
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
– Ты ещё новенький, за правила мира не шаришь: эту птичку трогать нельзя.
– Девушка Егорова что ли? Так бы и сказал.
– Не, всё сложнее. – К Федорцову все новости липли, как на клей, так что никто не удивился его осведомлённости. – Это Нина Рыбацкая, группа СТ-19. Покупать работы по инженерке и сопромату можно, конспекты просить можно. Но! Но обижать Ниночку нельзя. Обижать её может только Егоров. Остальным он за неё голову открутит. Такие пироги.
Примечания
Бедный smm-щик пишет о проблемах богатых детей, читать без смс и регистраций.
Ну люблю я слоуберн и сломанные клише. Что вы мне сделаете?
Моя нора: https://t.me/elo_little_home
Посвящение
Марине и Марине
Часть 3
01 декабря 2024, 11:00
— Чё вы, так и не помирились? — Приземлился рядом Федорцов.
Нина вздрогнула и черканула лишнюю линию в чертеже. Это уже не универская работа. Она всё никак не могла составить чертежи для мансард и вывести смету. Ещё это всё нужно перенести в программу. Времени не находилось. Зато теперь эта методичная работа отвлекала от гнетущих мыслей, которые липли к Нине, как жуки.
Лекция по логистике уже началась, но Федорцов опоздал на добрые полчаса. Рыбацкая сидела на отшибе, поближе к выходу.
— Как видишь, — поджала губы Нина, стирая линию твердым ластиком.
Егорова даже не было в аудитории, хотя их группа присутствовала почти в полном составе, что редкость. Последнее сообщение в диалоге числилось неделю назад. Нина сама не решалась начать разговор, потому что последняя попытка закончилась руганью. Пожалуй, не стоило наседать на Кирилла после того, что произошло в холле с Лизой.
Рыбацкой очень хотелось слиться со стеной в тот момент.
Дима Федорцов раздосадованно цокнул, уже достав телефон, чтобы смотреть стрим игры.
— Ну Кирюха, как всегда, — Хоккеист ободряюще пихнул Нину плечом, из-за чего она снова провела линию не там, где положено. — Ой, сорян!
— Да ладно. Всё равно плохо получилось.
Нина смяла лист и отодвинула его к таким же бумажным комкам, которые скопились за тридцать минут. Димка ради интереса расправил один из них и деловито покачал головой.
— Ну инженер! Или сейчас правильно говорить «инженерка»?
Нина скривилась на его слова.
— Понял, — пошёл на попятную Федорцов. — Так чё там Кирюха? Скорбит по очередной девушке? Или по клюшке?
— Лиза хорошая. — Встала на защиту Москвиной Нина. — Это я не вовремя появилась. Я уже извинилась. А он даже слушать не стал.
Федорцов почесал карандашом за ухом, бросая взгляд то на Нину, то на стрим.
— Понятно, чего он нервный такой.
За четыре с лишним года учёбы в Политехе у Нины так и не расширился круг общения. Почти все её приятели и хорошие знакомые были из других кругов, так сказать «отцовских». Была Оксана в Москве, ещё был брат, с которым Нина созванивалась по выходным. Конечно, Егоров занимал отдельное место среди всех.
В универе как-то не ладилось с новыми подругами. Вуз технический, группа вся из мальчишек, которые дружили не тем местом. Но с Федорцовым было весело. Он был в ладах с Кириллом, что облегчало общение и с Ниной. Димке она даже со скидкой делала работы. С ним можно было посидеть в столовой, обсудить новости Политеха, послушать про хоккей.
Хотя Нина итак чересчур хорошо знала правила этой игры.
— Когда у вас игра? — Нина начала новый чертёж, нахмурившись так, что на лбу собрались морщинки. — Кирилл теперь ничего не говорит.
Федорцов поставил на паузу стрим и снял наушник. На лице его проскользнуло удивление.
— Погодь, то есть ты не в курсе?
— В курсе чего? — Напряглась Нина.
— Ну, Кисляк его выгнал из команды. Там какая-то заваруха странная была, что Кирюха подставил вроде как тренера. И сначала выгнали Кисляка. Потом вернули. А Кирюху турнули.
Карандаш шумно скатился со стола и упал куда-то в ноги Нины. Рыбацкая растерянно откинулась на соседний ряд и запустила пальцы в волосы.
— Какой. Идиот.
— Да, я ему то же самое сказал.
— А он?
— Послал меня и хлопнул дверью. Диконький совсем стал.
