Панацея

— Ты молчишь. — А ты хочешь о чем-то поговорить? Мей в удивлении похлопала глазами: Хакуджи решил ее огорошить чем-то интересным на первом же привале. На ее безобидный вопрос так и не ответили ни через пять минут, ни через десять — Хакуджи демонстративно набил рот онигири и отвернулся от костра. Мей между тем поежилась: вечерами теперь стало особенно холодать. Во многом поэтому она хотела добраться домой как можно скорее. Дома бабуля напоит ее вкусным травяным чаем, укроет теплым одеялом и немного пожурит за то, что заставила ее так волноваться. И Мей снова станет тепло. Жаль только, что о Хакуджи некому будет так позаботиться. Мей не знала и не могла знать, сколько он вообще собирался ходить неприкаянным после того, как оставит ее. Хакуджи больше не думал что-либо искать и зачем-то там бегать — одной Мей ему уже хватило по горло. — Скажи, а кем ты хотел стать в детстве? Чем ты вообще хотел заниматься? — Мей широко зевнула, потянулась. Ей очень хотелось ошибаться насчет Хакуджи — ей очень хотелось думать, что все-таки у него был какой-то план на будущее. Наверняка же у него, как и у любого человека, были какие-то мечты, цели, которые он как раз сейчас мог бы и исполнить. — Не помню, — нехотя ответил Хакуджи, подкидывая еще веток в костер. Он явно был не настроен копаться в воспоминаниях, тем более детства как такового у него и не было. — Я тебя тупой болтовней развлекать не собираюсь. Хочешь спать — иди, вон, ложись под дерево и спи. — Ты же сам хочешь поговорить, я вижу, — Мей решила не униматься: это же он первый начал. Да и настроение у нее снова было очень хорошее: первую часть пути они прошли довольно бодро — еще совсем немного, и они подойдут к городу, а там лесами останется пройти совсем чуть-чуть — и вот он, дом. Мей все не верилось, что это происходило взаправду: Хакуджи вел ее домой, Хакуджи не бросал ее. И Мей тоже не хотелось оставлять его с тяжелыми мыслями наедине. Мей же не была слепой, она видела: сам Хакуджи ответы на свои вопросы все не находил. Потому что он не шибко и старался их искать. Хакуджи было все равно, что с ним там будет дальше. Сейчас его больше волновала судьба Мей, а не своя собственная. Мей это не могло не напрягать. Мей же было на него не все равно. — Я не хочу, чтобы ты себе голову дурью забивала. Я по твоему тупому лицу все вижу. Мей отвела взгляд в сторону леса. Она уже давно привыкла к грубостям Хакуджи, она понимала, что он подобными словами совсем не пытался ее задеть, обидеть — просто он не умел по-другому выражаться. И все же иногда в груди Мей просыпалось что-то похожее на раздражение. Она-то Хакуджи понимала, а вот он… совсем не хотел услышать ее. — А тебе правда не все равно, что я там о тебе думаю? Хакуджи на Мей лишь злобно зыркнул. По его лицу тоже все было понятно. Нет, не все равно. Вот только Хакуджи все не мог признать это вслух. Мей снова устало потянулась, растерла гудящие от долгой дороги ноги и, не отходя от костра, устроилась на ночлег. Хакуджи тем временем тихо фыркнул: уж ему-то спать теперь точно не хотелось. С самого утра у него противно сосало под ложечкой — пока они добирались до дома Мей даже быстрее, чем он планировал. Теперь эту девчонку не нужно было насильно куда-то тащить и останавливаться с ней на каждой кочке — теперь она сама чуть ли не вприпрыжку вела его куда надо. Мей спешила домой. А Хакужди все тормозил, спотыкался на ровном месте. Теперь они и правда поменялись ролями — с той лишь разницей, что Мей действительно было к кому и куда возвращаться. Мей торопилась домой, обратно в тепло. Хакуджи же теперь точно спешить было некуда. Он был бы не прочь засидеться дольше нужного на какой-нибудь лесной коряге. Даже в компании с Мей. Особенно в компании с Мей. Она и правда на удивление не стала больше изводить его вопросами: Мей почти сразу заснула глубоким сном, наплевав и на вечерний холод, и на упирающуюся в бок ломаную ветку, и на сидящего рядом напряженного Хакуджи. Тот, заметив, как по телу Мей прошлась крупная дрожь, тут же подкинул в костер ветки покрупнее. Не хватало еще, если эта болтливая дура что-нибудь подхватит — тогда ему придется выслушивать от нее еще больше больного бреда. А Хакуджи и так был сыт этим по горло. Хакуджи не нравилось, что он никак не мог навести порядок в своей же голове: слишком много у него сидело тупых мыслей, от которых он все никак не мог избавиться. Наверное, если бы он окончательно спятил, он бы смог даже позавидовать Мей: у нее действительно все было просто — сейчас она вернется домой и продолжит заниматься тем, чем занималась всю свою сознательную жизнь: будет ковыряться в травках да бегать подтирать за всякими болезными. Чем же займется Хакуджи, он пока придумать не мог да и ему пока это было не нужно. До лесов Мей идти и идти еще — может, на каком-нибудь привале его все-таки осенит, озарит. Но, видимо, произойдет это не сегодня. Хакуджи еще раз бросил задумчивый взгляд на Мей — та уже и правда спала крепким сном, согретая теплом незатухающего костра. Хоть кто-то из них двоих за эту ночь выспится и согреется.

