the art of rapprochement

      Как они доезжают до дома, Бона не помнит, потому что весь путь оказался для неё самой настоящей пыткой. Чонгук, озвучив своё условие, практически сразу же, не дожидаясь её ответа, поволок в сторону чёрного выхода. Бона готова была упасть, едва сделала шаг: ноги не слушались от всего пережитого, до сих пор отражавшегося в теле. Но ей помогали сильные руки Чонгука на талии и под локтем, что позволяло ей держать равновесие. В голове был бардак, там словно во все громкоговорители озвучивали: «Тебе сегодня ночью точно не выжить». Потому что чёрные, пропитанные нескрываемым возбуждением глаза Чонгука были сатаническими, ещё больше обволакивающими её дымкой желания. Такой взгляд не оставлял никаких шансов думать иначе.       Стоило оказаться в квартире, как Бону практически сразу накрывает былое смущение. Когда они остаются наедине в абсолютной тишине, замкнутые в одном пространстве, всё становится вновь странным, даже несмотря на возбуждение, которое всё ещё бурлит в крови и медленно сводит с ума. Возможно, так отражаются отстранённость Чонгука, который в машине отсел от неё подальше, и предвкушение, которое пугало её всю дорогу. Скорее всего, Чонгук старался не наброситься на неё раньше времени, прекрасно понимая состояние Боны, но всё же этим холодом он чуточку задел её тонкую душевную организацию, тем самым спугнув решительность.       — Ты слишком громко думаешь, — разрушает тишину хриплый голос Чонгука, стоявшего позади неё.       Бона поворачивается к нему, положив пиджак на небольшой пуф, и не спешит разуваться, глазами остановившись на стоящем напротив Чонгуке. Растерянный взгляд блуждает по его лицу, и Бона в очередной раз поражается его проницательности. Неужели она и вправду так очевидна и все эмоции отражаются на её лице?       — Я слышу твои переживания, — вновь нарушает тишину сдержанным и спокойным голосом Чонгук.       Бона ощущает, как сходит с ума от переизбытка всего на свете: страха, возбуждения, неловкости, странности и непонимания происходящего. Всё слишком давит на неё. Будто тяжёлый груз ложится на плечи и силой оттягивает, тащит вниз, заставляя тонуть в сомнениях. Всё вдруг кажется неправильным, словно так не должно быть. Если до этого Чонгук её направлял, то сейчас после бара он будто оставил её у обрыва. Куда сложнее, когда маятника больше нет и человека уже некому направлять, а дорога для него совсем чужая. И вполне вероятно, потеряв сильную отдачу, она теряется в захолустьях, хоть и не осознаёт в полной мере, что причина именно в этом.       — Я не… боюсь, — опустив взгляд, спустя время признаётся Бона, но не позволяет себе быть до конца честной с ним. — Просто немного неловко…       Чонгук ничего не говорит, вместо этого касается подбородка и мягко поднимает её голову, чтобы заглянуть ей прямо в глаза. И не успевает Бона среагировать, как его лицо оказывается слишком близко. Её буквально обдаёт обаянием Чонгука, которое рассеивает и сшибает мысли.       — Прекрати думать. — Горячее дыхание опаляет губы, и она рефлекторно опускает глаза вниз.       Это становится фатальной ошибкой. Опустить взгляд на слегка бледноватые и в меру пухлые губы Чонгука. Потому что два колечка у уголка рта чертовски очаровательно смотрятся на коже и привлекают к себе внимание. Сердце на мгновение замирает. Кажется, что и время застывает, заставляя её страдать в этом мучительно сладком промежутке, в котором буквально чувствуется то самое магнитное притяжение. Ей до дрожи хочется коснуться его, каждая клеточка будто искрится этим желанием и создаёт ещё большие электростатические волны. И Чонгук очередной раз доказывает, что умеет читать мысли, первым касаясь её губ своими.       Бона блаженно выдыхает. Она стоит в растерянности первые несколько секунд, но практически сразу закрывает веки, поддаваясь страсти Чонгука. От которой в любом случае нет спасения ни в одной части земного шара. Губы напористые, мягкие, остервенелые и наглые. Он целует её так, как никто не целовал прежде. Жадно, страстно, глубоко, что моментально вскруживает голову, лишая всех здравых мыслей. Тело вновь расслабляется в его руках, обмякает. У Боны больше нет ни сил, ни желания сопротивляться. Всепоглощающая страсть, проникающая в каждые рецепторы организма, завладевает ей полностью. А Чонгук, почувствовав отдачу со стороны девушки, позволяет себе намного больше.       Удивительно, как Чонгук всегда внимательно изучает реакцию тела Боны и что действует лишь тогда, когда понимает, что протестов с её стороны нет. Это его природная или выработанная опытом способность очень нравится Боне. И она не стесняется себе признаться в одном: то, как действует Чонгук, — это определённо лучшее, что может сделать мужчина женщине, проявляя терпение и заботу. И сейчас Чон, когда Бона обмякает и не сопротивляется, резко хватает её за затылок и ещё глубже проникает в рот языком, наделяя поцелуй ещё большей страстью. Другая ладонь, находясь на талии, ещё ближе придвигает девушку к себе.       Бона ощущает такую лёгкость, будто парит. Если до этого она относилась к поцелуям скептически, особенно когда не было любви или симпатии, то сейчас даже так всё кажется невероятным и возбуждающим. И ни в коем разе не смущает и не вызывает дискомфорта. Это лишь постепенно подкармливает нарастающее желание, которое на время, пока сомнения окутывали голову Боны, слегка погасло. Но сейчас всё возвращается на круги своя с прежней остротой.       Спустя пару минут пыток наглого языка, который буквально вырисовывал во рту узоры, тем самым делая поцелуй максимально глубоким, Чонгук отстраняется и, поймав расфокусированный взгляд Боны, едко улыбается уголками губ.       — Так лучше? — хрипло шепчет он, всё ещё находясь близко к её лицу.       