Быть взрослым

      – Как всё-таки хорошо, чтобы ты вернулся, – проговорила Цзянь Ячжи, и пусть она силилась выглядеть спокойной и собранной, даже довольной, её выдавали глаза.       Наставница была напугана. Напугана его возвращением, его состоянием, его молчанием. И действительно стремилась его укрыть, уберечь, спрятать. Ван Ибо давно не ощущал столько любви и объятий от своей Старшей. Казалось, она хотела окружить его собой, лишь бы закрыть от всего плохого.       – Да. Наверно, – безразлично отозвался он, крутя блестящую бусину.       Естественно, что она затихла, как только Ван Ибо сделал шаг за пределы лавки. Он не ощущал в ней силы, не слышал песни, ставшими повседневными за всё это время. Он пошевелил онемевшей рукой слишком резко, отчего шланг капельницы запрыгал.       – Осторожнее, Ибо, – Ли Янь хлопотала рядом, внимательно следя за количеством лекарств в подвешенных колбочках, чтобы вовремя вытащить иглу. Она сначала похлопала по пластырю, который удерживал катетер, а затем налила и протянула ему тёплой воды в кружке. – Я считаю это прекрасным и здравым решением, что ты наконец-то отказался от этой мерзкой лавки. Ещё бы немного таких ребяческих выходок, и твой оставшийся средний даньтянь тоже бы развоплотился. Думаю, вряд ли хоть один из них можно было бы восстановить, если бы это затянулось и дальше…       – Он не мерзкий [53]…       Цзянь Ячжи вопросительно вскинула брови, не до конца понимая, почему Ван Ибо стиснул челюсти и практически шипел.       – Моя лавка чудес не мерзкая, – добавил он, сверля подругу взглядом.              Он-то знал, что Ли Янь точно говорила не о лавке, и судя по тому, как она всучила ему чашку, этот факт её возмутил.       – Но она тебя чуть не угробила! – подчеркнула свою уверенность в правоте подруга, и Ван Ибо отвернул от неё голову, прохрипев:       – И пусть бы.       – Ван Ибо!       – Ли Янь, – мягко остановила её наставница, взяла за руку и подвела ближе к себе. – Успокойся, ладно? Ты же сама всё видишь, зачем лезешь в душу? Лучше сходи, пожалуйста, за настойкой элеутерококка и эхинацеи [54].       – Да, госпожа, – беспрекословно поклонилась ей девушка и, цокая каблучками, вышла из комнаты.       Ван Ибо облегчённо выдохнул. Он ещё не был в курсе, что помимо Ли Янь, в комнате оставалась Цзянь Ячжи, которую тоже интересовали ответы. Неожиданно для него, наставница не дала ему и минуты покоя.       – Не расскажешь мне, что заставило тебя изменить своё мнение? Ты не из тех, кто так просто сдаётся.       – Простите, наставница.       – Ван Ибо, – настойчиво повторила она, теперь уже беря его за руку. По сравнению с той, которую он, практически не выпуская, держал больше двух месяцев, она казалась горячей. Чужой. – Я не жду извинений или попыток оправдаться передо мной. Мне просто нужно знать, что тебя тревожит. Мы беспокоимся же за тебя. Когда ты вчера ночью постучал в мою комнату, и я увидела тебя на пороге… Честно признаться, ты изрядно напугал меня.       – Простите, наставница, – повторил Ван Ибо, отворачиваясь ещё сильнее. – Я не хотел вас пугать.       – Тогда объясни мне, что происходит.       Ему было слишком мучительно думать о произошедшем и тем более копаться в нём, пояснять свои чувства, свой выбор, просто даже говорить об этом. Поэтому рассказал он о случившемся лишь поверхностно, подобрав самый наилучший вариант лжи.       – Я не справился с управлением лавки чудес, что недопустимо для наньу. Если вы считаете, что я не достоин проходить инициацию дальше, то просто скажите об этом вслух. Я пойму.       – Но…       – Ничего страшного, госпожа Цзянь. В этом нет ничего страшного, ведь, в конце концов, я не настоящий наньу.       – Ты слышишь себя? – взъелась вернувшаяся Ли Янь, держа перед собой пузырёк с настойкой. Её глаза полыхали от гнева, что даже чёлка над ними вдруг смотрелась вздёрнутой. – Ван Ибо, ты вообще слышишь себя?       – Ли Янь, тише.       – А лучше заткнись, Ли Янь, откуда тебе вообще знать, какие эмоции я испытываю, и что мне стоит говорить, а что нет?       – Ван Ибо, будь вежливее с девушкой, – увещевала наставница, только этот спор назревал уже давно, разгорался с самого утра, и наконец-то оба перестали носить друг перед другом маски.       Друзьям было необходимо разрешить эту ситуацию и как можно скорее, только у Ван Ибо не было ни сил, ни желания. Он выпалил свою мимолётную злость и сразу же выдохся. Он даже не повернулся в сторону подруги, сполз ещё ниже на кровати и прикрыл голову свободным локтем. Ли Янь так же просто притормозить было нелегко…       – Что, заткнёшь мне рот и будешь прав?! А сам прячешься, будто виноватым себя чувствуешь! Не веди себя как идиот.       – Я и не пытался…       – Ван Ибо! – Ли Янь фурией пронеслась к его постели и со всей силы кинула в него флакон, и Ван Ибо неосознанно подогнул колени, защищаясь ими как стеной. Девушка смела с него одеяло, и только тогда он ощутил, как его трясло. – Ты жил с нами с самого детства. Мой брат любит тебя, как младшего, считает тебя семьей, и теперь ты говоришь, что ты не наньу? А кто из нас тогда наньу? Ты всегда был первым, на тебя все равнялись, я даже придумала заклинание, и даже не одно, чтобы тебя впечатлить!       Ли Янь замолчала, переводя дух, и он приподнялся с возмущённым видом. Его тошнило от пустоты внутри, от осточертевших лекарств и капельниц, пусть он и лежал так всего день, ему было холодно, его со всех сторон третировали. А теперь ещё и стали обвинять, что все их чувства и вера в него были напрасными. Кто же так поддерживает, вменяя в вину?       – И чего ты сейчас негодуешь? Времени своего на меня жалко? Обидно, что не оправдал вашего доверия? Небеса, ты же ничего не знаешь…       – А вот и знаю! Ты говоришь, что я тебя не знаю, но разве это так? Я с тобой бок о бок столько столетий и видела, как ты растёшь, взрослеешь, как все смотрят на тебя. Я, что, не могу представить, какой ты? Какие эмоции испытываешь? Как тебе больно? А представь, как больно нам? Я всегда любила тебя, но такого, какой ты сейчас, я любить не хочу!       На последних словах Ван Ибо всё же повернулся к ней, отметив, как по её маленькому личику стекали слёзы, а рот подрагивал от ярости. Подруга фыркнула и выбежала из комнаты, и её светлое ханьфу, словно призрачное облако, последовало за ней.       Цзянь Ячжи выглядела ошарашенной.       – Не думала, что она… вот так… скажет об этом…       – Не берите в голову, наставница, наши взаимоотношения к вам не имеют никакого отношения. Простите, что снова подвёл вас и показал себя с такой стороны, – он склонил голову, скорбно поджав губы, подхватил одеяло и подтянул повыше.       На какое-то время они оба замолчали, погрузившись в собственные мысли. Для Ван Ибо это было похоже на смертный приговор: он раз за разом возвращался в лавку, будто со стороны видел свою счастливую улыбку, и от этого пустота лишь разрасталась.       – Ван Ибо, скажи, пожалуйста, ты действительно хочешь отказаться от инициации? Или сказал это на эмоциях? Может, ты имел в виду что-то другое?       Он раздумывал всего лишь мгновение. На тот момент ему виделось это обоснованным и здравым, гораздо здравым, чем его решение уйти из лавки. Ван Ибо наклонился ещё ниже и произнёс:       – Я, Ван Ибо, Младший наньу двадцать третьей ступени, прошу прощения у своей Старшей наставницы, Цзянь Ячжи, нюйу пятнадцатого поколения, и прошу о снятии с себя полномочий Младшего. Я недостоин называться наньу.       – Ты… всерьёз так решил?       – Я всерьёз так решил, наставница. Простите, что не оправдал ваших надежд.       Цзянь Ячжи сгорбилась и вдруг словно постарела, Ван Ибо разглядел под её глазами синяки, а в уголках глубокие рытвины морщин. Он быстро отвёл взгляд, проникаясь виной и сомнениями. Действительно ли правильно поступал, отказываясь от всего, что ему было дорого?       «А дорого ли мне это теперь? Сейчас?»       – Мне кажется, что это сон. Дурной сон, от которого я скоро проснусь.       – Это не сон, наставница. К сожалению, это не сон.       – Но почему? – в её голосе не было осуждения, не было гнева или негодования. Обычный вопрос, будто она спрашивала, почему он хотел бы испить воды, а не чая. – Ван Ибо, как твоя наставница, я имею право знать. Я хочу именно понять, почему ты, лучший Младший своего поколения, всю сознательную жизнь стремившийся стать Старшим, доказать, что даже без природного таланта можно достичь высот… отказываешься от этого? Тебе не жаль всех этих лет? Лишений, огорчений, мучений, страха? Ты добился получения лавки чудес собственными силами, а теперь отказываешься? Я не понимаю, Ван Ибо.       – Я тоже, наставница, я тоже.       Он уткнулся в подушку, чтобы не видеть разочарования Цзянь Ячжи, не рассматривать в ней отголоски страданий. Осторожно уложив руку с катетером на бедре, он закрыл глаза. Он правда не понимал, почему поступал вот так.       Часы безнадёжного ожидания превращались в дни, которые становились неделями. Собственная комната, бывшая раньше родной, обратилась тюрьмой, ведь даже навещавшие его люди выглядели так, точно он совершил преступление и теперь отбывал справедливое наказание.       Наверное, это впечатление усиливалось от постоянно присутствующей Ли Янь, которая с ним больше не разговаривала, лишь выполняла медицинские обязательства, оставляла и забирала нетронутую еду и тяжко вздыхала. Для неё Ван Ибо так и не нашёл оправдания, потому что ему становилось обидно, стоило подумать, что она была единственной, кто видела его в лавке в последние дни, небось заметила, с каким упорством он желал в ней остаться. И теперь, когда он был здесь, с ними, покинутый и сломленный, подруга даже не догадывалась о его состоянии. Не желала всего лишь немного его понять. Для него это стало ещё одним ножом, который добавился к такому же, торчащему у него из спины, и эта рана набухала, взрывалась настоящей болью по всему телу только от воспоминания об лавке чудес и оставленном там шаньхусяо. И кто, как не Ли Янь, его всезнающая названная сестра, могла это разглядеть?       Цзянь Ячжи иногда заглядывала к нему перед сном, буквально на пару минут, чтобы узнать о его самочувствии, и снова уходила. Она больше не поднимала никаких других тем, не расспрашивала, не терзала. И к наставнице обиды Ван Ибо не испытывал. Учитывая её жизнь Старшей нюйу, в том числе все силы, что та бросала на обучение нового поколения, выделять крохи времени на него были уже показателем того, что ей было не всё равно. Один раз она села у него на кровати поздной ночью, уложив ладонь на его бок, и стала похлопывать, напевая старую песню, которую он слышал только в детстве, когда много болел и хандрил, и от этого у него намокла подушка под щекой.       Ши Хун с Ли Юном тоже умудрились по очереди навестить его лишь единожды, отлучившись от работы в лавках. Они оба выглядели уставшими, но довольно счастливыми. Парни пытались шутить и тормошить его в своей манере, поддерживая непринуждённую дружескую атмосферу, как раньше, только ушли совершенно ни с чем.       Ван Ибо не становилось лучше. С каждым проходящим днём он лишь глубже закапывался в себе, иногда от мнимой боли поджимал колени, стискивал зубы и отмалчивался всё больше. Казалось, его голосовые связки перестали уметь воспроизводить звуки, и ему правда очень хотелось не разговаривать так до конца своих дней. К тому же он не представлял, какой помощи просить у друзей или наставницы. Спрашивать что-либо о лавке? Имел ли он право об этом знать? Поэтому он только ловил обрывки фраз, в надежде услышать хоть что-нибудь о ней или…       И тогда, стоило ему допустить даже краткое воспоминание, его выворачивало наизнанку, перекручивало всю душу, как в мясорубке переламывало, и ему хотелось лишь реветь. Однако и заплакать он никак не мог. Совесть не позволяла.       «Ведь ты сам сделал выбор».       