Панацея

— Чего молчишь? — спустя полчаса пути в напряженном молчании наконец сдался Хакуджи и потянул Мей за руку — заставил остановиться. Та лишь посмотрела на него в пустом непонимании. — А что ты хочешь от меня услышать? — она и правда не понимала. Да и Хакуджи, кажется, тоже. — Я иду с тобой, не сопротивляюсь, не пытаюсь сбежать. Что ты еще хочешь? Хакуджи ответил не сразу. Действительно, Мей и так делала все, что подобает благоразумной пленнице: не истерила, не вырывалась. Хакуджи все еще несказанно везло. — Ничего. И они оба снова замолчали. Хакуджи шел впереди, одной рукой таща за собой Мей, а другой придерживая хлесткие ветви кустарников, что так и норовили ударить по лицу. В лесу было подозрительно тихо, Хакуджи напрягался от каждого хруста под ногами — вдруг они с Мей еще на кого наткнутся. Вдруг Мей уже начали искать. — Мы идем кругами, — осторожно спустя время все же подала голос пленница, засматриваясь на уже знакомые полусгнившие коряги. Она была уверена: Хакуджи тоже уже успел понять, что лесник-похититель из него был так себе. Хакуджи остановился, нахмурился. Прошло несколько минут, прежде чем он нашелся, что ответить. — Если ты знаешь, куда идти, так проведи. — А я должна? — в голосе Мей не прозвучало и намека на издевку, но Хакуджи ее отчетливо услышал. Замер. Грубо дернул на себя девушку. — Ты же не хочешь умереть в этом лесу, да? — казалось, он совсем не угрожал, а просто невинно интересовался. Видимо, Мей и правда так показалось: на ее лице не дрогнул ни один мускул. — Думаешь? — она подозрительно в безразличном спокойствии пожала плечами, а в словах ее так и засквозил скепсис. — А думаешь, с тобой я умереть не боюсь? Ты мне совсем недавно нож приставил к… — Но не зарезал же. — Спасибо, — спустя короткое замешательство ответила ему в тон Мей и тут же опустила взгляд на его ладонь — Хакуджи продолжал сжимать ее руку: не больно, но все же легко и быстро вырваться из его хватки у Мей бы не вышло. — Отпусти. Я нас поведу. — Нет. Не отпущу. В глазах Мей снова проснулось непонимание. Она все еще совсем не понимала этого едва знакомого парня. То он просит о помощи, то угрожает смертью; то он просит вывести их из леса, то не хочет ее ни на шаг отпускать от себя. — Определись, чего ты хочешь, Хакуджи, это важно, — серьезным тоном бросила Мей, подняв глаза к небу. — Через три часа начнет вечереть, я хочу успеть дойти до водоема до темноты. — До водоема? — недоверчиво переспросил Хакуджи. Ему по пути сюда не встречался никакой водоем. А что если?.. Что если эта девка намеренно собралась завести его к себе в деревню и тем самым обмануть? Хакуджи невольно усмехнулся своим мыслям: как глупо. Эта глупая идиотка собралась обмануть прожженного вора-карманника — нет, его невозможно было провести, у Хакуджи с детства была чуйка на всякое дерьмо. Особенно на дерьмо вроде убогого вранья. — До водоема, — между тем непринужденно повторила Мей и с вопросом покосилась на Хакуджи: заметила, что в его голове явно шла какая-то подозрительная мозговая деятельность. — Нам нужно пополнить запасы воды. И еды. Ты же умеешь рыбачить? — Какой, к черту, водоем, — Хакуджи посмотрел Мей прямо в глаза. Нет, если она над ним сейчас и издевалась, пытаясь заговорить зубы и запутать, то получалось у нее это из рук вон плохо. Кажется, она даже не особо старалась. Последняя мысль Хакуджи даже немного разозлила: она же не думает, что он настолько наивный идиот? — Я тебя отца лечить позвал, а не на рыбалку. — И сколько нам идти до дома, где живет твой отец? Хакуджи задумался. Свободной рукой почесал затылок. Сложно. Так сразу и не скажешь. Пока он шел сюда, он слишком много потерял времени на расспросы жителей близлежащих деревень и на скитания по непролазному лесу. — Если с редкими привалами, и мы… Если мы нигде не встрянем, то дней пять-шесть. Я пришел сюда с юго-востока. И не было там никакого водоема. Мей слабо мотнула головой. — Ты правда думаешь, что мы сможем шесть дней идти без еды и воды? — Я достану нам все по