Сквозь маски

      День в маленькой, душной сувенирной лавке начался, как обычно. В воздухе витал запах старого картона и пыли. Полки, уставленные фигурками Бравлеров, постерами и разными безделушками, давили со всех сторон, создавая почти клаустрофобное ощущение. Несмотря на шум покупателей, снующих туда-сюда, атмосфера в магазине оставалась привычной и немного скучной. Колетт, как обычно, была полна сил и активности. Она стремительно перемещалась по магазину, переходя от одной витрины к другой, и с радостью общалась с каждым, кто был готов её выслушать.              — Смотри, какая прелесть! — почти пропела Колетт, размахивая перед Эдгаром новой фигуркой Спраута. Она подпрыгивала на носочках, и её белые, взъерошенные волосы подскакивали вместе с ней. — Ну разве он не очаровашка? Посмотри на это милое личико!              Эдгар, стоя у противоположной стены магазина и почти скрытый за стойкой с постерами, едва бросил взгляд на фигурку. Его тёмные волосы свисали низко на лицо, скрывая его выражение. Он что-то пробормотал, слишком тихо, чтобы она смогла расслышать.              Колетт, не теряя энтузиазма, подошла ближе.              — Что ты там сказал? Да ладно, признай, он же милашка, — повторила она, поднося фигурку ещё ближе, словно это было самое важное во всем мире. Она широко улыбнулась, ожидая, что Эдгар всё-таки смягчится.              — Прикольный, — наконец сказал Эдгар, его голос был таким же бесстрастным, как и выражение лица. Он сменил позу, натянув шарф повыше, будто пытаясь защититься от бесконечной энергии Колетт.              Колетт на мгновение надула губы, но быстро взяла себя в руки. Она решительно двинулась вперед, словно подхваченная вихрем. Колетт уже привыкла к его угрюмым ответам, но не собиралась сдаваться. За все время их знакомства Эдгар был замкнутым и хмурым, прятался за непроницаемой маской. Однако, в последнее время она чувствовала в нем перемены. Это было едва уловимо, но Колетт была полна решимости вытащить его из этой ямы.              Когда Колетт улетела прочь, Эдгар замер, наблюдая за ней. Он никогда бы не признался, но в ее неиссякаемой энергии было что-то притягательное. Ее громкий голос и постоянное присутствие раздражали, но в ней была искренность, которая оживляла все вокруг. Это вызывало у него смешанные чувства: злость и одновременно интерес. Если Эдгар предпочитал тьму, то Колетт была светом, который невозможно было игнорировать.              

***

             В магазине стоял гул. Колетт, как всегда, была в центре событий: помогала покупателям, записывала что-то в свой дневник, переставляла витрины. Ее белоснежные волосы ярко выделялись на фоне тусклого интерьера. Эдгар, наоборот, старался оставаться в тени, незаметно расставляя товары по полкам. Ему нравилось растворяться в фоне, избегать общения. Но сколько бы он ни старался, Колетт всегда находила способ втянуть его в свой мир.              — Эдгар! — воскликнула Колетт, подбегая к нему. Он стоял, скрестив руки, возле стойки с постерами. — Я же тебе говорила, что, если бы ты чаще улыбался, люди, возможно, не считали бы тебя таким… угрюмым.              Он даже не посмотрел на неё.               — Может, мне всё равно, что они думают, — пробормотал он.              Колетт усмехнулась и игриво ткнула его в плечо.              — Конечно, ты хочешь, чтобы они так думали. Но я-то знаю лучше.              Эдгар мельком взглянул на нее, и в его глазах мелькнула тень улыбки, прежде чем он снова отвернулся. Колетт была довольна, что смогла выбить его из равновесия.              

***

             К концу дня магазин опустел. Эдгар ощутил, как напряжение, накопленное за весь день, постепенно уходит, и с радостью предвкушал скорое закрытие. Он с нетерпением ждал момента, когда сможет вновь погрузиться в тишину собственных мыслей, где шум внешнего мира не сможет его потревожить.              Однако сегодня всё было иначе. Колетт, обычно такая активная, после рабочего дня вела себя на удивление спокойно. Когда Эдгар принялся запирать полки, он заметил её у прилавка — она задумчиво перебирала одну из тех самых фигурок, которые показывала ему ранее. Её обычно яркая и весёлая натура словно потускнела, а взгляд был сосредоточен на крошечной игрушке в руках.              — Эй, Эдгар, — позвала она, и её голос был мягче обычного. — Почему ты всегда остаёшься здесь допоздна? У тебя разве нету других мест, где ты мог оставаться?              Эдгар напрягся, удивлён такой внезапной переменой в её тоне. Он не ожидал, что Колетт задаст ему такой прямой вопрос.              — Я просто ну... у меня есть дела, — пробормотал он, пытаясь отмахнуться от её слов. Он держал взгляд опущенным, сосредотачиваясь на том, чтобы завершить закрытие магазина.              Но Колетт не была из тех, кто так просто отпускал тему. Она пристально посмотрела на него, её игривая улыбка постепенно исчезла, уступая место чему-то более серьёзному.              — У тебя всегда есть какие-то дела, — тихо сказала она, подойдя чуть ближе. — Но ты не можешь вечно прятаться здесь, понимаешь?              Эдгар почувствовал себя неловко, не зная, что ответить. Он не хотел обсуждать, почему оставался так поздно, почему магазин казался ему больше домом, чем любое другое место. Но слова Колетт задели что-то внутри него, что-то, что он не мог полностью проигнорировать.              Не успел Эдгар придумать ответ, как лицо Колетт снова озарилось, словно её осенила внезапная мысль.              — Эй, а что, если ты пойдёшь ко мне сегодня? — предложила она. — Если не сделаешь перерыв, превратишься в одну из этих пыльных фигурок.              Эдгар моргнул, удивлённый её предложением. Он никак не ожидал, что она позовёт его куда-то, тем более к себе домой. Первым его инстинктом было отказаться, отступить в привычную ему зону уединения. Но в её тоне было что-то, возможно, искренняя забота, что заставило его замешкаться.              — Я не знаю… — протянул он, неуверенно.              Колетт наклонилась ближе, и её лукавая улыбка вернулась с новой силой.              — Да ладно тебе, будет весело! Обещаю, не пожалеешь. К тому же, тебе явно нужно сменить обстановку.              Эдгар вздохнул, проведя рукой по своим тёмным волосам. Он уже понимал, что проигрывает это столкновение.              — Ладно… но только ненадолго, — согласился он, хотя знал, что с Колетт редко когда что-то шло по плану.              В тот же момент зазвенел колокольчик у двери, сигнализируя о том, что последний покупатель покинул магазин. Из задней комнаты появился мистер Грифф. С вечным выражением недовольства, он пересчитывал монеты из кассы, его лицо стало ещё более хмурым.              — Если вы двое собираетесь тут задержаться, хотя бы протрите пыль с полок, — проворчал Грифф, едва взглянув в их сторону. — Хотя... учитывая ваши таланты, лучше вообще не трогайте ничего. Идите уже, отдыхайте.              Эдгар с трудом сдержал остроумный ответ, кивнув Гриффу в знак согласия. А вот Колетт лишь показала ему лукавую улыбку.              — Не волнуйтесь, мистер Грифф, я прослежу, чтобы он не натворил бед, — весело ответила она.              Грифф только фыркнул, явно не заинтересованный в их болтовне, и снова ушёл в заднюю комнату.              Колетт повернулась к Эдгару, и её улыбка стала ещё шире.              — Видишь? Даже мистер Грифф понимает, что тебе нужен отдых. Пошли отсюда.              С этими словами она схватила свой рюкзак и поспешила к двери, её энергия снова вернулась, как ни в чём не бывало. Эдгар ещё на мгновение замешкался, оглядывая пустой магазин. Потом, тяжело вздохнув, последовал за ней на улицу, чувствуя, как вес дня понемногу начал спадать с его плеч.              Они вышли из сувенирной лавки, и их встретил прохладный вечерний и осенний ветер. Эдгар не ожидал, что будет так холодно, и поспешил плотнее укутаться в свой шарф. Улицы были практически пусты, только где-то вдалеке слышался шум машины и голоса, доносящиеся из соседней аллеи. После суеты и шума в магазине тишина казалась странной, но на удивление спокойной.              Колетт, казалось, не замечала, как меняется окружающий мир. Она шла впереди, оживлённо рассказывая что-то и активно жестикулируя. Эдгар следовал за ней на несколько шагов, спрятав руки глубоко в карманы. Но в отличие от дневного времени, эта тишина не была напряжённой. В вечернем спокойствии всё воспринималось иначе — более реально.              Колетт оглянулась через плечо, её глаза лукаво блестели.              Они вышли из магазина на пустую улицу, и тишина вечера слегка успокоила Эдгара. Колетт шла впереди, неумолимо весёлая, как обычно, но внезапно она замедлила шаг и оглянулась.              — Эй, Эдгар, — начала она, встав на носочки, чтобы быть чуть выше и посмотреть ему в глаза свысока, — а тебе не скучно в магазине работать? Ну, ты же там днями напролёт. Это же просто... скука смертная!              Эдгар пожал плечами, не особо задумываясь над ответом.              — Да нормально, — буркнул он, пряча руки глубже в карманы. — Работа как работа.              — Нормально? — Колетт хихикнула, взмахнув руками так, будто это было самое нелепое, что она слышала. — Весь день среди пыльных фигурок и Гриффа, который на тебя бурчит каждый раз, когда ты что-то делаешь не так? Не знаю, я бы с ума сошла.              Эдгар тихо вздохнул.              — А ты-то чем лучше? Ты так-то же тоже там целыми днями зависаешь, — парировал он.              — Ну, я там для того, чтобы веселиться! Я люблю Бравлеров, особенно когда они попадают в мой дневник, — её глаза засияли. — Но всё равно... не понимаю, как ты выдерживаешь.              Он немного замялся, стараясь не встречаться с её взглядом.              — Привык уже. Мне... нравится, когда всё одинаково. Знаешь, когда можешь предсказать, что будет дальше.              — Правда? — Колетт с любопытством склонила голову набок. — Мне казалось, ты не любишь рутину.              — Не знаю, — хмыкнул Эдгар. — Всякая спонтанность обычно только всё портит.              Колетт засмеялась и слегка ткнула его локтем в бок.              — Ох, Эдгар, ты такой зануда! Ты правда хочешь всю жизнь прятаться за полками и притворяться, что тебя всё устраивает?              Эдгар бросил на неё недовольный взгляд, но Колетт была слишком погружена в свои мысли, чтобы это заметить.              — Я не прячусь, — сказал он немного грубее, чем планировал. — Просто... так проще.              Колетт на мгновение замолчала, а затем неожиданно выпалила:              — А чего ты боишься? — её вопрос прозвучал слишком резко для Эдгара, который не ожидал такого перехода.              — Что? — он остановился и слегка замедлил шаг.              — Ну да, — она тоже остановилась и пристально посмотрела на него. — Ты всегда такой скрытный. Скажи, чего ты боишься больше всего?              — Я не боюсь, — быстро ответил он, снова стараясь уйти от прямого вопроса. — Просто не хочу, чтобы люди лезли туда, куда их не просят.              — А ты точно не боишься? — Колетт наклонилась ближе, её лицо стало почти серьёзным. — Я думаю, что ты боишься. Может быть, не людей, а чего-то другого. Ты просто прячешься за этими «нравится всё одинаково» и «нет спонтанности». Но что-то же должно быть?              Эдгар снова почувствовал себя неуютно. Он отвернулся, глядя вдаль на тихие улицы.              — Ладно, а ты? — вдруг спросил он, стараясь сместить фокус. — Чего ты боишься?              Колетт замолчала, её улыбка на мгновение исчезла, а затем она попыталась отшутиться.              — Я? Бояться? — она слегка рассмеялась, но её смех прозвучал не так уверенно, как обычно. — Может, только того, что кто-нибудь прочтет мой дневник.              Эдгар, не удовлетворившись таким ответом, продолжал настаивать:              — Я серьёзно.              Колетт вздохнула, её весёлое выражение лица стало чуть более задумчивым.              — Ладно... если ты уж так настаиваешь. — Она прикусила губу и на мгновение замялась. — Знаешь, иногда я боюсь, что... люди не видят меня такой, какая я есть. Я боюсь, что меня просто не замечают. Вот так, — она развела руками, как бы показывая себя. — Боюсь, что останусь в тени и никто не вспомнит.              Эдгар удивился её откровенности. Это было совсем не похоже на неё — её обычно беззаботное и яркое поведение вдруг сменилось на что-то тихое и серьёзное.              — Сомневаюсь, что кто-то может тебя не заметить, — произнёс он, не вполне понимая, как ответить. — Ты... не из тех, кого можно забыть.              Колетт посмотрела на него, её улыбка снова начала возвращаться.              — Правда? Это ты сейчас меня утешаешь или пытаешься неуклюже подбодрить?              Эдгар откинул голову назад, смотря в небо, словно надеясь, что кто-то свыше поможет ему в этой ситуации.              — Серьёзно говорю, — ответил он чуть тише, затем добавил с легкой усмешкой. — И сама же знаешь, это не в моём стиле кого-то подбадривать.              Колетт засмеялась, её настроение вновь становилось легким, как раньше.              — Да, не в твоём, — согласилась она. — Но знаешь, иногда даже ты можешь быть милым. Но это между нами. — Она подмигнула и вернулась к своей привычной игривой манере.              Эдгар задумался над её словами, нахмурился, и внезапно наступила тишина. Шаги звучали глухо на пустынной улице, и между ними чувствовалась лёгкая напряжённость. Оба шли молча, углубляясь в свои мысли, словно боясь разрушить равновесие.       

