Влюблённым предоставляется лечение

      «В идеальных отношениях

чистая любовь и грязный секс

дополняют, а не исключают друг друга»

      Два ординатора вышли в коридор с сердцами, сильно бьющимися о рёбра, и глупыми улыбками на лицах. Мимолётные взгляды и лёгкие касания рук посылали мурашки по их телам, пока они проходили мимо стола старшей медсестры, за которым сейчас сидела Бритни, направляясь в комнату для сна — только там никто не сможет их потревожить.              Йен лёг на одну из односпальных кроватей, переворачиваясь на спину, и притянул Микки к себе за руку, подталкивая его лечь на бок лицом к нему. А потом они замерли, боясь пошевелиться и разрушить этот хрупкий пузырь, образовавшийся вокруг них.              Милкович вдруг обнаружил, что не против провести ночь в больнице и поспать рядом с Йеном, даже если наутро его затёкшие конечности не скажут ему спасибо. Сейчас было наплевать на всё. Он слушал ровное дыхание мужчины, лёжа на его плече, чувствовал пальцы на талии, выводящие на ней круги, и смотрел на свою ладонь, которая поднималась и опускалась на груди Галлагера.              — Ты скоро поедешь домой? — тихо спросил Йен, поворачивая голову и зарываясь носом в волосы Микки.              — Нет, — выдохнул он, приподнимая подбородок, чтобы посмотреть второму ординатору в глаза.              Йен был таким красивым в этот момент. Он красив абсолютно всегда, но именно сейчас выглядел так невинно, так уязвимо и так нежно, что Микки не смог бы от него оторваться, даже если бы захотел. Он переместил свою руку на щёку, чувствуя жёсткие волосинки подушечками пальцев, и соединил их губы. Когда улыбка появилась на лице Йена, Микки почувствовал её через поцелуй, поэтому отстранился, шутливо нахмурил брови и серьёзно посмотрел на него.              — Прекрати улыбаться, когда я тебя целую, — приказал он со смехом.              — Не могу, — пожал плечами Йен и посмотрел в потолок. — Я очень счастлив.              Он сказал это так просто, так легко, что у Микки защемило сердце. Кажется, он тоже счастлив.              Внезапно лицо Йена стало серьёзным и задумчивым, как будто в его светлую голову снова вернулись воспоминания о случившемся пару часов назад.              — Расскажи мне, Микки, — попросил он, и Милкович почувствовал, как его крепче сжали в объятиях. — Расскажи про того пациента, которого…              Йен замолчал, но Микки понял, про что он говорит. Он просил рассказать про пациента, которого убил Микки. Три года потребовалось, чтобы говорить так, как оно было на самом деле. Не «врачебная ошибка», не «умер», а «убил». Чем раньше ты признаешься себе в том, что действительно произошло, тем легче будет убедить самого себя в том, что такое случается.              Три года назад Микки хотел, чтобы на месте Дейла Морриса был он сам.              — … которого я убил, — закончил он.              Всё тело Йена напряглось, он приподнялся на руке, чтобы возразить, сказать, что не согласен, и Микки надо прекратить нести хуйню, но потом замер, когда посмотрел в голубые глаза.              — Всё в порядке, Йен. Это полностью моя вина, я принял это и живу дальше, — сказал он спокойно, надавливая ладонью Галлагеру на грудь, чтобы уложить его обратно. В конце концов, тот сдался и лёг.              Микки знал, что в голове Йена сейчас примерно тысяча вопросов и он собирался ответить на все.              — Я приехал в Мичиган, был день рождения Мэнди. Я не оказался рядом, когда её ублюдочный парень, Кеньятта, ударил её, а потом Мэнди сорвалась. Там был кокс, — сказал он, проглатывая неприятный ком в горле, — и моя сестра ушла в отрыв. А дальше медики, полиция, больница и три бессонные ночи, пока она была в реанимации. Тогда и привезли Дэйла Мориса, я назвал неправильную дозировку лекарств, а потом отёк мозга, кома и смерть.              Микки закусил губу, потому что больше не мог говорить. Он думал, что будет проще — рассказать об этом Йену спустя три года, но оказалось, что нет. Да, он принял это, но не простил, и, возможно, никогда не сможет этого сделать.              Микки так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как Йен сначала накрыл глаза рукой, а потом резко повернулся на кровати, прижимая Микки к себе обеими руками и пряча лицо в его волосах.              — Господи, я такой мудак, — сокрушался он. — Как ты вообще можешь на меня смотреть после всего дерьма, что я тебе наговорил тогда?              Микки засмеялся, чем заставил Йена отпрянуть назад и посмотреть на него.              — Давай мы не будем забывать, что я тоже был мудаком, — сказал он, потираясь щекой о руку Йена, которая лежала чуть ниже подушки. — Тем более я первым похоронил твоё хорошее отношение ко мне.              — Знаешь, как я ахуел, когда ты утёр мне нос в ординаторской в первый день? Никто никогда в жизни со мной так не разговаривал, — прошептал Йен и облизнул губы.              Микки приподнялся, чтобы убрать его руку, а потом лёг на подушку рядом, чтобы иметь возможность целовать его, когда вздумается, особо при этом не перемещаясь.              — А потом появился ты, — продолжил он, как только нос Микки коснулся его собственного, — такой самоуверенный, грубый, потрясающий и сексуальный врач, из-за которого у меня бешено колотилось сердце.              — А я думал, что ты по девочкам, — издал смешок Микки, за что получил тычок в рёбра.              Йен сгримасничал и схватился за грудь, как будто больно ранен в сердце. Микки закатил глаза и притянул этого идиота к себе за шею, чтобы крепко поцеловать. Их языки переплелись, а руки крепче ухватились друг за друга.              Микки прикрыл глаза, наслаждаясь моментом, и понял, что сделал правильный выбор, когда решил дождаться Йена с его смены этим вечером. Кто знает, что было бы, если бы он просто ушёл домой и лёг спать, как хотел изначально. Может, Йена бы не было, этого момента бы не было и их бы тоже не было.              Микки вдохнул через нос и медленно отстранился, переводя взгляд на мужчину перед собой, чтобы этот образ навсегда отпечатался в его памяти. Йен прикусил губу, сдерживая улыбку, и коснулся лица Милковича ладонью, большим пальцем проводя по брови, спускаясь вниз, чтобы стереть след слюны с пухлых губ. Микки задержал дыхание, внимательно следя за выражением усыпанного веснушками лица, когда почувствовал невесомое прикосновение.              Никогда в жизни он не чувствовал себя лучше, чем сейчас.              — Хочешь рассказать о нас Мэнди? — спросил Йен, поглаживая скулу Микки, а потом увидел, как выразительные брови нахмурились.              