Панацея

Аказа выдохнул с облегчением, как только Мей наконец замолкла, а спустя с десяток минут еще и прикрыла глаза. Аказа знал, что человечине постоянно нужно было поддерживать свою энергию через сон — эта девка не была исключением. Снаружи дома наконец-то сгустились сумерки, но Аказа никуда не спешил. Он сидел и смотрел. Смотрел, как же Ей все-таки неудобно было спать, прислонившись щекой к пыльной грязной стене. Аказа поморщился: наверняка совсем скоро у нее затечет какая-нибудь конечность, и она обязательно проснется. Обязательно начнет изводить его своими разговорами. Аказа раздраженно фыркнул и, недолго думая, подошел к Мей. Ее ровное дыхание и спокойное, даже умиротворенное выражение лица говорили о том, что она уже успела заснуть довольно крепко. И если он сейчас прикоснется к ней, она этого даже не почувствует, не поймет. Не вспомнит. В голове Аказы плескалась звенящая тишина, а потому он без лишних раздумий и сомнений подхватил Мей в охапку и понес ее обратно на постель. Там было теплее, там она проспит намного дольше, чем на холодном полу. Как только он отпустил ее, накрыв какой-то тряпкой по плечи, Мей потянулась, шумно выдохнув. Уголки губ ее на мгновение растянулись в слабой улыбке — Аказа нахмурился. Принюхался, прислушался. Нет, она точно спала. А он точно все еще не хотел отходить от нее ни на шаг. Аказа сел рядом и снова принялся пристально всматриваться в расслабленное лицо Мей. Такой она ему нравилась гораздо больше — тихой, бездвижной. С закрытым ртом. Все его раздражение после пустого разговора мигом испарилось. Аказе снова стало тихо. Ему и правда совершенно не хотелось больше никуда идти — даже на охоту. Подсознание все сильнее и сильнее убеждало его, что главную свою добычу он уже нашел. И расставаться ему с ней было вовсе не нужно. Нельзя. Аказа не долго просидел в оглушительной тишине — в голову снова начали забиваться обрывки фраз Мей, которые совсем недавно чуть не довели его до белого каления. Аказа совсем не хотел думать над тем, что она сказала. Не хотел думать, сколько же в их встрече было странного, путаного. Неправильного. Аказе не нравилось думать, что Мей чувствовала то же, что и он. Тоже догадывалась, что они были чем-то связаны. Чем-то непонятным. Может, дело и правда могло быть в его прошлой жизни. Может, они встречались тогда, когда он еще был жалким ублюдским человечишкой. Может… Может… Может… Сейчас и он, и Мей могли надумывать все, что угодно — ни он, ни она не знали ничего наверняка. Аказа невольно подался вперед, провел рукой по светлым спутавшимся волосам — нет, чутье его не обманывало. Этот запах все еще казался ему чертовски знакомым. И, что самое ужасное, этот запах ему когда-то явно очень нравился — настолько, что даже сейчас отбивал у него всякий голод. Аказа нахмурился. Наверное, он действительно сходил с ума. За все свое демоническое существование его никогда не интересовало собственное прошлое, его напрочь забытая человеческая жизнь. Аказа жил только настоящим и желаниями Господина. Жил до сегодняшнего дня. Аказа сжал руки в кулаки от напряжения, в глазах вспыхнул золотистый отблеск, а лицо его внезапно стало по-настоящему звериным. Аказа пытался думать, вспоминать, но ни черта у него не получалось. В сознании будто стояла какая-то преграда, и он будто все не мог через нее прорваться. Не знал, как через нее прорваться. Аказа снова взглянул на посапывающую Мей, снова поморщился. Может, если он хотя бы ненадолго перестанет игнорировать ее треп, хотя бы немного попробует найти с ней общий язык, он что-нибудь вспомнит? Или она. На Нее у него надежды почему-то было больше, чем на самого себя. Эта липкая мысль начинала его особенно злить, раздражать. Нет, он первым должен был догадаться, в чем тут было дело, его не должна была обставить в каких-то там внезапных озарениях какая-то там девка. Вот только за что зацепиться в своих измышлениях, Аказа не знал. Аказа не мог до конца понять свои мысли, чувства. Все, что он сейчас делал, он делал будто в темноте. В темноте, к которой не могли привыкнуть даже глаза демона. Как бы он ни старался, в сознании так ничего и не щелкало. Вены снова выступили у него на висках от перенапряжения и все растущей злобы. Снова тупик, снова пустота и ослепляющая пелена. Аказа впервые за свою недолгую жизнь всесильного демона почувствовал себя беспомощно. Почувствовал, что ему нужна была чья-то помощь. Аказа снова перевел взгляд на Мей. Если он вспомнит, если он