Влюблённым предоставляется лечение

«Они не были идеальными. Они были настоящими.

И этого, черт возьми, должно было хватить.»

      Микки был несказанно рад, что практически каждый день просыпался не от надоедливой трели будильника, а от мягких поцелуев на загривке и тихого шёпота на ухо. Улыбка тронула его губы всего на несколько секунд, пока в голове не всплыли воспоминания о вчерашнем дне, и он еле заметно вздрогнул.              Микки открыл глаза и посмотрел на серое небо в окне, не прикрытое тёмными шторами, чувствуя, как рука Йена скользит вдоль тела, перемещается на живот и замирает там.              — Ты в порядке? — выдыхает он за спиной, а Микки еле кивает.              Он чувствует присутствие Йена, его поддержку, внимание и заботу, и, чёрт возьми, если это не придаёт ему сил в ту же секунду. Микки поворачивается в объятиях и медленно целует чуть приоткрытые губы, даже не поднимая головы с подушки.              — Не просто в порядке. Я, блять, отлично, — говорит Микки, имея в виду каждое слово, и улыбается, глядя Йену в глаза.              Череда лёгких поцелуев сменяется чередой более глубоких, и чтобы всё не стало слишком интенсивным, Микки отстраняется, кладя руку Йену на щёку.              — Ни слова, — шепчет он и облизывает губы. — Молчи. Замри. Не двигайся.              Но Галлагер был создан для того, чтобы бесить и провоцировать Микки, поэтому, конечно же, в следующую секунду он поворачивает голову и облизывает его ладонь, а рука ныряет под одеяло, чтобы сжать его твёрдый член.              — Су-ка, — сдавленно выдыхает Микки. Он хочет сопротивляться, хочет отодвинуться, встать и уйти в ванну, но, к счастью, у него недостаточно силы воли для этого, поэтому он льнёт ближе к Йену и одним широким движением языка облизывает его горло. — Сколько у нас времени?              — Если не будем завтракать, то минут пятнадцать. А если не пойдём в душ, то все тридцать.              Микки морщится и хочет сказать Йену, что они взрослые и ответственные мужчины, которые могут взять свои желания, мысли и нужды под контроль, но нахуя оно надо?              — Похуй на завтрак, доставай смазку.              Уже через минуту Йен проникает в него смазанным пальцем, пока Микки вгрызается в веснушчатое плечо в попытке подавить стон, но потом громко вскрикивает, когда подушечка пальца скользит по простате.              Он закидывает правую ногу Йену на бедро, чем заставляет его лечь обратно на подушку, и пододвигается ближе, зажимая свой член между их животами — поза неудобная и проникновение не будет глубоким, но сейчас Микки больше всего на свете хочет целовать Йена.              — Ну же, — подгоняет Микки, нетерпеливо ёрзая на месте, и соединяет их губы как раз в тот момент, когда Йен толкается в первый раз.              Они стонут в унисон, а потом возобновляют глубокие поцелуи. Толчки ритмичные, но не слишком быстрые — это и не нужно, нервы обоих и без того напряжены до предела. Шёпот кожа в кожу, нежные касания, ласка, любовь — всё это окутывает Микки, как самое тёплое одеяло в мире. Он теряется в ощущениях; они кружат голову, опьяняют, и ему приходится распахнуть глаза, чтобы сохранить этот момент в памяти, осознать, что это — реальность.              Этот красивый мужчина, который сводит брови на переносице, хрипит через приоткрытый рот и ловит своим взглядом его, а потом смущённо улыбается — Микки не может не умилиться его улыбкой и оленьими глазами, учитывая то, чем они занимаются.              — Йен, я… — начинает Микки, опьянённый магией момента. Но не заканчивает предложение, просто подаётся вперёд и впивается в губы Йена поцелуем, обхватывая его верхнюю губу своими.              То, что именно это толкает его за край, сильно удивляет Микки, но он слишком поглощён дрожащим чувством внутри и снаружи, чтобы обращать внимание. Йен прижимает его к себе, впивается пальцами в кожу спины, а губами в шею, и не двигается, позволяя Микки пережить оргазм.              Минутой позже он открывает глаза и смотрит на улыбающегося Йена, а потом взгляд падает вниз и, после секундной заминки, Микки ныряет рукой под одеяло и доводит своего парня до оргазма крепкими скручивающими движениями руки и трением щели.              Они в полном беспорядке и теперь душ будет дольше, чем планировался изначально, но сначала череда ленивых поцелуев и тёплые объятия.              Микки привык. Его полностью устраивала новая ежедневная рутина — настолько, что он даже не сразу заметил, что теперь вместо «я», говорил «мы», как все эти мерзкие тошнотворные парочки на улицах.              