***

             Мягкий свет уличных фонарей отбрасывал длинные тени. Колетт продолжала идти, слегка подпрыгивая на каждом шаге, её походка была лёгкой и беспечной. Эдгар слушал её внимательнее, не столько её слова, сколько ритм её голоса и смех над собственными шутками.              — Ты вообще когда-нибудь устаешь? — внезапно спросил Эдгар, нарушив тишину между ними.              Колетт оглянулась на него, слегка наклонив голову, в недоумении.              — Устаю? От чего?              — От... — Эдгар замялся, подбирая слова. — Оттого, что ты... такая? — Он сделал неясный жест в её сторону, словно пытаясь описать всю её энергичную и живую натуру.              Колетт захихикала, оглянувшись на него, слегка наклонив голову в недоумении.              — Какая? Странная? — Она широко улыбнулась, явно наслаждаясь его неловкой попыткой завести разговор.              Эдгар закатил глаза.              — Нет. Просто... знаешь, ты никогда не останавливаешься. Не устаёшь от этого?              Колетт замедлила шаг, поравнявшись с ним, и её улыбка слегка смягчилась.              — Иногда, наверное, устаю. Но, не знаю... я такая, какая есть. Мне нравится быть... ну, собой. — Она мельком посмотрела на него, её голос стал задумчивее. — И к тому же, кто-то же должен балансировать нас. Если я перестану, мы оба будем сидеть в углу и хмуриться весь день.              Эдгар тихо фыркнул в знак протеста.              — Я не хмурюсь.              — Да ты постоянно хмуришься, — поддразнила его Колетт, мягко толкнув его локтем. — И ещё как. Это же твоя суперспособность. Хмуриться, как никто другой.              Эдгар не удержался и слегка ухмыльнулся, покачав головой.              — Может быть.              Они продолжали идти молча, и тишина снова окутала их. Проходя мимо витрины магазина, Колетт вдруг остановилась, её глаза загорелись от внезапного интереса.              — Подожди, посмотри! — воскликнула она, прижавшись лицом к стеклу, как ребёнок, увидевший конфеты. — Мы просто обязаны зайти.              Эдгар проследил за её взглядом на витрину.              — Это же самый обычный MART, — равнодушно заметил он. — Мы и так весь день провели в другом магазине.              — Но здесь же еда! — объявила она, поворачиваясь к нему с возбуждением. — Я знаю, что ты втайне обожаешь сладости. У тебя ведь этот образ «плохого мальчика с тягой к сладкому». Я сразу поняла.              Он поднял бровь, бросив на неё скептический взгляд.              — У меня нет никакого «образа», Колетт.              Она отмахнулась от его слов, улыбаясь.              — Конечно-конечно. Давай проверим, — не дожидаясь его ответа, она схватила его за руку и потянула к входу.              Магазин был маленьким и загромождённым, полки с закусками, напитками и различными мелочами заполняли пространство. Колетт тут же рванула в один из проходов, её глаза бегали по ярким упаковкам с тем же любопытством, что и в сувенирной лавке. Эдгар шёл позади, руки в карманах, наблюдая за ней с лёгкой улыбкой и внутренним раздражением.              Она взяла ярко окрашенный пакет конфет, прищурившись, читая этикетку.              — Хм, странно выглядит... Напоминает зелья моего отца. Наверное, и вкус такой же причудливый.              Внутри Эдгара что-то дрогнуло от любопытства. Колетт редко говорила о своём отце, и он никогда не задавал лишних вопросов. Но сейчас это его заинтересовало.              — Зелья твоего отца? — спросил он, стараясь звучать небрежно, хотя в голосе чувствовалась осторожность.              — Ага! Он всё время варит какие-то странные штуки. Иногда они помогают от головной боли или заряжают энергией. А иногда... ну, лучше не пробовать всё, что он оставляет на столе. — Она рассмеялась, явно не придавая значения тёмным намёкам на работу отца.              Эдгар почувствовал знакомое беспокойство. Каждый раз, когда упоминался её отец, в разговоре появлялась некая напряжённость, которую он не мог игнорировать. Но беззаботное отношение Колетт мешало ему углубиться в тему.              Она потрясла пакетом конфет перед его лицом, озорно улыбаясь.              — Может, заставлю тебя попробовать одну из этих штук?              Он отступил на шаг, подняв руки в жесте отказа.              — Категорически против.              — Боитесь сладкого, мистер «Я-не-хмурюсь»? — поддразнила она.              — Просто осторожен, — ответил он.              Колетт хихикнула и обратила внимание на другую полку.              — О, вот те острые чипсы Пи, которые я люблю! — Она схватила пакет и повернулась к нему. — А какие закуски нравятся тебе? Должно же быть что-то, что тебе по душе. Эдгар пожал плечами.       — Я не часто ем такое.       Она прищурилась.       — Не верю. Все любят чипсы.       — Ну, значит я — исключение.       Она задумчиво посмотрела на него.       — Ты точно с нашей планеты?       Он слегка улыбнулся.       — Никогда не узнаешь.       Когда Колетт отвернулась, Эдгар, не теряя времени, положил в корзину пакет карамельных конфет. Заметив его движение, Колетт сразу прищурилась и с легким раздражением обратилась к нему:       — Карамель? — недоверчиво произнесла она, взмахнув рукой в сторону полки с шоколадным печеньем. — Настоящий выбор — это шоколадное печенье. Гораздо лучше твоей липкой карамели.       Эдгар приподнял бровь, покосившись на свои карамельные конфеты, которые он только что добавил в корзину.       — Серьёзно? Шоколад слишком приторный, а карамель — это классика. Только представь: карамельные конфеты всегда в ходу, их ешь медленно, наслаждаешься каждым кусочком, — сдержанно возразил он.       Колетт, слегка фыркнув, взмахнула коробкой с печеньем.       — Печенье — это тоже классика, и никакого перебора. Ты и сладость получаешь, и хруст. А с карамелью — одни проблемы: к зубам липнет, а вкус не ощущается.       Эдгар пожал плечами, вглядываясь в её коробку с печеньем.       — Зато карамель можно растянуть на целый день, в отличие от твоего печенья. С ним и не заметишь, как всё съел, — он скрестил руки, выдержав паузу. — К тому же, оно крошится. Это факт.       Колетт покачала головой, явно не собираясь сдаваться.       — Именно потому, что печенье крошится, в этом и весь кайф. Удовольствие от шоколада, а не просто сладость. А твоя карамель — это просто… кусок сахара!       Эдгар прищурился, немного скептически глядя на неё.       — Может, тебе просто не попадалась хорошая карамель, Колетт.       Она засмеялась, ткнув его локтем.       — Ага, конечно. Сдавайся, мистер «нитакуся», против шоколадного печенья не устоишь, — усмехнулась она и, не дожидаясь ответа, швырнула коробку печенья в корзину.       Эдгар лишь улыбнулся, не собираясь отступать, — его сладости остались на месте. Он молча смотрел, как Колетт кладёт в корзину ещё несколько упаковок с конфетами, не задумываясь о том, насколько это практично. Он покачал головой, не удержавшись от замечания:       — У тебя, похоже, по жизни только одна стратегия — «запасаемся на всю жизнь», — произнёс он с лёгким сарказмом, указывая на уже приличную гору сладостей в корзине.       Колетт беззаботно пожала плечами и вытащила ещё упаковку мармеладных мишек.       — А как же! Никогда не знаешь, когда понадобятся все эти... стратегические запасы, — ответила она, подмигнув. — Лучше быть готовым ко всему, даже к внезапной тяге к сладкому.       Эдгар закатил глаза, но не стал спорить. Они подошли к следующему стеллажу, и его взгляд снова упал на полку с карамелью.       — Вот ещё одно доказательство, что карамель — беспроигрышный вариант, — сказал он, указывая на разные вкусы и формы.       