Нина дернула короткие пряди и растерянно покачала головой. Это же нужно было умудриться так всё испортить. У Кирилла дурацкая привычка: или пан, или пропал. Совершенно не думает о последствиях своих поступков. И это же Нина виновата. Поссорила их с Лизой, вот Егоров и завёлся. Про тренера он тоже высказывал недовольства, но Нина не думала, что Кирилл пойдёт на такие грязные приёмы. Он ведь обычно всё прямо говорил. Или в драки влезал.
— Так, Рыбацкая, ты давай дыши тут. — Федорцов положил ей ладони на плечи. — Загналась как.
— С этим Кисляком поговорить можно?
— Не думаю, что это хорошая идея. Мы на игру завтра уезжаем.
— А если с Лизой?
— А с ней-то зачем? — Не понял Федорцов.
— Чтобы помирилась с Кириллом. Я ей всё объясню. Он на почве этого устроил всё. Ещё и с отцом поссорился, наверное…
— Не, не варик, — Дима совсем отложил телефон, сильно погрузившись в проблему. — Они совсем пособачились.
Хоккеист, как мог, объяснил напряжённую обстановку в команде и с Егоровым в частности. Сплетни по Политеху разлетались, как вирус. Но Нина не ожидала, что в таких масштабах. Федорцов чуть ли не поминутно рассказывал ссору Москвиной и Егоров, так ещё в накалённую ситуацию вписалась и проректор по учебной части. А это совсем плохо.
— Точно не знаю, чем там закончилось, но Лиза теперь на пушечный выстрел к Кирюхе не подойдёт. Она вон, с Валенцовым за ручку ходит.
Пара неожиданно подошла к концу. Нина колупала замок на сумке, пытаясь осмыслить всё, что рассказал Димка. Хоккеист терпеливо ждал её в проходе. Видимо, не хотел оставлять одну с этими мыслями. Рыбацкая поправила причёску, пригладила юбку и зацепилась за один из браслетов. Крутила его, успокаиваясь.
— Я тут подумал, — Федорцов шёл рядом, закинув сумку на одно плечо. — Может, тебе с ним поговорить?
Нина покачала головой. Сейчас Егорова вообще лучше не трогать.
— Плохо закончилось.
— Так это тогда, — отмахнулся Дима. — Может, если извинится перед Кисляком, то и в команду вернут. Не сейчас, так когда вернёмся с выезда. Тебя-то он точно послушает.
Нина не разделяла эту веру. На душе остался неприятный осадок после прошлого разговора, когда Егоров психанул, хлопнул дверью машины и сорвался с парковки, чёрт знает куда. А она всего лишь хотела его успокоить и извиниться. Сказал бы Лизе, что у неё парень есть. Вряд ли бы Лиза стала это проверять сразу. Зато не среагировала бы так остро...
— Ты меня переоцениваешь. Уговори Лизу.
Федорцов состроил непонимающую физиономию и притормозил у окна.
— Погодь-погодь, Нин. — Хоккеист запрыгнул на подоконник. — Ты чё, не догоняешь?
— «Не догоняю» что?
— Я же тебе почти слово в слово пересказал их с Лизой разговор. Да ты и сама ту сцену видела. Драматично, шо капец.
Нина ожидающе подняла брови, и Федорцов совсем приуныл. Он точно был не тем, кто должен сейчас раскрыть ей карты. Такие. Очевидные карты. Которые рубашками вниз всё это время и лежали.
Помощь пришла, откуда не ждали, и неловкую паузу прервал вышедший из соседней аудитории Самсонов.
— О, кэп, подь сюда! — Махнул рукой Дима, и теперь нервничать нужно было Нине.
Та ситуация годовалой давности до сих пор неприятно саднила. Нина предпочитала удалять чаты у двоих и обходить стороной те маршруты, где ей могли попасться пострадавшие от её влюблённости парни. Большая часть её бывших даже в районе университета не обитали. Но Самсонова было сложно игнорировать. Политех. Хоккей. Пятый курс. Три всадника апокалипсиса её нервной системы.
— Привет, — пожал руку Федорцову Влад. Нина удостоилась вежливого кивка. — Что случилось?
— Твои комментарии по поводу ситуэйшен Кирюхи.
Влад скривился, как будто набил рот кислыми конфетами. Подозрительно покосился на Нину, а потом покрутил пальцем у виска:
— Крышняк поехал у вашего Кирюхи. Пусть к психологу сходит, не знаю.
— Хороший варик. А если доступными методами? — Федорцов намекающе кивал на Нину, которая не сводила напряжённого взгляда с Самсонова.
