Панацея

Следующие два дня они шли лесами, то и дело устраивая короткие привалы. Хакуджи почти не спал. Мей это совсем не нравилось. — Если не будешь спать, споткнешься по дороге, сломаешь что-нибудь. Тогда я точно убегу — не догонишь, — не то в шутку, не то всерьез бросила как-то Мей одним полуденным днем, когда Хакуджи едва не навернулся на пустой ровной тропке, запутавшись в собственных ватных ногах. Тогда ей стоило огромных усилий уговорить Хакуджи сделать еще один внеплановый привал. Заставить его хотя бы немного подремать. — Дай мне свою руку тогда. И сядь рядом, — недовольно буркнул он, понимая, что еще одни сутки без сна он и правда не протянет — действительно приложится к какому-нибудь ближайшему дереву и больше не отлипнет. — Зачем? — глубокие глаза Мей, в которых мелькнуло беспокойное непонимание, казалось, стали еще больше. Смешная. Вымотанный до предела Хакуджи не понимал, что он нашел в этом смешного. — Буду держать, — в усталом раздражении тем временем кинул он, смотря на сжатые напрягшиеся руки девушки. — Чтоб не удрала, если что. Мей хотела было сказать, что в этом не было ни необходимости, ни смысла: если он заснет, она без труда вырвется из его ослабленной дремой хватки — он даже не заметит. И все же Мей промолчала. Не нужно сейчас устраивать споры на пустом месте. Хакуджи нужно было отдохнуть. Иначе до его дома они точно не скоро доберутся. Или еще хуже: Хакуджи по дороге и правда как-нибудь убьется. — Хорошо, — Мей присела рядом к нему под дерево, послушно протянула руку. Прежде чем сомкнуть глаза, Хакуджи еще пару раз предупреждающе покосился на Мей. Сжал ее ладонь крепче. Мей только поморщилась, но ничего не сказала. Как только Хакуджи «успокоился», Мей подняла скучающий уставший взгляд к чистому небу и принялась считать редкие-редкие проплывающие мимо облака. Она отвлеклась от своего ленивого занятия лишь тогда, когда почувствовала, как хватка на ее руке внезапно ослабла. Мей перевела взгляд на затихшего Хакуджи. Судя по его спокойному, совсем выровнявшемуся дыханию, он и правда спал. Мей мягко улыбнулась. Отлично, значит, все-таки его организм внял голосу разума. Может, если Хакуджи хоть немного выспится, то и настроение у него будет получше. Мей за всю прошедшую дорогу уже устала делить с ним его напряжение — это давило и то и дело будило в ней беспокойную тревогу. А Мей очень не хотела терять внутреннего самообладания. Если она падет духом, то уже никогда не выберется из этой скверной истории. Заплутает не в лесах, а в самой себе. Сейчас Мей смотрела на умиротворенного Хакуджи и чувствовала только одно: легкую досаду. Ну почему он всегда не мог быть таким спокойным? Мей ведь знала, что Хакуджи постоянно нервничал не меньше нее, учитывая, что он совсем не продумал детали своего похищения — он раздражался от каждого, даже малейшего казуса. То, что Мей была девчонкой, казалось, усложняло его авантюру едва ли не в разы. Сейчас спящий Хакуджи выглядел непривычно расслабленным. Раньше Мей лишь изредка позволяла себе бросать на него долгие взгляды — она видела: этим она его обычно особенно напрягала. Иногда даже злила. Сейчас же Мей без зазрения совести неотрывно всматривалась в каждую мягкую черту его лица, невольно засматривалась на играющие солнечные блики в его черных непослушных волосах. Наверное, она могла бы назвать Хакуджи красивым. Красивым особенно за его ресницы — не одна девушка позавидовала бы этой удивительной густоте и длине. Мей усмехнулась про себя. Кажется, именно глубокие голубые глаза, подчеркнутые милыми «пушистыми» ресницами ломали весь его устрашающий грубый образ, который Хакуджи из раза в раз тщетно пытался перед ней строить. Мей быстро отвлеклась от своих наблюдений, почувствовав, как ее руку снова некрепко