Бона пытается привести в порядок дыхание. И когда к ней возвращается способность видеть и ориентироваться в пространстве после такого глубокого поцелуя, она улыбается. Широко и мягко, что даже сама не сразу замечает искренности в своих действиях. Определённо Чонгук ломает в ней выстроенные установки, всё разрушает, едва прикасаясь к ним, и превращает в руины. И если до этого Бону интересовало, сможет ли она выжить в этих развалинах и сможет ли построить там хоть что-то, то сейчас эти вопросы отходят на второй план, пододвигая на первый животную страсть.       — Да, — отвечает она, позволяя себе жить здесь и сейчас.       Её не покидает ощущение, что Чонгук, разрушая всё на своём пути, собственноручно возводит новые установки, от которых Бона раньше ужаснулась бы, а сейчас относится к ним с воодушевлением. Возможно, он закладывает фундамент, который ей поможет в будущем крепко держаться на плаву? А потому ей не придётся выживать в развалинах?       Чонгук вновь улыбается, и Боне нравится эта улыбка. Она похожа на ту, в которой очень много мягкости и искренности, доброты и нежности. Простая и в то же время интригующая душу. И пока Бона пытается прокрутить в голове этот момент много раз, Чонгук неожиданно спускается на колени рядом с ней, удивляя её.       Бона пытается понять, что он делает, в то время как Чонгук осторожно касается её ноги и начинает высвобождать из туфель, прекрасно осознавая её изнеможённое состояние. От этой картины становится теплее, и Бона уже не чувствует прежней неловкости, позволяя себе немного насладиться моментом. Внутри всё трепещет, потому что он слишком хорош. Рядом с таким парнем, наверное, каждый бы тонул в чувствах и позволял бы делать с собой всё, что только ему заблагоразумится, потому что Чон на удивление не эгоцентричен. Несмотря на образ мятежника, татуированные руки, не совсем моральную работу, постоянный чёрный цвет одежды, пирсинги, он не такой, каким ожидаешь его узнать. Самовлюблённым типом, которому безразлично, что чувствует девушка, пока он её трахает.       Бона с чистейшей нежностью смотрит на то, как Чонгук снимает уже вторую туфлю, мягко касаясь стоп. Завершив действие, он не спешит вставать с места. Чонгук перемещает руку на одну из её ног с внутренней стороны и привлекает внимание. Бона вопросительно оглядывает его и встречается всё с тем же тёмным взглядом. Чонгук смотрит прямо, глубоко внутрь, при этом осторожно поднимаясь ладонью по коже выше, вызывая электрические покалывания на местах прикосновения. Бона задерживает дыхание оттого, как неотрывно Чонгук изучает её взглядом, достигая рукой колен, поднимается дальше, проходится по внутренней части бедра, забирается под платье и немного задерживается там, заставляя её нервно вздохнуть. Это слишком интимно и волнующе, а под таким терзающим взглядом даже немного боязно.       Ухмыльнувшись затихшей Боне, Чонгук быстро встаёт, пока она ощущает на ноге жгучий след от его большой ладони. Берёт её за руку и ведёт в сторону спальни. Бона ощущает, как сердце бьётся о грудную клетку из-за происходящего и приближающего. Она даже на время успевает забыть о том, что всё ещё в ней находится, отчасти из-за того, что Чонгук отвлекает ласками.       Когда они оказываются в спальне, передохнуть Чонгук ей не даёт. Непонятно, когда он успел взять в руки телефон и включить приложение, начав издеваться над ней. Когда Боне кажется, что желание уже немного притупилось и прежнее нетерпение не раздирало в клочья все клетки организма, внутри внезапно начинает вибрировать, отчего её немного покачивает в сторону. Медленный ритм накаливает в ней то самое вожделение, которое лишает покоя, пока Чонгук включает прикроватную лампу. Он догадывается, что Бона, скорее всего, будет протестовать против яркого света, а потому создаёт интимный полумрак. Волнующий и будоражащий кровь. Чонгук в очередной раз ухмыляется тому, как, застывшая на месте Бона сводит ноги вместе от напряжения, а затем подводит её к кровати, мягко коснувшись локтей.       — На самом деле ты довольно хорошо держишься, — шепчет он, вновь приобнимая её за талию. — Учитывая сколько раз я тебя провоцировал.       Да, это было непросто. Ещё парадокс в том, что, пока Бона всё это испытывала, она была в руках другого мужчины. Которого едва сейчас сможет представить, пока мысли заслоняет я-сожгу-тебя-дотла-и-рассею-твой-прах-в-океане-твоих-слёз-Чон-Чонгук.       Крепкие руки поднимаются чуть выше, пока Бона слегка кусает губы, и аккуратно спускают молнию сзади. Она чувствует лёгкое дуновение прохлады, за которым следует дорожка мурашек, на мгновение притупляющее ощущения внизу живота.       — Я, конечно, была наслышана, что ты бессердечный, но чтобы настолько, — отвечает Бона, не вкладывая в слова какое-то действительно серьёзное обвинение, всё ещё пытаясь сохранить в голосе стойкость.       Руки Чонгука бесстыдно касаются открытых участков кожи, стирая с лица Боны всю сдержанность. Он молча наблюдает за её реакцией, осторожно, вызывая мурашки на местах соприкосновения, спускает с плеч платье, а в следующую секунду немного отстраняется, позволяя бретелькам скользнуть по коже вниз.       — Думаешь, я бессердечный? — немного невинным голосом и наигранно детскими ясными глазками спрашивает он, что уголки губ Боны невольно растягиваются в улыбке.       Когда Чонгук глядит такими яркими огромными глазами, он и вправду выглядит, как ни странно, очаровательно, несмотря на весь свой пугающий чёрный образ и тёмный взгляд. И что немаловажно — так это то, что он этот чёртов искуситель ни разу не невинный, скорее самый настоящий дьявол в обличии миротворца, который поджидает тебя где-то в стороне, чтобы при удобном случае затащить прямиком в бездну.       — Абсолютно точно, — чуть дрогнувшим голосом шепчет Бона.       