Застрявшие между станциями

      Стайлз открывает глаза и видит: он на вокзале.       Не найдя Питера ни в одном из привычных мест, где они проводили время, Стайлз несколько смутился, но паника и беспокойство, которые раньше его сопровождали, теперь сменились любопытством. И потому он продолжил бесцельно бродить по вокзалу в ожидании, когда Питер его найдет, но наслаждался временем в одиночестве.       Странно, думает Стайлз, но уверенность в том, что рядом будет еще один человек, придавала спокойствия. Когда они с Питером поссорились и он провел все эти циклы в одиночестве, Стайлз был на взводе и чувствовал одиночество, словно в желудке разверзлась яма. Теперь он знает, что Питер где-то рядом, и знает, что они оба скорее проглотят свою гордость, чем решатся провести бесконечные временные петли в одиночестве. Поэтому он может посвятить эти несколько минут себе и насладиться ими так же, как вы наслаждаетесь минутой тишины после долгого, но приятного дня, проведенного с друзьями.       Стайлз случайно наткнулся на Питера, тот выходил из ларька, нагруженный маленькими бутылочками спиртного, которые обычно берут в поездку. Стайлз приподнял бровь, наблюдая за происходящим, а Питер ухмыльнулся. — Я знаю, что нам ничего не нужно есть, да и еда здесь выглядит сомнительно, но мне стало скучно, и... — он кивнул на свою заначку, — почему бы не пожить немного.       Стайлз засмеялся. — Я все время забываю об этом месте, — признался он и выхватил из рук Питера маленькую бутылочку, чтобы рассмотреть её. — Почему нам никогда не приходило в голову проверить, настоящее ли это всё?       Питер передернул плечами. — Я уже перестал пытаться понять, что в этом месте реально, а что нет. Тут нет никакой логики.       Питер ставит всё на один из стульев в пустом холле, где они проводили много времени, а Стайлз наклоняется, чтобы рассмотреть бутылки поближе. Здесь и виски, и джин, и водка, и какие-то ликёры. Стайлз взял маленькую бутылочку джина и отвинтил крышку, звук лопнувшей крышки в пустом холле прозвучал необычайно громко. Питер вырвал бутылку из его руки прежде, чем тот успел выпить. — Внезапно забеспокоился из-за употребления спиртного несовершеннолетними? — спросил Стайлз.       Питер закатил глаза, и Стайлз вдруг нашел это умилительным. — Я хочу проверить, что внутри. Если это не джин, я все равно исцелюсь, и все со мной будет нормально, — объяснил Питер. — А вот с тобой может и не быть. — Ой-й, Питер, а я и не знал, что тебе не все равно. — Ну было бы еще скучнее, если бы я остался здесь один. — А алкоголь вообще влияет как-то на оборотней? — поинтересовался Стайлз. — Скотт сказал, что нет. — Скотт — идиот, — заявил Питер и осторожно отпил из бутылки. Прокашлявшись, он поднял руку, чтобы успокоить Стайлза. — Это не яд. Просто очень плохой джин.       Стайлз рассмеялся, взял бутылку, предложенную Питером. Понюхав ее, сделал небольшой глоток и поморщился. — Ух ты ж, так себе, да. Спасибо, что поделился.       Питер забрал бутылку и поднес к губам, и прозрачная жидкость полилась в горло с одним длинным глотком. — Лучше просто добить его побыстрее. — Может, остальные будут лучше, — предположил Стайлз. — Я бы не надеялся.       Стайлз и Питер выбирают бутылки и усаживаются на свои обычные места. Между ними повисает непринужденное молчание, пока они открывают каждый свою бутылочку и делают неторопливые глотки. На этот раз Стайлзу досталось что-то, оказавшееся некачественным ирландским сливочным ликёром, и хотя он не очень вкусный, пьётся намного приятнее, чем дряной джин. — Кстати, оборотни могут напиться, — через несколько минут сказал Питер. — Просто для этого нужно гораздо больше, чем для людей, или же алкоголь должен быть настоян на аконите. Если Скотт не смог напиться, значит, наверное, думал, что почувствует что-то после двух кружек пива, как было до укуса. — Это многое объясняет, — Стайлз окидывает взглядом ассортимент мини-бутылок. — Как думаешь, тебе хватит? — Есть только один способ узнать. К тому же, — сказал Питер, заговорщицки понижая голос, — я даже не всё оттуда забрал.       Стайлз смеется, ощущая, как алкоголь разливается по жилам и становится тепло; по щекам уже расползся лёгкий румянец. Смутно Стайлз задается вопросом, не меняет ли что-то в их физических телах то, что удерживает их в этом месте; то, отчего они не испытывают ни голода, ни жажды. Странно, что Стайлз опьянел после такой маленькой бутылки. Он выбросил эту мысль из головы. В конце концов что плохого может случиться? Он нажрется в дрова, а потом, когда цикл перезагрузится, проснется и будет как новенький.       