И это было правдой. И одновременно нет. Ван Ибо несомненно сделал этот выбор, однако лишь потому что других вариантов у него попросту не было. Он снова и снова возвращался в тот момент, разбирая каждое слово, каждое действие, дробя их на кусочки, изучая в надежде отыскать подсказку. Получить подтверждение тому, что выбора у него не было. Мог ли он остаться? Нет. Скорее всего, нет. После всего, что между ними было, после того, как они взращивали это собственными руками, Ван Ибо не мог противиться Сяо Чжаню, его просьбе, он попросту не мог его подвести. Он слишком доверял, слишком верил в то выражение лица, скорбное и пустое, будто шаньхусяо претило так с ним поступать. Словно у него выбора тоже не было.       Сяо Чжань не хотел отталкивать Ван Ибо.       И он доверял. Всем сердцем доверял.       Поэтому было так болюче осознавать, что Сяо Чжань всё равно это сделал. Несмотря на всё. Поступил так в самый уязвимый момент, когда Ван Ибо обнажил перед ним всего себя, всю подноготную. Распахнул душу. Пустил внутрь.       Злился ли он?       Был ли обижен?       Вовсе нет.       Впервые в жизни он не был задет таким предательством. Кажущимся предательством. Ван Ибо ушёл из лавки с чистыми мыслями, головой, незамутненной горечью, раздирающей грудь. Он сделал выбор осознанно. Удивительно, но он понимал. Не до конца, и всё же.       – Так надо, – шептали губы, а родинка под ними чернела на бледной коже. – Так надо, Ван Ибо.       В его мыслях Сяо Чжань извинялся. Конечно же, он так говорил. Ван Ибо почти слышал его наяву. Столь знакомый голос, с низким звучанием третьего тона. Было ли это обманом, его галлюцинацией?       Он закрыл лицо сложенными руками. Лучше определённо не становилось, и от любого упоминания имени, Ван Ибо виделось, что весь мир сузился до опустошённого местечка в груди. Всё его тело содрогалось, будто от спазмов.       – Ибо? – что-то с осторожностью легло ему плечо, и он вздрогнул, потому что услышал совсем другой тембр, не женский, и вскинул рукой, чуть не ударив вовремя отскочившую Ли Янь. – Ты как? У тебя температура, что ли? Выглядишь совсем бледным.       У подруги были ледяные руки, как у шаньхусяо, и от этого Ван Ибо замутило, он разгонял перед собой появившуюся вдруг белёсую полосу, отгонял эти глаза, он будто бы бредил. В результате он уложил поверх её ладони свою, для эффекта прижимаясь лбом.       – Вроде нет, – она уместилась к нему на постель, с нежностью поглаживая. – Прости, что последние месяцы разговариваю с тобой так паршиво, но мне в самом деле больно от того, что ты с собою вытворяешь. Где тот Ван Ибо, с которым я знакома?       – Наверно, его больше нет? – прохрипел он.       Даже прокашлявшись, он не заметил, чтобы голос стал чище. Горло заболело. – И как мне реагировать на такое заявление? – нервно рассмеялась Ли Янь.       Она потянулась, чтобы погладить его по волосам и звериным ушам другой рукой, однако он так резко повернул голову и вперился взглядом в нависшую над ним опасность, что девушка даже испуганно пискнула.       – Ты чего?       – Не трогай. Лучше не надо.       Ли Янь вырвала кисть из его хватки и прижала обе руки к груди. Из-за падающего с потолка света она показалась Ван Ибо небожительницей, с ярким и желтым ореолом вокруг тёмных волос, заплетённых в тяжелую косу. Спасительницей, спустившейся на греховную землю к людям.       Подруга помолчала, разглядывая его, а затем вдруг позвала.       – Ван Ибо?       – Чего тебе, Янь-цзе?       – Ты хочешь умереть?       Ван Ибо раскрыл веки, и даже жгучее ощущение в областях, где раньше были функционирующие даньтяни, не остановила его, когда он сел и осознанным взглядом уставился на подругу.       – Чего?       – Ты же хочешь умереть, верно? – из её серых глаз полились слёзы, и Ли Янь быстрым движением стала их утирать, хлюпая носом.       Было видно, что она пыталась сдерживаться, только у неё ничего не получалось, она лишь сильнее и громче плакала, пока уже совсем в голос не заревела. Девушка нагнулась к коленям, уткнулась в свои раскрытые ладони и содрогалась от рыданий в таком горе, словно сидела возле обречённого больного.       