the art of rapprochement

      — Я сказал нет, — звучит твёрдо и резко, будто голос способен разрезать любую материю, на лице отражается непоколебимость, несмотря на сонный вид.       — Ну пожалуйста, — никак не успокоится, глядя на собеседника у дверного пролёта и делая максимально милое лицо — авось поможет.       И всё же тот не реагирует. Лишь пренебрежительно и недовольно проходится взглядом по девушке, продолжая стоять на пороге дома. Татуированные тонкие пальцы протирают заспанные глаза, в то время как ещё не проснувшийся мозг пытается уловить тот момент, когда она успела узнать его адрес.       — Сколько раз нужно это сказать, чтобы до тебя дошло? — немного измождённо спрашивает парень, посылая к чертям все попытки разгадать её неожиданное появление здесь.       Девушка продолжает очаровательно смотреть на него, надеясь, что у неё есть хоть немного обаяния, потому что сейчас ей это было необходимо так же, как сухой почве влага. Настолько, что она готова даже встать на колени, но гордость всё-таки не позволила сделать это перед таким человеком.       — Ну не ломайся ты так! — настойчивее просит девушка и стирает с лица милое выражение, догадываясь, что оно не поможет, потому что она ни черта не милая вообще-то!       Глаза напротив округляются, и он, кажется, окончательно просыпается из-за её наглого тона и вражеского наступления. Парень хватается за ручку двери и спокойно, но вполне твёрдо и убедительно наотрез отказывается:       — Нет. И точка!       Дверь захлопывается прямо перед лицом, а девушка закипает от нарастающей внутри злости. Ну вот кто же знал, что, чтобы переспать с парнем, недостаточно прямой и открытой просьбы: «Переспи со мной»!       Однако всё начинается с того, что девушка совсем не умеет думать головой прежде, чем что-либо предпринимать. Возможно, будь она немного разумнее, он бы сейчас так рьяно не отказывал, но она успела испортить о себе мнение ещё при первой встрече, ущемив его гордость.       Ли Бона — студентка четвёртого курса инженерного факультета. «Крутой девчонкой» именуют её за волевой характер и умение постоять за себя, потому что та когда-то занималась джиу-джитсу. И именно это и отталкивает всех от неё, как ей кажется. Будто барьер выстраивает, потому что никто с девушкой-пацанкой, которая может за считанные секунды уложить на лопатки, встречаться не хочет. И людей совсем не волнует, что таким видом спорта она занималась в юном возрасте и совсем немного, потому что быстро поняла, что это не её. Где эта информация была найдена и почему прилипла к ней, как пиявка, Бона не знает, но приходится с этим ярлыком, повешенным на неё обществом, сосуществовать.       Тем не менее постоять за себя она могла, только не кулаками, а острым и колким язычком. Бона достаточно сообразительная, чтобы уметь самостоятельно выживать в мире мужчин. Довольно прилежная и ничем не примечательная в университетской жизни девушка. Не заучка, но и не тусовщица. Что-то среднее между двумя крайностями студентов. В целом её досье на этом можно было закончить. Вот только есть в жизни Боны одна большая проблема. Нетактильность. Порой она чувствовала себя настолько скованно при прикосновении к коже, что в свой первый раз с парнем она лежала как статуя и ничего абсолютно не чувствовала, кроме дикого дискомфорта, который впоследствии оставил неприятные воспоминания, тем самым пошатнув её тонкую душевную организацию.       Правда, если бы в биографии писались именно такие подробности интимного характера, может быть, она бы у неё и вышла чуть длинной. Потому что после такого горького опыта Бона вообще ограничила близкое общение с парнями, решив, что это, скорее всего, не её. Но всё же это оказалось куда сложнее, чем она предполагала. Ведь она училась на факультете, где 85% студентов были мужского пола.       Однако её теория о том, что мужчины её не волнуют, а секс абсолютно ничего не значит, окончательно разбилась в пух и прах год назад, разделив её привычную жизнь на «до» и «после». Бона убедилась, что способна желать лиц противоположного пола, как только к ним в группу перевёлся новый студент с яркой внешностью, грудой мышц и телом Аполлона.       