the art of rapprochement

       — Кто та девчонка, с которой ты был в бассейне?       Кружка с пивом в руках Чонгука замирает, так и не коснувшись его губ. Он не ожидал такого вопроса от друга, с которым сейчас отдыхает в баре в компании ещё нескольких приятелей из тату-салона. Чон запоздало вспоминает, что Ухён был в тот вечер в бассейне. А Чонгук слишком увлёкся, чтобы это запоминать.       — Да так… никто, — отмахивается он и делает несколько глотков пива, лишь бы не развивать тему о Боне.       Только вот мозг подкидывает её яркий образ в голове, и непроизвольно мысли постепенно заполняются Боной. Холодный напиток в такие жаркие дни особенно приятен, а воспоминания о том, что Бона не особо жалует пиво, с чем она поделилась в одну из ночей, заставляют усмехнуться. У неё нашлось совершенно нелепое название для этого напитка. Бона мало того, что считает его одним из самых невкусных, так ещё оттенок считает не самым привлекательным.       «А ещё этот цвет! — деловито возмущается Бона, забавно хмуря брови, когда они с Чонгуком на кухне затрагивают многие темы и тот уплетает за обе щёки. — Нельзя было выбрать какой-то приятный для глаз? Почему именно соломенно-жёлтый, как чёртова моча!»       Чонгук на это лишь рассмеялся тогда, сказав, что она просто-напросто не пробовала нормальное. И они условились, что он её обязательно переубедит в этом.       Чонгук делает очередной глоток холодного пива, ярко представляя, как Бона воротила бы от этого нос. А ведь ей стоило бы попробовать именно то, которое сейчас он выпивает, потому что точно мнение на этот счёт у неё изменилось бы в лучшую сторону.       Бона… Самое противоречие создание из всех встречавшихся ему людей. Совсем неприметная девушка до тех пор, пока к ней не присмотришься. Чонгук не мог не знать о ней, учась в одном университете, так как она славилась своим ответственным подходом к учёбе и достаточно своенравным волевым характером. Да и к тому же полковника Ли не знает только тот, кто совсем не интересуется своим городом. Отец Боны хоть и в отставке, но авторитет так просто не может угаснуть. Пацанка — так называют её однокурсники, но Чонгук изначально в ней не видел ничего такого. Она вообще не похожа на мужеподобных девушек, имея в своём арсенале высокий рост, тонкую талию и достаточно налитые бёдра с упругой грудью.       Чонгук знал о существовании Ли Боны из-за навешанного на неё ярлыка, ему приходилось изредка пересекаться с её группой, но знаком с ней лично не был, потому что необходимости, да и особого интереса не было. И каково же было его удивление, когда он увидел ту самую «пацанку» за столом бара как заказчика его услуги. На долю секунды Чон опешил, понимая, что, возможно, это очередная шутка со стороны друзей, так как они могли придумать любую шалость, чтобы довести его до белого каления. Только вот её заметное переживание и нервное оседание на стуле в ожидании с ним встречи заставили Чонгука всё-таки выйти к ней в зал ресторана. Ведомый любопытством, Чонгук на мгновение загорелся идеей придумать, как вести себя рядом с ней, потому что в силу своей работы начинал анализировать человека ещё до того, как с ним заговорит.              Чону всегда нужно было уметь находить особенности клиента, изучать все эмоции и знать, как выстраивать примерную схему поведения рядом с ним: в дальнейшем ему придётся с ним сблизиться. И не изменяя себе, считывая язык тела Боны, он увидел в ней абсолютную скованность. Даже сохраняя ровную осанку и прямой взгляд, который просто кричал о её уверенности в своём решении, она выдавала свою нервозность и сомнения. Чонгуку стало интересно, что же удумала Ли Бона и чего она хотела от него, раз купила его услуги.       Энтузиазм сохранялся ровно до тех пор, пока Бона не озвучила свою просьбу — всё его любопытство погасло в одно мгновение, оставив после себя противный дым разочарования. Эта девушка с совершенно невинным и очаровательным выражением лица просила переспать с ней за деньги, потому что, видите ли, не имела понятия о слове «эскорт». Признаться честно, Чонгука такое не сильно задевало: ему приходилось быть в ситуациях и похуже, но то, что однокурсница смотрела на него свысока и покупала услугу с такой целью, било по гордости. А то, что его добило и всё же довело до негодования, было настойчивостью, одновременно удивила откровенность с человеком, которого она общалась впервые.       Чуть позже Чонгук всё же догадался, что это отчаянный поступок, Бона действовала от безысходности, потому что только безнадёжный, чтобы добиться своего, арендует дорогую квартиру рядом с ним. Мало того, что она успела скупить несколько встреч с ним, так ещё стала его соседом. Такая навязчивость совершенно не по душе Чона. Тем не менее искренние переживания Боны и дрожь в голосе при откровении не могли не коснуться той доброй стороны Чонгука, которую тот всегда прятал за семью печатями. Он не был бесчувственным человеком, несмотря на внешний вид и образ жизни, поэтому проникся её историей. Но всё жё соглашаться на эту авантюру не хотел, потому что считал это абсолютной нелепостью.       Только вот решающим фактором, наверное, стали её медовые глаза. Они были настолько испуганными, что грудь непроизвольно что-то сковало и ему стало не по себе. Когда Соджун коснулся талии Боны, Чонгук увидел в её глазах гамму чувств в виде ужаса и непонятного страха, даже несмотря на то, что она пытается сохранить абсолютное внешнее спокойствие. Глубоко в недрах янтаря виделось максимальное напряжение, будто это были не руки человека, а металлические оковы, плотно зажавшие её грудную клетку, препятствуя проникновению кислорода. При этом Бона не отодвигалась от парня, то есть она даже пыталась погасить условный рефлекс, лишь бы не выдать своего состояния. Она терпела, что есть мочи, кривя лицо в фальшивой улыбке, в то время как глаза истекали кровью от паники.       По этой причине Чонгуку пришлось пересмотреть свои взгляды относительно Боны. Ему стало любопытно, и в нём в какой-то степени полыхнул азарт. К тому же он ничего не терял, так что, пересилив себя, решил согласиться, пожалев Бону. Соджун, скорее всего, растерзал бы и, возможно, оставил бы не меньшую психологическую травму, чем ту, которую она, вероятно, имела. Чонгук не знал, к чему это всё может привести, но был весьма заинтересован. Обучить неопытную девушку навыкам сексуального характера и, как бы нелепо это ни звучало, подготовить к следующему партнёру. Это что-то новенькое. К тому же их свободные отношения с Наыль прекратились ещё в начале года, следовательно, постоянного полового партнёра он не имел — это было интересно. Да и Бона обладала шикарной фигурой, которую Чон смог вдоволь оценить, пока другой эскортник обнимал её в танце.       По мере сближения Чонгук убедился в том, что Бона не лукавила, когда рассказывала о каких-то внутренних переживаниях. Она действительно реагировала на любые касания как натянутая до предела струна, которая вот-вот беззвучно порвётся, и ему пришлось умерить свой напор. Убрать грубость и добавить чуть больше нежности, что стало прекрасным началом. Чонгук и сам удивился, когда понял, каким может быть терпеливым и достаточно нежным. Привыкшему к сумасшедшему ритму как в жизни, так и сексе Чону это даже импонировало. Немного остужало его и давало время насладиться моментами удовлетворения.       Он понимал, что сразу в постель, даже если Бона к этому стремилась, её затащить не получится. Учитывая, что её первый парень был неандертальцем, который обозвал её бревном, но при этом не удосужился как следует расслабить, Чон догадался, что он сможет растопить лёд, если приложит чуть больше тепла. И был прав: она и вправду таяла на его глазах, постепенно и плавно превращаясь в его руках не в привычную ледышку, вздрагивающую от каждого касания, а девушку с отзывчивым телом, которое растекалось лишь от одного слова. Это било по самолюбию, а ещё не могло не вызывать восхищения. То, какой становилась Бона в возбуждённом состоянии, то, как прерывисто стонала, смущалась и вновь возгоралась, — стоило его усилий.       Нельзя отрицать и то, что Чонгук сам неистово наслаждался происходящим, стройным телом, нежной молочной кожей. Порой ему казалось, будто он касается невесомого, воздушного бархата. Ему нравилось, как Бона не спеша, шаг за шагом, доверяла ему, позволяла дотронуться, не боясь. Как плавно принимала его, сжимала глубоко внутри себя и отдавала всю себя ему, сводила с ума не меньше опытных любовниц. Бона проявляла решительность и училась чему-то новому, при этом выполняя всё вполне недурно, потому что умела схватывать на лету.       Вернувшись в реальность, пока ребята обсуждают что-то свое, Чонгук вновь ухмыляется от воспоминания краснеющей Боны. Наверное, это самое забавное, что он видел в своей жизни. Буквально на лице отражаются все эмоции — от мельчащих переживаний до страстных, застилающих разум желаний. От блаженной нежности до бешенства в глазах, когда ей что-то или кто-то очень не нравился. Самое удивительное, что она и не старается как-то это скрывать, но а если пытается, то выходит достаточно нелепо.       Чонгуку воспоминается именно её нетерпеливый и достаточно взрывной характер, который Бона проявила, когда он попросил подождать её в клубе, пока не закончит последний заказ. И он опять погружается в мысли с головой.

