Застрявшие между станциями

      Стайлз открывает глаза и видит: он на вокзале.       Последние несколько циклов были приятными. Питер и Стайлз в основном бродили туда-сюда и болтали ни о чём.       В одном из циклов они находят газетный киоск, полный старых журналов, пыльных закусок и напитков. Стайлз вспоминает, что ничего не ел и не чувствует голода, но эта находка разжигает спор о том, что лучше: идеально приготовленный стейк или идеальный гамбургер.       В другом цикле Питер начал страстно защищать фильм «Под кайфом и в смятении», после того как он упомянул о нем, а Стайлз назвал его скучным и претенциозным. Питер отказался слушать любые другие аргументы после того, как Стайлз подробно объяснил, почему серия «Форсаж» а) не только заслуживает существования, но и б) намного превосходит свой первоначальный статус ремейка «На гребне волны»... — Это хороший фильм, — перебил Питер. — Да, конечно, — согласился Стайлз, — но в этом суть.       ...а затем в) расставил все фильмы от лучшего к худшему, несмотря на то, что Питер категорически заявил, что ему все равно.       Они затеяли спор о музыке: вкусы Питера застряли где-то в 90-х... — Я пролежал в коме шесть лет! — Да, с 2005 года, и уже три года как очухался. Это больше не оправдание!       ...а Стайлз в основном слушает альтернативный рок середины нулевых, который Питер называет «попсовой эмарщиной». Но они находят общий язык, когда понимают, что им обоим нравится Big Star, любимая группа Талии и матери Стайлза.       Питер зачитывается странной мешаниной из классической литературы и бульварных детективных романов, а Стайлз читает только тру-крайм. Это стало причиной их спора о лучших вымышленных детективах и лучших и худших серийных убийцах. Они удивляют друг друга, признавшись, что первым делом, после водохранилища Берриесса, оба подумали о Зодиаке.       Проходит цикл за циклом, и Стайлз понимает, что ему весело с Питером. Да, они препираются, но обычно это забавно, и интересно, и совсем не похоже на споры, в которые Стайлз ввязывался со Скоттом или с отцом. Стало как-то привычно и легко. Это утешало.       Но самое главное — это гораздо лучше, чем быть одному.