Полдюжины мини-бутылок спустя, Стайлз и Питер лежали на полу рядом друг с другом, пялясь в позолоченный потолок. Стайлз прикинул, что Питер выпил больше, чем он, потому что они, кажется, одинаково пьяны, если судить по бессвязным бредням.       Через некоторое время они погрузились в уютное молчание. Стайлз не может вспомнить, когда в последний раз он был так близок к другому человеку и просто молча наслаждался обществом. Это неожиданная близость застаёт Стайлза врасплох.       Он поворачивается на бок, лицом к Питеру, и вот тогда он понимает, что Питер не просто бормочет себе под нос; он напевает. У него получается тихо, гортанно и звучит совсем немелодично. Но Стайлз очарован. Он таращится на профиль Питера, и Питер больше не урчит под нос, а тихонько и фальшиво поёт. — Может, ты разрешишь мне проводить тебя домой со школы? Может, ты разрешишь мне встретиться с тобой у бассейна? Может быть, в пятницу Мне удастся достать билеты на танцы, И я приглашу тебя, у-ух-у-у.       Стайлз затаил дыхание. Голос Питера открыл шлюз воспоминаний. Он вспомнил, как мама пела эту песню дома; вспомнил, как её старая виниловая пластинка скрежетала в середине первого куплета.       Как же забыться, когда он так живо помнит мельчайшие детали? Значит, он ещё существует. На глаза наворачиваются слёзы; он не знает от радости они или от грусти, но знает, что не хочет, чтобы Питер останавливался. — Продолжай, — шепчет Стайлз едва слышно, но знает, что Питер его услышит.       Мгновение Питер не решается, потом продолжает: — Может, ты скажешь своему папе, чтобы он не мешал нам? Может, ты расскажешь ему, как мы обсуждали «Paint It, Black»? Рок-н-ролл останется с нами навсегда. Мы найдем укромное местечко, И я встряхну тебя, у-ух-у-у.       Питер, должно быть, почувствовал на себе взгляд Стайлза, потому что перекатился на бок, так что они оказались лицом к лицу, на расстоянии вытянутой руки. Стайлз улыбается ему и протягивает руку так, что она оказывается между ними. Не глядя вниз, Питер переплетает их пальцы. Кажется, это было неизбежно. Соприкосновение пальцев ощущалось нечто совсем незначительным, так же, как то, к чему вели все их разговоры, шутки и моменты, проведенные вместе. — Может, ты расскажешь мне, о чем ты сейчас думаешь? Согласилась бы ты нарушить закон ради нашей любви? Если да, то скажи. Если нет, я уйду — Я не стану тебя заставлять, у-ух-у-у.       Они так и лежали, глядя друг на друга. Стайлз ощущал, как воспоминания вместе с алкоголем отдаются в нём, и чувствовал тепло, раскованность и возбуждение. — У тебя ужасный голос, — говорит Стайлз, широко улыбаясь. — Знаю, — соглашается Питер, и на его губах играет улыбка. — Спой ещё, — просит Стайлз.       Питер, должно быть, понял, что чувствует Стайлз и что для него значит эта песня, потому что он улыбнулся, кивнул и запел. Может быть, она тоже что-то значит и для него, эта коротенькая милая песня о невинности и любви, записанная задолго до их рождения. А может, все дело в том, что эта песня нравилась людям, которых они оба любили и которых теперь уже нет.       И на этот раз, когда Питер закончил последний куплет, Стайлз бросился вперед, схватил Питера за футболку и поцеловал.       Питер тут же открыл рот и поцеловал Стайлза в ответ, но вдруг отстранился. Стайлз тяжело дышал, а Питер пристально смотрел на него, глазами что-то искал. Должно быть, он увидел в выражении лица Стайлза то, что искал, потому что ухмыльнулся, и притянул его всего к себе, и вновь поцеловал.       Стайлз удивился собственной смелости; он даже не помнил, как решился поцеловать Питера. Но когда их губы соприкоснулись, а руки Питера прошлись по его спине и осторожно потянули волосы, все мысли вылетели у него из головы. Крепкое тело Питера так близко прижималось к Стайлзу, что он ощутил его жар даже сквозь два слоя одежды. Стайлз вдруг осознал, как изголодался по прикосновениям, пока был здесь взаперти, и в этот момент подумал, что готов на всё, чтобы Питер был как можно ближе. — Иди сюда, — произнес Стайлз Питеру прямо в рот. — Я здесь, — хрипло проговорил Питер.       Стайлз хотел было ответить «хорошо», но его прервал Питер, потянувший его за волосы, повернув голову, чтобы обнажить шею. Он проследил языком длинную вену от челюсти Стайлза вниз до воротника его рубашки, а затем прикусил, крепко, но человеческими зубами. Стайлз ахнул и ощутил, как улыбка Питера коснулась его кожи.       