пути, — уверенно отмахнулся Хакуджи, но эта уверенность совсем не произвела на Мей должного впечатления. — Откуда? — Это уже не твое дело. — Нет, мое, — запротестовала Мей, сжав руку Хакуджи. Тот поморщился: он терпеть не мог, когда с ним спорили. А эта девка, видимо, была совсем бесстрашно отбитой: кто вообще спорит с человеком, который еще совсем недавно угрожал тебе ножом? Ясно же, последнее слово тут будет за ним, что бы там она ни вякала. — Я не доверяю тебе. Я не доверяю тебе свою жизнь, Хакуджи. — Будто у тебя есть выбор, — нет, он вовсе не собирался сейчас насмехаться над ней. В Хакуджи клокотало рвущее нутро раздражение. Все вроде бы шло по плану, а вроде бы этот самый план сейчас у него на глазах трещал по швам. В словах Мей была доля здравого смысла, без запасов чего-то съестного они вряд ли далеко уйдут, а сам он, конечно, мог бы обворовать какие-нибудь хозяйские дома по пути, но все же Хакуджи сейчас нельзя было рисковать и подставляться. Если удача вновь не улыбнется ему, и его поймают, все пойдет прахом. Он подставит не только Мей, но и отца, помощь к которому в этом случае уже никогда не дойдет. Нужно было что-то придумать. Нужно было согласиться с Мей. Вот только… — Я тоже не доверяю тебе. — А у тебя есть выбор, Хакуджи? — поинтересовалась Мей, заведомо зная, что ее вопрос был риторическим. Они оба не доверяли и не могли доверять друг другу. Она должна была думать о том, что он покончит с ней при любом неудобном раскладе; он же должен был думать о том, что она сбежит от него при любом удобном случае. С такими раскладами они далеко не уйдут, нужно было что-то делать. Думать. — Где находится этот твой водоем? — первым подал голос Хакуджи, решив наконец сдвинуть их затухший спор с мертвой точки. — Там, — Мей махнула рукой куда-то в сторону. — В южной части леса. Это, как я поняла, почти там же, откуда ты пришел. К нему можно подойти и через юго-восток, но нам лучше срезать. Мы же торопимся, правда? — Да, — хмуро бросил Хакуджи, пристально посмотрев на Мей. У нее не было никаких причин помогать ему, наверняка в ее голове уже строился не один мутный план побега. — Если попробуешь сбежать, то я… — Что «ты»? — перебила Мей Хакуджи, с неприкрытым любопытством заглянув в его светло-голубые глаза. — Тебе нечем мне больше угрожать. — Все-таки не боишься умереть, — хмыкнул он, в глубине души немного разочарованный этим выводом. С запуганной Мей было бы намного проще. Сейчас же она, отбито бесстрашная, могла выкинуть что угодно. — Боюсь, — вздохнув, возразила Мей и невольно дрогнула, что не укрылось от Хакуджи. — Но я не боюсь тебя. Ты не убьешь меня. Хакуджи ничего не ответил: она была права. Он не знал, что бы он сделал, если бы Мей тогда не послушалась его и все-таки позвала бы ту девчонку. Хакуджи понимал: он вор, преступник, но не убийца. — Я все равно могу тебя вырубить, если что. Мей с сомнением взглянула на Хакуджи. Неужели он еще не понял, что угрозами он ничего не добьется? Неужели он еще не понял, что сейчас они оба находятся в… безысходном положении? Он может вырубить, она может сбежать — что дальше-то? Так дело не пойдет. — Тебе так хочется нести меня пять дней до дома на руках? Вместо ответа Хакуджи отпустил ее руку. Мей удивленно похлопала глазами. Опустила взгляд, совсем не веря, что «свободна». Нет, ей не показалось — он и правда первым решил сдаться: принять ее правоту и предложение проводника. Отлично. — Веди давай, у нас мало времени. Без глупостей. — Спасибо, — тихо поблагодарила Мей и внезапно коротко улыбнулась. Хакуджи напрягся. Странная. Хакуджи очень хотел бы понять, что сейчас сидело в голове Мей, но, видимо, это ему было не дано. Она явно была не от мира сего. Может, целители такими и должны были быть. Улыбчиво отбитыми. Мей больше не сказала ни слова, улыбка быстро стерлась с ее лица, а тонкие брови сошлись у переносицы. Мей двинулась в сторону, куда совсем недавно небрежно указала рукой. Нужно было торопиться. Добраться до заката. Только бы добраться до воды. Мей надеялась, что