Ким Мингю. Так звали подобие древнегреческого бога. Высокий, спортивный и просто очаровательно красивый парень. Человек слова. Душа компании. В её группе он был ярким лучом света: привлекательно улыбался и лишал кислорода каждого, кто находился рядом. От него всегда веяло приятной аурой, не той, которая свойственна самовлюблённым людям, что пользовались красотой себе во благо, тем самым возвышаясь над другими. Мингю таковым не являлся, несмотря на блистательные внешние данные. Пускай, порой был похож на супер-звезду за счёт того, что являлся наследником немалого имущества отца и мог позволить себе так выглядеть, но Мингю был прост в общении. Никогда не кичился деньгами, не разбрасывался ненужными словами. Улыбался искренне, общался только с теми, с кем интересно, в основном с парнями из баскетбольной команды, которые его радушно приняли в свой круг, и был просто собой.       На спортивных занятиях Бона вообще казалось, что Мингю сбежал с обложки эротического журнала Playboy, потому что его тело было совершенным. Будто прекрасный принц, даже несмотря на полностью изрисованную татуировками руку. На жилистой конечности это смотрелось круто, даже возбуждало и совсем не портило образа. А то, как он доброжелательно обращался к Бона и улыбался при встрече, выводило её на высший уровень влюблённости, вырисовывая за её спиной сияющие крылья.       Именно с его появления год назад всё встало на свои места. Оказалось, что её либидо, на которое она сваливала все беды, в полном порядке, поэтому она вполне может кого-то хотеть так же сильно, как этого желает любая другая нормальная женщина. Именно с ним спустя долгое время отшельничества ей хотелось познакомиться поближе. Вот только из-за отсутствия опыта, кроме «привет», «пока» и пресловутого «как дела?», Бона не могла вставить ни слова и во время любых контактов цепенела. А когда задумывалась, что общение с таким парнем обязательно приведёт к вполне логично перетекающей сексуальной части, где она с грохотом провалится, грудь сковывало тяжестью паники.       И тут начались ещё бо́льшие терзания относительно своей никчёмности. Ей хотелось его внимания, а привлекать было нечем. Даже если и было, то она об этом точно не догадывалась и явно не умела это применять. И тут дело даже не в её внешности, потому что она была симпатичной девушкой с иссиня-чёрными волосами, светлой кожей, метр семьдесят ростом и стройным телом, что вполне могло понравиться доброй половине мужского пола. Вдобавок одевалась она достаточно женственно, чтобы как-то отталкивать парней.       Целый год в раздумьях и страданиях прошёл отвратительно, лишив Бона сна и нормального существования: она поняла, что абсолютно не готова сближаться с Мингю. Даже если она каким-то чудом, могущественными силами нечистей сможет его обаять, увлечь… Но чем дольше она задумывалась, тем больше падала лицом в грязь. Её посещало много мыслей и сомнений. Ведь никакого опыта она не имела. Не то чтобы сексуального, а просто обычного, потому решила ограничиться с парнями простой дружбой! А у Мингю его — опыта — точно было много: его постоянно окружало огромное количество девушек, с которыми он умело находил общий язык.       Вдруг Бона вновь опозорится и будет лежать как бревно? Ведь именно этими словами когда-то защемил ей гордость первый парень, как раз посеяв в ней ту самую неуверенность, плоды которой она пожинала до сих пор. Перед новеньким ей всё же не хотелось оплошать, тем более в такой щепетильной и интимной части. Она же была крутой на своём потоке! Хоть это и не касалось её сексуальной опытности, но всё же так же считал и Мингю, обращаясь к ней со всем уважением и добродушностью. А потому, узнавая различные способы и изучая пособия по сексу — о да, она нарыла даже в старые бабушкинские журналы, — она не нашла более выгодного варианта, как Чон Чонгук, о котором слышала чуть ли не с первого курса.       