сжали. Хакуджи сквозь сон немного похмурился — будто почуял, какие милые гадости сейчас про него думала Мей. Они просидели так еще с полчаса. Солнце давно успело подняться в зенит. Мей уже подумывала сама разбудить своего похитителя — если они задержатся здесь слишком долго, Хакуджи точно раздражится. Он хотел добраться до дома как можно скорее. И Мей, наверное, тоже. Чем быстрее она выполнит все, что просит Хакуджи, тем быстрее она вернется домой. Мей все еще слепо верила в это. Мей только потянула свободную руку к плечу Хакуджи, чтобы осторожно стряхнуть с него сон, как внезапно он сам распахнул глаза и почти грубо отдернул от себя девушку. Мей стушевалась — слишком уж дикий у него был взгляд. Наверное, Хакуджи успел присниться кошмар. Или сквозь сон он вспомнил, что хотел подремать всего минут десять вместо целого часа. Как бы то ни было, он почти тут же пришел в себя. — Что пялишься? — в напускном недовольстве заметил протерший глаза Хакуджи, на что Мей лишь смущенно пожала плечами. Отвела взгляд. Сон, пусть и недолгий, ему, видимо, не особо пошел на пользу — проснулся он в прежнем ворчливом настроении. — Да так, — уголки губ девушки невольно приподнялись. — У тебя ресницы очень красивые. Длинные. Никогда не видела таких у мужчин. Засмотрелась. Хакуджи спросонья на мгновение завис. А затем лицо его помрачнело. — Это, что, значит, у меня ресницы как у девки? Чушь не неси. У тебя вообще глазища лупоглазые как у хорька, но я же из-за этого на тебя не «засматриваюсь». «Лупоглазый хорек» нервно дернулся. Мей с детства все говорили, что у нее очень выразительные красивые глаза. Нет, да что этот грубиян вообще понимал!.. Мей шумно выдохнула — жгучую обиду нужно было затушить в зародыше. Ее вообще не должно было волновать, что там о ее глазах думал Хакуджи. Не интересно. Не важно. И все же обидно. — Нам пора идти, да? — Мей попыталась сдавленно улыбнуться. Все, день у них точно не заладится. По хмурому виду Хакуджи было ясно, что своим внезапным неудачным комплиментом настроение она ему испоганила знатно. — Идем, — только и выплюнул он.

***

— На этот раз мы пойдем через деревню. Там остановимся заночевать. Если только попробуешь что-нибудь выкинуть, я… — Сделаешь что-то страшное, — серьезным тоном закончила за него Мей. Хакуджи поджал губы. Он мог бы подумать, что эта тронутая девка сейчас явно смеялась над ним, но на ее открытом лице Хакуджи как ни старался, не мог найти и тени насмешки. Мей и правда не сомневалась, что в случае чего он мог натворить дел. В этом они уже успели убедиться на практике. — А ты можешь быть понятливой, — в плохо скрываемом удовлетворении заметил Хакуджи. Мей уже по привычке пожала плечами. За весь оставшийся путь они перебросились лишь парой фраз. Хакуджи уже даже перестал каждый час напоминать о старых угрозах и придумывать новые, а Мей же решила вести себя как подобает благопристойной пленнице — не отставать от похитителя и при этом смиренно помалкивать. Говорить им, собственно, было и не о чем. Мей не хотела еще больше раздражать и без того надутого Хакуджи, а Хакуджи все плутал где-то далеко в своих мыслях. Все думал о том, что осталось ему совсем немного: через три-четыре дня они будут дома. Эта девка им обязательно поможет. Как-нибудь выкарабкаются. — Как-нибудь выкарабкаемся… — в глубокой задумчивости прошептал он, опустив взгляд себе под ноги. Мей, шедшая рядом, поежилась. Хакуджи будто и сам не заметил, что сказал он это вслух. Мей нахмурилась, в груди снова проснулась тревожность. Она без лишних вопросов поняла, что он имел в виду. Мей уже успела понять, что Хакуджи очень переживал за своего отца, он явно болел чем-то очень тяжелым, раз простые врачи совсем не справлялись с его недугом. Мей боялась, что тоже не справится. Не