Йен вписался в его жизнь так естественно, будто всегда там был. Вместе они превратились в одну из тех пар, на которых Микки раньше посматривал с тихим раздражением: тех, что обсуждают, кто из соседей больше всего шумит, за ужином разыгрывают мелкие споры о работе и сериалах, а потом делят ванную, где одновременно чистят зубы, толкаясь локтями.              Они вместе ходили в душ: иногда, потому что так экономилось время, а иногда просто чтобы поболтать о чём-то незначительном. Покупка продуктов тоже стала чем-то вроде традиции. По вторникам они отправлялись в ближайший супермаркет: Йен закидывал в тележку всё подряд, пока Микки старательно перебирал и возвращал часть обратно, бубня в пол голоса о том, что питаться нужно правильно. Сразу же после этого Галлагер закатывал глаза и говорил, что Микки всего лишь за 30, а он уже старый дед.              Иногда же всё шло не по плану. Когда у Йена была смена, а холодильник отчаянно пустовал, Микки мог часами делать вид, что не замечает этого, чтобы не признаваться самому себе, что идти за продуктами один он просто не хочет. В такие моменты он раздражённо вызывал доставку, притворяясь, что ему плевать на собственные отговорки.              Но даже эти мелкие раздражения исчезали, стоило Йену переступить порог с усталой, но неизменно тёплой улыбкой. Микки бурчал для порядка, отпуская колкости, но всё чаще замечал, как эти спокойные, домашние вечера — такие обыденные и простые — начали для него значить больше, чем он готов был признать.              Вчерашний тихий и спокойный вечер, который они провели, нежась в объятиях друг друга, придал Микки сил и уверенности, так что он был готов встретить новый день и все события, которые тот принесёт.              — По очереди или присоединишься? — лукаво спросил Йен, приподнимаясь с кровати.              Вместо ответа он быстро скинул одеяло и встал на ноги, чтобы первым добраться до ванны. Микки едва успел переступить порог, как его схватили за талию и дёрнули назад, из-за чего кожи его спины коснулись мягкие рыжие волоски.              — Ты не такой быстрый, как думаешь, — улыбнулся Йен, обнимая его сзади и прижимаясь к спине.              — А ты не такой ловкий, как думаешь, — ответил Микки, ловко вывернувшись из объятий и бросившись к душу.              — Почему ты всегда пытаешься от меня убежать? — спросил Йен с улыбкой, как только присоединился к своему парню, позволив струям тёплой воды омывать их тела.              Микки, обернувшись, смущённо посмотрел на Йена и, с лёгкой ухмылкой, произнёс:              — Потому что иногда я хочу проверить, будешь ли ты догонять.              Отстранившись, Микки отбросил волосы с лица и наклонился под струю воды, позволяя ей смыть с себя остатки сна. Йен, воспользовавшись моментом, подошёл ближе, и их лица оказались на одном уровне.              — Какой смысл в бегстве, если всё равно придётся возвращаться? — произнёс Йен, глядя прямо в голубые глаза. Он хотел, чтобы его сердце не билось так быстро в этот момент.              — Возможно, ты прав, — сказал Микки, глядя на Йена с нежностью.              — Обещаю, что всегда буду тебя догонять.                     

***

             Им всё же удалось довольно быстро принять душ по одиночке, поэтому, когда наступила очередь Йена, Микки чистил зубы и пялился на него в зеркало. Завтрак так и остался не съеденным, из-за чего Милкович бубнил целых 10 минут по дороге в больницу. Йен закатывал глаза и улыбался, не упуская шанса напомнить Микки, что тот был не против его пропустить.              — Я принесу тебе сэндвич из столовой, ладно? — он повернулся к Милковичу в пол оборота и протянул руку, чтобы заправить его прядь волос за ухо, а потом соскользнул ладонью на бедро.              — Кто сегодня на смене? Эбби? Ну уж нет, увольте, — Микки скривился от воспоминаний. Эбби была милой старушкой, но готовить совершенно не умела. Она одна из причин по которой Милкович стал брать обеды с собой.              — Тогда не ной, — Йен усмехнулся и легко сжал бедро Микки, прежде чем завести машину.              — Ещё как буду, — огрызнулся Микки, но звук вышел куда мягче, чем он рассчитывал. Он быстро отвернулся к окну, чтобы Йен не успел заметить, как уголок его рта дёрнулся в почти улыбке. — Кстати, какого чёрта ты за рулём моей машины?              — Потому что я выгляжу сексуально, когда подо мной 367 лошадиных сил, — Йен бросил на него наглый взгляд, переключая передачу. — Шестиступенчатая коробка, турбированный двигатель, идеальная управляемость — она будто создана для меня.              Микки громко фыркнул, уставившись на него с подозрением.              — Ты выглядишь, как идиот, когда так говоришь.              — Идиот, который тебя везёт, — самодовольно сказал Йен, задирая подбородок и проводя руками по рулю. Микки готов был спорить, что в его голове это выглядело соблазнительно. Хотя, на самом деле, так и было. — Нравится то, что видите, доктор Милкович?              Микки бросил на него быстрый взгляд и так же быстро отвёл его к окну, закусывая губу и улыбаясь.              — Заткнись.              Йен засмеялся и вдавил педаль газа, проносясь на жёлтый цвет светофора.              Когда они добрались до больницы, Галлагер потянулся за своей сумкой, а Микки вышел первым, не дожидаясь его. Он не спешил, зная, что Йен всё равно догонит. Так и вышло: тот оказался рядом уже через пару шагов и успел заметить:              — Если что, ты можешь сбегать в кафе через дорогу.              — Да сдохну я, пока дойду, — Микки скривился, но тут же бросил взгляд на Йена. Тот смотрел на него с лёгкой улыбкой — и, конечно, с этим своим терпеливым выражением, которое бесило и умиляло одновременно.              — Тебя сэндвич Эбби быстрее прикончит, — хмыкнул Йен и хлопнул его по плечу. — Ладно, не забудь про обед.              Микки ничего не ответил, только закатил глаза, но уже шагал по коридору, оборачиваясь по сторонам в поисках Мэнди.              В больнице было многолюдно, но ничего удивительного — пришло время пересменки. Медсёстры и врачи торопливо переговаривались у поста, передавая друг другу кипы документов. Пациенты, кто на костылях, кто в креслах, сновали по коридорам, будто надеясь, что, если выглядеть достаточно занятыми, им удастся избежать очередного укола или проверки.              Микки, с серьёзным выражением лица, направлялся к столу старшей медсестры, вдыхая запах антисептика и свежих бинтов. Он чувствовал, как его наполняет волнение перед новым рабочим днём. В этот момент Йен быстро бросил ему:              — Пойду переоденусь, увидимся, — по выражению его лица Микки мог сказать, что тот еле сдерживается, чтобы не приблизиться для поцелуя. — Увидишь девчонок, скажи им, чтобы ждали меня в 5-й палате.              Микки кивнул, засовывая руки в карманы, и направился к Бритни, которая, по всей видимости, занималась планированием дежурств.              — Привет, Мэнди уже ушла?              Бритни кивнула, не поднимая головы.              — Как ночная? Надеюсь, без происшествий.              — Два с черепно-мозговыми травмами и один с сильным головокружением, — сказала девушка, отрывая глаза от бумаг на столе. — Если сможешь посмотреть их, будет отлично.              — Черепно-мозговые травмы? Сколько швов мне сегодня наложить? — поинтересовался он с лёгким сарказмом.              — Надеюсь, только два, — ответила Бритни с улыбкой. — Но, понимаешь, никогда не знаешь, что может произойти за смену.              Микки хмыкнул и посмотрел список пациентов.              — Ну, если бы у меня был выбор, то я предпочёл бы просто швы, а не операции, — сказал он, закатывая глаза. — Какой из них хуже?              — Первый, — ответила Бритни, указывая на экран. — Оба в смотровой. Они получили травмы в результате падения с высоты.              — Понял, — сказал Микки, иронично потянувшись. — Пора спасать мир, как всегда.              — Удачи, — сказала Бритни, возвращаясь к своим делам. — Не забудь принести мне кофе!              Микки пальцами показал ей «окей» и направился к ординаторской, чтобы переодеться. Но не успел он сделать и пары шагов, как обернулся и крикнул:              — Эй, Бритни, моих оболтусов ещё нет? Как только появятся, отправь их ко мне. И Йен попросил, чтобы Лу и Рейчел ждали его в 5-й палате, спасибо.              Он почувствовал, как снова возвращается в своё привычное спокойное состояние, как уверенность разливается по венам и согревает кончики пальцев. Этот запах, этот шум, эта атмосфера была как лекарство, как бы иронично это не звучало. Каждый раз, когда жизнь становилась невыносимой, он возвращался в больницу и окружал себя людьми, для которых был якорем.              Йен улыбнулся, делая последний глоток кофе и пробегаясь любопытным взглядом по нему с головы до ног, а потом мазнул губами по скуле, когда выходил из ординаторской.       