Досье Чон Чонгука начинается как в любых дурацких сопливых фильмах. Но что было делать, если, чёрт бы его побрал, так было в реальности? Он являлся самым ярким представителем мужского пола у них на факультете. Чёрные волосы, десяток пирсингов, начиная от ушей и заканчивая губами. А может, и не заканчивая: вдруг внизу была ещё сотня украшений, которые он скрывал под одеждой? Кожаная куртка, исписанный тату-мастерами хаотичный рукав и огромный чёрный байк, который каждый студент узнавал по мощному двигателю: Чонгук врывался как цунами на своём харлее, сшибал всех чёртовой тёмной аурой парня, который чхать хотел на все правила университета и в целом жизни. Эффектно и даже слишком показушно, по мнению Бона, снимал шлем, демонстративно отбрасывая волосы назад, после чего шагал в сторону аудитории, как чёртова модель. Всё типично и примитивно, казалось бы. Но этот самый Чонгук работал в эскорте, как чуть позже узнала Бона, когда начала немного добывать о нём информацию. За это она и зацепилась. И, как назло, буквально каждый в университете, будто сговорившись, говорил о его половой активности, охая и ахая о том, как бы им хотелось оказаться в его постели. Что такая секс-машина доставит удовольствие получше наркотических веществ. Сможет укротить любую девушку или даже юношу! Все эти шёпоты и сплетни окутали Бона со всех сторон, обволакивая дымкой желания и постепенно сводя с ума от безобразного хаоса в голове. Хоть и такой типаж парня был явно не для неё, потому что Бона считала, что бунтарский период жизни у неё закончился ещё до университета, и влезать во что-то незаконное ей не хотелось. А Чонгук, по её мнению, был мятежником в чистом его проявлении. Она даже не удивится, если он на самом деле занимался чем-то подпольным, потому что от него исходила дьявольская аура.       Спустя долгое время раздумываний, взвешиваний «за» и «против» Бона всё же решилась на обречённый шаг, обратившись в клуб, где Чонгук, собственно, и подрабатывал эскортом. Вот только совсем отчаявшись, она забыла о различии некоторых понятий. О таких, как эскорт и проституция . Что это совсем разные вещи! И покупая услуги Чонгука, которые к тому же были недешёвыми, так как он был в топе лучших, она не ожидала увидеть его в обычной повседневной одежде и просто болтающего с ней.       И вот, собственно, с этого и началось. Надеясь на секс, Бона получила его внимание, которое он даже не успел оказать в полной мере, когда она изъявила желание с ним переспать.

Несколькими неделями ранее

      — Прежде чем покупать услугу, ты должна удостовериться, что выбрала правильного человека. — Раздражение сквозило в воздухе, однако парень на удивление сохраняет спокойствие, внимательно изучая её чёрным проницательным взглядом, от которого становилось немного не по себе. — Я ни с кем не сплю за деньги.       Бона провалилась. Она это понимала, как только зашла в этот дорогущий бар, в котором всё выглядело слишком роскошно и эстетично, чтобы здесь торговали телами. А Чонгук выглядел как модель в чёрной рубашке и обтягивающих такого же оттенка джинсах, с убранными назад волосами, разгуливая по помещению как чёртов дьявол преисподней, невольно привлекая внимание каждого присутствующего.       Надо было всё-таки погуглить, что такое эскорт, а не мчаться и покупать его услугу, когда только ей об этом рассказали. Но деваться было уже некуда. Падать лицом в грязь уже не так страшно, если ты там по макушку.       — Тогда как?       Глаза напротив округляются и смотрят на Бона как на самое странное существо мира. Наверное, надо быть сумасшедшим, чтобы заявиться к самому сексуальному мужчине, по мнению инженерного факультета, и спрашивать, при каких условиях он спит с девушками.       — Чтобы я с кем-то желал переспать, мне нужно, чтобы человек мне хотя бы понравился.       Голос был всё ещё раздражённый, но Чонгук всё же сидел напротив и не спешил уходить. Кажется, в нём тоже загорелось любопытство: возможно, было интересно, что ещё выкинет эта странная девчонка.       — Я тебе не нравлюсь? — слетает с губ Бона, и собственные слова вводят её в ещё бо́льший ступор. В голове этот вопрос звучал менее смущающее.       Чонгук склоняет голову, вальяжно облокотившись на спинку стула, скрещивает руки на груди и скользит по ней оценивающим взглядом.       — Я тебя не знаю, — делает вывод он, немного погодя.       Долей сохранившегося разума Бона понимала его и сама была того же мнения, но намеченная цель сметала на своём пути все здравые мысли, а потому она раздражённо закатила глаза.       — Необязательно знать человека, чтобы с ним переспать!       Бона вряд ли озвучивает свои мысли, скорее этим высказыванием закрутила последний винт в крышке своего гроба.       