Тон Йена не говорил о том, что он против, скорее просто интересовался. Милкович не хотел рассказывать сестре и разрушать пузырь другими людьми, которые будут интересоваться их отношениями и постоянно спрашивать об этом, но и одновременно хотел поделиться с единственным родным человеком этой новостью.       В итоге он кивнул, а потом улыбнулся.              — Что б ты знал, она не входит в клуб твоих поклонников.              — Мне плевать. Достаточного одного Милковича, который от меня без ума, — самодовольно сказал он.              — Не знаю, откуда ты это взял, но это ложь, пиздёж и провокация, — легко ответил он и прикрыл глаза.              — Докажи мне обратное, — бросил ему Йен, внимательно вглядываясь в лицо Микки.              Милкович серьёзно посмотрел на него, нахмурив брови, но его хватило всего на две секунды, прежде чем он в который раз сократил расстояние между их губами, говоря о том, что второй ординатор чертовски прав, и «без ума» — ещё мягко сказано.              Они разговаривали большую часть ночи о какой-то ерунде, подшучивали друг над другом и целовалисьцеловалисьцеловались. Только к трём часам Микки удалось уговорить Йена поспать, потому что у него впереди смена, поэтому они, наконец, замолчали, слушая дыхание друг друга и неспешно засыпая.              Микки проснулся первым, обнаружив себя в позе маленькой ложки, и чувствуя, как кто-то больший и рыжий щекочет волоски у основания шеи. Их ноги, как и руки, во сне переплелись, хотя Милкович помнил, что они заснули совершенно в другой позе — видимо, их подсознания действовали сообща.              Он посмотрел на часы на руке — пол восьмого утра, через полчаса пересменка, поэтому Микки подносит к губам ладонь Йена и целует, пытаясь разбудить, — тот не шевелится. Что ж, этого и следовало ожидать после того, как они поспали едва ли четыре часа. Вдруг, Микки почувствовал, как его прижали к груди ещё крепче, а потом губы коснулись тонкой кожи.              — Хочу просыпаться так каждое утро, — говорит Йен сонным голосом. — Который час?              — Через полчаса твоя смена, а мне было бы неплохо свалить из больницы до того, как сюда хлынет поток людей.              Микки выворачивается из тёплых объятий и поднимается с кровати, хватая халат со спинки стула, на котором вчера его оставил. Как он и ожидал, его мышцы болят, когда он пытается их размять, чуть наклоняясь влево-вправо.              Йен возмущённо вздыхает и тоже поднимается на ноги, а потом зевает, прикрывая рот ладонью. Они оба не выспались, но оба согласны с тем, что это была потрясающая ночь, за которую они сблизились.              Через минуту Микки выворачивается из утренних объятий, в которые его притянул Йен, а потом сбегает из комнаты сна, чтобы переодеться в свою одежду. День можно будет считать удачным, если в ординаторской не окажется четырёх интернов, потому что тогда ему придётся придумывать оправдание, почему он на работе в свой выходной.              На самом деле Микки взял отгул на этот день, чтобы встретиться с Джереми для разговора. При мысли об этом, его живот сводит неприятным спазмом.              Он любит ощущать почву под ногами и быть уверенным в том, что завтрашний день не принесёт никаких неприятных сюрпризов, но вся история с его отцом и наследством, не вызывала у Микки ничего, кроме чувства тревоги и напряжения. Он не знал, чего ожидать — бесчисленного количества проблем, связанных с незаконным бизнесом, которые у него определённо будут, или спокойной и размеренной жизни, как раньше, что маловероятно.              Ничто, из того, чем занимался Терри, не было законным. Микки знал про оборот наркотиков, но почему-то был свято уверен, что его это никогда не коснётся. А его папаша взял и умер, перекладывая всё своё дерьмо на его плечи. И он злится. Так сильно, что злость быстро переростает в ярость.       

***

             В три часа дня Микки стоял посреди оживлённой улицы и оглядывал фасады домов, ища глазами вывеску юридического бюро, но безрезультатно. Он трижды проверил адрес, поэтому был убеждён, что находится именно в том месте, про которое говорил Джереми. Телефон в его руках зазвонил:              — Эй, привет. Я забыл уточнить, что это кафе, а не мой офис. Я вижу тебя из окна, заходи, — сказал он быстро, после чего связь оборвалась.              Микки нахмурился ещё больше и его шестое чувство подсказывало, что здесь происходит что-то неладное. Он сделал пару шагов вперёд к не примечательному кафе и дёрнул дверь на себя, заходя внутрь. Юрист махал ему рукой из-за столика около окна, поэтому Микки сразу направился к нему.              — Почему мы здесь? — сразу же спросил он, чтобы понять, почему они не встретились в официальной обстановке.              Микки чуть подтянул штаны на бёдрах, прежде чем сесть, а потом оглянулся по сторонам, выискивая официантку, чтобы заказать кофе — эта бессонная ночь сказалась на нём больше, чем обычно.              — Я не буду таить, Микки. Всё дело в том, что то, что я хочу тебе рассказать, конфиденциально, — он покачал головой и поправил очки, которые так и норовили съехать с носа прямо в его чашку кофе. — Я делаю это только потому, что занимался делами твоего отца много лет.              Джереми было около сорока, из которых пятнадцать он работал на Терри. Он удачно появился именно в тот момент, когда наркобизнес перешёл на мировой уровень, и партии отправлялись не только в разные штаты Америки, но и в Мексику, и Канаду. Этот мужчина держался за Терри, как за спасательный круг, потому что именно на нём зарабатывал больше, чем на ком-либо другом, а когда отец отошёл в мир иной, то Джереми остался не при делах.              Микки догадывался, что этот разговор нужен для того, чтобы убедить его продолжить дело и не бросать начатое, но также Джереми знал, что он старался держаться от дел отца так далеко, как это возможно.              — Я сразу предупрежу, что если разговор пойдёт о том, что я должен продолжить бизнес, то мой ответ окончательный и безоговорочный — нет, — твёрдо сказал Микки, ни на секунду не сомневаясь в своём решении.              Джереми улыбнулся и поднёс чашку ко рту, чтобы сделать глоток. Как раз в этот момент появилась официантка и Микки заказал большой чёрный кофе без сахара, а потом повернул голову к собеседнику, призывая продолжить разговор. Он хотел убраться отсюда настолько быстро, насколько это возможно.              — Я знаю, как ты относился и относишься до сих пор к бизнесу отца, царствие ему небесное, — проговорил тот быстро, а Милкович пытался заставить себя не закатить глаза. — Но речь не об этом. Я хотел тебя предупредить, что через сеть кафе отмывались деньги за наркотики.              — Я в курсе, — хмыкнул Микки.              — Тогда ты понимаешь, что как только вступишь в наследство, то станешь бенефициаром трассового фонда Терри, царствие ему небесное, — снова сказал он и в этот раз сложил руки в молитве.              — Слушания по делу о наследстве ещё не было, так что ещё неизвестно, кто станет бенефициаром, — задумчиво ответил Микки, а потом замолк, когда официантка принесла его кофе. — Может, это будет кто-то из старых приятелей.              Джереми покачал головой в изумлении, как будто мысль о том, что кто-то, кто не носит фамилию Милкович, может завладеть всем, что они имели.              — Это определённо будете вы с Мэнди.              — Хорошо. У тебя есть решение этой проблемы или ты решил мне рассказать то, что я знал и без тебя? — Микки начинал злиться, а его колено под столом нервно подёргивалось.              — Ты должен попросить отсрочку у суда, чтобы вступить в наследство через какое-то время после заседания. Только так ты, возможно, сможешь найти покупателя, — предложил Джереми.              — Я могу просто отказаться, — пожал плечами Микки, а потом сделал глоток кофе.              Лицо юриста сначала застыло в шоке, а потом вытянулось, когда он начал говорить.              — Но тогда ты потеряешь абсолютно всё, — еле выговорил он, не веря своим ушам.              Голова Милковича разрывалась от боли. Боль — вот что оставил ему отец, а не неслыханные богатства, от которых Микки не знал, как откреститься.              Он не может отказаться от части наследства — спасибо ёбаным законам. Либо согласиться на всё, либо отказаться. Микки не мог так поступить с Мэнди — он знал, что сестра придёт в ярость от одной мысли о том, чтобы остаться без дома и всего имущества. Но дело в том, что они не знают, что именно им полагается завещанием.              Микки решил, что не станет греть голову сейчас, когда ещё ничего непонятно. Решать проблемы по мере их поступления — его жизненное кредо, поэтому он сделал три больших глотка кофе и достал бумажник, чтобы бросить на стол пятидолларовую купюру.              — Веришь или нет, но мне плевать, — сказал он Джереми. — Спасибо за желание помочь.              — Хотя бы сообщи мне, что ты решишь, — попросил он, глядя на то, как Микки поднимается из-за стола.              Милкович кивнул, протягивая руку, чтобы попрощаться, потому что на это он готов согласиться.       

***

      На следующий день Микки снова не выспался и на этом целиком и полностью лежит вина Йена — они переписывались пол ночи.              На мгновение в голове Милковича появилась мысль о том, что, возможно, они пытаются нагнать то потраченное впустую время, когда ненавидели друг друга и пытались насолить всеми возможными способами. И ведь всё началось с обычной глупости — Йен хотел выставить себя всезнающим, а Микки ему ответил в своей манере, которая не для всех людей была вежливой.              Теперь всё по-другому. Микки ещё никогда не хотелось мурчать в буквальном смысле от прикосновений другого человека, стараться быть лучше, удивлять, заставлять смеяться. Это было какое-то невероятное ощущение, от которого ему хотелось жить. По-настоящему. Наслаждаться каждым совместно прожитым днём. Именно поэтому он так спешил в больницу этим утром, перепрыгивая сразу через две ступеньки, чтобы спуститься в гараж, а потом шёл быстрым шагом в направлении больших стеклянных дверей.              Он машет Мэнди слишком активно, чтобы не казаться подозрительным, а потом влетает в ординаторскую, чуть не сбивая с ног Йена. У него в руках два стаканчика с кофе, которые тот только чудом не опрокидывает на себя.              — Боже, ты в порядке? Что стряслось? — спрашивает он обеспокоенно и хмурит брови, оглядывая Микки с ног до головы.              Вместо ответа Милкович улыбается, когда понимает, что они одни, а потом подаётся вперёд и чмокает Йена в губы. Галлагер строит недовольную гримасу, когда он отстраняется, потому что поцелуй быстрый и у него не было возможности прикоснуться — Микки знает это, чувствует.              — Настроение хорошее, — говорит он и идёт к шкафу, чтобы переодеться. — Ты купил мне кофе?              Йен подозрительно щурится, ставит кофе на столешницу, чтобы скрестить руки под грудью, и отходит подальше.              — Да, кофе тебе. Только после того, как ты оденешься, — бубнит он и опускает глаза в пол, вдруг находя свои сабо очень интересными.              — А в чём, собственно, проблема? — с понимающей улыбкой произносит Микки и снимает лонгслив через голову, оставаясь лишь в штанах.              Йен не отвечает и не поднимает взгляд, поэтому ему в голову приходит идиотская идея.              — Я хочу выпить кофе сейчас. Не мог бы ты его передать мне, пожалуйста? — мило просит он, прекрасно понимая, что делает.              Кажется, тело Галлагера реагирует на его слова молниеносно, хотя сам он всё ещё смотрит куда угодно, кроме Микки, и хватает бумажный стаканчик со столешницы, подходя к нему. Милкович принимает кофе из его рук, делает глоток и закатывает глаза от наслаждения, издавая этот звук «ммм», который заставляет Йена посмотреть на него, открыв рот.              — Ты же, блять, не серьёзно, Микки, — тихо и строго говорит он, но глаза уже мечутся между телом и лицом второго ординатора.              Милкович стоит довольный прямо напротив него и делает ещё глоток, прежде чем обвить Йена руками за шею и приблизиться для поцелуя.              — Спасибо за кофе, — мурлычет он ему в губы. — Обожаю капучино.              Галлагеру уже физически трудно держать руки при себе, поэтому он даёт слабину и касается голой спины, ощущая тепло кожи и электричество под пальцами. Он буквально набрасывается на рот Микки, сразу же проталкивая язык, а потом, пользуясь замешательством, отстраняется и отходит на безопасное расстояние.              — Не смей больше проворачивать это дерьмо со мной, — он звучит строго, но Милкович знает, что ему достаточно просто поманить пальцем, чтобы вызволить зверя из клетки.                    К счастью, и к большому разочарованию, они не собираются афишировать свои отношения на работе, поэтому Микки ничего не остаётся, кроме как переодеваться и одновременно наслаждаться отчаяньем Йена, который пытается заставить свой член никак не реагировать на происходящее.              — Да-да, — нехотя соглашается он. — Кстати, ненавижу капучино.              — Я, наверное, случайно отдал тебе свой стаканчик, — отвечает Йен, когда смотрит на тот, который всё ещё стоит на столе, а потом берёт его в руки и хочет обменяться с Микки, но резко себя останавливает, прилипнув к полу. — Подойдёшь и возьмёшь его сам.              Они оба рассмеялись, заполняя пустую комнату эхом от их голосов, когда в дверях появились интерны. Харпер и Ли зашли в ординаторскую, а потом Ремер плюхнулся на диван с разочарованным вздохом.              Ни один из ординаторов не обратил на это внимание, они лишь украдкой переглядывались, пряча улыбки, поэтому Харпер вздохнул ещё громче.              — Что стряслось? — спросил Микки, чувствуя себя обязанным это сделать. — Поссорился с подружкой?              — Думаю, что пришло время оставить астрологию, — грустно сказал он и на него обернулись все, кроме Ли, который уже устал от этой темы. — Дело в том, что мои гороскопы перестали сбываться. Например, тельцов сегодня будет так сильно тянуть к партнёру, как никогда раньше, а у раков вообще сексуальная энергия на самом высоком уровне, из всех возможных. Но ни одному из вас этот гороскоп не подходит, — он показал рукой между Йеном и Микки, — так что это не работает.              Милкович отвернулся лицом к шкафу и зажмурился, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. Харпер даже не догадывался, что был прав, как никогда.              — Мне подходит, — пожал плечами Йен, чем привлёк внимание второго ординатора.              Интерн быстро вскочил с дивана и выглядел таким счастливым, как будто это самое лучшее, что происходило с ним за всю жизнь. Он подошёл к Йену и восхищённо посмотрел на него, как будто тот был произведением искусства в картинной галерее, и открыл рот.              — Правда? Вас тянет к вашей второй половинке? — спросил он с надеждой, от чего у Микки защемило сердце.              — Как никогда раньше, Харпер, — честно признался он, а Милкович в который раз за это утро закусил губу, глупо улыбаясь. — Так что не переживай.              Ремер принялся благодарить его, почти кланяясь в ноги, а потом ускакал из ординаторской, чуть не подпрыгивая от радости. Ли выглядел совершенно безучастным, спокойно переодеваясь, чтобы подготовиться к рабочему дню. Милкович бросил взгляд на Йена, поэтому заметил, как тот достал из кармана телефон и принялся печатать сообщение, а потом его собственный телефон в кармане завибрировал.              [Галлагер]: Твой гороскоп тоже правдивый. Извини, не стал говорить об этом Харперу              [Галлагер]: Он бы мне не поверил, если бы я сказал, что ты пытался на меня накинуться за три минуты до их прихода              Микки закатил глаза, засовывая телефон обратно в карман халата, повесил на шею стетоскоп и подошёл к столешнице, чтобы наконец взять свой стаканчик кофе. Он подмигнул Йену, прежде чем выйти в холл и окунуться в рабочую рутину.              Первый час Микки думал, что у них с Йеном не получится быть профессионалами своего дела и вести себя по-взрослому. Всё было потому, что каждому из них хотелось ни на дюйм не отходить друг от друга, из-за чего они пересекались в тех местах больницы, где вообще не должны были быть, а эти незаметные касания и красноречивые взгляды выбивали весь дух.              Но потом, спустя какое-то время, каждый из них вернулся к своим прямым обязанностям и день пошёл своим чередом. Конечно, они видели друг друга гораздо чаще в этот день, чем за все три месяца совместной работы, но потом прерывали зрительный контакт и продолжали работу.              После обеда у Микки была операция и он собирался сосредоточиться на ней и прогнать сексуального рыжего парня из свой головы, а потом узнал, что Йен хочет на ней присутствовать, и весь его самоконтроль полетел к чертям. Мэнди сообщила ему об этом около двенадцати, когда он стоял рядом с её столом, заполняя больничные листы.              — Ты даже не будешь причитать по этому поводу? — удивлённо подняла брови сестра, ожидая совершенно другой реакции. — Никаких «зачем он там нужен», «Галлагер будет только мешать» и дальше по списку? Ты не заболел?              — Прекрати, — ответил ей Микки, слегка качая головой. — Если хочет присутствовать, то я не против.              Мэнди округлила глаза и откинулась на спинку стула, складывая руки под грудью. Она не могла до конца поверить в происходящее, поэтому подозрительно прищурилась.              — Знаешь, что удивительно, Микки? Всю прошлую неделю ты ходил злой, как чёрт, а тут вдруг стал радоваться каждому дню и даже перестал грубить, — она наклонилась ближе к брату, вынуждая его посмотреть ей в глаза, а потом прошептала: — Ты недавно трахался?              — Нет, дело не в этом, — Микки улыбнулся, а потом легко продолжил: — Хочу тебя кое с кем познакомить.              Выражение лица Мэнди было настолько впечатляющим, что Микки пожалел, что не снимал этот момент на камеру. То, как её брови нахмурились, а потом резко подскочили вверх, рот приоткрылся, а глаза округлились, заставило его рассмеяться.              — Да ну нахуй… — прошептала она, — не может быть. Ты с кем-то встречаешься?              Микки нерешительно кивнул, а потом отшатнулся назад, когда сестра сильно ударила его в грудь. И, что ж, он это заслужил.              — И ты, блять, молчал? — зло сказала она, а потом её резко отпустило. — Хотя я догадывалась.              — Придёшь сегодня вечером? Я приготовлю ужин, — предложил он, зная, что Мэнди ни за что не откажется при таком раскладе.              — Кончено приду, придурок. Как я могу пропустить это знаменательное событие?              Микки кивнул, довольный. Ему оставалось только надеяться, что Йен и Мэнди поладят после того случая, когда у них произошла ссора.              Конечно, это было не обязательно — он мог бы просто поставить сестру перед фактом, как это было раньше, потому что у Микки не было привычки знакомить её со своими парнями, но в этот раз ему хотелось сделать всё по-другому, сделать всё правильно. Йен хорошо относился к Мэнди и с ним проблем не будет, но его сестра была непредсказуемой, — и иногда стервой — поэтому могла выкинуть что угодно.              Микки скрестил пальцы во имя их ужина и подумал о том, что перед тем как вернуться домой, нужно будет заехать в магазин за продуктами.              — Я виделся с Джереми, — перевёл от разговор на более серьёзную тему. — Ничего нового не узнал. Думал, что он попытается меня уговорить продолжить бизнес отца, но нет. Просто предупредил, что… — он замолчал, когда один из врачей подошёл к стойке, начиная заполнять документы, — сказал то, что уже говорил тебе.              Мэнди покосилась на Коллинза, улыбаясь ему и легко кивая, а потом снова повернула голову в сторону брата.              — Это не удивительно, — выдохнула она и Микки был с ней согласен. — Что ты решил?              — У нас два варианта: принять или отказаться, — он проверял, прощупывал почву, хотел понять по взгляду сестры, что она думает, но Мэнди была непроницаема.              Лицо девушки стало задумчивым, и она нахмурила брови, думая о чем-то своём. Микки не нужно было спрашивать, о чём именно, потому что знал наверняка. Он глубоко вздохнул.              — Предлагаю это обсудить потом, ладно? — предложил он.              — Да, тем более что у тебя сейчас операция.              Микки кивнул и благодарно на неё посмотрел, прежде чем оттолкнуться от столешницы и уйти в сторону операционной. Он немного нервничал — Йен уже присутствовал на операциях, но никогда в статусе парня, поэтому Милкович боялся быть менее собранным, чем обычно.              Он вошёл в маленькое помещение перед операционной, сразу же встречая там второго ординатора.              — Уверен, что это хорошая идея? — спросил Микки, подходя к раковине, чтобы вымыть руки.              — Что именно?              — Твоё нахождение здесь, — легко сказал он, поворачиваясь на Йена с лёгкой улыбкой.              — Боишься, что буду тебя отвлекать своим симпатичным лицом? — предположил Галлагер, подходя ближе и оборачивая руки вокруг талии Микки. Он оставил быстрый поцелуй на бледном лбу, лишь слегка касаясь губами, а потом отстранился. — Ты прекрасный врач, Микки. Лучший из всех, кого я когда-либо знал. Не думаю, что кто-то одной рукой может проводить операции на мозге, а второй вырезать аппендицит.              Йен легко рассмеялся, а Микки пытался прийти в себя. Внутри него пылал настоящий пожар от чувств, захлестнувших его в одно мгновение, а ноги превратились в кашу. Эта уверенность в голосе Галлагера придала ему сил, даже не смотря на то, что сегодняшняя операция не была сложной, Микки ощутил поддержку и внезапно осознал, что так может быть всю его жизнь, всё время, каждую секунду, пока он находится рядом с Йеном.              Ему так сильно хотелось поцеловать этого человека, болтающего какую-то чушь, чтобы показать силу того, что он чувствует. Но вместо этого он крепче сжал руки в кулаки и принялся надевать защитную одежду.              — Я пригласил Мэнди, так что в девять у меня, — мягко сказал он, прежде чем войти в операционную.              Йен кивнул и в последний раз посмотрел в глаза Микки, а потом последовал за ним.       

      ***

             И, ладно, всё было действительно не так, как думал Микки. Присутствие Йена не сделало его менее сконцентрированным на работе, а наоборот, он чувствовал эту атмосферу поддержки у себя за спиной.              Галлагер ничего не смыслил в нейрохирургии, так что не смог бы подсказать и помочь — но ему и не нужно было. Казалось, что одного его мысленного участия было достаточно. Так что Микки хотел настучать по лбу самому себе в прошлом за то, что даже допустил мысль о том, что он плохой врач, а Йена расцеловать за то, что не стал давить в тот момент, предоставив ему столько времени, сколько требовалось. Но с сегодняшнего дня Микки пообещал себе выключать назойливый голос в голове и трезво смотреть на факты.              Он прекрасный врач — пора бы уже наконец и самому признать это.              Йен придержал дверь для Микки, когда они, вымыв руки и сняв защитную одежду, вышли из операционной. Возможно, они вели себя слишком безрассудно для тех, кто собирался скрывать свои отношения, и такое поведение точно бы вызывало подозрения людей со стороны, но Милкович улыбался, слушая, как Йен не мог перестать говорить об операции.              Им на встречу вышла Элли и после короткого разговора с ней, Йен ушёл, предупредив Микки, что немного задержится на работе. Так что они быстро попрощались, понимая, что скоро снова увидятся.              Последний час в больнице Милкович провёл за заполнением бумаг в ординаторской, пребывая в одиночестве, потому что Харпер и Ли были заняты пациентами в приёмном отделении — оно и к лучшему. Микки не мог унять волнение перед предстоящей встречей, постоянно представляя в голове лицо Мэнди, когда та поймёт, что его парень — самоуверенный второй ординатор.              Закончив работу, он наспех попрощался с коллегами и бросил Мэнди «не опоздай», а потом покинул больницу.              У Микки было примерно около полутора часов до прихода сестры, поэтому он решил не заморачиваться с ужином и взял три говяжьих стейка в мясном отделе магазина, пару закусок для аперитива, бутылку вина и упаковку уже вымытых салатных листов, которые нужно было всего лишь высыпать в тарелку и заправить кунжутным маслом.              Он вернулся домой и осмотрел квартиру, которая не то, что не была готова к приёму гостей, а вообще не была похожа на жилое помещение. Рядом со входной дверью стояла тумбочка и вешалка, в гостиной не было ничего, кроме тумбы под телевизор, самого телевизора, музыкального центра, дивана и журнального стола, а спальня и кухня были единственными комнатами, в которых можно было находиться. По сути, так и было, потому что Микки спал и ел дома, а девяносто процентов остального времени проводил на работе. Он понятия не имел, в каком состоянии находится комната Мэнди, потому что никогда не заходил туда, но надеялся, что грязных вещей, покрытых плесенью, там нет.              Когда мысль о том, что он хотел отказаться от квартиры, отцовского дома и всего, что могло бы им принадлежать, проникла в его голову, Микки быстро включил музыкальный центр, позволяя песне выместить всё, о чём он до этого думал.       Милкович быстро сервировал кухонный стол, выложил закуски на красивые тарелки и поставил салатницу ближе к левому краю, приступая к мясу.              Его телефон в кармане завибрировал, и он быстро сполоснул руки, прежде чем достать его, ожидая увидеть сообщение от Йена, что тот уже в пути. Но это была Мэнди.              [Систер]: Я не смогу прийти, извини              [Систер]: Повеселитесь;)              Уголки губ Микки медленно опустились, когда он почувствовал ничто иное, как обиду.              