Влюблённым предоставляется лечение

      

«Если бы я знал,

что ты придёшь,

то я бы ждал тебя,

сколько угодно»

             Неделя.              Ровно неделя потребовалась Микки, чтобы понять, что его работоспособность не зависит ни от кого другого, кроме него самого, что избегать Йена гораздо труднее, чем он думал, и, что чувства не пропадают, когда завершаешь отношения.              Оказалось, что вернуться к моменту, когда они не замечали друг друга в больнице, невозможно по той простой причине, что этого никогда не было. У них было всё: ненависть, презрение, отстранённость, заинтересованность, желание, страсть, но никогда не было безразличия. Избегание тоже не помогало, потому что в один прекрасный момент взгляды всё равно встречаются, губы поджимаются и грудь пронзает очередной приступ боли. Йен, кажется, даже бросил курить, в то время как Микки увеличил количество потребляемого никотина вдвое, если не втрое, поэтому в курилке они так ни разу и не пересеклись.              Но всё встало на круги своя — пациенты по-прежнему заболевали и выздоравливали, а солнце по-прежнему светило над головой.              На следующий день, в понедельник, когда точка была поставлена окончательно, Йен не появился в больнице — у него всё ещё был больничный, и Микки думал, что это шанс взять себя в руки, вернуться к старому и продолжить жить, как ни в чём не бывало. Но, держа сигарету в губах и кутаясь в куртку, он понял, что, кажется, «как ни в чём не бывало» уже не будет никогда.              Во вторник у Микки был выходной, и он мог отоспаться на несколько недель вперёд, но проснулся в пятом часу ночи с полным ощущением неправильности происходящего. Его сердце разрывалось, а уголки губ опускались каждый раз, когда в мысли так или иначе попадал Йен. На самом же деле, он никогда их не покидал.              Микки записался в спортзал и в тот же день провёл там больше двух часов, пытаясь сбежать от самого себя. Он убрался в доме, решив наконец покончить с оставшимися коробками, на разбор которых у него никогда не было времени. Тогда ему на глаза попалась одна — та, которая вызывала ужасные воспоминания. Микки сидел на полу, опираясь спиной на кровать и не решаясь открыть её, но всё же сделал это. Воспоминания о прошлых отношениях отдались болью в его рёбрах и вырвались из тела вздохом облегчения от того, что всё закончилось.              Они познакомились на медицинской конференции в Мичигане, когда Микки был одним из лекторов, а Чарльз обычным слушателем. Начали общаться, быстро съехались из-за плотных графиков и отсутствия личного времени. Тогда и начался весь ад под названием абьюзивные отношения с манипулятивным ублюдком, из которых Микки чудом выбрался через год. На самом деле, просто сбежал, так же, как и после истории с Чедом.              Чарльзу было около сорока, он не был несостоявшимся мальчишкой, который мог бы взять деньги у его отца, но Микки никогда даже отдалённо не ощущал чувства, похожего на любовь. Он был всё ещё сломлен после Чеда, а Чарльз оказался в нужном месте и в нужное время. Вместе им было комфортно по началу, а потом начались манипуляции, запреты, ссоры и ругань. Стоило бежать, поджав хвост, когда мужчина начал запрещать Микки встречаться с друзьями и контролировать время прихода домой, но весь нонсенс нездоровых отношений в том, что ты даже не понимаешь, что они такими являются.              Чарльз действовал настолько незаметно и искусно, что Микки и в голову не приходило, что что-то происходит. Но, когда мужчина начал склонять его к различным техникам в постели и сексу втроём, а потом обижаться из-за отказа, то Милкович впервые начал задумываться. Под страхом остаться одному, который был вызван манипуляциями со стороны Чарльза, он всё же согласился, и даже пришёл в отель в назначенное время. Спасибо, что здравый смысл вовремя начал бить тревогу, и он сбежал оттуда прямо в их общую квартиру, паковать вещи, пока Чарльз не вернулся домой.              Обычно такие люди как Чарльз не оставляют в покое своих жертв, но, видимо, ему и в голову не пришло, что Микки может вернуться обратно в Чикаго — город, который был для него воспоминанием о прошлых болезненных отношениях. Так всё и закончилось.              Микки поднялся с пола, держа коробку подмышкой, и спустился на цокольный этаж, чтобы без раздумий запихнуть её в самый большой и грязный мусорный контейнер, который видел. Именно там место для всех его вещей и этих отношений в общем.              В среду они с Галлагером впервые встретились после разрыва, и Микки пожалел, что не взял выходной, потому что его сердце обливалось кровью из-за лица, к которому он больше никогда не сможет прикоснуться. Йену тоже было плохо — Милкович знал это — и он переживал из-за них не меньше самого Микки. Даже если не обращать внимания на его потрёпанный вид, красные уставшие глаза и большие мешки под ними.              Он не смотрел на него, даже не пытался. Оно и к лучшему, потому что, в противном случае, ему пришлось бы забрать все свои слова назад и броситься в успокаивающие объятия, моля о прощении.              