***

— А давай в городе куда-нибудь сходим, а? Хакуджи скривился, даже не стал интересоваться, чего там Мей спросонья придумала: ему все равно по умолчанию не понравится любая ее идея. — Ты как оборванка выглядишь. Тебя не пустят никуда. Мей, все это время шедшая рядом с Хакуджи, вдруг остановилась и опустила взгляд на свое уже успевшее поизноситься кимоно. — Ну, мы же не через столицу пойдем, да? Да и не такая уж я и страшная… Не страшнее тебя. Хакуджи закатил глаза: да, его одежда выглядела не лучше после походов по непролазным лесам. Их в таком виде даже в вшивую забегаловку, наверное, не пустят. Да им это было и не нужно: меньше всего Хакуджи хотел бы привлекать к себе и к Мей внимание. В городе запросто можно было нахвататься проблем, а ему сейчас не хотелось ни на что нарываться. Даже ради прихотей Мей. Он понимал, что скорее всего это был последний раз, когда она выбиралась в город — Мей и правда собиралась провести всю оставшуюся жизнь в своей дыре, перебирая травки. Конечно, ей хотелось напоследок погулять. Вот только Хакуджи не собирался ей потакать. Тем более, денег у них на всякие развлечения все равно не было — на еду бы хватило, уже хорошо. — Давай сходим в храм. Туда нас пустят. Скоро ведь Хиган. Хакуджи нахмурился. Лучше бы она попросилась в забегаловку: он бы тогда ради этого, может, и монет по чужим карманам наскреб. — И зачем? Мей потупила взгляд, смутилась. Ей казалось, что Хакуджи и так должен был все понимать. — Ну, это же поминальный праздник, мы могли бы сходить… — У тебя умер кто-то? — не сдержавшись, выплюнул Хакуджи. — Каждый из нас когда-то терял близких. Мне тоже есть, о ком помолиться, — уклончиво ответила Мей, переведя взгляд на размытые, едва видневшиеся издали крыши домов. До города им оставалось идти всего ничего. — Пойдем, хватит посреди дороги тормозить, — Хакуджи грубо схватил Мей за руку, и та послушно снова поплелась за ним следом. Снова в гнетущем напряженном молчании.