поймет, почему он вообще решил потащить ее за собой, может, тогда все и закончится? Он либо отпустит ее, либо наконец свернет ей шею. Сейчас Аказа не мог сделать ни первого, ни второго. Аказа мог только смотреть, внюхиваться, прислушиваться — растворяться в этом слабом женском теле. Пока это самое тело снова не придет в себя и не начнет действовать ему на нервы каждым своим словом, жестом, вздохом. Просидев рядом еще немного, Аказа наконец поднялся, вышел из дома. Пока не наступил новый рассвет, нужно было принести воды и какой-нибудь еды. Аказа уже успел смекнуть про себя, что пока Мей была занята той же готовкой, она раздражала его намного меньше. Ее увлеченный, сосредоточенный на чем-то, кроме него, взгляд ему даже немного нравился. Нравился намного больше их бесцельных разговоров, которые неизбежно повторятся, как только она очнется. Не прошло и часа, как Аказа снова вернулся с ведром воды и какими-то овощами, которые он сам даже при лютом голоде не решился бы потянуть в рот. Но для Мей эта еда была в самый раз — в прошлый раз она же эту гадость съела, даже ведь не подавилась. Пока он побирался по чужим незапертым домам, в его голове ни на секунду не проснулось беспокойство, что его новоиспеченная не самая умная пленница могла попытаться от него сбежать. Во-первых, теперь он учует ее запах где угодно. Во-вторых, не такой уж и дурой она была, раз за все время их знакомства она так и не решилась закатить истерику и хоть как-то попытаться выбраться. Мей понимала, что выхода у нее не было. Аказа это тоже понимал. И пока их обоих это относительно устраивало: по крайней мере, сходить с ума окончательно Мей не собиралась — до безумия она хотела довести в первую очередь его. И пока у нее это очень даже неплохо получалось. Как только Аказа вернулся обратно в дом, он сразу же нахмурился. Мей уже не спала, а в их комнате горел подозрительный тусклый свет. — Я нашла свечу. Пожалуйста, можно она погорит немного? У меня не получается привыкнуть к темноте так же хорошо, как вам. — Как хочешь, — Аказа пожал плечами. На свет горящей свечи ему было совершенно плевать, смотреть не отрываясь на Мей ему это нисколько не мешало. — Спасибо, — Мей сонливо неловко улыбнулась, покосившись на принесенный «улов» специально для нее. — Но мне, наверное, не нужно так много… — Это тебе на несколько дней, — фыркнул Аказа. На лице Мей промелькнуло недоумение. — Вы думаете, меня хватит с вами на несколько дней? — У тебя не будет другого выбора, — Аказа и сам уже был не особо уверен в своих словах. У него тоже не было никакого выбора, и, казалось, они оба это понимали. — А что мы с вами будем делать? Аказа смолчал. Он не знал, что ответить на этот вопрос, и ждала ли Мей вообще какого-либо ответа от него. Несколько часов сна все-таки благотворно на нее повлияли: взгляд ее был ясным, тело больше не тряслось в нервной дрожи. Вот только светлые волосы все еще были небрежно спутаны — это Аказе почему-то не нравилось. — Я ничего не вспомнил, — неожиданно для себя вдруг бросил он, смотря Мей прямо в глаза. Та невольно вздрогнула от его признания — она тоже не ожидала услышать от него что-то подобное. Вот так просто: без наводящих вопросов и ответов. Аказа вдруг понял, что ему было абсолютно плевать, что думала о нем эта больная девка. Больше всего ему хотелось самому понять, что же происходило с ним, с его головой. Почему он чувствовал себя не менее больным, чем Она. Мей сама подошла к нему ближе, сощурилась. При свете свечи черты ее лица особенно обострились. Аказа напрягся. — А вы… Помните вы хоть что-нибудь, когда только стали демоном? Есть ли у вас какие-нибудь первые воспоминания? Аказа задумался. Лицо его тут же стало таким же нечитаемым, мрачным. — Нет, — процедил наконец он. Мей выдохнула. Наверняка она хотела зацепиться хоть за какую-нибудь нить, но Аказа не дал сделать и этого. Он правда не помнил первое время после своего обращения: все было как в тумане. Он где-то бродил, кого-то убивал — старался распробовать свою новую жизнь во всех кроваво-мрачных красках. В этом он ничем не отличался от других демонов — в его памяти новообращенного совершенно ничего нельзя было нащупать, в первое время Аказа еще плохо контролировал и свою жажду крови, и свое помешательство. — Так мы далеко не уйдем. Но уже хорошо, что вы пытаетесь вспомнить. Может, я что-нибудь придумаю, как вам помочь. — Ты думаешь, что можешь мне помочь? — лицо Аказы исказила кривая усмешка. Нет, эта дура совсем