***

      Харпер и Ли редко опаздывали, поэтому, когда это происходило, Микки не ругался. Вместо этого он просто продлевал их рабочую смену ровно на то время, которое они потеряли утром. По его мнению, это самый эффективный способ воспитать ответственность — проверено на собственной шкуре.              Когда он сам был интерном, его ординатор действовал гораздо жёстче: опоздавших не только оставляли после смены, но и прилюдно отчитывали посреди больничного коридора, а затем так заваливали работой, что об обеде можно было забыть. Микки знал, как унизительно и изнурительно это ощущается, поэтому никогда не прибегал к подобным методам. Иногда обстоятельства бывают сильнее человека, и он это понимал лучше многих. Тем более, что вероятность отмены планов на вечер и так была достаточным наказанием.              Микки вышел из смотровой, направляясь к столу старшей медсестры, а за ним следовали два интерна.              — Сегодня вы в терапевтическом отделении с Джонсом, потому что у меня нет операций, а в хирургию никто не поступал. Соберёте анамнез, проведёте осмотр и процедуры, если нужны, поставите диагноз и будете самыми настоящими паиньками, понятно?              — Вот чёрт, я предвидел что-то такое! — шепнул Харпер, наклонившись к Ли. — Да, босс.              Микки закатил глаза и, подойдя к столешнице, стал листать документацию.              — Чего замерли? Брысь отсюда. Третий этаж.              Когда Микки обернулся, их уже и след простыл. Поставив последнюю подпись, он взглянул на наручные часы. Собрание начиналось через полчаса и это был идеальный момент, чтобы выпить кофе и забросить в желудок что-нибудь съестное, так что Милкович отправился в кафетерий за кофе для себя и Бритни.              [Микки]: Есть свободные 10 минут? Выпьем кофе?              Ответ не заставил ждать.              [Йен]: Буду через 5 минут              Милкович вернулся из кафетерия с тремя стаканчиками кофе, оставил один на столе для Бритни, прикрепив к нему стикер, и ушёл в ординаторскую. Он так и не купил ничего съедобного, а утром забыл взять еду, потому что наличие Йена поблизости превращает Микки в безмозглого идиота, и за это, по всей видимости, он поплатится голоданием — хотя, иногда оно даже полезно.              Когда он открыл дверь ординаторской, то абсолютно не ожидал уже увидеть Йена. Тот стоял рядом со столом, на котором лежали два аккуратно упакованных сэндвича в крафтовой бумаге и два салата в картонных контейнерах. Рядом стопка салфеток, пластиковые вилки и маленькие баночки с соусами. Всё это явно из того самого кафе, которое Галлагер упоминал утром.              Микки замер в дверях, разглядывая стол с едой, а потом перевёл взгляд на Йена. На его лице мелькнула благодарная, почти застенчивая улыбка, но он быстро скрыл её словами:              — Ты что, решил открыть благотворительный фонд помощи забывчивым врачам?              Йен, скрестив руки на груди, с лёгкой усмешкой наблюдал за его реакцией.              — Просто подумал, что кто-то должен убедиться, что ты не умрёшь от голода прямо на смене, — ответил он, кивнув на коробки. — К тому же, я тоже причастен к тому, что мы оба остались без завтрака сегодня.              Микки подошёл ближе и протянул Йену стаканчик.              — Ваш кофе, сэр. Даже не знаю, как вы будете за него расплачиваться, — лукаво улыбнулся он, медленно приближаясь пока их губы не оказались напротив друг друга.              — А я-то наивно предполагал, что у нас отношения на безвозмездной основе. Не волнуйтесь, доктор Милкович, я обязательно рассчитаюсь за этот кофе, как только вы отплатите за обед, — Йен обнял его за талию, пробираясь руками под халат, и обнял, зарываясь носом в шею.              — Эй, Йен, — тихо позвал его Микки, прикрывая глаза. Как только тот отстранился от его шеи, а лицо замерло напротив него, Милкович продолжил: — Спасибо.              — Не за что, детка.              Они приблизились для поцелуя. Микки почувствовал, как тёплое дыхание коснулось его лица, а нос Йена коснулся его собственного. Они почти поцеловались, когда со стороны двери донеслось удивлённое и взволнованное: «Ой». Сердце Микки подпрыгнуло в горло, а желудок неприятно сжался. Два ординатора отпрыгнули друг от друга, как ошпаренные, в панике пытаясь придумать слова для того, чтобы объяснить ситуацию.              Рейчел стояла, открыв рот от увиденного, выдавливая из себя непонятные звуки и переводя взгляд с одного мужчины на другого.              — Это не то, что ты подумала, — как только эти слова покинули его рот, он понял, как же глупо это прозвучало.              — Неужели? Вы решили проверить ротовую полость Микки и провести не только внешний осмотр, но ещё и внутренний? — бросила она, складывая руки под грудью.              — Нет, я не… не это имел в виду, — выдохнул Йен. — Мы состоим в отношениях уже какое-то время, и я бы хотел тебя попросить сохранить в тайне то, что ты только что видела.              — Или мы можем тебя уволить, — бросил Милкович, садясь за стол. Ему совершенно не хотелось оправдываться перед интерном.              Йен бросил на него раздражённый взгляд, но потом снова повернулся на Рейчел.              — Микки так шутит, никто тебя увольнять не собирается.              — В любом случае, меня это не касается. Тем более, что вы не единственные, кому плевать на это правило больницы, — отмахнулась она и прошла вглубь комнаты. — Я пришла, чтобы забрать историю болезни, вот и всё. Приятного аппетита.              Она бросила последние слова через плечо и скрылась за дверью. Микки раздражённо вздохнул, упёршись локтями в стол и сцепив пальцы.              — Славно выкрутились, — пробормотал он, уставившись на свой нетронутый сэндвич.              — Могло быть и хуже, — отозвался Йен, опускаясь на стул напротив. — Вообще-то у неё были к тебе чувства какое-то время назад, разве ты не знал? — он поднял глаза, ожидая реакции Милковича, но тот даже бровью не повёл. Он знал.              