Ван Ибо не представлял, как её утешить. Конечно же, он не собирался умирать, пусть такие глупые идеи и возникали у него в голове, когда он не замечал ничего, кроме собственной боли, но как это объяснить вслух? Как доказать, что всё это было лишь мыслями, не призывом к действию. Иногда он сомневался в том, что умел верно доносить свои эмоции и чувства.       Он дотронулся до её макушки и похлопал.       – Глупая ты ведьма. Маленькая и глупая.       Он потихоньку, шаг за шагом, учился овладевать эмоциональными порывами, которые раньше, конечно же, ему были недоступны в таком количестве и размере, пока он не признал в себе человеческое. И у него выходило достаточно сносно. Несколько дней назад он ещё мог вспыхнуть от гнева и накричать на ту же Ли Янь, если она как-нибудь остро высказывалась о его жизни в лавке чудес, зато теперь у него получалось не реагировать на подобную провокацию. Ван Ибо начал чаще медитировать и не до конца чётко, но всё же воспринимать организм как единое с собою целое, поэтому восстановление пошло бодрее.       Он даже открыл новый для себя способ, о котором только слышал. Во всяком случае, когда Ли Янь вливала по его потокам ци, он умудрился оборачивать её кругом и немного приумножать. Поэтому после долгих разговоров с подругой, они пришли к выводу, что ни верхний, ни нижний даньтянь они уже не восстановят никакими методами, и проще их было закупорить и позволить рассосаться самим. И можно было бы научиться пользоваться средним, чем они с воодушевлением и занялись. Ван Ибо никогда не думал, что сможет быть накопителем, но за пару дней практики он уловил главное правило, как действовать в таком случае. Осталось лишь за малым – поднатореть.              Принявшись, Ван Ибо заметил, что таким образом оставалось меньше времени думать о Сяо Чжане, представлять, как он в одиночестве прозябает час за часом, когда не поёт колыбельные паньлуну. Он, конечно, не выбросил всё это из головы, однако ему стало спокойнее.       – Ты планируешь снова пройти экзамены? – как бы невзначай спросила Ли Янь, держа его за кисть. Её энергетика вдруг мощной волной ударила в него, и он вырвал свою руку из кольца пальцев, затряс, будто получил разряд током. – Ой, что случилось?       – Ты слишком увлеклась, – пробормотал он, осматривая кожу, потому что складывалось впечатление, что она вся полыхала огнём. В районе подушечек и ногтевой пластины она действительно стала краснеть.       – Прости, я правда увлеклась, – смутилась подруга.       – Ничего, давай ещё раз, – Ван Ибо смело вложил руку в её ладонь снова и прикрыл веки, сосредоточившись.       Пока он настраивался и воображал, как энергия ци от нижнего даньтяня Ли Янь поднимается вверх, проходит к нему по тонким канальцам-меридианам, он расслышал топот в коридоре. И одновременно с этим кровать под ними затряслась. Подруга уставилась на него, широко распахнув глаза.       – Что это было? Это снова я перестаралась, или что?       – Нет… это будто бы…       Дверь в комнату распахнулась, прервав его на полуслове, и к ним влетел Ли Юн. Его волосы были взлохмачены, ханьфу всё измято и в грязи, а цвет лица напоминал что-то среднее между лимоном и яблоком. Взгляд друга ошалело перебежал с Ван Ибо на Ли Янь, затем на их сцепленные руки. Ли Юн притормозил, на пятках развернулся назад, чтобы в итоге потрясти головой и снова крутануться.       Увидев, что Ван Ибо удивлённо глядел за спину, Ли Янь также обернулась.       – Ли Юн? Что случилось? Неужели вы тоже это почувствовали?       Не успел брат ей что-то ответить, как кровать под ними опять двинулась, только на этот раз гораздо значительнее, отчего Ли Янь не удержалась на краю, и её скинуло на пол. Ван Ибо испуганно вцепился в остов, с ужасом наблюдая, как совсем рядом опасно стала раскачиваться капельница.       – Ли Янь… – сдавленно попросил он почти мгновенно подскочившую на ноги подругу.       