Владу явно не нравилась ситуация, но и молча уходить было бы некрасиво. Он натянул лямку рюкзака и тяжело выдохнул, оборачиваясь к Рыбацкой.
— Поговори с ним.
— Да, Нин. Поговори с ним, мы тя умаляем, — и в доказательство Федорцов сложил руки в импровизированной молитве. — У нас каждый нападающий на счету. Тебя кэп просит. Считай, что от лица всей команды.
Нина совсем потерялась. Она отступила на шаг, боясь, что ноги сейчас подкосятся с испуга. Хоккеисты пялились на неё так, что хотелось расчесать шею до красных полос.
— Вы странные. — Пришла к выводу Рыбацкая. Сумочку прижала к груди, будто пытаясь защититься. — Я попробую. Но ничего не обещаю.
— Аллилуйя! — Воскликнул Федорцов, радуясь, как ребёнок.
Пользуясь шансом, Нина решила ретироваться. Так элегантно, как только могли позволить каблуки и ошалело бьющееся сердце. Федорцов что-то ещё радостное крикнул ей в спину, но Нина уже повернула за угол. Голова шла кругом.
Димка цокнул и хлопнул Влада по плечу, соскочив с подоконника.
— Н-да, ситуация, кэп.
— Чё за херня, Федорцов?
— Да она похоже не в курсах, что Кирюха по ней, как шланг по огороду волочется.
Морщинки на лбу Самсонова разгладились, а из себя Влад только и смог выдавить:
— Пиздец.
***
Для Кирилла лёд — вся жизнь. Обычно детские воспоминания стирались из памяти, но Кирилл помнил, как радостно верещал, впервые распластавшись на катке. Он ещё не умел стоять на коньках, но уверенно хватался за края коробки, которая стояла в ЖК, где когда-то они жили с семьёй. В старой квартире целый шкаф был отведён под награды отца, а однажды Кирилл нашёл на балконе старую хоккейную форму. Ещё ему нравилось на праздниках слушать историю знакомства родителей, которых объединил лёд. Фигуристка и хоккеист. Прямо спортивный ромком. Раньше ни одна встреча папиных друзей или маминых родственников не обходилась без ахов и вздохов, как же это всё романтично. После её смерти все замолчали. Хоккей принёс самые счастливые воспоминания: первая шайба, первый поцелуй с девчонкой из фигурного, первая награда, которую мама поставила на полку рядом с кубком отца. И хоккей же сломал Кирилла. Вдребезги. Не просто разбил кость на осколки, но и разрушил всё, что оставалось тёплого в его отношениях с отцом. Он совсем свихнулся после смерти мамы. И пока врачи обещали скорое восстановление, отец, наверное, думал лишь о том, что Кирилл мог ненароком умереть, травмируй ему позвоночник, а не сустав. Егоров упал с вершины, на которую так долго карабкался. Спарта быстро нашла ему замену. Путь во всероссийскую лигу был закрыт. Экзамены он не помнил, как сдал. И отец смотрел так, словно Кирилл был ходячим трупом. Впрочем, так он себя и ощущал. Пот тёк по шее, пока Егоров отжимался от пола, чтобы отогнать мысли. Он вернулся в исходную. Без хоккея. Без команды. Без отца. На этот раз и без Нинки. Душу ещё царапал разговор с Лизой. Все их выматывающие разговоры на грани крика. И её мать — в её глазах, Кирилл, наверное, последний подонок. Он Лизе доверился. Она не поверила и бросила его на этой тупой лестнице, которую хотелось разбить молотком. Что же, Кирилл сделал то же самое, когда она начала втирать про ребёнка. Подумал, что это издевательская шутка. Всё, сука, в его мире превращалось в несмешную гиперболизированную шутку. Кирилл отдышался и хлебнул воды. Это привычка — тренироваться. Дисциплина, которую он из себя выбил. Помнил, как с криком от боли пытался первый раз поднять руку после травмы. Его будто каждый раз били кувалдой в спину. Ему было больно. Ему было пусто. Мир осыпался осколками, которые впивались в тело после всех тех процедур, где его пичкали таблетками и уколами. Отец не верил. И убедил врачей не верить. А Нина упрямо возвращалась, игнорируя и крики, и ругань, и открытый посыл пойти нахер из квартиры Кирилла. Хотя тогда Егоров не сомневался в том, что Рыбацкая — слабачка, которая испугается и не вернётся. Она была умной, забавной, но совсем не сильной. Её руки не держали ничего тяжелее подрамников для чертежей, и