Влюблённым предоставляется лечение

      «Иногда самый сложный выбор — это не тот, который приводит к счастью,

а тот, который заставляет нас понять, кто мы на самом деле»

      Микки не знал, в какой момент что-то пошло не так. Он стоял около стеклянных дверей больницы, смотря вслед нотариусу, который только что отдал ему копию документа, подтверждающего, что он вступил в наследство, а через секунду весь его мир перевернулся с ног на голову.              Мэнди оказалась рядом в считанные мгновения, но успела настигнуть Микки, потому что дорогу ей преградил Йен. Старший ординатор Йен Галлагер, его парень, его любимый человек, закрыл его своей спиной, перехватывая руки сестры. Она плакала и кричала, а Мики смотрел на неё, не в силах отвести взгляд.              — Ты не будешь его оперировать, Микки! Ты не дашь этому ублюдку наслаждаться спокойной жизнью после того, как он убил моего отца! Ты слышишь меня, Микки? Этого не будет! — кричала она, пытаясь вырваться из хватки Йена, но тот лишь крепче прижал её к себе.              Не только Микки, но и вся больница слышала их. Йен кивнул куда-то в сторону, где стояли медсёстры, и те подбежали, чтобы вколоть девушке успокоительное, но она выбила шприц у Бритни из рук.              — Успокойся, блять, — наконец сказал Микки. — Спасибо, Бритни, это не понадобится.              Йен обернулся через плечо, встречая напряженный взгляд Микки, и тот махнул рукой, чтобы он отпустил Мэнди.              — Какого чёрта ты устраиваешь сцену прямо посреди холла? — прошипел он ей, а потом схватил за руку и потащил в сторону ординаторской. Йен следовал за ними.              Мэнди немного успокоилась, судя по тому, что она больше не пыталась наброситься ни на брата, ни на Галлагера, но не переставала плакать. Как только дверь за ними захлопнулась, она обернулась на Микки с яростью в глазах.              — Почему ты не злишься? Хочешь сказать, что согласен провести операцию? Напомнить тебе, кто он такой? Напомнить, что он пришёл сюда, чтобы убить меня? — зло прошипела она, приближаясь и тыча пальцем в грудь Микки.              Милкович крепче сжал челюсть, отворачивая голову в сторону. Она была права, Клифтон целился в неё, и эта мысль как ножом резала его. Но он знал, что как врач, он не может позволить эмоциям взять верх, когда на кону стоит жизнь. Время шло — он чувствовал, как нарастающая тревога в груди превращалась в остриё — Хоуэлла, наверняка, уже готовили к операции, а у него не было ни секунды на разборки с сестрой.              — Почему ты молчишь, Микки? Ты не будешь проводить операцию! — Мэнди, видя его молчание, ещё больше разъярилась, почти крича.              — Буду, — сказал он твёрдо. — И проведу.              На её лице появилось нечто новое — это уже была не ярость. Она выглядела как-то потерянно, разочарованно, даже печально, потому что явно не ожидала такого ответа.              — Мэнди, это работа. Микки не может отказаться от операции только потому, что у вас с ним конфликт интересов. Это, блять, его прямая обязанность, — сказал Йен.              — Тебя вообще никто не спрашивал! — Мэнди вскрикнула с такой ядовитой злостью, что воздух стал ещё более напряжённым. — Почему ты вообще лезешь в это? Твоя работа — вырезать аппендициты, а не совать нос в чужие дела!              Йен открыл рот, ошарашенный её тоном и словами, но не успел ничего сказать — Микки его опередил.              — Не смей с ним так разговаривать. Кем ты себя возомнила? — рычал он, яростно указывая пальцем на сестру. — Моргнуть не успеешь, как вылетишь отсюда, и я не буду защищать тебя перед Мирандой из-за того, что ты не выполняешь свои обязанности.              Микки поглубже вдохнул воздуха и продолжил.              — Значит так, ты не будешь указывать мне, что делать. Я проведу операцию, потому что я так решил. Хоуэлл ничем не отличается от любого другого пациента этой больницы и, если вдруг ты забыла, я, как и все здесь, находимся в этой больнице, чтобы спасать человеческие жизни, не зависимо от обстоятельств. Этот ублюдок вернётся обратно в тюрьму и будет гнить там до конца своей жизни, но он не умрёт из-за меня, понятно?              Мэнди всхлипнула, смотря на него, а затем на Йена. Микки тоже обернулся на него, и встретился с самым ласковым и понимающим взглядом, который когда-либо видел. Это было всё, что ему нужно, чтобы почувствовать облегчение. Поддержка Йена была важна больше всего.              — Подождите… — прошептала Мэнди, теряя дар речи. Её взгляд то и дело метался между двумя ординаторами. — Почему вы…? О боже! — она замолчала, явно осознав что-то.              По спине Микки пробежал табун мурашек. Она догадалась.              — Только не говорите мне, что вы вместе, — её голос был едва слышен, полон шока и растерянности.              Милкович больше не видел смысла скрывать их от сестры, только не после того, как Йен защищал его всеми возможными способами несколько минут назад. Только не после того взгляда, которым он на него смотрел. Только не после того, как Галлагер заставлял его себя чувствовать. Он посмотрел Мэнди прямо в глаза и кивнул. Лицо осталось бесстрастным, не дрогнул ни один мускул.              — И ты скрывал его от меня всё это время? — её слова звучали как нож в сердце. — Я думала, мы близки, а ты… скрывал отношения с ним? Знаешь, что, Микки? Иди к чёрту! — она резко развернулась и почти выбежала из ординаторской.              Микки стоял, ощущая, как его мир рушится под тяжестью того, что только что произошло.              Он глубоко вздохнул и накрыл глаза ладонью, с силой нажимая пальцами на глаза. Это не должно было так закончиться. Он подошёл к дивану и опустился на него, прикрывая веки. Ему была нужна секунда, чтобы собраться с мыслями, а потом он сможет продолжить работать.              Руки Йена опустились на его плечи, поглаживая в успокаивающем жесте.              — Всё будет в порядке, она сможет это пережить, — сказал он, опускаясь на корточки рядом с Микки.              — Знаю, — шумно выдохнул он. — Просто думал, что будет легче.              Йен нежно коснулся большим пальцем его подбородка, чуть поглаживая, а вторую руку запустил в волосы, притягивая Микки к себе, и соединил их губы. Он приобнял Йена за шею одной рукой, языком проскальзывая через кромку зубов, а потом немного пососал его нижнюю губу и отстранился. Это его новый и самый действенный способ успокоительного.              — Мне нужно идти, — тихо сказал Микки, касаясь лбом лба Йена.              — Да. Мы справимся со всем вместе, слышишь?              Микки кивнул, и они оба поднялись на ноги. Он сделал шаг в сторону двери, но Галлагер развернул его за плечо и нежно коснулся губами лба — это уже стало их небольшой традицией перед сложными операциями. Микки ещё раз посмотрел на него, а потом вышел из ординаторской, отправляясь на операцию.              Клифтона Хоуэлла Микки видел лишь однажды по телевизору, когда почти на всех каналах крутили суд над человеком, который пришёл с оружием в больницу. Террорист, убийца, киллер, как только его не называли. Микки не смотрел телевизор и намеренно избегал всех кричащих заголовков, слишком занятый поддержкой сестры в это трудное для них время.              Мужчина, лежащий на операционном столе, был мало похож на человека, пустившего пулю в живот сестры, — два года в тюрьме его не пощадили. Впалые щёки, чётко-выраженные надбровные дуги, острый нос, сухая кожа и бледные губы, он выглядел таким маленьким в большом помещении.              Руки Микки, покрытые резиновыми перчатками, дрожали, а сердце гулко стучало в ушах. Он пытался выкинуть мысли из головы, напоминая себе каждую секунду, что он врач, а перед ним лежит пациент. Точно такой же, как и все другие. Он сам пытался поверить в то, что сказал Мэнди не более пятнадцати минут назад, но воображение рисовало ужасные картинки. А что, если бы Терри не успел? Что, если бы его вообще не оказалось рядом? Что было бы с Мэнди? Его сестра могла быть уже два года как мертва, а отец жив-здоров. Что было бы с Микки, если бы тогда всё произошло иначе?              — Доктор Милкович, Вы в порядке? — спросила Джейн, вытирая выступивший холодный пот у него со лба, хотя он ещё даже не начал оперировать.              Микки чётко знал, что делать: провести трепанацию черепа, найти аневризму, ввести специальную металлическую клипсу и пережать стенку повреждённого сосуда. Так же он знал, что любое его неверное действие может повлечь за собой необратимые последствия. Это похоже на работу сапёра.              Время текло медленно, Микки даже попросил включить музыку в операционной, чтобы успокоить нервы и больше сосредоточиться. Но это, блять, не помогало. Он чувствовал себя ужасно несобранным, тревожился и разрывался между желанием закончить операцию и всадить ублюдку скальпель в открытый мозг.              Микки поднял руки и прикрыл глаза, привлекая внимание всех врачей и медсестёр.              — Мне нужна секунда, — тихо сказал он.              Он вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. Повторил ещё два раза. Микки ненавидел то, как на него смотрели его коллеги. В гробу он видал эти жалостливые взгляды.              — Порядок, — сказал он и взял в руки клипсу.              Операция закончилась, всё прошло удачно, но не для Микки, который ощущал себя предателем. Пришлось повторять себе слова о том, что он не судья и не ему решать жить человеку или умирать. Вот бы Мэнди тоже это понимала, тогда, может быть, ему бы не было так плохо.              Это был изнурительный день во всех его проявлениях. Сестра упорно делала вид, что его не существует, отворачивалась, когда Микки подходил, игнорировала его вопросы, а всё, что хотела сказать, — передавала через посредника. Милкович был готов волком выть из-за блядской несправедливости, которой теперь был весь его день, а может, и жизнь.              К нему то и дело подходили коллеги и интересовались самочувствием и настроением, а потом и вовсе Элли затеяла разговор по душам. Микки тошнило абсолютно от всех, кроме одного симпатичного рыжего, который напоминал ему лабрадора своими большими и внимательными глазами.              — Микки, ты правильно поступил, — сказала Элли, отодвигая от себя чашку кофе, чтобы похлопать Милковича по ладони.              Она почему-то решила, что ему требовалось обязательное присутствие кого-то живого и дышащего во время заполнения историй болезни, поэтому принесла чашку кофе и маффин из кафетерия и опустилась на стул напротив в ординаторской хирургического отделения.              — Знаю, — ответил ей Микки как можно вежливее, не поднимая взгляда от бумаг на столе.              — Что сказал Йен?              — Поддержал. Как и все в этой больнице, кроме Мэнди.              — Это самое главное, — выдохнула Элли, делая глоток кофе. — Она поймёт, просто ей для этого нужно время. Мельница божья мелит медленно, но верно.              Микки просто хотел остаться один. Он хотел, чтобы этот день наконец закончился, чтобы он смог уйти с работы, лечь в кровать и проспать до следующего года.              Он не хотел сидеть здесь и слушать, как его жалеет кто бы то ни было. Но он не мог просто встать и уйти — Элли не была виновата в том, что его жизнь превратилась в мыльную оперу, поэтому Микки заставил себя улыбнуться ей и продолжил работать, надеясь, что секундная стрелка каким-то образом ускорит свой ход.       

***

             Йен держался изо всех сил, чтобы не следовать по пятам за своим парнем, и работать спокойно. Получалось это у него так себе, потому что он не мог выкинуть из головы выражение лица Микки, когда тот ушёл на операцию. Йен, как никто другой, понимал, в какой ситуации оказался Милкович, как и то, что быть сейчас рядом с ним — нужно им обоим. Но это было неправильно.              За то время, что они знакомы, Йен уже достаточно выучил Микки, чтобы понять, что в данный момент лучше оставить его в покое и не давить. Лучше дождаться, пока Милкович сам будет готов на диалог. И это произойдёт, просто не сейчас. Возможно, когда они приедут домой, и Йен наберёт ему горячую ванну или приготовит ужин, — закажет, в его случае, — или они выпьют пива и сядут на диван, чтобы посмотреть сериал, который недавно начали, или после того, как Йен сделает ему умопомрачительный минет во время совместного душа, может быть тогда Микки будет готов с ним поговорить.              Как выяснилось, не только Галлагеру было тяжело держаться подальше от Микки сегодня, Ли и Харпер, как преданные падаваны своего джедая, каждый час порывались бежать к нему, чтобы отчитаться о проделанной работе и получить новые задания. Йену приходилось напоминать им, что он тоже старший ординатор, а ещё то, что сегодня Милковича лучше не дёргать лишний раз.              Когда пришло время обеда, они втроём расположились в ординаторской неотложного отделения за столом. Харпер достал из холодильника один алюминиевый лоточек, а потом из шкафчика упаковку лапши быстрого приготовления.              — Почему сегодня два? — спросил Галлагер, разогревая свою еду. Он очень надеялся, что Микки присоединится к ним за обедом, чтобы не остаться голодным.              — Лапша для меня, а ресторанное ризотто для Лу, — сказал он, заливая воду в чайник.              Йен удивлённо поднял брови и улыбнулся, встречаясь взглядом с Ли. Второй интерн лишь покачал головой, но уголки его губ всё равно устремились вверх.              — А как же твой жизненный принцип: «У настоящего самурая меч должен быть всегда тёплым, но главное вовремя доставать его из ножен»? — спросил Хонг, из-за чего Йен прыснул со смеху. — Что изменилось?              — Это я такое говорил?! — он выглядел оскорблённым до глубины души. — Знаешь, мой не просветлённый и занудный друг, соблюдающий целибат, жизнь — это очень непредсказуемая штука. Сегодня ты гордый и одинокий самурай, задумчиво глядящий в даль, а завтра согласен на харакири ради любимой женщины.              — Самураи не совершали харакири ради женщин, — фыркнул Ли.              — Плевать. Главное, что я избрал путь война и готов на всё, чтобы добиться своей цели, — наконец, сказал он.              Йен наблюдал за ними с улыбкой на лице, радуясь, что Ли и Харпер не похожи на запуганных, враждебно настроенных и пугливых интернов, каким был он сам во время учёбы. У них есть личная жизнь и время на неё, но главное, чтобы это не мешало работе. Хотя, по своему опыту Йен мог сказать, что наличие личной жизни иногда даже играет на руку.              Ли и Харпер продолжили шуточно переругиваться между собой, а Йен достал из кармана телефон и завис на секунду, размышляя, стоит ли писать Микки сейчас. Он заблокировал телефон и отложил его на стол экраном вниз.              Лу и Рейчел появились в ординаторской десятью минутами позже, хихикая и тихо переговариваясь между собой. Из всего, что они сказали, Йен понял только то, что у Рейчел, кажется, закрутились отношения с Мейсоном, что было довольно неплохо, учитывая её влюблённость в Микки. Он не мог её винить — перед чарами статного голубоглазого мужчины было трудно устоять, он и сам попался в его сети, хотя и пытался сопротивляться какое-то время. Сейчас же он был уверен, что запал на Микки в самый первый день, ему просто потребовалось время, чтобы самому себе в этом признаться.              Йен украдкой наблюдал, как Харпер заискивает перед Лу, разогревает ей ризотто и даже отодвигает стул, чтобы она могла сесть. Сложно было понять, производит ли это на неё впечатление, но Ремер весь светился от счастья, даже если девушка никак не комментировала происходящее.              Рейчел только загадочно улыбалась, Ли смотрел на происходящее с высоко поднятыми бровями, а Йен молча продолжал есть, слишком погруженный в свои мысли, чтобы хоть как-то реагировать, и просто надеялся, что у Микки всё хорошо.       

***

      Когда Йен зашёл за ним в ординаторскую хирургического отделения, мягко улыбнулся и сказал, что пора ехать домой, это было как манна небесная. Микки с силой захлопнул историю болезни перед собой, бросая её в небольшую стопку в середине стола, встал и размял шею. Он был более чем готов покинуть больницу с Йеном на пару.              В последнее время он чувствовал себя ужасно уставшим, как будто все силы уходили на решение всех проблем, с которыми он сталкивался практически ежедневно. Иногда он жалел, что его график работы далёк от пятидневного восьми часового, как у других людей. Если бы у него было хотя бы два свободных дня, он бы совершенно точно запланировал им с Йеном уик-энд где-нибудь в санатории с удобными кроватями, здоровыми завтраками и термальными минеральными бассейнами, где температура воды всегда выше сорока градусов. А в некоторых даже были специальные этажи, где запрещены не только плавки и купальники, а даже полотенца, чтобы телу ничего не мешало дышать. Хотя Галлагер бы вряд ли согласился, чтобы кто-нибудь смотрел на голое тело Микки, кроме него самого. Он слишком ревнивый для такого экспириенса.              — Хочешь принять ванну, когда мы придём домой? — слово прочитав мысли Микки, спросил Йен.              Ванна, конечно, мало сравнится с термальным бассейном, но это уже хоть что-то.              — Только если вместе, — ответил он, кладя руку своему парню на заднюю часть шеи и притягивая его для поцелуя.              Йен коснулся его спины, пробегаясь пальцами по напряженным мышцам и чуть массируя их, а потом оставил руки на талии, большими пальцами выводя круги по ткани медицинской формы — Микки снял халат.              — Я не хотел тебя сегодня тревожить и даже интернов не пускал, — хихикнул Йен, отстраняясь от его губ, и касаясь носом носа. Микки ощутил тёплое дыхание на своих губах.              — Спасибо за это. Мне действительно важно было остаться одному. Адский денёк.              Йен закусил губу, тень сомнения отразилась на его лице.              — Как… она?              Микки вздохнул, отстраняясь.              — Избегала меня целый день, даже не смотрела. Ненавижу, когда мы ссоримся. Я так привык к хорошим отношениям, близости, к тому, что мы самые дорогие друг другу люди, но я сам виноват, — сказал он, почёсывая ногтем большого пальца бровь. — Не нужно было от неё скрывать.              Микки на самом деле не знал, из-за чего Мэнди злится больше — из-за его отношений с Йеном или из-за операции. Хотя, он бы всё равно не стал ничего менять. Каждая минута стоила того, чтобы пережить её заново.              — Ты ни в чём не виноват, Мик, — мягко сказал ему Йен, беря в руки его лицо. — И ты сделал всё правильно, слышишь? Никто не вправе отбирать жизнь другого человека. Он уже наказан по закону, тебе незачем портить свою карму из-за такого ублюдка, как он.              Йен говорил это, смотря Микки прямо в глаза, как будто хотел достучаться, как будто хотел, чтобы у Микки больше не осталось сомнений в его поступке.              — Я знаю, что такое чувство вины, и знаю, что жить с ним очень сложно. Но тебе не за что чувствовать себя виноватым.              — Если бы ты оказался на моём месте, то поступил бы так же? — тихо спросил Микки. Он мог поклясться, что его глаза стали влажными, хотя был уверен, что не плачет.              — Да.              Йен сказал это чётко и громко, даже не задумываясь, и Микки почувствовал, как с плеч падает огромный камень, а тяжесть уходит с души. Его ноги вдруг ослабели, и Йен сильно прижал его к себе, обнимая. Он положил голову ему на плечо, прикрывая глаза и крепко держась за халат Йена руками.              — Мэнди придётся принять тот факт, что мы вместе, потому что я не собираюсь тебя отпускать, — выдохнул Йен, и Микки почувствовал, как зашевелились волосы на его затылке.              — Не то, чтобы я собирался её спрашивать, с кем мне строить отношения, но всё же мне бы хотелось, чтобы моя сестра не ненавидела моего парня, — сказал он, и улыбка сама появилась на его лице.              Йен тихо засмеялся, выпуская его из своих рук. Микки развернулся, чтобы взять со стола больничные листы, которые заполнял последний час, а Галлагер забрал его халат, повесив на руку. Они спустились на лифте на первый этаж в приятном молчании, а потом быстро переоделись в ординаторской неотложки.              Микки бросил взгляд на сестру, прежде чем пойти в сторону входных дверей, но через пару шагов замер, развернулся и направился к столу главной медсестры. Ему необходимо было сказать то, о чём он думал целый день, и даже пара врачей рядом его ни капли не смутила.              — Ты можешь злиться сколько хочешь, Мэнди, но это ничего не изменит. Клифтон Хоуэлл будет жить ровно столько, сколько ему отведено, а я буду встречаться с тем, с кем хочу. Мне плохо, когда мы ссоримся, и мне нужна моя сестра так же, как моя работа и мой парень. Мне жаль, что так вышло, но я бы ничего не стал менять. Тебе решать, ты со мной или против меня, — сказал он, озвучив свою позицию.              Мэнди даже бровью не повела, глядя на бумаги на столе. Микки ждал хоть какой-то реакции, но её не последовало.              — Ну, что ж. Ты сделала свой выбор, и я его уважаю, — разочарованно выдохнул он и обвернувшись, увидел Йена, стоящего позади.              Йен и Микки выбрались из больницы в молчании, каждый из них, несмотря на всю свою бурю эмоций, думал о своём. В воздухе было что-то особенное — он был холодным, пробирал почти до костей, но дышать вдруг стало легче, а мысли очищались по мере приближения к машине. Йен откинул волосы с лба, которые выбились из-за того, что он неоднократно проводил по ним руками, и шагал рядом, его тень касалась плеча Микки, и тот чувствовал спокойствие. Порой нужно было просто молчать, чтобы понять друг друга без слов.              — Спасибо за то, что был рядом, — наконец проронил Микки, когда они шли по пустой улице. Он сдерживал все те чувства, которые бурлили в груди после разговора с сестрой, и в этом моменте ему было нужно только одно: поддержка Йена.              Йен мягко усмехнулся, его взгляд был ласковым и тёплым. Он протянул руку, прижав мужчину к себе.              Микки почувствовал, как тяжесть из его души медленно уходит. Он знал, что сестра не может всегда принимать его решения, но эта борьба была только началом. Он не собирался менять свою жизнь из-за чужих ожиданий. Йен был рядом, и для него этого было достаточно.              