Flashback

      — При всём уважении к вашей работе я не могу согласиться с этим, — старается сохранить в голосе вежливость Чонгук, даже несмотря на то, что уже успел услышать требование женщины напротив и рассердиться.       Достаточно зрелая дама, очевидно, хмурится, это видно по тёмным недовольным глазам, но ни одна складочка между бровями не образуется, потому что подтянутое лицо не позволяет этого сделать. Чонгук знает такой типаж женщин, которые боятся стареть и всеми современными способами стараются продлить молодость. А когда под рукой огромная власть в виде большого количество денег, то можно уничтожая всю природную натуральность, сделать себе кукольную внешность: такое же безэмоциональное и пресное личико.       — Я плачу деньги, — нахально произносит клиентка, недовольная тем, что нашёлся в её жизни тот, кто отказывается исполнять её прихоть. — Я тебя купила, мальчик, так что будь любезен быть согласным.       Чонгук мысленно закатывает глаза, при этом оставаясь с непоколебимым выражением лица, потому что ему нельзя показывать эмоции на такой работе. Он уже привык к таким выходкам. Люди, что покупают его услуги, забываются, считая, что он личный раб, который должен исполнить любое требование. Будь то ужин при свечах или быть вишенкой на торте в одних стрингах на юбилее подруги, как в случае женщины напротив.       Чонгук знает, что имеет полное право отказать, если его что-то не устраивает. За что он и благодарен Наыль, ведь она всегда остаётся на стороне своих работников. Даёт им выбор в сложных ситуациях. И если клиент переходит границы, то сотрудники имеют возможность на любом этапе прервать встречу и вернуть ему деньги. Наыль и славится во всеобщих кругах за то, что не позволяет сравнивать своих людей с куском дерьма.       — Вы платите за время, проведённое со мной, — делает замечание Чонгук, всё ещё сохраняя в голосе сдержанность.       Женщина закатывает глаза, на что Чон никак не реагирует, уже повидавший достаточно за время работы эскортником. На его памяти ситуации были намного хуже и критичнее. Здесь всё было относительно нормально, раздражало лишь то, что клиентка не хотела принимать вполне справедливый отказ.       — Я заплачу сумму в два раза больше, — надменно проговаривает она, и от мерзости её тона становится тошно. — Я могу выкупить весь твой бар, малыш. Тебе всего лишь надо одеться в это и быть вишенкой на торте. В буквальном смысле этого слова. Ничего криминального.       Чонгук терпеть не может такое высокомерие. А когда женщина проявляет неуважение к его работе, принижая его как личность и принуждая делать то, чего он не хочет, Чон готов взорваться. Особенно когда из-за тех самых розовых стринг, которые по её желанию он должен надеть. Тонкая ткань с приторно слащавым оттенком не прикроет абсолютно ничего, и ни один уважающий себя мужчина не наденет это дерьмо. Тем более Чон Чонгук. Но в силу возраста, воспитания, да и того, что он на работе, грубость он не может допустить.       Чон делает глубокий вдох, прежде чем спокойно объявить этой обделённой вниманием мужчин, что заказ её на этом завершается.       Только не успевает Чонгук сказать хоть что-то, как слышит противный женский визг, который вырывает его из мыслей. Он фокусирует внимание на женщине напротив и видит, как её белоснежное платье медленно поглощает алый цвет, образуя огромное пятно в области груди. Чонгук поднимает на неё взгляд и еле удерживается от смешка. Лицо этой дамы намного багровее, чем ткань ее испорченной одежды.       — Боже, аджума! Простите меня за мою криворукость! — звучит знакомый и чересчур слащавый голос, и Чонгук моментально поворачивается.       Бона собственной персоной стоит рядом с той назойливой женщиной и кланяется ей, очевидно, извиняясь за свой проступок. Еле заметное удивление проскальзывает на лице Чонгука, когда он уже хочет вмешаться, но вовремя себя останавливает, потому что это ещё больше подольёт масла в огонь. Бона же, не обращая никакого внимания на Чонгука, будто его здесь нет, подходит ближе к женщине и начинает нарочито нелепо вытирать ткань огромной салфеткой.       — Простите, я не специально, — кается она, вкладывая в голос максимальное сожаление, на которое способна. — Господи, аджума, ваша дорогое платье, мне так жаль!       Чонгук смотрит на Бону, которая играет лучшую роль в своей жизни, выглядя при этом максимально притворно виноватой, что пальцы на конечностях сводит от фальши в голосе. Но он не может не улыбнуться разворачивающему перед ним зрелищу, забавляясь представлением одного неумелого актёра. В её глазах сочится презрение, завуалированное под мягкое раскаяние, Чон ощущает это по каждому неискреннему поклону и действию.       — «Аджума»? — ещё больше злится женщина, смотря на Бону как на врага народа, на что Чон подавляет смешок.       Бона же не обращает никакого внимания на её колкий взгляд, будто специально игнорирует ярость в голосе женщины, выводя её из себя ещё больше. Бона неожиданно поворачивается в сторону Чонгука и смотрит на него так, словно они ни разу в жизни не встречались, но в глубоких янтарных глазах мелькает огонёк веселья.       — Господин, — продолжает Бона, обращаясь к нему. Она делает поклон, пока женщина, сидя в кресле, пытается вытереть остатки вина на платье. — Простите, что потревожила ваш вечер с мамой.       — «С мамой»?! — давится желчью клиентка, озлобленно смотря на неё.       