Йен уважал его выбор и просьбу держаться подальше, воспринимая это буквально и стараясь не показываться на глаза, но у Микки каждый раз останавливалось сердце, когда рыжие волосы — не обязательно Галлагера — мелькали в его поле зрения.              В четверг был первый случай, когда им пришлось пересечься по работе. Они стояли рядом в кабинете Миранды, внимательно слушая её и пытаясь не дышать в присутствии друг друга. Йен вышел оттуда так быстро, что Микки подумал, что ему пришлось бежать до конца коридора, только чтобы снова не находиться в одном пространстве.              В обед пятницы Микки сидел в ординаторской неотложного отделения, заполняя бумаги и наслаждаясь минутами тишины до того, как туда заявятся четверо оболтусов, которые, как обычно, заведут беседу и будут смеяться до колик в животе. Он любил своих интернов, но время без них ценил не меньше.              Как только время на его наручных часах показало 14:00, дверь открылась и уединение в этот момент официально закончилось.              — А потом я ей сказал: «Детка, я тот врач, который вылечит тебя от всех болезней и станет решением всех твоих проблем», — гордо сказал Харпер, наклоняясь к маленькому холодильнику под кухонной стойкой, чтобы достать йогурт.              — Ты такой клоун, — рассмеялась Лу, падая на диван и доставая телефон.              Микки покосился на девушку, оценивая её состояние. Она выглядела совершенно расслабленно и обычно, как будто не рассталась с женихом почти неделю назад. Милкович не знал, что произошло потом, — помирились они или расстались окончательно — но, кажется, сейчас её это не особо волновало.              Он бы хотел позаимствовать хоть капельку её самообладания и умения справляться с сердечными проблемами.              — Это вы просто не знаете, что он сказал ей потом, — хмыкнул Ли, заваривая кофе. — Цитирую: «Я могу стать твоим спасением от одиночества на следующую ночь или две», — он пародировал голос Харпера и его манеру общения, а получилось у него очень здорово, поэтому Микки не смог не улыбнуться.              — А она что ответила? — спросила Рейчел.              — Послала его куда подальше, — фыркнул Хонг и пожал плечами. — И правильно сделала.              — А что плохого в сексе на одну ночь? Разве девушки не могут его хотеть? — озадаченно спросил Харпер, оборачиваясь на всех присутствующих.              — Могут, — ответила Лу. — Но не всем это интересно, поэтому она тебя и послала.              Они замолчали, задумываясь, а Микки откинулся на спинку стула, отодвигая от себя документы и складывая руки под грудью. Ему было интересно наблюдать за их взаимодействием — интерны были дружны, а во время его интернатуры такого не было. Вспоминая свои университетские годы, Микки может сказать, что он держался всегда стороной, не имея желания заводить друзей. Врачебная практика, операции и интересные случаи — то, что волнует его и по сей день.              Но, кажется, в последнее время многое изменилось.              Дверь снова открылась, являя второго ординатора, на которого почти не обратили внимание интерны, продолжая заниматься своими делами, а Микки показалось, что в комнате закончился кислород. Он отвернул голову, чтобы Йен даже не попадал в поле его зрения, и уставился взглядом в документы, пытаясь унять боль, пронзившую его тело.              — Итак, хороший вопрос на повестке дня, — всполошился Харпер, вскакивая с дивана. — Что же нужно девушкам? Ли, твоё мнение?              Хонг пожал плечами и призадумался, прежде чем ответить.              — Уверенность в завтрашнем дне, ощущение заботы и нужности, внимание и любовь.              Ответ заставил всех присутствующих, и даже Микки, который старался слиться с мебелью, повернуть головы в его сторону. Видимо, никто такого не ожидал, но девчонки ободряюще закивали.              — Йен, Вы как считаете? — Харпер перевёл ручку на него, из-за которой тот выглядел как лектор на лекции. Для полной картины не хватало доски за его спиной и очков на носу.              — Я гей, так что понятия не имею, — он пожал плечами, облокачиваясь задницей на кухонную столешницу и поднося к губам кофе.              — Ладно, я переформулирую вопрос. Что нужно человеку в отношениях? Неважно, мужчина это или женщина.              Все замолчали, ожидая ответа, но Йен не спешил открывать рот. Кажется, он глубоко задумался, но в конечном итоге вздохнул.              — Раньше я думал, что достаточно того, чтобы два человека испытывали взаимные чувства друг к другу и хотели быть вместе, но не так давно понял, что, видимо, этого недостаточно, — он замолчал на мгновение, а потом продолжил, пока все внимательно его слушали. — Думаю, что на первом месте стоит то, как человек себя ощущает, как он себя видит и что его тревожит. В отношениях нельзя быть эгоистом, но слышать и слушать себя тоже важно. И иногда приходится принимать решения, от которых плохо вам обоим, но в конечном счёте окажется, что так было лучше. Ответ на твой вопрос, Харпер: уважение, честность, поддержка и доверие.              Микки пытался научиться заново дышать. Он даже не понял, в какой именно момент посмотрел на Йена, но сейчас просто не мог отвести взгляд.              