Микки уткнулся взглядом в стол, раздумывая о том, как быстро всё вышло из-под контроля. Почему с каждым днём количество его проблем росло в геометрической прогрессии? Не хватало сейчас ещё разбирательств с Лагард. Нет, он не думал, что Рейчел пойдёт на них доносить, но чем меньше людей знало, тем лучше.              Они с Йеном слишком расслабились, погрузившись в свой маленький любовный мир. Запрет на личные отношения на работе существовал не просто так. Вроде бы логично — меньше драмы, меньше конфликтов интересов. Когда эмоции не смешиваются с профессиональными обязанностями, всё работает куда эффективнее. Но даже врачам ничто человеческое не чуждо.              Он вспомнил, как на первых встречах с начальством им буквально вдалбливали: никаких романов на работе. Всё должно быть прозрачно, никаких слухов, никаких симпатий, которые могли бы повлиять на рабочий процесс. По словам администрации, это портило атмосферу и в конечном итоге вредило пациентам.              Но ведь никто никогда не говорил, что это правило поможет. В реальности было иначе. Микки видел, как у других сотрудников всё равно завязывались отношения, просто те тщательнее скрывали это. Некоторые — успешно, некоторые — нет. Он даже помнил пару случаев, когда такие романы заканчивались увольнениями.              Он поднял глаза на Йена, который выглядел спокойным, даже немного довольным. Тот сидел напротив и спокойно ел свой салат, словно только что ничего не произошло. Микки не знал, как ему удавалось сохранять такую уверенность.              — Тебя, я смотрю, ничего не тревожит, — пробормотал Милкович, отпивая кофе.              — О, перестань, — отмахнулся Йен. — Каждый первый в этой больнице или встречался с кем-то, или спал. Не такое уж и большое дело.              — Откуда ты знаешь? — и в этот момент Микки вспомнил, что Галлагер общался буквально с каждой медсестрой-сплетницей в Вейсе. — А, да, точно. Забыл, с кем разговариваю. Ну и с кем же ты спал, Галлагер?              Йен усмехнулся, не отвлекаясь от салата.              — Никогда не смешивал работу с личной жизнью, — спокойно ответил он. — Ну, до тебя, конечно. Ты исключение.              Микки нахмурился, пристально глядя на него.              — Правда? — он наклонился ближе, с подозрением разглядывая лицо Йена, словно пытаясь найти намёк на шутку.              — Правда, — Йен поднял глаза, встретив его взгляд. — Хотя, если ты хочешь, чтобы я признался в каких-нибудь горячих интрижках, извини, разочарую.              Микки поморщился, словно эта идея была ему неприятна даже гипотетически.              — Просто ты говоришь так, будто кто-то организовал место для свиданий в этой больнице, — пробормотал он, откинувшись на спинку стула.              — Люди — это люди. Ты ведь сам знаешь, что запреты не остановят того, что уже случилось.              Микки замолчал, обдумывая его слова. Он знал, что Йен прав. Любые правила — это лишь условность, которую можно обойти, если сильно захотеть. Да, запрет на отношения был создан, чтобы избежать конфликтов, но как будто кто-то может контролировать, когда и в кого влюбиться.              И всё-таки Микки не мог избавиться от беспокойства. Его жизнь уже была сложной, и последнее, чего он хотел, — это осложнить её ещё больше, если их всё-таки поймают.              — Мы всё равно должны быть осторожнее, — наконец произнёс он, немного тише, чем обычно.              Йен улыбнулся, его взгляд стал мягче.              — Мы и будем. Всё будет нормально, обещаю.              Микки только покачал головой, делая вид, что не поверил. Но, глядя на Йена, он чувствовал, как напряжение в груди начинает понемногу отпускать. Может, он действительно прав? Может, это не такое уж большое дело?              Три с половиной года назад Микки уже пересекал эту черту, заводя отношения с Чедом, но это и рядом не стояло с тем, что есть у него сейчас с Йеном. Тогда всё было проще. Больше лёгкости, меньше напряжения. Он даже не задумывался о запретах или последствиях.              Йен не был похож на ту давнюю интрижку. Он вообще ни на кого не был похож. С ним всё было сложнее. Тревожнее. И одновременно с этим — куда важнее. Его лёгкая улыбка, взгляд, в котором всегда читалось что-то тёплое и надёжное, и этот удивительный баланс между заботой и уверенностью, которые он излучал, — всё это заставляло Микки думать, что рядом с ним жизнь становится проще. И сложнее.              Сложнее потому, что Йен словно видел его насквозь. Видел то, что Микки привык скрывать за сарказмом и отстранённостью. С ним нельзя было просто отмахнуться или уйти в себя. Йен всегда находил способ дотянуться до него, пробить ту броню, которую Микки строил годами. И проще, потому что он ничего не требовал взамен. Просто был рядом. Точно знал, когда нужно что-то сказать, а когда лучше промолчать. Как будто понимал его без слов.              С Йеном всё чувствовалось иначе. Не мимолётной прихотью, не глупой ошибкой. Это было чем-то таким, от чего хотелось и убежать, и держать крепче одновременно.              Именно поэтому Микки сейчас волновался. Потому что, в отличие от прошлого, он не хотел потерять то, что есть у них с Йеном. Не хотел, чтобы какая-то глупая ошибка или чужие сплетни поставили под угрозу то, что становилось для него всё более важным.              Он сидел напротив Йена, смотрел, как тот спокойно ест свой салат, совершенно не испытывая ни капли беспокойства, и думал, как ему удаётся быть таким. Таким… правильным. Таким настоящим.              Йен поднял взгляд, поймал его глаза и слегка улыбнулся, как будто знал, о чём Микки думал в этот момент. И, чёрт возьми, может, он действительно знал.              Микки отвернулся, делая вид, что просто проверяет время на часах. Но в груди всё равно что-то сжалось, как будто он понимал: это «иначе» уже невозможно игнорировать.              