поможет выкарабкаться отцу Хакуджи. Чем дальше они уходили от ее дома, тем сильнее она укреплялась в своих волнениях. Хакуджи же о ее сомнениях и слушать ничего не хотел — он был уверен, что у него с отцом рано или поздно все наладится, ему уже несказанно повезло. С Мей ему несказанно повезло. Мей больше не пыталась переубеждать Хакуджи в том, что она совсем не творила чудеса. Нет, это было себе дороже. В любом случае, одна ее попытка воззвать его к здравому смыслу уже с треском провалилась, и Мей больше не хотела испытывать судьбу. Она больше не хотела рисковать и нарываться. Этого вспыльчивого упертого похитителя даже ее бабуля на свет истинный не наставила бы — Мей была уверена. Слишком уж тяжелый случай. Мей выдохнула, когда к вечеру они вышли в поле — деревня была совсем близко. Вдали уже виднелись темные размытые точки — крыши первых домов. — А где мы заночуем? И что мне говорить хозяину дома? — Мей не особо было по душе, что сегодня им придется врать в глаза тем, кто поделится с ними пищей и кровом. Но делать было нечего, Хакуджи явно ничего другого ей и не предложит. К ее удивлению, Хакуджи поспешил ее по-своему обнадежить. — Мы подойдем к деревне к глубокой ночи. Тебе не нужно ничего говорить: мы заночуем в сарае на окраине. — Ясно, — протянула Мей и тут же неуверенно качнула головой. — А как же еда? Ты же хотел… — Это не твоя забота, — фыркнул Хакуджи, еще больше напрягаясь. Мей плелась немного позади и не видела его лица, но была уверена — в его голубых глазах сейчас плясали настоящие демоны. Уже сегодня они выйдут к первым людям. И уже сегодня все могло полететь к черту. — Я сам все достану. Ты должна будешь лишь сидеть и не высовываться. А лучше — спать. Следующий привал будет не скоро. Больше Хакуджи ничего ей не сказал. К самой деревне они подобрались, как он и пообещал, уже заполночь. — Если мы на кого-нибудь и наткнемся — утром, я скажу, что мы из соседней деревни. Идем в город. Ты — моя сестра. Поняла? Мей с сомнением покосилась на Хакуджи. На брата с сестрой они явно не походили, в это мало кто бы поверил, но спорить она снова не стала — ее похититель и так был на взводе. — Поняла. Когда Хакуджи задворками привел Мей в старый с полусгнившей крышей сарай, Мей едва ли не сразу плюхнулась на стог сена. После многочасовой ходьбы по лесу ноги ужасно гудели. Мей была даже немного рада, что поиском еды Хакуджи решил заняться в одиночку — она пока хоть немного подремлет и придет в себя. — Будешь ждать здесь, — Хакуджи снял с плеча свой мешок и достал оттуда веревку. Подошел к Мей, осмотрелся по сторонам. В сарае, кроме сена не было ничего — ни инструментов, ни хозяйской утвари. — Сядь сюда, — Хакуджи указал ей на дальний угол, заросший паутиной. Мей даже не сразу заметила, что к стене там был прибит небольшой железный крюк. — А это зачем?.. — настороженно спросила она, уже догадываясь, что придумал Хакуджи. — Ты думала, что я тебе на слово поверю, что ты никуда не дернешься? Сиди смирно, а то туго перевяжу. Мей замолкла. Взяла в охапку сено и подошла к углу — постелила себе, чтобы случайно не околеть на полусгнившем холодном полу. Мей смотрела на то, как Хакуджи сосредоточенно привязывал ее к проржавевшему крюку, и совсем не чувствовала страха. Только унижение. Ее, человека, привязывали в сарае как какую-то скотину. Отвратительно. — А если сюда кто-нибудь придет?.. — обеспокоенно прошептала Мей, на что Хакуджи только покривился. — Не успеет, — заверил ее он, заканчивая с узлами. — Я вернусь быстрее. Давай, не разводи сопли. Тут и так сыровато. Хакуджи поднялся, взял с собой мешок и быстро выскочил на улицу. Мей вздохнула. Всю ее сонливость как рукой сняло. Теперь Мей прислушивалась к каждому шороху, к каждому дуновению ветра. Она и не сразу