Эти слова потрясли его до глубины души и он почувствовал такое сильное и всепоглощающее чувство внутри себя, которое заставило его усомниться в правильности всего происходящего и его жизни в целом.              Микки поджал губы и опустил взгляд на свои руки. Он разрывался между двумя решениями — пропустить мимо ушей, проглотить и выбросить или впустить в себя, причинив ещё больше боли.              — Кажется, лучшего ответа мы сегодня не услышим, — пробормотала Лу после минутной паузы, во время которой каждый из них ушёл в себя. — Предлагаю наконец пообедать.              Микки собрал все документы со стола, освобождая место для интернов, а сам перешёл на диван. Он украдкой посмотрел на Йена, поймав его взгляд на себе, и заметил, что тот хочет сесть рядом, но не может себе этого позволить. Тогда Микки достал из кармана телефон и открыл диалог.              Не обращая внимания на предыдущие сообщения, он начал печатать:              [Микки]: Я не запрещал тебе сидеть рядом со мной              Он сам не знал, зачем пишет это, потому что Йен мог растолковать по-разному его слова. Просто в этот момент, он почувствовал, что немного смягчился по отношению к нему. В любом случае, так дальше продолжаться не может — они не могут бегать друг от друга до конца жизни, и в конечном итоге им придётся научиться работать рука об руку.              Ответ пришёл быстрее, чем он думал, и заставил Микки нахмуриться.              [Галлагер]: Мне не нужна твоя жалость.              [Галлагер]: Я польщён, что тебя тронули мои слова, но я просто рассуждал вслух. К тебе это не имеет никакого отношения.              [Галлагер]: Мне не нужно ничего запрещать. Я сам в состоянии делать то, что считаю нужным.              Сказать, что эти слова его шокировали — значит не сказать ничего. Микки был так зол в этот момент сам на себя за то, что дал слабину и хотел наладить отношения, чтобы иметь возможность не бегать друг от друга, едва завидев на горизонте.              [Микки]: Не знаю, как ты смог выбрать одного из своих поклонников и представить его в своей голове, прежде чем толкнуть эту слащавую речь.              Это не то, что он планировал написать изначально.              Йен не заслуживал упрёков со стороны Микки и того, чтобы на нём срывали злость.              [Галлагер]: Обязательно выберу кого-нибудь, а потом поговорю с ним о чувствах, потому что у меня нет привычки прятаться по углам, но не переживай, я поставлю тебя в известность.              Милкович практически открыл рот от наглости, потому что он не ожидал этого, что глупо, учитывая, что именно он первым тыкнул Йена носом в его дерьмо.              Он так сильно погрузился в переписку, что не заметил, как к нему обратился Ли с вопросом, поэтому резко вскинул голову в сторону интернов.              — Чего ты его отвлекаешь? Не видишь, что наш ординатор так увлечён перепиской, что не обращает на тебя внимания, — многозначительно поиграл бровями Харпер, явно намекая на что-то непристойное.              Микки бросил на него грозный взгляд, который заставил Ремера захлопнуть рот и продолжить есть свой обед.              — Что такое?              — Хотел спросить, как прошло Ваше свидание, — спросил застенчиво он.              Микки глубоко вздохнул и поднялся с дивана, скользя взглядом по комнате только для того, чтобы мельком взглянуть на Йена и понять, что тот заинтересован в его ответе. Убедившись, что все зрители готовы, он сделал пару шагов вперёд, драматично качая головой.              — Ну как тебе сказать, мой мальчик, — начал своё представление Микки, немного поворачиваясь в сторону Ли. — Так просто и не расскажешь.              Казалось, что все в комнате были озадачены странным поведением ординатора. Все, кроме Ли, который до сих пор пытался переварить обращение «мой мальчик».              — Что это значит? — неуверенно произнёс Хонг, сомневаясь, что спрашивать своего ординатора об этом — хорошая идея.              — Если взять все факторы, удвоить их и перемножить, то всё равно выйдет дерьмово, — начал он, сцепляя руки за спиной, подходя к двери и останавливаясь рядом с Йеном. — Если коротко, то это было худшее свидание в моей жизни.              Возможно, только возможно, он услышал, как у Галлагера заскрипели зубы.              — Мне жаль, — выдавил Ли, опуская взгляд к своей тарелке и жалея, что вообще начал этот разговор.              — Не стоит, — покачал головой Микки. — Для следующего свидания я планирую сменить свою пару. Что скажешь, Галлагер?              Микки обернулся на него с довольным выражением лица и улыбкой, встречая лишь злость и ненависть в зелёных глазах и, без сомнений, выдвинутый подбородок. Внезапно Йен опустил взгляд в пол, но потом снова поднял голову и коротко улыбнулся.              В этой улыбке Микки увидел столько горя и печали, что сразу же пожалел о том, что устроил эту сцену. Эмоции пропали так же быстро, как и появились, так что может их и не было вовсе?              — Отличная идея, — согласился он и, оттолкнувшись от столешницы, прошёл вглубь комнаты.              Йен сел на кресло спиной ко всем, поставил кофе на журнальный столик и накрыл ладонями лицо.              Микки вышел из ординаторской так быстро, как мог.       