Он быстро кликнул на контакт Мэнди и позвонил, прикладывая телефон к уху, чтобы спросить какого вообще хуя. Только когда он привёл свою жизнь и отношения в порядок, только когда они с Йеном решили сделать их официальными, то его сука-сестра решила его опрокинуть. Микки был взбешён.              Абонент не отвечает ни на первый, ни на второй, ни на третий раз. Абонент может смело идти нахуй с гордо поднятой головой.              Да, они в последнее время отдалились, но Микки первым выбросил белый флаг, ожидая, что сестра сделает тоже самое. Не угадал. У Мэнди всё ещё оставались секреты, которые поглотили её целиком и полностью. Микки мог только смириться с этим.              Он убрал третий стейк обратно в холодильник и задумался о том, что происходит с Мэнди. Причина её странного поведения была ясна как день — новый парень, о существовании которого Микки знать не нужно. Ладно, справедливости ради стоит сказать, что он сам поступал с ней точно так же — держал в неведении, пока всё не прояснилось между ним и Йеном.              От осознания того, что у его сестры появился парень, Микки разозлился, чувствуя, как злость разгорается с каждой секундой. Парень был хорошим и Мэнди просто ждала подходящего момента, или он был мудаком, и именно поэтому она ничего не говорила?              Когда Микки подумал, что у него может взорваться мозг, в дверь постучали. Он даже не сообразил, что стоит сначала помыть руки, поэтому пришлось нажимать на ручку предплечьем, чтобы впустить Йена.              — Ты рано, — сказал он, видя, как улыбка Галлагера исчезает, а потом он сводит брови на переносице.              — Ты в порядке? — обеспокоенной спросил он, и Микки кивнул, пропуская его в квартиру. — Освободился раньше, чем думал. А здесь уютненько, — врёт он, оглядываясь по сторонам.              Про эту квартиру можно сказать что угодно, но не слово «уютно». Поэтому Микки высоко приподнимает брови на его комментарий, держа испачканные ладони на уровне плеч. И, конечно же, Йен не может этим не воспользоваться. Он быстро разувается, сокращает расстояние между ними, прижимая к себе Милковича и глубоко вдыхает его запах, а потом отстраняется и быстро целует в губы.              Он замирает, когда осознание обрушивается на него.              — Надеюсь, что Мэнди не наблюдает за углом и её не хватит сердечный приступ, — шепчет он, как будто их может кто-то слышать. Микки улыбается при мысли об этом.              — Она не придёт. Слилась в последний момент, — говорит он и уходит на кухню, чтобы вернуться к мясу. Йен следует за ним.              Микки оборачивается именно в тот момент, когда Галлагер кладёт виноградинку себе в рот, а потом на его лице появляется выражение, как будто его поймали на месте преступления. Милкович хохочет и ставит сковороду нагреваться, пока Йен оглядывается по сторонам, оценивая кухню.              — Я не ожидал меньшего, — подмечает он и облокачивается спиной на барную стойку по правую руку от Микки.              — Это квартира Мэнди, мужик. Не знаю, чего ты там ожидал.              — В смысле «квартира Мэнди»? — хмурит брови Йен и опять крадёт со стола одну из закусок. — Ты здесь не живёшь?              — Моя сестра живёт в доме нашего отца, а я тут. Но она любезно отдала её мне, когда я вернулся в город, — отвечает Микки, выкладывая мясо.              Он думает о том, что ждал Йена немного позже и перед его приходом собирался принять душ, потому что запах больницы, кажется, въелся даже в его кожу. Поэтому, когда он заканчивает с приготовлением ужина под болтовню, то говорит Йену ни в чём себе не отказывать, а сам уходит в ванну.              Пока вода льётся на его плечи, Микки не может поверить, что Галлагер сейчас находится в его квартире, в его личном пространстве, и осознаёт, что этот вечер может закончиться лучше, чем он ожидал. Он улыбается, когда буквально втирает в каждый сантиметр кожи скользкую и вкусно пахнущую пену, а потом быстро моет волосы, прежде чем выйти из душа и обернуться в полотенце. Ещё пара минут уходит на то, чтобы сбрызнуть одеколоном, подсушить волосы и переодеться в более нарядную одежду чем та, в которой он был сегодня на работе.              Микки выглядел глупо в белой рубашке и черных джинсах, учитывая, что их спонтанное романтическое свидание проходило в его квартире, но он хотел соответствовать Йену и не мог себе позволить сесть за стол в трениках и футболке.              Когда он вернулся на кухню, то вино уже было налито в бокалы, а сам Йен сидел, откинувшись на спинку стула, и рассматривал что-то в телефоне.              — Мне уже кажется, что ты всё это спланировал и запретил Мэнди приходить. Пытаешься соблазнить меня, Микки? — шутливо сказал Йен, оглядывая его с головы до ног, а потом продолжил, не дав Милковичу ответить: — Это работает.              Микки усмехнулся, садясь на стул напротив Йена и протянул руку к бокалу, немного приподнимая его:              — За то, что ужин-знакомство стал свиданием, — сказал он, а Галлагер поддержал его, приподнимая свой бокал.              Судя по тому, как быстро исчезал стейк Йена с его тарелки, Микки сделал вывод, что либо он ахуенный повар, либо тот не ел с самого утра. Лучше бы это был первый вариант, потому что сейчас Галлагеру важно следить за рационом, как никогда раньше. Они переглядывались, пока ели, а потом стали говорить про работу, когда их желудки уже были заполнены.              На самом деле это Йен болтал без умолку, а Микки просто любовался им, поставив локти на стол и подперев ладонями подбородок. Он был очаровательным, и смешным, и красивым, и интересным, и вообще оставалось загадкой, как он смог уместить все эти качества в себе, прикрываясь маской заносчивости и горделивости.              Фортуна впервые показала Микки сердечко двумя руками, вместо среднего пальца, из-за чего он был несказанно рад и не мог поверить, что мужчина перед ним — его. Он здесь, рядом, в его квартире, на работе, в сердце.              Щёки Микки порозовели то ли от вина, то ли от подскочившей температуры, то ли от его собственных мыслей. Он не мог сдержать улыбку и приятное разрастающееся чувство, которое согревало его изнутри.              — Я даже не старался, а свидание вышло гораздо лучше, чем твоё, — с издёвкой произнёс Микки, поднося бокал ко рту.              Йен округлил глаза, а потом нахмурился, выглядя оскорблённым до глубины души, хотя взгляд выдавал его.              — Моя гордость задета этим высказыванием, и я требую, чтобы ты извинился, — сказал он, а потом, не выдержав, улыбнулся. — Покурим?              