она вечно плакала. Если бы не авторитет отца и лицей, где все были в таком же положении, что и Нина, она бы превратилась в изгоя. На льду такие слабые не выживали — быстро бросали спорт. Нинка его не бросила. Егоров обтёр лицо футболкой. Воспоминания так и лезли в голову. Про бесцветные дни без хоккея. Про эту слепую борьбу с собственной рукой, которая не слушалась. Про все слова отца, который просил, а потом и заставлял его перестать мечтать о хоккее. Домечтался, Кирилл. Уже можно возвращать кэш за коньки. Кирилл пнул диван от собственной беспомощности. В груди кипела злость на Кисляка, который своим появлением разрушил все устоявшиеся правила, лишил Кирилла капитанства, а теперь и хоккея. Он злился на отца, который даже не пытался выслушать. Щека ещё фантомно горела от пощёчины. Во что только превратились их взаимоотношения? Мама была бы расстроена. Она тоже злила. Оставила его. Бросила здесь одного с таким же сломанным отцом, который ушёл с головой в работу и перестал говорить с сыном. Злила Лиза, которая сунула Кирилла носом во всё, что он предпочитал игнорировать. Злила Нина, которая этого не понимала. Злил Самсонов, злили пацаны, злил тупой универ. Кирилл весь состоял из злости. И из ненависти к себе. В дверь постучали. Он проигнорировал, жадно хлебая воду. Стук повторился, но Кириллу плевать, что хотели соседи. Он вот хотел, чтобы все от него отстали. Когда в замочной скважине зашумели родные ключи, Кирилл проклял всё, что помнил. Моментально пожалел, что когда-то дал их Нине. Это был первый курс, первая зима без хоккея и адская боль. Тогда Кирилл не узнавал сам себя, превратившись с дёрганное и вечно разозлённое нечто. Мысленно он уже перечеркнул для себя карьеру спортсмена, а всю злость выбивал на стенах, отказываясь выходить. И двери он тоже не открывал, даже когда было очень плохо, когда перемалывало в отчаянии. В какой-то момент просветления он всё-таки додумался оставить ключи Нине. Потому что врач уже заметил разбитые в хлам руки и на полном серьёзе предлагал обратиться за помощью к психотерапевту. А психом становиться Кирилл не хотел. Он бросил бутылку на диван, но та покатилась и с грохотом шлёпнулась на пол. Плевать, что было раньше. — Уходи. Нина не успела толком пройти в квартиру, а Кирилл уже слал её. Ещё вежливо. Старался, мать вашу. До десяти про себя считал. Рыбацкая вытаращилась на него своими дурацкими глазами-льдинками. С её шапки сыпался снег, превращаясь в мокрые разводы на полу. Кирилл глубоко вдохнул, челюсти напряглись. — Кирилл, я хотела… — Уходи. — Повторил Егоров, сверля взглядом её серый кашемировый шарф. — Я слышала про команду и про всё остальное, — пропустила мимо ушей Нина, расстегивая пуховик. — Давай поговорим? Кирилл чувствовал себя переполненным гейзером, на который сверху положили булыжник. Вот прям сейчас рванёт. Одно неловкое движение и бам. Взрыв. — Ты глухая или тупая?! Уходи. Нинка часто-часто заморгала, замерев с наполовину расстегнутой курткой. — Не говори со мной так. Кирилл закатил глаза, издевательски скрив рот. Не делай этого, Кирилл. Не разговаривай так. Не будь таким безалаберным, Кирилл. Не спорь с отцом. Не выделывайся в университете. Не хами охране. Не занимайся хоккеем, Кирюш. — А как с тобой говорить, Нин, чтобы ты поняла? — Он вцепился пальцами в полку, хотя хотелось просто вмазать кулаком в стену. Пульс бил где-то в ушах. — Свали. Уйди. Съеби по-братски, а? Я не хочу слушать твою мотивационную речь. Нина хватанула воздуха, как рыбка на суше. Но вместо того, чтобы действительно исчезнуть из квартиры, пошла прямо так в ботинках по прихожей. Кирилл отшатнулся, когда Рыбацкая попыталась ухватить его руку. Показалось, что плечо пронзило насквозь болью. Но её не было. Были воспоминания, которые сжирали Егорова заживо. Он не хотел, чтобы кто-то ещё видел его таким. — Кир, я понимаю, ты злишься… — Да нихрена ты не понимаешь! — Оттолкнул её Кирилл. — Я не буду извиняться. Бежать к Кисляку или папочке. Или к Лизе. Я не буду этого