Хакуджи не станет настаивать на том, чтобы они шли еще и ночью. Она, конечно, хорошо знала лес и без труда могла бы сориентироваться и в полной темноте, но все же это было ни к чему. Опасно. И бессмысленно — сон им был нужен не меньше запасов еды. Хотя Мей сомневалась, что в компании с ней Хакуджи вообще подумает сомкнуть глаз — он же ей не доверял, руку свою от нее отцепил и то с каким трудом. Будет тяжело. — Почему ты так уверен, что я смогу тебе помочь? И что… что ты сделаешь, если я… не смогу? — вдруг спросила Мей, в очередной раз случайно зацепившись юкатой о ветку. Она хотела хоть как-то отвлечься и вместе с тем задать наконец не менее волнующие ее вопросы. Что Хакуджи вообще собирался сделать с ней? Он вообще об этом думал? Он вообще понимал, насколько все это было безрассудно? Идти оставалось совсем немного, но Мей уже не чувствовала ног. Нет, она привыкла бродить по лесу с утра до ночи, собирая травы, ягоды. И все же даже для нее почти сутки скитаться по лесам было чересчур. Организм требовал передышки, но Мей сейчас не могла себе этого позволить. Нужно было добраться сначала до воды. Желудок уже начало крутить от голода — онигири, который она еще днем отдала Хакуджи, был ее так и не состоявшимся обедом. — Я верну тебя домой, — между тем ответил быстрее, чем успел вообще задуматься Хакуджи. — Бесполезная ты мне не нужна. И моему отцу тоже. Мей отчего-то почувствовала необъяснимый прилив облегчения. Уже хорошо, что он хотя бы допускал, что отпустит ее. Значит, для Мей не все потеряно. В это и правда хотелось верить. Наверное, она была слишком голодна и слишком устала, чтобы мыслить здраво и не цепляться за глупые надежды и чужие обещания. И все же… Мей надеялась, что Хакуджи удастся образумить даже раньше, чем он заведет ее неизвестно куда. Мей надеялась, что ее вообще не придется ему возвращать. Она сама уйдет. — А чем хоть болеет твой отец? Я же даже не знаю… — Не знаю, — резко перебил Хакуджи. Мей и не подумала оборачиваться — она лишь вслушивалась в шаги, что мерно раздавались за ее спиной. — Врачи разное говорили — ни черта они не знают. Если б знали, давно бы вылечили. Мей лишь странно дернула плечами и ускорила шаг. Ясно, все ясно. — Мы почти пришли, — тихо бросила она, немного вздрогнув. Уже начало холодать — скоро на лес упадут сумерки. Нужно будет развести костер. — Тебя ведь будут искать? — Завтра утром начнут, — бесцветным голосом ответила Мей. — Сегодня все подумают, что я решила остаться в домике. — В каком еще «домике»? — У нас в глубине леса есть небольшой старый домик — это далеко отсюда, там обычно останавливаются наши травники, чтобы передохнуть или переждать ночь, а затем снова отправиться на сбор. Моя бабушка знает, что я могу остаться там переночевать. Думаю, до утра она не будет обо мне переживать… Повисла гнетущая тишина. Мей снова подняла глаза к небу. Шумно выдохнула. За нее будет волноваться не только бабушка. Не только она будет ее искать. — Как только ты поможешь мне, я верну тебя домой, — зачем-то снова повторил Хакуджи и обогнал Мей. Пошел впереди. Паршиво. Почему-то именно сейчас он почувствовал себя по-настоящему паршиво. Что он вообще творил? Он, что, правда верил, что эта девка поставит на ноги его уже давно загнувшегося отца? Нет. Хакуджи не был наивным идиотом. Хакуджи был отчаянным идиотом. — Я знаю, что вы тут не творите чудеса. Но ты хотя бы посмотри… Посмотришь на него. Может, мой отец не такой уж безнадежный. А травки я тебе какие надо и сам принесу, только скажешь, какие. У нас есть лавка у одной бабки, она как раз сейчас осталась сидеть с моим отцом. У нее все должно быть. — Ты прав, — тихо согласилась Мей, пустым взглядом проходясь по напряженной спине в черной потрепанной юкате. — Мы не творим чудеса. Они быстро нашли водоем, заросший цепким кустарником. Мей едва не поскользнулась — спуск к нему оказался слишком крутым. Они с Хакуджи быстро утолили жажду и наполнили пустые фляги — отлично, хотя бы одно запланированное было дело сделано. — Я разведу