Колетт фыркнула, но на этот раз не стала возражать — вместо этого просто кинула в корзину ещё одну упаковку шоколадного печенья, как будто подытоживая их «спор».       Наконец, они направились к кассе, где их покупки создавали целую гору на ленте. Колетт с довольной улыбкой повернулась к нему, явно довольная своей «победой» в вопросе шоколадного печенья и карамели.       Когда они подошли к кассе, Колетт бросила на него хитрый взгляд.       — Знаешь, Эдгар, тебе стоило бы немного расслабиться. Жизнь слишком коротка, чтобы быть всё время таким серьёзным.       Он посмотрел на неё невозмутимо.       — А тебе не помешало бы иногда быть серьёзнее.       Она усмехнулась, беззаботно отмахнувшись.       — Может быть. Но без веселья будет скучно, — ответила Колетт, доставая кошелёк и, не дожидаясь возражений, расплатилась за их покупки.       Эдгар фыркнул, наблюдая, как она энергично складывает покупки на кассе.       — В следующий раз платишь ты, — добавила она, передавая кассиру деньги.       — Посмотрим, — пробормотал он, забирая свою пачку карамельных конфет.       В их корзине оказались те самые острые чипсы, которые привлекли Колетт, несколько банок газировки, всякие упаковки с конфетами, включая карамельные, пара батончиков, небольшой пакет с мармеладом и шоколадное печенье, на котором она настояла.       Когда они вышли из магазина, Колетт радостно размахивала пакетом с покупками.       — Идём быстрее! Хочу открыть эти чипсы прямо сейчас!              По мере того, как они уходили всё дальше от магазина, город начинал казаться другим. Улицы сужались, здания становились старее и внушительнее. Эдгар заметил перемену в атмосфере — всё вокруг словно стало тяжелее, как будто воздух был пропитан нерассказанными историями. Высокие дома нависали над ними, их окна были темны, а сады заросли. Казалось, что они ступили в забытую часть города, место, где время словно замедлилось.              Колетт, однако, не обращала внимания на эту странность. Она весело скакала вперёд, её голос звучал ярко на фоне общей тишины.              — Этот район просто шикарный, правда? Я здесь выросла! Иногда тут бывает немного жутковато, но в этом и есть своя прелесть.              Эдгар ничего не ответил, его взгляд задержался на железных заборах и стенах, поросших плющом. В его голове снова зазвучали истории, которые он слышал о Байроне — его зельях, способных как исцелять, так и вредить, в зависимости от дозировки. Внезапно в его мыслях появилась догадка: а не является ли Байрон отцом Колетт? Он был единственным, кого Эдгар знал, и кто имел отношение к алхимии. Неприятное чувство вновь усилилось, но он постарался его отогнать. Он не был тем, кто верит в слухи, но в этом месте и в самом Байроне всегда было что-то, что оставляло его в состоянии тревоги.              — Вот оно! — торжественно объявила Колетт, останавливаясь перед особенно большим домом. Здание было старым, его кирпичные стены обветшали от времени. Высокие кованые ворота стояли между ними и домом, а окна отражали слабый свет уличных фонарей. Эдгар не мог избавиться от ощущения, что сам дом как будто наблюдает за ними, его тени глубоки, а секреты надёжно спрятаны внутри.              — Ты живёшь здесь? — спросил он, его голос звучал более неуверенно, чем ему хотелось.              Когда они приблизились к воротам, украшенным коваными элементами, Колетт без труда открыла их, словно это были двери обычного дома, а не старинные, покрытые ржавчиной преграды. Эдгар колебался на пороге, его взгляд скользнул по высоким кирпичным стенам, поросшим плющом, который казался странно живым в свете уличных фонарей. Этот дом словно замер во времени — старинное здание, на котором отпечатались следы многих лет, но при этом оно сохранило свою удивительную опрятность. Тревога усиливалась с каждым шагом, но отступать было уже нельзя. Колетт беззаботно махнула ему, приглашая войти.              — Не переживай, внутри всё не так страшно, — улыбнулась она. — Здесь тепло и уютно. Клянусь.              Эдгар с опаской переступил порог. В комнате его окутала атмосфера, наполненная запахами старых книг, древесного масла и чего-то тревожного и резкого. Внутри дом выглядел ещё более величественно — высокие потолки, массивная деревянная лестница, уходящая вверх, и старинные ковры, приглушавшие шаги. Но это не приносило успокоения. Напротив, казалось, что тени в углах дома оживают и тихо шепчут о том, что в этом месте скрыто множество тайн.              — Пап, я дома! — громко позвала Колетт, её голос весело разнёсся по коридору.              Молчание затянулось, и Эдгар ощутил беспокойство. Он начал осматривать комнату, и каждый предмет в ней, казалось, таил в себе что-то особенное. В дальнем углу стоял шкаф с резными дверцами, а рядом висели картины с изображением седовласого мужчины, окруженного мистической атмосферой. Одно из окон было приоткрыто, и лёгкий ветерок проникал в комнату, заставляя занавески мягко колыхаться.              Колетт уже начала подниматься по лестнице, обернувшись на мгновение к Эдгару.              — Я сейчас вернусь, — её слова прозвучали слишком быстро, словно она не заметила напряжения в комнате. — Мне нужно взять кое-что наверху. Ты пока расслабься, папа скоро придет.              Едва Колетт скрылась наверху, как из тёмного коридора вышел человек. Байрон. Эдгар не сразу заметил его — он двигался тихо, как тень, и только когда их взгляды встретились, Эдгар понял, что перед ним стоит отец Колетт. Тонкий, высокий, в зеленом сюртуке, он выглядел как герой из готического романа. Его лицо было необычно бледным, как у человека, давно не видевшего солнечного света, а глаза... Байрон посмотрел на Эдгара, и этот взгляд был подобен острому клинку, который пронзил его насквозь, заставив на мгновение ощутить себя полностью раскрытым и понятым.              — А, здравствуй, Эдгар, — произнёс Байрон, его голос был гладким, но в нём слышалась острая нотка, словно каждое слово было пронизано скрытым смыслом. — Колетт часто о тебе рассказывает.               Он улыбнулся тонкой улыбкой, которая не коснулась его глаз. Его улыбка была почти ироничной, словно Байрон находил в самом факте присутствия Эдгара некий скрытый смысл, который мог вызвать у него улыбку.              У Эдгара перехватило горло, и он с трудом сглотнул, чувствуя на себе тяжесть взгляда старшего мужчины. Ему удалось только кивнуть, не зная, что сказать. Слова словно застряли у него на языке, запертые глубоко внутри под грузом дискомфорта, который вызывало присутствие Байрона. Приглушённый свет в коридоре не помогал — длинные тени, растягивавшиеся по полу, придавали обстановке дома ещё больше зловещего оттенка.              Байрон снова перевёл взгляд на Эдгара, на его губах по-прежнему играла слабая, почти насмешливая улыбка.              — Почему бы нам не присесть, Эдгар? Немного чая не навредит, — предложил он спокойным, почти будничным голосом, хотя в нём было что-то, что заставило Эдгара почувствовать, что у него не так уж много выбора.              Эдгар нерешительно кивнул в ответ на приглашение Байрона, чувствуя нарастающее напряжение. Он последовал за Байроном в столовую, словно шел в логово льва. Столовая была величественной и угнетающей, заполненная старинной мебелью и тусклыми люстрами, отбрасывающими длинные тени на стены. Загадочные полки с книгами и флаконами усиливали беспокойство Эдгара. Он сел за большой деревянный стол, стул под ним слегка заскрипел. Байрон с грацией готовил чай, словно уже репетировал это представление.              Байрон поставил чашку чая перед Эдгаром и сел напротив, элегантно сложив руки на коленях. Наступила пауза, и Эдгар вновь ощутил на себе взгляд Байрона, изучающий его с точностью, от которой кожу стягивало от неприятного чувства. Это был не просто взгляд, а ощущение, что Байрон видел сквозь стены, которые Эдгар годами возводил вокруг себя.              — Знаешь, — заговорил Байрон, разрывая тишину голосом, который был одновременно непринуждённым и тревожащим, — Колетт раньше любила собирать брошенные и сломанные вещи. Ей нравилось их чинить — возвращать им целостность. — Он медленно помешивал свой чай, тихий звон ложечки о чашку звучал почти слишком громко в безмолвной комнате. — Интересно, не захотела ли она сделать то же самое с тобой.              Слова Байрона заставили холод пробежать по спине Эдгара. Его пальцы инстинктивно крепче сжали чашку, сердце забилось быстрее. Ему не нравилось, куда зашёл разговор. Слова Байрона были слишком острыми, слишком точными, словно они были предназначены, чтобы прорезать тонкую нить контроля, которую Эдгар изо всех сил старался удержать.              — Я не сломан, — ответил Эдгар, его голос прозвучал холоднее, чем он хотел, хотя он не мог скрыть защитную нотку в тоне.              Байрон чуть приподнял бровь, а уголки его губ едва заметно изогнулись в слабой усмешке.              — Разве мы все не сломаны в какой-то степени? — задумчиво произнёс он, скорее обращаясь к самому себе, чем к Эдгару. В его словах чувствовалась некая глубина, что-то большее, чем просто мимолётное замечание. Это повисло в воздухе между ними, густо и тяжело, и Эдгар не был уверен, была ли это угроза или философское рассуждение.              Молчание затянулось, дольше, чем хотелось бы Эдгару. Он всё ещё ощущал на себе неотрывный взгляд Байрона, который словно парализовал его и мешал думать ясно.              — Чай, — тихо напомнил Байрон, едва заметно кивнув на чашку в руках Эдгара.              Эдгар почувствовал, как его сердце сжалось от неожиданности. Эти слова, сказанные так некстати, прозвучали как приговор. Он поднёс чашку к губам, но рука предательски дрогнула. Он сделал глоток, медленно, словно боясь обжечься. И вдруг он ощутил резкий, солёный вкус, который пронзил его вкусовые рецепторы. Это было настолько неожиданно и странно, что на мгновение он потерял дар речи. Эдгар медленно опустил чашку, его сердце колотилось в груди. Неужели Байрон действительно добавил в чай соль вместо сахара? Это было случайностью или, что ещё хуже, вдруг он сделал это намеренно?              Прежде чем Эдгар успел что-то решить, голос Байрона снова прорвался сквозь туман его мыслей.              — Что-то не так с чаем, Эдгар? — спросил Байрон, его тон был мягким и невинным, но глаза блестели чем-то гораздо более зловещим, от чего кожа Эдгара снова покрылась мурашками.              Эдгар быстро покачал головой, осторожно поставив чашку на стол с тихим звоном.              — Нет, всё... нормально, — солгал он, хотя его голос не звучал уверенно.               Байрон ещё на мгновение задержал на нём свой взгляд, его лицо оставалось непроницаемым. Затем он медленно откинулся на спинку стула, усмешка не покидала его губ, и Эдгару показалось, что Байрон знал с самого начала, что сделал с чаем, и его вопрос никогда не предназначался для честного ответа.              — Отлично, — мягко сказал Байрон, его глаза не отрывались от Эдгара. — Надеюсь, ты чувствуешь себя здесь комфортно, Эдгар. В конце концов, теперь, раз вы с Колетт стали ближе, мы будем видеться чаще.              Упор на слово «ближе» вновь заставил холод пробежать по спине Эдгара. Ему вдруг захотелось встать и уйти, выйти из этого дома и не оглядываться назад. Но его ноги словно приросли к полу, а руки крепко вцепились в край стола, как будто это было единственное, что удерживало его на месте.              Взгляд Байрона, острый и холодный, словно лезвие скальпеля, внимательно изучал Эдгара. Каждый мускул Эдгара напрягся в ожидании, когда же Байрон раскроет все тайны. На лице Байрона появилась едва заметная улыбка. В этой улыбке не было ни капли тепла, только насмешливое превосходство. Казалось, он уже давно разгадал все секреты Эдгара, а тот лишь пытался казаться спокойным.              — Знаешь, Эдгар, — начал Байрон, понизив голос, будто собирался поделиться тайной, — люди много говорят… Они рассказывают обо мне много странных вещей. — Он сделал паузу, позволяя словам повиснуть в воздухе, а его глаза, как два бура, впились в Эдгара с тревожной интенсивностью. — Яды, зелья, лекарства… Люди любят приукрашивать, ты ведь знаешь. Но, думаю, кое-что из этого ты уже слышал.              Сердце Эдгара на мгновение замерло. Конечно, он слышал слухи — их слышали все. Истории об алхимии Байрона, о его опасных снадобьях, о том, что многие из них скорее были смертельными, чем целебными. И вот, стоя перед самим Байроном, эти слухи уже не казались преувеличением, скорее наоборот — они казались приукрашенной правдой, возможно даже меньшей частью всей картины. Но чего ждал от него Байрон? Какой ответ не заведёт его в ещё более глубокую ловушку?              Эдгар слегка подвинулся на стуле, чувствуя, как вес вопроса Байрона давит на него. Его горло пересохло, а слова застревали в горле, словно ком земли.              — Я... я не особо прислушиваюсь к слухам, — пробормотал он тихо, голос прозвучал неуверенно. Это не была ложь, но и правдой в полном смысле слова не было.              Губы Байрона вновь изогнулись в той самой тревожащей улыбке, которая никогда не касалась его глаз. Он аккуратно поставил свою чашку на стол с тихим, едва слышным звуком, который казался слишком нежным для того напряжения, что витало в воздухе.              — Хороший ответ, — мягко сказал он, его голос был почти успокаивающим, но в нём проскальзывало что-то тёмное. — Слухи — это всего лишь слухи. Но всё равно нужно быть осторожным, Эдгар. Никогда не знаешь, что из этого может оказаться правдой.              Эти слова повисли в воздухе, словно завуалированная угроза, наполненные скрытым смыслом. Пульс Эдгара участился, и он почувствовал, как холодный пот проступает на затылке. Его инстинкты кричали о том, что нужно бежать, как можно дальше из этого дома. Но он оставался на месте, не в силах разорвать тот магнитный взгляд, который держал его словно на цепи.              Байрон больше ничего не говорил, просто продолжал смотреть на него с тем же хищным выражением, как будто ждал, как Эдгар отреагирует. Тишина между ними становилась всё более невыносимой с каждой секундой. Эдгар чувствовал, как его руки слегка дрожат на коленях, его мысли лихорадочно искали выход из этого разговора.              И вдруг, когда напряжение в комнате достигло предела, словно тугая струна вот-вот должна была лопнуть, раздался звонкий голос Колетт:              — Нашла! — воскликнула она, влетая в комнату, словно ураган. В руках она сжимала потрепанную книгу, а на ней самой была серая футболка, спортивные шорты, и высокие носки — непривычно простой наряд для нее.              Ее появление было как глоток свежего воздуха, разрядившее накаленную атмосферу. Колетт оглядела обоих, не замечая натянутости между ними.              — О чем вы тут спорите? — спросила она, широко улыбаясь.              Байрон, заметив ее непринужденность, слегка расслабился. Холодный блеск в его глазах сменился легкой усмешкой.              — Ни о чем серьезном, дорогая, — отмахнулся он, плавно поднимаясь с кресла. — Просто беседуем.              Эдгар почувствовал, как волна облегчения окатила его, когда Байрон отступил от стола, и угнетающее ощущение его пристального взгляда наконец отпустило. Теперь тон Байрона был непринуждённым, но Эдгар не мог избавиться от ощущения, что напряжение всё ещё пульсировало где-то глубоко внутри.              — Веселитесь, — продолжил Байрон, бросив последний взгляд на Эдгара. Уголок его губ слегка изогнулся в слабой усмешке, которая показалась Эдгару далеко не такой невинной. — Рад был познакомиться, Эдгар.               То, как он произнёс его имя, заставило у Эдгара пробежаться мурашкам по коже.              Не обращая внимания на скрытые нюансы в разговоре, Колетт схватила Эдгара за руку и потянула к двери.              — Пойдём, я хочу показать тебе кое-что! — воскликнула она с заразительным энтузиазмом, вытаскивая его из столовой и ведя по лестнице. Её голос заполнил тишину, которую они оставили за собой, становясь приятным отвлечением от тревожной встречи.              Когда они поднялись наверх, Эдгар рискнул оглянуться назад. Байрон стоял в дверном проёме, наблюдая за ними с тем же непроницаемым выражением. На мгновение их взгляды вновь пересеклись, и Эдгар снова почувствовал тот же холодный узел тревоги, скручивающийся в его животе. Байрон не двигался, не произносил ни слова, просто смотрел им вслед, словно тень, которая не исчезала, даже когда они уходили из поля зрения.              Чем дальше они удалялись от Байрона, тем спокойнее становился Эдгар. Но тревога, словно тень, не отступала. Вопросы клубились в голове, а слова Байрона отзывались в памяти острым эхом. Скрытая угроза, промелькнувшая в его взгляде, и каждое сказанное слово окутали Эдгара густым туманом недопонимания. Казалось, он только что пережил нечто гораздо более опасное, чем мог представить.              Когда они добрались до комнаты Колетт, Эдгар облегченно вздохнул и, невольно сгорбившись, опустился на кровать. Однако чувство тревоги никуда не исчезло. Колетт болтала о своем детстве, прыгая по комнате, но его мысли оставались за массивными дверями дома ее отца. Легкость, с которой она говорила о Байроне, казалась Эдгару странной. Возможно, она просто не замечала того, что видел он, или же сознательно отказывалась это видеть.              — Эй, Эдгар, ты вообще меня слушаешь? — Колетт присела на кровать рядом с ним, сложив ноги по-турецки. Её глаза светились доброжелательностью, и она выглядела совершенно невозмутимой.              Эдгар глубоко вздохнул и отвёл взгляд, решив, что не время поднимать эту тему. В конце концов, что он мог сказать? Что её отец ему страшен? Что его улыбка была больше похожа на хищный оскал, а разговор о «сломанности» прозвучал как намёк на что-то большее? Всё это казалось настолько неуместным в мире Колетт, где всё было ярким, беззаботным и хаотичным.              — Прости, задумался, — пробормотал он, глядя на её хаотично разложенные по комнате вещи. Везде царил беспорядок, но какой-то живой, настоящий. Этот хаос был полной противоположностью угнетающего порядка, который он ощущал в доме Байрона.              Колетт хмыкнула и весело ударила его по плечу.              — Да уж, ты всегда такой серьёзный, как мой папа. Только он как будто любит быть таким, а ты... Ты же понимаешь, что тебе это не идёт? — Она широко улыбнулась и встала, направляясь к шкафу.              Эдгар почувствовал, как напряжение в груди начало медленно отступать. В её присутствии, несмотря на все недавние тревоги, было что-то успокаивающее. Она словно сияла в своей естественности, её энергия действовала на него, как лёгкий ветерок в жаркий день. Он вдруг понял, что не хочет разрушать эту атмосферу вопросами о её отце.              — Я не такой, как он, — тихо ответил Эдгар, но его голос прозвучал более неуверенно, чем ему хотелось. Возможно, потому что часть его всё-таки ощущала, что в них с Байроном есть что-то общее — то, что он не мог до конца осознать.              Колетт повернулась к нему, держа в руках какой-то старый альбом, и усмехнулась.              — Конечно, не такой. Ты же не занимаешься всякой алхимией. Хотя... — Она прищурилась, оценивающе глядя на него. — С твоими волосами и этим твоим таинственным взглядом ты мог бы легко сойти за его ученика.              Эдгар хмыкнул, но не смог скрыть лёгкой улыбки. Ему не часто удавалось улыбаться искренне, особенно после всех разговоров, что крутились в его голове. Колетт всегда знала, как сбить его с мрачных мыслей.              — Ты слишком много болтаешь, — наконец произнёс он, пытаясь вернуться к своему привычному, более холодному тону, но на лице всё же осталась едва заметная тень улыбки.              Колетт только рассмеялась, снова запрыгнув на кровать рядом с ним. Она бросила альбом на стол и, скрестив руки на груди, посмотрела на него с лукавым блеском в глазах.              — Может, и так. Но ты ведь всё равно это любишь, верно?              Эдгар фыркнул, но ничего не сказал. Он понимал, что Колетт была права. В её бесконечной энергии и лёгкости было что-то, что действительно его привлекало, хоть он и старался скрывать это за своей холодностью.              Прошло несколько минут молчания, которое, на удивление, не было неловким. Эдгар разглядывал её комнату: яркие постеры, книги, разбросанные повсюду, и музыкальные пластинки на полке. Его взгляд остановился на одной из футболок, брошенной на спинку стула. Что-то в ней показалось ему знакомым, но сразу он не мог понять, что именно.              И вдруг, как будто кусочки пазла сошлись вместе, Эдгар узнал логотип.              — Ты... слушаешь Bad Randoms? — удивлённо спросил он, его голос прозвучал тише, чем он ожидал, но удивление всё же проскользнуло сквозь обычно ровный тон.              Колетт прервалась на полуслове, посмотрела на свою футболку, затем снова на Эдгара, с хитрой улыбкой.              — А что? Ты думал, я слушаю только всякую попсу? — Колетт подняла бровь, явно наслаждаясь его реакцией. — Ты меня явно недооцениваешь. А Bad Randoms? Они шикарны. Идеальный саундтрек для моей жизни.              Эдгар моргнул, застигнутый врасплох. Он никогда не делился с кем-либо своей любовью к этой группе, даже с Колетт. Это было что-то личное, что-то, что он хранил для себя. И то, как она говорила об этом с такой лёгкостью, словно это была мелочь, заставило его почувствовать... связь. Как будто они не такие уж и разные, как ему всегда казалось. Он не знал, что сказать, поэтому просто молчал, но Колетт, казалось, уловила этот небольшой сдвиг в его выражении.              — Что, тоже фанат? — она широко улыбнулась, ловко перевернув подушку и бросив её на спинку кровати. — Я же вижу, как ты светишься, когда слышишь их название.              Эдгар фыркнул, пытаясь вернуть себе невозмутимость. Но эта попытка выглядела слишком натянутой. Он осторожно потёр шарф, словно сомневался в том, стоит ли продолжать разговор.              — Ну... раньше, когда никто о них не знал, они были... другими, — неохотно признался он, избегая её взгляда. — Теперь все только и говорят о них, а это...              — ...лишило их своей магии? — закончила за него Колетт, склонив голову на бок. Её глаза блеснули интересом.              Эдгар снова почувствовал удивление. Она будто читала его мысли. Он не привык к тому, что кто-то понимает его так быстро. Обычно ему приходилось скрываться за сарказмом или отгораживаться, но с Колетт это казалось невозможным.              — Именно, — тихо произнёс он. — Когда они только начинали, их музыка была... личной. Казалось, что они играют только для тебя. А теперь...              Колетт хмыкнула и откинулась на кровать, закинув руки за голову.              — Ох уж этот твой «индивидуальный» вкус, Эдгар. Ты всегда хочешь быть на шаг впереди всех, да? — поддразнила она. — Но знаешь, для меня они всегда будут оставаться такими. Всегда хаотичные, всегда настоящие. И если они стали популярными — это же здорово! Теперь можно устроить большой концерт и не оказаться в толпе из трёх человек.              