***

— Собирайся. Ночью я тебя по храмам не поведу. Мей на очередном привале едва не поперхнулась рисовой лепешкой. Теперь-то она поняла, почему с ней не разговаривали аж целый день: Хакуджи просто много думал, много чего взвешивал. Сейчас же он испепелял Мей долгим тяжелым взглядом, отчего она вдруг почувствовала необъяснимую вину. И радость. Он все-таки прислушался к ней. А может, тоже захотел почтить память отца в этот священный день. — Спасибо, — Мей было подскочила с земли, чтобы в благодарностях заобнимать Хакуджи, но тот предупреждающе помрачнел еще сильнее — она решила не рисковать. Вдруг разозлится, передумает еще. — Знаешь, а я ведь специально еще у тебя дома приготовила охаги на этот праздник. — Что, так была уверена, что я попрусь вместе с тобой в этот твой храм? — Хакуджи между тем скривился. Мей сейчас прямо светилась от счастья: наверняка ей очень уж нравилось думать, что она видела его насквозь. А это было совсем не так. По крайней мере, Хакуджи до последнего хотел верить в это. — Нет, — многозначительно ответила Мей, заканчивая с завтраком. Сегодня они, если поторопятся, даже смогут добраться до города засветло. И если Мей будет себя хорошо вести, Хакуджи и правда отведет ее в местный храм. Ему-то что с того, что они потеряют где-то с полчаса? Теперь Хакуджи никуда не торопился: раз уж эта блаженная так хочет зачитать молитвы — пусть. Хакуджи пока на ступеньках храма устроит незапланированный привал. У самого него не было никакого желания участвовать во всех этих поминальных обрядах — уже от одной мысли об этом Хакуджи становилось тошно. Боги никогда не были на его стороне, никогда не слышали его — так какого черта он должен был снова и снова ублажать их своими молитвами? Тем более, когда все это было уже бессмысленно. И для него, и для его отца. Это все чушь: ни в богах, ни в вере Хакуджи не видел никакого спасения. Спасти себя, своих близких можешь только ты сам — рассчитывать тебе больше не на кого. Казалось бы, Мей как лекарь тоже должна была понимать эти прописные истины. Но нет, она, кажется, верила во все подряд: в свои травки, в богов. И даже в него. Мей правда верила ему; верила, что он хороший человек; верила, что он обязательно найдет себя. Верила, что он доведет ее до дома. Хакуджи уже ни во что не верил. Даже в то, что это все когда-нибудь закончится. — Я тебя подожду. Не долго. С кем-то заболтаешься — дальше одна пойдешь. Мей лишь согласно закивала. Конечно, она и не собиралась разводить с какими-то незнакомцами пустые беседы. Тем более в храме. Тем более, когда для этих самых бесед у нее был Хакуджи. — А я думала, ты со мной пойдешь… — тихо бросила между тем Мей, ускорив шаг. — Нет, — отрезал Хакуджи и в раздражении поднял голову к небу: солнце сегодня палило совсем не по-осеннему. Неудивительно, что ему все-таки припекло затылок, и он решил пойти на поводу у этой двинутой. Все-таки и правда в последний раз ее занесло в город. У нее в лесу ведь и храмов-то не было. Пусть посмотрит хоть, от него с разговорами наконец отстанет, отвлечется. И всем, хотя бы ненадолго, будет хорошо.

***

Мей, перед тем как переступить за черту города, все-таки прислушалась к советам Хакуджи — решила привести себя в порядок. Она была рада, что Хакуджи больше не держал ее за свою пленницу: он, хоть и недовольно фыркнув, все же разрешил ей обмыться у реки в гордом одиночестве. Даже полностью скинув с себя одежду и зайдя в холодную реку, Мей чувствовала себя спокойно и расслабленно. Раньше, когда она еще дома летом с девочками убегала купаться, кто-то из них все равно оставался сидеть в кустах у берега следить-караулить, как бы кто не заполз к ним любопытный. За Хакуджи Мей ничего такого не думала, она знала, с ним ей совсем не стоило бояться за свою честь — Хакуджи на нее было просто-напросто плевать. Они несколько месяцев провели вместе, жили в одном доме, ночевали у одной коряги, и ни разу он еще не позволил себе лишнего. Все-таки в чем-то Хакуджи был благородным. Или ужасно безразличным — Мей вполне устраивал и тот, и другой вариант. Быстро закончив обмываться, она заплела волосы в тугую косу и пошла обратно к их наспех разбитому лагерю. Хакуджи