***

      Йен никогда в жизни не чувствовал себя таким разбитым и ненужным. Каждый взгляд, слово, мысль — абсолютно всё, связанное с Микки, ломало ему рёбра изнутри. Он впервые стал сопереживать своим бывшим парням и тем, кто за ним увивался в студенческие годы.              На самом деле, личная жизнь Йена не отличалась своим разнообразием. Отношения в старших классах, отношения с Калебом и одноразовый секс до, после и между ними. Именно поэтому, то, что сказал Микки в кладовке, повергло его в шок.              Никогда, ни разу он не воспринимал его как одноразовый секс и не хотел, чтобы они были просто секс-приятелями.              Да, тогда был этот идиотский пьяный минет, который не закончился хорошо, но он же не знал. В любом случае, тогда у них ничего бы не вышло. Видимо, как и сейчас.              Йен понимал, правда понимал. И ему тоже было страшно, потому что он знает каково это, когда тебе разбивают сердце, но он был готов рискнуть, попробовать, окунуться в омут в головой, неважно чем бы это закончилось, потому что они этого стоят, Микки того стоит.              Но Милкович оказался не готов, а Йен оказался не готов к тому, что тот не готов.              И это невыносимо больно — заставлять себя отвести взгляд, избегать, не подходить, не заговаривать, не желать и не чувствовать. Как будто это так легко, блять. Держаться стороной, заставить себя ненавидеть, когда сердце бьётся в горле и ладони дрожат от необходимости прикоснуться.              Сейчас, сидя в ординаторской, он понимал, что не может сдвинуться с места — здесь интерны, он ни за что не даст себе слабину перед ними. Микки может говорить гадости сколько хочет, если от этого ему становится легче, но Йену плохо. Плохо так, как никогда не было в жизни. А особенно от того, как Милкович заставляет себя не смотреть и специально отворачивается, потому что знает, что Йен прочитает в его глазах всё, что тот не может сказать вслух.              И жалость ему тоже не нужна, никогда от этого не становилось легче. Нет ничего хуже, чем вызывать жалость. Это как плевок в лицо, который невозможно стереть. Остаётся только сжимать зубы покрепче и терпеть, не подавая вида.              Йен достал телефон из кармана и открыл сообщения, сразу же набирая одно.              [Йен]: Привет. Мы можем встретиться? Желательно, как можно скорее.              И ответ не заставил себя ждать.              [Тревор]: Конечно, я буду через двадцать минут около больницы.              Кажется, пришло время поставить эту блядскую точку.              Тревор появился вовремя и Йен чувствовал себя неловко из-за того, что парень пришёл сюда только для того, чтобы быть брошенным, но с другой стороны — никто его не звал сюда, он сам вызвался.              — Привет, тебе уже лучше? Думал, что ты проваляешься дома как минимум неделю, — сказал он, подходя ближе и намереваясь поцеловать Йена в щёку, но был остановлен его рукой. — Всё нормально?              — Я не буду тянуть и перейду сразу к делу. Мы должны закончить это дерьмо, — сказал он и почувствовал, как его сердце болезненно сжалось из-за того, что эти слова сказали ему самому пару дней назад. — Ты мне не нравишься и мне жаль.              Тревор продолжал улыбаться, как ни в чём не бывало, а потом протянул руку и сжал плечо Йена.              — Я думаю, что тебе нужно время, чтобы получше меня узнать. Да, у нас не произошло этого «коннекта» с первого взгляда, но разве такое когда-нибудь бывает?              Да, бывает, Йен лично в этом убедился два с половиной месяца назад.              — Дело в том, что ты меня не интересуешь и мне не хочется делать тебе больно, правда, но так больше не может продолжаться. Ты не можешь писать мне такие сообщения и приходить в больницу с цветами, называя себя моим парнем, — Йен не хотел этого говорить, понимая, как это звучит. Меньше всего ему хотелось разбивать сердце Тревору сейчас, когда и его сердце было не в порядке.              — Разве это не ты начал присылать мне недвусмысленные сообщения? — нахмурился он.              Блять, да и нет. Йен накрыл рукой глаза, сжимая уголки глаз пальцами.              — Дело в том, что изначально я писал не тебе. Я влюблён в другого человека, мне жаль.              Печаль, отразившаяся на лице Тревора заставила его почувствовать себя ещё хуже, если это возможно. Парень развернулся и ушёл, не сказав больше ни слова, но оно было и к лучшему, потому что Йен вряд ли бы выдержал ещё пару минут в его обществе, поэтому вернулся в больницу и приступил к работе.       