Эдгар слегка улыбнулся, но не мог не согласиться. В её словах была правда, которую он не мог игнорировать. Может, он просто слишком долго держался за свои привычки, боясь, что потеряет что-то важное, если пустит в свою жизнь новое.              — Ты права, — нехотя признался он. — Но для меня важно чувствовать связь с чем-то особенным. А когда это становится популярным... не знаю, может, я просто боюсь, что оно потеряется.              Колетт повернулась на бок и улыбнулась ему.              — Эдгар, тебе кажется, что весь мир на тебя давит, и ты прячешься за своим шарфом и их футболкой, как за щитом. Но я вижу в тебе нечто большее, чем просто внешнюю сдержанность. В тебе есть что-то уникальное, что-то подлинное. И я нахожу это в их музыке.              Эти слова заставили его замереть. Никто раньше так не говорил с ним, и уж точно никто не пытался найти в нём что-то большее, чем просто холод и замкнутость. Он не знал, как реагировать на такие слова.              — Да брось, — наконец ответил он, пытаясь сменить тему. — Я просто... люблю носить эту футболку. И шарф. Это удобно.              Колетт рассмеялась.              — Удобно? Эдгар, ты носишь этот шарф даже в жару!              Он не смог сдержать лёгкую усмешку, хотя чувствовал, как на душе стало теплее от её слов. Она легко разбивала его стены, и он даже не успевал заметить, как это происходило.              — Ладно, не буду спорить, — наконец ответил он, решив уступить.              — Вот и славно! — воскликнула она, слегка подпрыгнув на кровати. — Хм. Знаешь, раз уж ты такой фанат, почему бы нам не сходить вместе на их концерт?              Эдгар замер, его сердце на мгновение перестало биться. Мысль о том, чтобы пойти на концерт с Колетт, была одновременно пугающей и захватывающей. Он привык слушать музыку в одиночестве, в своем закрытом мире. А теперь она предлагала выйти из этого мира — шаг, который он никогда не думал сделать.              — Не знаю, — пробормотал он, пытаясь скрыть своё волнение. — Концерты... это не моё.              — Не твоё? — Колетт приподняла бровь. — Это потому, что там много людей? Или потому, что ты боишься, что кто-то случайно наступит на твой шарф?              Эдгар смутился и потёр ладони о колени, чувствуя, что она снова попала в точку. Он действительно не любил многолюдные места, и концерты всегда казались ему слишком хаотичными. Но идея пойти туда с Колетт казалась ему... заманчивой, несмотря на все сомнения.              — Может быть... — наконец сказал он, хотя в его голосе слышалась неуверенность.              — Может быть? — с издёвкой переспросила она. — Это уже прогресс! Значит, ты не совсем против.              Эдгар тихо выдохнул, стараясь успокоиться. Её уверенность передалась ему, и он начал думать: а что, если всё-таки пойти? Что, если позволить себе хотя бы раз выйти за пределы привычного мира?              — Ладно, — неожиданно произнёс он, сам удивившись своему решению. — Давай попробуем.              Колетт весело хлопнула в ладоши, словно они только что договорились о самом важном событии в жизни.              — Вот это я понимаю! Мы отлично проведём время. Поверь мне, ты не пожалеешь.              Эдгар не знал, что ответить. Он был одновременно смущён и взволнован. Её энергия, её вера в то, что всё будет прекрасно, заразила его, и он впервые почувствовал, что может довериться её интуиции.              В какой-то момент Колетт потянулась, театрально зевнув, и лениво посмотрела на него.              — Кстати, может, ты уже снимешь этот свой шарф перед сном? А то весь в нём запутаешься, а мне придётся распутывать, а мне лень, — она подмигнула и широко улыбнулась.              Эдгар, слегка смутившись, машинально потянулся к шарфу, но не спешил его снимать.              — Я... привык, — пробормотал он, пытаясь сохранить невозмутимость.              Колетт рассмеялась, её смех был заразительным.              — Ну смотри, если не снимешь, то прыгну на тебя, как Эль Примо! — пошутила она.              Эдгар фыркнул, но в глубине души эта шутка вызвала тёплую улыбку. Он представил, как она действительно так сделает, и картина оказалась настолько абсурдной, что его напряжение немного спало. С Колетт было невозможно оставаться замкнутым слишком долго — её энергия, как солнечный свет, пробивалась даже через самые густые тучи его мрачности.              — Не дождёшься, — коротко бросил он, отворачиваясь.              Колетт засмеялась, её смех разнёсся по комнате, как приятное эхо. Она снова приняла более удобную позу, слегка потянулась и бросила на него шутливый, но тёплый взгляд.              — Ты, как кактус, Эдгар. Колючий снаружи, но если аккуратно, то внутри можно найти что-то мягкое.              Эдгар снова фыркнул, но на этот раз с лёгким смущением. Он всегда считал свою отстраненность силой, но рядом с ней она казалась такой... ненужной.              — Я бы не сказал, что колючки — это плохо, — неуверенно начал он. — Это природная защита, знаешь ли.              Колетт подмигнула, её лицо озарилось озорной улыбкой.              — О, я знаю, как ты любишь свои «колючки». Но, может быть, иногда стоит их немного убрать? Я ведь не собираюсь тебя ранить.              Её голос прозвучал мягко, безо всякой издёвки, и Эдгар замер. Эти слова были настолько простыми, но в них скрывалось что-то большее.              — Быть другим — это нормально, — продолжила она, словно читая его мысли. — Каждый из нас уникален, и это прекрасно.              — Ты говоришь, как будто это так просто, — тихо ответил он, всё ещё сомневаясь.              Колетт пожала плечами и снова уселась поудобнее, скрестив ноги на кровати.              — Ну, по крайней мере, это проще, чем пытаться быть кем-то другим. Мы же не в спектакле, — сказала она, склонив голову набок и весело улыбнувшись. — Хотя иногда кажется, что ты играешь какую-то роль, и уж очень серьёзную. Как будто в жизни запретили хорошее настроение.              — Может, я просто не привык к таким, как ты, — наконец сказал он, его голос звучал чуть теплее, чем обычно.              Колетт подалась вперёд, её глаза весело блестели.              — Таким, как я? Ты хочешь сказать, слишком весёлым и беззаботным?              Эдгар кивнул, но его улыбка стала шире. Она действительно была его полной противоположностью, но именно это и привлекало его.              — И это, и то, что ты просто... настоящая, — произнёс он, осознавая, что слова сами собой вырываются наружу. — Ты не скрываешься за масками.              Колетт удивлённо вскинула брови, но улыбка на её лице стала мягче.              — Ну, может, я просто слишком ленива, чтобы их носить, — пошутила она, но её взгляд оставался серьёзным. — А может, я просто поняла, что в этом нет смысла. Ты теряешь слишком много времени, когда пытаешься быть кем-то другим.              Эдгар молчал, чувствуя, как эти слова медленно проникают в его сознание. Может быть, и ему стоило научиться отпускать свои страхи, хотя бы на время. Может, рядом с Колетт это было бы возможным.              — Видимо, иногда проще быть тем, кого от тебя ожидают, — пробормотал Эдгар, опуская взгляд. — А не тем, кем хочешь быть на самом деле.              — Эдгар... — протянула она, её голос стал более расслабленным. — Я рада, что ты здесь. Иногда так трудно достучаться до тебя, но когда ты наконец открываешься... — Она замялась, словно пыталась подобрать правильные слова. — Это как найти оазис посреди пустыни. И мне это нравится.              Ему не нужно было ничего говорить или объяснять. Колетт, казалось, понимала, что иногда просто быть рядом — это уже само по себе достаточно.       