делать, услышала?! Что ещё ты хотела мне предложить, м? Нина спрятала дрожь в губах, но испуганный взгляд выдавал с потрохами. Она не готова к этому. Кирилл замечательно постарался, был хорошим прилежным мальчиком и не крушил ничего вот уже несколько лет. Но сейчас он чувствовал себя поломанным пиздюком, который зубную щётку держать нормально не может. Беспомощный и жалкий. Рыбацкая молчала. Губы скривились в ядовитой улыбке: — Недостаточно подготовилась, да? Как жаль. — Перестань, Кирилл. — А то что? Обидишься? В очередь, пожалуйста. Там, — он кивнул на дверь, — в коридорчике талончик возьмёшь, ок? Нина остановилась. Между ними возникла дистанция, ещё далёкая от безопасной. Кирилл бы с радостью заперся на балконе и прислонился бы лбом к стеклу, чтобы потушить это адское варево в душе. — Уходи. — Тихо повторил Кирилл. — Ради Бога, Нин, уходи. Иначе он не выдержит. Но Рыбацкая ступила. Подняла подбородок повыше, будто бы сильная и независимая, и осталась стоять напротив Егорова. — Я тебя тут не брошу. Кирилл не успел сделать предупреждающего выстрела. Если бы смог, то себе в челюсть бы и выстрелил. Чтобы заткнулся. Молчал-молчал-молчал. — О, ты никого не бросаешь! Молчи, Кирилл. Просто заткнись. Язык себе в глотку запихай и молчи. — Это тебя бросают, — он навис над Рыбацкой, пока в венах закипала кровь. Нина была такой лёгкой добычей. Хлопала ресницами, испуганно смотря ему в глаза. — Постоянно бросают. Хахали, подружки универские. А ты всё ходишь и прощаешь. На Самсонова залипаешь. Продолжаешь здороваться со всеми стервами, из-за которых сопли размазывала. Ты скажи, ты мазохистка? — Кирилл, перестань. И голос у неё сорвался. Это вызвало лишь смешок, и Кирилл потрепал её миленький шарфик, игнорируя собственную дрожь в руках. — Ты, сука, каждого нищего калеку поднимешь, да ведь? — Кирилл, — пыталась притормозить его Нина, и отступила. Только было поздно. — Вот именно, что Кирилл. Кирилл всегда не там, где надо! Не такой хороший, как вам всем надо! О, Кирилл, ты не такой классный кэп. А ещё отстойный сын. И человек ты говно. Бабник. Мажор. Мудак. Тупой спортсмен. Так себе нападающий. Хуёвый друг. Так ведь, Нин? Рыбацкая молчала. — Для тебя я тоже недостаточно хорош, правда? — Неправда. — Тяжело сглотнула Нинка, смаргивая слёзы. — Врёшь. — Улыбнулся Кирилл, похлопав её по плечу. — Ты, сука, боишься ответственности, да, Нинок? Страшно прямо сказать «нет»? Всё ведь за тебя делали папочка с мамочкой. Осталась в этой дыре, перестала бороться, возилась со мной от скуки. Лучше свалила бы в свою Америку. Повзрослела бы уже, ну! Мечты своей испугалась, да? — Неправда. — Упёрлась Рыбацкая, а взгляд бегал по лицу Егорова. — Трусиха. Ему окончательно снесло крышу. Нинка даже не думала сопротивляться, когда он притянул девчонку к себе, обжигая ладони о её щёки. Она ещё пахла улицей и снегом, и губы у неё сухие, солёные, потому что Кирилл её успешно довёл до слёз. Даже глаза не закрыла — её ресницы на своей коже ощущал, пока целовал. Жадно, как будто в последний раз. Он же первый. Он же единственный. Пар почти валил из ушей, а пальцы вцепились в чёрные волосы, задирая голову Рыбацкой. Пан или пропал. Кирилл давно уже второй вариант. Нина не шевелилась. Замерла, как фарфоровая кукла, и даже не дышала. Кирилл усмехнулся, отстраняясь. — Об этом я и говорил. Он снисходительно посмотрел на напуганную Нину, запоминая её смятение и красные щёки. — Уходи, Нина. И она ушла. Кажется, на этот раз окончательно. Кирилл слышал, как затихали её шаги, а потом закрыл дверь на оба замка. Сжал и разжал кулак. На коже можно было печь картошку, так жарко и плохо Егорову стало. Он прислонился лбом к двери, но нихера не помогало. Да и не поможет.***