Платье бесшумно падает, и Чонгук смотрит на Бону всё тем же взглядом, замечая, что под тканью не оказывается абсолютно ничего, кроме нижнего белья.       — Значит, ты всё это время была в одном тонком платье?       Кажется, он остаётся слегка удивлённым такому исходу событий, смотря на неё прямым, ещё больше потемневшим взглядом.       — Разве не ты мне принёс это платье с открытой спиной? — Она сохраняет в голосе немного смелости, невзирая на то, что кровь приливает к лицу от смущения.       Бона не может не обратить внимание на загоревшийся огонь в глазах напротив, когда Чонгук опускает взгляд на её грудь. Это приносит лёгкое головокружение и воодушевление, что немного ласкает огоньками пламени самолюбие.       — Был бы я на месте Мингю — уже давно затащил бы тебя в постель, если бы ты каждый раз выглядела так, — хрипло шепчет он куда-то в её макушку. — И я сейчас не об одежде, — интимным тоном дополняет он. — А о том, как ты буквально повисла на нём, полная желания и возбуждения.       Чонгук говорит спокойным, но глубоким голосом, тревожащим и застилающим все её внутренности жаром. Бона, охваченная огнём, начинает возгораться, только вот оставшаяся доля разума даёт о себе знать, вовремя вспоминая.       — Я и вправду была так ужасна? — Голос Боны обретает серьёзность от понимания того, что, возможно, Мингю начал думать о ней не в лучшем свете. Она, слегка отстранившись, смотрит на Чонгука потупившимся взглядом, прежде чем озвучить следующий вопрос. — Как дешёвая шлюха?       Чонгук вглядывается в её глаза и ухмыляется. Он не спешит с ответом, вместо этого приближает её к себе, взяв за талию. Действия аккуратные и плавные, порождающие лёгкую дрожь в теле Боны. Чонгук наклоняется к её уху, и она прикрывает глаза, одурманиваясь уже ставшим привычным запахом. Прикосновения его ладоней к голой коже настолько чувствительные для возбуждённой Боны, что она делает нервный вздох, едва забывая о заданном вопросе.       — Как самая дорогая, — тем самым низким, сводящим с ума воображение голосом шепчет Чонгук, специально касаясь губами уха и одновременно опаляя горячим дыханием, отчего Бона немного дёргается.       — Ты даже не отрицаешь, — слегка поломанным тоном произносит Бона, не совсем понимая, обижаться ей или радоваться, потому что это такой завуалированный комплемент.       Бона всё же решает не выяснять это и, когда чувствует, как его грудь, обтянутая в футболку, слегка касается её, понимает, что прежняя неуверенность улетучилась уже давно. Она ведь уже продолжительное время стоит перед Чонгуком в одном нижнем белье, под которым глубоко внутри находится вибратор. Как давно она стала такой раскрепощённой рядом с ним?       Чонгук тем временем отстраняется и заглядывает в глаза, пока его руки волнующе спускаются по спине.       — До этого он к тебе подходил первым? — вмиг ставшим серьёзным, спрашивает Чон, внимательно изучая её лицо.       — Нет, — быстро отвечает она под пристальным взглядом угольных глаз.       — Значит, ему такое нравится, — говорит он, а когда Бона не понимает, дополняет: — Когда ты такая… открытая.       Бона усмехается тому, как Чонгук слово «шлюха» завернул в нейтральное «открытая», словно обернул в красивую упаковку, чтобы подсластить пилюлю. Но через секунду, пока Чонгук вновь приближает её к себе, задумывается, находя долю правды в его предположении. Возможно, он и прав. Не всем нравятся серые мышки, даже если она таковой не являлась. Но всё же в плане сексуальной привлекательности она не просто серая мышь, а букашка, которую едва можно заметить.       За ворохом мыслей она не успевает сдержать тяжёлый выдох, когда Чонгук обхватывает её за ягодицы. Ухмыльнувшись вдруг ставшей серьёзной Боне, он чуть сжимает половинки. Это действие вырывает из неё напряжённый стон, потому что с ощущениями включённого вибратора отражается в ней необычными, более чувственными и, к её удивлению, приятными. Чонгук двигает её в сторону кровати, поцелуями проходясь по чувствительной шее, а руки продолжают изучать плавные изгибы талии, ягодиц и бёдер. До тех пор, пока он осторожно не укладывает Бона на кровать, практически сразу нависая над ней.       Хмыкнув из-за очередного смущения Боны, оказавшейся в таком положении, он привстаёт и решает её добить быстрым действием: снимает чёрную футболку, вытаскивает из кармана телефон и кладёт рядом с ней. Но прежде нажимает на следующий режим, вырывая нервное дыхание у Боны, которая даже не успевает рассмотреть тело напротив. Игрушка вибрирует быстрее, что ей приходится прикусить губу от яркости ощущений.       — Не сдерживайся, — шепчет он, оказываясь близко к её лицу. — Я хочу слышать тебя.       Бона кивает, явно смущаясь такой просьбе, но решая, что выбора у неё и нет. Чонгук буквально вырывает из неё все те звуки, которые бы волновали в любых других обстоятельствах, так что все попытки быть тихой проваливаются, едва она пытается стать такой.       Чувствовать губы Чонгука на шее стало привычным и любимым, и Бона даже пока не осознаёт, что реагирует на него совсем иначе, ни разу не страшась и не паникуя, а лишь предвкушая. Обнимает его за шею, пока тот впивается в нежную и чувствительную кожу под нижней челюстью, совершенно точно оставляя глубокие следы. Но это приятно, даже если иногда немного больно, потому Чон практически сразу нежно расцеловывает место повреждения, словно извиняясь, тем самым совершенно сводя с ума. Такого она ещё не испытывала. Желание и возбуждение на грани сумасшествия. Когда каждая клеточка напрягается до предела и каждое прикосновение будто сладкое, моментами слишком приторное наказание.       