в рощице не было — опять, видимо, он пошел за хворостом. Мей присела у дерева, поежилась от пробежавшего по спине озноба. Она надеялась, что это были ее последние вынужденные купания в холодной осенней воде, больше она не будет рисковать подхватить какую-нибудь болячку-простуду. Хакуджи ведь и так с ней намучился. — Быстро ты. Мей встрепенулась, как только Хакуджи подошел к ней со спины. Она сразу заметила, что новых веток он не принес, а значит разводить костер он больше не собирался. Сейчас они наконец-то пойдут в город. — Я же знаю, что ты торопишься со мной попрощаться, — Мей улыбнулась, поправив края мокрого кимоно, которое она умудрилась забрызгать еще на реке. — Я тратить время впустую не хочу, — поправил ее Хакуджи. — Собирайся. И в городе без глупостей. — Не переживай, я от тебя не убегу, все будет хорошо, — заверила Мей, вставая и разминая ноги. Она тоже не хотела засиживаться на одном месте. Тем более, ее дом был совсем близко. До города они добрались только к полудню. Как и в прошлый раз, встретил он их не особо радушно. Хакуджи шел хмурый и мрачный, одним своим взглядом распугивая разодетых прохожих. Мей же с детским любопытством заглядывалась на рыночные прилавки, мимо которых они проходили. Чем только там не торговали: и овощами, и рыбой, и заморскими сладостями и даже какими-то уж совсем диковинными вещами, названия которых Мей и не знала. — Ты чего? — взгляд Хакуджи сузился, заметив, как Мей подозрительно замедлила шаг, то и дело посматривая на самый дальний прилавок со всякими поблескивающими простоватыми украшениями и пестрыми тканями. — Ничего, — буркнула она, сдавленно улыбаясь. — Просто вспомнила, что я еще у тебя дома свою заколку забыла, жалко. Ладно, пойдем, ты же обещал меня только до храма провести, а скоро вечер… Мы же не останемся тут ночевать, да? — Да, — бездумно бросил Хакуджи, взяв Мей за руку и лишь на мгновение засмотревшись на тот самый прилавок, за которым тем временем ушлый торгаш все пытался каждому мимо проходящему зеваке втюхать очередной набор бесполезных женских безделушек. В которых Хакуджи ровным счетом ничего не понимал. И не собирался понимать. Как только они прошли рынок, воздух вокруг стал как будто легче, чище — Хакуджи наконец вздохнул полной грудью. Он ненавидел все эти шумные пастбища людишек, чьи карманы с такой легкостью он обчищал, когда с деньгами у него становилось совсем туго. Хакуджи было совсем не жаль этих раззяв, что стояли тряслись над каждой своей монетой, собачились с местными торгашами и совсем отказывались замечать, что происходило у них прямо под носом. Тупых слепых людей Хакуджи обирал без колебаний и лишних раздумий. Кто не мог уследить за своими деньгами, тот так и так рано или поздно оставался без них. Хакуджи все равно они были нужнее, Хакуджи все равно их тратил не на бесполезную ерунду, в отличие от большинства. Сейчас Хакуджи шел под руку с Мей и лишь периодически кривился от этого противного шума, возни. Ему внезапно тоже захотелось поскорее добраться до храма: там явно будет тише, спокойней. Даже Хакуджи найдет себе там место, где прибиться. — У тебя будет полчаса, — напомнил тем временем он Мей, крепче сжав ее руку в своей. Мей лишь молча кивнула: она прекрасно помнила их уговор. Чем ближе они подбирались к храму, тем тише становилось на улицах. Мей все не могла оторвать взгляда от изогнутой, горящей алым цветом крыши, что уже маячила на горизонте. — Спасибо, что проводил. Это очень важно для меня, — вдруг бросила она, стоило им выйти на совсем безлюдную тропинку, аккуратно с обеих сторон обсаженную разросшейся глицинией. — Иди уже, — Хакуджи остановился. Отпустил Мей. Та лишь в недоумении и легком беспокойстве посмотрела на него. — А ты? — Что, без меня и пары шагов сделать не сможешь? Я тут тебя подожду. Давай, если не будешь тупить, то не заблудишься. Мей нахмурилась, но все же ничего не ответила — лишь неспешным шагом пошла дальше одна. Хакуджи между тем остался стоять посреди тропы, пока силуэт Мей совсем не скрылся за цветущим кустарником. Хакуджи досчитал до десяти и недовольно цокнул языком. Если он тоже не будет тормозить, то тоже успеет и по своим делам.