***

      Стайлз открывает глаза и видит: он на вокзале.       В этой петле всё спокойно: Стайлз пытается вспомнить слова песни «Tribute» группы Tenacious D, потому что думает, что, если будет ходить и декламировать её под воображаемые звуки гитары, это как следует выбесит Питера.       Стайлз лежит на спине, теребя в руках бесполезные ключи от джипа, что он стал делать всякий раз, когда ему становилось скучно. Ноги подпирают ряд стульев, на которых, по его мнению, могут сидеть только бизнесмены, пока им чистят ботинки. Сидя в одном из них, Питер выглядит совершенно по-домашнему, и Стайлз вдруг задается вопросом, чем занимался Питер до того, как пожар разрушил его жизнь. Мысль эта оказывается настолько неожиданной, что Стайлз не может поверить, что никогда не задумывался об этом раньше. — Эй, а чем ты раньше занимался, ну, знаешь, чем зарабатывал на жизнь? — спросил Стайлз, удивившись самому себе, когда слова вылетели из его рта.       Питер долго молчал. — Ничем, правда, — наконец сказал он. — Ничем? — Ну, — заговорил Питер, и Стайлз услышал в его голосе ту резкость, какой не бывало уже давно. — Меня сожгли заживо, когда мне было двадцать четыре, а потом я пролежал шесть лет в коме. Потом очнулся и, ну, остальное ты знаешь. — Раз уж зашёл об этом разговор, прости, что поджёг тебя... опять, — несколько робко произнес Стайлз.       Питер смеётся. Сгибается пополам и смеётся. — Я серьезно, — настаивает Стайлз. — Я знаю, — сказал Питер, переводя дух. — Просто это абсурд. Ты извиняешься за то, что убил меня, и вот мы оба здесь.       Тогда рассмеялся и Стайлз. Его мать назвала бы это церковным смехом: ты знаешь, что тебе не следует смеяться, но чем усерднее ты пытаешься остановиться, тем громче смеёшься. Ведь и правда абсурд. Через что только они оба ни прошли, но вот они здесь, в целости и сохранности, и при этом исчезли.       Когда их смех наконец стих, Стайлз заговорил снова. — Чем ты хотел заниматься? До того, как всё это случилось? — Я заканчивал последний курс на юридическом факультете, — признался Питер.       Стайлз окидывает Питера беглым взглядом, затем говорит: — Да, теперь все сходится. — Что это значит? — Теперь, когда ты это сказал, ты кажешься парнем, который мог бы стать адвокатом, — объяснил Стайлз. — Я восприму это как комплимент. — Тебе виднее, — Стайлз подмигнул. — Честно говоря, я не был уверен, хочу ли я заниматься юридической практикой, — признался Питер после долгого молчания. — Но мне показалось, что это лучший способ помочь стае.       Стайлз садится и наклоняется вперед, его внимание было полностью захвачено. Сколько бы они ни болтали, сколько бы ни просидели в этом месте, у них ни разу не было разговора по душам. Их беседа никогда не заходила слишком далеко. И теперь, когда разговор стал развиваться в этом направлении, Стайлз оказался заинтригован. — Как же? — Я был левой рукой Талии, — сказал Питер. — Я делал всё, чтобы стая была в безопасности, — Питер, взглянув на Стайлза, сверкнул бета-синим светом своих глаз, и Стайлз понял всё без слов. — Часто угрозы Хейлам были не сверхъестественными. Талия была общественным лидером и предпринимателем. Неплохо иметь кого-то, кто мог бы помочь семье защитить землю и активы. Дела не всегда решаются клыками и когтями. — Значит, ты учился на юрфаке. — Никакой пользы в итоге это не принесло, — с горечью сказал Питер.       Стайлз некоторое время размышлял. — А что бы ты делал, если бы не поступил на юридический? — Какая разница? — с грустью произнес Питер. — Этот поезд давно ушел.       Стайлз решает не настаивать и говорит: — Я собирался начать программу подготовки к вступлению в ФБР.       Питер не успел совладать с собой, и его лицо выразило удивление. — Серьезно? — А что тебя удивляет? Я всегда хотел защищать людей, как мой отец, — защищался Стайлз. — Нет, совсем не удивительно, что ты хочешь защищать людей, — продолжил Питер. — Я ведь видел, как ты совершаешь невероятные глупости, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Удивительно то, что ты выбрал ФБР, а не стал развивать свою магию или стал эмиссаром. — Нет у меня никакой магии, — ответил Стайлз.       Питер посмотрел на него, как на идиота, и Стайлзу показалось, что мир переворачивается с ног на голову. — У меня нет магии, — повторил Стайлз, но на этот раз в его голосе нет уверенности. — Расскажи-ка мне о рябине, — парировал Питер. — Расскажи, как тебе удалось замкнуть круг. — А ты-то откуда об этом знаешь? — спросил Стайлз. — С хорошим учителем и хорошей стаей ты был бы силён, — продолжил Питер, игнорируя вопрос Стайлза.       Стайлз ничего не говорит. Он вспоминает ту ночь, когда Питер предложил ему укус. Он думает о том, как сильно изменилась его жизнь за последние три года, и задается вопросом: если он когда-нибудь выберется из этого места, захочет ли и дальше связывать себя со сверхъестественным? Ему кажется, что Питер неразрывно связан с этим вопросом, но долго об этом думать пока не хочется. — Расскажи мне об эмиссарах, — наконец попросил Стайлз.       И Питер рассказал. Он рассказал об эмиссаре, который был у Хейлов, когда были живы его родители, до того как Талия стала альфой и привела Дитона. Он рассказал Стайлзу о Совете оборотней и Кругах эмиссаров. Он рассказал Стайлзу о том, как альфа и эмиссар могут вместе защитить стаю и территорию и как, когда правильный эмиссар оказывается заодно с правильной стаей, они могут стать сильными и могущественными..       Стайлз благодарит Питера, и они погружаются в тишину. Мысли о том, чтобы надоедать Питеру песнями, давно ушли в прошлое, сменившись грезами о возможном будущем, которого, может, никогда не будет.