Дорожка поцелуев спускается по шее, ключицам и останавливается на груди, пока крепкие руки Чона изучают её впалый живот и тонкую талию. Язык Чонгука доведёт её когда-нибудь до греха, потому что то, как он проводит им по соскам, задерживаясь, слегка играясь, затем резко хватаясь губами, не оставляет никаких шансов оставаться в здравом уме. Бона выгибается в спине, пальцы вплетая в волосы Чонгука. Такие шелковистые, словно качественно ухоженные или природой награждённые естественной мягкостью.       Внутри вибратор волнующе двигается, чувственно задевая стеночки, а пальцы Чонгука быстро пробираются под ткань трусиков, практически сразу касаясь клитора. Бону выгибает дугой от остроты ощущений, она ещё крепче хватается за его волосы, игнорируя тот факт, что ему может быть больно. Без разницы, потому что этот окаянный добивает тем, что языком до безумия играется с её сосками. Бона слышит его ухмылку в области груди, когда ещё сильнее хватает его за мягкие пряди, пока тот чувственно присасывается к коже. На секунду ей хочется сильно оттолкнуть его от чрезмерных воздействий на эрогенные зоны разом, потому что ей становится тяжело дышать. В горле пересыхает от томимого ожидания чего-то ещё более взрывного, чем сейчас, словно подкрадывающееся полное удовольствие гораздо ближе, чем ей кажется. Бона не сдерживается, издавая приглушённый стон, когда он влажным языком спускается ниже, проходится по животу, а пальцы продолжают проводить вверх-вниз по клитору.       Бона выдыхает лишь тогда, когда Чонгук вытаскивает руку и, слегка отстранившись, пока Бона находится в прострации от смешанных чувств, снимает с неё последнюю ткань. Она фокусирует взгляд, когда парень раздвигает её ноги в сторону и смотрит прямо в лобковую область, откуда, очевидно, торчит конец вибратора, тем самым смущая Бону. Кровь приливает к лицу. Она хочет снова свести ноги вместе, но Чонгук располагает её ноги по обе стороны от себя, препятствуя. Ей хочется закрыть лицо руками, потому что он продолжает смотреть, как игрушка болтается из её влагалища и все ещё находится во включённым режиме.       — Ты… извращенец, — не выдерживает всё-таки Бона, привлекая его внимание.       Чонгук одаривает её лукавой улыбкой, не отвечая на её слова. Вместо этого он чуть наклоняется к ней волнующе близко, так, что губы почти касаются её собственных. И за одно мгновение вытаскивает из груди Боны весь кислород. Она чувствует фантомное покалывание на своих губах, словно магнитное притяжение. Тёмные глаза совсем как дьявольские. Затягивают, заставляют желать и страдать и мучиться нетерпением. Бона как зачарованная смотрит на них и не может оторвать взгляда до тех пор, пока Чонгук, хмыкнув, не отстраняется. Она качает головой, приводя мысли в порядок, ощущая себя так, будто её только что опьянили одним лишь взглядом кофейных глаз.       Только прийти ей в себя этот бес не даёт: Бона через секунду ощущает вибрацию настолько сильную, что не замечает, как вскрикивает. Она смотрит на Чонгука и только теперь понимает, что это был отвлекающий манёвр, потому что он держит сейчас в руках телефон, все ещё расположившись меж её ног. Смотрит лисьим, хитрым взглядом и без раздумий нажимает следующий режим, безбожно вырывая из неё остатки души.       — Ты…       — Извращенец? — издевается Чонгук, очевидно наслаждаясь тем, как Бона буквально мечется по кровати, мучаясь от неожиданно сильных вибро-фрикций. — Скажешь это ещё раз?       Бона хочет разозлиться, но не может ничего сделать, кроме того как поджать губы, чтобы не удовлетворять его хотя бы своими стонами. Ведь этот чёртов искуситель именно этого и добивается.       — Тебе нравится? — вновь дразнит Чонгук хриплым голосом. — Или маловато?       — Блядь, — ругается Бона, не ожидая от себя такого, потому что Чонгук нажимает, кажется, на самый мощный режим.       Она закрывает глаза, понимая, что терпеть становится уже совсем болезненным, практически мучительным. Над ней явно глумятся, потому что то, с какой мощностью вибрируют игрушка внутри, невозможно описать. Если бы не дикое возбуждение в крови, это совершенно точно было бы больно. Бона комкает простыни, не имея возможности схватить что-то другое. Запрокидывает голову, кусая губы, в то время как всё ежесекундно останавливается, вырывая из груди вздох облегчения.       Только вот тело всё ещё продолжает дрожать от такого действия, а Бона ощущает привкус железа во рту, догадываясь, что в порыве неконтролируемых эмоций прокусила себе губу. Она открывает глаза и встречается с обеспокоенным взглядом Чонгука. Ей хочется сказать многое, например, то, что он чёртовый садист, но в горле пересыхает и язык совершенно не хочет слушаться. Бона теряет уже даже малую долю неловкости, полностью ощутив себя в его власти, а потому молча следит за тем, как тот убирает телефон в сторону.       — Думаю, с тебя хватит, — совершенно спокойно говорит Чонгук.       Бона блаженно выдыхает, когда Чонгук тянет за конец вибратора и тот плавно выходит, оставляя после себя приятное ощущение опустошённости. Она неосознанно облизывает губы, смотря прямо на Чонгука, у которого глаза становятся ещё темнее, как беспросветная ночь.       