятам на прощание, стараясь выглядеть как можно непринуждённее и не скашивать взгляд на Чонсу, он разворачивается и, возможно, быстрее и более неуклюже, чем хотелось бы, вываливается в коридор. Сынмин захлопывает дверь, отрезая себя от гнетущей атмосферы, повисшей в студии.       Когда страх быть раскрытым понемногу спадает, Сынмина душат слёзы, но он старается не дать им расчерчивать его кожу, растекаясь по уже давно протоптанным тропинкам. Не в университете, не перед всей этой потенциальной толпой людей, на которых он может наткнуться.       Он такой жалкий. Он испортил всем практику, он расстроил Джисока и, наверняка, разочаровал всех остальных. Особенно Гониля, который уже, наверное, пожалел, что согласился принять такого непутёвого парня, хотя даже не видел и капли его способностей. Просто потому что доверился согруппнику. Что, если теперь их доверие к Джисоку упало, и всё из-за того, что это именно он настоял на присоединении Сынмина?       Сынмин не хотел бы становиться причиной проблем Джисока. Только не его.       Чувствуя, что зрение с каждой секундой становится всё более смазанным, он заворачивает в пустой коридор, где расположены комнаты с оборудованием и предметами уборки. И лестница на крышу. Именно туда Сынмин и направляется.       Когда он учился в школе, крыша всегда была прочно закрыта для безопасности учеников. И попасть туда хотел каждый, кому не лень. Здесь же крыша открыта и даже немного обустроена для студентов, однако, открыв дверь, Сынмин не видит ни одного человека. Как всегда, запрещённое вызывает больший интерес. Для него же это подобно благословению – он правда никого не хочет видеть сейчас.       Он приземляется на одну из скамеек. Усаживаясь боком и обнимая колени, утыкается в них лбом. Днём становится чуть теплее, нежели утром, поэтому холодный ветер уже не задувает так жестоко. Хоть что-то хорошее.       Вдох-выдох. Сынмин глубоко дышит, пытаясь успокоиться, но на каждом втором вдохе сбивается, заходясь судорожным плачем. Закусывает губу, чтобы хоть как-то заглушить свой вой – он не хочет, чтобы его было слышно во дворе. Вкус крови на языке немного отрезвляет, но мысли не проясняет.       Ну почему он такой? Почему всё время всё портит? Он впервые в жизни решает открыть одну из своих глубоко запрятанных сторон, почему же всё обернулось так? Он просто захотел побыть свободным хотя бы пару часов в день, играя в бэнде с ребятами. Почему он не может позволить себе это? Дурацкое стечение обстоятельств!       Сынмин не хочет думать так, но он всё чаще задумывается, что приносит всем лишь боль. Он токсичен. Впервые родители поссорились из-за него. Из-за него самого Сынмин всё чаще видит расстроенное или встревоженное выражение на лице Джисока. Чёрт, он никогда не чувствовал негативных эмоций относительно друга, так что же это за разъедающая ревность в последнее время? Что за пассивная агрессия к Джуёну, когда они даже толком не общались? (к счастью, она только в его голове)       За последние недели он стал таким депрессивным, ужас. Сынмин задушенно смеётся сквозь слёзы. Отвратительно. Как его только терпят. Неудивительно, что некоторые таки срываются на него. Может, он даже заслуживает их агрессии, их ненависти..       Руки непроизвольно тянутся к шее и пальцы сцепляются на горле, точно как прошлым вечером. Он чувствует под ладонями загнанный пульс, тревожно бьющийся о кожу. Слабо, будто на пробу, сжимает, вызывая лёгкое чувство удушья. Задевая пальцем след, скрытый под пластырем, Сынмин морщится и словно бы просыпается от нездорового забвения. Он отдёргивает руки. Нет, он не должен так думать. Его неоправданной агрессии он не заслуживает. Сынмин не сделал тому ничего, чтобы над ним можно было так измываться.       Выпрямившись, он вздрагивает, когда тело прошибает порыв ветра. Он решает, что пора уходить – на факультете остались лишь пару клубов, остальные уже разошлись кто куда. Значит, и ему пора.       Сынмин зачёсывает назад свалившиеся на лицо локоны и, подхватывая сумку, выходит на лестницу. Проходя мимо музыкального клуба, он замечает открытую дверь, а внутри собирающего свои вещи Гониля. Остальные, видимо, уже ушли. Сынмин останавливается у входа, но не издаёт ни звука, не решаясь обращать на себя внимание.       