***

      Операция по удалению кисты из головного мозга с помощью шунтирования прошла успешно для пациента, зато Микки чуть не поседел. Это была самая сложная операция за последнее время, по причине сразу нескольких факторов, но всё обошлось благодаря профессионализму и собранности Милковича.              Про такие случаи говорят: «Возможно, они никогда до конца не осознают, насколько опасной была операция и как сильно им повезло, что они смогли полностью оправиться после неё. А вот хирург во время операции сумел ненадолго познать рай, перед этим проскочив мимо ада».              Он вышел из операционной, стирая капли воды с лица двумя руками, и хотел сейчас только одного — выкурить сигарету, а может сразу несколько.              Мэнди вопросительно посмотрела на него, когда Микки прошёл рядом с ней, и поняла, что сейчас лучше оставить мужчину одного — произошло что-то серьёзное. Так что она опустилась обратно на стул, возвращаясь к работе, а Милкович вышел на холодный воздух, не заботясь о верхней одежде. Сейчас ему было на это наплевать.              Юрист, с которым он должен был встретиться в понедельник, позвонил и сказал, что их встреча переносится на неопределённый срок, так что они с Мэнди до сих пор не знали, чего ожидать завтра, послезавтра и через неделю. Микки готов был разнести их шарашкину контору к чёртовой матери за то, что до сих пор не получил никаких ответов на тысячу вопросов, которые крутились у него в голове.              Внезапно, в его кармане зазвонил телефон.              — Да? — ответил он, прикладывая его к уху.              — Здравствуй, Микки. Я звоню сказать, что буду свободен на следующей неделе, так то мы могли бы встретиться и переговорить, — сказал ему Джереми.              Милкович пытался вспомнить свой рабочий график на следующей неделе, проводя пальцем по глазу и стараясь держать сигарету подальше от своего лица.              — Да, конечно. Назови день и место, — в конечном итоге ответил он, понимая, что готов взять выходной в любой день, лишь бы разобраться с этой чёртовой историей.              — Как на счёт среды? В три часа дня у меня в офисе? — предложил мужчина.              — Да, сойдёт. Напомни мне адрес, — попросил Микки, не имея ни малейшего понятия, где находится юридический офис.              — Отправлю его тебе сообщением. До встречи.              Микки нажал на отбой и глубоко выдохнул. Он засунул телефон в карман и, обернувшись, увидел Галлагера, сидящего на лавочке и просматривающего что-то в телефоне.              Ладно, было очень странно видеть его здесь после того, как Йен намеренно избегал курилку всю последнюю неделю. И всё же Микки не мог не отметить, как его немного отпустили эмоции после операции. Было непонятно это влияние никотина или Галлагера на его нервную систему — в любом случае, спасибо.              [Галлагер]: Кандидат на следующее, более удачное свидание?              Микки сначала не понял, к чему вообще было написано это сообщение, а потом догадался, что, видимо, Йен пришёл как раз во время его разговора с юристом.              [Микки]: У тебя какие-то проблемы?              Он чувствовал вину после того, как сказал про свидание, было очевидно, что Йена это задело.              Микки был совершенно неправ в этой ситуации, ведь, чисто технически, это даже свиданием не назовёшь. Он даже не попал в сам ресторан, но то, как Йен готовился и переживал, заставляло его хотеть извиниться и забрать слова назад.              [Галлагер]: Нет. Думаю, у тебя тоже одной проблемой стало меньше.              Йен встал с лавочки, выбросив недокуренную сигарету, и ушёл, хлопнув дверью.              Микки прижал основания ладоней к глазам, с силой вдавливая их в череп. Чёрт возьми.              Драматизм Галлагера был таким очевидным, но Микки соврёт, если скажет, что это не работало. Сердце у него заныло ещё сильнее после этих слов, поэтому он достал ещё одну сигарету из пачки, прикуривая.              Сказать по правде, он жалел, что оттолкнул Йена. Он понимал, что им двоим это не приносит никакой пользы. Это как намеренно выбирать заведомо болезненный вариант, а потом думать всю жизнь об этом и винить в себя, что когда-то не поступил иначе.              Ему было плохо. Йену тоже.              То, чем занимался Микки — особо изощренный способ причинить себе боль, а потом страдать от этого.              «То, что ты отвергаешь того, кого любишь не — великое самопожертвование, ты просто хочешь быть несчастным. Но то, что ты несчастен, не делает тебя лучше других, это просто делает тебя несчастным».              Он крепко зажмурился, докурил сигарету в несколько долгих затяжек и ушёл за Галлагером, выбросив окурок в урну.       