заметила, что ее начало потряхивать. Не от холода, нет: ночи здесь все еще стояли по-летнему теплые. Оставшись одна, привязанная в сгнившем темном сарае где-то на краю незнакомой деревни, на Мей наконец накатила волна осознания, что ввязалась она во что-то по-настоящему ужасное. Страшное. Хакуджи в любой момент мог сделать с ней что угодно: привязать, избить, убить. Он уже приставлял к ее горлу нож — что ему помешает сделать это еще раз? Если она его по-настоящему выведет из себя. Если она не сможет вылечить его тяжелобольного отца. По телу Мей снова прошлась леденящая дрожь. Бабуля учила ее, что настоящий лекарь не должен сомневаться ни в себе, ни в своих умениях. И Мей не сомневалась. И все же… «Если я не помогу его отцу, Он привяжет меня уже в своем сарае…» Мей и не заметила, как по щекам побежала первая дорожка слез. Глупая. Она сама во всем виновата. Ей столько раз давалась возможность убежать, вернуться домой, а она… Совсем непонятно о чем и чем она думала. Мей опустила заплаканный размытый взгляд на перевязанные руки. Конечно, Хакуджи никогда не вернет ее домой, никогда не отпустит. Он же не настолько глуп, в отличие от нее. Мей шмыгнула носом. В глазах снова защипало — она совсем не могла затушить прорвавшееся чувство панической безнадежности. Все, что случилось с ней за последние несколько дней, разом накатило, смыв остатки напускного самообладания. До сегодняшнего вечера Мей держалась, как ни странно, благодаря Хакуджи. Благодаря тому, что он всегда был рядом, всегда отвлекал ее. Мей совсем не думала всерьез о своей участи. А зря. Даже сейчас она хотела бы запрятать все тревожные мысли как можно глубже, дальше — в самые закорки подсознания, но было уже поздно. Очень скоро с ней должно было произойти что-то ужасно страшное. Мей замерла, перестала трястись только когда заслышала снаружи со стороны деревни короткие шаги. Человек. Сюда точно шел какой-то человек. Мей сжалась. Это был либо Хакуджи, либо… Если это был кто-то из деревни, этот человек мог освободить ее. Мог помочь. Сейчас Мей точно была готова бежать. Следующие секунды растянулись для девушки на томительную треснувшую вечность. Скрипучая дверь отворилась. Взгляд Мей сразу же зацепился за уже знакомое темное кимоно. Разочарование зазвенело в висках. Послышался тихий всхлип. — Эй, ты, что, ревешь?.. — в голосе Хакуджи на мгновение вспыхнуло беспокойство. Что, он что-то пропустил и, пока его не было, сюда кто-то залез? Мей что-то сделали? Нет, точно бред — нет тут никого. И не было — он по свежим следам у сарая сразу что-нибудь бы да заметил. Здесь была лишь Мей. Зареванная белая трясущаяся Мей. Дерьмо. А ведь вечер так хорошо начинался. Хакуджи быстро и без лишнего шума набил их походный мешок, Мей от него не успела никуда улизнуть — прекрасно. Видимо, во всем и сразу ему судьба благоволить больше не собиралась — с его пленницей она явно решила подкинуть проблем. Хакуджи отложил мешок с добычей и подошел ближе к напуганной девушке. Та только сильнее вжалась в стену. Опустила глаза. — Верни меня домой. Пожалуйста… — с тихой мольбой выдавила из себя она и тут же снова всхлипнула. Мей уже сложно было остановиться — невозможно по щелчку снова взять себя в руки, когда ты только-только дал волю грызущим тебя эмоциям. Хакуджи же на эти слезливости лишь закатил глаза. Только истерик ему не хватало. Не долго эта девка держалась, жаль. Он уже было понадеялся, что ее хватит на весь путь. Туда и обратно. — Я же сказал, что я верну тебя домой, как только ты поможешь мне. Что, с памятью проблемы? Мей только замотала головой, стала бормотать что-то затравленно бессвязное. Хакуджи нахмурился. Нет, так дело не пойдет. В таком состоянии ее и через лес не протащишь, не то что через деревню. Хакуджи подсел рядом. Выдохнул. Он