костер, а ты сиди здесь, — он указал на небольшой каменный выступ под одиноким ветвистым деревом. Мей лишь повела плечами. — Если я тебе помогу, будет быстрее. Давай я хотя бы рыбы наловлю. Или ягод соберу. Тут недалеко, кстати, растет орешник… — Нет, — отрезал Хакуджи. — Сиди на месте и никуда не ходи. Мей промолчала: спорить было явно бесполезно. Хакуджи, видимо, был уверен, что как раз в надвигающихся сумерках она и попробует от него улизнуть. Он тоже умел просчитывать все наперед: ей не удастся его провести. Мей прислонилась спиной к камню и стала молча наблюдать за парнем, что в таком же гробовом молчании сейчас собирал хворост, лишь изредка скрываясь за деревьями, чтобы и там обломать немного сухих веток. Ноги у Мей все еще гудели от усталости, но расслабиться сейчас она не могла себе позволить. Нет. Сейчас нужно было собраться — собраться с мыслями. Как только Хакуджи закончил, Мей не без его ворчания все-таки помогла ему развести костер. По телу обоих сразу прошлась приятная дрожь — тепло. Хакуджи опустился рядом с Мей, уставился в одну точку — языки пламени необъяснимо завораживали, лаская, успокаивая взгляд. И все же Мей решила развеять их короткую идиллию. Девушка пару раз покосилась в сторону леса, а затем перевела взволнованный робкий взгляд на Хакуджи. Поднялась на ноги. — Ты чего? — с недоверием покосился на Мей Хакуджи и тоже встал. Что, она решила что-то выкинуть прямо сейчас? Могла бы дождаться, когда его начнет клонить в сон. — Мне нужно отойти, — неловко отозвалась Мей, надеясь, что до Хакуджи все дойдет и без лишних объяснений. Нет. Хакуджи, кажется, совсем ничего не понял — только сильнее напрягся. Сделал шаг навстречу к Мей. Та даже не подумала дергаться. — Чего? — еще раз осевшим голосом спросил он, не меняясь в лице. Мей вздохнула. — Я выпила слишком много воды. Мне нужно… облегчить организм. — Ясно. С губ Мей снова сорвался вздох. На этот раз вздох облегчения. Отлично, ей не пришлось унижаться и умолять Хакуджи отпустить ее справить нужду. Он и так все понял — понял, что это было бы перебором даже в их положении. — Ты куда? — позади раздался вопрос, пригвоздивший Мей к месту. Ей буквально дышали в спину. Она обернулась, неуверенно посмотрев на Хакуджи — он и правда стоял слишком близко. Лицо его было напряжено — видимо, языки пламени его больше совсем не успокаивали, а наоборот будто бы что-то распаляли в его и без того воспаленном мозгу. — Я же сказала… — как можно более спокойно и вкрадчиво начала было объяснять Мей, но ее грубо оборвали. — Ты никуда не пойдешь, — совершенно серьезно заявил Хакуджи, на что Мей лишь разочарованно качнула головой. Он точно все еще был не в себе. — Ты же понимаешь, что это глупо… Я не смогу долго терпеть. Пожалуйста… — Мей жалостливо заглянула в глаза Хакуджи. Она говорила правду — долго она точно не вытерпит. — Если я сейчас и побегу, то только до ближайших кустов. Правда. Можешь постоять за тем деревом, если так боишься. Только, пожалуйста, не подслушивай. Хакуджи почувствовал себя настоящим идиотом. Он даже не задумывался о такой проблеме. А если ему приспичит сходить в кусты — кто будет караулить Мей? Нет, Хакуджи был не настолько одичавшим, чтобы справлять нужду прямо при девушке. Даже отвернувшись. Этот момент он тоже как назло забыл продумать. — У тебя есть две минуты, — фыркнул он, снова неохотно пойдя на поводу у неосторожного здравого смысла. Мей не стала терять драгоценного времени: она была уверена, что Хакуджи уже начал считать секунды. Мей задержалась на двадцать две секунды, за что Хакуджи бросил на нее полный укора взгляд, но девушка будто этого совсем и не заметила — она лишь молча подошла и обратно присела к костру. Долго в молчании они не просидели: у обоих почти одновременно заурчали животы. — Может… — неуверенно подала голос Мей, как Хакуджи сам встал с места и раздраженно осмотрелся. — Давай, где там растет твой орешник. — Может, все-таки поймаем и пожарим рыбу? — Я и собирался, — нехотя отозвался Хакуджи, сообразив, что его