***

      В воскресенье в больнице народу было больше, чем за всё время, что помнил Микки. Всё заключалось в ежегодном «Дне Донорства» — в этот день все желающие могли прийти в любую больницу города и сдать кровь, получив при этом красивый розовый значок на грудь.              Изначально под сбор крови было выделено только приёмное отделение, но из-за большого наплыва людей, Миранда распорядилась принимать доноров ещё и в неотложном. Все интерны были отправлены в специально отведённые кабинеты, что несколько осложнило работу Микки, так что про перерывы можно было забыть.              Он стоял около стола Мэнди, чувствуя себя неуютно под пристальными взглядами сотни человек, которые толпились у стен и окон, и подписывал документы, которые она ему подсовывала.              — Боже, когда этот день наконец-то закончится, — бубнил он себе под нос и одновременно смотрел на наручные часы, которые очень медленно отсчитывали время до окончания рабочего дня.              — Миранда сказала, что раз уж у нас такой ажиотаж, то стоит продлить акцию до завтра, — пожала плечами Мэнди.              — Завтра беру выходной, — выдохнул он. — Кстати, я договорился о встрече с Джереми в среду.              — Хорошо, держи меня в курсе.              Мэнди выглядела очень напряжённой и уставшей, как будто эта тема не давала ей покоя много ночей. Микки понимал её, но помочь никак не мог, поэтому лишь бросил многословный взгляд на сестру и кивнул.              Как только сзади послышался шум, оба Милковича повернулись, а Микки не смог не улыбнуться и не пойти на выручку.              Дебби Гарсия не успела войти в больницу, как столкнулась с открывающейся дверью, из-за чего упала прямо на землю, громко ойкнув при этом. Микки подбежал к ней, протягивая руку и помогая встать. Девушка застенчиво улыбнулась и отряхнула штаны сзади.              — Извините, я ужасно неуклюжая, — пробормотала она. — Здравствуйте.              — Я, вроде как, заметил, — беззлобно пошутил Микки и придержал дверь, чтобы в этот раз обошлось без эксцессов. — Что-то случилось?              — Нет, всё в порядке. Просто пришла сделать доброе дело и сдать кровь, — сказала она, когда они подошли к столу регистрации. — У меня редкая — четвёртая отрицательная.              Мэнди слушала разговор девушки и своего брата с того момента, когда они подошли к её столу, а потом нахмурилась.              — У Йена тоже четвертая отрицательная, — сказала она.              — У доктора Галлагера? — спросила Дебби, приподняв брови.              Мэнди ей кивнула, а теперь пришла очередь Микки хмуриться. Двое рыжих, с одинаковыми носами — такая ли это редкость? А двое рыжих, с одинаковыми носами и редкой группой крови — совпадение или нет? Отметив это у себя в голове, Микки извинился и оставил девушек наедине, чтобы одна из них записала другую на сдачу крови.              Телефон Милковича завибрировал в кармане, пока он шёл в направлении палат, и он достал его, чтобы проверить.              [Галлагер]: Оставил документы тебе на подпись в ординаторской. Они мне нужны к завтрашнему дню.              И, да. Вот так выглядело их общение, начавшееся в четверг. Никто из них больше не пытался поддеть друг друга или вывести из себя, теперь это были сухие односложные сообщения, как это. Были и другие, например «вымой за собой кружку», «Мэнди тебя искала» или «подойди в четвертую палату в неотложке» и все они выбивали Микки из привычной колеи. Колеи, которую он старательно вытаптывал своими собственными ногами тридцать два года жизни, не планируя в ней ничего менять.              Он до сих пор не мог смотреть на Йена, не говоря уже о том, чтобы завести разговор. Они даже не здоровались. И нахуй всё это, потому что такого чувства несправедливости, обиды и отчаяния внутри себя, Микки не ощущал никогда. Ему было плевать на Чеда через неделю после их расставания, и он пошёл в бар за минетом от безымянного и безликого чувака. Ему было плевать на Чарльза, он и не любил его никогда. А на Галлагера почему-то не плевать.              Он так сильно въелся под кожу где-то на груди, что его, казалось, ничем оттуда не выведешь. Он как странная татуировка, которую набиваешь в честь кого-то, а этот кто-то тебя бросает без задней мысли и уходит в закат.              Йен сказал, что Микки — его выбор, а потом нежно прижал к себе.              Микки сказал, что стал хуже, как врач, но это было не так. Это ложь, в которой он так старательно пытался себя убедить, что почти поверил на самом деле. Ведь все его профессиональные качества, которые делали его специалистом в своём деле, никуда не делись. Он не стал любить свою работу меньше, не начал ставить неправильные диагнозы и не разучился проводить операции. Он всё тот же Микки Милкович — старший ординатор и нейрохирург больницы Вейс Мемориал Хоспитал.              Нейрохирург, которому срочно требовалась операция на свой собственный мозг, который уничтожал его морально каждый день. Мозг, который заставлял его поверить в то, что у них с Йеном нет будущего, что Йен — не тот, кто ему нужен.              И Галлагер не был ни в чём виноват. И свидание у них было особенное — второго такого никогда и ни у кого не случится. И Микки хотелось его поцеловать так сильно.              Но Милкович, наверное, самый боязливый человек на свете, которому просто-напросто страшно отдавать своё сердце в руки кого-нибудь другого, потому он открывает сообщения и печатает ответ:              [Микки]: Хорошо.       