Чонгук успевает встать с места, пока Бона постепенно приходит в себя, ощущая, как тело обмякает на кровати и как возбуждение никак не находит выход. Не церемонясь и не щадя не привыкшую к таким откровениям Бону, он снимает с себя брюки, а затем и боксеры, продолжая смотреть прямо в её глаза. Она задерживает взгляд на довольно возбуждённом толстом члене Чонгука. Сердце неожиданно сокращается быстрее, а дыхание срывается, и Чон, поймав её рассматривающий взгляд, ухмыляется и, разорвав зубами упаковку презерватива, одним ловким движением надевает его. Кажется, это третий член в её жизни, включая порно-актёра, зрителем которого она не собиралась становиться. И кажется, самый красивый из всех. Или просто Бона совершенно обезумела и думает о всяком, позабыв о том, как до этого её смущал вид пениса. Но сейчас всё иначе из-за застилающей разум страсти. Ей невольно захотелось потрогать орган, а прежние скованность и напряжение улетучились. Именно в этот момент Бона первый раз всем телом ощущает собственную готовность. Полноценную. Как физически, потому что прекрасно осознаёт то, что была уже совершенно мокрой для безболезненного проникновения, так и морально, так как голое тело совсем не отталкивало и уж тем более не пугало. А потому, когда Чонгук забирается на кровать и оказывается между её раздвинутых ног, придерживая свой член, она даже не вздрагивает. Вместо этого она чувствует, как внутри всё возгорается жарким всепоглощающим пламенем. Ей хочется этого. Бона хочет Чон Чонгука, чёртову секс-машину и просто самого брутального мужчину в своём окружении. Так сильно, что дыхание учащается сильнее.       — Вот теперь ты готова, — озвучивает Чонгук то, что ей всё равно бы не удалось сказать.       Бона смотрит на него с благодарностью: она осознаёт, что Чонгук не сразу уложил её под себя, как только она об этом попросила. Он поступил чертовски правильно, не переспав с ней ещё при первой встрече. Оглядываясь назад, она понимает и то, что в тот момент совершенно не была готова ни физически, ни тем более морально. Сейчас же, ощутив ту самую степень возбуждения, оказавшись в которой человек осознаёт полноценную решимость, Бона чувствует абсолютную разницу. Дикое желание ощутить Чонгука внутри себя буквально перечёркивает все прежние установки и окончательно пробивает созданные ей стены.       Чонгук смотрит на неё словно зачарованный и, поймав взгляд, не отрывается. Она чувствует, как головка аккуратно проталкивается внутрь, после чего Чон нависает, слишком близко оказываясь к её лицу, и плавно входит основательно. Бона задерживает дыхание, ощущая себя полностью наполненной. Она цепляется за его плечи, пытаясь справиться со всем сразу. Да, Бона была растянута, вибратор очень хорошо подготовил её, но всё же толстый, намного превосходящий игрушку член ощущался совершенно по-другому. Намного чувствительнее. Приятно задевая внутри возбуждённые до предела стеночки.       Спустя несколько секунд, сфокусировав глаза на Чонгуке, Бона ловит его вопросительный взгляд, в котором помимо желания ещё и плескалось беспокойство, а потому спешит озвучить:       — Всё хорошо.       Она слышит его тяжёлое дыхание, чувствует Чонгука всем телом, а особенно ярко глубоко внутри себя. Когда он совершает первую фрикцию, Бона ещё сильнее цепляется за его плечи, утыкаясь в них лицом. Чонгук, правильно растолковав этот знак, начинает двигаться. Сначала плавно, полностью выходя и вновь входя, ощущая на своих плечах поверхностное дыхание Боны. А потом более уверенно, постепенно увеличивая скорость и глубину проникновения.       Для Боны это всё становится совершенно новым опытом. Она понимает, что Чонгук абсолютно точно сломал её, вырвал всю душу, а сейчас входит так глубоко, что она не имеет возможности терпеть. Приглушённые стоны заполняют комнату, и Бона кусает губы, когда Чонгук делает первое резкое движение. Это становится самым ярким ощущением, за которым следуют другие. Бона едва успевает дышать перед каждой фрикцией, которая безжалостно вырывает из неё обречённые стоны. Движения становятся сильными и чувственными. Она окончательно убеждается, что Чонгук не совсем умеет быть нежным в своих действиях. Всё, что до этого он совершал, возможно, было проявлением его железной выдержки, которая являлась отражением его благородной натуры, но сейчас он позволяет себе окончательно сорвать оковы.       Иногда Чонгук пытается щадить неопытное тело под ним, давая возможность немного привыкнуть, но уже через секунду забывает обо всём, очевидно, растворяясь в ощущениях. И тогда движения становятся намного глубокими и сильными, заставляющими Бону вспыхивать пламенем. Чонгук быстро, торопливо проникает, придерживая её одну ногу под коленом, плавно выходит, а после входит настолько глубоко и резко, что Боне кажется, будто звёзды перед глазами мелькают. И так по новой каждый раз. Время от времени Чон даёт передышку, замедляясь и совершая мучительные для них обоих неторопливые, но глубокие движения. А Бона затихает, кусает губы в особенно чувственных моментах.       — Не молчи, — звучит хриплый голос, и тяжёлое дыхание опаляет губы. — Я должен понимать, что тебе нравится.       — Мне нравится, — немного смущаясь и затруднённо дыша, но в то же время обретя смелость, озвучивает она, чувствуя, как Чонгук замедлился.       Уголки его губ вытягиваются в приятный улыбке, а Бона ощущает, как из неё выскальзывает член, и удивляется такому внезапным ходу событий. Сбившееся дыхание не даёт ей возможности озвучить вопрос: Чонгук встаёт с места и оказывается на ногах, оставаясь за пределами кровати и оставляя Бона с постепенно нарастающим чувством опустошения. Она видит, что он всё ещё возбуждён, и пытается найти причинно-следственные связи его поступка. Но через секунду Чонгук слишком резко тянет её за голени к краю, и Бона, довольно быстро проехав по кровати, оказывается ближе к нему. Без лишних разъяснений и слов Чонгук поднимает её ноги и располагает ступни на своих плечах. Такая поза тут же возвращает смущение Боны, заставляя её лицо покраснеть.       Она откидывает голову назад, как только головка вновь оказывается в ней. На этот раз Бона непроизвольно сжимается, когда Чонгук проталкивается внутрь, и это не остаётся не замеченным им.       — Блядь, — слышит она глубокий голос Чона.       Бона догадывается, что это непроизвольное действие Чонгуку нравится: он блаженно опрокидывает голову назад и прикрывает глаза. И вновь внутри сжимает его член, наслаждаясь тем, как Гук не сдерживается и приглушённо стонет. Оказывается, такое может льстить, а также приносить ещё большее удовольствие, когда видишь, что своими действиями приносишь партнёру не меньшее удовольствие, чем он тебе.       