***

             Совещание с управляющей больницей Мирандой Лагард проходило в просторном конференц-зале с большими окнами, откуда открывался вид на оживлённый двор больницы. За длинным столом, заваленным документами и ноутбуками, сидели врачи, медсестры и административный персонал. Атмосфера была напряженной, все переглядывались и перешёптывались между собой в ожидании.              Миранда, выглядящая просто потрясающе в строгом синем брючном костюме под халатом, начала совещание, посмотрев на всех присутствующих. Она разложила перед собой бумаги и включила проектор, на котором появилось первое слайд-шоу с ключевыми показателями работы больницы.              — Доброе утро, всем, — начала она. — Спасибо, что нашли время для этого совещания. Сегодня мы обсудим несколько важных вопросов, касающихся нашей работы и пациентов.              Йен, сидящий рядом с Микки, почесал затылок и шёпотом спросил:              — Ты думаешь, нам снова придётся говорить о дефиците медикаментов?              Микки лишь пожал плечами, поглядывая на Миранду, хотя внутри появилось холодное и липкое чувство. Она продолжила:              — Прежде всего, давайте обсудим результаты нашей последней оценки качества обслуживания. Есть несколько областей, где мы можем улучшиться. Мы получили отзывы от пациентов, и некоторые из них касаются времени ожидания в приёмном отделении.              Зал загудел, и Бритни, сидевшая с другого конца стола, подняла руку.              — Да, действительно, пациенты жалуются на долгие ожидания. Может быть, нам стоит рассмотреть возможность увеличения числа смен?              — Это отличная идея, — поддержал её Йен. — Мы могли бы попробовать ввести дополнительные дежурства, особенно в пиковые часы.              — Или увеличить количество интернов, чтобы разгрузить основную команду, — добавил Микки, кидая взгляд на Йена, который кивнул в знак согласия.              Миранда записала предложения и продолжила:              — Хорошо, я внесу это в протокол. Теперь давайте обсудим новый проект по улучшению нашей инфраструктуры. Мы получили финансирование на модернизацию некоторых отделений, и нам нужно решить, какие из них требуют первоочередного внимания.              В это время один из хирургов, доктор Рейес, поднял руку.              — Я бы предложил обновить операционные. У нас есть устаревшее оборудование, и это может повлиять на результаты операций.              Миранда кивнула, а Йен добавил:              — Мы также должны подумать о новой системе электронной документации. Это значительно ускорит процесс и уменьшит количество ошибок.              После обмена мнениями о необходимых обновлениях и возможностях, Миранда обратилась к Микки и Йену:              — У вас есть какие-либо дополнительные предложения по улучшению работы больницы?              Микки, чувствуя на себе взгляд Йена, выдохнул и сказал:              — Может быть, стоит также организовать регулярные тренинги для всего персонала? Это может повысить общую эффективность и качество ухода за пациентами.              Миранда кивнула, и атмосфера в зале стала более лёгкой. Обсуждение продолжалось, и, хотя проблемы оставались, поддержка и идеи, которые высказывались, создавали ощущение единства и команды, работающей на общее благо. Совещание завершилось, когда все вопросы были улажены и не осталось тем для обсуждения. Однако, прежде чем отпустить всех, Миранда прочистила горло:              — Так же хочу сообщить, что с этого дня доктор Лишман больше не является сотрудником нашей больницы, он подал заявление об увольнении и сейчас мы находимся в поисках нового пластического хирурга.              Её слова повисли в воздухе, вызвав короткую, но ощутимую тишину в кабинете. Джимми Лишман был фигурой, которую сложно игнорировать, независимо от отношения к нему. Некоторые уважали его за профессионализм, другие недолюбливали за сложный характер, но никто не мог отрицать его талант.              Несколько человек обменялись быстрыми взглядами, но никто не рискнул заговорить первым. Миранда, казалось, ожидала подобной реакции и продолжила, уверенно оглядев зал:              — Мы уже начали собеседования с кандидатами и уверены, что найдём достойную замену. И если у кого-то есть предложения или рекомендации, то настоятельно прошу обращаться напрямую ко мне.              На этом она завершила совещание, давая всем понять, что обсуждение закрыто. Люди стали подниматься со своих мест, тихо переговариваясь, делясь догадками о причинах ухода Лишмана.              