***

      До конца рабочего дня оставался всего час, но Микки уже всё сделал. Поэтому сначала он слонялся по ординаторской без дела, потом отпустил интернов домой, пожелав хорошего выходного, а затем сел на диван, нетерпеливо тряся ногой. У него было огромное желание увидеть Йена и, может быть, спросить, как тот себя чувствует — довольно странный вопрос, учитывая обстоятельства. Просто как будто что-то изменилось в природе, больнице и в ауре, из-за чего ему было крайне важно просто посмотреть в его глаза.              Вряд ли Йен захочет с ним разговаривать, — будет классно, если не пошлёт куда подальше — и скорее всего будет безумно уставшим после операции. Операции, которая идёт уже четыре часа, но ведь Микки всегда может спросить, как она прошла и это не будет выглядеть странно.              От нетерпения он даже вышел в коридор, чтобы поболтать с Мэнди, которая разговаривала с кем-то по телефону, прикрыв глава ладонью. Микки насторожился, потому что её опущенные уголки губ и сведённые брови говорили об одном — произошло что-то плохое.              — Да, — коротко сказала она, переводя взгляд на брата. — Да, мэм, Вы сможете забрать тело завтра из морга. Ещё раз примите мои соболезнования.              Она отложила стационарный телефон в сторону и поднялась со стула, чтобы начать убирать со стола.              — Что произошло, Мэнди? — встревоженно спросил Микки, глядя на сестру высоко подняв брови.              — У Йена умер пациент, — ответила она и тяжело выдохнула.              Микки замер на секунду, пока Мэнди начала причитать о том, насколько глупо устроена человеческая жизнь, и, что даже врачи иногда ничего не могут сделать. Казалось, она даже не заметила, что её брат перестал дышать.              — Где он? — еле выговорил Микки.              — В морге. Что за вопрос?              — Не пациент, блять. Йен. Где он?              Мэнди призадумалась, а потом покачала головой.              — Не знаю, он не появлялся в холле.              Микки даже не дослушал, развернулся и пошёл по коридору в направлении курилки, проверяя сначала там. Не обнаружив внутри никого, кроме пары врачей из кардиологического отделения, он пробежал мимо палат, заглядывая в каждую — нет. Операционные — нет.              Микки просмотрел всё хирургическое отделение, задыхаясь от бега, пока наконец не свернул к мужскому туалету на третьем этаже. Когда он вошёл, то увидел Йена, сидящего на полу и прислонившегося к стене спиной, с руками, запутанными в волосах, и его сердце пропустило удар.              — Боже, Йен… — еле выговорил Милкович, но так и не смог сделать шаг вперёд, оставаясь в дверях.              Йен быстро поднялся с пола, подошёл к раковине и включил воду, подсовывая под неё ладони. Он быстро сполоснул их, выдавил чуть мыла и стал взбивать его в густую пену, не говоря ни слова и не поднимая головы. Только тогда Микки решился сделать пару шагов ближе, отпуская дверь, чтобы она захлопнулась у него за спиной.              Они оба молчали, не решаясь сказать что-либо.              — Зачем ты пришёл? — наконец спросил Йен, и его голос дрогнул.              Микки почувствовал, что дрожит.              Он на ватных ногах сделал ещё несколько шагов, оказываясь в личном пространстве Галлагера, и его спина оказалась всего в паре десятков сантиметров. Мышцы его тела были напряжены, — Микки чувствовал это даже не касаясь — а потом мужчина выпрямился, громко шмыгнув носом. И тогда Микки коснулся.              Он провёл пальцами по позвоночнику, по боку, оборачивая руки вокруг талии, и сцепил их в замок на животе. Прижался щекой, ощущая материал халата и запах, окутывавший Йена. Микки повернул голову, утыкаясь носом в складку под воротником и ощущая такое незабываемое тепло от того, что просто находился рядом.              Йен расслабился и шумно выдохнул через нос, а потом их дыхания слились воедино. Они просто стояли и наслаждались присутствием друг друга, боясь шелохнуться, чтобы не разрушить момент.              — Это ничего не меняет, ведь так? — тихо спросил Йен, горечь в его голосе разбивала сердце Микки на маленькие осколки. — Ты снова заставишь меня ненавидеть тебя?              Микки закусил губу и вжался лицом в спину Йена ещё сильнее, сдерживая подступающие слёзы.              — Я ведь сделаю это, Микки. Сделаю всё, о чём бы ты меня ни попросил, — он сделал тихий вдох, немного помолчал, а потом продолжил более ровным голосом. — Я в порядке, ты можешь отпустить меня.              