взятые на всякий случай веревки можно было использовать как замену леске — уже что-то. — Ловить-то ты на что будешь? На пальцы? Мей улыбнулась уголками губ и тоже подорвалась с места. Из орешника и правда вышли бы неплохие удочки. — Если что, у меня есть деревянные крючки. — Пойдет. Уже почти стемнело, Мей с трудом нашла знакомую рощицу. Хакуджи по-быстрому наломал нужных веток, заранее проверив их на прочность. Мей же по дороге нашла под корягой несколько червей и другую живность. Девушка в предвкушении села на берегу, пока Хакуджи там разбирался с веревками — все-таки самодельных удочек он не видел с глубокого детства, и то отец их делал ему просто для игры. Хакуджи первый закинул удочку, Мей же сначала лишь задумчиво покрутила ее в руках — она бы сделала покрепче, но уж что есть. Первый улов им попался не скоро. Два молодых карася — уже вполне сносный ужин. Мей лишь изредка скашивала взгляд на Хакуджи, подмечая про себя, что он очень даже увлекся их незамысловатой попыткой добыть себе еду. Мей была рада. Наконец-то напряжение, витавшее между ними, хотя бы не надолго развеялось. Временно. Мей закусила губу — рыба сорвалась с крючка. — Ты не сразу тяни, дай ей хоть наживку заглотить, — не отвлекаясь бросил Хакуджи, отчего Мей чуть не уронила удочку. — Знаю, спасибо. Просто… Просто день сегодня был сложный. Обычно я не такая… нервная. Хакуджи хотел было сказать, что у себя дома на базаре он видал истеричек и похуже, но вовремя сдержался от сомнительного комплимента. — Ну так иди чай вонючий свой допей, — вместо этого посоветовал он. — С этим… С имбирем с этим твоим. Нервы поправь. Мей вздернула бровь. Кажется, у ее хмурого мрачного мнительного товарища в предвкушении ужина явно приподнялось настроение, раз он вместо очередных угроз и предупреждений решил озаботиться ее душевным состоянием. Отлично. Мей, правда, даже не подумала воспользоваться советом Хакуджи — чтобы «поправить нервы», ей нужно было влить в себя не один литр имбирного чая. Наверное, он тоже это прекрасно понимал. — Давай поговорим, Хакуджи. — Рыба не любит тупую болтовню, — тут же отрезал Хакуджи, сделав вид, что сейчас он страшно увлечен лишь слабо раскачивающимся самодельным поплавком. — А я люблю, — непринужденно отозвалась Мей и придвинулась ближе. Хакуджи невольно оторвался от рыбалки, тут же перевел вопросительный взгляд. Выражение лица девушки было беспокойно серьезным — Хакуджи это совсем не понравилось. — Нам это нужно, Хакуджи. Поговорить. Потому что дальше с тобой я никуда не пойду. — Что? — Хакуджи до треска сжал удочку в руке. Раздался плеск. Мей даже не подумала отводить взгляд — продолжала смотреть Хакуджи прямо в глаза, пытаясь достучаться до него через это пресловутое мутное зеркало души. Без толку. У Хакуджи, кажется, вены проступили на шее и висках от проснувшейся, неизвестно откуда взявшейся злобы. Или Мей это лишь показалось — в потемках она едва ли могла разглядеть его посеревшее лицо. — Хакуджи, я бы очень хотела помочь твоему отцу, но я не смогу. Я не смогу этого сделать. Одна, без нужных трав, без бабушкиных советов… Ты и сам это понимаешь, я знаю, ты не глупый. Пожалуйста, Хакуджи, пойми… — Нет, — лишь грубо оборвал он ее и подорвался вместе с уловом к костру. Мей осталась сидеть у водоема, всматриваться в собственное потерянное отражение. Он даже не собирался ее слушать. Даже не собирался принимать, что она была права. Это похищение — ужасная безнадежная авантюра. Мей еще никогда не выбиралась за пределы своей деревни и тем более еще никогда не принималась лечить тяжело больных в одиночку голыми руками. Мей было всего семнадцать, Мей была всего лишь человеком. Она и правда не творила чудеса. А Хакуджи желал именно этого. Невозможно. Он должен был это понять, пока не поздно. Пока его рассудок совсем не помутился от отчаяния. Мей не сразу решилась вернуться к костру следом за Хакуджи и тоже заняться приготовлениями к позднему скромному ужину. К горлу тем временем все подступала тревога. Еще днем она была слепо