— Ты бы сказала, Нин, мы бы тебе на Новый год породистого подарили. — Мам, ну хватит. — Рыбацкая упорно воевала с овощечисткой. На просторной кухне бормотал телевизор, а на плите кипела вода. — Моня — моя ответственность. — А если у твоей ответственности остались глисты? — Мам! Нина отвлеклась, чтобы красноречиво посмотреть на маму, которая размазывала по тесту начинку. Именно в этот момент убежала вода из кастрюли. — Ой! — Пискнула Нина, и где-то под ногами точно так же пискнула куцая Моня. — Ничего страшного, Нина Евгеньевна, — успокоила её домработница, тёть Варвара. Эта прекрасная и безмерно терпеливая женщина занималась бытовой жизнью Рыбацких больше пятнадцати лет. — Вода не молоко, пятен не оставит. Из Нины повар так себе. Но хотелось сохранить семейную традицию и приготовить семейный ужин к возвращению брата. Андрей не так уж и часто прилетал в Россию: то коронавирус, то проблемы с визой. Но уж помолвку он точно должен был отпраздновать с семьёй. Так что Нина не хотела всё испортить. А это у неё выходило отлично. Моня прицепилась к штанине домашних брюк, оставляя там зацепки. Нина уступила место у плиты тёть Варваре и подхватила пищащий комок внушительных размеров. Обработанный от глистов и привитый. Мама всё ещё скептически относилась к этой бродячей кошке, которую Нина притащила в свою квартиру. Сейчас она временно находилась дома у родителей, потому что квартиру Нины благополучно затопило. Ремонт и вправду обещал стать бесконечным. Все обои смыло от стен, а натяжные потолки надулись. Папа нанял новую бригаду, чтобы привели квартиру в порядок. Нину, в принципе, устраивало временное возвращение домой. Потому что так она не чувствовала себя одинокой и брошенной. Оксана уехала на конференцию. Федорцова, как и всех Акул, не было видно в университете уже вторую неделю — сборы. А Кирилл… Нина села на мягкий стул, наблюдая, как мама отправляет пирог в духовку. Любимый Андрея — вишнёвый. Нина больше предпочитала шарлотку, но и вишня тоже пойдёт. Моня куснула её за палец. Рыбацкая нашла эту чучундру ровно за день до всемирного потопа в ЖК. Полосатый комок приличных размеров ошивался у подъезда, и тогда Нина решила взять ответственность за жизнь этой паршивки. Раз за свою не получалось. Слова Кирилла отпечатались на подкорке. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Забеспокоилась мама и потрогала её лоб. — Даже не пытаешься своровать помадку. — Хорошо, мам, — кивнула Нина и выпустила Моню в свободное плавание по полу. Дурная кошка вообще не боялась ничего в этой жизни. Старый сербернар Арчи обходил Моню стороной, но она всё равно находила его у камина и прыгала по шерстяной спине, как по горкам. Пару раз Моня попыталась пробраться в кабинет отца, после чего он запретил появляться всяким мохнатым животным на втором этаже. — Кто болеет? Никому не болеть! На кухне появился Евгений Александрович. Деловой костюм сменился на домашний плюшевый халат, в котором отец совсем не казался серьёзным и грозным. Разве только угрозой для всего сладкого, что не успели убрать со стола. — Да не болею я! И Моня в поддержку стала охотиться на тапок папы. — Бесноватое создание, — прокряхтел Рыбацкий и потрепал Нину по волосам. — Виктор уже приехал на вокзал. Так что через часик-полтора я наконец увижу невестку! — И сына, — добавила мама. — Да на сына я за двадцать семь лет насмотрелся. А вот девушку, которая добровольно решила с ним заключить брак, я хочу рассмотреть во всех подробностях. Нина обменялась с мамой одинаковыми взглядами. — Фу. — В унисон сказали они и засмеялись. Дома было тепло. Дома всегда был кто-то, с кем Нина могла поговорить. Её комната осталась в том же виде, как и четыре года назад, когда Нина съехала на свою квартиру. Вокруг мягкие игрушки, за окном тишина коттеджного посёлка. Первые два дня Нина постоянно спала, обняв плюшевую акулу и слыша, как Моня возилась с её волосами. Сейчас Рыбацкая чувствовала себя лучше. В универ её увозил Виктор, привозил тоже Виктор. Она старалась не задерживаться в Политехе, чтобы не попасться на глаза Егорову. Впрочем, Кирилл совершенно не парился о посещаемости. Он так и не появился в вузе. Один раз Нине даже звонил Сергей Сергеевич, и она нелепо закашлялась, притворяясь, что на больничном. Папа щёлкнул у Нины перед лицом, и та