Чонгук бросает взгляд на женщину и буквально кожей чувствует в чужих глазах, направленных на совершенно невинную Бону, разрастающуюся ярость. Чон поджимает губы, чтобы из последних сил сдержать себя, но происходящая картина перед ним не позволяет ему этого. Бона вновь тянется к загрязнённому участку платья и продолжает отчаянно вытирать салфеткой, кажется, прекрасно осознавая, что делает ситуацию лишь хуже, размазывая всё по ткани. А Чонгук пытается сдержать свой смех, который вот-вот выдаст его с потрохами.       — Я такая неряха, аджума, — совсем не обращая внимания на негодование той, продолжает Бона, определённо наслаждаясь тем, что делает.       — Так! Хватит! — наконец не выдерживает женщина. — Позовите мне администратора!       Бона выпрямляется. На долю секунды в её глазах мелькает радость, а на лице проскальзывает чувство удовлетворения. Чонгук бросает на неё любопытный взгляд, а та, в свою очередь, ни разу не выдаёт их знакомства, напрочь его игнорируя. Это выглядит довольно забавно. И Чонгук позволяет ей вести балом и просто не вмешивается, вопреки тому, что он на работе и должен как-то сглаживать углы. Только вот как таковой необходимости в этом нет: Бона справляется с острыми краями самостоятельно, выравнивая своей до тошноты притворной невинностью и раскаянием.       Пока Чонгук на долю секунду опускает взгляд и задумывается над тем, как Бона соблазнительно выглядит в чёрной юбке, подбегает администратор Чхве. Чон растягивает уголки губ и лишь одним взглядом даёт понять, что всё под контролем. Тот понимающе кивает и не вмешивается, пока оставаясь в сторонке молчаливым зрителем. Да и Бона не позволяет: загораживая ему путь, продолжает стоять над душой женщины.       — Я куплю вам новое платье, аджума, — нарочито сожалеющим тоном говорит Бона, вновь возвращая виноватое выражения лица.       Дама кривится от каждой «аджумы» Боны, будто это слово мерзкое и неприятное, словно может из неё и вправду высосать всю молодость, которую она демонстрирует окружающим. По негодующему выражению лица видно, что если бы они были в мире животных, то точно бы уже набросилась на Бону и выдрала все волосы. Из-за невозможности это осуществить женщина проходится взглядом по её простой одежде, явно подмечая отсутствие роскоши на ней, и заметно багровеет от этого ещё больше.       — Да это платье стоит больше, чем ты себе можешь позволить! — негодует клиентка, яростно вставая с места.       — О, мне так жаль, аджума. — Голос слегка дрожит, а непрошенная слеза так и рвётся наружу. Чонгук диву даётся, откуда столько актёрского мастерства в этой юной девушке? Что она ещё от него скрывает? — Тогда я вам постираю его!       Чонгук ухмыляется со слов Боны, потому что прекрасно осознаёт, что она делает это намеренно. Прикидывается той самой простой наивной дурочкой, которая в этот бар попала по счастливой случайности и не знает, что стирка брендовых вещей абы каким способом — гиблое дело. Теперь Чонгук не сомневается: Бона и глазом не моргнёт, но точно доведёт до каления любого, если это ей потребуется. Потому что Чон знает, что она может позволить себе платье и намного дороже, чего, кстати, не делает, но всё равно играет в невинную деревенщину, так как это заставляет ту самую аджуму, словно фугу, надуваться от ярости.       Тем временем женщина давится воздухом и вскипает, как бык, замечая обращённые на неё взгляды в ресторане, когда Бона в очередной раз ненавязчиво называет её аджумой. Она настолько недовольно выглядит, что, кажется, вот-вот из ушей скоро пар пойдёт, а лицо и вовсе станет ярче китайского флага.       — Идиоты, — комментирует клиентка и, так не обратившись к ожидающему администратору, швыряет салфетку на стол, после чего быстрыми шагами, цокая по кафелю тонким каблуком, покидает помещение, явно чувствуя себя неловко.       Бона дожидается, когда та окажется за дверью, после поворачивается к Чонгуку, который всё это время наблюдал за ней. Затем совершенно очаровательно подмигивает, отчего Чон на мгновение теряется оттого, что внутри что-то невольно откликается на это, чуть ускоряя ритм сердца.       — И что ты тут за шоу устроила? — ни разу не строгим голосом спрашивает Чонгук, когда приходит в себя. Он ставит локти на стол, продолжая наблюдать за Боной.       — Отгоняю от тебя нечистые силы, — спокойно отвечает она, широко улыбаясь.       Бона садится за стол и смотрит на него как объевшийся мёда довольный медвежонок. С собранными высокого двумя пучками она именно так и выглядит.       — Правда? — уточняет Чон и лицезрит, как на ранее радостном лице образуется угрюмый взгляд.       — Ты что, не видел? — вполне серьёзно спрашивает Бона, и Чонгук на мгновение задумывается, что он успел пропустить. — У неё же рога торчат, как у дьявола!       Оказывается, разозлённая и возмущённая Бона ещё одно очаровательное зрелище. Глаза становятся максимально прищуренными, скулы напрягаются, а пухлые губы становятся тонкими. Чонгук едва сдерживает свою рвущуюся на волю улыбку.       — У дьявола есть рога? — забавы ради уточняет Чон.       Наблюдать за её недовольством — это весьма забавная картина, а чтобы получить дополнительную порцию её возмущения, Чонгуку приходится дразнить.        — Да, — сразу же отвечает Бона, смотря на Чонгука как на седьмое чудо света. — У неё точно есть!       Бона отмахивается, когда Чон никак не реагирует на её возмущение и делает вид, что всё нормально. Она откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, всё ещё недовольная происходящим. А Чонгук лишь хитро улыбается, вспомнив об истинной причине их встречи, и в одночасье сокращает расстояние, насколько это позволяет преграда между ними.       — Скажи честно, тебе не терпится оказаться в моей постели? — шепчет низкий голос.       Бона моментально теряет уверенность, а прежде заострённые от недовольства черты лица разглаживаются, как по щелчку пальцев. Щёки сразу же покрывает розоватый оттенок. Пойманная врасплох этим вопросом, она по традиции против воли смущается. Слегка ёрзает на месте, затем и вовсе выпрямляется и отводит взгляд, а по итогу, не стерпев, быстро встаёт с места. Чонгука такая реакция лишь забавляет, и он уже не скрывает отчаянно рвущуюся наружу улыбку. То, как Бона может стесняться простых вещей, вызывает в Чонгуке непонятное жгучее желание изводить её дальше.       — Я отказываюсь на это отвечать. — Гордо бросив это Чонгуку, она не медля уходит прочь.       Чон не может не продолжать улыбаться, словно эта эмоция приклеилась к нему намертво и категорически отказывалась его покидать. Он поспешно встаёт и следует за Боной, по пути бросив администратору, что уезжает. Благо в позднее время людей в ресторане мало, а потому они могут позволить себе не скрывать своего знакомства.       Чонгук нагоняет Бону, которая держит путь к запасному выходу, практически сразу и движется за ней. Чон не спешит её опережать, потому что вид, который ему демонстрируется, стоит того, чтобы его рассмотрели и сполна насладились им.       В своём миниатюрном топе телесного цвета и короткой юбке завышенной талии, которая украшает упругую задницу, Бона выглядит до дури возбуждающе. И Чонгук не может отказать себе в удовольствии замедлить шаг, чтобы вдоволь насмотреться. Действительно красиво. Особенно в сочетании с плавным переходом в тонкую талии, до которой он уже хочет дотронуться. Это становится какой-то традицией. Коснуться талии, спуститься плавно ладонью и зафиксировать на заднице. Словно это законное место его рук.       — Ты меня преследуешь? — немного игриво интересуется Бона, ни разу не запрещая ему такие откровенных действия, потому что успела настолько привыкнуть, что, кажется, уже невозможно представить иную картину.       — Конечно, — отвечает Чон, когда они дошли до выхода.       Стоит им оказаться за пределами чужих глаз, ладонь Чонгука плавно с талии спускается к ягодицам и чуть сжимает половину. Бона неожиданно останавливается и поворачивается в его сторону, заставляя её руку повиснуть в воздухе. Прежние радость и уверенность угасают, а на лице Боны появляется странная озадаченность, что немного удивляет Чонгука.       — Я не собиралась мешать твоей работе, — вдруг серьёзно произносит она, опуская взгляд на в пол, пока пальцы перебирают ткань юбки, что показывает её легкую нервозность. — Прости, если я что-то нарушила. Просто… я даже не поняла, как встала с места, когда услышала, как она разговаривает с тобой. Это было мерзко, и мне стало не по себе…       То, с какой искренностью и неподдельным переживанием говорит Бона, оставляет в сердце Чонгука отдельный уголок. Чон сам усадил её на соседний столик, чтобы та не скучала в ожидании его, так как они условились поехать после завершения заказа домой вместе. Если бы он знал, что разговор с той женщины будет таким неприятным, вряд ли бы допустил, чтобы Бона слышала его. Тем не менее её сострадание поражает глубоко в душу, а то, что она ещё и смогла осознать необдуманность поступка, вмешиваясь в работу Чонгука, показывает, что она достаточно умная девушка.       Чон оставляет без ответа её слова, вместо этого, коснувшись талии, направляет её к выходу. Он желает уйти от любых чужих глаз, потому что не хочет неприятностей Боне. Когда они выходят на крытую парковку, Чонгук останавливает её у угла, аккуратно освобождает её пальцы, ухватившиеся за ткань, и помещает нежную ладонь в свою. Он чувствует её раскаяние — опущенные плечи отчётливо говорят об этом без слов.       — Всё в порядке, — начинает Чонгук, поймав её растерянный взгляд. — Я хотел сделать то же самое, но не мог. Так что… спасибо.       Бона поднимает на него ребячески чудесные глазки со свойственным им сиянием, явно радостная тому, что Чонгук не злится. И он на долю секунды застывает, засмотревшись и не в силах оторвать от неё взгляда. Обаяние, которое она непроизвольно выпускает лишь одними такими блестящими глазами, готово ударить под дых любого в её радиусе. Только вот Бона искренне об этом не догадывается.       — Я вспомнила нашу встречу, — вновь неуверенно щебечет Бона. — И то, как я пыталась купить… секс с тобой… Теперь мне очень стыдно.       Бона опускает взгляд в пол, а Чонгук, высвободив одну руку, касается подбородка и поднимает её голову, не давая погрузиться в угрызения совести.       — Ты совершенно не похожа на эту женщину, — вкладывает в голос больше искренности Чонгук, понимая, что Бона точно заслуживает эти слова. — Ты не кичилась деньгами и не проявляла неуважение ко мне, иначе бы я не согласился помочь тебе в этом.       Чонгук говорит искренно, потому что Бона одна из немногих людей, с которыми он не прекратил бы общение. Даже когда у них всё завершится, он бы предпочёл остаться с ней друзьями. Потому что как человек она ему импонирует. В ней нет ни капли фальши, она не пытается казаться той, кем не является, всегда показывая себя такой, какая она есть на самом деле. Даже несмотря на статус достаточно богатой наследницы, на удивление, она проявляет себя совершенно иначе. Да, в ней невольно ощущается характерная детям, родившимся с золотой ложкой во рту, избалованность, но только по отношению к качеству жизни, так как, скорее всего, она с малых лет ни в чём не нуждалась.       