забылась. Это он, демон, нуждается в ее помощи, она ничего не попутала? Судя по ее горящему уверенному взгляду, нет, не попутала. Мей и правда уверовала в то, что в этом плену ей не грозит ничего страшного, слишком уж болезный безобидный демон ей попался. Учитывая, что Аказа до сих пор не вырвал и не сожрал ее болтливый язык, наверное, в этом была какая-то унизительная доля правды. — Я надеюсь на это, — Мей между тем виновато опустила глаза. — Я хочу помочь нам. Чтобы вы… все вспомнили. Вспомнили, почему я вам… Нравлюсь. — Ты много о себе думаешь, — Аказа не удержался от язвительного комментария: Мей ожидаемо успела надумать лишнего. — Это плохо? Аказа в который раз за разговор воздержался от ответа. Тупость вопросов Мей приводила его в какой-то непрошибаемый тупик. Это раздражало, злило. Но что с этим делать, Аказа не знал. — Знаете, когда-то давно я была знакома с одним человеком, которого вы мне очень напоминаете. Я не видела его уже несколько лет, мы… Нехорошо с ним расстались, и знаете… — Он от тебя сбежал, да? Или сдох от твоего трепа? — не сдержавшись, перебил Аказа. Губы Мей дрогнули. Эта насмешка оказалась для нее особенно злой, жестокой. Но Аказе это показалось даже забавным: хоть в чем-то он оказался удивительно догадливым. — У нас не получилось друг друга понять. Мы тоже много говорили, но… каждый слышал только себя. Мне кажется, сейчас вместе с вами я повторяю ту же ошибку. И меня тоже опять не хотят слышать и понимать. — Тебя сложно слушать, ты несешь чушь. — Я знаю, — лицо Мей снова стало непроницаемым, теперь уже она смотрела Аказе прямо в глаза. — Но ничего другого я вам предложить не могу. — А помолчать ты можешь? — А вы хотите, чтобы я замолчала? Аказа сжал руки в кулаки. Эта маленькая недобитая женщина будто намеренно играла в дуру, испытывая его, доводя до точки кипения. — Я хочу, чтобы ты перестала меня бесить. Мей в недоумении качнула головой. Аказе подумалось, что для нее это, наверное, было так же непосильно сложно, как ему вспомнить свое прошлое. Они оба были беспомощны, оба не могли друг другу помочь. Оба друг друга раздражали. — Знаете, мне бы очень хотелось, чтобы мы с вами закончили так же, как я закончила когда-то с тем своим человеком: мне хотелось бы, чтобы каждый из нас услышал себя и отправился по своему жизненному пути. — Что, думаешь, я когда-нибудь позволю тебе сбежать? — в голосе Аказы так и сквозило насмешливое неверие. Нет, его жертва не могла быть настолько недалекой. Или же он просто о ней слишком хорошо думал. Зря. Мей между тем только отвела многозначительный взгляд. Теперь плечи ее мелко подрагивали — Аказа не мог этого не заметить. Аказу не могло кое-что не осенить: все-таки кто-то из их дуэта был непрошибаемо тупым. — Думаешь, я тебя сам отпущу, что ли? — он сам не верил в то, что говорил. Эта человечина не могла настолько сильно потеряться, забыть, с кем она сейчас говорит и делит постель. — Я этого не говорила, — тем временем тихо возразила Мей, заводя руки за спину. Аказа скептически хмыкнул. — Я тебя насквозь вижу. — Это очень хорошо. А вот вы для меня — закрытая книга. Аказа снова счел нужным промолчать: он вообще не очень-то понял, что значит быть закрытой книгой — он и открытую читать-то не умел, все эти исписанные, легко рвущиеся рукописи не представляли для него никакого интереса. Никогда. В том числе и сейчас в сравнении с собой. Мей снова несла какую-то чушь, к этому просто нужно было привыкнуть. Аказа невольно поймал себя на сомнительной мысли, что он хотел бы привыкнуть. Хотел бы привыкнуть к Ней. Когда-нибудь. Но сделать это по щелчку пальцев у него явно не получится. Не здесь, не сейчас. — А я мог быть тем, кто не стал тебя тогда слушать? Ну, тем, кто не вынес тебя и сбежал. Я же не помню ничего. Глубокий взгляд Мей на мгновение стал стеклянным, лицо ее посерело. Аказа снова кинул ей прямо в лицо будто что-то совсем уж бесчеловечно жестокое. В этот раз без издевок. Мей поджала губы, в комнате застыла гнетущая тишина. Она все не спешила с ответом, не решалась. Аказу это тяжелое молчание начало особенно напрягать: он, что, угадал? Она тоже так считает? И в чем тогда проблема? Если она знала, кто он был в прошлом, может, она как раз и могла бы объяснить им обоим, с чего он решил тащить ее камнем всюду за собой. — Нет. Вы не могли быть тем человеком, — голос Мей задрожал, в глазах вспыхнула непоколебимая уверенность. Аказа вздернул бровь. — Почему? — Потому что он не мог стать вами.