Как только они подошли к машине, Йен открыл дверь для Микки, а тот, на секунду задумавшись, сел в салон, но перед тем, как откинуться на сиденье, обернулся к своему парню.              — Как ты думаешь, она всё-таки придёт в себя? — спросил он.              Йен задумался на мгновение, но его уверенный взгляд не оставил сомнений.              — Да. И она тебя любит, несмотря на всё это. Просто ей нужно время, чтобы осознать произошедшее.              Микки кивнул, закрыв глаза и погружаясь в чувство покоя, которое дарил ему Йен. Они были рядом, и это было важнее всего. Даже если бы весь мир был против их отношений, они оба знали, что найдут способ пройти через это вместе.              В машине стало тихо, только звук двигателя разрывал безмолвие, пока они ехали домой. Микки снова поймал взгляд Йена, который сидел рядом, с улыбкой на губах.              — Ты не забыл про ванну? — усмехнулся Йен, подмигнув ему.              Микки улыбнулся в ответ, чувствуя, как его сердце снова наполняется теплом.              — Как можно забыть? И только если вместе.              Йен рассмеялся и увеличил скорость. Они двигались вперёд, и, хоть в их жизни были буря и сомнения, сейчас, в этот момент, они были готовы всё преодолеть, только бы быть рядом друг с другом.              Когда дверь квартиры закрылась за ними, тишина сразу заволокла их обоих, а по ногам пробежал холод.              — Не говори, что забыл закрыть окно, когда мы уходили сегодня утром, прошу, — он повернулся к Йену, воспроизводя в памяти моменты сегодняшнего утра, когда они вдвоём прыгали по квартире, одеваясь и собираясь на работу, потому что решили заняться сексом. Естественно, никому из них и в голову не пришло закрыть это чёртово окно.              Галлагер молчал, нагибаясь, чтобы стянуть ботинки. Он снова встал прямо и покосился в сторону на Микки.              — Что? Ты сам сказал не говорить.              Микки усмехнулся и тоже снял обувь, но куртку решил оставить, пока в комнате не потеплеет на пару градусов. Он прошёл на кухню, взял из шкафчика стакан и, налив в него воды, сделал два глотка. Сейчас предпочтительнее было пиво, но он решил сделать это позже, когда они с Йеном сядут ужинать.              Галлагер быстро закрыл окно, увеличил температуру на батареях и включил кондиционер, включая тёплый режим. Он прошёл в ванну и нагнулся над ней, включая воду и засовывая под неё ладонь, чтобы контролировать температуру. Как только она стала немного обжигать кожу, он закрыл слив и потянулся в шкафчик за пеной и морской солью, добавляя их в воду.              — А я думал, что будут ещё свечи, — тихо засмеялся Микки, наблюдая за тем, что делает Йен.              — А у тебя они есть?              — Возможно в комнате Мэнди завалялась парочка, но я не уверен. Хочешь, чтобы я проверил?              Йен задумался.              — Если бы у нас были свечи, мы могли бы выключить свет. Так обстановка была бы намного романтичнее.              Микки встретил его неуверенный взгляд и не сдержался от улыбки. Он знал, что Йен безумно романтичный ублюдок и даже если сейчас он стоял с невозмутимым лицом, то внутри сгорал от желания принять ванну с пеной и свечами вместе, поэтому Милкович развернулся и ушёл в комнату Мэнди, чтобы сделать так, как тому хочется. Возможно, это меньшее, чем он сможет отплатить за полученную поддержку сегодня.              Когда Микки вернулся с несколькими свечами в руках, Йен уже снял с себя кофту и расстёгивал ремень на штанах. Он отвлёкся, чтобы помочь Милковичу расставить их и зажечь, а потом щёлкнул выключателем на стене, погружая комнату в темноту, только тени от танцующих языков пламени отражались на стенах.              Глаза Йена блеснули, когда он повернулся к Микки и потянулся руками к подолу его свитера. Прежде чем его снять, он прильнул к его губам, оставляя быстрый поцелуй на них. Йен сделал шаг назад, чтобы дать им обоим возможность раздеться, но не спускал взгляда с Милковича.              — Делал это когда-нибудь? — спросил он небрежно, разворачиваясь, чтобы оценить количество пены в ванне. Он старался, чтобы голос звучал невозмутимо, но Микки всё равно понял, что тот переживает.              — Нет, — сказал он честно, обнимая Йена сзади за талию и проводя руками по его животу. — Никогда.              Йен, казалось, на мгновение замер, но потом тихо кивнул, делая шаг в сторону ванны. Он опустил первую ногу в горячую воду, привыкая к температуре, прежде чем залезь полностью и сесть, облокотившись спиной о стенку и расставив ноги в стороны.              