понятия не имел, что должен был сказать, чтобы привести Мей обратно в чувства. Он вообще понятия не имел, как приводить в чувства женщин. Если бы Мей была мужчиной, все было бы намного проще. Удар под дых — и никаких соплей. Только схаркнутой крови немного. Хакуджи казалось, Мей не выдержала бы и отрезвляющей пощечины — точно с концами бы тронулась. И Хакуджи бы вместе с ней. — Слушай, если бы я хотел сделать с тобой какое-нибудь дерьмо, я бы уже сделал. Кажется, такое откровение Мей не особо утешило. Ее плечи продолжали подрагивать, а дыхание то и дело сбиваться с очередным всхлипом. Хакуджи почувствовал себя как никогда потерянным. Нелепо потерянным. Если бы Мей сейчас подняла на него глаза, она даже в слепящей темноте заметила бы его кричащую растерянность. Хакуджи совсем не знал, что делать: Мей все-таки сумела застать его врасплох. — Что мне сделать, чтобы ты мне поверила? — как можно спокойнее спросил Хакуджи, почему-то наивно надеясь, что один ответ Мей сейчас решит все их проблемы. — Отвяжи меня, — тихо прошептала она, впервые за все время посмотрев Хакуджи прямо в глаза. — И больше никогда не привязывай. Хакуджи с недоверием вскинул брови. Ну нет, все не могло быть так просто. Она, что, правда залилась слезами из-за того, что он привязал ее чисто в целях предосторожности? Хакуджи отказывался верить в эту самую настоящую глупость. И все же уже в следующий момент он без лишних слов потянулся к Мей, отвязал веревку и отбросил в сторону. Мей потерла еще не успевшие затечь запястья. Снова потупила взгляд. Она не торопилась снова встать на ноги, а Хакуджи тем временем не торопился отстраняться. Будто они оба друг от друга ждали чего-то еще. Хакуджи поджал губы. Интересно, и сколько подобных идиотских ситуаций у них еще будет?.. — Завтра мы снова уйдем в лес. Там я уже точно знаю, куда идти. Потом придется идти через город. А там всего пару деревень останется обойти. И будем дома. Всего дня четыре осталось, Мей. Слышишь меня? Мей услышала только, что Хакуджи впервые обратился к ней по имени. Страх понемногу начал ее отпускать, несмотря на то, что она совсем рядом слышала дыхание своего похитителя. Мей вдруг поняла, что боялась она не самого Хакуджи, а обстоятельств, в которые оказалась втянута против воли. Смириться с тем, что ты связана по рукам и ногам — сложно. А Хакуджи будто этого совсем не понимал. Воспринимал как должное то, что Мей все это время покорно плелась за ним, вовсе не пытаясь сопротивляться. Нет, это неправильно. Безумно. — Давай спать, — хмуро бросил Хакуджи, вставая и отходя к выходу. Мей продолжала бездвижно сидеть на месте. — Мы уйдем отсюда до рассвета. Мей ничего не ответила, только снова уткнулась носом в колени. Хакуджи хотел было сказать что-то еще, но все его мысли перебило тихое заунывное урчание. Они оба с утра ничего не ели. Сон, наверное, немного подождет. На голодный желудок и ему порой приходилось мысленно впадать в истерики. Хакуджи быстро достал из мешка пару яблок и дал их Мей. Та охотно их взяла. Послышался хруст. — Я тут овощей всяких набрал… На них протянешь? Завтра пойдем лесом, там тоже выйдем к реке. Наловим чего-нибудь. — А у кого ты это все набрал? — заканчивая с первым яблоком, Мей со слабым интересом перевела взгляд на набитый всяким съестным мешок. Только сейчас она задумалась, что, идя по лесу, они могли бы набрать всяких лечебных трав и отдать их тем, у кого Хакуджи приобрел еду на оставшиеся дни пути. Мей знала, что некоторые травы, которые она обычно собирала на отвары и настойки, ценились довольно высоко. По крайней мере, по словам бабушки. — Не твое дело, — между тем грубо бросил Хакуджи и тут же осекся. Что, если она опять сейчас заревет? Теперь-то он знал, что ее из колеи могла выбить любая