Когда уставшая Бона слегка расслабляется, Чонгук делает несколько спокойных движений, после вновь полностью выходит из неё и резко входит, вырывая из её груди гортанный стон. И так несколько раз, пока Чон просто не начинает остервенело погружаться в неё. Бона смотрит в потолок, и её тело начинает трясти от того, как сильно он начинает вдалбливаться. Она слышит его тяжёлое дыхание, возгораясь изнутри ещё с большей силой, и чувствует его ладони у себя на животе. Она ощущает, как начинает подходить к логическому и такому долгожданному завершению, которое уже который час требует обессиленное тело. Только вот Чонгук, будто прочитав её мысли, становится чуточку медленнее. А потом снова ускоряется настолько сильно, что у Боны комната плывёт перед глазами.       Когда под натиском глубоких и резких толчков вновь запрокидывает голову назад, Бона позволяет ощущениям полностью охватить её тело, чтобы наконец в них раствориться. Когда она практически достигает той самой максимальной точки кипения, всё резко заканчивается: Чонгук, точно издеваясь над ней, сбавляет обороты. Толчки приобретают медленный характер, а руки спокойно изучают её со всех сторон: проходятся по груди, затрагивают чувствительные соски, играются с колечком на пупке, возвращаются на бёдра и чуть сминают их.       В один из таких мучительных моментов Бона, удивляясь своей смелости, приподнимается на локтях и заворожённо смотрит на всё: на его напряжённый пресс, золотистую кожу, покрытую испариной, тяжело вздымающуюся упругую грудь — и ловит его тяжёлый взгляд. Чонгук выглядит как принц преисподней. Его угольные глаза, полностью охваченные дымкой желания, сжатые очерченные скулы, поджатые губы с особенно выделяющимися металлическими колечками и напряжённые челюсти с опасно заострёнными углами. Взгляд непроизвольно спускается по плавно перекатывающимся мышцам к крепко держащим её бёдра рукам, насыщенно обвитым венами-лианами. В горло резко пересыхает, она тяжело сглатывает, поднимая на него взгляд. Сердце подпрыгивает в груди, когда Чонгук, неотрывно смотря Боне в глаза, ускоряется, буквально вырывая из неё обречённые стоны. Не в силах выдержать его тёмные, пропитанные абсолютным вожделением и опасно сузившиеся глаза, Бона опускает тяжёлый взгляд туда, где член Чонгука то пропадает в ней, то выходит, и ей сносит крышу основательно.       Пока Бона бежит за недостижимым удовольствием, уже измученная таким терзанием её тела, Чонгук замедляется, вытягивая из неё на этот раз жалобный скулёж. Она готова плакать оттого, что уже измождена до предела, но неожиданно Чонгук тянется к ней, сгибает её ноги ещё сильнее и тем самым проникает глубже. Он достигает той самой точки, от которой Боне хочется кричать на весь мир, а перед глазами уже меридианы звёзд — настолько ей становится приятно. Чонгук делает очередные толчки, растолковав её реакцию правильно, и ловит стоны намного громче обычного. Чон возвращается на исходное положение, на этот раз не переставая двигаться, и Бона вновь смотрит на него. Жалеет практически сразу, потому что видит его ухмылку и то, что он крутит в руках розовый вибратор, которым уже вдоволь над ней поглумился. Чонгук, не обращая внимания на её потерянный, немного сбитый с толку взгляд, не церемонясь включает его и практически сразу подносит к клитору, вырвав чувственный крик. Бона испытывает то, как её тело терзают сразу с нескольких сторон. Чонгук двигается в ней, на этот раз не сбавляя скорость, проникает глубоко и резко, в то время как вибратор безжалостно воздействует на клитор.       Бона откидывает голову, понимая, что сил противостоять и сдерживаться больше нет. Ей слишком хорошо. Настолько, что ей даже немного больно. Боне хочется кричать, что, кажется, она и делает, потому что терпеть всё в себе становится невозможным, практически мучительным. Ей стимулируют практически все самые чувствительные места. Бона ощущает, как толчки становятся намного сильнее и резче, и прикрывает глаза от переполняющихся чувств. Внизу живота собирается максимальное напряжение, всё желание накапливается в одной точке и грозится выплеснуться в любой момент. И этот момент наступает быстро, потому что надолго её не хватает. Бона сдаётся первой, громко и протяжно застонав. Миллион электрических разрядов проходятся по всему телу после оргазменного взрыва, и она сильнее зажмуривает глаза, немного содрогаясь от таких ярких ощущений в организме. Сердце бьётся как сумасшедшее, тело покрыто испариной, голова ватная, а дыхание Боны совершенно сбитое. Но она абсолютно удовлетворёна. Чувствует, как улетает куда-то в заоблачное бытие.       Чонгук заканчивает не сразу. Бона ощущает, как движения в ней становятся хаотичными и сбивчивыми. Она, не отошедшая от оргазма, распластавшись на кровати, чувствует, как он ни на секунду не переставая двигается, очевидно пытаясь нагнать своё удовлетворение. Бона осознаёт, что времени для разрядки, скорее всего, для него нужно больше, и мысленно благодарит Чонгука за то, что он догадался убрать вибратор в сторону. Потому что его толчки не приносят былого удовольствия, тело стало слишком чувствительным после оргазма, реагируя лёгкой дрожью на любые касания. Но благо спустя какое-то время продолжительных толчков, издав тяжёлый выдох, Чонгук кончает, а после быстро выходит. Бона наконец прикрывает глаза, получив долгожданную передышку. Она чувствует, как кровать прогибается и тяжёлая тушка Чонгука оказывается рядом с ней.       Двое людей лежат, тупо уставившись в потолок, и без лишних слов пытаются отойти от яркого оргазма, который оставил после себя приятные покалывания в теле и совершенно расслабленное состояние. Время тянется, никто ничего не говорит, потому что сил не остаётся ни у кого. В этой абсолютной тишине Бона слышит их тяжёлое дыхание, как если бы они пробежали километровый марафон. Она позволяет телу расслабиться и полноценно ощутить то удовлетворение, о котором она до этого не знала.       Спустя время тишину нарушает копошение рядом. Чонгук встаёт с места и отправляется в ванную первым, на удивление, перед тем как выйти из спальни, оставив на щеке Боны мягкий поцелуй. Который дарит ощущение того, что она сделала всё правильно, выбрав именно этого человека в качестве своего коуча.