Чонгук смотрит на неё несколько секунд, будто тёмными глазами и одновременно безучастным выражением лица, в котором определённо точно пряталось раздражение, пытается передать, что она чокнутая.       — Думаю, этот диалог будет бесконечным, потому что ты меня не слышишь.       Голос всё ещё спокоен, а вот глаза осуждающие, что немного подливает масла в огонь раздражения Бона. Всю никчёмность ситуации она поняла, как только Чонгук заговорил и прошёлся по ней странным взглядом. И непонятно, на кого она больше злилась: на себя, опрометчиво решившую, что он чёртовый проститут, или же опять на себя, но за то, что продолжала настаивать?       — Да какого чёрта! Почему ты ломаешься? — вскипает она, как давно издающий противный звук чайника, который никто не желает выключать. — Я предлагаю тебе своё тело и даже готова платить за это!       Чонгук округляет и без того огромные глаза, затем фыркает.       — Тогда я могу тебе дать визитку клуба, который занимается проституцией, — спокойным, но режущим сталь тоном проговаривает Чон.       Очевидно, Чонгук раздражён, но сохраняет спокойствие, что немного льстит Бона. И кажется, она всё больше убеждается, что именно такой партнёр ей нужен. Терпение у Чонгука железное, по крайней мере, он кажется тем, кто не грубит с пол-оборота девушкам. Даже если и просьбы совсем абсурдные, как, например, у неё.       — Нет, мне нужен именно ты, — стоит на своём Бона, пытаясь сохранить лицо, а внутри сгорая от стыда. Но терять ей было нечего: в его глазах она уже выглядит самым настоящим идиотом.       — Даже так, — заметно расслабляется Чонгук, и из его уст вырывается смешок.       — Мне нужна твоя помощь, — вновь пытается подобрать нужный ключик в замок равнодушия Чона. — Я не умею совсем… ничего.       — А я тут при чём? — непонимающе вскидывает брови он, всё ещё пристально глядя на неё, отчего Бона вновь тушуется.       Ей сложно долго смотреть в его глаза, потому что тёмный взгляд затягивает прямиком в бездну. Но Бона собирает остатки смелости, которые трусливо разбежались, как только он отказал ей.       — Ну… ты умеешь всё. — Последнее слово выходит растянутым, акцентирующим внимание именно на нём. Бона отводит взгляд, прежде совсем тихо и неуверенно произнеся очередную глупость: — Ну, по крайней мере, так говорят…       Бона слышит смешок и буквально всем телом чувствует, как её прожигают взглядом.       — Это, конечно, забавно, но, чтобы ты ещё раз уяснила и правильно расслышала мои слова, повторю. — Чонгук выпрямляется и наклоняется через стол ближе к ней, на секунду вырвав из её груди испуганный вздох, затем спокойно продолжает: — Я не занимаюсь проституцией и не сплю за деньги. Здесь лишь платят за проведённое время.       — Но…       — Никаких «но», — перебивает Чонгук и, смерив её странным взглядом, уходит.       И так заканчивается их первая встреча. Спонтанно и неловко. Бона чувствует себя ужасно, но одновременно с этим растёт интерес. Теперь ей ещё и любопытно, сколько нужно попыток, чтобы сломить непробиваемого Чонгука. После этого она часто видела его в университете, вот только он и шанса не давал поговорить с ним, а потому через несколько дней она снова купила внимание Чонгука, только вот с меньшим успехом. Он даже не вышел в зал, очевидно, запомнив её данные, и попросил вернуть ей деньги. Но Бона не была бы собой, если бы не купила услугу под другим именем и с чужим досье.       — Снова ты, — обыденно произносит Чонгук, подходя к столику, за которым уселась Бона.       На секунду она отмечает про себя, что этот самый Чон Чонгук определённо точно очень привлекательный. Уложенные назад тёмные волосы, серая рубашка, которая оголяла ярёмную вырезку, и чёрные джинсы, идеально подчёркивающие рельефные бёдра. Шоколадные глаза смотрят внимательно, и в приглушённом свете зала в них можно увидеть необычное сияние. Не зря у него много поклонников и воздыхателей как в университете, так и здесь, в баре. И, наверное, она слишком повысила себе планку, обратившись именно к нему. Вот только сказанного не вернуть! Позориться так позориться до конца!       По правилам заведения и условиям купленной услуги, уходить Чонгуку не положено, если он уже взялся за дело, но Бона, успев уже ознакомиться с характером парня, для которого не существовало никаких ограничений, решает быстро перейти к делу.       — И снова та же просьба. — Голос звучит твёрдо, вот только в душе всё ещё скребут кошки от своей же дурацкой «просьбы». Но признаваться ни себе, ни ему Бона не собирается.       Чонгук, успевший сесть напротив, изучает её несколько секунд пристальным взглядом, а затем спокойно произносит:       — В таком случае пора прекращать наше общение.       Сделав логичное умозаключение, он, как обычно не церемонясь, встаёт с места, но Бона, как умалишённая, быстро хватается за его запястье, будто утопающий за соломинку, и вновь привлекает внимание.       — Стой… — подаёт она голос, зажмуриваясь от стыда. Жизнь её определённо к такому не готовила! — Я же заплатила, и ты обязан со мной поговорить.       Чонгук закатывает глаза, но руку не отталкивает, вместо этого оглядывает помещение, в котором несколько человек поворачивают голову в их сторону, заинтересовавшись происходящим.       — Я могу сказать администратору, и он вернёт тебе деньги…       — Нет, не нужно, — быстро просит она, не давая ему договорить. — Просто выслушай.       Чонгук ещё раз оглядывается, затем, еле заметно вздохнув, спокойно отстраняет её руку и садится обратно, облокотившись на спинку стула. То, что у него нет никакого энтузиазма слушать Бона, отчётливо проявляется на лице и совершенно очевидно по бегающему скучающему взгляду. Тем не менее Чонгук воспитан неплохо, потому остаётся с ней, что немного успокаивает Бона.       Говорить чужому человеку о своей интимной проблеме совсем странно, но почему-то куда легче, чем если бы она рассказала другу или тому же Мингю…       Сознание быстро вырисовывает то, как она отчаянно держит за руку Мингю и просит о таком же. Или как в момент полного возбуждения она цепенеет и не двигается с места, уставившись в одну точку. Следующая не менее приятная картина заполняет разум: Бона рассказывает о своём изъяне Мингю, а тот крутит у виска и, хмыкнув, уходит прочь. Аж кровь стынет в венах от такого хода воображения, и Бона быстро качает головой, прогоняя эти мысли.       Чонгук тем временем скучающе смотрит на неё, замечая её смятение.       — Я просто хочу тебе рассказать, — говорит Бона, не понимания, с чего вообще нужно начинать. Голова кружится от собственного поступка, и ей вновь хочется зажмуриться, будто это поможет прогнать навязчивые мысли. Или вовсе убежать отсюда со всех ног и больше никогда таких идиотских поступков не совершать. Но она набирает в лёгкие больше воздуха и, уставившись куда-то в пол, начинает свой рассказ. — Мне кажется, я совсем не могу чувствовать… — Бона останавливается, теряя мысль в общем потоке дум. — Точнее, не так… Когда меня трогают мужчины, мне кажется это странным. Я не могу это объяснить. Но это относится даже к обычным прикосновениям: держат за руки или стоят плечом к плечу. И не то чтобы я пугаюсь или у меня начинается паническая атака. Нет. Я могу вполне спокойно стоять, но в душе будет неприятно. И неважно — близкий это мне человек или чужой.       Сумасшедшие слова из уст умалишённого. Вот как слышит Бона собственное откровение, даже если оно и было искренним. Однако искренность не исключает дикость происходящего.       — И мне гораздо проще просить секса с незнакомым человеком, чем с близким… Потому что с близким совсем не получилось… — продолжает Бона, всё ещё чувствуя, как горят щёки. — Знаешь, это отчаянный шаг, и я понимаю, что моя просьба выглядит дико и неправильно, но не вижу другого выхода.       Наверное, на лице Бона отчётливо проявились все оттенки красного: она готова, как страус, закопать голову в землю и больше никогда не высовываться.       После озвученного неловкости, как думает Бона, в их общении становится куда больше, чем раньше. Она буквально нависала над ними, грозясь задавить. Но, осторожно подняв на Чонгука глаза, Бона замечает устремлённый на неё серьёзный взгляд.       — Конечно, это всё трогательно, — начинает он, — но мне кажется, что эти вопросы решаются с сексологом. Или с психологом.       Бона хочется закатить глаза и цокнуть. Мистер очевидность!       — Я пыталась, — вытаскивает из себя больше искренности, смотря на непоколебимый взгляд напротив, который сложно прочитать. Она не лукавит, потому что действительно ещё в самом начале пыталась выяснить причину своего поведения. — Психолог совсем не помог, неся очередную чушь, что это травма из детства, а потом и вовсе пытался навязать мне, что меня явно домогались, а моё сознание стёрло из памяти болезненные воспоминания, поэтому я ничего не помню, а тело помнит! Такого никогда не было, да и вряд ли я бы позволила такому случиться! — Бона говорит с очевидным раздражением, вспоминая, как психолог, которому она отвалила половину месячного капитала, нёс полную ахинею, пытаясь насильно затолкать эту нелепицу и в её голову, но успокаивается, когда ловит на себе изучающие карие глаза Чонгука, и продолжает: — А сексолог… Ну… я не говорю, что не возбуждаюсь. Меня возбуждает мужское тело. Вот твоё, например. — Последнее выходит само собой, долго не задерживаясь в её голове, а потому ей приходится дать себе мысленный подзатыльник за очередную нелепицу. Она вздыхает, осознавая, какой, наверное, полной дурой она является перед Чонгуком!       Глаза напротив вновь забавно округляются, а руки скрещиваются на груди, обтягивая мышечный каркас верхних конечностей.       — Да ты мастер подкатов, — с ухмылкой заключает Чонгук.       Бона осторожно смотрит на тёмные радужки Чонгука и радуется тому, что не видит там скрытой агрессии. Почему-то она от него этого ожидала. Ведь у Чона образ сурового и наглого человека, который терпеть не может глупости.       — Я к тому, что, возможно, сказывается отсутствие опыта, — поясняет она мысль, немного успокоившись, потому что Чон не собирается её убивать. — Вот именно за этим я к тебе и обратилась…       — Чтобы я научил тебя трахаться? — в лоб спрашивает Чонгук, устремляя на неё всё тот же внимательный и серьёзный взгляд. Будто и правда строгий сексуальный профессор.       Уши Бона краснеют от таких слов, потому что это достаточно вызывающе, но слышать от Чонгука почему-то было совершенно нормально.       — Ну… типа того, — неуверенно тянет она, понимая, как это убого выглядит со стороны. Ей хочется долбануться лицом о блестящий тёмный стол, за которым они сидят, но приходится отогнать эту мысль.       Чонгук несколько секунд молчит, вновь изучает её взглядом, склонив голову набок, затем выпрямляется.       — Интересная авантюра, конечно, — спокойно отвечает он. — Но я пас. И на этом всё. Я попрошу администратора вернуть тебе часть денег.       И Чонгук снова уходит, в этот раз хотя бы не так скоро. Но Бона достаточно настойчива, а потому следующие визиты она покупает под абсолютно разными именами и данными, но их ждал примерно такой же исход. Чонгук сидел с невозмутимым выражением лица все пять встреч, которые она приобрела, и на последней, кажется, успел настолько раздражиться, что принёс бутылку виски, забив на правила, которыми был скован. Он словно уже знал, что это Бона, но не стал противиться и, вероятно, решил спиться, пока она всеми силами пыталась втянуть его в свою затею. Та встреча была похожа на монолог у психолога, Бона даже не помнила, что успела ему поведать о своей жизни. Возможно, всё на свете, потому что Чонгук даже поделился с ней спиртным, которое было очень терпким и ударило в голову моментально. Так что она болтала без умолку и говорила о многом. Особенно о том, что ей срочно нужно научиться получать удовольствие, что ей просто необходимо привыкнуть к мужскому телу в этом бренном мире! Как, в конце концов, она детей-то будет заводить?! Последнее высказывание парня, кажется, совсем ошарашило, что он даже поперхнулся виски, которое неторопливо попивал, а затем, покачав головой, всё же не выдержал спектакль одного актёра и испарился.       Бона так и продолжила бы покупать его услуги, если бы не узнала важную для неё деталь. Оказывается, Чонгук проживает недалеко от университета в тихом спальном районе, о котором она ранее не знала, предпочитая подаренную родителями большую квартиру в часе езды от учебного заведения. Жильё в его доме было не из дешёвых, по стоимости примерно как крыло самолёта, но она могла позволить себе хотя бы арендовать, потому что родители перечисляли достаточно денег, чтобы их любимая доченька ни в чём себе не отказывала. И, собственно, она сняла квартиру так скоро, как могла. Раньше стремления жить ближе не было, а тут и повод появился.