Между тем обведённые чёрной подводкой янтарные глазки с немного лисьим прищуром смотрят на него несколько секунд, кажется, пытаясь понять, не лукавит ли Чон.       — Правда? — с надеждой в голосе уточняет Бона, смотря на него снизу вверх.       Чонгук кивает и наблюдает за тем, как улыбка медленно расползается на её красивом лице, демонстрируя ровный ряд белых зубов. Бона и вправду становится для него открытием. В ней сочетается слишком много качеств, проявление которых в одном человека выглядит абсолютно невозможным, потому что являются противоречивыми. Она может требовать секса, хотеть его, возбуждаться, а когда получает, зардеться так, будто впервые. Развратность и в то же время невинность. Решительность и робость. Хороший интеллект и в то же время в каких-то обыденных моментах совершенная непросвещённость.       Зрительный контакт между медовыми и шоколадными глазами затягивается непозволительно долго, и никто из них его не осмеливается нарушать первым. Словно застряли в этой пучине оттенков, а как выбраться — не знает ни один из них, поглощаясь недрами глаз друг друга.       Бона нервно сглатывает, когда чёрные омуты пожирают её, медленно выкачивая из неё воздух, а Чонгук совершенно неожиданно для себя, ведомый каким-то магнитным притяжением, впивается в её губы. Практически сразу целует глубоко и чувственно, проникая языком в чужой рот. Он напирает со всей страстью, которая в один момент просто взрывается огромным пламенем и довольно быстро разгоняется по венам, сжигая дотла сосуды. Чонгук не властен над тем, что требует его нутро, как и над своим телом, которое реагирует на Бону слишком ярко, а потому он вжимает её в стену и просто не может оторваться, позволяя себе сминать пухлые, до дури сладкие губы.       Ловить её отчаянный вздох становится привычкой, которую Чонгуку абсолютно не хочется терять. То, как Бона практически сразу плавится, теряет себя и отдаётся, срывает крышу окончательно, и он превращает поцелуй в погоню за кислородом, которого им обоим не хватает. Они упиваются друг другом. Руки беспорядочно гуляют по её телу, они живут своей жизнью, пока Чонгук не даёт ни секунды покоя её губам.       Чон совершенно не помнит, как они оказываются в машине. Он успевает очнуться от дурмана лишь тогда, когда Бона судорожно расстёгивает его ремень. Немного напряжённо расположившись на его паху, она искусно расцеловывает его шею, кажется, мстя за то, что он творил с её. Чонгук ухмыляется такому напору и решительности, задирает её юбку и, обхватив за упругие ягодицы, крепко сжимает. Сладкий полустон срывается с уст Боны, и она на мгновение прекращает свои движения, а Чонгук, наоборот, набрасывается, на этот раз захватывая в плен её шею.       Когда-то млеющая и смущающая от слова «секс» Бона готова была оторвать все пуговицы на тёмной рубашке. Впрочем, это желание разделяет и Чон, который, не церемонясь, в нетерпении разрывает тонкую ткань трусиков. Он ловит её удивлённый взгляд и хитро улыбается, попутно бросая уже непригодное бельё в сторону. Одновременно делая себе пометку о том, что непременно должен восполнить испорченную вещь.       Чонгук не мог не восхищаться тем, как раскрепощается когда-то неопытное тело перед ним. Это не может не льстит ему, потому что оно идеально подстраивается под его потребности. И самое поразительное и парадоксальное — Бона всё ещё могла реагировать на его прикосновения взволнованно и трепетно, будто впервые.       Избегая лишних разговоров, Бона вручает ему своё тело, позволяя делать с ним всё, что ему заблагорассудится. Над ними образуются чары безудержного желания, они невидимой шалью окутывают их с головы до ног. Чонгук притягивает совершенное тело ещё ближе и, сам того не ожидая, впивается в её соблазнительно вкусные губы настолько грубо и страстно, что разум летит к чёртовой матери, а виски пульсируют от напряжения. Чон не понимает, как до этого ограничивался только сексом, исключая всякие поцелуи. Как он мог справляться без этого, довольствуясь меньшим, когда эти чёртовы пухлые губы были слишком вкусные, чтобы этого не делать.       Кожа под обжигающей ладонью слишком мягкая и приятная, чтобы не позволять себе наслаждаться прикосновениями. Чонгук проникает под её топ, пальцами чертя невидимую дорожку на спине девушки. Он чувствует, как кожа покрывается мурашками, и продолжает её изводить: ладонь спускается на талию и обхватывает сильнее прежнего, вырывая нервный вздох Боны. А после проворные кисти достигают уже излюбленного места — ягодиц Боны.       Чонгук отрывается от её губ, на пару секунд останавливается, заглядывая в совершенно растерянные, слегка обезумевшие глаза. Ухмыльнувшись, он вновь тянется к шее, возобновляя терзания. Чон не может себя остановить, даже когда на затворках сознания мелькает её просьба не оставлять следов. Чонгук обещает себе быть нежным, лишь бы продолжать касаться такой заманчиво притягательной кожи на шее. Девственно чистая, молочая поверхность привлекает внимание, заманивает, задурманивает разум, заставляя упиваться ею.       Чонгука приводит в себя лишь тяжёлый вздох Боны, и это отрезвляет его именно в тот момент, когда он чувствует, как опасно между зубами пульсирует артерия. Он отстраняется, даёт ей пару мгновений прийти в себя и позволяет Боне касаться его туловища. Пока тонкие пальцы гуляют по его прессу, заставляя всю кровь прилить к паху, Чонгук приспускает штаны, потому что становится невыносимо тесно. Возбуждение, которое отражается в привычном месте, практически неимоверно давит и причиняет дискомфорт.       