Мысли вихрем проносились в голове Стайлза, пока Питер перекатывает их обоих, так что сам прижал тело Стайлза к полу, свел их ноги вместе и медленно поёрзал. Стайлз хочет сказать так много всего, но он так возбудился, что ничего, кроме «да», «ещё» и «пожалуйста», не выходит.       Это совсем не то, чего ожидал Стайлз, когда позволял себе пофантазировать о сексе с Питером. И, если Стайлз будет честен с самим собой (что не случается с ним почти никогда), ему придется признать, что за последние несколько лет он фантазировал практически обо всех в стае. Ну а что ещё остаётся, когда все такие красивые? Если вдуматься, в его фантазиях о Питере всегда были роскошь и тьма, неторопливость и элегантность, и почему-то всегда на медвежьей шкуре... Стайлзу приходится заставить себя вернуться в действительность, и сбежать от странных образов, которые рисует его воображение, и напомнить себе, что Питер прямо перед ним, во плоти и возбужденный. Он здесь, даже если это совсем не то, что он себе представлял.       В конце концов всё происходит в спешке и неистовстве. Одежду они скидывают в сторону; хватаются друг за друга, а пол под ними холодный, и на нем неудобно, пусть они и пьяны, и заведены. Большая горячая рука Питера обхватила оба члена, лаская до тех пор, пока они оба не обессилят и не начнут задыхаться в губы друг друга.       Стайлз хлопал ресницами, глядя на Питера, переводя дыхание, и не мог сдержать широкой улыбки. — Я так рад, что по этому коридору больше никто не ходит, — сказал он, и смех вырвался у него из груди.       Питер пристально смотрел на него, и на секунду Стилински испугался, что испортил момент. А затем оборотень взорвался смехом, уткнувшись лбом в плечо Стайлза. Когда оба наконец успокоились, Питер сполз со Стайлза и упал рядом с ним. Они по-прежнему прижимались телами друг к другу: плечо к плечу, бедро к бедру. Стайлзу становилось все беспокойнее и неувереннее. Он не знал, что делать теперь, когда характер их отношений изменился. Наверное, он должен что-то сказать. Наверное, они должны поговорить о том, чем бы это ни было.       Питер, должно быть, учуял перемену в эмоциях Стайлза; почувствовал, как тот вдруг беспокойно заёрзал, и вздохнул, и притянул Стайлза к себе. Стайлз расслабился, прижимаясь к груди Питера. — О чем бы ты ни думал, перестань, — сказал Питер на ухо Стайлзу.       И Стайлз послушался. Он утонул в объятиях Питера и нежился в тепле и безопасности, которых давно не испытывал. Последней осознанной мыслью Стайлза перед тем, как он провалился в посторгазматический сон, было то, что они ещё поговорят позже; в конце концов у них впереди уйма времени.

***

      Стайлз открывает глаза и видит: он на вокзале.       Стайлз стонет. С одной стороны, у него нет никакого похмелья. С другой стороны, он снова на этой проклятой скамейке и больше не в объятиях Питера.       На мгновение он замешкался. Опасался, что Питер захочет забыть всё, что приключилось в последней петле. Но желание найти Питера в конечном итоге перевесило сомнения, и Стайлз помчался через залу только и обнаружил Питера, прислонившегося к стене и ожидающего его с весёлым видом.       Стайлз остановился перед оборотнем и неловко улыбнулся. — Эм, привет, — сказал он, неуклюже махнув рукой.       Питер закатывает глаза, притягивает его к себе и долго-долго целует. — Ты идиот, — сказал Питер, когда они отстранились друг от друга. — Ты не первый и не последний, кто мне это говорит, — беззаботно согласился Стайлз. — Ну, по крайней мере, ты в курсе, — невозмутимо произнёс Питер.       И всё. Напряжение спало, и они вновь обрели ту лёгкость в общении друг с другом, которая появилась у них за последнее N-ное количество циклов. Питер лукаво улыбнулся, и Стайлз ощутил, как внутри у него вспыхивает жар, когда он думает о том, что обещает эта улыбка.       Они кончают вместе на скамейке в коридоре. Стайлз лежит на Питере, одетый, и прижимается к нему, губами влажно скользя по губам мужчины. Позже Питер кончает Стайлзу в горло. Стайлз стоит на коленях с расстегнутой ширинкой и ласкает себя, пока Питер держит его за волосы. Питер отвечает тем же. Толкает Стайлза к какому-то заброшенному киоску, держит за бёдра, пока заглатывает его член.       Веки тяжелеют, и они, обмениваясь ленивыми поцелуями, засыпают в объятиях друг друга.