Настоящее время

      В настойчивости Бона — а Чонгук бы назвал это навязчивостью — занимала первое место, но он всё равно был удивлён, когда наткнулся на неё в лифте. Ведь после того, как она бесцеремонно заявилась к нему несколько дней назад, Бона совсем пропала с поля зрения, успокоив его душу тем, что, вероятно, она наконец приняла его отказ и оставила его в покое.       На деле же она занималась поиском, а затем устройством жилья. Стечение обстоятельств или хитросплетения судьбы — неизвестно, но сдавалась именно соседняя квартира. Высшие силы, очевидно, на её стороне.       — Ты…       — Привет, — улыбается Бона, прерывая его поток ругательств, которые готовы были посыпаться с его уст, как только он завидел её.       Девушка заходит в лифт и, продолжая сохранять спокойствие, становится рядом с удивлённым Чонгуком.       — Теперь ты меня преследуешь? — недоверчиво щурит глаза он, повернув голову в её сторону.       Двери бесшумно закрываются, а в маленьком пространстве остаются лишь они. Еле слышится звук от движения поднимающегося лифта. Бона смотрит на панель, где циферки каждые несколько секунд сменяются другими.       — Я тут живу, — отвечает она ровно в тот момент, когда загорается «25».       Бона выходит первой, как только двери лифта отворяются, а Чонгук безмолвно следует за ней, всё ещё поражённый её появлением здесь.       — С каких это пор? — спрашивает он, отходя от оцепенения и вместе с тем начиная раздражаться. — Ни разу не видел тебя тут.       — С недавних… — немного тушуется Бона от строгого голоса парня.       На самом деле она прекрасно осознаёт собственную навязчивость и даже удивлена, что он ещё не послал её на все четыре стороны, вместо этого вполне адекватно отказывая ей. Она же успела опозориться перед ним и вместе с тем продолжала отчего-то хотеть в качестве учителя именно Чонгука, даже несмотря на то, что показала себя не в лучшем свете.       Бона останавливается возле нового жилья, в то время как Чонгук становится напротив своей. Он, кажется, уже пришёл в себя и, отмахнувшись, набирал код квартиры, в которой, вполне очевидно, побыстрее хотел скрыться от назойливой девушки.       — Чонгук, — осторожно зовёт Бона, вновь напоминая о своём присутствии. Она не спешит открывать собственную дверь, вместо этого повернувшись в его сторону, чтобы начать диалог.       — Только не начинай снова, — сразу же пресекает Чонгук, догадываясь о её намерении и смотря на неё строгим тёмным, как ночь, взглядом, пока аппарат издаёт характерный звук разблокировки двери.       — Помоги мне, пожалуйста, — вновь просит она. — Я готова платить вдвойне…       Чонгук стоит напротив, держась за ручку двери, и по тому, как его плечи слегка опускаются, она понимает, что это был вздох отчаяния. Бона и сама прекрасно осознаёт, что достала его, но свои слова обратно забирать не намерена. Не тогда, когда она уже столько денег и сил вложила в то, чтобы оказаться рядом с ним.       — Приходи сегодня в бар, — звучит спокойный голос, а затем Чонгук поворачивается в её сторону. — Но не в качестве постоянно покупателя моих услуг, а гостя. Я буду там в десять вечера. Найду тебе человека, который примет эти деньги…       Надежда загорелась, как самый яркий фонарь в неосвещённой годами окраине Сеула, даже несмотря на то, что Чонгук сказал, что это будет не он… Ну, если парень будет таким же, как он сам, то почему бы и нет? И если тот не будет, как кисейная барышня, ей отказывать, то вообще прекрасно! Наверное…

***

      Приглушённый свет бара ласкает прикосновениями щёки, когда медленная мелодия окутывает слуховые рецепторы и Бона оказывается в эпицентре танцпола. Не успевает та насладиться моментом уединения, как сзади пристраивается представленный немногословным Чонгуком Соджун. Довольно симпатичный парень, который, вероятно, не кичится принципами и готов помочь с её проблемой, в отличие от теперешнего соседа. Правда, как только он прижимает её к себе, сердце Бона сковывает бетонная тяжесть, а тело автоматически напрягается, как натянутая до предела струна. Она пытается отдаться мелодичной музыке, которая при других обстоятельствах определённо точно ей понравилась бы и успокаивала, но у неё не получается. Руки Соджуна придерживают за талию, и ей кажется, что в этих местах точно останется ожог. Внутри снова начинается незримый бой, а в голове продолжает звенеть сирена, в то время как она прикрывает глаза и пытается успокоить себя.       Чонгук тем временем, стоя за барной стойкой, внимательно смотрит на картину перед собой и, кажется, начинает понимать то, о чём ему рассказывала эта упёртая Бона, которая за несколько встреч успела максимально достать все его мозговые извилины. Особенно сильно защемив его гордость тем, что приняла его за проститута. Нет, конечно, он не белый одуванчик и не стремится найти ту единственную, не ограничиваясь в выборе девушки на ночь. Но всё-таки у него есть принципы и он не относится к тому типажу людей, которые продают своё тело другим. Что за бред вообще? Он что, выглядит настолько бесхребетным? Он любит получать удовольствие, но предпочитает сам выбирать себе спутниц. И никак иначе.       