***

      Душ размягчает тело окончательно, а в совокупности с абсолютным удовлетворением, которое всё ещё плещется в крови, приятно обволакивая рецепторы, сил у Боны не остаётся от слова совсем. Она затягивает ремень короткого махрового халата и еле передвигает ногами, пытаясь достигнуть комнаты. Только вот шарканье, которое отчётливо нарушает тишину в доме, отвлекает её, и путь меняется в сторону источника звука. Чонгук должен был, скорее всего, уже давно уйти, а потому странно слышать посторонний шум в квартире. Бона успела заметить, как Чонгук направился к выходу, как только вышел из душа, даже не заметив её, стоявшую у порога спальни и дожидавшуюся своей очереди. Возможно, он шёл к своему пиджаку, оставленному в коридоре, но она решила не следить за ним, потому что была в одной футболке, которую от неловкости надела наспех наизнанку.       — Ты… ещё тут? — удивляется Бона, оказываясь на кухне и видя, как Чонгук по-хозяйски исследует её столовую.       Он на секунду отвлекается, проходится по ней взглядом, и очередная ухмылка трогает его лицо, прежде чем он снова возвращается к своему занятию. Бона уже не обращает никакого внимания на то, что Чонгук спокойно перемещается по её кухне, то и дело открывая шкафчики, будто сокровище какое ищет, как и на то, как она выглядит в этом нелепом тёплом халате. Она ещё туже завязывает его и в глубине душе благодарит Чонгука, что он не ушёл и тем самым не оставил между ними неловкое завершение.       Чон тем временем совершенно не стыдится и не смущается происходящего. В одних чёрных брюках, демонстрируя жилистое туловище, он спокойно орудует чем-то у плиты. Бона заглядывает ему за широкие плечи, за которыми практически невозможно что-то увидеть, и замечает лишь исходящий из кастрюли пар.       — А где мне ещё быть? — наконец отвечает вопросом на вопрос Чонгук и вновь поворачивается к ней, тут же привлекая внимание атлетическим прессом и грудой мышц.       Бона мысленно благодарит его за то, что хотя бы штаны на себе оставил и поберёг её нервные клетки. Она устало заправляет мокрые локоны за ухо и всё ещё стоит напротив него, пытаясь посмотреть на то, что тот уже умудрился сварганить. По запаху, который успел развеяться по небольшой кухне, она догадывается, что это всеми излюбленный рамён.       Бона расслабляется, несмотря на смущающий вид перед ней. Тело обмякло, у неё просто-напросто даже нет сил реагировать как-то на это. Ведь проявление эмоций — это тоже затрата энергии, которая сейчас у неё совершенно на низком проценте. Оставшуюся маленькую капельку сил ей всё же хочется оставить себе для того, чтобы потом дойти до спальни, в которой, возможно, всё ещё пахнет сексом…       — Ну, я думала, ты уже ушёл, — откашлявшись, отвечает она, чувствуя, как краснеют щёки от хода собственных мыслей…       — Не уйду, пока не опустошу твой холодильник, — уверенно говорит Чон, находясь за открытой дверцей, после чего, вытащив из холодильника всё, что ему нужно, локтем закрывает её. — Должен же я что-то получить взамен на свой альтруистичный поступок.       Бона закатывает глаза лишь для того, чтобы он не увидел и не придал значения её мягкой улыбке. И следит за тем, как Чонгук, отвернувшись от неё, перемешивает лапшу и, убедившись в её готовности, выключает плиту. Он возвращается к столу с парящим блюдом и по-хозяйски ставит перед собой довольно не маленькую порцию. Он практически забывает о присутствии Боны, открывает контейнеры с закусками, которые успел достать из холодильника, и его глаза загораются.       Наверное, то, как ест Чонгук, когда голоден, можно описать многочисленными эпитетами. Это, возможно, отдельный вид искусства, который достоин скромного уголка в Лувре. Он похож на потрёпанного хомяка, который запихивает в рот всё до предела, словно кто-то отнимет у него его пищу, и жуёт. Так ещё такие звуки при этом издаёт, будто бы до этого его морили голодом целую вечность!       — С твоим аппетитом мой холодильник точно не справится, — произносит Бона, осторожно садясь за стол и внимательно следя за тем, как Чонгук запихивает в рот кимчи.       Опуститься на высокий табурет оказывается слегка болезненно, и Бона немного морщится от дискомфорта, наблюдая за виновником её состояния. Судя по всему, из-за отсутствия опыта непривыкшее тело теперь даёт о себе знать.       — Тогда тебе стоит запастись заранее, — с набитыми щеками немного невнятно бормочет Чонгук.       Бона ничего не отвечает, засмотревшись на его губы, которыми он обхватывает лапшу и с характерным звуком затягивает в рот. Она позволяет себе немного улыбнуться, видя перед собой не того самого искусителя, который выжигает все внутренности одним взглядом. Вместо него теперь сидит другой человек. Всё с тем же горячим телом и убийственными татуировками, но с совершенно иными глазами. Она бы даже сказала, очаровательными.       — Деньги у тебя имеются, потому что ты умудрилась несколько раз купить мои услуги, рассчитывая на секс, — спустя время нарушает тишину Чонгук, и это высказывание уже выходит вполне отчётливо, потому что он успел прожевать еду.       — Знала бы, что тебе достаточно еды, всё было бы, возможно, совсем по-другому, — поддерживает шутку Бона, после чего, вспомнив свой нелепый поступок, дополняет: — Прости за то, что я хотела купить тебя… Мне следовало разобраться для начала с понятиями, прежде чем идти к тебе…       Чонгук поднимает на неё глаза и изучает несколько секунд, кажется, пытаясь понять, не лукавит ли Бона и искренна ли она на самом деле.       — Проехали, — отмахивается он и указывает палочками на лапшу в кастрюле. — Будешь?       Бона беззлобно хмыкает тому, что Чонгук, кажется, забыл, что он не в своей квартире и она вовсе не скромница-гостья, которая стоит в сторонке и молча наблюдает, стесняясь.       — Угу, — соглашается Бона, осознавая, что, несмотря на наглость, такое поведение Чонгука ей даже нравится. Это убирает всю неловкость и создают лёгкую, непринуждённую обстановку.       Чонгук набирает в блюдце небольшую порцию лапши и протягивает Боне, у которой практически сразу просыпается аппетит, а желудок даёт о себе знать, урча в предвкушении. Без лишних слов забирает и хватается за палочки, которые лежали на столе, затем сразу приступает к еде, одной рукой придерживая слегка лохматые мокрые волосы в стороне.       Едят они в абсолютной тишине. Чонгук увлечён рамёном и, кажется, даже не собирается отвлекаться ни на что. То ли он был настолько голоден, то ли у него всегда такой хороший аппетит — неизвестно. В принципе, Бона поступает так же, потому что только сейчас осознаёт, что, предвкушая встречу с Чонгуком, она не смогла притронуться к еде.       Испробовав больше половины своей порции, Бона отвлекается на наслаждающего едой Чонгука напротив. Особенно приковывает внимание его полностью татуированная рука. До этого Боне не предоставлялась такая возможность, где она могла в полной мере её рассмотреть. Едва ли сравнится то, что она видела на его страничке в инстаграме. Сейчас перед ней живая картина жилистой мускулатуры, которая полностью разукрашена цветными хаотичными рисунками и надписями, посыл которых известны лишь Чонгуку и его мастеру. Бона никогда не задумывалась над тем, что такое её может привлекать. Этот беспорядочный рукав, чем-то напоминающий стиль андеграунд, так идёт его образу, что Бона очередной раз давится воздухом, которым дышит вместе с чертовски сексуальным мужчиной с бешеной энергетикой. В Чонгуке нет такого мышечного каркаса, как, например, у ярых представителей культуризма, при виде которых практически сразу хочется спрятаться или убежать со всех ног. В теле Чонгука таится эстетика в чистом её проявлении: плавные линии перекатывающихся мышц на предплечьях и плечах, довольно упругая грудь, очерченный чёткими кубиками пресс. И всё это на фоне слегка загорелой и гладкой кожи. Во время секса ей не удалось рассмотреть его, да и не до этого ей было. А оказывается, можно было получить удовлетворение лишь от одного рассматривания его туловища.       — Ты пялишься, — делает замечание Чонгук, на что Бона сразу отводит взгляд, чем вызывает улыбку на его лице.       — Я смотрела на огурец, — неуверенно тянет она.       Это самое нелепое оправдание, отчего Бона поджимает губы, чтобы не засмеяться от каламбура. А ведь пойманный с поличным трусливый взгляд упал именно на зелёный овощ, который спокойно расположился на столе и был ни кем не тронут.       — В таком случае я тебя угощу своим… огурцом.       Бона поднимает на него ошарашенный взгляд, уже готовая покраснеть от того, чем он собирается угостить её… Как перед ней оказывается ровненько нарезанный длинными ломтиками огурец. Она не успевает сдержать смешок, принимая его из его рук. Бона утыкается взглядом в тарелку, не осмеливаясь поднять на него глаза, и чувствует, как горит лицо оттого, что успела безвольно окунуться в фантазию…       — Пойдёшь со мной на заказ? — решает сменить тему Чонгук, чему не может не быть благодарной Бона. — На выставку в следующую пятницу?       — Ты бываешь где-то помимо своего бара? — удивляется Бона, поднимая на него немного потерянный взгляд.       Чонгук вытирает губы салфеткой, вероятно, заканчивая трапезу, а затем убирает её в сторону.       — Мои услуги включают сопровождение, так что я чаще бываю вне клуба, — отвечает он и, облокотившись на стол предплечьями, смотрит на неё с любопытным прищуром.       — С вибратором я на такое мероприятие не пойду! — вырывается из груди раньше, чем Бона успевает подумать.       Больше она такого издевательства над собой не сможет вынести. Её тело всё ещё болезненно сокращается от одного воспоминания того, как на протяжении нескольких часов из неё вырывали душу. Пока Бона отвечает на его взгляд хмурым выражениям лица, Чонгук усмехается.       — Я не говорил, что ты пойдёшь с ним, — спокойно отвечает он.       — А что тогда я буду там делать? — интересуется Бона, смотря на него.       — Ты можешь позвать своего… — Чонгук замолкает, вероятно, пытаясь вспомнить, но не справляется и спрашивает: — Как там его зовут?       Улыбка с лица Боны непроизвольно пропадает, как только она слышит очередное упоминание того, ради кого на самом деле всё это делает. Чонгук настолько отвлёк её собой, что она умудрилась на время забыть о цели. Только вот почему-то на этот раз становится немного не по себе? Непонятно от чего именно тело покрывается неприятными мурашками. Потому что она спит с одним, а думает о другом? Или есть другая причина?       — Мингю, — слегка хриплым голосом отвечает Бона. — Да, это хорошая идея.       Чонгук кивает и, беззаботно подмигнув ей, движется в сторону выхода.       — Завтра ночью я свободен, так что до встречи, — уже у порога говорит Чонгук, после чего, накинув пиджак на голое тело, скрываются за дверью.       Та бесшумно закрывается, а Бона стоит в коридоре, потупив взгляд куда-то в одну точку. Она в очередной раз вспоминает то, ради кого это всё происходит. Да. Совершено точно. Её цель — Мингю. А Чонгук просто помогает ей. Об этом не стоит забывать.