Микки не двинулся с места, только лишь крепче сжал объятия вокруг Йена, не понимая, почему тот не отвечает на них — всё это время его руки упирались в раковину. Он крепко зажмурился, а горячее дыхание изо рта согрело крепкую спину, которая сейчас была такой хрупкой.              — Уходи, пожалуйста, — взмолился Йен, накрывая лицо ладонями. — Ты делаешь мне больно, Микки.              И тогда он разомкнул руки, сделал шаг назад и замер. Он не мог поднять глаза на Йена ни сейчас, ни тогда, когда причинил ему столько страданий. Отпустить не мог и прижать к себе не мог, поэтому так и стоял, не шелохнувшись.              — Мне так жаль, — сказал он так тихо, что боялся, что Йен не услышит.              — Мне тоже.              — Йен, я… — начал Микки быстро, чтобы не передумать, но оборвал сам себя на полуслове.              Он вдохнул воздух в лёгкие, чувствуя себя невероятно решительным, сделал шаг вперёд и протянул руку, хватая Йена за плечо, чтобы развернуть, а потом обнял его по-настоящему. Сильно-сильно и крепко-крепко. Микки отстранился через мгновение и, положив руку на затылок Йена, соединил их губы в нежном и почти невесомом поцелуе.              Он не был похож ни на один их прошлый поцелуй. В нём было столько боли, обещаний, чувств и страха, что у Микки затряслись руки и мурашки побежали по спине. Он ощутил влагу на своей щеке — неважно, это слёзы одного из них или вода — и только крепче прижался к Йену, вкладывая всего себя в это трепетное касание губ.              Они отстранились друг от друга, всё ещё крепко держась руками и касаясь лбами, а потом Микки понял, что улыбается по-настоящему впервые за всю эту неделю.              Они не знают, кто первый потянул их на пол — это неважно, но они не размыкали объятий, боясь, что если сделают это, то один из них бесследно исчезнет.              — Это был пожилой мужчина с моего района, тот, кому я делал операцию, — начал рассказывать Йен, теребя пальцами подол халата Микки, а потом на его лице снова возникло это болезненное выражение лица, от которого у Милковича скрутило живот. — Я... не успел, не смог… а потом... он…              Йен поджал губы и замолчал, отворачивая лицо в сторону, но Микки вернул его обратно, мягко и быстро касаясь губ.              — Не рассказывай, не нужно. Ты всегда сможешь сделать это позже, когда будешь готов, ладно? — прошептал он, невесомо поглаживая Йена по спине пальцами, чтобы успокоить.              Йен перевёл взгляд на Микки, скользя по его лицу и останавливаясь на глазах. И осознание того, что сейчас происходит, обрушилось на него лавиной — Микки сидел и успокаивал его после того, как из-за его оплошности умер человек, а когда-то точно в такой же ситуации был и сам Милкович, но Йен тыкнул его в это носом, нагрубив. Сейчас он понял, каково это, когда тебя судят по самому худшему поступку в твоей жизни.              — Господи, Микки, прости меня. Я тогда наговорил гадостей, когда узнал, что по твоей вине погиб человек, — быстро затараторил он, прижимая тело второго ординатора ближе к своему. — Я такой придурок, мне так жаль.              — Эй, это неважно, всё в порядке, — начал успокаивать его Микки, когда понял, что Галлагера пронзил очередной укол вины. — Я не злюсь на тебя.              — Ты расскажешь мне, что тогда произошло? — Йен звучал неуверенно, как будто то, что Микки сейчас сидит с ним на холодном полу — ничего не значит, и он всё ещё боится, что тот уйдёт.              — Конечно, — поспешил успокоить его Микки, соединяя их лбы и прикрывая глаза. — Я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать.              Губы Йена тронула лёгкая улыбка и послышался облегчённый вдох, а потом они снова поцеловались. И каждое касание губ, каждое движение и каждый взгляд — всё это как будто было новым, ещё неизведанным.              — Помнишь, что ты сказал, что твой выбор — это я? Так вот мой выбор — это ты, — сказал, наконец, Микки то, о чём думал уже несколько дней.              Взгляд Йена — это то, ради чего стоило произнести эти слова вслух. Кажется, что только сейчас он действительно осознал, что всё происходящее значит на самом деле. Для него, для Микки, для них.              И если после этого последовала череда смеющихся поцелуев, то никого это волновать не должно, кроме них самих.              — Готов убраться отсюда? — предложил Микки, понимая, что его ноги ужасно затекли от неудобного положения.              — Ага, — ответил Йен, поднимаясь и протягивая руку, чтобы помочь встать второму ординатору. Как только они оказались на ногах, то сразу снова прильнули друг к другу, как будто неделя разлуки — это невыносимо долгий срок. — Так это значит, что мы теперь официально вместе?              Микки кивнул, залезая руками под халат Йена, чтобы обнять его за спину.              — И ты к этому готов? Открытые отношения, поцелуи, худшие свидания в твоей жизни, — пошутил он, за что получил щепок от Микки, а потом стал серьёзным. — Засыпать и просыпаться вместе?              — Не думаю, что политика больницы одобряет открытые отношения, к тому же, моя сестра понятия не имеет, что между нами происходит, но… я не против зажиманий в кладовках, — улыбнулся Микки. — А всё остальное мы уже делали.              — Так твой ответ…              — Боже, Йен, да! Мы вместе во всех отношениях, — наконец, сообщил Микки.              Они выдержали этот долгий взгляд, который мог сказать больше, чем слова, а потом соединили губы, улыбаясь, как идиоты.              Ну и пусть, что пришлось пройти немало трудностей для того, чтобы действительно быть вместе, — Микки не собирается жаловаться, пока Йен смотрит на него так, как будто он — самое ценное, что есть у него в жизни.