уверена, что он не причинит ей вреда, не убьет. Теперь же Мей была ни в чем не уверена. Как только она увидела его в лесу, как только он заговорил с ней, придя в себя, он показался ей самым обычным простоватым, немного грубоватым пареньком, которого при желании можно было без особого труда прочесть как открытую книгу. Таких парней, как Хакуджи, в ее деревне было много. И все они совсем не представляли угрозы — только хорохорились порой, показывали пробивавшийся мужской характер. Только сейчас Мей задумалась, как же она опасно могла ошибаться. Другой. Хакуджи был другим. Хакуджи был… злее. Хакуджи и правда стоило бояться, опасаться. «Если захочет, и правда зарежет, задушит», — прокатилось отрешенно в сознании. Мей не понимала, почему еще днем ее не посетили подобные мысли, почему ее коленки затряслись только сейчас? Что, покров ночи внезапно решил за нее расставить все точки над «и»? Нет, просто нужно было успокоиться. Она накручивает, накручивает, накручивает… — Я знаю, что вам всем плевать на моего отца. Ну а мне плевать на вас. Мне плевать, что ты не хочешь никуда со мной переться и делать свое дело просто так, за бесплатно, потому что я тебе так сказал. Мне плевать. У тебя выбора нет, ясно? Вы тут травки собираете, чтобы людей с того света возвращать. Я пришел к тебе за этим. Будешь ныть и проситься домой — я с тобой и правда что-нибудь сделаю. «Что-нибудь сделает». Мей едва не выронила только очищенную рыбу из рук. Хакуджи, кажется, больше не пытался ее просто запугать, добиться послушания. Ради своей цели он пойдет на все и нянькаться с какой-то там девкой не будет. Нет, Хакуджи не такой. Наверное, такие, как он, считают, что диалогом из людей ничего не выбьешь. А вот кулаками, ножом, мечом… Будто прочитав мысли Мей, Хакуджи перевел на нее тяжелый нечитаемый взгляд. Жуткий. Сейчас Хакуджи казался по-настоящему жутким. Светлый блеск в его голубых глазах потух с наступлением сумерек. Мей заметила это только сейчас. — Я давно понял одну вещь: стоит какому-нибудь идиоту дать в морду, так он сразу умнеет. Но с тобой это не сработает: ты и так отбитая. Он не будет бить ее, выбивать из нее помощь силой — сомнительная неубедительная попытка успокоить. Мей отложила еду. Сглотнула. Встала. Села рядом с Хакуджи — лицом к лицу. Оба замерли. Слишком близко. Опасно близко. — А может, все-таки проверишь? Попробуешь? — дрогнувшим голосом бросила она, смотря Хакуджи прямо в глаза. Страх заклокотал в висках. Она, что, правда хотела совсем вывести его из себя? Нет, всего лишь кое-что проверить. Проверить, насколько Хакуджи отчаялся и тронулся умом. Хакуджи отстранился первым. Мрачно скривился, почувствовав, как в груди растеклось противное щемящее чувство. Растерянность. Подумать только, она одной своей просьбой выбила воздух из легких. Неудивительно, Хакуджи впервые встречал человека, девушку, которая сама просила врезать ей. Чертова больная. — Дура. Иди ешь. И спать. Нам завтра идти далеко, — только и бросил он, уже не смотря на Мей. Та лишь опустила глаза. — Ты, что, не слышал, я не… — Это ты меня не слышала. Мне плевать. А выбивать из тебя дурь я не собираюсь. Бесполезно. Хакуджи подошел к своему походному мешку, завернул в него остатки рыбы. Мей же потянулась к своему пока нетронутому ужину. Голод теперь заглушало скребущееся где-то под ребрами волнение. Она не должна была идти с ним — это глупо, безрассудно, опасно. Бессмысленно. Мей, в отличие от Хакуджи, пока не горела ослепленной отчаянностью — она знала предел своих возможностей. Знала, что в одиночку безнадежно больного она на ноги не поднимет. Как бы Хакуджи ни просил, как бы Хакуджи ни угрожал. — Спокойной ночи, Хакуджи, — тихо проронила Мей, наконец покончив с едой, кинув рыбьи кости в костер. — Или… Или ты ведь не собираешься спать, правда? — Не надейся. Хакуджи еще несколько часов просидел у костра, пока тот совсем не потух. Спать совсем не хотелось — и не столько потому, что он не сводил взгляда со спящей Мей. Хакуджи действительно было о чем подумать.