Микки посмотрел на то, как блестят капли воды на его коленях, как поднимается и опускается его покрытая рыжими волосками грудь, почувствовал, как пальцы Йена касаются его руки, а глаза внимательно изучают выражение лица.              Микки мягко опустился между его разведённых ног, прижимаясь спиной к груди Йена, и откинул голову тому на плечо. Через секунду он почувствовал тёплые губы на своём виске и прикрыл глаза, отдаваясь моменту.              Они молчали какое-то время, но потом Микки заговорил:              — Даже не думал, что могу так расслабиться, — проговорил Микки, его голос мягко резонировал в тишине. — Обычно мне нужно немного времени, чтобы отключиться от всего. Работа, больница, все эти проблемы… Но здесь, с тобой, я просто забываю обо всём.              Йен задумался, оглядев его, и слегка усмехнулся.              — Ты много думаешь, — сказал он, поворачиваясь к Микки и касаясь его подбородка. — Иногда стоит просто отпустить.              Милкович встретил его взгляд и тихо покачал головой.              Микки вздохнул, почувствовав, как напряжение внутри него начинает медленно расползаться. Он знал, что Йен всегда готов выслушать, но не был уверен, стоит ли открываться так сильно. Но в этот момент, когда он видел перед собой человека, которому доверял, Микки решил всё-таки рассказать.              — Я… я не могу не думать о Мэнди. Она такая… раздражённая, злая на меня. Я не знаю, как всё исправить. Она не понимает, почему я поступил так, как поступил. И я тоже не всегда понимаю. Мы всегда были с ней близки, с самого детства. После того, как наша мама умерла, Терри запил и все обязанности легли на меня, Мэнди была слишком маленькой. Я помню, как готовил для неё сэндвич, стоя на кухне посреди ночи, только чтобы она не плакала, а потом мы сидели на диване, обнявшись, и смотрели телевизор без звука, чтобы не разбудить отца.              Микки прикрыл глаза, воспоминания о детстве всегда оставляли неприятный ком в горле, но руки Йена, обнимающие его, и тёплое дыхание у шеи были напоминанием о том, что ему можно доверять, Микки этого хочет.              — Он уходил на всю ночь, возвращался утром, несколько часов блевал в туалете, а потом заваливался спать. Это продолжалось два месяца.              — Но как вы выжили? Я имею в виду, вам же нужны были деньги, чтобы питаться, — тихо сказал Йен.              — Я продавал в школе то, что мог утащить из дома. То, о чём не знал Терри, или то, что больше не нужно было маме. Однажды меня вызвали к директору, потому что парнишка, которому я продал старый плеер, оказался сыном одной из учительниц. Я рассказал директору всё и плакал так сильно, что он даже предложил мне не ходить на занятия, пока дома всё не уляжется, но я не мог.              Микки тяжело вздохнул и взял Йена за руку, переплетая их пальцы.              — Потом всё стало относительно лучше. У нас появились деньги, дома всегда было много еды и людей. Они находились у нас круглосуточно. Тогда я не знал, чем они занимались, но сейчас я понимаю, что они готовили наркотики на продажу. Мой отец — ёбаный наркобарон. Потом мы переехали, я перешёл в другую школу, но отношения с отцом оставляли желать лучшего. Он всегда восхищался Мэнди, а я слишком напоминал ему маму. Однажды я вернулся домой с замечанием за поведение, мне было лет 15, и он разбил мне голову о дверь. Терри испугался в тот момент так же сильно, как и я, потому что было много крови, но он никогда не извинялся, — Микки ненавидел, как жалко звучала его история, но был уверен, что Йен не осуждает и никогда не осудит, поэтому продолжил. — Мэнди всегда была рядом со мной после того, как он бил или наказывал меня. Она лежала рядом со мной и гладила по спине, пока я проглатывал слёзы боли и обиды.              — Микки, мне так жаль, — на выдохе сказал Йен и сильно обнял его двумя руками, прижимаясь лицом к основанию шеи.              — Всё в порядке, — заверил Микки и повернулся, чтобы мягко поцеловать его в щёку. — А потом он узнал, что я гей. Конечно, он больше не мог меня бить, потому что такие вещи сильно бросались в глаза, особенно в школе, и ему не хотелось портить свою репутацию, но каждый мой день был похож на ад. Я молился, чтобы день, когда я поступлю в университет, настал как можно быстрее. Ну а потом Мичиган, Вейс, отношения с Чедом, снова Мичиган, снова Вейс и ты. А дальше ты всё знаешь.              — Вы и раньше ссорились с Мэнди?              — Конечно, но так сильно ещё никогда.              Они оба погрузились в молчание. Микки разглядывал белую пену вокруг своего живота и хотел потрогать её, но ладони были переплетены с руками Йена под водой, а в голове, как ни странно, прояснилось. Больше не было ощущения этой непроглядной задницы, в которой он оказался, которое сопровождало его целый день.              Спустя минуту Йен заговорил, на этот раз задумчиво, словно пытаясь найти нужные слова:              — Ты знаешь, иногда мне кажется, что мы с тобой — как персонажи из книги «Над пропастью во ржи». Как Холден Колфилд, мы тоже ищем что-то, что удержит нас, что сделает мир хоть немного понятнее. Там была фраза, которая всегда мне откликалась: «Бывают такие люди, которые хотят удержать то, что они любят. Это мне кажется ужасным. Если что-то нравится, значит, нужно уметь отпустить это».              Микки усмехнулся и кивнул, понимая, о чём говорит Йен. Ему нравилось это сравнение, потому что он тоже чувствовал себя так — как будто всё время балансирует на краю, держится из последних сил, чтобы не потеряться.              — Да, я понимаю, — ответил Микки. — Хотя иногда я думаю, что я, скорее, как этот мальчик из «Острова сокровищ», Джим Хокинс, — он усмехнулся, вспоминая. — Всё время попадаю в ситуации, которые не могу контролировать, пытаюсь найти что-то своё, хотя вокруг полный бардак. Всегда кажется, что впереди что-то большое и важное… но и страшное.              Йен кивнул, обдумывая это, и слегка сжал его руку.              — Следует научиться находить этот баланс. Как бы ни было сложно, не бояться идти вперёд, держась друг за друга, — тихо добавил он.              Микки улыбнулся, глядя на Йена. В его взгляде светилась благодарность, и, может, даже удивление, что кто-то видит в нём нечто большее, чем он сам привык замечать.              — С тобой это действительно проще, — признался Микки. — Раньше, знаешь, я думал, что так и останусь в одиночку пробираться через «острова» и «пропасти». Что, как бы я ни старался, никто никогда по-настоящему не поймёт, что у меня внутри.              Йен задумался на мгновение, а потом, словно вспомнив, добавил:              — А ещё мне кажется, наши жизни немного похожи на другую книгу, — его глаза сверкнули, и он улыбнулся. — Знаешь, как в «Маленьком принце», когда Лис говорит, что «мы в ответе за тех, кого приручили».              — Ты хочешь сказать, что приручил меня? — с лёгкой усмешкой спросил Микки, притворно выгнув бровь.              Йен рассмеялся и слегка толкнул его в плечо.              — Знаешь, возможно. Только тебе никто не говорил, что приручать такого, как ты, — работа не из лёгких?              — Так же, как и с тобой, — Микки ответил, но в его тоне была мягкость, которая всё сказала за него.              Йен ухмыльнулся, его взгляд стал немного лукавым.              — Значит, ты признаёшь, что тебе повезло со мной?              Микки фыркнул, но уголки его губ слегка дрогнули.              — Да брось. Это, скорее, ты вытащил счастливый билет. Меня и приручать-то не пришлось, я просто привык видеть тебя рядом.              Йен притворно вздохнул.              — Ах, вот как? То есть, ты считаешь, что не я тебя приручил, а ты привык? — он покачал головой, делая вид, что обижен. — Может, ты просто не хочешь признать, что по уши влюблён в меня?              Микки взглянул на него с притворной серьёзностью.              — О, ну если ты так хочешь, то могу сделать вид, что ты прав, — ответил он, а затем наклонился поближе, его лицо в считанных сантиметрах от Йена. — Или, может, мне напомнить, кто из нас первый решил, что не может жить без другого?              Йен ухмыльнулся, чуть подаваясь навстречу.              — А может, мне тебе напомнить, кто первый сделал шаг?              Они переглянулись, оба с ухмылками, но в глазах был огонёк, лёгкий, невесомый, но глубокий. Звуки поцелуев заполнили тишину вокруг.              И с лёгким смехом, срывающимся в тишину комнаты, они оба провели остаток вечера, наслаждаясь простыми радостями. Без прошлых сожалений, без тяжести на плечах — просто они, здесь и сейчас. Но никто из них даже представить себе не мог, что прямо в эту секунду в больнице Вейс Мемориал Хоспитал старшая медсестра зашла в шестую палату и без доли раздумий отключила аппарат подачи кислорода в лёгкие пациенту Клифтону Хоуэллу.

« — Знаешь в чём разница между врачом и Богом?

Бог понимает, что он не врач.»