Она остановила железную стойку и перекрыла доступ лекарства винтовым зажимом. Ещё один мощный толчок заставил всех друзей переглянуться с ужасом, потому что затрясся даже светильник на потолке, а стены будто начали крениться на одну сторону. Ли Юн наконец-то очнулся и в два шага оказался около них.       – Диди, ты в курсе, что происходит?       – По всему Лояну отмечаются подземные толчки, пока не похоже на двенадцать баллов, но баллов пять точно есть, – на них посыпалась штукатурка, и они все втроём задрали головы наверх. – Разве вы не получили системное уведомление в НИП? Всех Младших призвали, собирают в зале Советов, чтобы вместе со Старшими придумать наилучший способ отыскать эпицентр… Ибо? Тебе плохо, Ибо?       У Ван Ибо закружилось всё перед глазами. Если сначала он упорно стремился поверить Ли Янь, что это они просто перестарались с магией, то теперь… Он не ответил другу, намереваясь сползти с кровати, в тщетных попытках дозваться её. Подруга в упор смотрела на брата, всё моргая и моргая, словно никак не понимала, о чём он таком говорил.       – Ли Янь! – Ван Ибо дёрнул её за рукав ханьфу и почти тряс без передыха, пока Ли Янь к нему не повернулась. – Вытащи иглу.       – Что? – её серые радужки почти померкли в чёрном зрачке.       – Вытащи иглу.       – А? Нет, ты что, не подумаю даже. Сейчас немного успокоится, и я снова капельницу подключу, давай подождём…       – Я говорю «вытащи»!       – Что опять за капризы?       – Это не капризы, Янь-цзе, ты не понимаешь, что это не успокоится? Это землетрясение! Земле-трясение, понимаешь? Это не из-за тебя или меня, это не мы дотянулись до природного Истока и воспользовались им, это гораздо глобальнее проблема!       – Что ты удумал, Ибо? – Ли Юн вцепился в его плечо, пытаясь тоже удержать, но Ван Ибо решительно вскинул голову.       – Я иду с вами на Совет. Потому что я знаю, что это такое. Да отпустите вы меня, я правда могу помочь!       – Ты поможешь, если останешься в постели, – посерьезнела Ли Янь, когда она взялась за него, считывая его ци, заражаясь взволнованностью.       – Если бы это было несерьёзно, собрали бы они всех Младших? Погляди, они даже позвали твоего брата. Я должен отсиживаться здесь, пока вы все там? А что если начнётся настоящая катастрофа, мне придётся выдирать иглу самому?       Ван Ибо постоянно поворачивался к Ли Юну, налегая на него ментально, потому что если он убедит его, то и Ли Янь послушается младшего брата. Несмотря на пролёгшую со временем брешь в их сестринско-братских отношениях и на более старший возраст подруги, Ли Юн всегда оставался главным среди их троицы. Ван Ибо держал их обоих за руки и тряс, призывая тем самым быть разумными.       – Юн-гэ, я могу помочь. Правда могу. Обещаю, я не буду использовать свои силы понапрасну, – и он быстро прикусил язык, чтобы не пообещать чего-нибудь ещё.       Умом он прекрасно осознавал, что вряд ли их сможет сдержать. Помимо этого у него уже назревал целый план.       – Ладно. Только не отходи от меня далеко, ладно? Сядешь тоже рядом. Если  почувствуешь себя плохо, я сразу же верну тебя в комнату, – пригрозил друг и махнул Ли Янь. – Вытаскивай катетер, цзе.       Они все втроём вышли в коридор и практически прилипли к стенам, стараясь устоять на ногах при очередном толчке. Ван Ибо пристально вглядывался в спины ребят, чтобы улучить момент и улизнуть в смежный проход. Конечно, он не собирался так подло поступать с друзьями, однако он слишком хорошо с ними был знаком: стоило ему признаться в своём плане, и те последовали бы за ним. А судя по усиливающимся подземным толчкам – это был прямой путь к самоубийству, которому подвергать их он не желал. Поэтому ему оставалось только тихо перебирать ногами, чтобы не шлёпать тапочками. Хотя признаться, Ван Ибо совсем не занимался самобичеванием, его мысли занимало только то, что где-то под землей, вместе с разбушевавшимся паньлуном находился Сяо Чжань.