Сейчас же, когда Бона танцует с одним из его коллег, который как раз-таки не прочь развлечься, Чонгук убедился в её отчаянии собственными глазами. Бона максимально скована и зажата. Если не присматриваться и не искать подвоха, можно не обратить на это никакого внимания и заявить, что с ней абсолютно всё нормально. По тому, как она уверенно держится и не отталкивает Соджуна, прижавшегося со спины, вполне сложно распознать истинные эмоции. Но в глазах, пропитанных дымкой страха, можно лицезреть многое. Ей абсолютно точно не нравится происходящее, но она терпит, очевидно, всеми способами заставляя себя. Чонгук не знает ничего о Бона, как и того, почему у нее такая реакция на мужчин, хотя она пытается делать вид, что всё хорошо. Но уяснил одно: проблема точно в её голове, хоть она и отрицает это. Если верить словам Бона, в прошлом её не домогались и у неё вполне адекватные родители, чтобы не нарушить психику. Тогда почему у неё такая реакция? И можно ли всё-таки верить её словам?       И судя по тому, как грубо и властно Соджун прижимает её к себе, Чонгук понимает ещё и то, что нянчиться с чувствами Бона её напарник не будет. Из-за этой мелькнувшей мысли, которая давит на сохранившееся в его сердце милосердие, которое его сейчас начинает бесить, он обречённо вздыхает. Ну за что ему это чудо свалилось на голову? И почему именно он должен разбираться со всем этим дерьмом?       Следующая мысль заставляет Чонгука переосмыслить всё и вновь посмотреть на Бона, которая успела закрыть глаза и пыталась, вероятно, успокоиться, раскачиваясь в такт песни. И неожиданно назревает вопрос: а почему бы и нет? Почему бы не разгадать, в чём проблема? От серьёзных отношений он уже давно отказался, да и подружки постоянной у него сейчас нет, так почему бы не повеселиться? Быть может, и вправду в ней отражается отсутствие опыта и достаточно просто раскрепостить её? Так если дело в этом, то это должно быть ещё интереснее, не так ли?       Ровно в этот момент, пока в голове Чонгука рылись сомнения, картина перед глазами изменилась. Соджун одним ловким движением разворачивает Бону к себе, так что разрез короткого розового платья отчётливо демонстрирует стройность длинных ног. В следующее мгновение напарник крутит её и улыбается, после чего поворачивает её спиной к Чонгуку. Он же задумывается над тем, что, возможно, в ней есть большой потенциал, судя по тому, как доволен Соджун. И помимо этого, у неё ещё неплохая задница, на которую тут же опустились глаза Чонгука.       Бона можно научить многому, и эта картина перед глазами, затуманенными лёгким шлейфом спиртного, и атмосфера, предрасполагающая к интиму, автоматически возбуждает.       Ну что ж, это явный азарт, промелькнувший в хищных глазах Чонгука. Или же желание лишний раз самоутвердиться, потому что он настолько уверен в себе, что знает: она не только сможет прикоснуться к его коже, но и будет спокойно лежать под ним и получать удовольствие. Впрочем, как и отчаянная Бона, которая, видимо, ему верит больше, чем другим. И это становится последним, что ломает его сопротивление.       Чонгук откладывает недопитое спиртное у стойки и направляется в сторону сковавшейся от напряжения девушки. Соджун всего лишь обнимает её за талию, двигаясь в такт музыки, а она выглядит так, будто её прижали за углом и хотели сделать что-то против её воли.        «Вот как такая особа ещё настаивает на сексе?» — не может понять Чонгук очевидную противоречивость Бона.       Соджун замечает Чонгука и его мысленный посыл, в котором просит его уйти, что сразу и выполняет, улыбнувшись девушке напоследок. Хозяин — барин. Бона, кажется, выдыхает, когда от неё отстраняются, и тут же приходит в себя, смотря по сторонам, пока Чон не оказывается напротив неё.       — Ладно, мартышка, наигралась и хватит, — подводит итоги Чонгук, неосознанно языком играясь с металлическим кольцом у губ и устремляя тёмный взгляд на слегка растерянную Бона.       — Эй, а как же… Куда он ушёл? — непонимающе спрашивает она, оглядываясь в поисках Соджуна ровно до тех пор, пока Чонгук не преодолевает расстояние и останавливается напротив неё, оставляя между ними жалкие сантиметры.       — Я помогу тебе, — легко говорит он, улыбаясь уголками губ.       Тёмный взгляд напротив, соблазнительное лицо в приглушённым тёплом свете, игривые шоколадные глаза вырывают из Бона взволнованное дыхание.       — П-правда? — не верит собственным ушам она, уже сомневаясь, не сладкий ли сон?       — Да, — спокойно подтверждает Чонгук низким голосом, заставляя Бона слегка пошатнуться. — Жди меня в пятницу вечером у себя в квартире.       И уходит.       Это должно быть интересно. Для обоих. Вот только тот огонь, который загорелся в глазах Чонгука, заставляет Бона испытать в груди пожар… Что же будет, если он по-настоящему её коснётся?