Между тем, догадавшись, Бона привстаёт, а Чонгук блаженно выдыхает, когда снимает штаны, наконец позволяя оказаться на свободе своему достоинству.       Расстёгнутая на все пуговицы рубашка, заметные очертания пресса и колом стоящий член привлекают внимание Боны. Чонгук видит, как постепенно, миллиметр за миллиметром, краска покрывает её щеки, а между пальцами презерватив, который он успевает достать из кармана брюк, и вовсе добивает её. Бона вновь багровеет, даже если старается не показывать виду. Это не может не улыбнуть Гука. Она льнёт к нему, проявляет инициативу, решительно соблазняя и сжигая его разум дотла, но при этом остаётся всегда смущённой.       Чонгук протягивает ей презерватив, внимательно наблюдая за тем, как она решительно забирает из его рук. Он улыбается, пока она разрывает упаковку и аккуратно двигается на коленях, чтобы натянуть его на жаждущий внимания член. Бона аккуратно касается головки и, плотно удерживая, проводит по всей длине, умело раскатывая по органу. От движений мягких ладоней Чонгук еле сдерживается, чтобы не закончить, как чёртов девственник. Кажется, весь былой опыт летит коту под хвост, когда он с Боной.       Без лишних слов Бона чуть привстаёт и аккуратно направляет в себя член. На удивление, при этом неотрывно смотрит Чонгуку в глаза. Когда она медленно опускается, сантиметр за сантиметром погружая член в узкие стенки, Чон готов зарычать от ярких ощущений, когтями выдирающих из него душу. Бона хватается за его плечи, чтобы удержать равновесие, и опускается до конца. В этот момент Чонгук ловит её стон поцелуем, не лишая себя возможности вновь ощущать сладость её губ. Желание накрывает с головой, глубоко внутри становится невыносимо жарко и тесно.       Чонгук не может терпеть, и Бона, догадавшись, начинает двигаться. Сначала чуть медленнее, проверяя Чона на прочность, а затем, привыкнув к ощущениям, ускоряется.       Поцелуй выходит слишком долгим и тягучим, но приходится разорвать его, когда спустя мгновения Бона начинает провоцировать его, совершая хаотичные движения: сначала быстро, потом чуть медленнее. Внутри всё воспламеняется, обжигается и выжигается до тлеющих костей. Отстранившись, они заглядывают глубоко в глаза друг друга, будто посылают молнии безудержного огня, ни на секунду не прекращая двигаться.       Чонгуку сносит крышу теснота в теле, румяный оттенок на щеке, слегка растрепавшиеся волосы и то, как Бона поджимает губы, пытаясь сдержаться от рвущихся наружу слишком громких стоном. Хватка на бедре усиливается, и Чон на мгновении останавливает Бону, ловя при этом её удивлённый взгляд.       Чонгук крепко удерживает за бёдра, находясь глубоко в ней, и начинает вдалбливаться, не имея никакого больше терпения. Меняет ритм на бешеный, заставляя Бону не сдерживаться и наконец быть громче. Глаза в глаза. Дыхание к дыханию. Между ними миллиарды невидимых лучей притяжения, а вокруг буря эмоций и океан наслаждения.       Стоны заполняют каждый уголок машины, пар застилает окна от раскалённого дыхания двух доводящих до сумасшествии друг друга людей. Толчки становятся интенсивнее, грубее и намного глубже, что они задыхаются в этой бушующей в груди страсти. Чонгук рычит, усиливая хватку на ягодицах Боны, прекрасна зная, что на них точно останется след. Но он не может иначе: виски пульсируют от учащённого сердцебиения и он ощущает, как всё наваждение скапливается внизу живота, как огромный ком, грозясь в скором времени просто взорваться.       На заднем сидении машины ужасно тесно: не развернуться, не поменять угол, чтобы как-то внести яркости, как обычно любит Чонгук. Но сейчас ему совершенно на это наплевать. Куда ярче секс в тесной машине, глубоко в узких стенках Боны, чем с какой-то непонятной девушкой из клуба. Это разрывает его хлеще любых любовниц, с которыми он имел дело. Скорее опыт, который имеет, стоит растоптать, потому что с Боной совершенно иначе. На сакральном уровне. Чувственнее. Он не знает, с чем это связанно, но это его абсолютно не беспокоит.       Когда они достигают умопомрачительного оргазма, Бона, не в силах держаться, просто падает на него, утыкаясь в ямку между шеей и плечом, и тяжело дышит. Чонгук ненавидит все эти проявления нежности после секса, потому что никогда не позволяет себе этого. После оргазма всегда жарко, тесно, а ещё обнимать чьё-то бренное тело рядом — ему это никогда не нравилось. Но именно сейчас, в это мгновение, когда уязвимая и обессиленная Бона прижимается к нему, Чон не может отказать ей в удовольствии и обнимает её в ответ. Будто, если не разрешит себе этого сделать, у него что-то внутри непременно сломается.       Руки против воли оказываются на талии Боны, носом Чонгук утыкается в её волосы и вдыхает. Цветочный аромат. Чон успел запомнить его и, кажется, узнает Бону среди тысяч других: она пахнет пионами с нотками древесного мускуса.       Именно в этой машине Чонгук позволяет себе обнимать тонкую талию, прижимать тёплую Бону к горячему после оргазма телу и совершенно не беспокоиться о жизни в целом. Разрешает себе забыть про работу, долг и бизнес. Даёт себе возможность закрыть глаза и усмирить прерывистое дыхание. Остановиться. Вдохнуть воздух. Не бежать. Не думать обо всём сразу. А позволить себе жить. В этом моменте. В этих нежных объятиях…