В коридоре разговоры продолжились. Кто-то предположил, что доктор ушёл из-за конфликта с Мирандой, кто-то считал, что его давно привлекали в другую, более престижную клинику. Ходили даже слухи о его личных проблемах, но никто не знал наверняка.              — Ты что-нибудь слышал о том, что он хочет уйти? — спросил Микки у Йена, намекая на его общение с персоналом больницы.              Галлагер нахмурился, оборачиваясь по сторонам, и задумчиво почесал голову, прежде чем повернуться лицом к Микки.              — Медсёстры говорили что-то о том, что он решил сбежать. Но я не думаю, что это правда. Два дня назад они говорили, что от него кто-то забеременел, — сказал он тоном, который звучал как «ну и бред, кто в это поверит вообще?». — Сходим покурить?              Микки бросил взгляд на наручные часы и кивнул. Пять минут у него точно найдётся.              Галлагер настоял на том, чтобы взять верхнюю одежду, а потом застегнул куртку Микки аж под горло, за что получил недовольный взгляд и тычок под рёбра. Тот лишь пожал плечами и буркнул что-то о том, что «не хочет, чтобы его парень заболел, но будет стараться приготовить куриный бульон, если придётся». Микки возмущался только для вида, как и всегда.              — Завтра у нас всё в силе?              — Ты о чём? — нахмурился Йен, поджигая сразу две сигареты, после чего передал одну Микки.              — У тебя выходной, я заканчиваю рано. Мы же договаривались сходить вместе в центр на новогоднюю ярмарку, а потом поесть где-нибудь.              — Вот чёрт, я пообещал заехать к девочкам, чтобы сделать с ними домашку. Мы не виделись уже несколько недель, — сказал он, с сожалением глядя на Милковича.              Тот нахмурился, отводя взгляд с торону, а потом возвращая его обратно на Йена.              — Ты же был у них в понедельник, — прищурился он.              — Да, но это ощущается, как вечность, — нервно засмеялся тот, размахивая рукой с сигаретой. — Давай я приеду к тебе после, и мы посмотрим какой-нибудь фильм?              Микки молчал достаточно долго для того, чтобы тишина стала напряженной. Он выбросил недокуренную сигарету в урну и повернулся к Йену, скользнув по нему взглядом. Тот стоял рядом, расслабленно облокотившись на стену, но в его позе сквозило какое-то едва заметное волнение.              — Ладно, как хочешь, — пробормотал Микки, вроде бы отмахиваясь от разговора, но внутри что-то неприятно сжалось.              Йен кивнул, с явным облегчением принимая эту фразу за конец обсуждения. Он коротко улыбнулся, будто ничего не произошло, но Микки заметил, как тот слишком быстро перевёл взгляд куда-то в сторону.              Пауза затянулась. Снег продолжал валить крупными хлопьями, прилипая к курткам и ботинкам. Микки сунул руки в карманы и чуть наклонил голову, глядя в сторону здания больницы.              Он не хотел раздувать из этого проблему. Не в его стиле было устраивать сцены из-за мелочей, да и к тому же, он привык, что Йен часто был занят. То семьёй, то работой, то какой-то другой важной ерундой. И всё это вроде бы объяснимо. Йен такой — добрый, заботливый, с огромной душой и сердцем нараспашку.              Но где-то внутри Микки грызла мысль о том, что Йен почти не рассказывает о себе.              Он раньше не задумывался об этом. Йен всегда охотно слушал, как прошёл его день, мог поддержать разговор о больничных буднях или выслушать очередную жалобу на сложных пациентов. И он отвечал, рассказывал о своей работе, делился мыслями и чувствами, но не тем, что его тревожит и беспокоит. Не чем-то личным. Как будто Микки пока ещё не переступил черту, за которой хранятся тайны и страхи.              Он не мог не начать копаться в себе, хотя знал, что это гиблое дело. Микки простая открытая книга, в то время как Йен целая трилогия загадок.              Где он проводил всё это время, когда уезжал? Чем занимался, кроме работы? Почему всё время находились какие-то дела, которые не включали Микки?              Эти вопросы пришли внезапно, как порыв холодного ветра, и оставили после себя неприятное ощущение. Микки попытался стряхнуть их, как мокрый снег с плеч. Конечно, Йен ничего не скрывает. Просто ему некогда. Просто он такой.              Но мысль не отпускала. Она затаилась где-то на задворках сознания, как заноза, которая вроде бы не болит, но всё равно даёт о себе знать, стоит чуть сильнее на неё надавить.              