***

      С наступлением ночи безграничная энергия Колетт начала угасать. Её голос с каждой минутой становился всё тише. Она потянулась, зевнула так, что её вид стал ещё более усталым, и затем, лениво скользнув вниз по кровати, погрузилась в сон.              — Сегодня был классный день, — пробормотала она, слова слегка путались, пока сон понемногу овладевал ею. — Но я совсем вымоталась.              Эдгар наблюдал, как она устраивалась поудобнее, её голова нелепо завалилась на подушку, а конечности запутались в комично неуклюжей позе. Этот вид вызвал у него тихую усмешку. Даже в своём изнеможении Колетт сохраняла некую неосознанную хаотичность, её энергия буквально вплеталась во всё, что она делала, даже в то, как она спала. Он почти был уверен, что она сразу же вскочит, но через мгновение её дыхание стало ровным и медленным — она заснула.       Окинув комнату взглядом, Эдгар отметил, как беспорядок здесь выглядел неожиданно уютным. Яркие, пёстрые постеры, наклеенные кое-как и порванные по краям, создавали целый мир её безудержного энтузиазма. На полках стояли маленькие безделушки, и всё это пространство дышало чем-то её, живым и непосредственным. На одной стороне комнаты висела пробковая доска, усыпанная фотографиями Бравлеров, причудливо соединёнными нитями, как будто она пыталась связать истории каждого из них в единое целое. Повсюду царил хаос, но он не вызывал раздражения; напротив, он наполнял Эдгара чувством странного умиротворения.       Его взгляд случайно упал на тумбочку рядом с кроватью. Среди других мелочей он заметил упаковку с таблетками, на которой было написано «Сертралин». Эдгар нахмурился — он никогда не слышал, чтобы Колетт упоминала о каких-либо лекарствах. На мгновение он задумался об этом, но, вспомнив её всегда оптимистичный настрой, решил оставить этот вопрос без внимания. Раз она не говорила ему об этом, значит, он не должен вмешиваться. Он отвел взгляд, словно скрывая своё любопытство.       В этой тишине он почувствовал себя так, как не чувствовал уже давно. В течение многих лет Эдгар возводил вокруг себя стены, чтобы защитить себя от внешнего мира. Это не было проявлением злости или обиды — это было необходимо для его выживания. Он считал, что, удерживая людей на расстоянии, сможет сохранить свою безопасность. Если они не смогут подойти к нему близко, то и причинить вред ему не удастся. Именно так он думал на протяжении долгого времени. Одиночество было безопасным и предсказуемым.       Но, сидя здесь, в центре неукротимой энергии Колетт, Эдгар понял нечто новое. Этот хаос не был тем, что угрожало его разрушить. Это был хаос, который заставлял его чувствовать себя... живым. В комнате Колетт, среди её разбросанных вещей и ярких постеров, он ощутил то, чего давно не позволял себе — покой. Он тихо поднялся и, присев на холодный подоконник, уставился в окно.       Его взгляд вернулся к ней: теперь она крепко спала, её дыхание было почти не слышно в тишине. Она больше не была просто ещё одним человеком в его жизни. Она стала чем-то важным. И эта мысль заставила его содрогнуться от беспокойства. Это было незнакомое и тревожное чувство, которого он так старался избежать. Впустить кого-то в свою жизнь означало бы открыть себя для новых страданий и разочарований. Это означало бы разрушить стены, которые он возводил годами.              Но Колетт сама нашла способ пройти сквозь эти стены, правда? Её непоколебимый оптимизм, её отказ отступить, даже когда он скрывался за своей холодной отчуждённостью. Она просочилась сквозь трещины, как солнечный свет, проникающий в запертую комнату. И сколько бы он ни старался, он уже не мог этого игнорировать. Она меняла его. И это пугало его.              Он смотрел на уличные огни и понимал, что Колетт стала для него чем-то большим, чем друг. Он чувствовал, что ему больше не нужно так крепко держаться за свои барьеры.              Его беспокоила мысль, что быть уязвимым — значит рисковать, но с Колетт этот страх не был таким острым. Она принимала его таким, какой он есть, со всеми слабостями. Ей не нужно было от него больше, чем он мог дать.              Эдгар вздохнул, чувствуя нарастающее смятение. Он ещё не был готов полностью разрушить свои стены. Не сейчас. Но в тишине этой комнаты, в присутствии её мягкого дыхания, он ощутил нечто новое, давно забытое — надежду. Может быть, не так уж плохо позволить кому-то войти в его мир. Может быть, уязвимость не обязательно была слабостью, когда это касалось человека, которому можно доверять. Он ещё не знал, что это значит для него, но впервые за долгое время мысль об открытости не вызывала у него паники. И это, как он осознал, уже было началом.              Уязвимость. Одно лишь это слово заставляло его грудь сжиматься. Позволить кому-то войти в его мир означало рискнуть всем. Мысль о том, что Колетт может увидеть те части его души, которые были сломаны, те, что он так долго прятал, вызвала волну страха. Но в то же время в ней было что-то, что делало этот страх... терпимым. Менее острым. Рядом с ней он не чувствовал острой необходимости постоянно держать оборону. Она ничего от него не требовала. Она принимала его таким, какой он есть, даже если это означало, что с ним не всегда было легко.              Эдгар перевёл взгляд на окно, где вдали тускло мерцали огни города, едва пробиваясь сквозь ночную дымку. Тяжесть собственных эмоций давила на него сильнее, чем обычно. Он был ещё не готов полностью отказаться от своих стен. Пока нет. Но впервые он начал задумываться: может быть, не стоит защищаться так яростно? Возможно, уязвимость не всегда означает слабость. Не с таким человеком, как Колетт — человеком, который снова и снова доказывал, что ему можно доверять.              Часть его всё ещё хотела отступить, снова уйти в безопасное укрытие своей изоляции. Но другая часть, та, что становилась сильнее с каждым днём, хотела остаться. Хотела узнать, куда это всё может привести. Он ещё не понимал, что это значит, но впервые за многие годы мысль об открытости не приводила его в панику. Это по-прежнему пугало, но не так сильно, как раньше. Может быть, позволить кому-то войти в его мир — не такая уж плохая идея. Может быть, Колетт — это исключение.              Он снова бросил взгляд на Колетт, наблюдая, как она спокойно спит, и вдруг поймал себя на мысли, что надеется — она никогда не перестанет пытаться вытянуть его из его ямы. Потому что в глубине души он знал, что она единственная, кому это действительно удастся.              На мгновение Эдгар захотел быть таким же бесстрашным и независимым, как она. Он тихо выдохнул и прислонил голову к холодному окну. Ночь была спокойной, но мысли его бурлили, меняя и переформировывая его представления о себе. Колетт заставила его задуматься и увидеть мир по-новому.              И всё же, в тишине её комнаты, вдалеке от приглушённого гула города, Эдгар почувствовал нечто, что долго не позволял себе чувствовать: надежду.              Может быть, всё-таки не так уж страшно — позволить кому-то войти в твою жизнь.