***

Мей вышла из храма с парой прихожан даже на десяток минут раньше, чем она условилась с Хакуджи. На душе у нее теперь было особенно спокойно и светло, и она хотела, чтобы Хакджи тоже хотя бы ненадолго перестал переживать без повода. Несмотря на то, что он все-таки отказался пойти вместе с ней и почтить память отца, она помолилась за него. Мей знала, верила: это было важно. Просто Хакуджи пока не мог переступить через себя — не мог до конца принять, что теперь он действительно остался один. И поддерживать связь с ушедшим отцом он мог теперь только так — через тихие молитвы, в глубине души надеясь, что хоть кто-то его все-таки слышал. Мей, не найдя Хакуджи ни на ступенях храма, ни в саду, быстро вышла на уже знакомую тропинку. Хакуджи нигде не было — видимо, он совсем не торопился тащить ее обратно в лес. Мей снова прошлась туда-обратно — она начала немного волноваться. Недавнее умиротворение после молитв мигом выветрилось — Хакуджи наверняка попал в какие-нибудь неприятности, иначе и быть не могло. Мей внезапно хлопнула себя по щекам, тряхнула головой. Нет-нет-нет, она не будет паниковать. Она еще подождет. Если она сейчас побежит в город, то потеряется там быстрее Хакуджи. А что, если он опять влез в какую-то драку? А что, если его снова ударили ножом? У Мей задрожали руки: она ведь с собой даже не взяла никаких мазей и бинтов. Терпение Мей продержалось в тревожном ожидании всего пару минут — она тут же рванула куда-то, не разбирая дороги. Вдруг Хакуджи уже где-то лежал в кустах истекая кровью, ожидая если не помощи, то своей скоропостижной кончины. Мей и не заметила, как снова оказалась на рынке среди шумящей толпы. Она рассеянным взглядом всматривалась в каждого, пытаясь хоть в чьем-то размытом лице узнать Хакуджи. Тщетно. Мей оббегала весь рынок — ее ворчливый товарищ с пронзительным злым взглядом и черноволосой макушкой так и не попался ей на глаза. Теперь Мей не просто волновалась — теперь ей стало по-настоящему страшно. — Вы заблудились? Мей вздрогнула, почувствовав, как ее руки коснулась чужая шершавая ладонь. Только сейчас среди безликих прохожих она заметила высокорослого крупного мужчину, что перегородил ей дорогу, пытаясь наконец привлечь ее внимание. Мей натянуто улыбнулась, попыталась было освободить руку, но ей не дали этого сделать. Крепкий, хорошо одетый мужчина, выросший будто из ниоткуда, смотрел на нее не отрываясь и будто совсем не ожидая от нее ответа. По запуганному потерянному взгляду Мей и так все было понятно. — Нет-нет, я… друга жду, мы договаривались встретиться. Извините, мне нужно идти. Отпустите, пожалуйста, — Мей снова попыталась освободиться, но ее снова проигнорировали. — Кажется, ваш друг забыл о вашей встрече, вы здесь уже довольно долго бегаете, — тонкие губы мужчины растянулись в беззубой улыбке, отчего Мей стало совсем не по себе. — Я тут неподалеку одну раменную держу, можете зайти погреться. К вечеру у нас похолодает. Вы же не местная, да? Мей не сразу нашлась, что ответить. Хватка мужчины на ее руке стала как будто еще крепче. Почему-то ей вдруг захотелось закричать: может, хотя бы тогда Хакуджи ее услышит, придет — возьмет наконец ее за руку и куда-нибудь уведет. В лес, в сарай, домой — неважно. Лишь бы подальше отсюда. Подальше от этого пугающего незнакомого человека, что одним взглядом вызывал в коленях дрожь. — Извините, мне… Мне нужно… идти, — выдавила из себя Мей не поднимая глаз. Ее будто и вовсе не расслышали. — Кажется, вы даже не знаете, куда идти. — Кажется, я тебя предупреждал не шляться где попало и ждать меня у храма. Мей мгновенно очнулась от оцепенения, повернула голову в бок. Теперь ей стало еще страшнее: Хакуджи стоял совсем рядом и испепелял ее тяжелым пустым взглядом, совсем не замечая рядом с ней какого-то там мутного мужика. Который тут же словно по немому приказу отпустил руку Мей. — Хакуджи? — Мей смотрела на него с таким искренним удивлением, будто впервые видела. Будто сегодня, сейчас она впервые по-настоящему была рада его видеть. — Я… Ты сам не пришел, вот я и побежала тебя искать. — Я смотрю, это тебя нашли, — Хакуджи перевел пустой взгляд на мужчину, который уже успел предусмотрительно