***

             Мэнди вошла в отделение, чувствуя, как страх растекается по телу, будто ледяная вода. Вчерашний день обрушился на неё воспоминаниями, от которых хотелось закрыть глаза и провалиться сквозь землю. Она не понимала, как дошла до этого, как позволила себе нажать ту чёртову кнопку. Всё происходило словно в тумане: её рука потянулась к панели, нажала на клавишу, и после секундного писка аппаратура замерла.              Она не дождалась, чтобы посмотреть, что произойдёт дальше. Развернулась и ушла, стараясь не оборачиваться. Все чувства: ужас, вина, паника — накрыли её уже позже, когда она лежала без сна и пыталась убедить себя, что это ей приснилось.              Но теперь она была здесь, вернулась, чтобы проверить: на самом ли деле это случилось?              Холодные белые стены, ровное гудение ламп, люди в белых халатах, сосредоточенные на своих делах, — всё это обычно внушало ей чувство порядка, но сейчас казалось угнетающим. Её ладони вспотели, а в голове крутилась одна и та же мысль: «Я сделала это. Чёрт, я действительно это сделала».              Она заставила себя шагать вперёд. Ботинки на каблуках стучали по кафелю, и этот звук, обычно такой уверенный, сейчас отдавался в ушах, как удары молотка. Она надеялась, что никто не обратит на неё внимания, но каждый взгляд, скользнувший по ней, заставлял вздрагивать, будто её вот-вот обвинят.              Шаг за шагом, она шла по коридору, избегая встречаться взглядом с коллегами. Когда она вошла в палату, сердце пропустило удар. Клифтон Хоуэлл лежал на том же месте. Мониторы работали, ровные звуки сигналов подтверждали, что всё в порядке. Она замерла, разглядывая экран с показателями.              Как это возможно? Она была уверена, что вчера отключила его от аппарата. Это не мог быть сон. Её пальцы всё ещё помнили, как нажимали кнопку. Она так чётко видела, как показатели начали падать.              — Мэнди, — тихий голос позади заставил её вздрогнуть.              Она обернулась и увидела Ли. Интерн стоял в дверях, с чуть нахмуренным, но вовсе не осуждающим выражением лица.              — Я знал, что ты придёшь, — сказал он, входя в палату. — Всё нормально.              Она посмотрела на него, с трудом сдерживая дрожь в голосе.              — Ты… ты знаешь?              — Да, — спокойно ответил он. — Я был здесь, когда это случилось.              Она ахнула, почувствовав, как ноги подкашиваются.              — Ли, я… Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотела. Я просто… это как наваждение.              Он кивнул, подходя ближе.              — Я понял. Именно поэтому снова включил аппарат. Пациенту ничего не угрожает, всё под контролем.              Мэнди закрыла лицо руками, чувствуя, как горячие слёзы подступают к глазам.              — Ли, я… меня уволят. Меня посадят, если это вскроется.              Он положил руку ей на плечо, лёгкое, едва ощутимое прикосновение, но от него ей стало немного легче.              — Никто не узнает, — уверенно сказал он. — Я ничего не скажу.              Она подняла на него взгляд, в котором смешались благодарность и боль. Мэнди стояла, не зная, куда себя деть, когда Ли неожиданно обнял её. Это было так просто, так естественно, что она не сразу осознала, как её лицо оказалось у него на плече.              — Всё в порядке, — тихо сказал он, его голос был мягким, почти неслышным.              Она сжалась в его объятиях, как будто пыталась спрятаться от всей этой ужасной реальности. Слёзы прорвались наружу, и она почувствовала, как внутри нарастает невыносимое чувство вины.              — Я… я ужасный человек, Ли, — прошептала она, дрожа всем телом.              Он осторожно погладил её по голове, его ладонь двигалась уверенно, успокаивающе.              — Нет, ты не ужасный человек. Ты просто испугалась, — сказал он, его голос оставался спокойным, как будто Ли говорил это не для неё, а для самой вселенной.              Она закрыла глаза, уткнувшись лицом в его халат, и почувствовала, как рыдания сотрясают её грудь.              — Я не хотела этого… Я правда не хотела.              — Знаю, — повторил он, снова погладив её по голове. — Всё уже позади. Никто ничего не узнает, пациент в порядке. Теперь главное — ты.              Его слова звучали так искренне, что Мэнди впервые за всё это время почувствовала хоть какое-то облегчение.              — Ли, спасибо, — прошептала она, хотя эти слова казались слишком слабыми, чтобы выразить всё, что она сейчас ощущала.              Он только кивнул, продолжая держать её в объятиях, пока её слёзы не начали иссякать, а дыхание — приходить в норму. Виноватое чувство всё ещё гнездилось где-то глубоко внутри, но рядом с Ли она чувствовала, что, возможно, ещё не всё потеряно.