К его счастью или несчастью, Гониль замечает его самостоятельно. Сложив барабанные палочки в рюкзак, он закидывает тот на плечи и разворачивается к выходу, когда натыкается взглядом на Сынмина. Сначала он выглядит удивлённым, но через секунду его лицо расслабляется и приобретает даже какое-то снисходительное выражение. Гониль первым нарушает тишину:       – Все думали, ты уже ушёл. Решил проветриться?       Барабанщик указывает на голову с лёгкой улыбкой, заставляя Сынмина задуматься, о чём идёт речь. Наугад запуская руку в волосы, он понимает, что ветер растрепал их, из-за чего те теперь местами топорщатся. Неловко. Сынмин стыдливо приглаживает локоны под спокойный взгляд Гониля. Не решаясь поднять на того глаза, он концентрирует внимание на верхней пуговице рубашки.       – Прости, что сорвал практику. Я не хотел, чтобы так получилось.       – Не беспокойся об этом слишком сильно. Просто в следующий раз, если, вдруг, что-то случится, знай, что можешь поделиться с нами. А если это как-то влияет на нашу общую деятельность, то я прошу тебя рассказывать о таком. Тебя никто за это не осудит, и это всяко лучше, чем оставаться в неведении до самого конца.       – Я понял, мне жаль, – Сынмин неловко шмыгает носом и нерешительно поднимает взгляд на Гониля. – Нужно будет извиниться перед остальными, да? Неудобно себя чувствую из-за произошедшего.       Гониль мягко смеётся, поправляя сползающую лямку рюкзака. Сынмин неуверенно зеркалит его, но получается что-то натянутое – он всё ещё не уверен, как ему следует себя вести рядом с лидером, хотя тот кажется приятным и понимающим человеком.       – Не стоит так много извиняться. А ребятам, думаю, хватит простого объяснения – ты ведь ни в чём не провинился. Но они волновались. Никто толком не понял, что произошло. И, возможно, я ошибаюсь (на что я очень надеюсь так-то), но мне показалось, что у тебя какие-то напряжённые отношения с Чонсу. Что-то случилось между вами? Это из-за него ты так странно вёл себя сегодня? Я просто видел, что в самом начале вы о чём-то разговаривали.       Сынмин вздрагивает. Гониль видел их? Даже самим Сынмином действия Чонсу ощущались непонятно. Он и представить себе не может, как двусмысленно это могло выглядеть со стороны. Но Гониль не кажется враждебно настроенным – только искренне интересующимся настроениями в его небольшом коллективе. В любом случае, Сынмин решает всё отрицать, пока не разберётся, что та ситуация вызывает у него самого.       – Нет, всё в порядке. И у нас с Чонсу-хёном всё хорошо, мы не ссорились. Можешь не переживать об этом.       Гониль какие-то время вглядывается в чужое лицо, словно пытаясь разгадать, врут ему или же говорят правду. Но в итоге решает не давить на парня и вновь мягко улыбается.       – Ладно, не буду тебя дольше задерживать, тебя там уже, наверное, Джисок заждался. Не напрягай свой голос и, надеюсь, скоро сможешь присоединиться к нашим репетициям.       – Джисок? Я думал, все уже ушли.       – Он был слишком обеспокоен твоим поведением, поэтому практически сразу, как ты вышел из студии, залез на подоконник и просидел там, пока все не разошлись. Тебя выглядывал – возможно, знаешь, но окна отсюда ведут прямиком на выход с территории университета. Он ждал, но так и не увидел тебя, поэтому предположил, что ты всё ещё здесь. Он вышел совсем недавно, так как я уже тоже начал собираться. Думаю, он всё ещё у ворот, так что если поторопишься, то сможешь встретиться с ним.       – Ещё раз прости за произошедшее.       – Я же сказал, что всё в порядке. Тем более, даже когда ты ушёл, всем уже было как-то не до практики. Только Хёнджун и Чонсу успели что-то порепетировать, но лишь потому, что смогли собраться. Джуён был слишком отвлечён всем происходящим. В любом случае, не вини себя и поторопись к Джисоку.       Сынмин кратко кланяется Гонилю в благодарность и спешит по лестнице к выходу. После разговора с лидером вина ощущается уже не так сильно, поэтому и встречи с Джисоком он боится не так сильно, как час назад. Когда тот замечает появившегося в поле зрения Сынмина, не говорит ни слова и крепко сжимает того в объятиях. Сынмин не отталкивает, лишь укрепляя жест. И всё же хочется объясниться, хочется спросить "зачем ждал?", поэтому он немного отстраняется, чтобы образовать между ними какое-то расстояние.       – Джисок-а, я-       – Ничего не говори, – и притягивает того обратно, – разберёмся со всем позже.       Сынмин решает не сопротивляться и отпустить себя на волю друга, повисая на том и обвивая руки вокруг чужой талии. Тепло и уютно. Как никогда не бывает у него дома. Но так всегда рядом с Джисоком. Он его настоящий дом.