ерунда. С этой нежнявкой нужно было выбирать слова. Мей, несмотря на все опасения Хакуджи, напротив совсем перестала всхлипывать — принялась за второе яблоко. Она была слишком вымотана, чтобы еще что-то выспрашивать у Хакуджи. Не хочет он сам с ней говорить, и ладно. Завтра они снова пойдут в лес, и уж там Мей наберет нужных трав — чтобы тоже быть не с пустыми руками и не зависеть от Хакуджи хоть в чем-то. На еду средства она добудет сама. Наверняка и у него в деревне будут нуждающиеся в редких травах. — Ты так и будешь там сидеть? Давай спать. Мей не сразу отвлеклась от собственных мыслей, не сразу заметила, что Хакуджи уже лежал, растянувшись на сеновале, подперев голову руками и пустым взглядом всматриваясь в потолок. Мей в непонимании взглянула на Хакуджи. Он, что, предлагал лечь спать вместе?.. Девушку невольно передернуло, а щеки запылали. Нет, это уж точно будет перебор. Мей еще раз кинула беспокойный взгляд на сеновал — там действительно места хватило бы только на двоих. Наверное, даже придется друг к другу прижиматься — заниматься самыми настоящими непристойностями. Посреди ночи. В темном сарае. Ужасно. Недопустимо. — Тут… Мало места, — подала наконец голос она, в глубине души надеясь, что до Хакуджи самого дойдет, что его предложение выходило за грани разумного и приемлемого. К глубокому разочарованию Мей, Хакуджи только хмыкнул. Он, казалось, совсем не заморачивался с такими понятиями как «правильно"-"неправильно», «пристойно"-"непристойно». Хакуджи жил по своим понятиям, которые никак не могла принять правильная Мей. — На двоих хватит, — безразлично тем временем бросил себе под нос Хакуджи, приподняв голову. Мей так и сидела, забившись в своем углу. Хакуджи закатил глаза. Как же ему это все надоело, ну что за пришибленная. — Эй, я же сказал, что не трону тебя. Мне еще раз повторить? Хотя, один черт, до тебя не дойдет. Все равно ведь не веришь. — А почему я вообще должна тебе верить? Хакуджи не долго думал над ответом. Для него, в отличие от Мей, все было предельно просто. — Потому что у тебя нет другого выбора, говорил уже, — напомнил он ей. Мей не переменилась в лице: и правда, она это уже слышала. Где-то под ребрами растеклось противное липкое чувство тупой безысходности. — В том-то и дело, Хакуджи. Спокойной ночи. Мей прикрыла глаза, обняв себя руками. Ей уже не раз приходилось спать скрючившись полусидя, когда она оставалась у бабушки в лазарете на ночные смены. Ничего, она и сейчас потерпит. Главное, что не придется спать в обнимку со своим же похитителем — она пока не настолько обезумела. — Иди ложись, — Мей вздрогнула, внезапно услышав раздраженный голос Хакуджи над самым ухом. Он подкрался к ней совсем бесшумно и сейчас стоял перед ней, напряженно скрестив руки на груди. Смотрел на нее с укоризной, как обычно родитель смотрит на непоседу-ребенка, что все не может угомониться и улечься спать. Мей протерла глаза. — Хакуджи, ты не понял, я не… — она в растерянности мотнула головой. Нет, она и правда не собиралась делить одно ложе — пусть и сеновальное — вместе с ним. Неужели он этого совсем не понимал? Неужели ему и на это было плевать? — Это ты ни черта не поняла. Спать будешь одна. А я на твоем месте перекантуюсь, — нетерпеливо бросил Хакуджи, на что Мей лишь облегченно выдохнула. Нет, еще не все потеряно. Хакуджи еще не совсем потерян. — Ты сама знаешь — я спать не буду. Иди давай, не тяни. И Мей пошла. Свернулась, как кошка, калачиком, поджав ноги к груди. По телу наконец снова разлилась тяжелая сонливость. И слабо тлеющая где-то в закорках благодарность — хоть в чем-то Хакуджи попытался ее понять. — Спокойной ночи, — снова, уже мягче повторила она. В ответ она услышала лишь вздох. А затем смиренное-усталое: — Любишь же ты все усложнять.