Микки кивнул, а потом встал, чтобы убрать со стола. Йен поднялся вслед за ним и за короткий промежуток времени стол был чист, а вся грязная посуда свалена в раковину — Милкович не планировал заниматься ей сейчас, особенно когда его никотиновая зависимость нуждалась в сигарете.              Они вышли на застеклённый балкон и оба вздрогнули от холода — ноябрь уже послезавтра. А потом зима, сугробы, переломанные конечности на льду и целая тонна аварий. Никакое из времён года не было приятным для врачей, которые беспокоились за здоровье людей, а для тех, у кого деньги стояли превыше всего, эта пора была золотой жилой.              Микки поджёг сигарету и зажал её между губами, прежде чем подойти и опустить локти на оконную раму. Он ждал, что Йен окажется позади него в считанные мгновения, поэтому довольно улыбнулся, когда это произошло. Сильные руки тут же прижали его к себе, обнимая поперёк живота, а щека Йена коснулась сначала уха, а потом виска Микки.              — Спасибо за ужин, — мурлыкнул он и тёплый воздух согрел ушную раковину. — Это было лучшее, что я ел за всю свою жизнь. Есть в этом мире что-то, чего ты не умеешь делать?              — Нет, — ответил Микки, выпуская дым, а потом поднёс сигарету к губам Йена, чтобы тот тоже сделал затяжку.              — Я отвратительно готовлю, — признался ординатор. Его голос звучал грубее из-за дыма, находящегося в лёгких.              — Тогда ты везунчик, потому что у тебя есть я, — произнёс Микки.              Боже. Его дыхание замерло, когда он осознал, что сказал. Кажется, ему пора начать привыкать видеть Йена в своей квартире и к тому, что говорить такие вещи — нормально для людей, состоящих в отношениях. Несмотря на то, что Микки действительно так считал, он не мог контролировать своё тело, которое напряглось в руках Йена, но потом почувствовал лёгкий поцелуй в висок и дышать в миг стало легче.              — Кто бы мог подумать, что за три месяца ты не только будешь согласен со мной курить, но и будешь делиться сигаретой, — сказал Йен.              — На самом деле ты меня в тот момент жутко взбесил, поэтому я не хотел идти в курилку вместе. Ничего против разговоров не имею, — улыбнулся Микки.              Сигарета была докурена и сейчас должно было произойти то, о чём каждый из них думал на протяжении долгого времени, но почему-то они стояли и боялись пошевелиться. Микки чувствовал себя школьником, который флиртует и доводит до состояния не стояния, а в самый последний момент трусит. Ему нужен был толчок, что-то, что могло бы вызвать огонь, но Йен не двигался.              В этот момент он понял, что не подумал о презервативах. Твою, сука, мать. Сигарета давно покоится в пепельнице, а он смотрит на проезжую часть и думает о том, как можно так облажаться. Может, Йен всё предусмотрел?              Микки поворачивает голову, но стыдится поднять глаза, поэтому фокусирует взгляд на рыжих завитках бороды, а потом произносит:              — У тебя есть презервативы? — он готов провалиться сквозь землю, как только произносит это вслух, от того, насколько робко и смущённо звучит.              У Йена перехватывает дыхание, и всё его тело вытягивается по струнке, когда он пытается звучать как можно более безучастно:              — В бумажнике должен быть один, — отвечает он.              — Ладно, — на выдохе произносит Микки.              — Ладно, — вторит ему Йен.              А потом между ними воцаряется молчание. Микки не знает, может ли эта ситуация стать ещё более неловкой.              Они знают, что сейчас должно произойти и они готовы. Милкович пытается в голове себя настроить, понимая, что они уже занимались оральным сексом два года назад, целовались сотню раз и доводили друг друга до исступления, так что это не должно быть проблемой. Какого хуя сейчас ни один из них не может пошевелиться?              Микки переплетает их пальцы с Йеном и откидывает голову назад и в бок, целуя его в челюсть и сгорая от смущения.              — Поговорим о том, как неловко себя чувствуем? — нервно смеётся Галлагер и ловит своими губами губы напротив.              — Сейчас меньше всего я хочу с тобой разговаривать, — шепчет Микки, кладя руку на колючую бороду и тянется к нему.              — Тогда что ты хочешь делать?              Милкович понимает, что это шанс разжечь в них тот огонь, о котором он думал пару минут назад, потому что сейчас поцелуи едва похожи на взрослые, скорее на начальную школу. Он молчит, закусывая губу и улыбаясь. Рука Йена скользит по его торсу, а потом пальцы оборачиваются вокруг шеи, немного сжимая её.              — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — одними губами произносит Микки и закатывает глаза, когда чувствует руку на своей шее.              Йен ласкает его кожу, обжигая горячим дыханием, и член Милковича заинтересованно дёргается, отзываясь на манипуляции с его телом. Он проворачивается в объятиях и закидывает руки ординатору на плечи, соединяя их губы под удобным углом, и приоткрывает рот, позволяя языкам сплестись.              Микки прижимается всем телом и заставляет Йена сделать пару шагов назад своим напором, но так они оказываются в квартире, а значит, ближе к кровати. Длинные пальцы оборачиваются вокруг белой пуговицы рубашки и расстёгивают, но Микки хочет, чтобы Галлагер сорвал с него эту чёртову ткань, мешающую ему чувствовать оголённой кожей прикосновения.              — Ну же, сделай что-нибудь с этой рубашкой, — подначивает его Микки. Ему пришлось отстраниться, поэтому он недоволен, что Йен медлит и ужасно тупит.              — Какого хуя эти пуговицы такие маленькие? — говорит Йен ему в губы, пытаясь и целоваться, и раздевать его одновременно. Плохо у него выходят оба занятия.              — Йен, просто разорви её, — подсказывает ему Милкович, — если силёнок хватит.              — О…              А в следующую секунду слышится треск разрывающейся ткани, потому что да — силёнок определённо хватило. Микки сбрасывает ненужную ткань на пол и возобновляет поцелуи, которые становятся всё более робкими. Он понятия не имел, что Йен будет медлить, когда дело дойдёт до секса, потому что тот подавал сигналы альфа-самца.              Микки отрывается и тянет Йена в спальню, а потом они замирают около кровати и прижимаются лбами друг к другу, тяжело дыша. Глаза Микки прикрыты, а ладони покоятся под кофтой на голом животе, покрытом тонкими рыжими волосами. Он ведёт рукой вниз к члену Йена, обводя очертания через штаны, а потом достаёт из кармана бумажник, в котором лежит презерватив, и бросает его на кровать. Пальцы играют с пряжкой ремня и, кажется, только сейчас до Галлагера доходит, что именно сейчас произойдёт, и он притягивает к себе Микки за шею, соединяя их губы.              — Раздевайся, — почти приказывает Милкович и отходит, начиная снимать свои штаны.              Он опускается на кровать, ожидая, что Йен последует за ним, но тот просто стоит, наблюдает и улыбается. Его взгляд скользит по телу Микки, от чего он чувствует себя неловко, губа оказывается зажата между зубами, а потом их глаза встречаются.              — Ты такой красивый, — шепчет тот в тишину комнаты и видит, как щёки Микки вспыхивают в реальном времени.              Милкович борется с желанием закутаться в одеяло, потому что безумно смущён, но вместо этого поднимается с кровати, тянет за руку Йена, и они падают вместе на белоснежные простыни. Поцелуи ленивые, взгляды робкие, а касания нежные, и Микки чувствует себя самым счастливым на свете.              Он пропускает пальцы Йена сквозь волосы, спускает их на шею, а потом ведёт по спине, вызывая мурашки на голой коже. Упаковка презерватива неприятно колет его бедро, поэтому Микки вытаскивает его из-под себя и кладёт рядом с подушкой. Губы Йена спускаются на грудь, втягивают сосок в рот, и Милкович стонет от приятного ощущения.              — Йен, — произносит он на выдохе, превращая слово в стон, и прикрывает глаза, выгибаясь.              — Я задолжал тебе минет, — шутит Галлагер и Микки обнимает его ногами за талию, не разрешая спускаться вниз.              — Не сегодня. Сейчас я хочу чувствовать тебя внутри больше всего на свете, — признается он и их взгляды пересекаются.              Йен возвращается к его губам, даря невероятно глубокий поцелуй, а рукой касается члена Микки через ткань, поглаживая его и сжимая. Они сбрасывают нижнее бельё и прижимаются друг к другу совершенно обнажённые, но возбуждение побеждает чувства, поэтому Йен отстраняется и садится на колени.              — Смазка?              Милкович кивает и тянется за бутылочкой под подушкой, а потом передаёт её Йену. Тот выдавливает жидкость на пальцы, тянет Микки за бедро, чтобы он перевернулся на живот, а потом раздвигает его ноги своими коленями.              Вздох, который вырывается из глубины лёгких Микки, слышат они оба, когда Йен проводит подушечкой пальца по ободку мышц, а потом толкается внутрь.              — Ебать, — быстро произносит он, когда чувствует приятное давление.              Прошло уже достаточно времени с того момента, когда у Микки был последний секс, а после работы едва хватало сил на ленивую дрочку, так что ни о каких пальцах не могло идти и речи. Именно поэтому даже один для него сейчас был слишком и, может, он слишком поторопился, дав Йену зелёный свет. Микки сжимает зубами угол подушки и пытается расслабиться, когда уже два пальца проникают в него.              Галлагер терпелив, даже слишком. Он не жалеет смазки, выдавливая её прямо на вход, и время от времени вытаскивает пальцы, чтобы сжать в руке мошонку. Микки становится на колени, чтобы им обоим было удобнее, а Йен легко толкается двумя пальцами одной руки внутрь и наружу, а второй наглаживает член. И, ёбаный боже, Микки готов выть от удовольствия.              Третий палец встречает небольшое сопротивление, но скользит внутрь уже через пару минут. Микки сводит брови на переносице и закусывает нижнюю губу, чувствуя неприятное жжение, а потом чувствует лёгкие поцелуи на спине и в районе копчика, расслабляясь. Он не идиот и уже видел член, который в скором времени окажется внутри, поэтому торопиться с подготовкой нельзя.              Йен не отрывает губ от его спины и, кажется, сделал уже пару засосов, но Микки не против. В данный момент он не против даже огромного и синего прямо на лбу.              Наконец, когда три пальца скользят в него с лёгкостью и он хочет почувствовать нечто большее, Микки говорит, что готов, и Йен раскатывает презерватив. Он входит медленно и осторожно, боясь причинить боль, шепчет успокаивающие слова и поглаживает спину и бёдра Микки.              Он толкается назад, чувствуя, что может принять больше, и хочет быть наполненным до краёв. Когда это случается, они оба замирают и ждут пару секунд.              — Ты в порядке? — шепчет Йен, но Микки молчит.              Он приподнимается на локтях, а потом перемещает вес на ноги, когда касается спиной груди Галлагера, тем самым меняя угол проникновения, и закидывает руки ему за шею.              — Лучше не бывает, — нежно шепчет он и проводит носом вдоль подбородка Йена.              И тогда он толкается. Поза не позволяет входить глубоко и быстро, но они просто не могут передвинуться, целуясь. Микки подаётся вперёд, а потом переворачивается и опускается на спину, разводя колени. Йен улыбается, когда смотрит на него, — открытого и приглашающего, с раскрасневшейся кожей и покусанными губами — а потом ложится сверху, снова входя.              Он толкается быстро и жёстко, наполняя комнату шлепками кожа о кожу и стонами, слетающими с губ обоих, а потом замедляется, чтобы поцеловать, и всё по кругу. Микки выгибается в спине и подталкивает пятками Йена, прижимая его к своей шее за голову. Их пальцы переплетены на подушке, взгляды мутные, а на губах счастливые улыбки, когда они двигаются вместе, в одном темпе, как единый слаженный механизм.              Микки жмурится и кусает губу Йена, чувствуя себя так идеально в моменте, когда член попадает точно в простату, а рука Галлагера поглаживает его собственный, текущий и готовый взорваться.              — Быстрее, — шепчет Микки прямо в приоткрытые губы, а потом закатывает глаза от удовольствия, когда Йен даёт ему, что он просит.              И тогда он кончает так быстро и так обильно между их животами, что это даже немного неловко, но Йену плевать — он сам находится на пике. Его толчки становятся хаотичными, и он изливается в презерватив с именем Микки на губах.              Они в полном беспорядке. Изнемождённые и липкие, пытаются привести дыхание в норму, улыбаясь и целуясь.              Йен поднимается первым и тянет Микки за руку в душ, где они позволяют воде течь по их телам, целуясь до боли в губах. Они нежно касаются и гладят друг друга, смеются и переговариваются о какой-то ерунде. А когда возвращаются в постель, то залезают под одеяло абсолютно голые и счастливые, наслаждаясь друг другом.              — Хочу провести так всю свою жизнь, — неожиданно для них обоих произносит Йен, находясь на краю сна.              Микки крепче прижимает его руку к своей груди, и, когда слышит сопение за своей спиной, понимает, что он тоже.