вздрогнула. — Земля вызывают Нину! — Издевался отец. — Что-то ты бледная. — Нормальная я. — Надя, а ты что думаешь? — Думаю, что нам следует отстать от ребёнка. — Мне уже двадцать два, — запротестовала Нина. — И всё равно ты наш ребёнок. Андрей приехал через час. Вместе с ним была Аня — удивительно милая девушка. Они выглядели очень забавно. Андрей весь был «не таким», каким обычно бывают наследники крупных компаний. Проколотая бровь, татуировки на шее, волосы заплетены в косички и перевязаны в хвост. Одним словом — чудик. Яркое пятно в их бежевом спокойном доме. Аня же оказалась чуть выше жениха, волосы белоснежные, явно дорогое окрашивание. Вся такая нежная, будто светящаяся изнутри. Они познакомились на какой-то выставке. Точнее после неё — Андрей умудрился пролить кофе на модель, которая только переоделась в человеческую одежду и решила выпить кофейку. Русский мат сразу выдал соотечественницу, а такой шанс упускать было нельзя. — Аня на самом деле из Омска! — Радостно поделился Андрей, без всяких манер залезая вилкой в тарелку Нину. — Так что на Новый Год мы туда. Хотите с нами? Родители переглянулись. — Ладно-ладно, я знаю, что вы народ занятой. А ты, мелочь? Нина пихнула его плечом, чтобы перестал воровать еду. — Ты нигде севернее Москвы не был, дурак. — Самое время побывать! — Андрей не всегда был таким, — начал травить истории отец после двух рюмочек наливки. — Знали бы вы, Аня, каких трудов его стоило вытащить из комнаты, когда он был подростком. Всё время корпел за рисунками. Сколиоз потом долго лечили. — Па! — Отстань, — привычно махнул на сына рукой Евгений Александрович. — Я говорю с умным человеком. Нина прыснула и почесала Моню за ухом. — В такого разгильдяя можно только с первого взгляда влюбиться. На второй взгляд он уже и не такой привлекательный, правда? Андрей закатил глаза, ковыряя вилкой ножку гуся. Начинался знакомый разгон, байки из склепа, так сказать. — А как вы познакомились? — Спросила Аня, прижимаясь к плечу Андрея. — Если не секрет. — Это скучная история, дорогая. Мама отпила вина из бокала, наблюдая, как радостно надулся Евгений Александрович. Нина не в первый раз слушала эту историю. Поэтому чуть откинулась на стол, продолжая чесать прилипчивую Моню. — Мы работали вместе. Очень долго. Лет пять, да, Надь? — Больше. — Поправила его мама и загадочно улыбнулась. — Их отдел изысканий и экспертизы постоянно кошмарил нас, простых инженеров. Мы, то есть я, люди северные, простые. Поставили чёткое ТЗ — сделали. А они вечно нам правки в процессе приносили, ещё и носом тыкали, как котят. Моня возмущённо пискнула, чем вызвала дружный смех. — И что вы, даже ни разу друг на друга не посмотрели? — О, ещё как! — Я ездила с ними на объекты, — внесла свою лепту мама, покручивая бокал. — Всё хотела, чтобы он обратил на меня внимание. — А вы? — Ожидающе посмотрела на главу семьи Аня. — А он, Анечка, был занят расчётами и планом зданий. — Встрял Андрей, воруя вишенку с пирога. Всё не мог наесться домашней еды. — Тугодум. — Не все живут чувствами, Андрюш, — проворчал Евгений Александрович. — Доверие строится годами. — Скучно. — Жизненно. Все повернулись на Нину, которая тут же замолкла. Моня, паршивка, спрыгнула с колен, чем ещё больше привлекла внимания на Нину. Рыбацкая пожала плечами: — У меня ещё ни разу не получилось с тем, кто «с первого взгляда». — Да ты ещё мелкая. — Усмехнулся Андрей. — Ну давайте дальше. — Да! — Оживилась Аня. — Что было дальше? — А дальше Надежда Юрьевна разозлилась на меня, когда я сдал проект позже срока. Так кричала, вы бы слышали. У неё глаза фиолетовыми стали, я клянусь. И тогда я понял, что готов терпеть эти крики хоть всю жизнь, если она такими глазищами будет на меня смотреть. — Всю романтику испортил, па! — Покачал головой Андрей и пихнул Нину плечом. Но младшая Рыбацкая растерянно смотрела на то, как улыбались друг другу родители. И внутри всё сжалось в маленький продрогший комок. — Может, покажете Ане альбомы? Она меня всю дорогу про них спрашивала? Пока