отступить на пару шагов в сторону. — Проваливай. Хакуджи больше не нужно было ничего говорить: незнакомец им попался очень умный и проницательный. Мей успела только сморгнуть — подозрительного мужчины уже нигде не было видно. Мей завела покрасневшую руку за спину, выдохнула. Сама потянулась за спасительной ладонью Хакуджи. — Я думала, что потеряла тебя, думала, что ты опять убежал с кем-то драться, думала, вдруг тебя уже… ну… — Мей залепетала что-то совсем рассеянно бессвязное, Хакуджи даже забыл, что собирался на нее сильно разозлиться. — Я, что, идиот? Я, в отличие от тебя, думаю головой и ко всяким мутным уродам не лезу. Сегодня точно не лез, — Хакуджи вздернул бровь. Мей и правда была напугана и тряслась как косуля перед убоем, сама того не замечая. Удивительно, что он вообще успел быстро ее найти — их возвращение домой очень легко могло бы оборваться новым похищением Мей средь бела дня. — У меня дела были, могла бы и дождаться. — Мог бы и сказать о них. Какие дела? — Мей между тем недоверчиво покосилась на Хакуджи, на что тот лишь поджал губы. — Важные, — неохотно выплюнул он. — Пойдем, а то на нас пялятся уже. Мей осторожно огляделась по сторонам: на них действительно уже недобро посматривали любопытные прохожие. Мей снова стало не по себе. — Пойдем… Без тебя я больше никуда не пойду, обещаю. — Это я больше тебя никуда не пущу. Не хватало тебя искать еще по всему городу. Хакуджи наконец потянул Мей за собой, и они быстро скрылись от чужих глаз где-то в смердящей подворотне. — А ты правда искал бы меня? — Мей осмелилась подать голос только тогда, когда они наконец вышли на знакомую лесную опушку. Страхи, тревоги остались в городе — позади. — Я обещал, что верну тебя домой, — уклончиво ответил Хакуджи, опускаясь на землю. Сумерки еще не успели сгуститься, значит костер было разводить еще рано. Да и еда у него сейчас точно в глотку не полезет: Мей заставила его хорошо так понервничать. — А я обещала, что не буду от тебя никуда убегать, — Мей слабо улыбнулась, подсев рядом. — Прости, что заставила тебя переживать, я сама перепугалась. Хакуджи не стал упрямиться и врать, что ничего он не переживал. Это было бы глупо. Все-таки немного Мей его же понимала. — Больше не отходи от меня ни на шаг. С этим типом ты бы не до дома добралась, а до ближайшего борделя. Мей ничего не ответила, она лишь уткнулась головой в колени. Хакуджи хотел было уже подняться и пойти собирать ветви для костра, но Мей слабо ухватила его за руку. — Посиди со мной, пожалуйста, — прошептала она, не поднимая головы. Хакуджи замер. Ему, на самом-то деле, тоже не хотелось никуда уходить. Хакуджи тоже хотелось тихо посидеть рядом. Не разжимая руки. Они просидели так молча, пока солнце совсем не зашло за горизонт. Хакуджи осторожно тронул Мей за плечо, заставив ее поднять глаза. — Держи, — он протянул ей что-то поблескивающее, острое. В темноте вечера Мей даже не сразу поняла, что именно. — Заколка? — Ага. Ты же свою у меня посеяла. Хотя, может, тебе вместо нее лучше нож отдать: полезнее будет. Ты же любишь вокруг всяких уродов крутиться, да? Мей сжала в руках тонкую заколку в форме белой лилии и в недоумении посмотрела на Хакуджи. Тот тоже смотрел ей прямо в глаза — ждал от нее хоть какой-то реакции. — Спасибо. Она… Очень красивая, — наконец выдавила из себя Мей и тут же покачала головой. — Но я не могу ее взять. Хакуджи нахмурился, мгновенно отдернув руку. — Что, думаешь, я ее спер? Выдохни, я купил ее. Я ж знаю, ты ее тогда бы выкинула сразу, у тебя же принципы эти твои тупые. — Правда? — все подозрения Мей мигом улетучились: Хакуджи нельзя было не верить. — Спасибо. А почему ты… решил подарить мне ее? — Не знал, на что последние деньги потратить. Мей поджала губы: сейчас она совсем не понимала, Хакуджи это говорил серьезно или нет? Ей, конечно, хотелось думать, что он просто хотел оставить ей подарок на память, чтобы она не забывала о нем, вспоминала, каждое утро вплетая себе в волосы эту белую лилию. Это было бы слишком трогательно и слишком не по-Хакуджи. Но сейчас Мей и не хотелось искать других вариантов-предположений внезапному подарку: сейчас Мей было слишком хорошо. Тепло. Почти как дома.