The end Flashback.

      — Я позову девчонок с нового потока, придёшь? — отрезвляет голос друга, и Чонгук несколько раз моргает, чтобы вернуться в реальность и одновременно попытаться убрать вдруг образовавшееся наваждение. — Ну или можешь позвать своего «никто» на мою вечеринку.       Чонгук выпрямляется и убирает кружку пива в сторону, осознав, что погрузился в воспоминания настолько, что даже половины не выпил. Он смотрит на ожидающего Ухёна, стараясь не выдать вдруг накопившееся внутри возбуждение, и вполне строго произносит:       — Я приду. — Но друг отчего-то ждёт продолжения, а потому Чон спешит уверенно добавить: — Один.       Ухён пожимает плечами и возвращается к общей беседе, пока Чонгук вытаскивает из кармана вибрирующий телефон. Улыбка расползается сама по себе, когда он видит сообщение в KakaoTalk от одной настойчивой девушки.

Мартышка:

Мингю пригласил меня на вечеринку 😳

      Чонгук на несколько секунд зависает, слишком долго пялясь на экран смартфона. Шестерёнки в голове совершенно не хотят помогать, и именно сегодня все его действия выходят очень странными. В другое время он без промедления придумал бы что-то, чтобы подразнить её или уж точно сказал бы что-то дельное. Сейчас же мозг совсем не думает. Но Чонгук не может не ответить, потому заставляет себя написать довольно короткое сообщение.

Чон Чонгук:

Отлично

      Чонгук намеревается закрыть беседу, но видит движущиеся три точки, которые продолжительное время горят. Кажется, будто Бона пишет целое эссе ему. И он терпеливо ждёт, ощущая, как в груди образуется что-то странное от этого ожидания.

Мартышка:

Да…

      Очевидно, Бона передумала ему что-то отправлять, потому что этот довольно короткий ответ не стоил нескольких минут печатания.       Чонгук убирает телефон в сторону, не желая вообще к нему больше прикасаться, в то время как к нему подсаживается длинноногая блондинка, с которой они флиртовали весь вечер до того, как он погрузился в странные воспоминания. Они заигрывали одними глазами. Бросали друг на друга игривые взгляды. А Чонгук ждал, когда она сдастся и подойдёт первой. Только вот когда его желание исполняется, сладость победы на языке ощущается не так ярко, как предполагалось. Слегка горчит. Но Чонгук мастерски умеет отвлекаться. Особенно когда перед ним красивая девушка…

***

Ким Мингю:

Я немного опоздаю

Тут ДТП на мосту

Образовалась пробка

      Бона читает сообщение в KakaoTalk ровно в тот момент, когда до пары остаётся несколько минут, а большая аудитория постепенно заполняется несколькими группами. Она быстро набирает ответ.

Ли Бона:

Всё в порядке???

Ким Мингю:

Да

Не переживай

Ли Бона:

Хорошо

Кажется, учитель Чон заболел

У нас объединённая лекция с профессором Каном

Аудитория 237

      Ким Мингю:

Спасибо

Скоро буду

      Бона откладывает телефон в сторону и ставит сумку справа от себя, таким образом занимая место для однокурсника. Назвать его парнем язык не поворачивается, даже несмотря на то, что она согласилась с ним встречаться. Это, наверное, единственный раз в её жизни, когда она поступила так опрометчиво, не подумав ни о чём.       Бона до сих пор находится в странной прострации, где, кажется, успела потеряться и не может теперь найти нужный выход, чтобы вернуть всё на круги своя. Она не видит иного пути в этом случае, кроме как позволить ситуации разворачиваться самостоятельно. Раз она согласилась, может, это действительно к лучшему? Чонгук ведь не разделяет её странных чувств. Да и дал понять свою позицию по поводу отношений. Ничего не обещал и не клялся в верности, так что и рассчитывать на что-то было самым бессмысленным занятием. Да, возможно, секс стал намного чувственнее, даже в какой-то степени эмоциональнее, но Бона не знает, может ли это что-то значить.       Как бы то ни было, Чонгук ни разу не говорил даже о симпатии и не было слов, которые бы могли ввести её в заблуждение. Наоборот, он чётко держался одной позиции и не позволял себе переходить границы дозволенного. А то, что слова и действия Боной воспринимались чуть иначе, это не его проблемы. Да и к тому же он думает, что Бона по уши влюблена всё ещё в Мингю. О каком развитии чувств может идти речь, если Чон считает, что рано и или поздно Бона завершит их встречи ради другого парня? Чонгук претензий не имеет, и его вполне устраивает положении вещей сейчас, а настаивать на чём-то Бона не собирается, потому что это… странно. Чонгук не виноват, что смог пробудить в её груди трепетное чувство. Несмотря на образ бунтаря и безразличного человека, он успел покорить её добротой и заботой. Иначе быть не могло. Бона сомневается, что кто-то останется равнодушным, находясь рядом с таким человеком. Его будущей спутнице очень сильно повезёт. Возможно, в прошлый жизни она должна была спасти мир, чтобы ею оказаться.       Бона находится под впечатлением от своего статуса, но тем не менее хотя бы успела привыкнуть к мысли о том, что встречается с Мингю. Ей нужно было всего лишь переспать с этой новостью, чтобы наутро в университете выглядеть по-человечески и ни разу не выдать душевного состояния. Не так уныло должен выглядеть человек, которому предложил встречаться его краш.       Бона даже успела отправить Чонгуку сообщение о том, что Мингю пригласил её на вечеринку, но духу почему-то не хватило написать о том, что он предложил ещё и встречаться. Всё же она понимает, что сказать ему об этом нужно, и она непременно сделает это лично, когда найдётся возможность. Продолжать спать с Чонгуком после того, как она согласилась встречаться с Мингю, точно аморально. Не в её характере так поступать с обоими. Так что остаётся ей договориться о встрече с Чонгуком.       Только Бона совершенно не ожидает, что Чонгук со своими друзьями войдёт в аудиторию и её снова прошибёт его обаянием. Вместо привычной чёрной футболки он напялил на себя белую майку. Не совсем приличный выбор для занятий в университете, но Чонгуку абсолютно без разницы. И все это знают, как свои пять пальцев.       — Привет! — здоровается Ыну сразу, заметив Бону. — Можно сесть рядом?       — Привет, — немного тушуется Бона, смотря на нескольких парней, следующих за ним, и растерянно добавляет: — Да, конечно.       Они проходят мимо, бросив дружелюбные улыбки, а Чонгук движется последним. По традиции молчалив, но кивает и садится на оставленное пустое место с левой стороны рядом с ней. Очередное издевательство судьбы, на которое Боне остаётся лишь тяжело вздохнуть и чуть сдвинуться от него. Удивительно, что возвращается прежнее напряжение, когда она боялась прикосновений мужского пола. Это и сейчас так, как она уже поняла по случаю в бассейне, но к Чонгуку Бона не испытывала такого уже давно…       Неловкая тишина висит между ними тяжёлым грузом, а когда затихает аудитория при появлении неизвестного учителя, становится ещё невыносимее. Он что-то вещает и просит подождать профессора Кана, который, кажется, задерживается по какой-то уважительной причине. А Бона не может сосредоточиться ни на чём, когда в этой самое тишине слышится дыхание Чонгука. Как она его улавливает? Как получается, что она всем нутром его чувствует, даже не касаясь? Она и сама не понимает, но знает точно: это не к добру.       — Как у тебя дела? — Вопрос неожиданно звучит рядом с ней, на что Бона еле заметно слегка дёргается.       Она бросает на Чонгука неловкий взгляд и встречается с теми же спокойными тёмными глазами.       — Нормально, — отвечает, хотя ей совершенно точно не нормально. Ей отвратительно. Ужасно. Непонятно. Страшно. Но никак не нормально. — А у тебя?       Боне становится невыносимо: стены вдруг давят на неё, аудитория душит, а люди, как тысяча щебечущих пташек, начинают бесить, но она стойко выдерживает.       — Тоже нормально.       Поразительно, как за несколько дней они успели стать чужими друг для друга, что и двух слов связать не могут. При этом даже ничего не предприняв для этого. Поразительно, как может поменяться отношение лишь за одно мгновение, потеряв всякую прелесть. До этого они встречались при друзьях, бросали друг на друга двусмысленные взгляды, но такого дискомфорта не было.       Причину такого поведения Боны понять можно, так как она успела увидеть его с кем-то и начать встречаться с Мингю. Только вот что с Чонгуком, от которого не исходило прежнего непринуждённого общения? Его не устроило её сообщение? Или не устроило, что она отчитывается перед ним, как навязчивая пиявка?       Бона замечает силуэт Мингю, и это немного спасает ситуацию. Она тут же привстаёт с места, чтобы обратить внимание на себя в этом большом потоке людей, и слегка машет рукой. Ким бегает несколько секунд глазами по аудитории и мгновенно расплывается в улыбке, когда замечает Бону. Мингю быстрыми шагами, попутно здороваясь со всеми, преодолевает расстояние между ними. И чего Бона совершенно не предвидит — так это того, что он так легко притянет её при всех за талию и нежно приобнимет.       — Я успел соскучиться, — тихо шепчет он на ухо, всё ещё не отстраняясь.       Сильного напряжения и скованности, на удивление, нет. Вместо этого смущение со стыдом, потому что это происходит перед всеми. Мингю же совершенно нет никакого дела, а потому он нехотя разжимает объятия, но, не убирая руки с талии, оставляет поцелуй на щеке. Бона моргает несколько раз, чтобы прийти в себя, когда он всё же отпускает её. Она садится на место, а Ким, догадавшись, убирает её сумку в сторону и располагается рядом.       Бона до ужаса чувствует себя неловко. Это просто издевательство какое-то. Посадить её между двух огней. Ей хочется просто встать и уйти, чтобы не ощущать этого напряжения. Или можно просто выйти в окно. Да хоть провалиться сквозь землю, но никак не оказаться между любовником и… парнем?       Пара начинается с приходом Мингю и проходит отвратительно. Бона не улавливает ничего, кроме дыхания рядом сидящих Чон Чонгука и Мингю, который берёт её за руку. Прикосновение его приятно, но в сложившейся ситуации это подбрасывает масла в огонь, превращая всё в ярко горящее пламя. Добивает Бону то, как бесцеремонно выходит из аудитории Чонгук, удивив, кажется, и друзей, которые лишь пожимают плечами, когда она поворачивается к ним, чтобы узнать причину.       Больше Бона с ним нигде не пересекается, что слегка облегчает общение с его друзьями и в целом вдруг ставшим таким тактильным Мингю. Только вот возможность рассказать Чонгуку обо всём улетучивается, и Бона больше не осмеливается ему написать. Но откладывать неизбежное в дальний ящик не стоит, а потому она решает, что заглянет к нему.       Короткий день с Мингю и его друзьями проходит относительно нормально, но, когда они прощаются, Бона сразу же достаёт телефон, чтобы написать Чонгуку.

Мартышка:

Нужно поговорить

Я загляну к тебе сегодня?

      Только телефон, к сожалению, молчит, а ответ не приходит даже после того, как она оказывается дома. В ожидании Бона успевает переодеться, принять душ, приготовить ужин и поесть, в конце концов, подготовиться к завтрашним парам, а сообщение остаётся даже не прочитанным.       Бона знает, что можно попробовать позвонить к нему в квартиру, но решиться никак не может. Она же ведь ни разу у него не была, а тот и не звал, предпочитая оставаться у неё. А это означает только одно: он не хочет, чтобы Бона переходила его личные границы.       Ближе к ночи, когда она всё же решается и намеревается пойти к нему, по всем канонам приходит долгожданный ответ.

Чонгук:

Я работаю

      Бона всё понимает и не смеет настаивать сейчас ни на чём, даже если на душе неспокойно. Остаётся надеяться, что они поговорят раньше, чем окажутся на одной вечеринке. А она уверена, что он там точно будет. Иначе быть не может. Потому что жизнь просто обожает подставлять ей подножки…