родители увлеклись экскурсией для нового члена семьи, Андрей вытащил Нину из-за стола. Старина Арчи для приличия гавкнул, когда молодёжь пробралась через гостиную в коридор, а затем на один из балконов. Тогда Андрей с радостной улыбкой вытащил сигареты. Нина усмехнулась, прижавшись к двери. — Тебе скоро тридцатник. А прячешься с сигаретой, будто пятнадцать. — Я сохраняю молодость, рыбёха. — Андрей запрокинул голову и выдохнул кольцо дыма. — Сама знаешь, предков от сигарет воротит. Чё такая грустная? Нина пнула какой-то камешек и чуть не потеряла тапочек. — Да так. Учёба надоела. Диплом скоро. Андрей важно покивал, будто бы сам не бросил все университеты, в которые поступал. — Учишься всё, как червь. Как ты только экзамен провалить умудрилась? — Это было пять лет назад. — И ты ни разу не попробовала пересдать, — заметил брат, стряхнув пепел с сигареты. — Погнали после диплома ко мне? Ты точно пересдашь. Если твой хоккеист не решит ласты отбросить, конечно. Нина удивлённо подняла брови. — Что? — Спросил Андрей, шкодливо улыбаясь. — Мне мама всё про твои хоккейные заварушки рассказала. Кстати, а есть билеты на какую-нибудь игру? Аня обожает, оказывается, хоккей. Омск, все дела. Может всей семьёй сгоняем? — Да, можно, — как ни в чём не бывало кивнула Нина. — С Кирюхой хоть поздороваюсь. А то ты чёт про него молчишь последнее время. Уехал что ли куда? — Нет. — Пидора ответ, Нин. — Андрей ткнул в неё свободной от сигареты рукой. — Обидел тебя? — Нет. — А чё тогда такая грустная? Вопрос остался без ответа, так что Андрей пошёл во все тяжкие. Прилип к Нине с объятиями, аж никотиновый след в нос въелся. Нина засопротивлялась, но это было так же бессмысленно, как успокаивать Моню. Андрей всё-таки ходил в зал. Да и выше был на полголовы. — Да сложно всё, Андрей, — выдохнула Нина. — Неужели? Нина кивнула, уткнувшись лбом брату в плечо. Он погладил её по спине, выкинув сигарету прямо в сад, где под снегом зимовали розы. — Помиритесь. — Думаешь? — Отвечаю, помиритесь. — Усмехнулся Андрей, грея младшую в объятиях. Редко выпадала такая возможность. Разные континенты, разные страны, совершенно разные жизни. Но кровь всё-таки одна. — Иначе Кирюха долбоеб. Нина закатила глаза. Уши вянут от таких разговоров. — Почему ты так много ругаешься? — Потому что в английском нет приличных ругательств. Знаешь, как сложно послать неадеквата в Нью-Йорке?! С губ сорвался нервный смешок. Брат оставался неисправимым бунтарём. Зато он проживал свою жизнь так, как хотел. И всегда смело брал дело в свои руки. Нина по-доброму завидовала, потому что ей такой самостоятельности только учиться и учиться. — Всё хорошо будет, рыбёх. — Приободрил Андрей, будто почувствовал, какие тучи сгустились на душе Нины. Билеты Нина достала. Ещё и на такую важную игру — битву за плей-офф. Последние игры она пропустила, но следила за статистикой игр на сайте университета. Пришлось долго объяснять Андрею и папе, что всё это значит, но вот мама чувствовала себя, как рыба в воде. Хотя в своей чёрной шубе и белом шарфе она скорее походила на косатку. — Ма, а ты откуда в этом всём разбираешься? — Поинтересовался Андрей, располагаясь в ложе. На нём криво висел шарф с Акулами Политеха. — У нас в лицее была своя команда. Мы ходили их поддерживать на городских соревнованиях, — Рыбацкая подняла голову и указала ладонью на вип-ложье. — Вот там нападающий сидит. Нина и Андрей одинаково разинули рты. — Мам, ты училась с отцом Кирилла? Почему ты не говорила? Надежда улыбнулась и поправила очки в тонкой оправе. — На класс младше. Мы с Вероникой были в одном классе. С его женой. Красивая там была история. Андрей присвистнул, за что получил лёгкий подзатыльник от отца. Этикет всё-таки придумали не шутки ради. Но брат совсем обленился и не соблюдал никакие манеры. — Явно романтичнее, чем ор в кабинете. Андрей получил второй подзатыльник. На этот раз от Нины. А потом реальность ошарашила и её, потому что на лёд в составе Акул Политеха вышел нападающий под номером 13.